Страница:
– Мне все это напоминает анекдот, который я как-то вычитал в "Нью-Йоркере". Парень падает с крыши Эмпайр-Стейт-Билдинга. Пролетая мимо пятидесятого этажа, он видит, как какой-то человек высовывается из окна и кричит ему: "Как дела, приятель?" Мужик улыбается и отвечает: "Пока все в порядке!" Вот так и мы. Но я говорил это двадцать раз и повторю еще. Если станет припекать или даже если дела просто пойдут не так, как надо, всегда можно позвонить в издательство и сказать, что вся затея – мистификация. Деньги вернем, а потом они получат неавторизованную биографию или, в крайнем случае, роман.
– Как ты думаешь, что они с тобой сделают?
– Если я скажу, что это мошенничество? – На секунду меня посетили безрадостные мысли. – Не знаю. Возможно, дадут такого пинка, что я вылечу из редакции прямо через окно, а потом еще и получу иск, чего, правда, они делать не станут, так как у меня на руках будет чек; или, если у них кишка не тонка, посмеются со мной на пару.
В тот же вечер меня пригласили на вечеринку, устроенную в честь Жермен Гриер: "Макгро-Хилл" только что выпустило ее бестселлер "Женщина-евнух". Чтобы заснять празднество, под рукой оказалась команда с Британского телевидения. Я пришел, быстренько сгреб с подноса пару бокалов и тихонько отошел в угол, подальше от прожекторов, телекамер и возбужденных групп феминисток, пришедших засвидетельствовать свое почтение виновнице торжества. Только спустя некоторое время я заметил странную фигуру в углу. Там на софе, попивая имбирный эль, сидел старый индеец в традиционном головном уборе и при всех регалиях, положенных киношному вождю краснокожих. Я подошел к Беверли и спросил ее:
– А это кто?
– О, тебе надо познакомиться с ним, Клифф. Это вождь Красный Лис. Индеец сиу. Ему уже сто один год. Мы недавно опубликовали его мемуары.
Я проговорил со стариком целый час, с интересом слушая различные байки о фронтире, пока наконец он не хлопнул меня по плечу и не сказал:
– Эй, прекрати называть меня вождь. Зови просто Красный Лис.
Это был просто потрясающий человек, с изборожденным шрамами, суровым грубым лицом, энергичный и сосредоточенный на своей персоне.
– Я сегодня даю интервью в шоу Джонни Карсона. Второй раз за три месяца. Редко, признаю, но я придаю этой программе живость, ну, или вроде того... Еще не читал мою книгу? Прочитай. Она просто потрясающая.
Он поведал мне, что, когда он был еще ребенком, его племя остановилось за несколько миль от места битвы при Маленьком Большом Роге[14], и Красный Лис даже слышал выстрелы. Теперь он занимался связями с общественностью в мясоконсервной компании, а иногда исполнял воинственные танцы в супермаркетах на юго-западе. Без своих перьев и шкур оленя сочинитель мемуаров, скорее всего, ничем не отличался от вышедшего на пенсию владельца магазина, сидящего на крыльце какого-нибудь бруклинского многоквартирного дома и болтающего об ушедших днях юности.
Я поймал Беверли Лу у двери:
– Замечательный старик. Но ты знаешь, Бев, у меня дома целая библиотека о Диком Западе девятнадцатого века. Если Красный Лис – вождь племени сиу, которому сто один год, тогда ты – императрица Лу из династии Минь.
Беверли встревожилась:
– Ты, вообще, о чем?
– Да прекрати ты, Бев. Это же я. Почти что служащий "Макгро-Хилл". Уж друг с другом-то мы можем быть откровенными. Этот парень ненастоящий.
Ее тревога тут же превратилась в негодование.
– Какие основания у тебя есть для подобных выводов? Ты серьезно?
Я понял, что сейчас она не склонна шутить, поэтому натужно рассмеялся:
– Да нет, просто пытаюсь тебя подколоть. Расслабься. Увидимся завтра в офисе.
Когда я пришел домой, Дик еще не спал. Я посетовал:
– Ты знаешь, у меня такое забавное чувство, что, если я когда-нибудь расскажу, что никакого Ховарда Хьюза в глаза не видывал, они не засмеются.
– Вот и у меня такое же чувство. Просто как-то не хотелось развеивать твои иллюзии. А с чего бы это ты вернулся к реальности?
Я рассказал ему о своей встрече с вождем Красным Лисом и моих замечаниях Беверли Лу.
– Ты серьезно? – заинтересовался Дик. – Действительно думаешь, что этот старик – мошенник?
– Может быть, а может, и нет. Я похож на эксперта?
– Ну, – осклабился мой остроумный друг, – жулик жулика издалека видит.
– Что тебя тревожит?
– Этот человек, Саскинд, которого ты нанял проводить исследования. Он знает о твоих встречах с Октавио?
– Нет, тут загвоздка. Я ему еще ничего не сказал.
– А где сейчас Саскинд?
– Здесь, в Нью-Йорке, остановился у меня.
– А как хорошо ты его знаешь? Вы близкие друзья?
Меня уже стали раздражать подобные речи, так как было непонятно, куда она клонит.
– Я знаю его уже долгое время, вот и все. Мы старые партнеры по игре в шахматы. К чему весь этот разговор?
– Он – писатель, – заявила Беверли и откинула с глаз прядь прямых черных волос – Писатели крадут. Писатели болтают. И они самые завистливые люди на Земле. Мы развели такую секретность, потому что, если эта информация попадет в печать, Октавио тут же умоет руки. Я веду к тому, что не надо этому человеку, Саскинду, знать об Октавио. Так хочет издательство.
– Дик – хороший парень, – сказал я, мысленно отерев пот со лба. – И я рад, что ты подняла этот вопрос. Он меня ужасно беспокоит. Мне ненавистна сама мысль лгать ему, и поэтому я хочу все рассказать.
В приоткрытой двери показалась голова моего редактора, Роберта Стюарта. Он присоединился к нам, одарив всех присутствовавших нервической полугримасой-полуухмылкой.
– Категорически нет! – возопила Беверли. – Я запрещаю. Господи, ну какой же ты наивный. Роберт тоже согласен со мной. Ты так думаешь просто потому, что не жадный и умеешь держать язык за зубами. Так вот, позволь сказать тебе, что не все таковы. Если Саскинд выяснит, что ты встречаешься с Хьюзом, я имела в виду Октавио, и пишешь авторизованную биографию, то тут же представит цену вопроса. Я не знаю, сколько ты ему платишь, но он сразу почувствует себя обделенным.
– Только не Дик. Он вообще не знает слова "жадность".
– Но мы не хотим, чтобы ты ему рассказывал о нашем деле, – мрачно заявила она.
В тот же вечер на кухне квартиры моего отца, пока Дик доедал йогурт, а я ковырялся в банке из-под сардин "Малломар", пришлось высказать коварному Саскинду всю правду.
– Извини, приятель, но ты не должен ничего знать. Ты писатель. Ты крадешь, ты треплешь языком, к тому же у тебя зависть больше твоего роста.
– Как тебе удалось не рассмеяться при всем честном народе? Клиффорд, ты прирожденный мошенник, – с неподдельным восхищением произнес Дик.
– Сиди завидуй. Писатель!
На следующий день Дик зашел за мной в "Макгро-Хилл", чтобы вместе пойти пообедать. Я потащил его в кабинет Роберта Стюарта, и мой друг спросил редактора, не может ли издательство посмотреть его незаконченную рукопись об исследовании и завоевании Западной Африки.
– Разумеется, – ответил тот, похоже, даже не обратив внимания на тему разговора, а затем повернулся ко мне: – Когда вы уезжаете?
– Как только приедет Эдит. Сначала в Вашингтон, потом в Нассау. Дик поедет в Хьюстон и Лас-Вегас.
– А вы встретитесь с Хьюзом на этот раз?
Я принялся подмигивать Дику, потом натужно откашлялся:
– Роберт...
– А он знает, что Эдит приедет с вами? Не возражает против этого? Из того, что вы нам рассказали, он не похож на человека, который обожает сюрпризы.
Я ничего не ответил, закрыл глаза, потом открыл. Дик холодно посмотрел на Стюарта, затем развернулся ко мне эдаким нахмуренным Голиафом.
– Ах ты, сукин сын, – прогрохотал он, – куда ты меня втянул?
– Он не знал, – напомнил я Стюарту. – Вы с Беверли заставили меня пообещать ничего ему не говорить. Не далее как вчера, Роберт, в кабинете Беверли.
Тот закашлялся, катастрофически покраснел и принялся перекладывать бумаги на столе.
– Нам с тобой лучше поговорить наедине, – тихо сказал я Дику. – Мне нужно кое-что тебе объяснить.
Пока я судорожно давился смехом в коридоре, Дик прислонился к стене с довольной улыбкой на лице:
– Классно я сыграл, как ты думаешь?
– Ужасно, – все еще смеясь, ответил я. – Теперь ты полноправный член клуба. Когда мы вернемся, сначала для виду погрусти, но, ради бога, не надо выглядеть оскорбленным. Не то Беверли и Роберт излишне занервничают.
– Завтра я должен быть в Вашингтоне, и мне нужно, чтобы вы перевели эту сумму в дорожные чеки до моего отъезда.
– Идите в "Банкерс траст", – предложили мне. – Это их чек.
Мы с Диком запрыгнули в такси.
– Дай-ка мне посмотреть на эту штуку. – Дик держал бумажку так осторожно, будто она сделана из стекла, и, казалось, внимательно изучал каждую буковку и циферку – Бог ты мой, ты когда-нибудь видел чек на такую сумму? – наконец пробормотал он.
– На бумаге, – ответил я. – А это деньги. Девяносто семь... тысяч... пять... сотен... долларов. Представь такую сумму по одному доллару, вообрази, как разбрасываешь ее по ковру или запихиваешь в кейс. Некоторые люди готовы убить ради такой суммы.
– Ради гораздо меньшей.
Да, это были деньги, больше денег, чем я когда-либо видел, но не в них заключалась суть игры. Они были необходимостью, средством, наградой, но не причиной, по которой я летал в Мексику и Пуэрто-Рико, лгал Беверли Лу и Хэрольду Макгро или направлялся этой ночью в Вашингтон и Нассау на встречу с человеком, которого там не было.
Но в "Банкерс траст" отнеслись к нашей проблеме скорее с пиететом Дика, чем с моим относительным пренебрежением. Меня немедленно препроводили по огромному голубому ковру к служащему, восседавшему за стойкой из красного дерева. Дик стоял у двери, скрестив руки на груди, невозмутимый и сильно смахивающий на слона. Не иначе, подумалось мне, они приняли его за моего телохранителя. Бог знает, за кого в таком случае они приняли меня. Возможно, за "крестного отца", путешествующего с наемным убийцей. Я надел серый костюм и самый лучший галстук, но все равно не мог представить себя человеком, обналичивающим чек достоинством девяносто семь тысяч пятьсот долларов. Служащий банка, похоже, наконец-то пришел к какому-то заключению. Я тщетно убеждал его разделить сумму на две части и выписать два чека: один, пятидесятитысячный, на имя Х.-Р. Хьюза, а другой – на Клиффорда Ирвинга. Нет, это невозможно. Я должен депонировать чек на свой счет в другом месте и подождать, пока его обналичат.
– Слушайте, у меня скоро улетает самолет. Давайте сделаем проще. Дайте мне наличные. Я куплю банковские чеки.
Банкир слегка покраснел:
– Мистер Ирвинг, у нас сейчас на руках нет такой суммы денег.
– Вы хотите сказать, что не можете покрыть мой чек? – возопил я в ошеломлении.
– Мистер Ирвинг, вы, похоже, не понимаете... Это крупный чек. Большая сумма денег. Мы не можем...
– Позвоните Хэрольду Макгро, – приказал я. – Если чек не будет разделен на части так, как я того хочу, и если я не попаду на свой самолет, то все мои радужные планы рухнут, а вместе с ними не только мои, но и ваши.
Банкир попросил меня подождать. Спустя несколько минут он вернулся и сказал, что банк почтет за честь выполнить мои указания и приносит свои извинения за необоснованную задержку. Уже на улице, с двумя чеками в кейсе, я повернулся к Дику. Новая реальность с утроенной силой обрушилась на меня.
– Ты прав, – признал я. – Это действительно деньги.
– А что я говорил? Ты всего два раза встретился с Ховардом Хьюзом, а уже полностью потерял чувство меры. Но что мы будем с ними делать?
– Инвестировать, – заявил я. – Купим часть американского бизнеса. Познакомлю тебя с моим брокером в "Меррил Линч".
– Как-то я не уверен, что так уж горю желанием заиметь долю в американском бизнесе. Мне не внушают доверия заправляющие в этих делах люди. Вот, в банках даже не желают обналичивать выписанные ими чеки.
В тот же день, ничтоже сумняшеся, на те десять тысяч, которые я ему дал, Дик открыл брокерский счет в "Меррил Линч" и прикупил триста акций "Фуджи".
– Никогда не бывала в Виргинии!
Мы взяли напрокат машину в аэропорту, а в воскресенье решили прокатиться и осмотреть полностью восстановленный колониальный город Уильямс-бург, который Эдит часто называла "Диснейлендом XVIII века". На следующий день стало ясно, что все дела у нас будут именно в Вашингтоне, поэтому пришлось переехать в маленький, дешевый, но чрезвычайно приятный отель "Харрингтон".
Я провел все утро в Управлении по делам гражданской авиации, настырно роясь в толстых книгах, содержащих информацию по судебным разбирательствам, связанным с "Транс уорлд эйрлайнз" и "Нортист эйрлайнз". Согласно сообщениям, обе эти компании Хьюз практически разорил. Покинув здание администрации с двумя часами непрерывного текста, наговоренного на пленку, и ощущением некоторого замешательства, я понял, что если хочу уяснить хоть часть прочитанной и записанной мною информации, то придется срочно брать ускоренные курсы юридического жаргона и деталей бюрократической волокиты.
В тот же день я позвонил в Пентагон. Еще в Нью-Йорке у меня состоялся познавательный разговор с Мартином Акерманом, моим другом и адвокатом, защищавшим меня в деле по обвинению в клевете, возникшем после выхода моей последней книги. Марти был одним из тех избранных вне стен "Макгро-Хилл", "Лайф" и острова Ибица, которые знали о моих встречах с Хьюзом Я даже показал ему письма, но, разумеется, он был не в курсе, что все это часть мистификации. С самого начала Мартин воспылал энтузиазмом и изо всех сил старался помочь. А сделать этот парень мог немало, так как был не только адвокатом, но еще бизнесменом и миллионером. Акерман разбирался в больших деньгах и тех хитросплетениях, которые устраивали люди, дабы получить их.
– Не думаю, что Хьюз даст тебе реальные цифры о своих доходах и вложениях, – сказал он мне, – а знать такую информацию никогда не помешает. Попробуй нарыть что-нибудь в Пентагоне. У них там должна быть служба, которая занимается контрактами по обороне. Там, скорее всего, есть схема организации "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт". Когда достанешь информацию – если достанешь, – то, наверное, ни черта там не поймешь, но я помогу тебе разобраться.
Меня обуревала жажда знаний, и я был очень благодарен ему за помощь.
– А о чем мне спрашивать?
– Главное, не говори им, что разыскиваешь информацию непосредственно по Хьюзу. Расскажи, будто бы проводишь исследование, посвященное договорным взаимоотношениям между министерством обороны и тремя или четырьмя крупными корпорациями.
Когда я позвонил в Пентагон, то меня переслали к человеку по имени Отто Пинилус, который занимался чем-то – я так и не понял чем, – связанным с оплатами по оборонным контрактам. По голосу стало понятно, что он заинтересовался моими проблемами, а вот от своих, какие бы они ни были, смертельно устал, поэтому безотлагательно пригласил в свой офис в тот же день.
Как и для большинства американцев, Пентагон для меня представлялся тайной за семью печатями. В голове роились образы мрачных, огромных десантников с пулеметами, требующих удостоверение личности на каждом повороте некоего абстрактного бесконечного лабиринта. Я был почти уверен, что при входе в здание тут же потеряюсь. В результате оправдалось только одно предчувствие: я действительно потерялся.
Подходя к Пентагону, я внутренне подготовился к процедуре обыска, снятию отпечатков пальцев, выяснению личности и всей подноготной. За столом сидела девушка. Я подошел к ней, спросил, как мне найти мистера Пинилуса. Мне передали карту здания, помеченную стрелочками и большим красным крестом, а потом дали несколько наставлений:
– Сначала налево, потом вверх по эскалатору на один этаж, потом налево, потом направо. Это во внутреннем кольце. Следуйте указаниям карты.
Я прошел мимо нее, уже через тридцать секунд оказавшись внутри здания Пентагона. Зажав карту в руке и строго следуя инструкциям, через несколько минут я заблудился. Я не мог вспомнить, должен ли я поворачивать направо или налево, ехать по эскалатору вверх или вниз. В общем, вскоре я оказался в широком безлюдном коридоре, рядом с дверью, на которой, могу поклясться, красовалась табличка "Объединенный комитет начальников штабов". Посмотрел направо, потом налево и с тоской подумал об отважном десантнике, который вывел бы меня отсюда. Тут неожиданно открылась та самая дверь, и оттуда, громко переговариваясь, вышло трое мужчин. Генералы, на плечах звездочек, как на рождественской елке с площади Рокфеллера, а на груди больше медалей, чем в ломбарде. Был бы я агентом СМЕРШа или его китайского эквивалента, сейчас положил бы трех крупных "шишек" одной очередью, а у меня еще даже документов не попросили.
– Простите, сэр, – обогнал я ближайшего генерала. – Я потерялся, ищу мистера Пинилуса. Он сидит вот тут, – и протянул ему карту.
– Вниз на один пролет, – вежливо ответил военный, – потом повернете направо и пройдете во внутреннее кольцо. Там спросите снова. Удачи.
Я поблагодарил его, последовал инструкциям и нашел-таки мистера Пинилуса, приятного лысеющего мужчину, возрастом уже за пятьдесят, который, казалось, был рад видеть в своем кабинете кого угодно, даже меня. Я принялся излагать ему свою проблему: хочу-де изучить оплаты, произведенные производителям самолетов. Не уверен, что в моем монологе была хоть капля смысла; я судорожно пытался вспомнить формулировки Марти Акермана и понимал, что мистер Пинилус также не видит в моих речах что-нибудь здравое. Тем не менее он горел желанием помочь мне.
– Думаю, лучше всего будет ограничить, – наконец добрался я до сути, – свой поиск четырьмя компаниями: "Локхид", "Боинг", "Нортроп" и "Хьюз". О первых у меня уже куча информации, но вот с "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт" – сплошная головная боль. Предполагаю, это из-за того, что они находятся в частных руках. А там просто не хотят со мной говорить.
– Люди Хьюза вообще ни с кем не говорят, – ответил Отто Пинилус со смесью печали и раздражения. – Они даже со мной не говорят. Самые жуткие люди в этой стране, с которыми я работал.
– А у вас есть какие-нибудь документы, на которые я мог бы взглянуть? – с надеждой в голосе спросил я.
– Там почти ничего не классифицировано, – заметил он. – Но вы можете посмотреть все, что хотите.
Пинилус принялся раскладывать передо мной на столе записные книги и конфиденциальные отчеты. В одном из них содержалась вся информация по операциям с "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт": правительственные договоры, список их зданий, реестр персонала, описания особых военных проектов, которые компании уже выполнили или над которыми все еще работали, и подробный доклад, содержащий правительственный анализ возможностей, проблем и перспектив Хьюза в области космо– и авиастроения. Секретарь мистера Пинилуса любезно согласилась отксерокопировать для меня последние отчеты, а там содержалась вся возможная информация, которая могла мне понадобиться для создания портрета индустриальной империи Хьюза. Ведь подобная тема, скорее всего, будет затронута в наших приватных беседах с ним.
– Эти бумаги на самом деле не секретные, – объяснил мне Отто Пинилус – Они доступны по ограниченной подписке, но это очень дорого, и далеко не каждый может себе ее позволить, да и не все о ней знают. Но мы используем эти отчеты постоянно.
– А кто их публикует? – спросил я.
Он порылся в бумагах, а затем показал мне имя учреждения:
– Эти отчеты публикуются на деньги "Макгро-Хилл".
Я попал в библиотеку конгресса первый раз в жизни: великолепное здание с величавыми фресками на стенах и той тишиной, которая всегда стоит в местах напряженной работы, где люди пытаются отыскать путь к хранящимся тут знаниям. Я принес с собой диктофон и всю первую часть дня провел, роясь в подшивках журналов, разыскивая самую отдаленную информацию об индустриальной империи Хьюза. Лениво роясь в каталогах, я случайно наткнулся на крайне полезное издание. Кто-то написал диссертацию о роли "Транс уорлд эйрлайнз" в развитии эфиопских авиалиний. Я заказал книгу и удалился в нишу рядом с книжными полками, где за два часа надиктовал всю нужную мне информацию. Эфиопия начала 1950-х годов ожила в моем воображении. Я видел, как Ховард борется с "воздушными ямами" в каньонах около Голубого Нила, приземляется на пустынных узких полосках свободной земли посреди острых горных хребтов. Я видел, как он взлетает с печально известной полосы в Данакиле. Я видел его в роли то пилота, то пассажира самолета, забитого шейхами, крестьянами, козьими шкурами, живыми цыплятами и плачущими детьми. То, что реальный Хьюз никогда не был в Эфиопии, казалось мне маловажным. Это путешествие должно изменить его жизнь, поставить его лицом к лицу с самим собой в поисках собственной личности. Если когда-нибудь он прочитает мою будущую книгу, то захочет, чтобы все было именно так.
Мне понадобилась еще одна книга: расшифровка стенограммы слушаний сената 1947 года, когда Хьюза обвинили в невыполнении военного контракта и в подкупе чиновников из воздушных войск, когда те прилетели к нему в Южную Калифорнию. Я уже выяснил, что тот самый том, который был мне так нужен – сороковой из двенадцатилетней истории сенатского подкомитета, – таинственно исчез. Час спустя, углубившись в недра библиотечного организма, во флигеле, до которого можно было добраться только по тоннелю, проложенному под зданием, я нашел искомый объект на полках. Здесь стояли три полных комплекта сорок второго тома, но почему-то только два экземпляра сорокового. В нем было тысяча восемьсот страниц. Хьюз давал показания три дня, в результате вопросами и ответами было заполнено около трехсот страниц. Взгромоздившись на табурет в этом безвоздушном подвале, я принялся тихо надиктовывать информацию. Через двадцать минут библиотека закрылась, и мне пришлось уйти. Я поставил книгу обратно на полку и с трудом нашел обратную дорогу. Перед выходом меня неожиданно остановил охранник, молодой румяный парень с непринужденной улыбкой:
– Простите, сэр. Мне нужно проверить ваш кейс.
– Когда все это кончится, – с воодушевлением заявила жена, – я хочу купить двух белощеких гиббонов. И южноамериканскую жабу. И, может быть, одного или двух фламинго.
Ее полное равнодушие к делу вышло наружу сразу же, как только я заикнулся о проблемах, связанных с большим количеством материала по Хьюзу.
– Показания Хьюза на сенатских слушаниях...
– Так как ты относишься к белощеким гиббонам? У них очень грустные лица и руки доходят до пола, вот так. – Она, как могла, продемонстрировала походку белощеких обезьян.
– Как ты думаешь, что они с тобой сделают?
– Если я скажу, что это мошенничество? – На секунду меня посетили безрадостные мысли. – Не знаю. Возможно, дадут такого пинка, что я вылечу из редакции прямо через окно, а потом еще и получу иск, чего, правда, они делать не станут, так как у меня на руках будет чек; или, если у них кишка не тонка, посмеются со мной на пару.
В тот же вечер меня пригласили на вечеринку, устроенную в честь Жермен Гриер: "Макгро-Хилл" только что выпустило ее бестселлер "Женщина-евнух". Чтобы заснять празднество, под рукой оказалась команда с Британского телевидения. Я пришел, быстренько сгреб с подноса пару бокалов и тихонько отошел в угол, подальше от прожекторов, телекамер и возбужденных групп феминисток, пришедших засвидетельствовать свое почтение виновнице торжества. Только спустя некоторое время я заметил странную фигуру в углу. Там на софе, попивая имбирный эль, сидел старый индеец в традиционном головном уборе и при всех регалиях, положенных киношному вождю краснокожих. Я подошел к Беверли и спросил ее:
– А это кто?
– О, тебе надо познакомиться с ним, Клифф. Это вождь Красный Лис. Индеец сиу. Ему уже сто один год. Мы недавно опубликовали его мемуары.
Я проговорил со стариком целый час, с интересом слушая различные байки о фронтире, пока наконец он не хлопнул меня по плечу и не сказал:
– Эй, прекрати называть меня вождь. Зови просто Красный Лис.
Это был просто потрясающий человек, с изборожденным шрамами, суровым грубым лицом, энергичный и сосредоточенный на своей персоне.
– Я сегодня даю интервью в шоу Джонни Карсона. Второй раз за три месяца. Редко, признаю, но я придаю этой программе живость, ну, или вроде того... Еще не читал мою книгу? Прочитай. Она просто потрясающая.
Он поведал мне, что, когда он был еще ребенком, его племя остановилось за несколько миль от места битвы при Маленьком Большом Роге[14], и Красный Лис даже слышал выстрелы. Теперь он занимался связями с общественностью в мясоконсервной компании, а иногда исполнял воинственные танцы в супермаркетах на юго-западе. Без своих перьев и шкур оленя сочинитель мемуаров, скорее всего, ничем не отличался от вышедшего на пенсию владельца магазина, сидящего на крыльце какого-нибудь бруклинского многоквартирного дома и болтающего об ушедших днях юности.
Я поймал Беверли Лу у двери:
– Замечательный старик. Но ты знаешь, Бев, у меня дома целая библиотека о Диком Западе девятнадцатого века. Если Красный Лис – вождь племени сиу, которому сто один год, тогда ты – императрица Лу из династии Минь.
Беверли встревожилась:
– Ты, вообще, о чем?
– Да прекрати ты, Бев. Это же я. Почти что служащий "Макгро-Хилл". Уж друг с другом-то мы можем быть откровенными. Этот парень ненастоящий.
Ее тревога тут же превратилась в негодование.
– Какие основания у тебя есть для подобных выводов? Ты серьезно?
Я понял, что сейчас она не склонна шутить, поэтому натужно рассмеялся:
– Да нет, просто пытаюсь тебя подколоть. Расслабься. Увидимся завтра в офисе.
Когда я пришел домой, Дик еще не спал. Я посетовал:
– Ты знаешь, у меня такое забавное чувство, что, если я когда-нибудь расскажу, что никакого Ховарда Хьюза в глаза не видывал, они не засмеются.
– Вот и у меня такое же чувство. Просто как-то не хотелось развеивать твои иллюзии. А с чего бы это ты вернулся к реальности?
Я рассказал ему о своей встрече с вождем Красным Лисом и моих замечаниях Беверли Лу.
– Ты серьезно? – заинтересовался Дик. – Действительно думаешь, что этот старик – мошенник?
– Может быть, а может, и нет. Я похож на эксперта?
– Ну, – осклабился мой остроумный друг, – жулик жулика издалека видит.
* * *
На следующий день мы с Беверли решили провести деловой завтрак. Она была необычно молчаливой и какой-то излишне занятой. Когда мы пришли в офис, я не удержался от вопроса:– Что тебя тревожит?
– Этот человек, Саскинд, которого ты нанял проводить исследования. Он знает о твоих встречах с Октавио?
– Нет, тут загвоздка. Я ему еще ничего не сказал.
– А где сейчас Саскинд?
– Здесь, в Нью-Йорке, остановился у меня.
– А как хорошо ты его знаешь? Вы близкие друзья?
Меня уже стали раздражать подобные речи, так как было непонятно, куда она клонит.
– Я знаю его уже долгое время, вот и все. Мы старые партнеры по игре в шахматы. К чему весь этот разговор?
– Он – писатель, – заявила Беверли и откинула с глаз прядь прямых черных волос – Писатели крадут. Писатели болтают. И они самые завистливые люди на Земле. Мы развели такую секретность, потому что, если эта информация попадет в печать, Октавио тут же умоет руки. Я веду к тому, что не надо этому человеку, Саскинду, знать об Октавио. Так хочет издательство.
– Дик – хороший парень, – сказал я, мысленно отерев пот со лба. – И я рад, что ты подняла этот вопрос. Он меня ужасно беспокоит. Мне ненавистна сама мысль лгать ему, и поэтому я хочу все рассказать.
В приоткрытой двери показалась голова моего редактора, Роберта Стюарта. Он присоединился к нам, одарив всех присутствовавших нервической полугримасой-полуухмылкой.
– Категорически нет! – возопила Беверли. – Я запрещаю. Господи, ну какой же ты наивный. Роберт тоже согласен со мной. Ты так думаешь просто потому, что не жадный и умеешь держать язык за зубами. Так вот, позволь сказать тебе, что не все таковы. Если Саскинд выяснит, что ты встречаешься с Хьюзом, я имела в виду Октавио, и пишешь авторизованную биографию, то тут же представит цену вопроса. Я не знаю, сколько ты ему платишь, но он сразу почувствует себя обделенным.
– Только не Дик. Он вообще не знает слова "жадность".
– Но мы не хотим, чтобы ты ему рассказывал о нашем деле, – мрачно заявила она.
В тот же вечер на кухне квартиры моего отца, пока Дик доедал йогурт, а я ковырялся в банке из-под сардин "Малломар", пришлось высказать коварному Саскинду всю правду.
– Извини, приятель, но ты не должен ничего знать. Ты писатель. Ты крадешь, ты треплешь языком, к тому же у тебя зависть больше твоего роста.
– Как тебе удалось не рассмеяться при всем честном народе? Клиффорд, ты прирожденный мошенник, – с неподдельным восхищением произнес Дик.
– Сиди завидуй. Писатель!
На следующий день Дик зашел за мной в "Макгро-Хилл", чтобы вместе пойти пообедать. Я потащил его в кабинет Роберта Стюарта, и мой друг спросил редактора, не может ли издательство посмотреть его незаконченную рукопись об исследовании и завоевании Западной Африки.
– Разумеется, – ответил тот, похоже, даже не обратив внимания на тему разговора, а затем повернулся ко мне: – Когда вы уезжаете?
– Как только приедет Эдит. Сначала в Вашингтон, потом в Нассау. Дик поедет в Хьюстон и Лас-Вегас.
– А вы встретитесь с Хьюзом на этот раз?
Я принялся подмигивать Дику, потом натужно откашлялся:
– Роберт...
– А он знает, что Эдит приедет с вами? Не возражает против этого? Из того, что вы нам рассказали, он не похож на человека, который обожает сюрпризы.
Я ничего не ответил, закрыл глаза, потом открыл. Дик холодно посмотрел на Стюарта, затем развернулся ко мне эдаким нахмуренным Голиафом.
– Ах ты, сукин сын, – прогрохотал он, – куда ты меня втянул?
– Он не знал, – напомнил я Стюарту. – Вы с Беверли заставили меня пообещать ничего ему не говорить. Не далее как вчера, Роберт, в кабинете Беверли.
Тот закашлялся, катастрофически покраснел и принялся перекладывать бумаги на столе.
– Нам с тобой лучше поговорить наедине, – тихо сказал я Дику. – Мне нужно кое-что тебе объяснить.
Пока я судорожно давился смехом в коридоре, Дик прислонился к стене с довольной улыбкой на лице:
– Классно я сыграл, как ты думаешь?
– Ужасно, – все еще смеясь, ответил я. – Теперь ты полноправный член клуба. Когда мы вернемся, сначала для виду погрусти, но, ради бога, не надо выглядеть оскорбленным. Не то Беверли и Роберт излишне занервничают.
* * *
Чек приготовили только в четверг утром, за шесть часов до того, как я должен был встретить Эдит в аэропорту Кеннеди и отвезти ее в Вашингтон. Это был чек от "Макгро-Хилл" на девяносто семь тысяч пятьсот долларов, выписанный на мое имя, зарезервированный в "Банкерс траст". Общая сумма первой выплаты, "начальных инвестиций", составляла сто тысяч, но я был несколько на мели во время своей мартовской поездки, и издательской казне пришлось расстаться с двумя с половиной тысячами долларов. Мы с Диком отнесли чек в банк "Чейз-Манхэттен", где у меня уже был счет. Там меня проинформировали, что им понадобится три дня для расчетов.– Завтра я должен быть в Вашингтоне, и мне нужно, чтобы вы перевели эту сумму в дорожные чеки до моего отъезда.
– Идите в "Банкерс траст", – предложили мне. – Это их чек.
Мы с Диком запрыгнули в такси.
– Дай-ка мне посмотреть на эту штуку. – Дик держал бумажку так осторожно, будто она сделана из стекла, и, казалось, внимательно изучал каждую буковку и циферку – Бог ты мой, ты когда-нибудь видел чек на такую сумму? – наконец пробормотал он.
– На бумаге, – ответил я. – А это деньги. Девяносто семь... тысяч... пять... сотен... долларов. Представь такую сумму по одному доллару, вообрази, как разбрасываешь ее по ковру или запихиваешь в кейс. Некоторые люди готовы убить ради такой суммы.
– Ради гораздо меньшей.
Да, это были деньги, больше денег, чем я когда-либо видел, но не в них заключалась суть игры. Они были необходимостью, средством, наградой, но не причиной, по которой я летал в Мексику и Пуэрто-Рико, лгал Беверли Лу и Хэрольду Макгро или направлялся этой ночью в Вашингтон и Нассау на встречу с человеком, которого там не было.
Но в "Банкерс траст" отнеслись к нашей проблеме скорее с пиететом Дика, чем с моим относительным пренебрежением. Меня немедленно препроводили по огромному голубому ковру к служащему, восседавшему за стойкой из красного дерева. Дик стоял у двери, скрестив руки на груди, невозмутимый и сильно смахивающий на слона. Не иначе, подумалось мне, они приняли его за моего телохранителя. Бог знает, за кого в таком случае они приняли меня. Возможно, за "крестного отца", путешествующего с наемным убийцей. Я надел серый костюм и самый лучший галстук, но все равно не мог представить себя человеком, обналичивающим чек достоинством девяносто семь тысяч пятьсот долларов. Служащий банка, похоже, наконец-то пришел к какому-то заключению. Я тщетно убеждал его разделить сумму на две части и выписать два чека: один, пятидесятитысячный, на имя Х.-Р. Хьюза, а другой – на Клиффорда Ирвинга. Нет, это невозможно. Я должен депонировать чек на свой счет в другом месте и подождать, пока его обналичат.
– Слушайте, у меня скоро улетает самолет. Давайте сделаем проще. Дайте мне наличные. Я куплю банковские чеки.
Банкир слегка покраснел:
– Мистер Ирвинг, у нас сейчас на руках нет такой суммы денег.
– Вы хотите сказать, что не можете покрыть мой чек? – возопил я в ошеломлении.
– Мистер Ирвинг, вы, похоже, не понимаете... Это крупный чек. Большая сумма денег. Мы не можем...
– Позвоните Хэрольду Макгро, – приказал я. – Если чек не будет разделен на части так, как я того хочу, и если я не попаду на свой самолет, то все мои радужные планы рухнут, а вместе с ними не только мои, но и ваши.
Банкир попросил меня подождать. Спустя несколько минут он вернулся и сказал, что банк почтет за честь выполнить мои указания и приносит свои извинения за необоснованную задержку. Уже на улице, с двумя чеками в кейсе, я повернулся к Дику. Новая реальность с утроенной силой обрушилась на меня.
– Ты прав, – признал я. – Это действительно деньги.
– А что я говорил? Ты всего два раза встретился с Ховардом Хьюзом, а уже полностью потерял чувство меры. Но что мы будем с ними делать?
– Инвестировать, – заявил я. – Купим часть американского бизнеса. Познакомлю тебя с моим брокером в "Меррил Линч".
– Как-то я не уверен, что так уж горю желанием заиметь долю в американском бизнесе. Мне не внушают доверия заправляющие в этих делах люди. Вот, в банках даже не желают обналичивать выписанные ими чеки.
В тот же день, ничтоже сумняшеся, на те десять тысяч, которые я ему дал, Дик открыл брокерский счет в "Меррил Линч" и прикупил триста акций "Фуджи".
* * *
В Вашингтоне цвели вишни, поэтому отели были забиты до отказа. Единственное свободное место, которое смогли для нас найти в "Америкэн экспресс", находилось в роскошном отеле города Александрии, штат Виргиния. Эдит была в восторге:– Никогда не бывала в Виргинии!
Мы взяли напрокат машину в аэропорту, а в воскресенье решили прокатиться и осмотреть полностью восстановленный колониальный город Уильямс-бург, который Эдит часто называла "Диснейлендом XVIII века". На следующий день стало ясно, что все дела у нас будут именно в Вашингтоне, поэтому пришлось переехать в маленький, дешевый, но чрезвычайно приятный отель "Харрингтон".
Я провел все утро в Управлении по делам гражданской авиации, настырно роясь в толстых книгах, содержащих информацию по судебным разбирательствам, связанным с "Транс уорлд эйрлайнз" и "Нортист эйрлайнз". Согласно сообщениям, обе эти компании Хьюз практически разорил. Покинув здание администрации с двумя часами непрерывного текста, наговоренного на пленку, и ощущением некоторого замешательства, я понял, что если хочу уяснить хоть часть прочитанной и записанной мною информации, то придется срочно брать ускоренные курсы юридического жаргона и деталей бюрократической волокиты.
В тот же день я позвонил в Пентагон. Еще в Нью-Йорке у меня состоялся познавательный разговор с Мартином Акерманом, моим другом и адвокатом, защищавшим меня в деле по обвинению в клевете, возникшем после выхода моей последней книги. Марти был одним из тех избранных вне стен "Макгро-Хилл", "Лайф" и острова Ибица, которые знали о моих встречах с Хьюзом Я даже показал ему письма, но, разумеется, он был не в курсе, что все это часть мистификации. С самого начала Мартин воспылал энтузиазмом и изо всех сил старался помочь. А сделать этот парень мог немало, так как был не только адвокатом, но еще бизнесменом и миллионером. Акерман разбирался в больших деньгах и тех хитросплетениях, которые устраивали люди, дабы получить их.
– Не думаю, что Хьюз даст тебе реальные цифры о своих доходах и вложениях, – сказал он мне, – а знать такую информацию никогда не помешает. Попробуй нарыть что-нибудь в Пентагоне. У них там должна быть служба, которая занимается контрактами по обороне. Там, скорее всего, есть схема организации "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт". Когда достанешь информацию – если достанешь, – то, наверное, ни черта там не поймешь, но я помогу тебе разобраться.
Меня обуревала жажда знаний, и я был очень благодарен ему за помощь.
– А о чем мне спрашивать?
– Главное, не говори им, что разыскиваешь информацию непосредственно по Хьюзу. Расскажи, будто бы проводишь исследование, посвященное договорным взаимоотношениям между министерством обороны и тремя или четырьмя крупными корпорациями.
Когда я позвонил в Пентагон, то меня переслали к человеку по имени Отто Пинилус, который занимался чем-то – я так и не понял чем, – связанным с оплатами по оборонным контрактам. По голосу стало понятно, что он заинтересовался моими проблемами, а вот от своих, какие бы они ни были, смертельно устал, поэтому безотлагательно пригласил в свой офис в тот же день.
Как и для большинства американцев, Пентагон для меня представлялся тайной за семью печатями. В голове роились образы мрачных, огромных десантников с пулеметами, требующих удостоверение личности на каждом повороте некоего абстрактного бесконечного лабиринта. Я был почти уверен, что при входе в здание тут же потеряюсь. В результате оправдалось только одно предчувствие: я действительно потерялся.
Подходя к Пентагону, я внутренне подготовился к процедуре обыска, снятию отпечатков пальцев, выяснению личности и всей подноготной. За столом сидела девушка. Я подошел к ней, спросил, как мне найти мистера Пинилуса. Мне передали карту здания, помеченную стрелочками и большим красным крестом, а потом дали несколько наставлений:
– Сначала налево, потом вверх по эскалатору на один этаж, потом налево, потом направо. Это во внутреннем кольце. Следуйте указаниям карты.
Я прошел мимо нее, уже через тридцать секунд оказавшись внутри здания Пентагона. Зажав карту в руке и строго следуя инструкциям, через несколько минут я заблудился. Я не мог вспомнить, должен ли я поворачивать направо или налево, ехать по эскалатору вверх или вниз. В общем, вскоре я оказался в широком безлюдном коридоре, рядом с дверью, на которой, могу поклясться, красовалась табличка "Объединенный комитет начальников штабов". Посмотрел направо, потом налево и с тоской подумал об отважном десантнике, который вывел бы меня отсюда. Тут неожиданно открылась та самая дверь, и оттуда, громко переговариваясь, вышло трое мужчин. Генералы, на плечах звездочек, как на рождественской елке с площади Рокфеллера, а на груди больше медалей, чем в ломбарде. Был бы я агентом СМЕРШа или его китайского эквивалента, сейчас положил бы трех крупных "шишек" одной очередью, а у меня еще даже документов не попросили.
– Простите, сэр, – обогнал я ближайшего генерала. – Я потерялся, ищу мистера Пинилуса. Он сидит вот тут, – и протянул ему карту.
– Вниз на один пролет, – вежливо ответил военный, – потом повернете направо и пройдете во внутреннее кольцо. Там спросите снова. Удачи.
Я поблагодарил его, последовал инструкциям и нашел-таки мистера Пинилуса, приятного лысеющего мужчину, возрастом уже за пятьдесят, который, казалось, был рад видеть в своем кабинете кого угодно, даже меня. Я принялся излагать ему свою проблему: хочу-де изучить оплаты, произведенные производителям самолетов. Не уверен, что в моем монологе была хоть капля смысла; я судорожно пытался вспомнить формулировки Марти Акермана и понимал, что мистер Пинилус также не видит в моих речах что-нибудь здравое. Тем не менее он горел желанием помочь мне.
– Думаю, лучше всего будет ограничить, – наконец добрался я до сути, – свой поиск четырьмя компаниями: "Локхид", "Боинг", "Нортроп" и "Хьюз". О первых у меня уже куча информации, но вот с "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт" – сплошная головная боль. Предполагаю, это из-за того, что они находятся в частных руках. А там просто не хотят со мной говорить.
– Люди Хьюза вообще ни с кем не говорят, – ответил Отто Пинилус со смесью печали и раздражения. – Они даже со мной не говорят. Самые жуткие люди в этой стране, с которыми я работал.
– А у вас есть какие-нибудь документы, на которые я мог бы взглянуть? – с надеждой в голосе спросил я.
– Там почти ничего не классифицировано, – заметил он. – Но вы можете посмотреть все, что хотите.
Пинилус принялся раскладывать передо мной на столе записные книги и конфиденциальные отчеты. В одном из них содержалась вся информация по операциям с "Хьюз тул" и "Хьюз эйркрафт": правительственные договоры, список их зданий, реестр персонала, описания особых военных проектов, которые компании уже выполнили или над которыми все еще работали, и подробный доклад, содержащий правительственный анализ возможностей, проблем и перспектив Хьюза в области космо– и авиастроения. Секретарь мистера Пинилуса любезно согласилась отксерокопировать для меня последние отчеты, а там содержалась вся возможная информация, которая могла мне понадобиться для создания портрета индустриальной империи Хьюза. Ведь подобная тема, скорее всего, будет затронута в наших приватных беседах с ним.
– Эти бумаги на самом деле не секретные, – объяснил мне Отто Пинилус – Они доступны по ограниченной подписке, но это очень дорого, и далеко не каждый может себе ее позволить, да и не все о ней знают. Но мы используем эти отчеты постоянно.
– А кто их публикует? – спросил я.
Он порылся в бумагах, а затем показал мне имя учреждения:
– Эти отчеты публикуются на деньги "Макгро-Хилл".
* * *
В тот же день я решил пойти в библиотеку конгресса. Такси высадило меня за несколько кварталов, так как вся территория перед Капитолием была забита полицией и шатающимися парнями при бородах и усах, в расстегнутых армейских куртках и рубашках цвета хаки с закатанными рукавами. Вьетнамские ветераны протестовали против войны. Мягкое, теплое весеннее солнце озаряло зеленые газоны и впечатляющие белые правительственные здания, но воздух переполняло чувство беспокойства и тревоги. Оскорбление властей теми людьми, которые рисковали своими жизнями ради престижа этой самой власти, а теперь отвергают ее, явно заставляло сильно нервничать как полицейских, так и правительственных чиновников.Я попал в библиотеку конгресса первый раз в жизни: великолепное здание с величавыми фресками на стенах и той тишиной, которая всегда стоит в местах напряженной работы, где люди пытаются отыскать путь к хранящимся тут знаниям. Я принес с собой диктофон и всю первую часть дня провел, роясь в подшивках журналов, разыскивая самую отдаленную информацию об индустриальной империи Хьюза. Лениво роясь в каталогах, я случайно наткнулся на крайне полезное издание. Кто-то написал диссертацию о роли "Транс уорлд эйрлайнз" в развитии эфиопских авиалиний. Я заказал книгу и удалился в нишу рядом с книжными полками, где за два часа надиктовал всю нужную мне информацию. Эфиопия начала 1950-х годов ожила в моем воображении. Я видел, как Ховард борется с "воздушными ямами" в каньонах около Голубого Нила, приземляется на пустынных узких полосках свободной земли посреди острых горных хребтов. Я видел, как он взлетает с печально известной полосы в Данакиле. Я видел его в роли то пилота, то пассажира самолета, забитого шейхами, крестьянами, козьими шкурами, живыми цыплятами и плачущими детьми. То, что реальный Хьюз никогда не был в Эфиопии, казалось мне маловажным. Это путешествие должно изменить его жизнь, поставить его лицом к лицу с самим собой в поисках собственной личности. Если когда-нибудь он прочитает мою будущую книгу, то захочет, чтобы все было именно так.
Мне понадобилась еще одна книга: расшифровка стенограммы слушаний сената 1947 года, когда Хьюза обвинили в невыполнении военного контракта и в подкупе чиновников из воздушных войск, когда те прилетели к нему в Южную Калифорнию. Я уже выяснил, что тот самый том, который был мне так нужен – сороковой из двенадцатилетней истории сенатского подкомитета, – таинственно исчез. Час спустя, углубившись в недра библиотечного организма, во флигеле, до которого можно было добраться только по тоннелю, проложенному под зданием, я нашел искомый объект на полках. Здесь стояли три полных комплекта сорок второго тома, но почему-то только два экземпляра сорокового. В нем было тысяча восемьсот страниц. Хьюз давал показания три дня, в результате вопросами и ответами было заполнено около трехсот страниц. Взгромоздившись на табурет в этом безвоздушном подвале, я принялся тихо надиктовывать информацию. Через двадцать минут библиотека закрылась, и мне пришлось уйти. Я поставил книгу обратно на полку и с трудом нашел обратную дорогу. Перед выходом меня неожиданно остановил охранник, молодой румяный парень с непринужденной улыбкой:
– Простите, сэр. Мне нужно проверить ваш кейс.
* * *
Эдит ждала меня в отеле. Она провела весь день в зоопарке и сдружилась с охранником, присматривающим за белощекими гиббонами. Он пообещал как-нибудь взять ее с собой в клетку во время кормления животных.– Когда все это кончится, – с воодушевлением заявила жена, – я хочу купить двух белощеких гиббонов. И южноамериканскую жабу. И, может быть, одного или двух фламинго.
Ее полное равнодушие к делу вышло наружу сразу же, как только я заикнулся о проблемах, связанных с большим количеством материала по Хьюзу.
– Показания Хьюза на сенатских слушаниях...
– Так как ты относишься к белощеким гиббонам? У них очень грустные лица и руки доходят до пола, вот так. – Она, как могла, продемонстрировала походку белощеких обезьян.