Страница:
миссис Эбботт.
Она поймала на себе страдальческий взгляд Билли, ясно говоривший "прошу
тебя, только не сейчас!" -- и сумела подавить в себе желание немедленно
поправить Крофорда. У Билли еще столько времени впереди, чтобы объяснить
ему, что фамилия его отца -- мистер Эбботт, а матери -- миссис Берк. Только
не сегодня, не в первый день! Она посмотрела на Вилли. Тот качал головой.
-- Очень любезно со стороны школьного начальства пригласить нас,--
сказала она.
Крофорд жестом указал рукой на голую, незастланную койку.
-- Я посоветовал бы тебе, Уильям, запастись тремя одеялами. По ночам
бывает зверски холодно, а все начальство здесь относится к теплу, как
истинные спартанцы,-- они считают, что стужа лишь укрепляет наш характер.
-- Сегодня же вышлю тебе три одеяла из Нью-Йорка,-- пообещала Гретхен и
обернулась к Вилли.-- Ну, как насчет ланча...
-- Но мы ведь не голодны, разве не так, дорогая? -- ответил Вилли
умоляющим голосом, и Гретхен сразу поняла, что ему совсем не хочется
завтракать в школьной столовой, где никакой выпивки и в помине нет.
-- Не очень,-- пожалела его Гретхен.
-- К тому же мне нужно вернуться в город к четырем. У меня встреча...
очень важная,-- его голос неловко затих. Такая отговорка никого не могла
убедить.
Раздался громкий звонок.
-- Ну вот, пожалуйте! -- сказал Крофорд.-- Столовая наша находится
сразу за тем местом, где ты проходил регистрацию, Уильям. А теперь прошу
меня извинить, нужно помыть руки перед едой. И не забудь, Уильям, если
только тебе что-то потребуется -- не стесняйся!
Строго выпрямившись, как истинный джентльмен, в своем блейзере и белых
ботинках, стоптанных за три года обучения, он вышел в коридор, в котором все
еще сбивались в один музыкальный калейдоскоп три разных проигрывателя в
разных комнатах. Доминировал, конечно, лихо завывающий, неистовый и
отчаянный Элвис Пресли.
-- Послушай,-- сказала Гретхен,-- да он, кажется, ужасно милый юноша,
как ты думаешь?
-- Хотелось бы посмотреть на него, когда тебя не будет рядом,--
попытался разочаровать ее Билли.
-- Поживем -- увидим. Тогда я тебе точно скажу.
-- Иди-ка, Билли, на ланч,-- сказал отец.
Гретхен чувствовала, как он жаждет опрокинуть первый стаканчик за день.
Он вел себя просто великолепно, ни разу не предлагал остановиться у
придорожной забегаловки всю дорогу до самой школы и вообще все утро вел себя
как примерный, образцовый отец. Он честно заработал свой мартини.
-- Давай мы проводим тебя до столовой,-- предложила Гретхен.
Ей сейчас очень хотелось плакать, но она, конечно, не могла удариться в
слезы перед сыном. Она осмотрела комнату.
-- Думаю, когда вы здесь наведете порядок, все уберете, чуть украсите,
то она станет очень уютной комнаткой. А у тебя, несомненно, хороший вкус.
Неожиданно замолчав, она первой вышла в коридор.
Вместе с небольшими группками учеников они возвращались через лужайку к
главному корпусу. Гретхен остановилась у крыльца, правда, на почтительном
расстоянии от него, ожидая, когда пройдут другие ученики с родителями, чтобы
попрощаться с Билли. Ей не хотелось прощаться с ним у крыльца, которое
плотным кольцом окружили незнакомые ей люди.
-- Ну, думаю, можно попрощаться и здесь,-- сказала она.
Билли обнял ее и порывисто, быстро поцеловал. Она с трудом смогла
улыбнуться ему. Билли пожал руку отцу.
-- Спасибо, что довезли,-- сказал он ровным тоном им обоим. Потом, не
проронив ни слезинки, повернулся и неторопливо пошел прочь, к крыльцу,
присоединяясь к говорливому потоку учеников, его по-детски долговязая, худая
фигура потерялась, пропала. Теперь ее сын неумолимо становился одним из
членов этой многообещающей мужской компании, до которой теперь только из
далекого прошлого будут доноситься материнские голоса, которые когда-то
убаюкивали, поощряли их баловство или бранили.
Через пелену слез она наблюдала, как он прошел между белыми колоннами в
широко распахнутые двери, как из освещенного солнцем пространства скрылся в
тени. Вилли обнял ее за талию, и оба они, благодарные друг другу за эту
поддержку, пошли к машине. Они ехали по петляющей тенистой улице, вдоль
школьных площадок для спортивных игр: на беговых дорожках сейчас не было
бегунов, ворота, раскрыв свой зев, стояли без вратарей, а на бейсбольном
поле не было ни души.
Гретхен сидела на переднем сиденье рядом с Вилли, глядя прямо перед
собой. Вдруг с его стороны до нее донеслись какие-то странные звуки. Они
остановились под деревом. Вилли, утратив самообладание, горько расплакался,
и она тоже не могла больше сдерживаться. Она порывисто вцепилась в него, они
обняли друг друга, и оба безудержно рыдали, оплакивая Билли, жизнь,
ожидавшую его впереди, Роберта Силлитоу-младшего, их самих, любовь, миссис
Эбботт, миссис Берк, все выпитое ими виски, все совершенные ими ошибки, свою
прошлую испорченную жизнь.
-- Не обращайте на меня внимания,-- говорила Рудольфу девушка,
увешанная фотоаппаратами, когда Гретхен и Джонни Хит, выйдя из автомобиля,
направились прямо к Рудольфу. Он стоял под громадной вывеской с начертанной
на ней аршинными буквами надписью "КАЛДЕРВУД" на фоне голубого сентябрьского
неба. Сегодня был день открытия нового торгового центра на северной окраине
Порт-Филипа, и этот район Гретхен хорошо знала, ибо через него проходила
дорога, ведущая к поместью Бойлана.
Гретхен с Джонни не попали на церемонию открытия нового супермаркета,
потому что Джонни никак не мог вырваться с работы до ланча. Джонни, конечно,
в этом раскаивался, как раскаивался в их нелицеприятной беседе с Гретхен за
ужином пару дней назад, он покаялся, и между ними установились прежние
дружеские отношения. Почти всю дорогу говорил только один Джонни, но не о
себе и не о ней, Гретхен.
Он все время с восхищением, взахлеб, объяснял ей, как Рудольфу удалось
взлететь так высоко, достичь положения преуспевающего предпринимателя и
менеджера. По его словам, Рудольф понимал все тонкости ведения современного
бизнеса гораздо лучше многих молодых людей его возраста, и таких, как он,
Джонни пока не встречал. Однако сколько ни старался Джонни объяснить ей, с
помощью какого блестящего хода Рудольфу удалось заставить Калдервуда год
назад купить фирму, имевшую двухмиллионный дефицит за последние три года,
она ничего не понимала и в конце концов была вынуждена признаться, что он
сильно переоценивает ее интеллектуальные способности, но она разделяет его
мнение по поводу ее брата.
Гретхен подошла поближе к брату. Он стоял, делая какие-то записи в
рабочем блокноте, а фотограф, присев перед ним в нескольких шагах,
нацеливала свой фотоаппарат вверх, чтобы поймать в один кадр вместе с ним
вывеску у него над головой с именем Калдервуда. Рудольф, увидав ее с Джонни,
широко улыбнулся и пошел им навстречу. Хотя сейчас он ворочал миллионами,
проявлял поразительную ловкость фокусника при сделках с акциями, при сбыте
рискового капитала, она по-прежнему не видела в нем бизнесмена -- для нее он
оставался ее красивым братом, хорошо загоревшим молодым человеком в
прекрасно сшитом, безукоризненном костюме. Ее сейчас еще раз удивило,
насколько разительно отличаются друг от друга ее брат и ее муж. Если верить
словам Джонни, то состояние Рудольфа в несколько раз превышало состояние
Колина, и он, Рудольф, обладал куда более реальной властью над огромным
числом людей, чем Колин, но тем не менее никто из окружающих, даже его
собственная мать, не могли упрекнуть Колина в излишней скромности. Среди
любой компании он всегда выделялся, не скрывая своего высокомерия и
заносчивости, и всегда наживал новых врагов. Рудольф же, казалось,
растворялся среди людей, тушевался, проявляя свою доброжелательность,
сговорчивость, и всегда легко приобретал друзей.
-- Отлично,-- повторяла сидевшая на корточках перед Рудольфом
девушка-фотограф, делая один снимок за другим.-- Просто превосходно!
-- Позвольте представить,-- сказал Рудольф.-- Моя сестра, миссис Берк,
мой приятель, мистер Джонни Хит, гм... мисс... мне ужасно неловко...
-- Прескотт,-- подсказала ему девушка.-- Можно просто Джин. Старайтесь
не обращать на меня никакого внимания.
Она наконец выпрямилась и улыбнулась им, правда, довольно робко.
Небольшого роста, шатенка с прямыми, длинными волосами, собранными в пучок
на затылке. Вся в веснушках, без косметики на лице, она очень легко, живо
передвигалась, и ей при этом не мешали три свисавшие с шеи фотоаппарата и
тяжелый ящик для кассет и объективов, болтавшийся на ремне у нее через
плечо.
-- Ладно, пошли,-- сказал Рудольф.-- Покажу вам все здесь. Если
столкнетесь со стариком Калдервудом, то не жалейте громких слов восторга.
Повсюду, где бы они ни появлялись с Рудольфом, его останавливали люди,
мужчины и женщины, пожимали ему руки, хвалили за то чудо, которое он
сотворил для их города. Мисс Прескотт все щелкала своим фотоаппаратом, а
Рудольф выбирал из арсенала своих улыбок самую скромную. Он говорил каждому,
как он рад, что им все нравится, демонстрируя при этом знание поразительного
количества имен.
Среди этих людей, желавших ее брату всего наилучшего, она почему-то не
заметила ни одной своей соученицы, ни одной сотрудницы по заводу Бойлана.
Однако, казалось, что все до единого соученики Рудольфа явились сюда, чтобы
воочию убедиться, что сотворил здесь их старый приятель, и поздравить его с
таким достижением,-- одни искренне, другие с явной, нескрываемой завистью.
Ей показалось, что благодаря какой-то странной аберрации времени все
мужчины, подходившие для поздравления к Рудольфу со своими женами и детьми и
говорившие ему: "Ты меня помнишь? Мы учились в одном классе?", значительно
старше, толще, степеннее, чем ее неженатый, ничем не скованный брат. Успех
перенес его в другое поколение, поколение стройных, элегантных, подвижных
молодых мужчин. Колин тоже выглядит гораздо моложе своих лет, подумала она.
Вот она, неувядающая юность победителей!
-- Кажется, ты сегодня собрал здесь весь город,-- сказала Гретхен.
-- Да, что-то в этом роде,-- согласился с ней довольный Рудольф.-- Я
слышал, что даже Тедди Бойлан удостоил меня своим присутствием. Может, мы
еще столкнемся здесь с ним.-- Рудольф внимательно изучал лицо сестры: какая
будет реакция на его слова?
-- Тедди Бойлан? -- равнодушным тоном переспросила она.-- Неужели он
все еще жив?
-- Во всяком случае, так все говорят. Правда, я тоже не видел его
давненько.
Они пошли дальше, чувствуя, как между ними пробежал мимолетный холодок.
-- Подожди меня здесь минутку,-- сказал ей Рудольф.-- Пойду поговорю с
капельмейстером. По-моему, они не играют старые мелодии.
-- Кажется, он вникает в каждую мелочь, следит за всем, не так ли? --
спросила она Джонни.
Рудольф уже торопливо шел к оркестру, а за ним, как всегда, словно
тень, следовала мисс Прескотт.
Рудольф вскоре вернулся, а оркестр уже играл старинную мелодию
"Счастливые дни вернулись". Он притащил за собой какую-то пару -- очень
красивую, стройную блондинку в накрахмаленном, хрустящем белом льняном
платье и лысеющего, исходящего потом мужчину, в мятом полосатом костюме,
который был явно старше Рудольфа. Гретхен показалось, что она уже видела
прежде этого человека, вот только где? Она не могла точно вспомнить.
-- Разрешите представить, это Вирджиния, Гретхен, младшая дочь босса. Я
говорил ей о тебе.
Мисс Калдервуд застенчиво улыбнулась:
-- Да, на самом деле, миссис Берк.
-- Ну а ты помнишь Брэдфорда Найта или забыла? -- спросил Рудольф.
-- Это я напоил вас до чертиков на выпускной вечеринке в Нью-Йорке,--
объяснил ей Найт.
Тут она сразу вспомнила этого бывшего сержанта с оклахомским акцентом,
который приставал ко всем девушкам в ее квартире в Гринвич-Виллидж. Акцент у
него стал не столь заметным, как прежде, вот только жаль, что он сильно
облысел. На голове совсем волос не осталось. Она вспомнила и другое: как
несколько лет тому назад Рудольф уговорил его приехать в Уитби, и теперь
всячески натаскивал его, пытаясь сделать из него хорошего помощника
менеджера. Он нравился Рудольфу, она прекрасно знала об этом, только вот
почему -- для нее оставалось загадкой. Если внимательно присмотреться к нему
-- ничего особенного, но Рудольф говорил, что он -- человек умный и
проницательный и умеет просто замечательно ладить со всеми людьми, не
отступая при этом ни на шаг от данных ему инструкций.
-- Конечно, я помню тебя, Брэд,-- сказала Гретхен.-- Я слышала, что ты
здесь просто незаменимый человек.
-- Мэм, я уже краснею,-- сказал Найт.
-- Все мы здесь -- незаменимые,-- поддержал его Рудольф.
-- Нет, не все,-- возразила с серьезным видом девушка, не спуская глаз
с Рудольфа. Этот взгляд не ускользнул от внимания Гретхен. Все дружно
засмеялись. Но младшая дочь босса хранила молчание. Бедняжка, подумала
Гретхен, лучше бы пялилась на кого-нибудь другого.
-- А где твой отец? -- спросил вдруг Рудольф.-- Хотелось бы представить
ему мою сестру.
-- Пошел домой,-- ответила девушка.-- Мэр сказал ему что-то неприятное,
и он рассердился. Мэр все время восторженно говорил только о вас, а не о
нем.
-- Дело в том, что я здесь родился,-- сказал, разряжая обстановку,
Рудольф,-- и мэр, по-видимому, видит в этом и свою заслугу.
-- К тому же ему не понравилось, что она фотографирует только вас.--
Она кивнула в сторону мисс Прескотт, которая уже наводила свой объектив на
их группу с расстояния нескольких футов.
-- Все это издержки его профессии,-- вмешался в разговор Джонни Хит.--
Он наверняка сумеет их преодолеть.
-- Вы не знаете моего отца,-- сказала девушка.-- Вы бы лучше ему
позвонили попозже, успокоили старика.
-- Позвоню, но только не сейчас,-- небрежно бросил Рудольф.-- Когда
выкрою время. Через полчаса мы все собираемся выпить. Не хотите ли оба
присоединиться?
-- Не дай бог, меня увидят в баре,-- испуганно возразила Вирджиния.--
Вам же это хорошо известно.
-- О'кей,-- смирился с ее отказом Рудольф.-- В таком случае, вместо
выпивки у нас будет обед. А ты, Брэд, походи здесь, понаблюдай, постарайся
успокоить народ, если вдруг кто-то из них разойдется сверх меры. А чуть
позже, мои дорогие, состоятся танцы. Только чтоб они были поприличнее, без
непристойности.
-- Будем танцевать только менуэты, я настаиваю на этом,-- сказал
Найт.-- Пошли со мной, Вирджиния, я угощу тебя апельсиновой шипучкой,
бесплатно, за счет твоего папочки.
С явной неохотой девушка все же позволила Найту увести ее с собой.
-- Он явно не мужчина ее мечты,-- заключила Гретхен, когда они
продолжили экскурсию.-- Это сразу бросается в глаза.
-- Только не вздумай сказать об этом Брэду,-- предупредил ее Рудольф.--
Он собирается жениться на ней, хочет стать членом их семьи и основать
собственную империю.
-- Она очень мила,-- сказала Гретхен.
-- Достаточно мила,-- поправил ее Рудольф.-- Особенно для дочери босса.
Какая-то располневшая женщина, с вызывающе накрашенными губами и сильно
подведенными глазами, в шляпе, смахивающей на тюрбан, что делало ее похожей
на героиню кино 20-х годов, преградила дорогу Рудольфу.
-- Eh bien, mon cher Rudolph1,-- сказала она, постоянно моргая и
кокетливо изгибая губы.-- Tu parles francais toujours bien?2
Рудольф галантно поклонился, чего требовала эта знакомая ему
шляпка-тюрбан.
-- Bonjour, M-lle Lenaut3,-- сказал он.-- Je suis tres content de vous
voir4. Позвольте представить вам мою сестру -- миссис Берк. И моего друга --
мистера Хита.
-- Рудольф был самым способным учеником в моем классе, другого такого у
меня больше не было,-- сказала она, закатив глаза.-- Я всегда была уверена,
что он достигнет больших высот в этом мире. Это было видно по всему, за что
бы он ни брался.
-- Вы слишком добры ко мне,-- сказал Рудольф, долго перед ней не
задерживаясь.-- Когда я учился в ее классе, я писал ей любовные письма,--
объяснил он Гретхен с Хитом, когда они пошли дальше.-- Правда, так и не
отослал их. Отец однажды обозвал ее французской шлюхой... и дал пощечину.
-- Что-то я не слышала этой истории.
-- Ты многих историй не слышала.
-- Как-нибудь вечерком,-- сказала она,-- мы с тобой сядем вдвоем и ты
подробно расскажешь мне всю историю семейства Джордахов.
-- Ладно, как-нибудь вечерком,-- пообещал ей Рудольф.
-- Вероятно, тебе было бы приятно возвратиться в свой родной город в
такой торжественный день,-- сказал Джонни.
Рудольф, помолчав немного, словно раздумывая, ответил:
-- Для меня это просто еще один город. Ладно, пошли взглянем на товары.
Он повел их по магазинам торгового центра. "Инстинкт
приобретательства", однажды сказал Колин, развит у нее, Гретхен, выше всякой
нормы, но эта гигантская выставка-продажа, этот бесконечный поток товаров,
которые неумолимо прибывали с американских фабрик и заводов, явно
подействовал на нее удручающе.
Все, или почти все, что вызывало у нее глубокую неприязнь в двадцатом
веке, было с большим искусством втиснуто в этот конгломерат нарочито
провинциальных белых зданий, и это все создал ее брат, объединил в одно
целое, и теперь он с присущей ему ложной мягкостью и скромностью взирал на
это конкретное, материальное доказательство его предприимчивости и деловой
хватки. Когда он поведает ей историю семейства Джордахов, она в ней
непременно выделит одну главу для самой себя.
После осмотра магазинов Рудольф повел их к театру. Они вошли в зал.
Здесь сегодня давала премьеру заезжая труппа из Нью-Йорка, какую-то комедию,
и сейчас осветители регулировали свет. При оформлении зала вкус старика
Калдервуда явно не был решающим фактором. Темно-красный цвет стен, обитые
ярко-красным бархатом кресла смягчали бросающуюся в глаза суровость
архитектурных линий интерьера, и Гретхен, заметив, с какой легкостью
режиссер устанавливал сложное сценическое освещение, поняла, что денег на
техническое оснащение зала не пожалели. Впервые за многие годы она
почувствовала острое сожаление от того, что когда-то рассталась с театром.
-- Как здесь красиво, Руди,-- сказала она.
-- Должен же был я продемонстрировать хоть что-то, что наверняка
придется тебе по вкусу,-- тихо сказал он.
Она коснулась его руки, прося прощения за ее, пусть невысказанную,
критику всех прочих его достижений.
-- Мы собираемся,-- продолжал он,-- открыть шесть таких, как этот,
театров по всей стране, будем ставить в них наши собственные пьесы и не
снимать их с репертуара, по крайней мере, две недели в каждом из них. Таким
образом, каждой пьесе будет гарантирован прокат минимум три месяца, и мы не
будем ни от кого зависеть. Если Колину захочется поставить пьесу у меня,
то...
-- Конечно, он будет рад поработать в таком театре,-- перебила его
Гретхен.-- Он постоянно ворчит по поводу этих непригодных для искусства
старых амбаров на Бродвее. Когда он будет в Нью-Йорке, я привезу его сюда --
пусть посмотрит. Хотя, может, это не такая уж блестящая идея...
-- Почему же? -- спросил удивленный Рудольф.
-- Он иногда вступает в дикие схватки с теми, с кем работает.
-- Со мной он драться не станет,-- с уверенностью сказал Рудольф. Они
понравились друг другу с Берком с первой встречи.-- Я ко всем подхожу
дифференцированно и к людям искусства всегда отношусь с уважением. Ну а
теперь пора выпить.
Гретхен посмотрела на часы:
-- Боюсь, вам придется обойтись без меня. Колин должен позвонить мне в
отель в восемь, и он всегда бесится, если меня нет у аппарата, когда он
звонит. Джонни, может, поедем сейчас? Ты не возражаешь?
-- Всегда к вашим услугам, мэм,-- галантно ответил Джонни.
Гретхен поцеловала Рудольфа на прощание. Его лицо то и дело озарялось
вспышками света на сцене, где мисс Прескотт, меняя объективы, щелкала
фотоаппаратом, такая красивая, ловкая, озабоченная.
Направляясь к машине, Джонни с Гретхен миновали бар. Она обрадовалась,
что они туда не зашли. В его темном салоне она мельком заметила мужчину,
склонившегося над своим стаканом. Это, несомненно, был Тедди Бойлан. Она
знала, что этот человек даже спустя пятнадцать лет все еще способен нарушить
ее равновесие. Он все еще имел власть над ней. А она не хотела ей
поддаваться.
Открыв дверь своего номера, Гретхен услышала, что звонит телефон. Она
подбежала и сняла трубку. Звонили из Калифорнии, но не Колин, а директор
киностудии. Он сообщил ей, что Колин погиб в автомобильной катастрофе в час
дня. Выходит, он мертв уже целый день, а она ничего об этом не знала.
Она поблагодарила, не выражая никаких эмоций, этого человека за
невнятные слова соболезнования. Повесила трубку и потом долго-долго сидела
одна в номере отеля, не зажигая света.
1960 год
Прозвучал гонг, возвестивший об окончании последнего раунда
спарринг-боя.
-- Послушай, Томми,-- крикнул Шульц,-- не можешь ли ты сделать прессинг
посильнее?
Куэйлс через пять дней должен был встретиться с прессингующим боксером,
и Томасу приходилось имитировать его стиль ведения боя на ринге. Но Куэйлс
был не из таких, чтобы легко поддаваться напору противника, он умел
держаться, танцевал вокруг партнера, наносил сильные удары по корпусу,
быстро и умело передвигался по рингу и мог в мгновение ока нанести
противнику серию точных ударов. Он никогда и никого сильно не поколотил,
никому не нанес увечья, но отличался осторожностью, ловкостью и
профессионализмом. Предстоящий матч собирались транслировать по
общенациональному телевидению, и в случае победы Куэйлс получит двадцать
тысяч долларов. Томасу, как его спарринг-партнеру, полагалось шестьсот
баксов. Ему хотели заплатить меньше, если бы только Шульц, который был
менеджером обоих боксеров, не выжал все полагавшиеся им деньги у
организаторов матча. Этот бой финансировала мафия, а эти ребята совсем не
склонны к благотворительности.
Тренировочный ринг был установлен в помещении театра, болельщики,
которые приходили сюда посмотреть тренировки, обычно занимали места в
оркестровой яме. Одеты они были в броские рубашки с надписью "Лас-Вегас" и
штаны канареечного цвета. Когда Томас дрался на сцене, он чувствовал себя
скорее актером, чем боксером.
Томас атаковал Куэйлса, этого типа с его заурядной, плоской
физиономией, с холодными бесцветными глазами, холодно смотревшими на него
из-под кожаного шлема. Каждый раз во время спарринг-боя Куэйлса с Томом у
боксера на губах появлялась презрительная улыбочка, словно тем самым он
хотел сказать: какого черта делает этот парень вместе со мной на ринге?
Какой-то абсурд! Он никогда не разговаривал с Томасом, лишь небрежно,
походя, бросал "доброе утро" при встрече, хотя оба они находились в одной
"конюшне". Том получал все же сатисфакцию за встречи с ним на тренировочном
ринге: он трахал его жену, и когда-нибудь обязательно расскажет об этом
Куэйлсу -- пусть тогда попляшет.
Куэйлс танцевал на ринге, атакуя его и отступая, легко уходил от мощных
хуков Томаса, работая на толпу, позволял Томасу загонять его в угол, а когда
тот наносил ему серию ударов, лишь вертел головой из стороны в стороны, не
чувствуя никакой боли под шлемом, а публика визжала от восторга.
Спарринг-партнерам обычно не полагалось наносить травмы главным
участникам поединков, но сейчас шел последний раунд по тренировочной
программе, и Томас упрямо атаковал соперника, забыв о ждущем наказании,
чтобы нанести хотя бы один хороший удар и отправить этого негодяя на пол --
пусть посидит на своей вонючей заднице в своих броских штанах.
Куэйлс понял, что задумал Томас, и его привычная язвительная ухмылка
стала еще более высокомерной. Он ловко уходил от ударов, танцуя, приближался
к Томасу и, отпрыгивая назад, отбивал его удары в воздухе. Он даже не
вспотел, когда прозвучал гонг, а на его теле не было ни одного синяка, ни
одного кровоподтека, хотя Том изрядно молотил его, пытаясь достать, почти
целых две минуты.
После того как прозвучал гонг, Куэйлс сказал:
-- Послушай, халявщик, ты должен мне заплатить за урок бокса.
-- Надеюсь, что тебя отправят на тот свет в пятницу, ты, бездарность!
-- огрызнулся Томас, перелез через канаты ринга, пошел в душевую, а Куэйлс
остался на ринге. Он попрыгал через скакалку, сделал несколько разминочных
упражнений, побоксировал с легкой "грушей". Этот негодяй никогда не уставал,
работал, как одержимый, и, вероятно, в конце концов все же станет чемпионом
страны в среднем весе с миллиончиком баксов в банке.
Возвращаясь из душевой, Томас заметил, что у него покраснела кожа на
лице, особенно на скулах, от ударов Куэйлса. А этот скот продолжал работать,
показушничал перед толпой своих болельщиков, ведя бой с тенью, а те в своих
нарядах паяцев то и дело восторженно вопили:
-- Ах! Как здорово! Ого! Вот это да!
Шульц передал ему конверт с пятьюдесятью баксами за два проведенных
раунда, и он, быстро пройдя через восторженную толпу, вышел на освещенную
ярким солнцем улицу разомлевшего Лас-Вегаса. После театра с его
кондиционерами дневная жара казалась искусственно созданной, зловещей,
словно какой-то безумный ученый, желая разрушить весь город самым
безжалостным и бесчеловечным образом, поджаривал его на громадной
сковородке.
После тренировки страшно хотелось пить, и он, перейдя через раскаленную
улицу, вошел в один из крупных отелей. В холле было прохладно и темно.
Дорогие проститутки фланировали там, как обычно, а старушки играли у
автоматов. Проходя в бар, он заметил, что игра в кости и в рулетку шла
Она поймала на себе страдальческий взгляд Билли, ясно говоривший "прошу
тебя, только не сейчас!" -- и сумела подавить в себе желание немедленно
поправить Крофорда. У Билли еще столько времени впереди, чтобы объяснить
ему, что фамилия его отца -- мистер Эбботт, а матери -- миссис Берк. Только
не сегодня, не в первый день! Она посмотрела на Вилли. Тот качал головой.
-- Очень любезно со стороны школьного начальства пригласить нас,--
сказала она.
Крофорд жестом указал рукой на голую, незастланную койку.
-- Я посоветовал бы тебе, Уильям, запастись тремя одеялами. По ночам
бывает зверски холодно, а все начальство здесь относится к теплу, как
истинные спартанцы,-- они считают, что стужа лишь укрепляет наш характер.
-- Сегодня же вышлю тебе три одеяла из Нью-Йорка,-- пообещала Гретхен и
обернулась к Вилли.-- Ну, как насчет ланча...
-- Но мы ведь не голодны, разве не так, дорогая? -- ответил Вилли
умоляющим голосом, и Гретхен сразу поняла, что ему совсем не хочется
завтракать в школьной столовой, где никакой выпивки и в помине нет.
-- Не очень,-- пожалела его Гретхен.
-- К тому же мне нужно вернуться в город к четырем. У меня встреча...
очень важная,-- его голос неловко затих. Такая отговорка никого не могла
убедить.
Раздался громкий звонок.
-- Ну вот, пожалуйте! -- сказал Крофорд.-- Столовая наша находится
сразу за тем местом, где ты проходил регистрацию, Уильям. А теперь прошу
меня извинить, нужно помыть руки перед едой. И не забудь, Уильям, если
только тебе что-то потребуется -- не стесняйся!
Строго выпрямившись, как истинный джентльмен, в своем блейзере и белых
ботинках, стоптанных за три года обучения, он вышел в коридор, в котором все
еще сбивались в один музыкальный калейдоскоп три разных проигрывателя в
разных комнатах. Доминировал, конечно, лихо завывающий, неистовый и
отчаянный Элвис Пресли.
-- Послушай,-- сказала Гретхен,-- да он, кажется, ужасно милый юноша,
как ты думаешь?
-- Хотелось бы посмотреть на него, когда тебя не будет рядом,--
попытался разочаровать ее Билли.
-- Поживем -- увидим. Тогда я тебе точно скажу.
-- Иди-ка, Билли, на ланч,-- сказал отец.
Гретхен чувствовала, как он жаждет опрокинуть первый стаканчик за день.
Он вел себя просто великолепно, ни разу не предлагал остановиться у
придорожной забегаловки всю дорогу до самой школы и вообще все утро вел себя
как примерный, образцовый отец. Он честно заработал свой мартини.
-- Давай мы проводим тебя до столовой,-- предложила Гретхен.
Ей сейчас очень хотелось плакать, но она, конечно, не могла удариться в
слезы перед сыном. Она осмотрела комнату.
-- Думаю, когда вы здесь наведете порядок, все уберете, чуть украсите,
то она станет очень уютной комнаткой. А у тебя, несомненно, хороший вкус.
Неожиданно замолчав, она первой вышла в коридор.
Вместе с небольшими группками учеников они возвращались через лужайку к
главному корпусу. Гретхен остановилась у крыльца, правда, на почтительном
расстоянии от него, ожидая, когда пройдут другие ученики с родителями, чтобы
попрощаться с Билли. Ей не хотелось прощаться с ним у крыльца, которое
плотным кольцом окружили незнакомые ей люди.
-- Ну, думаю, можно попрощаться и здесь,-- сказала она.
Билли обнял ее и порывисто, быстро поцеловал. Она с трудом смогла
улыбнуться ему. Билли пожал руку отцу.
-- Спасибо, что довезли,-- сказал он ровным тоном им обоим. Потом, не
проронив ни слезинки, повернулся и неторопливо пошел прочь, к крыльцу,
присоединяясь к говорливому потоку учеников, его по-детски долговязая, худая
фигура потерялась, пропала. Теперь ее сын неумолимо становился одним из
членов этой многообещающей мужской компании, до которой теперь только из
далекого прошлого будут доноситься материнские голоса, которые когда-то
убаюкивали, поощряли их баловство или бранили.
Через пелену слез она наблюдала, как он прошел между белыми колоннами в
широко распахнутые двери, как из освещенного солнцем пространства скрылся в
тени. Вилли обнял ее за талию, и оба они, благодарные друг другу за эту
поддержку, пошли к машине. Они ехали по петляющей тенистой улице, вдоль
школьных площадок для спортивных игр: на беговых дорожках сейчас не было
бегунов, ворота, раскрыв свой зев, стояли без вратарей, а на бейсбольном
поле не было ни души.
Гретхен сидела на переднем сиденье рядом с Вилли, глядя прямо перед
собой. Вдруг с его стороны до нее донеслись какие-то странные звуки. Они
остановились под деревом. Вилли, утратив самообладание, горько расплакался,
и она тоже не могла больше сдерживаться. Она порывисто вцепилась в него, они
обняли друг друга, и оба безудержно рыдали, оплакивая Билли, жизнь,
ожидавшую его впереди, Роберта Силлитоу-младшего, их самих, любовь, миссис
Эбботт, миссис Берк, все выпитое ими виски, все совершенные ими ошибки, свою
прошлую испорченную жизнь.
-- Не обращайте на меня внимания,-- говорила Рудольфу девушка,
увешанная фотоаппаратами, когда Гретхен и Джонни Хит, выйдя из автомобиля,
направились прямо к Рудольфу. Он стоял под громадной вывеской с начертанной
на ней аршинными буквами надписью "КАЛДЕРВУД" на фоне голубого сентябрьского
неба. Сегодня был день открытия нового торгового центра на северной окраине
Порт-Филипа, и этот район Гретхен хорошо знала, ибо через него проходила
дорога, ведущая к поместью Бойлана.
Гретхен с Джонни не попали на церемонию открытия нового супермаркета,
потому что Джонни никак не мог вырваться с работы до ланча. Джонни, конечно,
в этом раскаивался, как раскаивался в их нелицеприятной беседе с Гретхен за
ужином пару дней назад, он покаялся, и между ними установились прежние
дружеские отношения. Почти всю дорогу говорил только один Джонни, но не о
себе и не о ней, Гретхен.
Он все время с восхищением, взахлеб, объяснял ей, как Рудольфу удалось
взлететь так высоко, достичь положения преуспевающего предпринимателя и
менеджера. По его словам, Рудольф понимал все тонкости ведения современного
бизнеса гораздо лучше многих молодых людей его возраста, и таких, как он,
Джонни пока не встречал. Однако сколько ни старался Джонни объяснить ей, с
помощью какого блестящего хода Рудольфу удалось заставить Калдервуда год
назад купить фирму, имевшую двухмиллионный дефицит за последние три года,
она ничего не понимала и в конце концов была вынуждена признаться, что он
сильно переоценивает ее интеллектуальные способности, но она разделяет его
мнение по поводу ее брата.
Гретхен подошла поближе к брату. Он стоял, делая какие-то записи в
рабочем блокноте, а фотограф, присев перед ним в нескольких шагах,
нацеливала свой фотоаппарат вверх, чтобы поймать в один кадр вместе с ним
вывеску у него над головой с именем Калдервуда. Рудольф, увидав ее с Джонни,
широко улыбнулся и пошел им навстречу. Хотя сейчас он ворочал миллионами,
проявлял поразительную ловкость фокусника при сделках с акциями, при сбыте
рискового капитала, она по-прежнему не видела в нем бизнесмена -- для нее он
оставался ее красивым братом, хорошо загоревшим молодым человеком в
прекрасно сшитом, безукоризненном костюме. Ее сейчас еще раз удивило,
насколько разительно отличаются друг от друга ее брат и ее муж. Если верить
словам Джонни, то состояние Рудольфа в несколько раз превышало состояние
Колина, и он, Рудольф, обладал куда более реальной властью над огромным
числом людей, чем Колин, но тем не менее никто из окружающих, даже его
собственная мать, не могли упрекнуть Колина в излишней скромности. Среди
любой компании он всегда выделялся, не скрывая своего высокомерия и
заносчивости, и всегда наживал новых врагов. Рудольф же, казалось,
растворялся среди людей, тушевался, проявляя свою доброжелательность,
сговорчивость, и всегда легко приобретал друзей.
-- Отлично,-- повторяла сидевшая на корточках перед Рудольфом
девушка-фотограф, делая один снимок за другим.-- Просто превосходно!
-- Позвольте представить,-- сказал Рудольф.-- Моя сестра, миссис Берк,
мой приятель, мистер Джонни Хит, гм... мисс... мне ужасно неловко...
-- Прескотт,-- подсказала ему девушка.-- Можно просто Джин. Старайтесь
не обращать на меня никакого внимания.
Она наконец выпрямилась и улыбнулась им, правда, довольно робко.
Небольшого роста, шатенка с прямыми, длинными волосами, собранными в пучок
на затылке. Вся в веснушках, без косметики на лице, она очень легко, живо
передвигалась, и ей при этом не мешали три свисавшие с шеи фотоаппарата и
тяжелый ящик для кассет и объективов, болтавшийся на ремне у нее через
плечо.
-- Ладно, пошли,-- сказал Рудольф.-- Покажу вам все здесь. Если
столкнетесь со стариком Калдервудом, то не жалейте громких слов восторга.
Повсюду, где бы они ни появлялись с Рудольфом, его останавливали люди,
мужчины и женщины, пожимали ему руки, хвалили за то чудо, которое он
сотворил для их города. Мисс Прескотт все щелкала своим фотоаппаратом, а
Рудольф выбирал из арсенала своих улыбок самую скромную. Он говорил каждому,
как он рад, что им все нравится, демонстрируя при этом знание поразительного
количества имен.
Среди этих людей, желавших ее брату всего наилучшего, она почему-то не
заметила ни одной своей соученицы, ни одной сотрудницы по заводу Бойлана.
Однако, казалось, что все до единого соученики Рудольфа явились сюда, чтобы
воочию убедиться, что сотворил здесь их старый приятель, и поздравить его с
таким достижением,-- одни искренне, другие с явной, нескрываемой завистью.
Ей показалось, что благодаря какой-то странной аберрации времени все
мужчины, подходившие для поздравления к Рудольфу со своими женами и детьми и
говорившие ему: "Ты меня помнишь? Мы учились в одном классе?", значительно
старше, толще, степеннее, чем ее неженатый, ничем не скованный брат. Успех
перенес его в другое поколение, поколение стройных, элегантных, подвижных
молодых мужчин. Колин тоже выглядит гораздо моложе своих лет, подумала она.
Вот она, неувядающая юность победителей!
-- Кажется, ты сегодня собрал здесь весь город,-- сказала Гретхен.
-- Да, что-то в этом роде,-- согласился с ней довольный Рудольф.-- Я
слышал, что даже Тедди Бойлан удостоил меня своим присутствием. Может, мы
еще столкнемся здесь с ним.-- Рудольф внимательно изучал лицо сестры: какая
будет реакция на его слова?
-- Тедди Бойлан? -- равнодушным тоном переспросила она.-- Неужели он
все еще жив?
-- Во всяком случае, так все говорят. Правда, я тоже не видел его
давненько.
Они пошли дальше, чувствуя, как между ними пробежал мимолетный холодок.
-- Подожди меня здесь минутку,-- сказал ей Рудольф.-- Пойду поговорю с
капельмейстером. По-моему, они не играют старые мелодии.
-- Кажется, он вникает в каждую мелочь, следит за всем, не так ли? --
спросила она Джонни.
Рудольф уже торопливо шел к оркестру, а за ним, как всегда, словно
тень, следовала мисс Прескотт.
Рудольф вскоре вернулся, а оркестр уже играл старинную мелодию
"Счастливые дни вернулись". Он притащил за собой какую-то пару -- очень
красивую, стройную блондинку в накрахмаленном, хрустящем белом льняном
платье и лысеющего, исходящего потом мужчину, в мятом полосатом костюме,
который был явно старше Рудольфа. Гретхен показалось, что она уже видела
прежде этого человека, вот только где? Она не могла точно вспомнить.
-- Разрешите представить, это Вирджиния, Гретхен, младшая дочь босса. Я
говорил ей о тебе.
Мисс Калдервуд застенчиво улыбнулась:
-- Да, на самом деле, миссис Берк.
-- Ну а ты помнишь Брэдфорда Найта или забыла? -- спросил Рудольф.
-- Это я напоил вас до чертиков на выпускной вечеринке в Нью-Йорке,--
объяснил ей Найт.
Тут она сразу вспомнила этого бывшего сержанта с оклахомским акцентом,
который приставал ко всем девушкам в ее квартире в Гринвич-Виллидж. Акцент у
него стал не столь заметным, как прежде, вот только жаль, что он сильно
облысел. На голове совсем волос не осталось. Она вспомнила и другое: как
несколько лет тому назад Рудольф уговорил его приехать в Уитби, и теперь
всячески натаскивал его, пытаясь сделать из него хорошего помощника
менеджера. Он нравился Рудольфу, она прекрасно знала об этом, только вот
почему -- для нее оставалось загадкой. Если внимательно присмотреться к нему
-- ничего особенного, но Рудольф говорил, что он -- человек умный и
проницательный и умеет просто замечательно ладить со всеми людьми, не
отступая при этом ни на шаг от данных ему инструкций.
-- Конечно, я помню тебя, Брэд,-- сказала Гретхен.-- Я слышала, что ты
здесь просто незаменимый человек.
-- Мэм, я уже краснею,-- сказал Найт.
-- Все мы здесь -- незаменимые,-- поддержал его Рудольф.
-- Нет, не все,-- возразила с серьезным видом девушка, не спуская глаз
с Рудольфа. Этот взгляд не ускользнул от внимания Гретхен. Все дружно
засмеялись. Но младшая дочь босса хранила молчание. Бедняжка, подумала
Гретхен, лучше бы пялилась на кого-нибудь другого.
-- А где твой отец? -- спросил вдруг Рудольф.-- Хотелось бы представить
ему мою сестру.
-- Пошел домой,-- ответила девушка.-- Мэр сказал ему что-то неприятное,
и он рассердился. Мэр все время восторженно говорил только о вас, а не о
нем.
-- Дело в том, что я здесь родился,-- сказал, разряжая обстановку,
Рудольф,-- и мэр, по-видимому, видит в этом и свою заслугу.
-- К тому же ему не понравилось, что она фотографирует только вас.--
Она кивнула в сторону мисс Прескотт, которая уже наводила свой объектив на
их группу с расстояния нескольких футов.
-- Все это издержки его профессии,-- вмешался в разговор Джонни Хит.--
Он наверняка сумеет их преодолеть.
-- Вы не знаете моего отца,-- сказала девушка.-- Вы бы лучше ему
позвонили попозже, успокоили старика.
-- Позвоню, но только не сейчас,-- небрежно бросил Рудольф.-- Когда
выкрою время. Через полчаса мы все собираемся выпить. Не хотите ли оба
присоединиться?
-- Не дай бог, меня увидят в баре,-- испуганно возразила Вирджиния.--
Вам же это хорошо известно.
-- О'кей,-- смирился с ее отказом Рудольф.-- В таком случае, вместо
выпивки у нас будет обед. А ты, Брэд, походи здесь, понаблюдай, постарайся
успокоить народ, если вдруг кто-то из них разойдется сверх меры. А чуть
позже, мои дорогие, состоятся танцы. Только чтоб они были поприличнее, без
непристойности.
-- Будем танцевать только менуэты, я настаиваю на этом,-- сказал
Найт.-- Пошли со мной, Вирджиния, я угощу тебя апельсиновой шипучкой,
бесплатно, за счет твоего папочки.
С явной неохотой девушка все же позволила Найту увести ее с собой.
-- Он явно не мужчина ее мечты,-- заключила Гретхен, когда они
продолжили экскурсию.-- Это сразу бросается в глаза.
-- Только не вздумай сказать об этом Брэду,-- предупредил ее Рудольф.--
Он собирается жениться на ней, хочет стать членом их семьи и основать
собственную империю.
-- Она очень мила,-- сказала Гретхен.
-- Достаточно мила,-- поправил ее Рудольф.-- Особенно для дочери босса.
Какая-то располневшая женщина, с вызывающе накрашенными губами и сильно
подведенными глазами, в шляпе, смахивающей на тюрбан, что делало ее похожей
на героиню кино 20-х годов, преградила дорогу Рудольфу.
-- Eh bien, mon cher Rudolph1,-- сказала она, постоянно моргая и
кокетливо изгибая губы.-- Tu parles francais toujours bien?2
Рудольф галантно поклонился, чего требовала эта знакомая ему
шляпка-тюрбан.
-- Bonjour, M-lle Lenaut3,-- сказал он.-- Je suis tres content de vous
voir4. Позвольте представить вам мою сестру -- миссис Берк. И моего друга --
мистера Хита.
-- Рудольф был самым способным учеником в моем классе, другого такого у
меня больше не было,-- сказала она, закатив глаза.-- Я всегда была уверена,
что он достигнет больших высот в этом мире. Это было видно по всему, за что
бы он ни брался.
-- Вы слишком добры ко мне,-- сказал Рудольф, долго перед ней не
задерживаясь.-- Когда я учился в ее классе, я писал ей любовные письма,--
объяснил он Гретхен с Хитом, когда они пошли дальше.-- Правда, так и не
отослал их. Отец однажды обозвал ее французской шлюхой... и дал пощечину.
-- Что-то я не слышала этой истории.
-- Ты многих историй не слышала.
-- Как-нибудь вечерком,-- сказала она,-- мы с тобой сядем вдвоем и ты
подробно расскажешь мне всю историю семейства Джордахов.
-- Ладно, как-нибудь вечерком,-- пообещал ей Рудольф.
-- Вероятно, тебе было бы приятно возвратиться в свой родной город в
такой торжественный день,-- сказал Джонни.
Рудольф, помолчав немного, словно раздумывая, ответил:
-- Для меня это просто еще один город. Ладно, пошли взглянем на товары.
Он повел их по магазинам торгового центра. "Инстинкт
приобретательства", однажды сказал Колин, развит у нее, Гретхен, выше всякой
нормы, но эта гигантская выставка-продажа, этот бесконечный поток товаров,
которые неумолимо прибывали с американских фабрик и заводов, явно
подействовал на нее удручающе.
Все, или почти все, что вызывало у нее глубокую неприязнь в двадцатом
веке, было с большим искусством втиснуто в этот конгломерат нарочито
провинциальных белых зданий, и это все создал ее брат, объединил в одно
целое, и теперь он с присущей ему ложной мягкостью и скромностью взирал на
это конкретное, материальное доказательство его предприимчивости и деловой
хватки. Когда он поведает ей историю семейства Джордахов, она в ней
непременно выделит одну главу для самой себя.
После осмотра магазинов Рудольф повел их к театру. Они вошли в зал.
Здесь сегодня давала премьеру заезжая труппа из Нью-Йорка, какую-то комедию,
и сейчас осветители регулировали свет. При оформлении зала вкус старика
Калдервуда явно не был решающим фактором. Темно-красный цвет стен, обитые
ярко-красным бархатом кресла смягчали бросающуюся в глаза суровость
архитектурных линий интерьера, и Гретхен, заметив, с какой легкостью
режиссер устанавливал сложное сценическое освещение, поняла, что денег на
техническое оснащение зала не пожалели. Впервые за многие годы она
почувствовала острое сожаление от того, что когда-то рассталась с театром.
-- Как здесь красиво, Руди,-- сказала она.
-- Должен же был я продемонстрировать хоть что-то, что наверняка
придется тебе по вкусу,-- тихо сказал он.
Она коснулась его руки, прося прощения за ее, пусть невысказанную,
критику всех прочих его достижений.
-- Мы собираемся,-- продолжал он,-- открыть шесть таких, как этот,
театров по всей стране, будем ставить в них наши собственные пьесы и не
снимать их с репертуара, по крайней мере, две недели в каждом из них. Таким
образом, каждой пьесе будет гарантирован прокат минимум три месяца, и мы не
будем ни от кого зависеть. Если Колину захочется поставить пьесу у меня,
то...
-- Конечно, он будет рад поработать в таком театре,-- перебила его
Гретхен.-- Он постоянно ворчит по поводу этих непригодных для искусства
старых амбаров на Бродвее. Когда он будет в Нью-Йорке, я привезу его сюда --
пусть посмотрит. Хотя, может, это не такая уж блестящая идея...
-- Почему же? -- спросил удивленный Рудольф.
-- Он иногда вступает в дикие схватки с теми, с кем работает.
-- Со мной он драться не станет,-- с уверенностью сказал Рудольф. Они
понравились друг другу с Берком с первой встречи.-- Я ко всем подхожу
дифференцированно и к людям искусства всегда отношусь с уважением. Ну а
теперь пора выпить.
Гретхен посмотрела на часы:
-- Боюсь, вам придется обойтись без меня. Колин должен позвонить мне в
отель в восемь, и он всегда бесится, если меня нет у аппарата, когда он
звонит. Джонни, может, поедем сейчас? Ты не возражаешь?
-- Всегда к вашим услугам, мэм,-- галантно ответил Джонни.
Гретхен поцеловала Рудольфа на прощание. Его лицо то и дело озарялось
вспышками света на сцене, где мисс Прескотт, меняя объективы, щелкала
фотоаппаратом, такая красивая, ловкая, озабоченная.
Направляясь к машине, Джонни с Гретхен миновали бар. Она обрадовалась,
что они туда не зашли. В его темном салоне она мельком заметила мужчину,
склонившегося над своим стаканом. Это, несомненно, был Тедди Бойлан. Она
знала, что этот человек даже спустя пятнадцать лет все еще способен нарушить
ее равновесие. Он все еще имел власть над ней. А она не хотела ей
поддаваться.
Открыв дверь своего номера, Гретхен услышала, что звонит телефон. Она
подбежала и сняла трубку. Звонили из Калифорнии, но не Колин, а директор
киностудии. Он сообщил ей, что Колин погиб в автомобильной катастрофе в час
дня. Выходит, он мертв уже целый день, а она ничего об этом не знала.
Она поблагодарила, не выражая никаких эмоций, этого человека за
невнятные слова соболезнования. Повесила трубку и потом долго-долго сидела
одна в номере отеля, не зажигая света.
1960 год
Прозвучал гонг, возвестивший об окончании последнего раунда
спарринг-боя.
-- Послушай, Томми,-- крикнул Шульц,-- не можешь ли ты сделать прессинг
посильнее?
Куэйлс через пять дней должен был встретиться с прессингующим боксером,
и Томасу приходилось имитировать его стиль ведения боя на ринге. Но Куэйлс
был не из таких, чтобы легко поддаваться напору противника, он умел
держаться, танцевал вокруг партнера, наносил сильные удары по корпусу,
быстро и умело передвигался по рингу и мог в мгновение ока нанести
противнику серию точных ударов. Он никогда и никого сильно не поколотил,
никому не нанес увечья, но отличался осторожностью, ловкостью и
профессионализмом. Предстоящий матч собирались транслировать по
общенациональному телевидению, и в случае победы Куэйлс получит двадцать
тысяч долларов. Томасу, как его спарринг-партнеру, полагалось шестьсот
баксов. Ему хотели заплатить меньше, если бы только Шульц, который был
менеджером обоих боксеров, не выжал все полагавшиеся им деньги у
организаторов матча. Этот бой финансировала мафия, а эти ребята совсем не
склонны к благотворительности.
Тренировочный ринг был установлен в помещении театра, болельщики,
которые приходили сюда посмотреть тренировки, обычно занимали места в
оркестровой яме. Одеты они были в броские рубашки с надписью "Лас-Вегас" и
штаны канареечного цвета. Когда Томас дрался на сцене, он чувствовал себя
скорее актером, чем боксером.
Томас атаковал Куэйлса, этого типа с его заурядной, плоской
физиономией, с холодными бесцветными глазами, холодно смотревшими на него
из-под кожаного шлема. Каждый раз во время спарринг-боя Куэйлса с Томом у
боксера на губах появлялась презрительная улыбочка, словно тем самым он
хотел сказать: какого черта делает этот парень вместе со мной на ринге?
Какой-то абсурд! Он никогда не разговаривал с Томасом, лишь небрежно,
походя, бросал "доброе утро" при встрече, хотя оба они находились в одной
"конюшне". Том получал все же сатисфакцию за встречи с ним на тренировочном
ринге: он трахал его жену, и когда-нибудь обязательно расскажет об этом
Куэйлсу -- пусть тогда попляшет.
Куэйлс танцевал на ринге, атакуя его и отступая, легко уходил от мощных
хуков Томаса, работая на толпу, позволял Томасу загонять его в угол, а когда
тот наносил ему серию ударов, лишь вертел головой из стороны в стороны, не
чувствуя никакой боли под шлемом, а публика визжала от восторга.
Спарринг-партнерам обычно не полагалось наносить травмы главным
участникам поединков, но сейчас шел последний раунд по тренировочной
программе, и Томас упрямо атаковал соперника, забыв о ждущем наказании,
чтобы нанести хотя бы один хороший удар и отправить этого негодяя на пол --
пусть посидит на своей вонючей заднице в своих броских штанах.
Куэйлс понял, что задумал Томас, и его привычная язвительная ухмылка
стала еще более высокомерной. Он ловко уходил от ударов, танцуя, приближался
к Томасу и, отпрыгивая назад, отбивал его удары в воздухе. Он даже не
вспотел, когда прозвучал гонг, а на его теле не было ни одного синяка, ни
одного кровоподтека, хотя Том изрядно молотил его, пытаясь достать, почти
целых две минуты.
После того как прозвучал гонг, Куэйлс сказал:
-- Послушай, халявщик, ты должен мне заплатить за урок бокса.
-- Надеюсь, что тебя отправят на тот свет в пятницу, ты, бездарность!
-- огрызнулся Томас, перелез через канаты ринга, пошел в душевую, а Куэйлс
остался на ринге. Он попрыгал через скакалку, сделал несколько разминочных
упражнений, побоксировал с легкой "грушей". Этот негодяй никогда не уставал,
работал, как одержимый, и, вероятно, в конце концов все же станет чемпионом
страны в среднем весе с миллиончиком баксов в банке.
Возвращаясь из душевой, Томас заметил, что у него покраснела кожа на
лице, особенно на скулах, от ударов Куэйлса. А этот скот продолжал работать,
показушничал перед толпой своих болельщиков, ведя бой с тенью, а те в своих
нарядах паяцев то и дело восторженно вопили:
-- Ах! Как здорово! Ого! Вот это да!
Шульц передал ему конверт с пятьюдесятью баксами за два проведенных
раунда, и он, быстро пройдя через восторженную толпу, вышел на освещенную
ярким солнцем улицу разомлевшего Лас-Вегаса. После театра с его
кондиционерами дневная жара казалась искусственно созданной, зловещей,
словно какой-то безумный ученый, желая разрушить весь город самым
безжалостным и бесчеловечным образом, поджаривал его на громадной
сковородке.
После тренировки страшно хотелось пить, и он, перейдя через раскаленную
улицу, вошел в один из крупных отелей. В холле было прохладно и темно.
Дорогие проститутки фланировали там, как обычно, а старушки играли у
автоматов. Проходя в бар, он заметил, что игра в кости и в рулетку шла