А. Иванов К.
Многоликое средневековье
ВВЕДЕНИЕ
Многоликое средневековье… От этой эпохи нас отделяет более пятисот лет, но дело не только во времени, В истории европейской культуры за эти пять веков произошли большие изменения, человечество стало намного более цивилизованным и рациональным. Сегодня принято считать, что мы знаем о мире и о человеке все. Из нашей жизни исчезла тайна, мир стал более простым и обыкновенным. Для школьника двадцатого столетия является азбукой то, над чем бились многие умы в шестнадцатом веке. Человечество стало старше и, как это часто происходит у повзрослевших детей, начало решать другие, более «важные» и «серьезные» задачи. Однако даже у взрослых в душе иногда рождается ностальгия по детской непосредственности, умению искренне радоваться и горевать, удивляться тайнам окружающего мира. Кто из нас хотя бы изредка не мечтал оказаться в средневековье? Кто хоть раз в жизни не поддался магии этого времени? В наших рациональных душах живет ностальгия по давно ушедшим временам, по великим людям и идеям, которых так не хватает в наши дни, ностальгия по Неведомому. За прошедшие столетия изменилось многое и в то же время не изменилось ничего. Иным стал облик земли и людей, но прежними остались человеческие проблемы и мечты, и где-то в глубине души не исчезла тяга к истинной Красоте, Любви, Благородству, Отваге…
Мы смотрим на средневековье со стороны и немного свысока. Однако если бы мы попытались не только судить, но по-настоящему понять дух тех времен, то стороннего наблюдения было бы недостаточно. Для этого необходимо слиться с прошлым, пожить в нем, стать хотя бы на мгновение одним из его современников. Пока мы смотрим со стороны, как зрители в театре, средневековье кажется похожим на театральное представление. Вот одна из фигур на мгновение приоткрывает занавес, и перед вашими глазами предстают величественные соборы, устремленные в небо, благородные дела и великие жертвы, совершаемые Рыцарями и Дамами во славу Господа. Но вот открывается другая сцена - и горят костры инквизиции, на которых сжигают сотни невинных, а соседи наперегонки спешат обвинить друг друга в ереси перед «святой матерью-церковью», чтобы заполучить часть имущества и денег казненного. Новая сцена - и слышна изящная музыка и песни менестрелей, прекрасные баллады, повествующие о великих подвигах и вечной любви. А другая сцена показывает пьяное застолье в замке какого-нибудь мелкопоместного барона, где в пиршественной зале лежат вповалку пьяные вояки и в поисках объедков бродят псы. Еще одна сцена - средневековые мудрецы, алхимики и мистики пытаются проникнуть в тайны природы и открыть новые, неизвестные доселе законы. А с очередной сценой открываются темнота, невежество и жестокость, царящие в душах простых людей… Так много ликов у одного времени. Это многообразие противоречий может показаться парадоксом, но только до тех пор, пока мы не поймем единую внутреннюю суть, скрытую за всеми этими масками.
История проходит свои циклы, и, хотя внешние формы постоянно меняются, в мир с определенной периодичностью возвращаются одни и те же Принципы, перед человечеством ставятся одни и те же задачи. То, что было актуально для
средних веков, может перестать быть таковым в эпоху Просвещения и опять обрести значимость в конце XX века. В тот период средневековья, о котором в основном пойдет речь в этой книге (XII-ХШ века), Европа переживала перелом, в прошлое уходили выработанные веками привычные общественные формы, старая культура, религия, наука и искусство, и на смену им приходили новые, в то время еще неизвестные. Современный мир переживает подобный переломный момент, уже видны знамения новой науки, нового искусства, новой философии, но будущее пока скрыто в тумане.
Античная философия учит, что в жизни любого народа и государства чередуются этапы спокойного развития и сложные, переломные этапы гибели старых форм и рождения новых, когда людям трудно ориентироваться в окружающем хаосе. Именно в такие моменты перед людьми остро встает вопрос смысла жизни и исторического предназначения. В древности мудрецы говорили, что если мы хотим понять задачи своего времени, то должны сначала научиться понимать смысл Истории. По их представлениям история не является чередой случайных событий, но имеет свою логику развития, свою эволюцию. Государства и народы не существуют независимо, отдельно друг от друга, исторические эпохи - лишь ступени великой лестницы Эволюции человечества. Одна ступень - Древняя Греция, потом - Римская империя, средневековая Европа, современность… и так от теряющихся в прошлом времен до бесконечно далекого будущего. Каждая ступень имеет свои задачи, каждая несет в себе следствия предыдущей и причины последующей. Чтобы понять эту очевидную для древних идею, нам необходимо научиться не просто собирать факты о прошлом, но понимать их.
Возможно, эта книга позволит немного глубже почувствовать, чем жили средневековые люди, ведь она не излагает хронику великих исторических событий, но раскрывает саму жизнь, то, что мы обычно называем скучным словом «быт». Когда читаешь ее, создается впечатление, будто попадаешь в средневековый мир, ходишь по улицам городов, гостишь в замке или являешься свидетелем его осады, заходишь в крестьянские дома, участвуешь в рыцарском турнире и проживаешь еще много разнообразных событий, как бы живешь вместе с персонажами.
Автор этой книги - директор Царскосельской гимназии К. А. Иванов, историк, поэт, человек, прекрасно разбирающийся в проблемах обучения и воспитания юношества, - посвятил свой труд молодым людям и всем, кто интересуется историей средневековья и обладает долей романтики и воображения. Наше «Многоликое средневековье» состоит из трех его книг, неоднократно переиздававшихся в начале XX века: «Средневековый замок и его обитатели», «Средневековый город и его обитатели» и «Средневековая деревня и ее обитатели», и вместе с автором мы приглашаем вас в путешествие по загадочному средневековью.
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЗАМОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЗАМОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
Внешний вид замка
Средневековый замок, при одном упоминании о котором у всякого образованного человека создается в воображении знакомая картина, и всякий переносится мыслью в эпоху турниров и крестовых походов, имеет свою собственную историю. Замок со своими известными принадлежностями - подъемными мостами, башнями и зубчатыми стенами - создался не сразу. Ученые исследователи, посвящавшие свой труд вопросу о происхождении и развитии замковых сооружений, отметили несколько моментов в этой истории, из которых наибольший интерес представляет момент наиболее ранний: до такой степени первоначальные замки не похожи на замки последующего времени, Но при всем несходстве, существующем между ними, нетрудно найти и черты сходные, нетрудно в первоначальном замке увидеть намеки на позднейшие сооружения. Возможность отыскать эти первоначальные формы и сообщает вопросу тот интерес, о котором мы только что говорили.
Опустошительные набеги неприятелей побуждали к построению таких укреплений, которые могли бы служить надежными убежищами. Первые замки представляли собой земляные окопы более или менее обширных размеров, окруженные рвом и увенчанные деревянным палисадом. В таком виде они походили на римские лагеря, и это сходство, конечно, не было простой случайностью; несомненно, что эти первые укрепления устраивались по образцу римских лагерей. Как в центре последнего возвышалась палатка полководца, или преторий (praetorium), так и посреди пространства, замыкавшегося замковым валом, поднималось естественное или, по большей части, искусственное земляное возвышение конической формы {la motte). Обыкновенно на этой насьши воздвигалось деревянное строение, входная дверь которого находилась наверху насыпи. Внутри самой насыпи устраивался ход в подземелье с колодцем. Таким образом, попасть в это деревянное строение можно было только взобравшись на самую насыпь. Для удобства обитателей устраивалось что-то вроде деревянного помоста, спуска на подпорках; в случае нужды он легко разбирался, благодаря чему неприятель, желавший проникнуть в само жилище, встречал серьезное препятствие. После минования опасности разобранные части так же легко приводились в прежнее состояние. Если мы, не вдаваясь в эти подробности, представим себе только ту общую картину, которая, как мы выше говорили, возникает в воображении каждого образованного человека при одном упоминании о замке, если мы эту общую картину сопоставим с только что описанным первоначальным замком, при всем несходстве того и другого мы без особенного труда отыщем и общие черты.
Существенные части средневекового рыцарского замка здесь налицо, в этом неприхотливом сооружении: дом на земляной насыпи соответствует главной замковой башне, разборный спуск - подъемному мосту, вал с палисадом - зубчатой стене
позднейшего замка.
С течением времени все новые и новые опасности со стороны внешних врагов, разорительные норманнские набеги, а также новые условия жизни, вызванные развитием феодализма, способствовали как увеличению числа замковых сооружений, так и усложнению их форм. Оставляя в стороне историю постепенного видоизменения, мы обратимся теперь к непосредственному знакомству с тем видом сооружений, который установился в XII веке.
***
Прежде чем вдаваться в подробное рассмотрение частей средневекового замка, перенесемся воображением на семь столетий назад, посмотрим на тогдашний замок издали, с опушки близлежащего леса. Только после этого мы подойдем к самому замку к познакомимся с его составными частями. «Почти каждый холм, - говорит Грановский, бегло характеризуя средние века, - каждая крутая возвышенность увенчана крепким замком, при постройке которого, очевидно, не удобство жизни, не то, что мы называем теперь комфортом, а безопасность была главною целью. Воинственный характер общества резко отразился на этих зданиях, которые вместе с железным доспехом составляли необходимое условие феодального существования.» Средневековый замок производил (и до сих пор производит) внушительное впечатление. За широким рвом,
над которым только что опустили на цепях подъемный мост, поднимается массивная каменная стена. Наверху этой стены резко выделяются на голубом фоне неба широкие зубцы с еле заметными отверстиями в них, а время от времени их правильный ряд прерывается круглыми каменными башнями. На углах стены выступают вперед крытые каменные балконы. По временам в промежутке между двумя зубцами заблестит на солнце шлем проходящего по стенам оруженосца. А над стеной, зубцами, стенными башнями гордо поднимается главная замковая башня; на вершине ее трепещет флаг, да мелькает порой человеческая фигура, фигура недремлющего сторожа, обозревающего окрестность.
Но вот оттуда, с вершины башни, понеслись звуки рога… О чем возвещает сторож? Из-под темного свода замковых ворот на подъемный мост, а потом на дорогу, выехала пестрая кавалькада: обитатели замка поехали на прогулку по окрестностям; вот они уже далеко. Воспользуемся тем, что мост еще опущен, и проникнем за каменную ограду замка. Прежде всего внимание наше останавливается на устройстве моста и на самих воротах. Они помещаются между двумя башнями, неразрывно соединенными со стеной. Тут только мы замечаем, что рядом с большими воротами устроены маленькие, представляющие собой что-то вроде калитки; от них также переброшен через ров подъемный мост (pont leveis или pont torneis, zoge brucke). Подъемные мосты опускались и поднимались при посредстве цепей или канатов. Делалось это следующим образом. Над воротами в стене, соединяющей обе недавно названные башни, были проделаны продолговатые отверстия; они направлялись сверху вниз. В каждое из них продевалось по одной балке. С внутренней стороны, то есть с замкового двора, эти балки соединялись поперечной перекладиной, и здесь же от конца одной из балок спускалась железная цепь.
К противоположным концам балок, выходившим наружу, прикреплялись две цепи (по одной к каждой балке), а нижние концы этих цепей соединялись с углами моста. При таком устройстве стоит только, войдя в ворота, потянуть вниз спускающуюся там цепь, как наружные концы балок начнут подниматься и потянут за собой мост, который после поднятия превратится как бы в перегородку, заслоняющую ворота.
Но, конечно, мост не был единственной защитой ворот. Последние запирались, и притом весьма основательно. Если бы мы подошли к ним в такое неудобное время, нам пришлось бы оповестить о своем приходе привратника, помещающегося здесь же неподалеку. Для этого пришлось бы или протрубить в рог, или ударить колотушкой в металлическую доску, или постучать особым кольцом, с этой целью приделанным к воротам. Теперь, как мы уже знаем, нам нет надобности оповещать о себе: проход свободен. Мы проходим под длинными сводами ворот. Если бы живущие в замке случайно заметили наше появление и почему-либо не пожелали пропустить нас во двор, в их распоряжении находилось еще одно средство. Взгляните наверх, на этот каменный свод. Не замечаете ли вы чего-нибудь, кроме длинных балок, составляющих одно целое с подъемными мостами? Видите ли это сравнительно неширокое отверстие, проходящее поперек свода? Из этого отверстия в один момент может опуститься железная решетка (porte colante, Slegetor) и преградить нам доступ во двор. Сколько предосторожностей на случай нападения врага! Иногда, если позволяло место, вблизи ворот, с внешней стороны, воздвигалось еще особое кругообразное укрепление, передовая крепостца (barbacane) с отверстиями для пускания стрел в неприятеля.
Но мы беспрепятственно проходим под сводами ворот и вступаем в передний двор. Да это целое селение! Здесь и капелла, и бассейн с водой, и жилища простого народа, обитающего в замке, и кузница, и даже мельница. Нас не заметили, и мы проходим вперед. Перед нами - новый ров, новая внутренняя стена, новые ворота с такими же приспособлениями, какие мы видели у первых, наружных ворот. Нам удалось
пройти новые ворота, и мы - на другом дворе; тут - конюшни, погреба, кухня, вообще всякие службы, а также жилище владельца и ядро всего сооружения - главная замковая башня (донжон, Bercfrit). Остановим свое внимание на этой башне. Она слишком важный предмет, чтобы можно было пройти мимо нее. Это последний оплот для живущих в замке. Много преград предстояло одолеть неприятелю, прежде чем он мог бы добраться до этого пункта. В случае проникновения врага во внутренний двор население замка укрывалось в центральной башне и могло еще выдерживать продолжителъную осаду в ожидании каких-либо благоприятных обстоятельств, которые могли бы выручить осажденных из беды. Большей частью главная башня воздвигалась совершенно в стороне от других построек. При этом старались выстроить ее на таком месте, где находился родник: не имея воды, осажденные не могли бы, конечно, долго противостоять врагу. Если не было родника, то устраивалась цистерна. Стена центральной башни отличалась своей толщиной. Формы башен бывали различными: четырехугольные, многоугольные, круглые; последние преобладали (с конца ХП века), так как лучше могли сопротивляться разрушительной силе неприятельских стенобитных машин. Ход в центральную башню устраивался футов на 20-40 над ее основанием. В башню можно было проникнуть только посредством такой лестницы, которую легко было убрать в самый короткий срок или даже и совсем уничтожить. Иногда от соседних зданий перебрасывались к башне подъемные мосты. Подвальный этаж центральной башни, то есть все пространство от ее основания до входной двери наверху, был занят или темницей, или кладовой для хранения хозяйских сокровищ. И та, и другая были снабжены скудными отверстиями, которые служили для притока воздуха. В башне же помещались в древнейшую пору владельцы замка, устраивались комнаты для детей, гостей, больных. В более скромных замках, где не было особенного здания для жилья, в первом этаже башни помещалась главная зала, во втором - спальня хозяев, в третьем - горницы для детей и гостей. В самом верхнем этаже жил башенный сторож. Сторожить на башне - это была самая тяжелая из повинностей: сторожу приходилось испытывать холод, непогоду, необходимо было с постоянным вниманием следить со своего высокого поста за всем происходящим как в замке, так и в окрестностях его. Сторож трубит в рог при восходе и закате солнца, при отправлении на охоту и возвращении с нее, при приезде гостей, при появлении врага и т. п. По соседству с каменной сторожкой (Peschaugaite, la gaite) на высоком древке развевается флаг замковладельца. На верхушке башни происходила временами ужасная сцена: здесь вешали преступников. Крепкий оплот представляла собой центральная башня, но представьте себе такой случай, что и она, наконец, захватывалась неприятелем. Что тогда было делать? На этот-то случай глубоко под центральной башней устраивался подземный ход. Этим ходом молено было пробраться в какое-либо безопасное место, например, в соседний лес.
Но мы так увлеклись созерцанием центральной башни, что не обратили вовсе внимания на прелестный фруктовый садик и цветник вместе с ним, раскинувшийся недалеко от грозной и мрачной башни. С особенным удовольствием отдыхает глаз, утомленный рассматриванием каменных укреплений, на розах и лилиях, на зелени лекарственных трав, на плодовых деревьях, на гибкой виноградной лозе. Такие садики были, безусловно, необходимы для обитателей замка, принужденных, как вы увидите ниже, жить в помещениях неуютных и сумрачных. Вот почему они и разводились везде. За недостатком места внутри замковых стен такие садики, особенно во Франции, разбивались за стенами.
В нашем замке центральная башня необитаема в мирное время: только опасность со стороны неприятеля заставит перекочевать туда барона и его семью. В мирное же время обладатели нашего замка живут в особом строении. Подойдем к нему. Это строение называется дворцом или палатою (le palais, det Palas). Перед нами - каменный двухэтажный дом. На первый этаж, поднимающийся довольно высоко над двором, ведет вдоль стены широкая каменная лестница с каменными же перилами. Недалеко от нее на дворе установлен камень, что-бы всадникам было легче как влезать на коня, так и слезать с него. Лестница оканчивается у большой двери первого этажа обширной площадкой (Ie perron). Такие площадки был бенно любимы во Франции. Первый этаж занят D парадной залой (la sale, la maistre sale), второй - помещениями.
Посвящение в рыцари
Прежде чем сойти вниз, взгляните хорошенько на башню, так неожиданно преградившую нам дорогу. Сторона ее, обращенная к замку, плоска, а к полю полукругла; на ее верхушке зубцы. Но вернемся обратно: дозорный путь, лестница, передний замковый двор, тяжелые ворота (копия с ворот римских городов), подъемный мост - и мы на свободе! Небо голубое, солнце светит ярко, высоко поднимаются звонкоголосые жаворонки! Туда, туда, под живые своды благодатного леса! Отдохнем от нашей утомительной прогулки.
' ончился жаркий июльский день; солнце скрылось за горизонтом.
С вершины центральной замковой башни понеслись звуки рога: к покою призывали эти звуки, к прекращению трудов, Но в нашем замке сегодня большое движение; в кухне, занимающей особое строение, стряпня во всем разгаре. Бот поднялась решетка входных ворот, опустился подъемный мост, гремя своими цепями, и из-под ворот замка выезжает целое общество. Сопровождаемый отцом, братьями и родственниками, выезжает на дорогу старший сын владельца нашего замка. Незадолго до того он принял теплую ванну, облекся в чистые одежды и теперь едет в соседнюю церковь, где проведет всю ночь, где утром совершится посвящение его в рыцари. Ему 18 лет; он полон здоровья и силы; ему хочется подвигов, славы. Наконец-то наступает торжественный день, которого он так пламенно ожидал. Смеркается; повеяло прохладой; шумят листья придорожных деревьев; кое-где зажглись еще бледные звезды. Наши всадники оживленно беседуют. Старый рыцарь вспоминает свое посвящение. Совершилось оно не так, как совершится завтра посвящение молодого человека. Он был далеко от семьи; не радовали его хлопоты родных, не приготовляли ему заботливые руки нежной матери чистых одежд накануне великого дня в его жизни, все, все было иначе. С семилетнего возраста он поселился в чужой семье в качестве пажа, или валета. В этом звании он проходил в замке богатого землевладельца практическую школу так называемой куртуазии, то есть учился вежливости и вообще светскому обращению. Пятнадцати лет он получил из рук священника благословенный меч,
причем его согласно обычаю подвели к престолу отец и мать с зажженными свечами в руках. Так он сделался оруженосцслг и долго нес эту тяжелую службу. Его родители в ту пору умерли, он остался круглым сиротой, и неко]\гу было ему помочь. Он стремился к свободе, к подвигам; между тем его жизнь долгое время протекала однообразно. Правда, он был не один; у его барона было несколько таких оруженосцев, как он, и это хоть отчасти скрашивало его жизнь. Спозаранку поднимался он с постели и тотчас принимался за работу. Его день начинался в ко-
нюшне, и раннее солнце заставало его за чисткой хозяйского коня и оружия. Поздней ночью он обходил с товарищами замковые стены. Весь день наполнялся хозяйственными заботами. Частые гости, необходимость служить им, ухаживать за их конями - все это, конечно, не давало времени скучать. Но зато в свободное время, в час отдыха, успокаивалось только тело, между тем как душа работала с большим напряжением. Грусть, думы, мечты не давали ей покоя. Наконец пробил желанный час. Однажды ранней весной, в пору именно такого телесного покоя и умственной работы, стоя на замковой стене и рассеянно глядя оттуда на широко развернувшуюся окрестность, он был внезапно пробужден звуками рога у подъемного моста. В ответ им понеслись такие же звуки с высокой замковой башни. Что такое? Гонец на взмыленной лошади. Скорей, скорей! Зазвенели цепи, опустился мост… Гонец от сюзерена с письмом. Что это? Призывное письмо {le bref) на войну с неверными. Боже, сколько суматохи было! Пришлось поработать. Через неделю все было готово. Барон призвал к себе своего капеллана для составления духовного завещания. Путь далекий: неизвестно, что может случиться; следует быть готовым на все. Кто не знает, что возвращаются оттуда немногие? Кому горе и слезы, а наш оруженосец, как молодой орел, рад, что может, наконец, свободно взмахнуть крыльями и улететь туда, в чужие страны, за синее море, в Святую землю. Прозвучал прощальный поцелуй, пролились последние прощальные слезы, поехали крестоносцы. Много нового, невиданного прежде пришлось повидать. По дороге вынесли страшную бурю, чуть не погибли в море. А после… голые скалы, раскаленный песок, невыносимый зной, мучительная жажда.., Пути неведомы, враг словно из земли вырастает. А вот начались и настоящие битвы. В память рассказчика особенно врезался один день, день его славы, осуществления его мечты. Три дня перед ним рыцари и оруженосцы держали пост и ходили молиться в лагерную церковку. Утро памятного дня было прохладное, солнце светило сквозь облака. Необозримыми рядами расположилось Христово воинство; каждый с верою ожидал общего причащения. Вот показались священники с епископом во главе. Они проходили и приобщали склонявшихся на колени воинов, Сколько обетов произносилось в эти минуты, сколько горячих молитв! Взаимные объятия, поцелуи мира, казалось, навсегда должны была прекратить вражду среди крестоносцев. После проповеди, произнесенной одним из священников, загремели трубы и рога, раздался призыв к битве. Все смешалось в хаотическую массу. Пыль поднялась столбом. Крики, стоны, ругательства, звон оружия, ржание коней наполняли воздух. Оруженосцам приходилось всюду следовать за своими рыцарями, подавать им оружие, уводить и уносить тяжело раненных и в то же время отбиваться от нападений врага, сражаться. На долю рассказчика вьшало редкое счастье отбить из рук неприятеля захваченное им христианское знамя. Редкое счастье, редкий подвиг! С закатом солнца битва прекратилась; христиане одержали решительную победу, враги бежали. Тут же на самом поле битвы среди груды убитых и тяжко раненных сам король посвятил отличившегося оруженосца в рыцари: посвящаемый склонил перед ним колени, а король вручил ему меч и согласно обычаю слегка прикоснулся своей рукой к его щеке и своим мечом к его плечу. Во время рассказа старого рыцаря из леса поднялась полнал луна; тени всадников и их коней, перерезав дорогу, пали на траву. До церкви оставалось еще полпути, и дядя готовящегося к посвящению молодого человека успел рассказать интересный случай, свидетелем которого ему довелось быть много лет тому
назад. Он видел не посвящение в рыцари, а торжественное лишение рыцарского сана. И вот как это происходило. Рыцаря уличили в каком-то обмане. Преступный рьщарь был разоружен и в длинной рубахе возведен на подмостки, вокруг которых собралась необозримая толпа зр1ггелей. Преступный рьщарь должен был смотреть на то, как разламывалось на куски его оружие, а обломки бросались к его ногам. Рыцарские шпоры были сорваны, герб, изображенный на его щите, стерли, а щит привязали к хвосту рабочей лошади. Три раза громко спрашивал герольд, указывая на виновного: «Кто это такой?» Три раза ему отвечали, что это рьщарь, и три раза он громко возражал: «Нет, это не он! Это не рыцарь, это - негодяй, изменивший своему слову, клятве верности». Священник громко читал 108 псалом, в котором особенно страшно звучали для окружающих проклятия, направленные против нечестивца: «Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут его дети сиротами, и жена его вдовою… Да не будет сострадающего ему; да не будет милующего сирот его… Да облечется проклятием, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его и, как елей, в кости его». Потом разжалованного рыцаря положили на носилки и, как мертвеца, как умершего для рыцарства, понесли в церковь. Толпа повалила вслед за ним. В церкви провинившийся должен был выслушать заупокойные молитвы. Усопшим считался он сам, так как он умер для чести. Слушая рассказ, наши всадники невольно ужаснулись; холодный пот выступал на лбу у каждого из них. Картина позора и отпевания заживо ярко предстала пред ними. И не в первый раз отец вновь посвящаемого указал сыну на необходимость строго подчиняться всем законам рыцарства: веровать всему, чему учит Святая церковь, и соблюдать ее повеления; защищать ее; защищать всякого слабого, не бежать от врага, но смерть предпочитать бегству; быть верным своему сеньору; гнушаться лжи; быть щедрым; повсюду и всегда бороться за правду и добро против неправды и зла.