Петька вдруг подскочил и схватился руками за край задней стенки вагона. Подтянулся вверх, посмотрел в сторону туннеля.
   — Живой он!
   Таня иТимкаивал к краю, но пересилить себя уже не смог.
   Все произошло в момент. Наверное, он наклонился слишком низко, и у него соскользнули ноги. С криком он полетел вниз. Струя ветра, залетающая в туннель, прокрутила его в воздухе и шмякнула обо что-то мягкое. Раздался собачий визг, испуганные голоса людей. Шурка открыл глаза. Рядом, не мигая, смотрела на него огромная овчарка. У противоположной стенки стояли трое солдат, направив на Шурку автоматы.
   — Дядя, я боюсь собаки.
   — Откуда ты? Чей?
   — Дядя, я сверху спрыгнул, я ничейный. Я бродячий!
   — Кто с тобой был?
   — Никто. Я в одиночку бродячий!
   Петька видел, как Шурка, поскользнувшись, свалился в вагон к охране. Сначала ребята думали, что он упал мимо и разбился. Но когда поезд отошёл от туннеля, на пустых рельсах только метался часовой.
   — Теперь нас в Пихтовой, наверняка, арестуют.
   — Почему, Петька?
   — Часовой сообщит по рации, он же видел, как Шурка прыгал.
   — Нас-то он не видел.
   — Bсе равно, Тимка, вагоны теперь проверят все.
   Таня в разговор не вступала. Она сидела на корточках, смотрела вверх, на бесконечно плывущие горные хребты. Петька отполз в угол вагона и через брезент стал ощупывать ящики. Между досок в ящиках чувствовались небольшие щели. Петька откинул край брезента и запустил руку в ящик. Пальцы нащупали маслянистые стволы винтовок.
   Стучали колеса. Проскакивая полустанки, паровоз выбрасывал чёрные волны дыма, оглушительно гудел. Тревожно отзывались ему угрюмые байкальские горы.
   — Петька, — спросила Таня, — а если ещё японцы на нас нападут. Армия наша справится?
   — Справится. Трудно, конечно, придётся, но справится.
   Тимка прищурил глаза, как будто видел перед собой хищника, и сказал:
   — Винтовки возьмём, из-за каждого дерева стрелять будем.
   Прижавшись друг к другу, ребята задумались. Прошедшая зима была для них безрадостной. На Байкал в Большие Коты в один день пришли три похоронки. Под Курском погиб Танин брат Василий. И осталась она круглой сиротой. Вторая похоронка пришла Булаховым. Тимкин отец пал смертью храбрых под Сталинградом. Один на белом свете теперь и Петька Жмыхин. В похоронке было написано красными чернилами: «Выполняя особое задание командования в тылу врага, майор Жмыхин отдал свою жизнь во имя Родины». А потом сообщили, что погибла мама, доставляя боеприпасы в осаждённый Ленинград. Петька тогда плакал четыре дня и едва пришёл в себя, как случилось ещё одно несчастье. Утром, в субботу, не проснулась бабушка. Петька с Таней побежали к Булаховым. Тимкина мама сходила, посмотрела и, вернувшись, попросила не ходить пока домой, потому что бабушка Вера Ивановна умерла.
   Петьку и Таню Булаховы взяли к себе. Жили впроголодь, но дружно. Помогали соседи. Делились последним. Весной, когда стало известно, что ребят за участие в поимке шпиона направят в пионерский лагерь, женщины в посёлке обрадовались:
   — Слава богу, — говорили они, — хоть не будете голодать.
   В вагоне стало темно и душно, поезд проходил туннель. Быстро договорились: если в Пихтовой арестует милиция, Шурку не признавать и при первой же возможности постараться бежать. Пробираться всем к перевалу у Пихтовой и там ждать друг друга «хоть сто лет».
   Поезд заметно сбавлял скорость. Тимка, уцепившись за борт, подтянулся:
   — Кажись, Пихтовая.
   Заскрипели тормоза. Мальчишки вышвырнули из вагона узел. Подняли Таню:
   — Прыгай!
   Вскочили сами на борт и, вскрикнув, упали обратно в вагон. Там, на песчаной насыпи, стояли военные, человек шесть и женщина с красной повязкой на рукаве. Слышно было, что кто-то лезет в вагон. Замерли. Сверху на ребят насмешливо смотрел пожилой милиционер:
   — Станция Березай, ребятки, там залез, а тут слезай!
   Таню, Тимку и Петьку милиционер повёл в обход длинного поезда к маленькому зданию вокзала.
   — Дядя, вы нас в посёлок поведёте?
   — В посёлок не поведу. Далеко, разбежитесь, пожалуй. Выясним все здесь и согласно инструкции в детский приёмник отправим.
   В комнате на вокзале ребята переглянулись. В углу на скамейке сидел Шурка Подметкин и молча плакал. Увидев друзей, вытер слезы, просиял. Но заметил Петькин кулак и сделал безразличное лицо. Отвернулся.
   — Этих знаешь?
   — Дяденька, я их первый раз вижу. Я бродячий и ничейный.
   — Понятно, тебя, значит, в Иркутский приёмник отправлять надо.
   Шурка снова разрыдался.
   — А как вы, ребятки, в вагоне очутились?
   Петька, Таня и Тимка понесли такую околесицу, что Шурка перестал плакать и слушал, разинув рот. Милиционер тоже слушал внимательно. Потом сказал:
   — Каждую неделю мне беглецы попадаются, сочиняют все подряд, но такую, простите, жуть слышу впервые. Моё дежурство до самого вечера, с удовольствием выслушаю до конца. А сейчас некогда.
   Он вынул из ящика синий лист бумаги со штампом «железнодорожная милиция» и мелким почерком стал писать.
   Он заполнил пол-листа, когда в коридоре раздался топот. Распахнув дверь, женщина с красной повязкой на рукаве крикнула:
   — Сержант, быстрей, рычаг у семафора заклинило. Милиционер, позабыв обо всём, побежал вслед за женщиной. Переглянувшись, ребята схватили свой узел, кинулись в коридор. Через запасную дверь вылетели на улицу и, не оглядываясь на вокзал, бросились в лес.

ГЛАВА 7

   Перевалив скалистую гору, беглецы спустились в распадок, заросший тёмными елями. Почувствовав себя в безопасности, упали на землю и, раскинув в сторону руки и ноги, смотрели в синее небо.
   — Шмутки надо разложить, а то узлом тащить не сподручно, как вы думаете? — угодливо спросил Шурка.
   Ему не ответили. Тогда он ни с того ни с сего весёлым голосом сообщил:
   — А я в вагоне овчарку гладил и нисколечко не боялся.
   Ему опять ничего не сказали.
   — Почему молчите?
   — Потому что ты в вагон испугался прыгнуть.
   — Я сначала сдрейфил, а потом-то сиганул, как рыба.
   — Не ври, мы все видели.
   — Чего вы злитесь, все же обошлось.
   — Ну да, обошлось. Он приметы записал и нас поймать запросто смогут.
   — Ха, поймать, — Шурка вскочил на ноги и ловким движением выдернул из-за пазухи синий листок. Во, видели. — Подражая голосу милиционера, Шурка стал читать:
   «На перегоне Тунка — Пихтовая охраной задержаны беспризорные дети. Девочка лет 12-13. Волосы светлые, глаза синие большие… Мальчики…».
   Шли такие точные описания, что ребята удивились. Графа «осмотр вещей» была пустая.
   Петька забрал у Шурки протокол.
   — Ты солдатам говорил про нас?
   — Не-е. Я сказал, что я один. Они мне дали пошамать. — Ломтик хлеба с маслицем поднесли.
   — Ну ладно, хоть не проболтался.
   Ребята развязали узел, съели по толстому сухарю, поровну разделили поклажу и пошли вверх по распадку. Ельник кончился. Появились яркие цветы. На каменистых осыпях они казались пятнами крови. Солнце быстро садилось, кутаясь в розовую дымку. Тимка забеспокоился.
   — Кажись, ураган будет, надо прятаться.
   Сбросили мешки и, оставив Таню караулить, пошли искать какую-нибудь пещерку.
   Прошарили склон, по ничего подходящего для ночлега не нашли. А ветер, разгулявшись, уже свистел по ущельям.
   — Эй, мальчишки, идите сюда, — позвала Таня. — Я нашла. Мы все вместимся.
   Танина пещерка оказалась узкой горизонтальной трещиной прямо под скалой. Запихнули туда мешки, протиснулись сами. Старательно засыпали вход щебнем и в кромешной тьме вытянулись на каменистом полу…
   Сколько помнит себя Шурка, он всегда боялся пещер. Даже у себя на Байкале в пещеру, которая почти рядом с его домом, он никогда один не заходил. Ему казалось, что стоит только войти под тёмный свод, скала сразу же рухнет. Сейчас, лёжа с ребятами, он незаметно поднимает в темноте руку и щупает шершавый потолок. Шуркина спина холодеет, ему кажется, что потолок становится все ниже и ниже. Шурка начинает представлять, как потолок сейчас пойдёт вниз, выскочить не успеешь, и раздавит тебя в лепёшку.
   — Куда ты полез! — закричал на Шурку Тимка.
   — Мне душно. Я возле дыры хочу лечь, рядом с Петькой.
   — По шее получишь!
   — Мальчишки, пусть он ляжет у входа. Он, наверно, боится.
   — Ползи сюда, — позвал Петька.
   Шурка протиснулся к выходу и лёг на тёплый щебень рядом с Петькой.
   Ребята быстро заснули под монотонный гул ветра и шелест песка, сдуваемого с уступов.
 
   Петьку разбудил стон и какое-то грубое бормотание. Он прислушался: Тимка, Таня и Шурка дышали ровно, почти не слышно. На улице ветер утих и из пещеры не доносилось ни звука. Во сне почудилось, — решил Петька. Он засыпал, когда наверху явно раздались человеческие голоса.
   — Отдашь карту, отпущу живым!
   — Карту захотел, да я тебя, стерва, сам задушу.
   Послышался шум возни. Петька нащупал Тимкино плечо, затряс:
   — Проснись.
   — Я не сплю, слышу.
   Шурка тоже зашевелился и в темноте пополз через ребят в глубь пещеры.
   — Куда прёшь?
   Повизгивая от страха, Шурка забился в узкую щель. Проснулась Таня.
   — Что случилось?
   — Там дерутся.
   Раздался выстрел. Затопали ногами, по-видимому, бандиты гнались друг за другом. Грохнуло подряд ещё четыре выстрела. Тимка расслышал, как пули тенькнули о скалу. Потом где-то далеко опять выстрелили, и стало тихо. Ребята долго лежали молча, боялись не только шевелиться, но и дышать громко.
 
   Петька разгрёб щебень, высунулся наружу. У скалы, под которой прятались ребята, намело холмики рыжего песка. И на нём ясно отпечатались следы сапог с подковами и другие следы от охотничьих чирков с мягкой подошвой.
   — Наверное, это мужики пьяные были, а вовсе не бандиты, — сказал Шурка.
   — Глупый ты, они же о карте кричали, о лабиринте. Я с самого начала слышал, а потом Петька проснулся и тоже слышал. Это диверсанты, которые Мулекова ждали. И не трясись ты, а то врежу.
   — Я тоже врежу, если надо, — запальчиво крикнул Шурка.
   Тимка не успел его схватить, Шурка ловко увернулся и побежал вниз в зелёный распадок.
   — Кончайте вы, собираться надо! — строго закричал Петька, — мешки вытаскивайте, завязывайте.
   Тимка презрительно плюнул вслед Шурке и подошёл к пещере:
   — Сейчас, Петька, быстро управимся.
   Снизу из распадка донёсся пронзительный крик. Подскочили к спуску и окаменели. Навстречу им летел Шурка Подметкин. Лицо перекосил страх. Одним прыжком он взвился на уступ к ребятам.
   Петька выхватил из кармана нож. Щурка хлопал глазами, молчал, его трясло, стучали зубы: — Там человек лежит, убитый насмерть, — едва проговорил Шурка.
   Первым к трупу подошёл Петька. Убитый лежал вниз лицом. Левая рука подогнута. В правой зажат пистолет. Пустая обойма валялась рядом.
   — Иди, Тимка, сюда. Обыскать его надо.
   Словно онемевший, Тимка уставился на затылок убитого.
   — Да не бойся ты, — с яростью прошипел Петька.
   Тимка, крадучись, сделал два шага и опять замер на месте.
   — Мне муторно смотреть на мёртвых людей.
   — Иди, тебе говорят. — Петька кивнул на лежащего: — Это же фашист. Дохлых я их целыми горами видел.
   Тимка, как во сне переставляя ноги, приблизился к Петьке.
   Когда перевернули тяжёлый труп, оба вздрогнули. Лицо диверсанта походило на медвежью оскаленную пасть. Жёлтые зубы, как клыки, высоко торчали из-за губы. Застывшие глаза смотрели на ребят по-звериному.
   Карманы диверсанта оказались пустыми.
   — Мальчишки, — сказала из-за кустов Таня, — посмотрите, у него в кулаке какая-то картонка.
   И опять Петька, он совсем потерял страх, стал разгибать толстые пальцы убитого. С трудом разжал и вытащил хрупкий обломок бересты. Внимательно рассмотрели: на нём была только пунктирная линия. И в начале четыре буквы: «Жарг…»
   — Понятно, — сказал Петька — Жаргино.
   Убитого снова перевернули вниз лицом и, положив все, как было, отошли, маскируя следы. Пистолет тоже не взяли, патронов в нём не было, носить с собой тяжёлую железяку нет проку. Да и опасно. Повстречается убийца, сразу сообразит, откуда взяли оружие. Не оглядываясь, прошли лощину, обогнули по краю полувысохшее болото и скрылись в таёжных дебрях. Шли осторожно. Присматривались к колодинам, стороной обходили кусты и каменистые обвалы. Следов диверсанта не обнаружили.
   В сумерках вышли к истоку холодного ручейка. Костёр разводить побоялись. Спать легли под кучей поваленных обгоревших деревьев. У входа, где мог пролезть человек, насторожили капкан.
   Слушая бульканье воды, разговаривали шёпотом.
   — Обогнать бы этого бандита, да вычистить лабиринт под метёлку, — заявил Шурка. — Припрётся он туда, а там фига на постном масле.
   — Обгоним, — отозвался Петька, — пойдём напрямки, через горы, и обгоним.
   Шурка захихикал:
   — Диверсант, наверно, мечтает, что старикашка Костоедов ждёт его в Жаргино, мол, к лабиринту за ручку проводит. Ха-ха. Не знает, что Костоедову да-а-вно заупокойную отслужили, — Шурка опять засмеялся, а Таня чувствовала, что ему совсем не весело.
   Петька рассказал ребятам, как в Иркутске следователь говорил кому-то по телефону: «Не дождавшись действий от группы Мулекова, немцы могут сбросить второй десант из Японии».
   — Петька, а если они всё-таки сбросят, тогда что?
   — По телефону следователю ответили: «Проконтролируем».
   — И все?
   — Все.
   Говорливый ручеёк незаметно усыпил уставших детей и, словно радуясь этому, заиграл на перекатах лунными бликами.
   ТОКИО. АВДЕЕВУ.
   Узнайте новую схему обеспечения укрепрайонов на участке Бета-Гамма-Эпсилон-Альфа. Используйте все возможности получения программы «Отдела зарубежных связей»…
   О заброске диверсантов сообщайте через Нулевого и по «Омеге».
Вершинин.
   Петька проснулся раньше всех. Сухой веткой разрядил капкан и на четвереньках вылез наружу. Из кармана штанов достал компас, щёлкнул кнопкой. Красный конец стрелки показал на юг. Туда, где, перегораживая небо, как рубчатый горизонт, высился далёкий хребет.
   — Дня через два-три к нему подойдём, — подумал Петька, — и диверсанта обгоним.
   Петькины расчёты не оправдались. Буреломы, пропасти, топкие болота задерживали продвижение отряда. От усталости заметно ослабла Таня. Шурка тоже едва волочил ноги. Совсем почернело лицо у Тимки. Тогда Петька велел не жалеть пищу. Как ни странно, пища теперь сил не прибавляла. Но все равно утром, как только загоралась заря, Петька будил отряд и брал ориентир строго на юг.
   ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
   Новая схема Бета-Гамма-Эпсилон-Альфа передана через Нулевого. Дубль дан по «Омеге»… По приказу Берлина здесь создаётся особая диверсионная группа под кодовым названием «Феникс». Цель группы: извлечение запаса золота, спрятанного колчаковцами в горных массивах Южного Забайкалья, в так называемом лабиринте Гаусса…
Авдеев

ГЛАВА 8

   — Ого, какой высоченный! За сто лет на него не вскарабкаешься.
   — Не трясись ты раньше времени.
   Подняв головы, ребята рассматривали хребет. Шершавой стеной он уходил в темноту неба. Где-то за ним опустилось солнце и последними лучами освещало с той стороны неприступные каменные громады.
   Наступали сумерки. В воде уже поблёскивали редкие звезды. Осторожно по камням перешли реку. Решили заночевать на узкой песчаной полосе. Сбросили с плеч мешки. Развели костёр. Петька зачерпнул котелком воды, раскрошил туда последние четыре сухаря, размешал и поставил котелок на огонь. Сухие ветки пылали, как солома. Языки пламени, выхлёстываясь из костра, освещали тихие скалы, торчащие посередине речки. Эти скалы походили сейчас на каменные пальцы чудовища, утонувшего миллионы лет назад.
   — Чего огонь-то такой развели, — забеспокоился Шурка.
   — Пусть полыхает, быстрей сварится! — Тимка сидел на корточках, собирал по мешкам остатки припасов и складывал в холщевую сумку.
   — Мальчишки, а Шурка правильно говорит, большой огонь бандит может увидеть.
   — Он здесь не появится. — Петька помешал палочкой в котелке. — У него карта, он хребет стороной обойдёт.
   — Я, например, думаю, что он и не пошёл искать Жаргино, а захоронил того убитого и спокойненько сидит, ожидает Мулекова, — громко произнёс Шурка.
   Ему не ответили, потому что со стороны реки донеслось какое-то сопение, кто-то хлопнул как будто в ладоши, и громко вздохнул: — О-хо-хо-хо-хо. И опять хлопнули мокрыми ладонями: — И-хо-о-хо-о, — повторил голос тяжко.
   Булькнула вода. Ребята замерли. У Тани похолодел затылок, ей показалось, что сейчас кто-то руками схватит её за шею. Вдруг Шурка, глядевший в сторону реки, дико закричал, вскочил и бросился бежать. Петька резко повернулся к реке. В свете костра прямо на него смотрела из воды круглая голова с прищуренными глазами. Усы, кажется, шевелились. Открывая неестественно рот, она произнесла: — О-хо-хо-о-о.
   Петька вздрогнул. А когда снова посмотрел, головы уже не было.
   — Тимка, это люди?
   Бросив охапку веток в костёр, Тимка вскочил на ноги и закричал в темноту:
   — Шурка! Иди сюда. Это бобры!
   Шурка осторожно подошёл к костру. На реке опять послышалось шлёпанье по воде:
   — Охо-хо-о-фры.
   — Ложись, — прошептал Тимка.
   Легли и вслед за Тимкой подползли к берегу. В том месте, куда падал свет, смотрело в сторону костра четыре круглые головы. Как будто стриженые старички.
   — О, господи, — прошептал Шурка.
   Головы бесшумно исчезли под водой, только в четырех местах разошлись тонкие круги. И опять послышалось шлёпанье и тяжкое вздыхание:
   — О-хо-хо.
   — Куда их столько плывёт? — спросил Петька.
   — Не знаю, — Тимка посмотрел на проплывающие головы, — может, где-нибудь пожар.
   Шурка подполз к Петьке:
   — Их, наверное, водяной гонит, нам отсюдова тоже надо сматываться. От греха подальше.
   — Опять ерунду мелешь. То у тебя домовой, то луновой, то водяной, — Петька встал. — Давайте лучше поедим, вытащил котелок из костра и поставил на плоский камень. Тимка достал ложки. Посматривая в сторону тёмной реки, ребята аппетитно ели кашу из распаренных сухарей.
   Ночь. Нагретые за день стены хребта струят тепло. Свернувшись калачиками, спинами к костру, спят уставшие дети. Тёмные сосны на левом берегу стоят молча и, как дозорные, прислушиваются к далёкому тревожному гулу. Летучая мышь, выпорхнувшая из расселины, пролетела низко над спящими ребятами и, вдруг чего-то испугавшись, зигзагами понеслась к скальному острову. Не обращая внимания на костёр, по песчаной косе пыльным облаком пронеслись волки. На повороте бросились в воду, заработали лапами и мокрыми торпедами вылетели на том берегу. Среди сосен, вдоль берега, лёгкими тенями неслись косули. Волки, переждав испуганное стадо, бросились к ближайшей горе и, царапая когтями песчаник, полезли на неприступную вершину.
   Повернув голову в сторону костра, тревожно протрубил изюбрь. Остановился. Повёл ушами. И, испугавшись нарастающего грохота реки, бросился прочь.
   Первым проснулся Шурка. Повернувшись па спину, он открыл глаза. Было светло. Шурка посмотрел в сторону реки и закричал:
   — Наводнение прёт!
   Как ошпаренные, вскочили на ноги.
   Неудержимой лавиной неслась река. Левый берег был уже залит. Из воды торчали только макушки сосен. В быстрых водоворотах крутилась пена. Песчаная полоска между хребтом и берегом уменьшалась. Мутные волны, наступая, прижимали ребят к серой стенке хребта. С шипением унеслись остатки костра. Шурка плакал с непонятными причитаниями.
   Невысоко над водой Петька разглядел небольшой уступ. Перепрыгивая через пену, кинулся туда, встал под ним. Прижался к скале.
   — Хватайте шмутки! Тимка, залазь на меня!
   Тимка сразу сообразил, что нужно делать. Он набросил на себя телогрейку, мешок и вскочил на плечи к Петьке, крикнул:
   — Таня! Быстрей!
   Как муравей, цепляясь за одежду Петьки и Тимки, Таня взлетела на уступ. Шурка тоже взобрался на плечи к Тимке, хватаясь руками за скалу, выпрямился.
   Таня вцепилась Шурке в воротник и помогла залезть на уступ.
   — Меня поднимайте! — закричал Тимка, — там Петька падает.
   Свесившись с уступа, схватили Тимку и потащили наверх. А внизу вода уже захлёстывала Петьку. Тимка вскочил на уступ, выдернул из мешка верёвку и, не распутывая, сбросил конец в воду. Петька ловко схватился, но его сразу сорвало с места, понесло:
   —Тяните!
   Шурка, Таня и Тимка, перебирая руками, потянули мокрую верёвку. Взобравшись на уступ, Петька задышал часто, как рыба. Потрясённые случившимся, ребята сидели молча, провожая глазами белые лохмотья пены.
   Вода прибывала. Тяжёлые волны, накатываясь, уже доставали брызгами до уступа.
   — Мальчишки, откуда столько воды взялось?
   — Видать, тёплый ливень в горах прошёл, снег растопил, — ответил Тимка.
   Над бурлящим разливом появился туман. Он стал густеть и окутывать вершины скал, торчащие на островке. Побледнело солнце, и Тимка заволновался.
   — Дождь будет, наверно. Вода смоет нас отсюдова.
   Шурка заморгал:
   — Куда же нам деться? Я же вчера говорил, что место дурное, а вы на меня окрысились.
   Тимка промолчал. Обжав на себе мокрые штаны, поднялся на ноги Петька и стал разглядывать стенку хребта. Вверху с Шуркиной стороны был покатый уступчик, а над ним чёрное пятно, и Петьке показалось, что это небольшая пещерка. Он перебрался к Шурке и, стоя на кромке, пытался рассмотреть её, но мешали нависшие камни. О том, чтобы подняться к ней, нечего было и думать. Шла ровная стена, без единой трещинки, некуда поставить ногу, не за что ухватиться рукой.
   Мимо ребят, крутясь каруселью, пронеслась груда переломанных берёз. Тупая волна, догнав берёзы, ударила их с невероятной силой, поднялась, как живая, и вдруг прокатилась по уступу.
   — Сумку унесло! — закричала Таня.
   Тимка попытался схватить сумку, но налетела ещё одна волна и чуть не смыла всех четырех. Успели придавить животами мешки и, как клещи, вцепились в край уступа. Высокие волны пошли одна за одной. Шурка плакал, покорно наклоняя голову перед каждым ударом.
   Откуда-то сверху, с хребта, подул cyxoй упругий ветер. Река, приглаженная им, забулькала, зарябила. Волны стали меньше и проходили теперь чуть нижа уступа.
   И Тимка, и Петька, и Таня, и Шурка понимали, что пройдёт ещё час или два и следующий вал смоет их в бурлящую пучину. Петька кивнул на чёрное пятно:
   — Может, верёвку туда забросим?
   Тимка посмотрел вверх на уступчик, за которым пряталась как будто пещерка:
   — Там верёвка не зацепится.
   — Почему не зацепится? Мы к ней капкан заряженный привяжем. От удара он там сработает и челюТяниудь.
   Шурка вытер кулаком лицо, встал на ноги и сказал радостно:
   — Конечно, схватится! Давайте кидать. Через две минуты мы там плясать будем.
   Шурка напросился кидать капкан первым. Он раскрутил верёвку в руке, и, развернувшись на месте, запустил его вверх. Капкан, описав в воздухе дугу, ударился о скалу, сработал и плюхнулся в пенную воду. Шурка едва устоял на ногах. Выдернул капкан из воды и, ни слова не говоря, положил его на уступ и лёг сам.
   Петька перешагнул через Шурку и взялся за верёвку. Кидать было неудобно. Шершавая стенка хребта не давала размахнуться. И каждый раз капкан, чуть коснувшись нависших камней, срабатывал впустую и летел вниз. Петька заряжал его снова и, косясь на тёмную воду, опять кидал вверх. Онемели руки, закружилась голова, но Петька продолжал кидать, потому что с великой надеждой смотрел на него Шурка, смотрели Таня и Тимка.
   В отчаянии Петька встал на самую кромку и, собрав все свои силы, швырнул капкан вверх. Привычного лязганья не раздалось. Капкан, перелетев нависшие камни, по-видимому, попал в расщелину. Но только Петька потянул за верёвку, капкан сорвался с высоты и, лязгнув челюстями, чуть не вцепился Тане в плечо. Хорошо, что Петька не растерялся и дёрнул верёвку в сторону. Он передал капкан Тимке, растянулся вдоль уступа и, касаясь лицом мутной воды, стал жадно пить. Вдруг сел. Посмотрел на скальный островок, к которому неслись белые сугробы пены, и громко закричал:
   — Тимка, бросать бесполезно. Повернулся к Шурке: — Перестань ныть! На остров сейчас переправимся. Обвяжусь верёвкой и поплыву. А по ней вы переберётесь. Понятно?
   — Петь, а ты не утонешь?
   — Не утону.
   Таня с Тимкой быстро распутали верёвки и связали их крепкими двойными узлами. Но когда Петька стал раздеваться, Шурка, схватился за верёвку:
   — Я поплыву.
   Петька потянул на себя:
   — Отпусти! Ты в воде испугаешься.
   — Я пугаюсь до поры до времени, а потом лучше ко мне не подходи.
   Тимка завязал последний узел, затянул зубами, сплюнул в воду и спокойно, но решительно сказал:
   — Пусть Шурка плывёт. Он в воде не теряется.
   Петька отпустил верёвку:
   — В случае чего, кричи, подтянем обратно.
   Шурка, лёжа, сбросил одежду, обвязался два раза верёвкой, встал, посмотрел на островок, на торчащие из воды скалы и спросил:
   — Верёвки хватит?
   — Хватит.
   Тимка, Таня и Петька взялись за второй конец верёвки, прислонились спинами к шершавой стене, упёрлись ногами в острый край уступа.
   — Давай!
   Шурка печально глянул на ребят, повернулся и бросился в воду. Полетели клочья пены. Его, словно соломинку, подхватило, завертело и понесло к каменистому островку. Худенькое тело то пропадало в бурлящей воде, то вылетало, как поплавок. Шурка, по-видимому, почувствовал, что его сносит в главное русло, и отчаянно заработал руками. Со дна вынырнула толстая лиственница. Корнями вперёд её несло прямо на Шурку. В брызгах и пене Таня увидела испуганные глаза Шурки.