Иванов Борис. Джокер и Палач

* * *

   По части устройства государства принцесса придерживалась взглядов, абсолютно противоположных собственным экономическим теориям. Она была твердо уверена, что толком управлять государством может только специально для этой цели выращенная аристократия. Во главе которой стоит потомственный, воспитанный в строгости специально на роль арбитра государственных разборок, просвещенный монарх. Притом монарх абсолютный. Непререкаемый. Неподвластный никаким конституциям и сводам законов. Которые бывают хороши сами по себе. Но временами должны посылаться к черту и дьяволу.
   Вообще, по глубокому убеждению Фесты, на любом уровне власти слово «куратора» того же уровня (из аристократов, конечно) должно «перешибать» любые законы и постановления избираемых для решения текущих вопросов «вполне серых демократических мышек».
   Как видите, идее избираемой власти (если текущую работу по этой рутинной конституции будут осуществлять «серые мышки» и никогда при этом не вздумают соваться «свыше сапога») принцесса была не чужда. Точнее, идее нагрузить рутинной работой именно «избранников народа». Но только избранных не по территориальному или национальному признаку, а голосованием в цехах и гильдиях — по роду занятий. И по собственным, внутренним правилам этих объединений. «Сверху» задавалась только квота избираемых. Как правило, чисто по численности избирателей. Но иногда с поправкой на значимость данной категории избирателей. Те же, кто объединениями этими охвачен не был, вольны были создавать свои партии и фракции — типа клубов «по интересам».
   Вся эта масса избранников учиняла парламенты, сельские и городские, и Большой Парламент и регулярно заседала, плодя законы и учреждая должности. Временами эта галиматья нарушалась кем-нибудь из кураторов от аристократии, который что-нибудь отменял или, наоборот, вводил. Исходя чаще всего из того, чего желала его левая нога. А иногда — из указаний Престола.
   В общем-то эти идеи принцессы и ее единомышленников были воплощены в жизнь. Как ни странно, созданная система работала — ни шатко ни валко. Естественно, что почти все парламентарии были на ножах с кураторами и засыпали Престол жалобами на самоуправство и некомпетентность последних. Престол на эти стенания реагировал вяло. И чаще всего непредсказуемым образом.
   В целом конечный результат, в который вылился весь этот политический эксперимент, содержал в себе много неожиданностей.
   Сперва оказалось, что под рукой почти нет аристократов, которым можно было бы доверить дело управления государством. Ситуацию попытались исправить, пригласив на службу Престолу разбойное рыцарство с Парагеи и Дурун-Дана. Но вовремя остановились, так как население чуть не подняло мятеж. После этого принцесса принялась возводить в дворянское звание только местных — преимущественно участников первых волн переселения из Старых Миров.
   Аристократия же, которую принцесса железной рукой насаждала в первоначальные годы освоения Заразы, вдруг пошла по несколько неожиданному пути. Как-то само собой выяснилось, что вместо нормальных «силовых» министерств и ведомств законность и порядок на Заразе поддерживают самоучрежденные рыцарские Ордены. Причем поддерживают по своим правилам. Та дюжина из них, которая наиболее отличилась в этом деле, получила титул Доблестных Орденов.
   Были еще и Ордены монашеские. Эти были учреждены переселившимися на Заразу последователями Церкви Учителя. Они оказались куда проворнее сторонников христианства, ислама и буддизма. Им удалось навербовать в свои ряды довольно много народу и взять под крыло своих Орденов многие области гражданской жизни — от школьного образования и медицины до винокурения и пивоваренного ремесла.
   Ну и, конечно, нашла в Закрытом Мире свою нишу и мафия. Она, как известно, бессмертна. От людей Почтенного Общества со временем многое стало зависеть в Семи Городах.
   Из здешних парламентов как-то сам собой главным стал не Большой (тот показал себя просто говорильней при Престоле), а Парламент Семи Городов. Учрежденная им Ратуша претендовала на то, чтобы быть нормальным правительством всея Заразы. И в этом имела поддержку населения.
   Обычным гражданам все-таки хотелось жить по-человечески.
   Это, впрочем, не слишком пока получалось. Правда, в самих Семи Городах Доблестные Ордены потеснила Городская Стража. Стража была уже вполне нормальным полицейским управлением, формально законопослушным. Но от самого своего зарождения пронизана всеми пороками всех, пожалуй, таких вот управлений мира. От обыкновенной коррупции до не менее обыкновенного преступного разгильдяйства.
   В общем, несмотря на некое своеобразие здешней жизни, она все больше и больше напоминала «такую, как у всех», жизнь обитателей Старых Миров. Шишел все чаще замечал, что им овладевает ностальгия по прошлым — героическим — годам освоения первопроходцами здешних чащоб, заросших неведомыми травами просторов и горных урочищ.

* * *

   Впрочем, был фактор, который резко отличал Закрытый Мир от той Вселенной, что лежала за Горловиной. По крайней мере — от большинства Старых Миров.
   Вся планетарная система, в которую входила Зараза, была сильнейшим образом «инфицирована» Магией Предтеч. Это обстоятельство обнаружилось не сразу. Оно не удивило, однако, людей сведущих. Ведь тот древний корабль, что открыл дорогу в этот Мир, был кораблем Предтеч. Корабль, найденный и выкопанный из тысячелетних напластований предком Фесты — Дедом всех Дедов — в заросших джунглями дебрях плато Капо-Квача на далекой, прозванной Малой колонией Квесте.
   Возможно, из Закрытого Мира и явился в нашу Вселенную этот странный народ, оставивший свои удивительные следы в некоторых из Обитаемых Миров. Или, наоборот, именно в Закрытый Мир и ушел этот народ. Однако то, что было найдено в системе Заразы, во много раз превышало все находки, сделанные в Старых Мирах. Это-то обстоятельство и было причиной того, что в последних волнах иммигрантов на Заразу преобладали специалисты по Магии всех сортов и калибров. И они были не просто толпой любопытствовавших чудаков. Их все более и более бурная деятельность все сильнее изменяла ход событий на планете. И изменяла непредсказуемым образом.
   Многих это беспокоило. На Магию и тех, кто связан с нею, смотрели косо. Но Ее Высочество к Магии благоволило. Собственно, с Магией и была связана вся ее жизнь во владениях Деда всех Дедов на Квесте. Так что и она сама в Магии кое-что смыслила. Магов в обиду Феста не давала. Однако она же лучше всех знала, сколь опасна Магия в руках профанов. Поэтому и издала кучу эдиктов, ограничивающих распространение предметов Магии среди своих подданных. Ввела институт менял, которым дозволено было посредничать в деле обмена. К сожалению, этим она только загнала обмен и использование в подполье. А контролировать любое подполье — дело достаточно трудное.

* * *

   Как ни странно, несмотря на его известность и даже легендарность, лично Шишел был мало известен подавляющему большинству подданных Ее Высочества. Прошлая жизнь научила его не светиться в средствах массовой информации. Так что изображения его никто посторонний просто не мог видеть. Мало того, легенды и россказни настолько сильно врали, что образ его в народе очень мало напоминал реального Шишела, шкафоподобного и украшенного короткой и слегка поредевшей бородой-лопатой. Чаще всего довольно угрюмого и неразговорчивого. Профессиональные взломщики, даже на время забросившие свое ремесло, редко источают благодушие, и стремление пообщаться с первым встречным вовсе не бьет из них фонтаном.
   Да, собственно, ему не так много приходилось болтаться по Семи Городам и окрест. До недавних пор — по крайней мере, до недавних пор. Его не так уж часто можно было найти и непосредственно на Заразе. По той же самой причине, которая делала его живой легендой. Он был не только в числе первооткрывателей Заразы, но и в числе тех, кто возглавлял и организовывал чуть ли не по всем Тридцати Трем Мирам Федерации движение за эмиграцию в Закрытый Мир.
   Дело-то было нелегкое.
   С Харура, например, народ стремился вырваться любой ценой куда угодно. Хоть к черту в глотку, но только не оставаться под властью Кривого Императора. Но вот Император тот и его силовые структуры придерживались на этот счет прямо противоположного мнения. Попытка покинуть не то что планету, но даже просто предписанные пределы проживания каралась смертью. Впрочем, Шишел не мог припомнить такого проступка, который на Харуре карался как-нибудь иначе.
   А вот власти Террановы, наборот, готовы были даже приплатить за каждого, кого агенты Закрытого Мира безвозвратно заберут в свои надзвездные края. Тем самым они рассчитывали избавиться от все более досаждавших и здешнему государству, и его гражданам «антиобщественных элементов». Только эти самые «элементы» вовсе не спешили переселяться с комфортабельной «курортной» планеты в суровый мир первопроходцев, переселенцев и беженцев.
   Но в целом клиентов у эмиграционной службы хватало. Ведь, в конце концов, в жилах обитателей тридцати двух из Тридцати Трех Миров Федерации текла беспокойная кровь их предков — всех как один Переселенцев и Первопроходцев. И когда какой-нибудь оркестрик выдавал напоследок марш Переселенцев «Под чужие небеса», слушатели неизменно вставали и у половины из них слезы наворачивались на глаза.
   Слава богу, пропускная способность канала эмиграции была не мала и не велика. А именно — «в самый раз». Всего десяток кораблей удалось переоборудовать организаторам кампании по заселению Закрытого Мира (по идее — нового и прекрасного). Теперь, в отличие от любых космических посудин, они могли повторить сделанное впервые кораблем Предтеч с Квесты. Они могли совершить прыжок через Горловину к Заразе. И вместимость каждого из них не превышала тысячи голов переселенцев. За первые десять с небольшим лет эмиграции каждый из кораблей, дослужив до полного износа, сделал примерно по сотне таких скачков. Не всякая кампания по заселению новых Миров могла похвастаться такими результатами.
   То, какими методами было достигнуто финансовое обеспечение этой кампании, это... Это «отдельная поэма в десяти песнях», как любил выражаться в таких случаях Шишел. Лично свой вклад в добычу необходимых средств — в качестве специалиста в области экзотической — оценивал как «скромный, но заметный». Конечно, при таком раскладе ему не приходилось светиться даже перед своими попутчиками. Единственное отступление от правил конспирации он допустил напоследок, когда «челночные» рейсы уже исчерпали свои возможности. Шишел «распропагандировал» и захватил на Заразу — в последних двух рейсах — немногим больше дюжины своих друзей из разных Миров. Он знал, что ему будет одиноко по ту сторону Горловины.

* * *

   Подвиги Шишела вроде оценили по достоинству. Он был возведен при Дворе принцессы в ранг министра Двора по особым поручениям. Кроме того, удостоился почетного титула Друга Ее Высочества. Таких «друзей» при дворе было всего четверо: трое участников первого перелета и Лоуренс Арнольд, физик, разгадавший устройство корабля Предтеч, позволяющее теперь уже обычным «транспортникам» проходить через Горловину.
   Шишел старался как мог. Но уже через год (и за два года до событий, о которых мы ведем речь) он попросил Фесту позволить ему удалиться от Престола. Крутые придворные горки укатали непривычного к атмосфере постоянных интриг Сивку. Позволение было дано не без некоторой обиды. Однако на прощание Дмитрию было пожаловано дворянство, имение, достоинство рыцаря одного из Доблестных Орденов и право быть принятым Престолом без доклада.
   Имение оказалось довольно скромным особняком с садиком, но Шишелу понравилось. У него с детства не было своего дома. Такого, в который можно возвратиться из странствий.
   Должно быть, мысль о собственной постоянной бездомности больно кольнула Шишела, потому что, дойдя до этого места в своих воспоминаниях, он смолк и грустно уставился на пейзаж за окном. А пейзаж этот был представлен сейчас мерно скользившими куда-то вдаль волнами Долгой реки и палубными надстройками парома, который неспешно переправлял «Субару-Каприз» и ее пассажиров к Речному острову.

* * *

   Доктор Рафаэль Фландерс устроился на острове неплохо. Речной был почти идеальным местом уединения и отдыха. На довольно большой, заросшей вековым лесом площади острова располагалось не больше десятка поместий. Сначала здесь мало кто селился, потому что далековато это было и непрестижно. А потом — потому что стало близко, престижно и очень дорого. Док умудрился проскользнуть в зазор между этими двумя эпохами и теперь пожинал вполне достойные плоды своей удачи.
   Единственным недостатком Речного была популяция комаров, каким-то дурацким чудом завезенных сюда из Старых Миров. Все ультразвуковые пугала, электрические ловушки и сверхмощные репелленты были этим микровампирам практически безразличны. Помогали от них только старые верные полимерные сетки — сита, просеивающие теплый вечерний воздух.
   Впрочем, до вечера было еще далеко, и комариная рать пока не тронулась в свой очередной разбойный рейд. Так что окна и двери в коттедже доктора Фландерса были открыты настежь, а сам док в ожидании гостя сидел на вынесенном на веранду стуле и почитывал какие-то распечатки, горою сложенные сбоку на дощатом полу. Это был сухопарый, уже порядком седой и высушенный чужим солнцем мужчина. Коротко стриженный и одетый в джинсы и поношенный вельветовый пиджак с кожаными заплатами на локтях.
   Узрев затормозивший у небольшой калитки, ведущей в его владения, кар, док отложил распечатки в сторону, поднялся на ноги и двинулся навстречу гостям. Гости и хозяин остановились у калитки.
   Шишела ему представлять было не надо. Они пару раз виделись в придворных покоях. Но в те времена были, в общем-то, безразличны друг другу. А вот Кая пришлось представлять по всей форме.
   — Господин аббат... — представил его Шишел. — Э-э... Филипп Шануа. Участвует в расследовании убийства Коннетабля Стрита. Он мой старый знакомый. Вы можете вполне положиться на него.
   Лицо дока словно подернулось туманом.
   — Я не рассчитывал на участие в нашей беседе третьих лиц... Я думал, что это условие вам ясно без слов...
   — Если вы настаиваете, — сухо произнес «аббат», — я могу подождать в машине, пока вы будете беседовать тет-а-тет... Или, если вам будет угодно, вообще могу удалиться. Однако мне кажется, — что это не пойдет на пользу делу.
   Целую минуту док Фландерс напряженно размышлял, пожевывая свои тонкие сухие губы. Потом он наконец пришел к какому-то решению и коротко бросил:
   — Заходите, господа. Пройдемте в мой кабинет. Там разговаривать удобнее всего. Там все мои материалы, как говорится, под рукой.
   — Минутку! — прогудел Шишел. — В наших разговорах будет участвовать еще один собеседник. Помогите только донести его до этого вашего кабинета.
   Он вернулся к машине и отворил заднюю дверь. Заинтригованный док глянул на громоздящийся на сиденье короб и, по всей видимости, догадался, о чем идет речь. Не говоря ни слова, он принял участие в переноске неуклюжего груза в свой дом.
   Кабинет Рафаэля Фландерса напоминал музейную экспозицию. Обычно пребывание в нем было равносильно хорошей лекции по космоархеологии. Даже, пожалуй, целому небольшому курсу таких лекций. Стены довольно просторной комнаты были от пола до потолка заставлены полками, на которых располагались самые разнообразные экспонаты.
   Тут были и голограммы мест раскопок, и инструменты космоархеологов, и запрещенные к электронному копированию фолианты трудов коллег Фландерса со всех концов Обитаемого Космоса, и реконструкции сооружений, развалины которых были найдены на десятке планет (из многих сотен, посещенных людьми). И, конечно, здесь были и сами экспонаты. Немыслимо странные предметы, среди которых только опытный взгляд специалиста мог отделить явные предметы Магии — следы древнего пришествия Предтеч — от оружия и инструментов, доставшихся «космическим гробокопателям» от иных, гораздо более поздних цивилизаций.
   Шишел подумал, что сам он не решился бы жить в одиночестве и уединении в доме, набитом таким редкостным хламом. Конечно, любой воришка на Заразе знал, что красть предметы Магии — значит искать худые приключения на свою голову. Но ведь были здесь ценности и не магические. Как, например, скафандр неведомого четырехрукого космонавта с корабля неизвестной цивилизации, две тысячи лет назад потерпевшего бедствие в системе Фомальгаута. Или набор непонятных инструментов, похожий на готовальню, найденный в одном из затопленных городов на Планете Мидаса. Да и собрание книг и документов в одном только кабинете Фландерса тянуло на целое состояние.
   Должно быть, грабители просто побаивались связываться с человеком, который собаку съел на Магии Предтеч. От такого типа можно было ожидать самой изощренной мести за покушение на его сокровища.
   Одна из дверей кабинета была приоткрыта. Вела она в лабораторию, из которой струился мягкий свет люминесцентных панелей и слышалось мелодичное попискивание каких-то приборов.
   Фландерс включил освещение, и в сумеречном кабинете стало немного уютнее. Казалось, что обступившие гостей диковины поспешно отступили подальше — в глубину своих полок.
   — Поставьте это сюда, — распорядился док, очищая место на своем рабочем столе.
   Шишел немного повозился с коробом, затем извлек из него и водрузил на стол свое недавнее приобретение. Джокер за время путешествия не стал менять свой образ. Это по-прежнему была уродливая пародия на настольный комп. Рядом с настоящим компьютером, украшавшим стол Фландерса, он смотрелся какой-то нарочитой и злой издевкой над своим соседом.
   — Ага... — пробормотал Фландерс. — Понимаю... Не чем иным, как моим старым знакомым со Скимитары, это быть не может... Ххе! Старый дружище... — Он наклонился к столу и принялся внимательно рассматривать странного уродца. — Он по-прежнему остался пересмешником... — констатировал док. — Правда, похоже, что он чему-то научился за это время. Например, изображать буквы. Хотя и не очень хорошо... — Фландерс повернулся к Шишелу. — Ну и зачем вы привезли его сюда, ко мне? Надеюсь, вы не собираетесь просить меня забрать его у вас?
   — Упаси вас бог! — замахал на него руками Шишел.
   Он чуть было не обмолвился о том, что обладать Джокером стало делом смертельно опасным, но вовремя прикусил язык. С этой информацией стоило повременить.
   — Да нет, — пояснил Шишел. — Не хотите вы эту штуку в хозяйстве иметь, ну и не надо. А вот посоветоваться с вами мне... нам очень даже надо. Уже потому, что похоже на то, что из-за этой штуки как раз Коннетабль Стрит богу душу и отдал...
   — Ну, если вам нужен всего лишь мой совет...
   Док пожал плечами и широким жестом указал гостям на кресла. Кресел в кабинете было с полдюжины. Все разношерстные и заваленные пыльными кипами распечаток и всякого другого бумажного хлама.
   — Садитесь, садитесь, — подтвердил свое приглашение док. — В ногах правды нет, как говорят, кажется, ваши соотечественники, господин Шаленый. Сбросьте эти бумажки на пол. Не беспокойтесь.
   Шишел не стал чиниться и, освободив ближайшее кресло от бумажного ига, опустился в него. Кресло жалобно скрипнуло. «Аббат» тут же последовал примеру Дмитрия.
   — Ну, как говорится, «спрашивайте — отвечаю», — провозгласил Фландерс.
   — Чем эта штука, — Шишел кивнул на Джокера, — опасна? Ведь вы же, док, всем советуете не то что с ней дело не иметь, а так даже и не интересоваться ею вовсе! Это вопрос не праздный. Вы уж поверьте.
   — Верю, что не праздный, — согласился Фландерс. — Особенно для вас. Раз уж вам в руки эта вещь попала. Постараюсь на ваш вопрос ответить коротко. Я пришел к выводу, что Джокер — это робот, который может выполнять очень широкий набор функций. Он может заменить любую нашу автоматику. Может выполнить любую работу. И если мы раньше времени поймем его устройство и начнем изготавливать таких Джокеров тысячами, то очень скоро станем полными паразитами. Лишним звеном в производственной цепочке. А любая система стремится избавиться от лишних звеньев. Вы уловили мою мысль?
   Шишел озадаченно уставился на дока.
   — Робот... — пробормотал он. — Функций... Широкий набор... А если его самого обо всех этих делах спросить?
   — А как вы это себе представляете? — усмехнулся Фландерс. — Как с ним разговаривать?
   — А вы и не пробовали? — с деланым удивлением спросил Шишел. — А я вот попробовал его разговорить. И, знаете, получилось!
   Фландерс уставился на него взглядом, которым обычно одаривают сумасшедших.
   — Вы разговаривали с ним?
   — Разговаривал маленько. Но испугался, — признался Шишел. — У меня с такими вот штуками отношения сложные.

Глава 9
БОГ ДОГАДОК

   Фландерс установил перед Джокером видеокамеру и фиксировал каждый знак, возникший на экране «компа». После этого принялся отстукивать на непривычной клавиатуре вопросы. Джокер отвечал практически немедленно. Ответы возникали на слегка перекошенном экране молниеносно набегавшими строчками. Из-за непривычного вида букв читать эти строчки было иногда затруднительно, но уже через час-другой странные значки стали привычными и не отвлекали больше. Иногда был непонятен сам смысл ответа, но большей частью текст был грамотен и ясен, словно школьное сочинение туповатого отличника. За время пребывания на планете Джокер, видимо, времени не терял.
   Кай Санди молча следил за работой Фландерса и почти не вмешивался в нее. Шишел заинтересованно сопел за спиной у доктора и время от времени то задавал вопросы, пытаясь разобраться в том, что же означает выдаваемый Джокером текст, то просил дока задать Джокеру какой-нибудь важный, по его мнению, вопрос.
   Одним из первых таких вопросов был: «Есть ли у Джокеров враги?»
   — Вам лучше уточнить ваш вопрос, — сухо посоветовал Фландерс. — Например, так: «Известна ли вам цивилизация, которая противодействует действиям Джокеров?»
   «И посылает своих роботов уничтожать их, — торопливо добавил Шишел. — Или хотя бы тебя, Джокер, лично».
   — Лучше не «тебя» — «вас», — заметил Фландерс, отстукал отредактированный вопрос, прочитал ответ и вдруг с озадаченным видом откинулся в кресле и уставился на Шишела. — Ведь вы неспроста спрашиваете об этом? — догадался он. — На это ведь есть какие-то причины? Я не ошибаюсь?
   — Не ошибаетесь, — вздохнул Дмитрий. — Тот, кого послали по его душу, бродит где-то здесь, рядом. И уже вышел на меня...
   «С этого места — подробнее», — хотел было попросить Кай. Но попридержал себя. Он даже не смог бы сразу сформулировать, что остановило его.

* * *

   Казалось, что дом 33 по Ботанической был набит людьми Пуделя, словно перезревший огурец семенами. А было-то их всего четверо. За несколько минут они перевернули все в доме вверх дном, ища следы наглых грабителей. Сыщики из них были никудышные. Единственной их находкой был покойник, изрешеченный из ручного пулемета в инкубаторе, и несколько бутылок неплохого самогона из кабинета Шведа. Теперь они продолжали без дела болтаться по дому, время от времени прикладываясь к спиртному и не обращая никакого внимания на измордованных хозяев. Допрашивать их было привилегией Пуделя.
   Никто из них и не подумал оказать потерпевшим хоть какую-то помощь. Слегка оклемавшийся Швед сам, как мог, перебинтовал истекающего кровью Мутти и ввел ему фиксатор — слава богу, такая редкость у него в аптечке имелась. Коста сидел на диване, держась за голову. Янек — с рассеченным лбом и всеми признаками сотрясения мозга — выглядел не многим лучше.
   Все трое ощущали себя не то пострадавшими, не то, наоборот, виновниками происшедшего. По каковой причине и пребывали в состоянии тягостного ожидания. И ожидание это тянулось и тянулось.
   В кармане у одного из людей Пуделя залился трелью сигнал мобильника. Тот торопливо поднес трубку к уху, выслушал нечто короткое и энергичное, сразу приобрел собранный и деловитый вид и вернул трубку в карман.
   — Кончаем сосать бухло! — распорядился он, обращаясь к троим своим партнерам. — Шеф сейчас будет здесь. И будет в очень фиговом настроении. Поэтому подумайте, что мы ему скажем...