Страница:
—Выяснить, кто из пары оригинал, можно только имея на руках генетические образцы обоих, и то, думаю, это было бы по силам биоинженеру уровня покойной госпожи Монти. Та «Мари Люссак» для нас недостижима. Однако не только чиф Норм много знает про биоконструктов. Я тоже по роду деятельности имел дело с так называемыми, — Бротиган подмигнул, — «сайерет». Похожи на людей, но функционально кое-чем отличаются.
— Что-то я не пойму, к чему вы клоните, Пэдди, — сказал ему коллега.
— У нас есть четыре возможных варианта: миз — клон, виновный в убийстве, миз — клон, в убийстве не виновный, миз — человек, но, тем не менее, виновна в убийстве, и миз — ни в чем не повинный человек. Поскольку существует разница в гражданских правах, нам придется сперва определиться, кем мы будем ее считать. Отец Зла лишает ведьму боли. Я ведь близок к концепции, не так ли?
— Вы что, собираетесь совать ей иголки под ногти?
— Да, боже упаси, у нас тут что, темные века? У нас имеется медицинская капсула с возможностью фиксации интенсивности нейронных процессов. Подавая раздражение непосредственно на нервные центры, можно…
— …в частности, заставить находящегося внутри человека его дать нужные показания или убить, выдав случившееся за несчастный случай.
— Теоретически — да, практически это не есть наша цель. Нам необходимо обеспечить безопасность ни в чем не повинных граждан колонии. Это никак невозможно, если мы отпустим подозреваемую за недостаточностью улик. Староста, вы должны принять это решение.
— Какое бы решение вы ни приняли, — сказал Норм, — и безотносительно любой вины, я не позволю засунуть мадемуазель Люссак в эту вашу «железную деву».
— Чиф, почему вам все время приходится напоминать о сфере вашей компетенции? Почему вы так заинтересованы в том, чтобы эта особа избежала не только заслуженного наказания, но даже разбирательства?
— Есть вещи, которые делать нельзя. Это я устроил мадемуазель Люссак в ассистентки к госпоже Монти. Это мое дело — доказать ее невиновность и понести вместе с ней наказание, если я не прав. Первое, разумеется, предпочтительнее. Физическая пытка применена не будет. Я так сказал, и вам придется с этим считаться.
— Кем вы себя возомнили, мачо?
— Я — человек, под чьим командованием находится пятая часть колонии Авалона. Самая организованная и мобильная часть, способная в пять минут получить на руки оружие.
— Вы нам хунтой угрожаете?
— Ее фамилия Люссак, а вы отвечаете за безопасность колонии.
— Я имею право уволить вас одним словом.
— Попробуйте, но будете не первый. В таком случае я стану защищать мадемуазель Люссак из личных побуждений, будучи уже не связан обязательствами перед колонией. Выбирайте, что вам нравится больше.
— Он может, — пискнул Брюс. — Я видел.
— Меня, — сказал Рубен, — тоже посчитайте.
— Хорошо, — начал Ставрос, со сдержанным негодованием глядя на группу протеста, которая тут образовалась неожиданно для него. Как, впрочем, и для себя. — Что вы предлагаете по обсуждаемому вопросу. Чиф Норм?
— Мадемуазель, вы доверяете мне в этом деле? — спросил тот у Мари Люссак.
— Всецело. — Она посмотрела на него снизу вверх.
— Это хорошо. Согласитесь ли вы провести некоторое время в изоляции, под замком, в целях вашей же безопасности?
— Смотря в чьих руках будет ключ.
— Логично. Я, Р. Эстергази и Брюс будем вас охранять по очереди. Не для того, чтобы вы не вышли, а чтобы к вам никто не вошел. Вас устроит?
— Разумеется, — фыркнул Бротиган. — Особенно Р. Эстергази…
Удар — и он рухнул навзничь.
— Никто, кроме клона, не позаботится о чести клона, — с насквозь лживым сожалением сопроводил его Рубен, стряхивая кисть.
Комичность ситуации состояла в том, что из всех присутствующих один только Бротиган и был вооружен и именно он, оглушенный, барахтался сейчас среди пластиковых стульев. Вот вам и решимость Добра, и его праведные силы.
— Только попробуй, — предупредил его Норм на всякий случай.
— Биоробот… — выдохнула госпожа психолог, — поднял руку на человека… и ему это так сойдет? Да вы что, сговорились все — крушить основы?…
— Я был знаком со многими биороботами, которым приходилось по долгу службы поднимать на человека не только руку, но и лучемет. Люди, они ведь все такие разные, а роботы попроще — и в целом неплохие ребята. Вы уж извините, как вас… Пэдди, если вы думаете про себя, что человек — это звучит гордо, то и ведите себя… как мужик.
Вот-вот, а не знаешь, спроси меня — как.
Провожать Мари Люссак в место заключения пришлось буквально продираясь сквозь толпу. Норм и Рубен заняли выигрышные — и почетные! — места справа и слева от подопечной, а Брюс тащился следом как привязанный. Мари не оглядывалась, и он терзался.
Я ее предал.
Я должен был сказать, как Норм, и Бротигану засветить — как Руб. Нет, главное не это. Я… я усомнился там, где они — нет, я промолчал там, где старшие мгновенно приняли решение. Но это было мое собачье дело!
Почему?!
Силы небесные, да я с самого начала знал, что наш брак — договорной, что она меня использовала, ну, я надеялся, наверное, что это может измениться и что-то вспыхнет там, яркое и светлое, но ведь я не идиот. Я не люблю Мари Люссак, она не любит меня, но из этого не следует, что я не протяну руки, когда ее станут топить.
Дело в том, что я думал, будто она слабая, зависит от меня и одна пропадет. Вот меня и перло, как жабу на пруду. А она оказалась сильная. Много сильнее и значительнее меня. И не только меня, к слову. Это я до конца еще не понял, какая она. Даже если и вправду шпионит для своих 30 и на тех инфочипах не сенсационные материалы для ее книги, а копии наших архивов — а где, кстати, пролегает граница меж тем и этим? А я бы так смог? Ведь она тут одна-одинешенька, сиротка в дремучем лесу, среди волков, готовых чуть что на молекулы ее разобрать максимально болезненным способом. Ни папе не позвонишь, ни в головной офис. А она их еще и по носам щелкала. И палила свечу с обоих концов.
Разве можно допустить, чтобы женщина?…
Дело не в том, что она большая, а в том, что ты — мелкий. Самый мелкий из всех, кто там был сегодня, что и продемонстрировал с успехом. Как вести себя, если она — больше?
Да какая уж тут любовь!
Местом одиночного заключения для Мари Люссак выбрали их с Брюсом комнату в семейном общежитии. Пока дотуда шли, Норм вызвал по комму командиров отделений и распорядился. Тирод уже ждал его на пороге с большой коробкой, куда собрал весь скандальный частный архив «семьи Эстергази».
— Чиф, куда это?
— Отнесите ко мне и оставайтесь при нем неотлучно или поставьте человека. Неотлучно — ключевое слово. Ничто не должно быть изъято или заменено без моего ведома.
— Я могу входить?
Норм мельком оглядел внутренность помещения: убогая продолговатая клетушка с двумя койками, раздвинутыми по противоположным стенам, дверь в санузел справа, при взгляде из коридора не видна. Несколькими касаниями перепрограммировал замок, чтобы тот отпирался только снаружи.
— Да, пожалуйста.
Мари перешагнула через порог и обернулась. Запереть за ней дверь, глядя прямо в поднятое к тебе лицо, оказалось неожиданно трудно.
— Морган!
— Я здесь, чиф. Слушаю.
— Слушай меня внимательно: оттуда никто не выходит, входят только те трое, кого вы видите перед собой. Никакое высшее руководство, не говоря о Службе безопасности колонии, приказ отменить не может.
— Ясно, чиф. Осмелюсь предположить, а что, если она с собой что-нибудь сделает? Ну, удавится?
— Вот для того, чтобы она не удавилась, мы и не пускаем к ней СБ. За того, кого вы поставите к этой двери, вы отвечаете лично. Вы меня правильно поняли?
— Абсолютно, чиф. Сама встану.
Первый раз за весь день на лице Норма промелькнула искорка удовольствия, и Брюс снова задался вопросом — что отчим нашел в этом маленьком чудовище и почему ей подыгрывает. Секса меж ними точно нет, не смешите матушку. Уж не напоминает ли она ему — о ужас! — Игрейну?
Любая девушка этого возраста будет напоминать Игрейну, факт.
— Разрешаю сесть, это надолго. Запомните, Морган, пока мы здесь охраняем арестованную, по комплексу ходит человек, для которого снять со стены пожарный топор — плевое дело. Ключ я вам не даю во избежание лишней ответственности.
Ключ — это такая карточка-отмычка, позволяющая перепрограммировать любой замок в колонии на новый тактильный параметр. У всего руководства такие есть, и у СБ, разумеется, тоже. И у Игнасии Монти — был. На теле не нашли.
— Постойте, Морган, это не все. В самое ближайшее время у нас будет объявлено чрезвычайное положение. Да, оказывается, можно еще чрезвычайнее. В этой связи снимите наших людей со всех хозработ, не связанных с обеспечением жизнедеятельности колонии. Ссылайтесь в этом на меня. Найдите место в пределах дневного перехода, где можно было бы организовать временный лагерь. Чем больше найдете таких точек, тем лучше. Заодно продумайте маршруты перемещений между ними, и прикрытия. Даже если ничего не случится, вы приобретете ценный опыт действий в полевых условиях. По вам все. Все понятно?
— Так точно, чиф. Никак нет… было бы разумно поставить флэши, чтобы обмануть их энергодетекторы — от удара с воздуха. Не дали ресурсов? Они, я извиняюсь, сдурели? Нас же с воздуха… одним точечным ударом!
— Теперь вы, Андерс. Для второго отделения у меня очень важное задание. Вы вооружите все, что летает и ползает и не нарисовано в справочнике-определителе местной фауны.
— Тут нет фауны…
— Тем проще вам будет.
— Как мне склонять механиков к пониманию?
— Любыми способами, включая личное обаяние. Запугайте их. Все батареи зарядить, технику вывести из ангаров, отогнать на километр и еженощно перегонять на новое место. Закамуфлировать. В пустых ангарах включить тепловые пушки. В вашем распоряжении бойцы-контрактники. Вопросы есть?
— Никак нет, чиф.
Некоторое количество народу, что толкалось тут за новостями, услышав обрывки этого разговора, поспешно разошлось по своим жилищам: делиться новостями с домашними и готовить эвакпакеты.
На этом добрались до комнаты Норма, где Тирод, как пес, охранял инфочипы. Комод Третьего был немедленно отпущен с соответствующим поручением: проверить комплектацию, отсчитать и отгрузить консервы, палатки, камуфляжные сети, спальные мешки, куртки с подогревом, аптечки и любые переносные устройства, которые должны облегчить бойцу на рейде жизнь и исполнение задачи: инфравизоры, детекторы источников энергии, мобильные ректификаторы воды и воздуха, каждый величиной с автомат для продажи мелочи.
Уф, сели рядком на койку, перевели дух. Посмотрели друг на друга.
— По чаю? — предложил хозяин. Идею одобрили.
— Я понимаю, почему в это ввязался Брюс, — сказал Рубен, держась за горячую чашку. — Он ей человек не последний. Я понимаю, — храбро продолжил он: — почему это сделал я. А ты-то зачем поперек прешь? Ты представляешь, как это выглядит со стороны? Путч!
— Тебя это беспокоит?
— Нет, но…
— А меня — очень. Варианты у меня были? На фронтирах происходят страшные вещи и остаются безнаказанными.
— Рассел, — подал голос Брюс, — откуда ты знаешь, что она невиновна?
— Ты — у меня спрашиваешь?
— Эээ…
— Ты можешь представить свою жену с топором? Нет, я, конечно, понимаю, что это самое страшное оружие в галактике…
Брюс покраснел.
— Разве ты недостаточно ее знаешь?
— Ну, я не знал, что она может такой спектакль устроить, как сегодня.
— Именно потому, что она устроила спектакль. Она хамила в лицо следователю, поскольку абсолютно не верила, что это происходит всерьез. Иначе — она вела бы себя иначе. Проявила бы готовность сотрудничать, призналась бы в малой вине… Максимум, ее бы выдворили с ближайшим рейсом, с последующей передачей в папочкины руки. Мари Люссак не думала вообще. Кстати говоря, клонам это несвойственно, я имею в виду — стихийное поведение. Полагаю, самый ее страшный грех — ваш фиктивный брак.
— О! — Рубен посмотрел на Норма с интересом. — А ты давно догадался?
— Да он бы и ночи не провел в казарме после того, как мы высадили ученых. Что у них в головах — я знаю.
— А зачем ты ее тогда запер?
— Им нужен быстрый и удобный виноватый. Наше руководство может быть прекраснейшими людьми и думать о спасении души, однако ретивость этих ребят — я имею в виду Службу безапосности — мне совсем не нравится. Они не столько ищут виновника, сколько нормализуют моральный климат. Дескать, все под контролем. Виновный должен быть пойман быстро, и он должен быть чужаком, а обо всем прочем пусть договариваются космические флотилии.
— Тебе инкриминируют раздувание паники.
— Пусть. Зато гражданские будут готовы. Я должен успеть как можно больше сделать для обороны, прежде чем Ставрос меня уволит и запрет вместе с Мари Люссак.
— Не очень раскатывай губу, все бы хотели.
— Не беспокойся, — усмехнулся Норм, — я — не все.
Замяли опасную тему. И ведь не то чтобы они делили что-то, а так, удовольствия ради — шпильку в бок. «Всегда решает женщина», угу.
— Кто вместо тебя? Морган?
— По уставу должна быть она, но, возможно, Ставрос предпочтет кого-то из контрактников человеку моей школы. Руководитель контингента ВС должен вообще-то утверждаться Фридой.
Он помолчал.
— Я бы тебя предложил, но они не поймут.
Инженер Кодзи ничего не имел против колонистов с Новой Надежды. Он бы рад был и вовсе о них не знать. Его дело держать ионный зонтик, под которым фабрика-краулер уже три года добывала кристаллы для горной корпорации «Седьмая грань», а та в свою очередь снабжала ими один очень успешный судостроительный концерн.
Это не слишком веселое дело — жить под ионным зонтиком. Никакой связи, никаких трансляций, записями и играми обменялись уже не по разу. Выйдешь наружу, и ощущение такое, будто мир — одни только стены белого тумана. Визоры в нем слепнут, радиоволна пропадает. Два шага сделаешь, держась за черное скальное ребро, и забыл уже, куда обратно. Посидишь на камушке в спецкостюме, стирая со шлема конденсат — вот и вся прогулка. Возвращаешься обратно в кают-компанию, где твоя морда осточертела так же, как тебе — примелькавшиеся морды прочих вахтовиков.
С одной стороны, теперь его можно не держать, свернуть. Спалились по самые потроха. Глазастый и немыслимо крутой тип на «кукурузнике» пролетел над выработкой, едва не пузом скользя по скалам, и, надо думать, заснял тут все. Он, Кодзи, уже отстоял свои полчаса на ковре у топ-менеждера хатамото Ни, когда тот искал виноватых. Больше всего досталось, конечно, ПВО: не смогли сбить разведчика, даже никакой лазерной стрелялкой не оборудованный. С одной стороны, хорошо, конечно, что есть кто-то виноватый больше тебя. Тем только и оправдались: мол, наши системы тут тоже слепы!
С другой стороны, тоже хорошо: у большинства людей от постоянной ионизации сильные, не проходящие со временем головные боли. Это вредные условия труда, не все горняки могут работать на Либеллине-VI по медицинским показаниям, и доплата невелика. Теперь, если их вывезут, корпорация обязана оплатить своим работникам лечение приобретенных болезней согласно сравнительной диагностике, которая в обязательном порядке проводится до и после вахты. Поговаривают, правда, что врачи корпорации имеют некую ориентировку — не слишком акцентировать внимание на мелочах. Верить им, так мы приезжаем отсюда отдохнувшие и поздоровевшие.
Вахты на Либеллине-VI невыносимо длинны, работники сменяются раз в год, когда приходит транспорт за продукцией и привозит все, без чего не может существовать нормальная колония: провизию, питьевую воду, туалетную бумагу… новые записи и игры, с которыми новой партии существовать год. Женщин не возят. Женщины дома ждут. И со временем ты приучаешься искать отдохновение души в том единственном, что остается с тобой всегда — в работе.
И гиперсвязи в поселке нет с тех пор, как тут высадились фермеры. Таково приказание хатамото Ии. И совсем непонятно, когда бы прилетел за нами транспорт теперь, когда Новая Надежда взяла орбитальное пространство под контроль. Ведь корпорации «Седьмая грань» важен не только карьер, откуда краулер тоннами гребет технически чистые кристаллы, корпорации важна тайна.
Потому что производственные налоги на Землях неимоверно высоки и корпорации нашей как будто не существует.
И вот всего один глазастый парень пролетел над нами на бреющем и ушел живым, хотя мог бы как тот спутник, который тоже слишком много знал, рассыпаться по окрестностям кучкой дымящихся обломков. Потом он доложил своему руководству, а то в свою очередь связалось со своей метрополией, а та — с нашей, а наша в свою очередь задала Успешному Синдику, чье имя неназывается, несколько неудобных вопросов, и чертовски похоже, что мы все потеряли работу.
Кто в этом виноват? В нашем клубе всякому ясно — фермеры. Понаехали тут.
Тайны, переставшие быть таковыми, доставляют своим хозяевам множество неприятностей, и где-то там, на Церере и в контролируемых ею областях арестовывают «белых воротничков», предъявляют им иски, определяют степень участия в «левых» доходах, описывают имущество. «Седьмой грани» предложено приобрести лицензии, заплатить налоги, штрафы и пени или самораспуститься. А мы сидим тут, связанные по рукам и ногам, и ждем, покуда до нас доберутся. Мысли наши заняты только нашим будущим, и ничего хорошего в этом будущем как будто нет.
Есть один тонкий момент, сказал хатамото Ии, когда выбрал время посетить наш клуб. Промышленный Совет Земель не может позволить себя обкрадывать, но это не значит, что планета — не наша! Пусть руководство из корыстных побуждений не зарегистрировало новую территорию, но директора уходят, а собственность остается. Либеллин-VI — мы слышали, фермеры назвали его Авалон, потому что им удалось вырастить тут съедобные яблоки! — наш по факту.Владеет полем тот, кто его вспахал — эта формула священна со времен Махабхараты. А чтобы она была должным образом доведена до сведения фермеров, полагающих, будто они первые только потому, что подсуетились с бюрократической процедурой, Федерация посылает сюда авианосное соединение «Красный дракон».
Мы добываем тут ценное стратегическое сырье и, если мы его уступим, то потеряем в авторитете и в весе. Кристалл — это прыжковый двигатель, а прыжок — это власть над пространством. Фермерам будут принесены извинения и выплачена компенсация. Разумеется, за счет фондов неправедной корпорации, если у власти останется прежнее руководство, или за счет личных фондов прежнего руководства, если корпорация пойдет под секвестр.
Мы можем быть неправедны, но мы не можем быть слабы.
Как неоднократно подмечал Брюс, мать его любила скуку и была в ней совершенно счастлива. Впрочем, какая уж тут скука, когда Айна самозабвенно скачет по синему надувному матрасику: ножки в белых носочках ударяют в упругую поверхность, раз-два, коленки поджимаются под грудь — ухх. Раз-два, она запрокидывается назад, пытаясь изобразить сальто. Смотри, мам!
Натали всякий раз всей внутренностью вздрагивает: а ну как шею себе повредит? Дитя возмущается: мам, ну я умею падать!
Этого мало, надо еще уметь вставать. Матери кажется, что Брюс в этом возрасте был поспокойнее. Посолиднее. На Айне синий комбинезон с перекрещенными на спине лямками — очень удобная штука, позволяющая материнской руке вовремя цапнуть за эти лямки. Под комбинезон поддет пушистый свитерок: в это время мы еще не включаем отопление, а на улице уже довольно прохладно. Да, экономим деньги, хотя на здоровье мы бы экономить не стали. Эта температура стимулирует активность ребенка. Напрыгается — тут же на матрасике и заснет, тогда и мать отдыхает. Жизненный цикл матери подчинен жизненному циклу ребенка: опыт уже есть. Копна черных кудряшек, круглые щечки-яблочки. Мы даже снимались в рекламе каких-то детских мелочей: здоровое дитя с отпечатком отцовской любви и материнского долгожданного счастья на рожице. С каждым ребенком вновь переживаешь детство, и это вот, третье вышло самым настоящим. Правильным.
У Айны есть отец, а у Натали — муж.
Конечно, это выглядит совсем иначе, чем жизнь на иждивении Эстергази. Натали считает и планирует: это вот мы купим сейчас, а с этим можно повременить до следующего месяца или года. За столом нас четверо, а карточка кредитная одна. Но в то же время, когда Натали выбирала… нет, будем честными, она не выбирала, потому что выбора у нее не было… Любое-другое-прочее — это уже не жизнь, а служение чужой жизни, вечно тоскливое подглядывание за чужим праздником в заиндевевшее окно.
Иногда на ее горизонте возникали «сестры» — местные функционеры и ненастойчиво, за чашечкой чая предлагали устроиться поработать. Работа, в основном, была такого свойства: куда-то съездить, с кем-то поговорить. Делиться душой.
Если для тебя поровну «да» и «нет», сказал Рассел, когда она с ним советовалась — я бы не хотел. Останься нашей. Они хотят не твою работу, они хотят тебя.
На Пантократоре этот ресурс ценится больше других: личность, душа, харизма. Есть люди, которые единым движением души разделяют: это вот будет хорошо, а вон то — совсем даже хорошо не будет. Единственное место в мире, где платят за то, что ты — человек хороший.
И они думают, я это могу?
Допустим, могу, если речь о Брюсе или Айне: слово матери, подтвержденное молчаливым согласием отца — краеугольный камень нашей счастливой семьи. Но общество состоит из семей, как из кубиков, и из семей в мир выходят взрослые, правильно воспитанные дети. Пантократор интересуется, будут ли они строить свою ячейку по образу и подобию той, из которой они вышли, или же будут строить ее по принципу — лишь бы иначе.
Пантократор считает, что если мужчина способен создать семью и защитить ее, он может личным примером научить тому же сто пацанов, которые глядят на него рты разинув. Дело лишь в том, чтобы он верил в добро и зло и узнавал их в лицо.
А женщина научить не может. Этому учит только жизнь, интуиция, вовремя сказанное слово, поданная рука, и при всем этом сто шансов против одного — научиться злу.
Кто-то с пеной у рта твердит о самореализации. Вон, мол, Мэри-Лиис Дален на Зиглинде ведет ток-шоу «Как мы воевали», хотя, как вспоминается Натали, воевала та больше по пилотским койкам, пока они с Магне не поговорили о любви посредством нескольких хлестких пощечин. Тогда наступил катарсис, они рухнули в объятия друг друга и неразлучны до сих пор. Строй рыжих погодков гордится родительской военной славой, и все у них хорошо. Кто-то еще из дам того призыва пишет стихи для регулярной передачи, доводя до слез ветеранов той войны и романтически настроенных дев. И ты могла бы…
А у тебя — только муж, с которым счастливы твои дни. И ночи тоже. Каменная стена, в укрытии которой твой сад.
Что ты дала миру? Детей, которые, выйдя в мир, скажут: да, у меня было счастливое детство, я знаю добро и любовь. Это трудно, да, и будут ошибки, но это все как аварийная посадка на воду, ночью — держишь курс на луну. Это лестница в небо, и мы, поколения — ступени в ней.
И Пантократор хочет, чтобы я произнесла это вслух. Он хочет, чтобы таких детей было сто.
Я не умею абстрактно. Может, у кого-то больше души, честь ему и хвала, но стоит мне подумать о сотне, и я сомневаюсь в себе. Айна спросит — кто тебе дороже. Брюс скажет — это не любовь, это игра, работа, фальшь.Неправда, ток-шоу, пошлость!Я и не думал, что ты можешь сделать из любви работу.Пусть цифровой манекен слепят, чтобы улыбался всем одинаково. Но только не с тебя, слышишь, мам! Рассел ничего не скажет, может, спросит только: тебе это нужно? И я задумаюсь. И в сотый раз скажу — нет. Вы моя реализация, мне хватит. Трое в моем сердце — и оно переполнено. Все остальное проходит в номинации «весь мир», оно немного меньше.
Благодаря тому, что есть эти трое, я даже могу любить этот ваш «весь мир». Иначе ему пришлось бы худо.
Но я верю в добро и зло, и еще, оказывается, я умею любить. Потому я — ваш человек. Потому что, оказывается, многие не умеют.
Но говорить «нет» намного проще, когда за плечом Рассел.
Вот и сейчас принесло их, на этот раз четверых. Такой бригадой Натали еще не окучивали. Возглавляла миссию миз Ариадна, знакомая Натали с тех еще времен, когда спасала ее от дурных последствий коварного рислинга с Медеи. Содрогаясь при одном воспоминании об острой желудочной боли, Натали тем не менее понимала — приступ, настигший ее в дворцовом туалете Зиглинды, спас ей жизнь. Приступ, и та девочка, Мари Люссак, догадавшаяся позвонить куда надо. Именно тогда Пантократор принял носимое злыми ветрами семейство Эстергази под свою защиту, и теперь, глядя в невозмутимое бронзовое лицо сестры Ариадны, Натали поняла, чего от них ждала: потребуют вернуть долг.
Дам, облаченных по местному обычаю в зеленое, хозяйка усадила в гостиной за чаем с печеньем. Айну отнесла в родительскую спальню, потому что ближе, игрушки, разбросанные на ковре, ногой запихала под диван. А у тебя прохладно. Да, это чтобы незваные гости не засиживались. Нет, мармелад она сама не варит: абрикосовым джемом ее снабжает старичок из дома ниже по тропе — вы проходили мимо, когда поднимались! — просто так, ну а муж просто так починил ему забор. Да, Расселу нравится возиться со всякой ерундой, чтобы работало. Он говорит — это способствует внутреннему равновесию. Очень здорово, когда у мужчины есть это свойство. Согласна, повезло.
— Что-то я не пойму, к чему вы клоните, Пэдди, — сказал ему коллега.
— У нас есть четыре возможных варианта: миз — клон, виновный в убийстве, миз — клон, в убийстве не виновный, миз — человек, но, тем не менее, виновна в убийстве, и миз — ни в чем не повинный человек. Поскольку существует разница в гражданских правах, нам придется сперва определиться, кем мы будем ее считать. Отец Зла лишает ведьму боли. Я ведь близок к концепции, не так ли?
— Вы что, собираетесь совать ей иголки под ногти?
— Да, боже упаси, у нас тут что, темные века? У нас имеется медицинская капсула с возможностью фиксации интенсивности нейронных процессов. Подавая раздражение непосредственно на нервные центры, можно…
— …в частности, заставить находящегося внутри человека его дать нужные показания или убить, выдав случившееся за несчастный случай.
— Теоретически — да, практически это не есть наша цель. Нам необходимо обеспечить безопасность ни в чем не повинных граждан колонии. Это никак невозможно, если мы отпустим подозреваемую за недостаточностью улик. Староста, вы должны принять это решение.
— Какое бы решение вы ни приняли, — сказал Норм, — и безотносительно любой вины, я не позволю засунуть мадемуазель Люссак в эту вашу «железную деву».
— Чиф, почему вам все время приходится напоминать о сфере вашей компетенции? Почему вы так заинтересованы в том, чтобы эта особа избежала не только заслуженного наказания, но даже разбирательства?
— Есть вещи, которые делать нельзя. Это я устроил мадемуазель Люссак в ассистентки к госпоже Монти. Это мое дело — доказать ее невиновность и понести вместе с ней наказание, если я не прав. Первое, разумеется, предпочтительнее. Физическая пытка применена не будет. Я так сказал, и вам придется с этим считаться.
— Кем вы себя возомнили, мачо?
— Я — человек, под чьим командованием находится пятая часть колонии Авалона. Самая организованная и мобильная часть, способная в пять минут получить на руки оружие.
— Вы нам хунтой угрожаете?
— Ее фамилия Люссак, а вы отвечаете за безопасность колонии.
— Я имею право уволить вас одним словом.
— Попробуйте, но будете не первый. В таком случае я стану защищать мадемуазель Люссак из личных побуждений, будучи уже не связан обязательствами перед колонией. Выбирайте, что вам нравится больше.
— Он может, — пискнул Брюс. — Я видел.
— Меня, — сказал Рубен, — тоже посчитайте.
— Хорошо, — начал Ставрос, со сдержанным негодованием глядя на группу протеста, которая тут образовалась неожиданно для него. Как, впрочем, и для себя. — Что вы предлагаете по обсуждаемому вопросу. Чиф Норм?
— Мадемуазель, вы доверяете мне в этом деле? — спросил тот у Мари Люссак.
— Всецело. — Она посмотрела на него снизу вверх.
— Это хорошо. Согласитесь ли вы провести некоторое время в изоляции, под замком, в целях вашей же безопасности?
— Смотря в чьих руках будет ключ.
— Логично. Я, Р. Эстергази и Брюс будем вас охранять по очереди. Не для того, чтобы вы не вышли, а чтобы к вам никто не вошел. Вас устроит?
— Разумеется, — фыркнул Бротиган. — Особенно Р. Эстергази…
Удар — и он рухнул навзничь.
— Никто, кроме клона, не позаботится о чести клона, — с насквозь лживым сожалением сопроводил его Рубен, стряхивая кисть.
Комичность ситуации состояла в том, что из всех присутствующих один только Бротиган и был вооружен и именно он, оглушенный, барахтался сейчас среди пластиковых стульев. Вот вам и решимость Добра, и его праведные силы.
— Только попробуй, — предупредил его Норм на всякий случай.
— Биоробот… — выдохнула госпожа психолог, — поднял руку на человека… и ему это так сойдет? Да вы что, сговорились все — крушить основы?…
— Я был знаком со многими биороботами, которым приходилось по долгу службы поднимать на человека не только руку, но и лучемет. Люди, они ведь все такие разные, а роботы попроще — и в целом неплохие ребята. Вы уж извините, как вас… Пэдди, если вы думаете про себя, что человек — это звучит гордо, то и ведите себя… как мужик.
Вот-вот, а не знаешь, спроси меня — как.
* * *
Провожать Мари Люссак в место заключения пришлось буквально продираясь сквозь толпу. Норм и Рубен заняли выигрышные — и почетные! — места справа и слева от подопечной, а Брюс тащился следом как привязанный. Мари не оглядывалась, и он терзался.
Я ее предал.
Я должен был сказать, как Норм, и Бротигану засветить — как Руб. Нет, главное не это. Я… я усомнился там, где они — нет, я промолчал там, где старшие мгновенно приняли решение. Но это было мое собачье дело!
Почему?!
Силы небесные, да я с самого начала знал, что наш брак — договорной, что она меня использовала, ну, я надеялся, наверное, что это может измениться и что-то вспыхнет там, яркое и светлое, но ведь я не идиот. Я не люблю Мари Люссак, она не любит меня, но из этого не следует, что я не протяну руки, когда ее станут топить.
Дело в том, что я думал, будто она слабая, зависит от меня и одна пропадет. Вот меня и перло, как жабу на пруду. А она оказалась сильная. Много сильнее и значительнее меня. И не только меня, к слову. Это я до конца еще не понял, какая она. Даже если и вправду шпионит для своих 30 и на тех инфочипах не сенсационные материалы для ее книги, а копии наших архивов — а где, кстати, пролегает граница меж тем и этим? А я бы так смог? Ведь она тут одна-одинешенька, сиротка в дремучем лесу, среди волков, готовых чуть что на молекулы ее разобрать максимально болезненным способом. Ни папе не позвонишь, ни в головной офис. А она их еще и по носам щелкала. И палила свечу с обоих концов.
Разве можно допустить, чтобы женщина?…
Дело не в том, что она большая, а в том, что ты — мелкий. Самый мелкий из всех, кто там был сегодня, что и продемонстрировал с успехом. Как вести себя, если она — больше?
Да какая уж тут любовь!
Местом одиночного заключения для Мари Люссак выбрали их с Брюсом комнату в семейном общежитии. Пока дотуда шли, Норм вызвал по комму командиров отделений и распорядился. Тирод уже ждал его на пороге с большой коробкой, куда собрал весь скандальный частный архив «семьи Эстергази».
— Чиф, куда это?
— Отнесите ко мне и оставайтесь при нем неотлучно или поставьте человека. Неотлучно — ключевое слово. Ничто не должно быть изъято или заменено без моего ведома.
— Я могу входить?
Норм мельком оглядел внутренность помещения: убогая продолговатая клетушка с двумя койками, раздвинутыми по противоположным стенам, дверь в санузел справа, при взгляде из коридора не видна. Несколькими касаниями перепрограммировал замок, чтобы тот отпирался только снаружи.
— Да, пожалуйста.
Мари перешагнула через порог и обернулась. Запереть за ней дверь, глядя прямо в поднятое к тебе лицо, оказалось неожиданно трудно.
— Морган!
— Я здесь, чиф. Слушаю.
— Слушай меня внимательно: оттуда никто не выходит, входят только те трое, кого вы видите перед собой. Никакое высшее руководство, не говоря о Службе безопасности колонии, приказ отменить не может.
— Ясно, чиф. Осмелюсь предположить, а что, если она с собой что-нибудь сделает? Ну, удавится?
— Вот для того, чтобы она не удавилась, мы и не пускаем к ней СБ. За того, кого вы поставите к этой двери, вы отвечаете лично. Вы меня правильно поняли?
— Абсолютно, чиф. Сама встану.
Первый раз за весь день на лице Норма промелькнула искорка удовольствия, и Брюс снова задался вопросом — что отчим нашел в этом маленьком чудовище и почему ей подыгрывает. Секса меж ними точно нет, не смешите матушку. Уж не напоминает ли она ему — о ужас! — Игрейну?
Любая девушка этого возраста будет напоминать Игрейну, факт.
— Разрешаю сесть, это надолго. Запомните, Морган, пока мы здесь охраняем арестованную, по комплексу ходит человек, для которого снять со стены пожарный топор — плевое дело. Ключ я вам не даю во избежание лишней ответственности.
Ключ — это такая карточка-отмычка, позволяющая перепрограммировать любой замок в колонии на новый тактильный параметр. У всего руководства такие есть, и у СБ, разумеется, тоже. И у Игнасии Монти — был. На теле не нашли.
— Постойте, Морган, это не все. В самое ближайшее время у нас будет объявлено чрезвычайное положение. Да, оказывается, можно еще чрезвычайнее. В этой связи снимите наших людей со всех хозработ, не связанных с обеспечением жизнедеятельности колонии. Ссылайтесь в этом на меня. Найдите место в пределах дневного перехода, где можно было бы организовать временный лагерь. Чем больше найдете таких точек, тем лучше. Заодно продумайте маршруты перемещений между ними, и прикрытия. Даже если ничего не случится, вы приобретете ценный опыт действий в полевых условиях. По вам все. Все понятно?
— Так точно, чиф. Никак нет… было бы разумно поставить флэши, чтобы обмануть их энергодетекторы — от удара с воздуха. Не дали ресурсов? Они, я извиняюсь, сдурели? Нас же с воздуха… одним точечным ударом!
— Теперь вы, Андерс. Для второго отделения у меня очень важное задание. Вы вооружите все, что летает и ползает и не нарисовано в справочнике-определителе местной фауны.
— Тут нет фауны…
— Тем проще вам будет.
— Как мне склонять механиков к пониманию?
— Любыми способами, включая личное обаяние. Запугайте их. Все батареи зарядить, технику вывести из ангаров, отогнать на километр и еженощно перегонять на новое место. Закамуфлировать. В пустых ангарах включить тепловые пушки. В вашем распоряжении бойцы-контрактники. Вопросы есть?
— Никак нет, чиф.
Некоторое количество народу, что толкалось тут за новостями, услышав обрывки этого разговора, поспешно разошлось по своим жилищам: делиться новостями с домашними и готовить эвакпакеты.
На этом добрались до комнаты Норма, где Тирод, как пес, охранял инфочипы. Комод Третьего был немедленно отпущен с соответствующим поручением: проверить комплектацию, отсчитать и отгрузить консервы, палатки, камуфляжные сети, спальные мешки, куртки с подогревом, аптечки и любые переносные устройства, которые должны облегчить бойцу на рейде жизнь и исполнение задачи: инфравизоры, детекторы источников энергии, мобильные ректификаторы воды и воздуха, каждый величиной с автомат для продажи мелочи.
Уф, сели рядком на койку, перевели дух. Посмотрели друг на друга.
— По чаю? — предложил хозяин. Идею одобрили.
— Я понимаю, почему в это ввязался Брюс, — сказал Рубен, держась за горячую чашку. — Он ей человек не последний. Я понимаю, — храбро продолжил он: — почему это сделал я. А ты-то зачем поперек прешь? Ты представляешь, как это выглядит со стороны? Путч!
— Тебя это беспокоит?
— Нет, но…
— А меня — очень. Варианты у меня были? На фронтирах происходят страшные вещи и остаются безнаказанными.
— Рассел, — подал голос Брюс, — откуда ты знаешь, что она невиновна?
— Ты — у меня спрашиваешь?
— Эээ…
— Ты можешь представить свою жену с топором? Нет, я, конечно, понимаю, что это самое страшное оружие в галактике…
Брюс покраснел.
— Разве ты недостаточно ее знаешь?
— Ну, я не знал, что она может такой спектакль устроить, как сегодня.
— Именно потому, что она устроила спектакль. Она хамила в лицо следователю, поскольку абсолютно не верила, что это происходит всерьез. Иначе — она вела бы себя иначе. Проявила бы готовность сотрудничать, призналась бы в малой вине… Максимум, ее бы выдворили с ближайшим рейсом, с последующей передачей в папочкины руки. Мари Люссак не думала вообще. Кстати говоря, клонам это несвойственно, я имею в виду — стихийное поведение. Полагаю, самый ее страшный грех — ваш фиктивный брак.
— О! — Рубен посмотрел на Норма с интересом. — А ты давно догадался?
— Да он бы и ночи не провел в казарме после того, как мы высадили ученых. Что у них в головах — я знаю.
— А зачем ты ее тогда запер?
— Им нужен быстрый и удобный виноватый. Наше руководство может быть прекраснейшими людьми и думать о спасении души, однако ретивость этих ребят — я имею в виду Службу безапосности — мне совсем не нравится. Они не столько ищут виновника, сколько нормализуют моральный климат. Дескать, все под контролем. Виновный должен быть пойман быстро, и он должен быть чужаком, а обо всем прочем пусть договариваются космические флотилии.
— Тебе инкриминируют раздувание паники.
— Пусть. Зато гражданские будут готовы. Я должен успеть как можно больше сделать для обороны, прежде чем Ставрос меня уволит и запрет вместе с Мари Люссак.
— Не очень раскатывай губу, все бы хотели.
— Не беспокойся, — усмехнулся Норм, — я — не все.
Замяли опасную тему. И ведь не то чтобы они делили что-то, а так, удовольствия ради — шпильку в бок. «Всегда решает женщина», угу.
— Кто вместо тебя? Морган?
— По уставу должна быть она, но, возможно, Ставрос предпочтет кого-то из контрактников человеку моей школы. Руководитель контингента ВС должен вообще-то утверждаться Фридой.
Он помолчал.
— Я бы тебя предложил, но они не поймут.
* * *
Инженер Кодзи ничего не имел против колонистов с Новой Надежды. Он бы рад был и вовсе о них не знать. Его дело держать ионный зонтик, под которым фабрика-краулер уже три года добывала кристаллы для горной корпорации «Седьмая грань», а та в свою очередь снабжала ими один очень успешный судостроительный концерн.
Это не слишком веселое дело — жить под ионным зонтиком. Никакой связи, никаких трансляций, записями и играми обменялись уже не по разу. Выйдешь наружу, и ощущение такое, будто мир — одни только стены белого тумана. Визоры в нем слепнут, радиоволна пропадает. Два шага сделаешь, держась за черное скальное ребро, и забыл уже, куда обратно. Посидишь на камушке в спецкостюме, стирая со шлема конденсат — вот и вся прогулка. Возвращаешься обратно в кают-компанию, где твоя морда осточертела так же, как тебе — примелькавшиеся морды прочих вахтовиков.
С одной стороны, теперь его можно не держать, свернуть. Спалились по самые потроха. Глазастый и немыслимо крутой тип на «кукурузнике» пролетел над выработкой, едва не пузом скользя по скалам, и, надо думать, заснял тут все. Он, Кодзи, уже отстоял свои полчаса на ковре у топ-менеждера хатамото Ни, когда тот искал виноватых. Больше всего досталось, конечно, ПВО: не смогли сбить разведчика, даже никакой лазерной стрелялкой не оборудованный. С одной стороны, хорошо, конечно, что есть кто-то виноватый больше тебя. Тем только и оправдались: мол, наши системы тут тоже слепы!
С другой стороны, тоже хорошо: у большинства людей от постоянной ионизации сильные, не проходящие со временем головные боли. Это вредные условия труда, не все горняки могут работать на Либеллине-VI по медицинским показаниям, и доплата невелика. Теперь, если их вывезут, корпорация обязана оплатить своим работникам лечение приобретенных болезней согласно сравнительной диагностике, которая в обязательном порядке проводится до и после вахты. Поговаривают, правда, что врачи корпорации имеют некую ориентировку — не слишком акцентировать внимание на мелочах. Верить им, так мы приезжаем отсюда отдохнувшие и поздоровевшие.
Вахты на Либеллине-VI невыносимо длинны, работники сменяются раз в год, когда приходит транспорт за продукцией и привозит все, без чего не может существовать нормальная колония: провизию, питьевую воду, туалетную бумагу… новые записи и игры, с которыми новой партии существовать год. Женщин не возят. Женщины дома ждут. И со временем ты приучаешься искать отдохновение души в том единственном, что остается с тобой всегда — в работе.
И гиперсвязи в поселке нет с тех пор, как тут высадились фермеры. Таково приказание хатамото Ии. И совсем непонятно, когда бы прилетел за нами транспорт теперь, когда Новая Надежда взяла орбитальное пространство под контроль. Ведь корпорации «Седьмая грань» важен не только карьер, откуда краулер тоннами гребет технически чистые кристаллы, корпорации важна тайна.
Потому что производственные налоги на Землях неимоверно высоки и корпорации нашей как будто не существует.
И вот всего один глазастый парень пролетел над нами на бреющем и ушел живым, хотя мог бы как тот спутник, который тоже слишком много знал, рассыпаться по окрестностям кучкой дымящихся обломков. Потом он доложил своему руководству, а то в свою очередь связалось со своей метрополией, а та — с нашей, а наша в свою очередь задала Успешному Синдику, чье имя неназывается, несколько неудобных вопросов, и чертовски похоже, что мы все потеряли работу.
Кто в этом виноват? В нашем клубе всякому ясно — фермеры. Понаехали тут.
Тайны, переставшие быть таковыми, доставляют своим хозяевам множество неприятностей, и где-то там, на Церере и в контролируемых ею областях арестовывают «белых воротничков», предъявляют им иски, определяют степень участия в «левых» доходах, описывают имущество. «Седьмой грани» предложено приобрести лицензии, заплатить налоги, штрафы и пени или самораспуститься. А мы сидим тут, связанные по рукам и ногам, и ждем, покуда до нас доберутся. Мысли наши заняты только нашим будущим, и ничего хорошего в этом будущем как будто нет.
Есть один тонкий момент, сказал хатамото Ии, когда выбрал время посетить наш клуб. Промышленный Совет Земель не может позволить себя обкрадывать, но это не значит, что планета — не наша! Пусть руководство из корыстных побуждений не зарегистрировало новую территорию, но директора уходят, а собственность остается. Либеллин-VI — мы слышали, фермеры назвали его Авалон, потому что им удалось вырастить тут съедобные яблоки! — наш по факту.Владеет полем тот, кто его вспахал — эта формула священна со времен Махабхараты. А чтобы она была должным образом доведена до сведения фермеров, полагающих, будто они первые только потому, что подсуетились с бюрократической процедурой, Федерация посылает сюда авианосное соединение «Красный дракон».
Мы добываем тут ценное стратегическое сырье и, если мы его уступим, то потеряем в авторитете и в весе. Кристалл — это прыжковый двигатель, а прыжок — это власть над пространством. Фермерам будут принесены извинения и выплачена компенсация. Разумеется, за счет фондов неправедной корпорации, если у власти останется прежнее руководство, или за счет личных фондов прежнего руководства, если корпорация пойдет под секвестр.
Мы можем быть неправедны, но мы не можем быть слабы.
* * *
Как неоднократно подмечал Брюс, мать его любила скуку и была в ней совершенно счастлива. Впрочем, какая уж тут скука, когда Айна самозабвенно скачет по синему надувному матрасику: ножки в белых носочках ударяют в упругую поверхность, раз-два, коленки поджимаются под грудь — ухх. Раз-два, она запрокидывается назад, пытаясь изобразить сальто. Смотри, мам!
Натали всякий раз всей внутренностью вздрагивает: а ну как шею себе повредит? Дитя возмущается: мам, ну я умею падать!
Этого мало, надо еще уметь вставать. Матери кажется, что Брюс в этом возрасте был поспокойнее. Посолиднее. На Айне синий комбинезон с перекрещенными на спине лямками — очень удобная штука, позволяющая материнской руке вовремя цапнуть за эти лямки. Под комбинезон поддет пушистый свитерок: в это время мы еще не включаем отопление, а на улице уже довольно прохладно. Да, экономим деньги, хотя на здоровье мы бы экономить не стали. Эта температура стимулирует активность ребенка. Напрыгается — тут же на матрасике и заснет, тогда и мать отдыхает. Жизненный цикл матери подчинен жизненному циклу ребенка: опыт уже есть. Копна черных кудряшек, круглые щечки-яблочки. Мы даже снимались в рекламе каких-то детских мелочей: здоровое дитя с отпечатком отцовской любви и материнского долгожданного счастья на рожице. С каждым ребенком вновь переживаешь детство, и это вот, третье вышло самым настоящим. Правильным.
У Айны есть отец, а у Натали — муж.
Конечно, это выглядит совсем иначе, чем жизнь на иждивении Эстергази. Натали считает и планирует: это вот мы купим сейчас, а с этим можно повременить до следующего месяца или года. За столом нас четверо, а карточка кредитная одна. Но в то же время, когда Натали выбирала… нет, будем честными, она не выбирала, потому что выбора у нее не было… Любое-другое-прочее — это уже не жизнь, а служение чужой жизни, вечно тоскливое подглядывание за чужим праздником в заиндевевшее окно.
Иногда на ее горизонте возникали «сестры» — местные функционеры и ненастойчиво, за чашечкой чая предлагали устроиться поработать. Работа, в основном, была такого свойства: куда-то съездить, с кем-то поговорить. Делиться душой.
Если для тебя поровну «да» и «нет», сказал Рассел, когда она с ним советовалась — я бы не хотел. Останься нашей. Они хотят не твою работу, они хотят тебя.
На Пантократоре этот ресурс ценится больше других: личность, душа, харизма. Есть люди, которые единым движением души разделяют: это вот будет хорошо, а вон то — совсем даже хорошо не будет. Единственное место в мире, где платят за то, что ты — человек хороший.
И они думают, я это могу?
Допустим, могу, если речь о Брюсе или Айне: слово матери, подтвержденное молчаливым согласием отца — краеугольный камень нашей счастливой семьи. Но общество состоит из семей, как из кубиков, и из семей в мир выходят взрослые, правильно воспитанные дети. Пантократор интересуется, будут ли они строить свою ячейку по образу и подобию той, из которой они вышли, или же будут строить ее по принципу — лишь бы иначе.
Пантократор считает, что если мужчина способен создать семью и защитить ее, он может личным примером научить тому же сто пацанов, которые глядят на него рты разинув. Дело лишь в том, чтобы он верил в добро и зло и узнавал их в лицо.
А женщина научить не может. Этому учит только жизнь, интуиция, вовремя сказанное слово, поданная рука, и при всем этом сто шансов против одного — научиться злу.
Кто-то с пеной у рта твердит о самореализации. Вон, мол, Мэри-Лиис Дален на Зиглинде ведет ток-шоу «Как мы воевали», хотя, как вспоминается Натали, воевала та больше по пилотским койкам, пока они с Магне не поговорили о любви посредством нескольких хлестких пощечин. Тогда наступил катарсис, они рухнули в объятия друг друга и неразлучны до сих пор. Строй рыжих погодков гордится родительской военной славой, и все у них хорошо. Кто-то еще из дам того призыва пишет стихи для регулярной передачи, доводя до слез ветеранов той войны и романтически настроенных дев. И ты могла бы…
А у тебя — только муж, с которым счастливы твои дни. И ночи тоже. Каменная стена, в укрытии которой твой сад.
Что ты дала миру? Детей, которые, выйдя в мир, скажут: да, у меня было счастливое детство, я знаю добро и любовь. Это трудно, да, и будут ошибки, но это все как аварийная посадка на воду, ночью — держишь курс на луну. Это лестница в небо, и мы, поколения — ступени в ней.
И Пантократор хочет, чтобы я произнесла это вслух. Он хочет, чтобы таких детей было сто.
Я не умею абстрактно. Может, у кого-то больше души, честь ему и хвала, но стоит мне подумать о сотне, и я сомневаюсь в себе. Айна спросит — кто тебе дороже. Брюс скажет — это не любовь, это игра, работа, фальшь.Неправда, ток-шоу, пошлость!Я и не думал, что ты можешь сделать из любви работу.Пусть цифровой манекен слепят, чтобы улыбался всем одинаково. Но только не с тебя, слышишь, мам! Рассел ничего не скажет, может, спросит только: тебе это нужно? И я задумаюсь. И в сотый раз скажу — нет. Вы моя реализация, мне хватит. Трое в моем сердце — и оно переполнено. Все остальное проходит в номинации «весь мир», оно немного меньше.
Благодаря тому, что есть эти трое, я даже могу любить этот ваш «весь мир». Иначе ему пришлось бы худо.
Но я верю в добро и зло, и еще, оказывается, я умею любить. Потому я — ваш человек. Потому что, оказывается, многие не умеют.
Но говорить «нет» намного проще, когда за плечом Рассел.
Вот и сейчас принесло их, на этот раз четверых. Такой бригадой Натали еще не окучивали. Возглавляла миссию миз Ариадна, знакомая Натали с тех еще времен, когда спасала ее от дурных последствий коварного рислинга с Медеи. Содрогаясь при одном воспоминании об острой желудочной боли, Натали тем не менее понимала — приступ, настигший ее в дворцовом туалете Зиглинды, спас ей жизнь. Приступ, и та девочка, Мари Люссак, догадавшаяся позвонить куда надо. Именно тогда Пантократор принял носимое злыми ветрами семейство Эстергази под свою защиту, и теперь, глядя в невозмутимое бронзовое лицо сестры Ариадны, Натали поняла, чего от них ждала: потребуют вернуть долг.
Дам, облаченных по местному обычаю в зеленое, хозяйка усадила в гостиной за чаем с печеньем. Айну отнесла в родительскую спальню, потому что ближе, игрушки, разбросанные на ковре, ногой запихала под диван. А у тебя прохладно. Да, это чтобы незваные гости не засиживались. Нет, мармелад она сама не варит: абрикосовым джемом ее снабжает старичок из дома ниже по тропе — вы проходили мимо, когда поднимались! — просто так, ну а муж просто так починил ему забор. Да, Расселу нравится возиться со всякой ерундой, чтобы работало. Он говорит — это способствует внутреннему равновесию. Очень здорово, когда у мужчины есть это свойство. Согласна, повезло.