Вообще-то я вот уже пять лет не курю, - пояснил он, разминая протянутую Георгием "золотую яву", которая, если верить рекламным плакатам, представляла собой некий "ответный удар" - не то зарубежным производителям всяких там "уинстонов" и "марлборо", не то родимому Минздраву вкупе с армией курильщиков. - Хронический гастрит, знаете ли. Но ради нашего с вами знакомства стоит вспомнить старые привычки, пусть даже вредные для здоровья... Кстати, мы можем ехать. Только впредь давайте воздержимся от... резких движений, хорошо? Георгий кивнул. Неизвестно почему, но загадочный пассажир вызывал у него симпатию. - Скажите, Георгий Анатольевич, - начал незнакомец, жадно затянувшись и уставившись на сигарету в своей руке так, будто ожидал, что она взорвется, - как вы относитесь к той войне, в которой вам пришлось участвовать? - Видимо, заметив в зеркальце усмешку Ставрова, пассажир тут же поспешно добавил: - Извините, конечно, за столь нелепый вопрос. Сформулируем его иначе... Представьте, что судьба свела бы вас с теми людьми, которые развязали чеченскую кампанию. Представьте, что вам стали бы известны достоверные факты, свидетельствующие о том, что эти люди несут непосредственную ответственность за гибель ваших товарищей, да и за гибель ни в чем не повинных женщин, стариков, детей - тоже... Если бы вам предоставилась возможность покарать этих людей за их преступления, сделали бы вы это? Ставров покачал головой. - Какой смысл обсуждать это? - поинтересовался он. - Судьба, как вы говорите, никогда не сведет меня ни с бывшим министром, ни с нынешним... ни с прочими государственными деятелями. - Вы что, серьезно считаете, что в развязывании этой бойни виновны одни только министры? - удивился незнакомец. - Вы сильно заблуждаетесь, Георгий Анатольевич. Есть и другие люди, которым удалось тогда и удается сейчас оставаться в тени, но именно их криминальные замыслы пытались реализовать Грачев и компания... Да, их тоже трудновато достать, но в принципе можно... Если, конечно, очень захотеть. Что же касается судьбы, то ее вполне могу вам заменить я. Точнее - наша Ассоциация, от имени которой я и беседую с вами... Далее незнакомец поведал Ставрову следующую историю. Когда некоторым людям, находившимся в оппозиции к нынешнему руководству страны, стало ясно, что власть имущие не намерены разбираться, кто же должен отвечать за самую бессмысленную и самую кровопролитную войну за последние полвека на территории бывшего Союза, то они решили сделать это сами. С этой целью была создана тайная организация, объединявшая в своих рядах представителей самых разных профессий, возрастов и слоев населения. Своей целью Ассоциация - так именовалась эта организация - ставила установление исторической правды о чеченской войне - но это была только официальная, "надводная" часть задач. Никто не должен был знать, что Ассоциация взяла на себя тайные функции носителя карающего возмездия по отношению к тем, которые были приговорены ею к смерти за особо опасные преступления. Именно их и должны были устранять ветераны чеченской войны, которых Ассоциация активно вербовала под свои знамена в качестве исполнителей ("Палачей", попытался поправить своего собеседника в этом месте Ставров, но тот упрямо повторил: "нет, нет, именно - исполнителей приговора. Терминология здесь очень важна!")... В свете вышесказанного становилось понятно, каким образом Ставров попал в поле зрения Ассоциации и какое согласие от него требуется... Это был какой-то бред наяву. Не доезжая двух кварталов до своего дома, Ставров притер машину к бордюру и, глядя прямо перед собой, сказал человеку на заднем сиденье: - Послушайте, как вас там... Пора расставить все точки над "и". Я не знаю, действительно ли существует Ассоциация, которую вы якобы представляете. Я также не знаю, нашлись ли идиоты, которые согласились работать на вас. Но я твердо знаю одно: в случае со мной вы допустили ошибку. И ошибка эта вызвана тем, что вы, скорее всего, переоценили свои способности уговаривать людей. - Незнакомец дернулся что-то возразить, но Георгий остановил его жестом. - Выслушайте меня до конца, прежде чем мы с вами расстанемся навсегда... Вот вы спросили меня, как я отношусь к чеченской войне. И, наверно, вам казалось, что таким, как я, остается только одно - ненавидеть и войну, и самих себя, принимавших в ней участие. А теперь попытайтесь понять меня, когда я признаюсь вам, что все три года, которые прошли после тех событий, я испытывал лишь одно чувство - желание забыть ту проклятую серую зиму, когда все нормальные люди в стране встречали Новый год, а мы, одураченные и преданные, лежали в жидкой грязи, смешанной с кровью, и нам казалось, что мы попали в ад, и каждый из нас думал про себя в отчаянии: "Господи, ну почему именно я? Что такого я натворил в своей жизни, за что ты караешь меня кромешным адом на земле?"... Ставров не то всхлипнул, не то откашлялся и принялся старательно прикуривать очередную сигарету от окурка, догоревшего до самого фильтра. - Понимаете, - продолжал он, не поднимая головы, словно разговаривал сам с собой, - любый нормальный человек, когда его обманывают, прежде всего испытывает чувство стыда. Ведь виноват, по большому счету, не только тот, кто обманул, но и тот, кого обвели вокруг пальца... Да, можно тысячу раз сослаться на то, что нас никто не спрашивал, согласны ли мы штурмовать Грозный, и что мы всего-навсего выполняли чей-то приказ, но в душе твоей будет оставаться тот червячок, который постоянно будет нашептывать тебе: а разве совсем ничего нельзя было поделать, чтобы не участвовать в этой войне? Разве не с твоего молчаливого согласия тебя сделали рабом большой политики и послали принимать и творить смерть?.. Вот почему лучший выход для всех нас, оболганных и обесчещенных - это не бросаться обвинениями направо и налево и, тем более, не мстить. Напротив, нам следует сейчас сидеть тихо-тихо по норам и ждать, пока о нас окончательно забудут, как забыли о тех, кто воевал в Афганистане... Лично я так и делаю. Когда по телевидению показывают Чечню - пусть даже сегодняшнюю, а не кадры из военной хроники - я переключаю его на другой канал. И когда те люди, с которыми я познакомился недавно, спрашивают меня, чем я занимался в конце девяносто четвертого - начале девяносто пятого, я с честным лицом, не моргнув глазом, принимаюсь напропалую врать им. А когда приходится загорать на пляже, и меня спрашивают, что это у меня за шрамы на руке и на спине, я несу всякую чушь про то, как я поскользнулся по пьяной лавочке и растянулся на осколках разбитой бутылки!.. Ставров с остервенением выбросил окурок в приоткрытую форточку дверцы. - Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я никогда не соглашусь на ваше нелепое предложение, - глухо сказал он, косясь в зеркальце на незнакомца. - До свидания. Но человек в светлом пальто не спешил покидать машину. - Ну что ж, - сказал он, глядя куда-то в сторону, так что Ставрову отчетливо был виден его правильный профиль на фоне заднего стекла. - Вы считаете, что я допустил ошибку, затеяв с вами этот разговор... Но позвольте заметить, Георгий Анатольевич, что и вы ошибаетесь, категорически отказываясь от моего предложения. Да, мне понятно ваше желание забыть такое тяжкое прошлое. Но дело в том, дорогой Георгий Анатольевич, что тот червячок в душе, которого вы столь образно упоминали - не простой червячок. Это его все нормальные люди называют совестью. Вот представьте: ест поедом вас этот червячок, растет потихоньку, а потом превращается в небольшую змейку. До поры до времени она еще дремлет, эта змея, потому что в душе вашей, Георгий Анатольевич, царит пока та самая зима, которая так запомнилась вам, а зимой все пресмыкающиеся, как известно, спят... Но где гарантия, что зима в душе продлится до конца ваших дней? Почему вы так уверены, что в один прекрасный день змеи совести не пробудятся и не сожрут ваше нутро? Ставров покрутил головой. - Что-то мы с вами забрались в дебри, - сказал он. - Мне пора... - Извините, - вежливо сказал симпатичный человек в пальто. Потом достал из кармана и протянул Ставрову купюру - видно, она у него была заготовлена заранее. - Вот, возьмите... Ставров взглянул на купюру и запротестовал, но незнакомец сказал: - Берите, берите, это ведь не просто деньги. Номер на купюре одновременно является номером телефона, и вы сможете позвонить по нему, как говорится, в любое время дня и ночи, если вдруг передумаете. Чем черт не шутит?.. "Если он сейчас попросит передать горячий привет моей жене, придется слегка испортить его внешний вид за столь изощренный шантаж", промелькнуло в голове у Ставрова. Но незнакомец молча выбрался из машины и молча приложил два пальца к виску в шутливом прощальном приветствии. Против своей воли Ставров приоткрыл дверцу и высунулся из машины. - Я все-таки никак не могу понять, зачем?.. - спросил он вежливо улыбающегося незнакомца. - Что это даст вам? Что это даст мне? Что это даст всем нам? - А всё очень просто, - с готовностью, словно давно ждал этого вопроса, ответил "Тихонов-Штирлиц". - В природе есть закон сохранения энергии. Почему бы не предположить, что существует и закон сохранения справедливости, черт возьми?!.. Когда Ставров отъехал на несколько метров и оглянулся, то на тротуаре никого уже не было. Его недавний собеседник словно растворился в воздухе.
   Глава 3
   - Вы к кому, гражданин? Вопрос явно относился к Ставрову. Он растерянно оглянулся на закуток вестибюля, отгороженный отполированным до блеска барьером, из-за которого до Георгия и донесся сердитый голос. Из-под белого колпака на него пристально уставились выцветшие колючие глаза. Женщина была в годах и, видимо, обладала незаурядным опытом по части того, чтобы не пускать в палаты посетителей, заявившихся в неурочное время. Черт, раньше здесь было не так строго!.. Что это они вздумали установить режим охраны, как в тюрьме? Надо было захватить что-нибудь... шоколадку хотя бы... или коробку конфет. Но кто же знал?.. Чувствуя себя взятым с поличным вражеским шпионом, Ставров подошел к стойке. - Я к Александру Левтонову, - сказал он. - Двадцать девятая палата в хирургическом... Женщина за стойкой полистала какие-то бумаги. - Ну, есть такой, - с неохотой признала она. - Только не в двадцать девятой, а в пятьдесят третьей... На пятый этаж перевели его на позапрошлой неделе. Неужели я не был у Сашки уже целых две недели?! Да за такое разгильдяйство меня надо публично выпороть на Красной площади!.. - А вы кто ему будете? - осведомилась женщина. - Родственник? - Самый близкий, - усмехнулся Ставров. - Мы с ним служили вместе... Что-то человеческое на миг промелькнуло в сухих глазах дежурной. - Близкий, говоришь? - с суровым укором сказала вдруг она. - Что же ты тогда с пустыми руками заявился к своему дружку? - Да я, это... Я ненадолго... Дай, думаю, забегу на минутку... Проведать, совсем смутился Ставров. - Ладно, - сказала женщина. - Иди уж... Только быстро. Ставров поднялся на верхний этаж по узкой бетонной лестнице, где пахло лекарствами, прокисшим молоком и табачным дымом - в каждом пролете на подоконниках красовались разнокалиберные банки, битком набитые свежими, еще вовсю дымящимися окурками. Пятьдесят третья палата оказалась в самом конце коридора. Ставров потянул на себя ручку и с невольной осторожностью переступил порог. - Ну кто там еще? - раздался из глубины палаты знакомый голос. - Да заходите же, не стесняйтесь!.. Ставров прикрыл за собой дверь и сделал два шага к деревянной койке, где под тощим шерстяным одеялом лежал худощавый парень с бледным лицом. Это был Сашка Левтонов. - А, это ты, Гер, - вяло сказал Сашка. - Ну, проходи, располагайся, что ты, как неродной? Или боишься, что здесь, как в Грозном, всё заминировано? Шутка вышла невеселой, и Сашка, видно, сам почувствовал это, потому что сделал вид, что ему надо срочно высморкаться. Ставров присел на стул возле койки и огляделся. Палата была небольшой, но казалась пустой. Коек, кроме Сашкиной, здесь больше не было. На тумбочке что-то неразборчиво бормотал цветной телевизор. В глубине комнаты простой обеденный стол был накрыт скатертью, бывшей белой, наверное, лет пять назад. А вдоль стены почему-то было очень много стульев, как в какой-нибудь приемной. - Ух ты, - воскликнул Георгий, - в какие хоромы тебя поместили! - Да уж, - скривился Сашка. - Только я бы лучше в какой-нибудь захудалой коммуналке обитал, чем в таких хоромах!.. - Ничего, ничего, - подбадривающе сказал Ставров. - Будешь ты еще и в коммуналке жить, и в отдельной квартире!.. Ты, главное, выздоравливай побыстрее!.. Как ты сам-то? Как кормежка? - Да нормалёк, - нехотя сказал Левтонов. - А что врачи говорят? - не удержался от банального вопроса Ставров. - Они не говорят, - ухмыльнулся Сашка. - Врачи, старик, предписывают... "Столько-то кубиков того... Столько-то кубиков - этого... Лечебная гимнастика... Пить нельзя, курить нельзя"... - Он со злостью смял на груди одеяло. - Обрыдло мне все это, Гера, понимаешь? Об-рыд-ло!.. - Знакомый синдромчик, - из солидарности сказал Ставров. - Когда сам лежал, тоже готов был на стенку лезть!.. Как моя Ольга говорит: "До блевоты!"... - Ладно, что мы всё обо мне да обо мне? - воскликнул Левтонов. - Ты-то как поживаешь? Что нового? Как жена, дочка? - Да ничего, - сказал Ставров. - Пока всё без изменений... Вот дьявол, подумал он. Все-таки что значит - больница!.. Здесь сама обстановка сковывает язык и заставляет посетителя быть каким-то занудным оптимистом. "Все нормально"... "Ничего нового, всё по-старому"... "Как кормят?"... "Как ты себя чувствуешь?"... "Что говорят врачи?"... "Не расстраивайся, все будет хорошо"... "Когда тебя выпишут?"... Хотя о выписке, пожалуй, не стуит спрашивать. И всё!.. И не находится других тем для общения с человеком, с которым ты бок о бок лежал под минометным обстрелом и который действительно тебе ближе, чем самый близкий родственник, потому что не раз и не два спасал тебе жизнь... "А что я ему могу рассказать?", вдруг подумал Ставров. Если вдуматься, то ничего!.. Не будешь же рассказывать о своих делах на работе человеку, который третий год прикован к больничной койке! И не рассказывать же о жене и о дочке тому, у кого с детства не было семьи!.. Он вдруг обратил внимание на бухтящий телевизор. Это был переносной "Шиваки". - О, я смотрю, ты начинаешь разживаться имуществом! - шутливо сказал Ставров вслух. - Кто это тебе приволок? - Он кивнул на телевизор. - Неужели родственники отыскались? - А ты что, не смотрел вчера новости дня по московской программе? - ответил встречным вопросом Левтонов. - Новости дня? Ну вот еще, делать мне нечего!.. А при чем здесь твой телик? - Как причем? - искренне удивился Сашка. - Ну, ты даешь, старлей!.. Выяснилось, что не далее, как вчера утром Сашку навестила целая делегация высших чинов из Министерства обороны. Оказывается, Сашку еще в Грозном представляли к медали "За отвагу" - и награда эта, как водится в Отчизне, нашла героя всего через два года... К медали Министерство обороны присовокупило ценный подарок в виде вот этого телевизора. Но главное было не в этом... Генералов сопровождала стая телеоператоров и репортеров, и вечером трогательную церемонию награждения раненого героя показали по столичному каналу... Тут Левтонов замолчал и сосредоточенно уставился в телевизор, где многодетная мать в очередной раз выбирала только импортный стиральный порошок. - Что ж ты молчишь, герой России? - хлопнул его по плечу Ставров. Поздравляю!.. Покажи медаль-то! Сашка как-то странно покосился на него. - Дурак ты, Ставров, или притворяешься? - спросил задумчиво он. - Ты что, действительно думаешь, что я буду радоваться дерьмовой железке, которую эти сволочи сунули мне в зубы? Ты думаешь, я от этого так растрогаюсь, что прощу их?.. Телик ихний - ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок, пусть стоит, хлеба не просит, а вот медальку я, только они ушли, выкинул!.. Понял? - Как это - выкинул? - не понял Ставров. - Куда? - В окошко, куда же еще?.. Попросил сестру, она мне одну створку приоткрыла, и я как швырнул эту побрякушку вниз!.. Представляешь, весной пацаны какие-нибудь найдут ее под деревьями, быть может... А что? Пусть играют! И Левтонов опять отвернулся к экрану, на котором жизнерадостные, пышущие здоровьем парни и девки долго и косноязычно объясняли, почему они предпочитают одну жевательную резинку другой. - Саш, - тихо позвал его Ставров. - Ты, главное, не расстраивайся. Всё будет хорошо... Извини, мне пора. Я к тебе еще заскочу на днях... Он хлопнул Левтонова по острому плечу, выпиравшему костлявым углом из-под одеяла, под которое сразу от нескольких капельниц тянулись пластиковые трубочки с разноцветными жидкостями, и быстро вышел. Уже спускаясь по лестнице, Ставров вспомнил про загадочного представителя не менее таинственной Ассоциации, с которым разговаривал той ночью. Вот бы лучше куда эти "народные мстители" направили свои усилия, подумал он. Вместо того, чтобы тратить силы и средства на карательные акции и игры в конспирацию, занялись бы лучше оказанием реальной помощи таким бедолагам, как Сашка!.. Кстати, забыл я совсем рассказать ему про этого типа в пальто. Интересно, что бы мне посоветовал Сашка? Ладно, в следующий раз расскажу ему... Но услышать совет от своего друга Ставрову не пришлось. В тот же вечер Сашка покончил с собой, выбросившись вниз головой из окна своей палаты на бетонные плиты тротуара. Предсмертной записки он не оставил. Видимо, полагал, что ему больше нечего сказать этому проклятому миру... Персонал больницы был в шоке, хотя, на взгляд Ставрова, врачи и сиделки больше опасались обвинений в свой адрес, нежели сожалели о Сашке. Организация похорон легла полностью на плечи Ставрова: Левтонов был сиротой, выросшим в детском доме. Когда тело Сашки было предано земле, Георгий занялся поиском того сюжета, который был показан про посещение Сашки генералитетом. Для этого Ставрову не потребовалось обращаться в Останкино. В НИИ, где вот уже год работал Георгий, существовал отдел, занимавшийся анализом и обобщением телевизионных материалов. В отделе имелся свой видеоархив, который пополнялся с помощью круглосуточно крутящихся в режиме записи видеомагнитофонов. Найти нужную запись оказалось нетрудно - к счастью, ее еще не успели стереть как информативно малозначащую... Просмотрев видеозапись того самого телесюжета, Георгий понял, почему Сашка Левтонов покончил с собой. ... Да, всё было так, как он и рассказывал. Лоснящиеся в притворной заботливости о бывшем подчиненном физиономии армейских чиновников, потеющий от непривычной миссии главком, выдавливающий из своего пузатого нутра угловатые фразы о том, что Отечество-де никогда не забывает своих сынов; охапки пышных, аляповатых цветов и вспышки фотокамер ("Они бы лучше пару килограммов каких-нибудь фруктов принесли, чем эти никому не нужные цветы", не удержался от напрашивающейся мысли Ставров)... И уже в самом конце сюжета, когда у сановных посетителей иссяк скудный запас теплых слов, бойкий закадровый голос оттарабанил: - Да, награда, как этого и следовало ожидать, нашла героя, но радость от этого события несколько омрачает одно неприятное обстоятельство. Жить бывшему прапорщику Александру Левтонову осталось совсем немного. Приговор врачей был суров и однозначен - рак крови... Поэтому не исключено, что вы видите на своем экране этого обаятельного человека в последний раз... Рекламная врезка. "Самые горячие и животрепещущие новости - только на нашем канале!"... Ставров ударил кулаком по колену, не чувствуя боли. Вышел на балкон, покурил, невидящим взглядом окидывая зимне-серый мир вокруг. Вернувшись в квартиру, спросил жену, возившуюся в ванной со стиркой: - Оль, где те деньги, что я нахалтурил на прошлой неделе? Ольга с иронией склонила голову к плечу: - А что такое? - Мне срочно нужна та стотысячная купюра, которую я тогда принес! - И где же я тебе ее возьму? - поинтересовалась жена. - Рожу, что ли?.. Или ты думаешь, что я деньги - если, конечно, это можно назвать деньгами - в бочке вместо капусты на зиму солю?!.. Давным-давно я разменяла твою жалкую сотенную... А что мне было делать - сидеть и любоваться на нее, что ли? Ставров отвел глаза. - Ладно, не кипятись, - пробормотал он. - Ну, разменяла так разменяла, что ж теперь?.. Жена хмыкнула и с таким ожесточением принялась полоскать рубашку, словно это был ее "непутевый муженек", измочаленный и скрученный в несколько раз. Ладно. Вернувшись в комнату, Георгий включил компьютер и запустил программу подключения к Сети. Вдруг на экране появилось предупреждение: "На ваш адрес Е-MAIL поступило экстренное сообщение. Отправитель неизвестен. Будете просматривать? (Да, Нет)". Ставров пожал плечами. За все полтора года владения персональным "почтовым ящиком" в системе электроннной почты его скромная персона еще никого не заинтересовала. Кто бы мог пожелать что-то сообщить ему? Какой-нибудь заблудившийся в Сети новичок? Или хулиган-хакер, сочинивший послание, сплошь состоящее из самых отборных ругательств, и запустивший его в Сеть по принципу "на кого Бог пошлет"?.. Однако, Ставров не угадал. Сообщение было весьма коротким. Оно содержало всего одну, абсурдную для посторонних, фразу: "На тот случай, если змеи начинают пробуждаться после зимней спячки, повторяю номер, с помощью которого их можно успокоить..." - и далее шли семь цифр. Георгий покрутил удивленно головой. "Павлин, говоришь?", пробормотал он одну из своих любимых присказок, еще в детстве позаимствованных у знаменитого киношного красноармейца Сухова, и потянулся к телефону.
   Глава 4 - Пап, посмотри, какая неприятная рожа! - Капка потянула Ставрова за рукав. - Где? - рассеянно полюбопытствовал Георгий, озираясь по сторонам. - Да не там! - снова дернула его руку дочь. - Там, куда ты уставился, обыкновенная Баба-Яга на самолете... - На аэроплане, - машинально поправил Капку Ставров. - О, господи! - совсем по-взрослому вздохнула Капка. - Ну пусть будет на аэроплане!.. Ты не туда смотришь, пап. Вон там, внизу, видишь мальчишку?.. Ставров обвел быстрым взглядом первый этаж магазина, благо с балкона второго этажа центральный зал "Детского Мира" был виден, как на ладони. Несмотря на выходной день, посетителей здесь было немного. А те, что все-таки заявились сюда, явно не горели желанием сметать с прилавков и из-под оных все товары подряд. Давным-давно кануло в Лету время жарких битв изнеможенных очередей за дефицит и торговли из-под полы импортными шмотками на лестничных площадках между этажами. Насколько помнилось Георгию Ставрову, последний раз он был в самом большом детском универмаге страны именно в те годы, когда приобретение даже пустячных вещей носило характер этакой вылазки за "языком" в тыл врага. Теперь же невооруженным глазом было видно, что "Детский Мир" стал не только и не столько магазином, сколько гибридом городка аттракционов и тематической выставки "Жизнь и быт хорошо обеспеченного ребенка в конце ХХ века". Тот самый зал, на который с высоты полета моторизованной Бабы-Яги взирали сейчас Ставров и Капка, был отдан во власть детей полностью и безраздельно. Буквально на каждом квадратном метре здесь был установлен либо игральный автомат, либо надувная горка для малышей, либо игрушечный домик размером со шкаф. Главным же аттракционом, по отчетливо просматривающемуся замыслу администрации, должна была стать десятиместная карусель в центре зала, над которой болтались в корзине воздушного шара мультяшные мыши неестественной величины. Мальчишка, которого показала отцу Капка, вовсе не был отталкивающим уродом. Это был нормальный с виду сверстник дочки Ставрова. Ну, может быть, на пару лет ее постарше... Однако от окружавших его детей он отличался не только высокомерно-презрительным взглядом - что, скорее всего, и вызвало антипатию Капки. Он на ходу что-то говорил в прижатую к уху черную коробочку мобильного телефона - и вовсе не такого игрушечного, который Ставров в прошлом году подарил дочке на именины. На нем были кожаные брюки, ботинки армейского типа на высокой подошве - детский вариант модного в сезоне "пэтриота", небрежно распахнутая курточка из дорогой овчины. Мальчик был ходячей иллюстрацией с обложки "Бурда моден". Он отнял от уха телефон, сунул его огромному мужчине крепкого телосложения, неотступно следовавшего по пятам за мальчишкой (еще один человек в низко надвинутой на лицо шляпе держался в стороне, профессионально оглядывая окружающее пространство и фиксируя любые излишне резкие движения в нем) и устремился к игральному автомату типа "стрелковый тир". Там из электронного ружья - впрочем, весьма похожего на настоящую снайперскую винтовку - уже палил по невидимым мишеням мальчишка лет десяти, но юный плейбой явно не был обременен терпением настолько, чтобы безропотно дожидаться своей очереди. Он грубо оттолкнул своего конкурента от автомата и схватился за приклад ружья. Обиженный мальчуган громко запротестовал, и к нему рванулась было просто одетая женщина, но возле них мгновенно возник громила. Ставрову было хорошо видно, как, не переставая перемалывать жвачку, он что-то спокойно, но непреклонно процедил на ухо женщине, а потом протянул женщине цветную бумажку, и мамаша, с готовностью приняв компенсацию, заторопилась к выходу, влача за собой всхлипывающего сынишку. Ставров, не сдержавшись, скрипнул зубами и огляделся. Капки рядом с ним уже не было, и он узрел ее сиреневую вязаную шапочку перед витриной с образцами косметики, которые зачарованно изучала Ольга. - Послушай, Гер, - сказала с необычным для нее смущением жена Ставрову, когда он подошел к ней. - Мне тут одна тушь понравилась... Вон та, третья справа. Ставров тупо уставился на продолговатый цилиндрик цвета "синий металлик" - Ну, а в чем дело? - осведомился он. - Если нужно, купи!.. - Ой, она же дорогая! - тут же испугалась Ольга. - Ты что, забыл, зачем мы сюда приехали? На Лубянку они совершили вылазку, чтобы приобрести "осенне-весенние" ботинки для дочки, которая давно изнывала по модным "платформам" на толстой подошве и высокой шнуровке.