Страница:
Борис Иванов
Участник поисков
Великой тени графа А. Т. с глубочайшими извинениями посвящается
А между завтра и вчера
Живущих снова ловит в сети
Чужая взрослая игра....
Но это знают только дети.
А. Домбровский
Пролог
ДВА КОНТРАКТА
Каждый умудряется быть несчастным по-своему. Да и способов достичь этого состояния множество. Но один из самых надежных — это купиться на рекламу того налогового рая, который рисуют буклеты, раскиданные по всем приемным стоматологов Федерации.
По крайней мере, утром первого дня месяца Веселого бога — по календарю Большой Колонии (Бэ-Ка), что расположена на далекой от дел земных Планете Чуева, — Ким Яснов имел все основания считать, что это именно так.
Нет, все было правильно: его лицензия на проведение независимых расследований и оказание юридических услуг гражданам Федерации была вполне действительна и в пределах юрисдикции Большой Колонии. Налог на этот вид деятельности был ничтожен, плата за аренду офиса (он же — архив, он же — с некоторой натяжкой — криминалистическая лаборатория, он же — спальня в ночное время суток) вполне терпима.
Плохо было только с этими самыми «гражданами Федерации», которые ни в каких юридических услугах и ни в каких независимых расследованиях, похоже, отродясь не нуждались. По крайней мере — в услугах невесть откуда взявшихся — пусть даже и из самой Метрополии — свежеиспеченных докторов юриспруденции и магистров криминалистики. В этом была своя логика. В Большой Колонии не то что пришлым — своим-то не слишком верили. Познавшая после распада Империи чуть ли не весь спектр политических режимов, от синдико-анархии до анонимной Диктатуры Семи, не самая богатая планета Федерации вот уже сорок лет как не желала отдавать управление в ненадежные руки блудливых, вороватых и склонных к коррупции и черт-те каким еще злоупотреблениям созданий, именуемых людьми. Еще меньше заслуживали доверия оба местных вида разумных существ — не до конца еще изведенные звенны и одним себе понятные тахо. Управление Большой Колонией благополучно осуществлялось Большой Сетью. И, несмотря на зловещие прогнозы экспертов Федерации, осуществлялось без особых эксцессов.
Экспертов можно было понять: Большая Колония подавала опасный пример одним членам Федерации и бросала вызов другим. По всему Обитаемому Космосу каждый уважающий себя чиновник, срывая голос, с пеной у рта кидался в спор с любым, кто, кивая на Бэ-Ка, намекал на то, что с управлением государством, в принципе, успешно справляется и достаточно продуманная компьютерная сеть. При этом все четыре десятилетия Большой Колонии неустанно обещали, что она «доиграется». Как доигралась, например, Фронда.
Однако Бэ-Ка ни до чего особенного пока не доигралась. Более того: к тому времени, как Кима угораздило именно в Колонии открыть собственное детективное агентство, людям здесь доверяли уже только функции управления, требующие непосредственного присутствия на месте и быстрой реакции в экстремальных условиях. Ну, например, ликвидацию последствий транспортных происшествий, усмирение несанкционированных выступлений и тому подобную мелочь. Да еще людям дозволено было принимать решения в окружных судах, — гражданских и уголовных — когда решение это не влекло за собой необратимых последствий для сторон. И, как говорится, «никто от этого не умер» — придраться не к чему.
Понятно, если не брать в расчет такой пустяк, как «проблему андроидов».
Так или иначе, вопрос о пополнении счета агентства стоял весьма остро. Единственной — и весьма слабой — надеждой на поступление денег были заработанные еще в Колонии Констанс ценные бумаги, коммерческой стоимости не имеющие, но, по словам знатоков, привлекательные для коллекционеров.
Сам Ким в подобного рода сделки влезать не стал, а просто перед отбытием на Бэ-Ка оставил всю эту головную боль своему поверенному (и хорошему другу) Лене Курляндскому. И постарался забыть про нее. С историей того гонорара у него были связаны не лучшие воспоминания...
Ким закончил рисовать букет незабудок на бланке Налогового управления и поднял глаза на единственный предмет роскоши, украшавший его кабинет, — ветку психоморфа, укрепленную в специальном губчатом камне на блюде с питательным раствором. Та — хоть и находилась не менее чем в трех метрах от рабочего стола — отчетливо приняла очертания нарисованного букета, довольно точно передавая его трехмерный дизайн.
«И ведь теперь неделю торчать будет немым укором, — с тоской подумал Ким. — А вот сколько ни сосредоточивайся специально, сколько на нее глаза ни пяль, она хоть бы пошевелилась... Одно слово — паразит сознания!»
Те несколько разновидностей чувствительных к биополю псевдорастений Большой Колонии, что обладали загадочным свойством воплощать в своих формах образы человеческого сознания, были отменно капризны. Так, они с легкостью «ловили» образы, проносившиеся в сознании водителей, отвлеченном на управление каром, образуя вдоль дорог причудливые подобия зарослей земной растительности, которые могли ввести в заблуждение и профессионального ботаника. Порою же вдоль трассы можно было узреть нечто и вовсе непотребное. Разное приходит в голову человеку за рулем.
Психоморфы подчинялись прихотливой воле очень немногих художников — таких по всей планете можно было пересчитать по пальцам — в студиях психопластики. Да еще, говорили, колдунам из Братства Дымных Рощ. А вот в научных лабораториях, по слухам, они крайне неохотно проявляли свои удивительные свойства. Не желали психоморфы отвечать и на усилия простых смертных изменить их форму с помощью мысленного воздействия со стороны. Хотя иногда ставили таковых в неудобное положение, отразив вдруг такое из их подсознания, чего те демонстрировать вовсе не желали... Держать у себя в кабинете этакое создание здешней биосферы считалось признаком экстравагантности. Киму его экземпляр достался в наследство от предыдущего арендатора помещения. Собственно, психоморф был принадлежностью офиса, а вовсе не его собственностью. Но они успели как-то сродниться.
От отвлеченных рассуждений Кима вернул к действительности сигнал дверного сенсора. Последний раз срабатывало это устройство с неделю назад — ошибся адресом разносчик пиццы. Не иначе как в этот раз очередной андроид перепутал его с заказчиком китайской лапши. Или еще какая-нибудь чушь в этом роде...
«До тех пор пока у здешнего киберпарламента будет хватать денег на программы социальной адаптации негуманоидов, — подумал он, вставая из-за стола, — внедрять здесь сервисные автоматы будет невыгодно. Рабский труд всегда дешевле любой механизации. Правда, во всем есть свои плюсы — с сервисным автоматом не поболтаешь о жизни и не угостишь его сигаретой».
При мысли о сигаретах он вздохнул. Курить он начал — и тут же бросил еще две недели назад — после оплаты очередного арендного взноса. А щедрость его в отношении андроидов была в общем-то вынужденной — продать запас курева, закупленный и ввезенный по льготной цене как лицу, открывающему предприятие, было решительно некому. Бэ-Ка была миром некурящих. По крайней мере — формально. Курение было привилегией андроидов — когда на тебя не распространяется действие Конституции, то в этом есть свои плюсы. Но и разрешение на пользование деньгами на них тоже не распространялось. Три с половиной миллиона вполне разумных созданий содержались здесь — в пределах геостационарной орбиты Планеты Чуева — за счет хозяев, региональных и федеральных социальных программ и благотворительности населения. И получать свой заработок могли только натурой.
У двери Кима ждал небольшой сюрприз: идентификатор, прицепленный слева от входа, отмечал наличие у посетителя, торчащего в области действия радиоэха, полноценного удостоверения личности на имя Оруэлла Нолана, двенадцати лет от роду, не судимого и в розыске не состоящего. А дверной экран показывал ему худенького и угловатого парнишку, бедно одетого, скуластого и чумазого. Попрошайкой он быть не мог — не было в Верхнем городе малолетних попрошаек, — и чумазость его не сочеталась с одеждой — не модной, но и не рваной. Аккуратный «секондхэнд», подобранный по цене, а не по вкусу. Кем-то из родителей, надо полагать. Не мог несовершеннолетний Орри быть и заплутавшим посыльным — для гуманоидов труд в качестве таковых был под запретом. Как и вообще наемный труд несовершеннолетних. «Мальков», как их здесь называли. Да и не станет ни один самый пропащий пацан в Колонии отбивать хлеб у андроидов. Иных предположений у Кима не было. Была только смесь симпатии к раскосому пареньку и предчувствие большой неприятности.
— Здравствуй, мастер! — вежливо выпалил паренек. — Вот у вас в двери торчало...
Он протянул ему клочок бумаги.
— Вы, должно быть, не заметили, мастер...
Это здешнее повсеместное «мастер» — форма обращения ко всем имеющим специальность лицам — порядком доставало Кима. Но в устах малька, силящегося выглядеть взрослее своих лет, оно звучало довольно мило.
— Здравствуй, Орри. — Ким жестом пригласил паренька заходить.
Он не знал, почему сходу выбрал именно такое сокращение для имени малька. Мог бы сказать, например, «Вэлли» или как-нибудь еще. Но этому шустрому на вид, черноглазому плуту подходило почему-то только Орри.
Тот чуть испуганно попятился, на физиономии его отразилась детская озадаченность, но уже через долю секунды — видно, решив не отступать, — он быстро юркнул в кабинет и с интересом завертел головой. Башка у него была круглая и лохматая. Высокие скулы, разрез глаз и цвет волос наводили на мысль о Чайна Тауне. Малек снова открыто улыбался.
— А откуда вы знаете мое имя, мастер? — спросил он. — У вас тут сканер? Как в полиции?
— Твоя карточка мне рассказала, — пояснил Ким, затворяя за ним дверь.
Прежде чем сделать это, он бросил взгляд в обе стороны улочки-галереи, на которой помещался офис. Никто из малочисленных прохожих не вызывал ни малейших подозрений. Потом заглянул в позабытую было в руке записку. Кто и когда ее засунул между металлическим косяком и довольно плотно подогнанной к нему дверью, было неясно. А вот то, что он бумажку эту не заметил, вовсе не было удивительно — с утра Ким всегда заходил в офис с черного хода. Чтобы не встречаться с соседями по пассажу и уклониться от вопросов по поводу текущих успехов своего бизнеса. Ну да ладно — записка так записка...
«Я не могу дозвониться до вас, г-н Яснов, — было нацарапано на ней. — Вас очень трудно застать на месте. Позвоните мне — это важно!» Далее шел номер канала связи и подпись — Г. Г. Ким бросил записку на стол.
— Сканер? — переспросил он. — Вроде того... У меня тут обычное «эхо», — он постукал пальцем по коробочке у двери.
— Как в аптеке у Пуччи? — понятливо уточнил малек.
Как ни мал был мирок этой провинциальной столицы, об аптеке Пуччи Киму слышать не приходилось. Оно и ни к чему было: «эхо» монтировали на дверях квартир любой жилой многоэтажки. И офисов любого доходного дома. Но Орри Нолан вырос, наверное, в другом месте. Там, где никого не тревожило, кто постучал к тебе в дверь.
— Как в любой лавочке... — согласился Ким. — Чтобы знать, кто пришел...
Малька это успокоило.
— У меня проблемы, мастер... — начал он, прежде чем Ким успел спросить его, от кого он и по какому делу пришел. — Но я могу заплатить вам сразу только сорок кредиток...
— Садись на стул и рассказывай, — вздохнул Ким, кряхтя достал с нижней полки холодильника запечатанную упаковку фруктовой смеси и протянул ее малолетнему клиенту.
Тот, вопреки тайной надежде директора и единственного сотрудника детективного агентства «Ким», не стал отказываться от угощения и тут же отгрыз пробку трубки-сосалки, подумал немного — куда бы ее спровадить — и, не найдя такого места, как мог незаметнее сунул в карман. Потом шмыгнул носом и отпил глоток.
— Так что случилось, Орри?
— Я хочу, чтобы ты представлял мои интересы, мастер, — взрослым тоном заявил юный Нолан. — И поэтому плачу тебе задаток... Вот моя карта...
Он протянул Киму идентификатор.
— Я не могу подписать контракт с несовершеннолетним, — как можно более миролюбиво сообщил ему Ким. — Пусть придут твои родители — папа или мама... Или м-м-м... или твой опекун...
Ему только сейчас пришло в голову, что мальчишка-то — похоже — приемыш. Впереди просматривалась неутешительная проблема тяжбы со злым дядей-опекуном или с каким-то из интернатов. Он вставил карточку Орри в щель терминала и убедился, что недалек от истины. И в то же время невообразимо далек от нее.
«ДАННЫЕ О РОДИТЕЛЯХ ОТСУТСТВУЮТ, — гласила информационная строка. — ПРИЕМНЫЙ ОТЕЦ — РЕШЕНИЕМ ОКРУЖНОГО СУДА 18/30 ОТ 9.06.37: НОЛАН НОЛАН — МУЗЫКАНТ. ПОРУЧИВШИЕСЯ: КЛАВДИЙ МОХО, АЛЕКСАНДР ТРИЗ. АДРЕС: ДАУНТАУН 550-1310. ОБРАЗОВАНИЕ: ПРОХОДИТ ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ КУРС В КОЛЛЕЖ-ДЕНИЗ. АТТЕСТАТ УДОВЛЕТВОРЯЕТ СТАНДАРТУ».
Ким чуть не присвистнул: перед ним сидел мальчик ниоткуда.
Сорок лет на планете не было ни войн, ни эпидемий. Природных катастроф и серьезных социальных волнений тоже не было. Рождаемость — после голодной эпохи Изоляции — с грехом пополам превышала смертность. О брошенных детях известно было только понаслышке. И вот вам нате: приемыш Орри, родители которого неизвестны. О котором вообще неизвестно ничего до момента его усыновления музыкантом Ноланом Ноланом год назад.
«Учится грамоте дома или с репетитором, экзамены сдает в каком-то Коллеж-Дениз — это у них называется экзаменационный курс. Будем надеяться, что с лицензией на аттестацию учащихся у этого Коллеж все в порядке...», — прикинул про себя Ким.
Объект его размышлений напряженно следил за ним. И хотя он выглядел долговязым, ноги его еще не доставали до пола: то и дело он смущенно заплетал их одну за другую, непроизвольно покачивая ими в воздухе. Две длинные, загорелые, со сбитыми коленками ноги в коротких выцветших шортах и стоптанных кроссовках. К подошве левой кроссовки прилепился кусочек жвачки.
«Впрочем, паренек не слишком развязно ведет себя, — констатировал Ким. — Не похож на запущенного беспризорника. Правда, и на ангела — тоже не слишком похож».
— Вот с опекуном у меня как раз и проблема, мастер, — сказал его новый клиент, очень серьезно глядя Киму прямо в глаза.
При этом его глаза — и без того отчаянно черные — округлились и стали темны уже какой-то космической чернотой.
— Ты ведь понял, мастер, о ком идет речь? — кивнул Орри на экран монитора.
— Твой опекун, Орри, — музыкант Нолан... — чуть недоуменно изложил известные ему на данный момент сведения Ким. — Ты поссорился с ним?
— Нет... Ты... ты совсем ничего не знаешь про Скрипача Нолана? — до глубины души удивился Орри.
— Признаться — совсем ничего... — решил не морочить юному клиенту голову Ким. — Я ничего не смыслю в музыке, Орри...
Глаза у малька округлились так, что приблизились к европейскому стандарту.
— Речь не о музыке, мастер, — осторожно, словно больному стал объяснять он. — То есть папа Нолан хорошо играет, мастер. Очень хорошо играет на своей скрипке. Но... Он... К нему приходят люди, мастер... Такие люди, которые дружат с андроидами... И к нему приходят андроиды тоже, мастер... И поэтому его очень хорошо все знают здесь... В этом Мире, мастер... А теперь его хотели убить... Это было в новостях — вчера вечером, мастер...
— Но... — Ким заколебался.
Пожалуй, что-то и впрямь было вчера по Ти-Ви... Но тогда разборки между местными интегратами и сегрегатами интересовали его меньше всего.
— Но... Ведь у господина Нолана не было неприятностей с полицией? — осторожно осведомился он. — У него не отняли разрешение на опеку?
— Это не полиция его хотела убить, мастер! — с досадой воскликнул Орри. — Это... Это — я не знаю, кто хотел этого!.. Это очень плохие люди, мастер!
— Но... — теперь Ким припомнил-таки вчерашнюю сводку новостей. — Но они ведь все-таки не убили господина Нолана? Он... Он...
— Он сейчас в одной больнице, мастер. Лучше никому не знать — в какой... Теперь они будут искать меня, мастер. Они... И, может быть, полиция тоже будет искать меня. Поэтому я хочу, чтобы ты представлял мои интересы. И еще — чтобы ты сделал так, чтобы меня никто не нашел...
Ким остолбенело смотрел на мальчишку.
— Давай начистоту, Орри... Почему ты думаешь, что тебя будет искать полиция? Ты... ты натворил что-то?
Мальчишка нервно дернул головой, и Ким отметил про себя, какая у этого мальчишки тонкая, загорелая и давно уже немытая шея.
— Я ничего не натворил, мастер! И не... И я не собираюсь ничего такого... делать! Но они... Они что-нибудь выдумают, мастер... Скажут полиции, что я украл деньги или какую-нибудь штуку... Или еще что-нибудь...
— Но если тебя будет искать полиция... — Ким старался говорить как можно более мягко и успокаивающе. — Ты не можешь меня нанять, чтобы я прятал тебя от полиции, Орри. Это против закона... Но ты можешь... У меня пока что мало друзей тут — в Большой Колонии... Но я договорюсь с кем-нибудь, чтобы ты побыл у него... А я как-нибудь улажу дело с полицией... Это называется...
— Ты совсем ничего не понял, мастер! — снова дернул головой Орри. — Тебе не надо нарушать закон! Тебе не надо прятать меня. Я сам... Сам. Уйду и спрячусь. Ты только должен будешь... Делать то, о чем я тебя буду просить. И — быть в курсе... Защищать мои интересы! — повторил Орри чьи-то чужие слова — как заклинание.
— Тебе лучше... — Ким мысленно подсчитал свои наличные и — также мысленно — добавил к ним тот кредит, на который мог бы рассчитывать как исправный член Лиги Правосудия в ссудной кассе. — Тебе лучше сейчас остаться у меня и хорошенько поесть, Орри. — Тут у меня есть горячий душ — ты искупаешься и поспишь. Никто тебя здесь искать не будет. — Ты выспишься хорошенько и потом все мне подробно расскажешь. А я пока наведу справки про тех людей, которые приходили убивать господина Нолана... И про полицию... И мы с тобой придумаем, как быть...
Орри неожиданно соскочил со стула и метнулся к двери. Пустой стакан из-под фруктовой смеси покатился по полу.
— Ты... У тебя нет права меня здесь задерживать, мастер! — испуганно и одновременно с вызовом выкрикнул он, хватаясь за ручку двери.
Ким поднял обе руки, демонстрируя свои добрые намерения. Потом спохватился и вытащил из терминала карточку-идентификатор.
— Ты забыл это, Орри!
Орри уже успел остыть.
Он медленно вернулся к столу и чуть подозрительно воззрился на Кима, шмыгнув носом.
— Вставь ее назад, мастер. Я хочу, чтобы мы подписали контракт. Это можно. Ведь папу Нолана найти нельзя! Спроси Большую Сеть. Есть закон — «В отсутствие возможности вступить в контакт с родителями или с лицом, осуществляющим фактическую опеку...» И там дальше... Тогда интересы ребенка может представлять адвокат по его выбору. По ребенка выбору. Статья сто третья... Ты ведь адвокат, мастер? А ребенок — это я!
Спорить с ребенком не приходилось. Ребенка кто-то основательно поднатаскал в вопросах права. Если у тебя есть лицензия на расследования, то ты не можешь не иметь адвокатского диплома и двух лет судебной практики. И в отсутствие опекуна адвокат обязан принять несовершеннолетнего, как полноправного клиента. Все так.
Ким молча вставил карточку обратно в щель опломбированного Министерством юстиции терминала. Потом сел за стол и угрюмо начал искать в базе данных темплейт подходящего контракта. Орри неотрывно следил за ним.
— Вот... — наконец чуть осипшим голосом сказал Ким. — Садись и слушай... «Оруэлл Нолан — несовершеннолетний, в дальнейшем именуемый „Наниматель“, со своей стороны, и Ким Яснов — директор и владелец предприятия „Ким“ (лицензия 820/5440), в дальнейшем именуемый „Исполнитель“, — со своей, заключили между собой следующее Трудовое Соглашение...»
— Дай я сам прочитаю, мастер! — решительно сунул нос в экран юный Наниматель.
Ким послушно посторонился, и Орри чуть не влез в монитор с головой. Помешали этому, пожалуй, лишь его трогательно оттопыренные уши. Читал юный Нолан, судя по всему, а особенно по вдумчивому посапыванию и шмыганью носом, старательно, как первый ученик, перечитывающий экзаменационное сочинение, прежде чем вверить его строгому учителю. Что-то, впрочем, подсказывало Киму, что первым учеником Орри сроду не был — нигде и никогда.
— Вот тут, мастер... — объявил малек. — Так не годится!
Он ткнул пальцем в экран.
— «Пункт четыре-восемнадцать, — прочитал он вслух. — В случае смерти, исчезновения или недееспособности приемного отца Нанимателя, Нолана Нолана, Исполнитель обязуется...» Так не должно быть!
— Ты хочешь сказать, что я не должен брать на себя никаких обязательств в случае, если твой э-э... папа не сможет... Но ведь в этом и весь смысл...
— Так не годится, мастер! — снова запальчиво выкрикнул Орри. — Нолан не может умереть! Он просто не может сейчас мне помочь...
— Так тут как раз про это...
— Тут не про это, мастер! Тут про то, что будет, если Нолан умрет... А он не должен умереть! Понимаешь, мастер, за этим я к тебе и пришел! Чтобы ты ему не дал умереть!
Ким почесал в затылке. И было отчего.
— Тогда все надо составить по-другому... Тогда получается, что ты меня нанимаешь, чтобы я обеспечил охрану и лечение твоего отца...
— Да нет!
Орри махнул рукой, поражаясь бестолковости Кима:
— Ты его лечить не должен! Его и так хорошо лечат. Доктор Гаррет... И другие...
Он запнулся. Киму показалось, что Орри сгоряча выболтал. Что-то, чего не хотел выбалтывать. Но он не подал виду, что заметил это.
— Ты должен просто сделать так, чтобы он не умер, — объяснил Орри уже более спокойно. — Чтобы его не убили... Я же с самого начала сказал, что ты должен представлять мои интересы. А это и есть мой интерес — самый главный. Чтобы Нолан был живой...
«Это точно: мальчишка — приемыш, — прикинул Ким. — Никто не называет отца по имени. Или тем более по фамилии. Впрочем, в данном случае не разберешь...»
— Хорошо, — сказал он вслух. — Тогда запишем так...
Он поколдовал над клавиатурой и через минуту-другую прочитал свое творение вслух:
— «Пункт четыре-десять...» Ты слушаешь меня, Орри? «Исполнитель берет на себя обязательства, в порядке исполнения ранее возложенных им на себя обязательств по пункту четыре-один, обеспечить отцу Нанимателя Нолану Нолану защиту от посягательств на его жизнь и здоровье и немедленно надежно обеспечить оказание последнему необходимой помощи и защиты или сам оказать таковые в случае возникновения угрозы для этого последнего...» Так тебя устроит?
Орри минуту-другую, с подозрением во взгляде, старательно шевеля губами, читал написанное. Потом с сомнением спросил:
— А все это нельзя написать как-нибудь попроще, мастер?
Ким вздохнул. Его самого постоянно, а особенно при составлении юридических документов преследовала мысль о том, что все то, что он излагает на бумаге корявым языком юриспруденции, неплохо было бы написать простым человеческим языком и тем ограничиться. О, эти мечты...
— Орри, — сказал он поучительным тоном. — Поверь мне — так надо. Я свое дело знаю.
Орри вздохнул, но спорить не стал.
— Теперь — вот этот пункт, — продолжил Ким. — Предпоследний. Об оплате... Она — почасовая. Вот смотри.
Плату Ким означил чисто символическую — один бакс в час. Но мальку этого было, слава богу, не понять. А то бы принял за обиду.
Орри снова вздохнул и полез в карман.
— Сейчас у меня с собой только сорок баксов, — снова напомнил он. — Я в карманах никогда много не ношу — в Нижнем городе обштопают. — Он положил две аккуратно сложенные и, кажется, даже выглаженные «двадцатки» на стол.
— Но ты пиши все как надо, мастер. Я потом буду тебе переводы делать. Не веришь? Да вот чтоб я сдох!
И прежде чем Ким успел остановить его, малек деловито цапнул себя острыми, как иголки, зубами за указательный палец левой руки — у основания. После чего стряхнул выступившую кровь на пол — три раза, по ритуалу здешней шпаны.
Ким втянул воздух сквозь плотно сомкнутые зубы, издав легкое сипение — это с детства было его реакцией на чужую боль, — и, шипя этаким манером, вытянул из стола аптечку, а из аптечки — спрей с репарирующим гелем и протянул его Орри. Но тот презрел этакие нежности и уже энергично зализывал укус языком.
— Не стоило тебе уродоваться, — нахмурясь, попенял ему Ким. — Я тебе и так верю. Я вообще доверчивый человек...
Он ткнул пальцем в клавишу терминала и подождал, пока текст Контракта сойдет с принтера. Сел за стол и, все еще посматривая на гордого своим героическим поступком но все же морщившегося от боли Орри, подписал два экземпляра документа, дарующего ему статус Агента на Контракте — После чего протянул листки и электрокарандаш своему Нанимателю.
Орри подписывал Контракт, старательно высунув язык, кругло-корявыми буквицами, словно свою школьную тетрадь. Пожалуй, это был первый в его жизни документ, который ему приходилось подписывать. По крайней мере — подписывать по своей инициативе, на собственный страх и риск. От сознания ответственности у него даже пот бисеринками выступил на лбу.
Справившись с этим делом, он протянул оба листка Киму. Тот вернул ему его экземпляр.
— Держи это у себя, — строго объяснил он. — На всякий случай...
Орри покачал головой.
— Н-не... Не могу я с бумагами повсюду таскаться, мастер. У меня могут спереть. Или прочтет кто-нибудь... Или потеряю я. Или испачкаю. Тут такая хорошая бумага, мастер, — прямо загляденье... А я... Вот, мастер! — спохватился он. — Мы же одну вещь забыли! Придется снова все переписывать!
По крайней мере, утром первого дня месяца Веселого бога — по календарю Большой Колонии (Бэ-Ка), что расположена на далекой от дел земных Планете Чуева, — Ким Яснов имел все основания считать, что это именно так.
Нет, все было правильно: его лицензия на проведение независимых расследований и оказание юридических услуг гражданам Федерации была вполне действительна и в пределах юрисдикции Большой Колонии. Налог на этот вид деятельности был ничтожен, плата за аренду офиса (он же — архив, он же — с некоторой натяжкой — криминалистическая лаборатория, он же — спальня в ночное время суток) вполне терпима.
Плохо было только с этими самыми «гражданами Федерации», которые ни в каких юридических услугах и ни в каких независимых расследованиях, похоже, отродясь не нуждались. По крайней мере — в услугах невесть откуда взявшихся — пусть даже и из самой Метрополии — свежеиспеченных докторов юриспруденции и магистров криминалистики. В этом была своя логика. В Большой Колонии не то что пришлым — своим-то не слишком верили. Познавшая после распада Империи чуть ли не весь спектр политических режимов, от синдико-анархии до анонимной Диктатуры Семи, не самая богатая планета Федерации вот уже сорок лет как не желала отдавать управление в ненадежные руки блудливых, вороватых и склонных к коррупции и черт-те каким еще злоупотреблениям созданий, именуемых людьми. Еще меньше заслуживали доверия оба местных вида разумных существ — не до конца еще изведенные звенны и одним себе понятные тахо. Управление Большой Колонией благополучно осуществлялось Большой Сетью. И, несмотря на зловещие прогнозы экспертов Федерации, осуществлялось без особых эксцессов.
Экспертов можно было понять: Большая Колония подавала опасный пример одним членам Федерации и бросала вызов другим. По всему Обитаемому Космосу каждый уважающий себя чиновник, срывая голос, с пеной у рта кидался в спор с любым, кто, кивая на Бэ-Ка, намекал на то, что с управлением государством, в принципе, успешно справляется и достаточно продуманная компьютерная сеть. При этом все четыре десятилетия Большой Колонии неустанно обещали, что она «доиграется». Как доигралась, например, Фронда.
Однако Бэ-Ка ни до чего особенного пока не доигралась. Более того: к тому времени, как Кима угораздило именно в Колонии открыть собственное детективное агентство, людям здесь доверяли уже только функции управления, требующие непосредственного присутствия на месте и быстрой реакции в экстремальных условиях. Ну, например, ликвидацию последствий транспортных происшествий, усмирение несанкционированных выступлений и тому подобную мелочь. Да еще людям дозволено было принимать решения в окружных судах, — гражданских и уголовных — когда решение это не влекло за собой необратимых последствий для сторон. И, как говорится, «никто от этого не умер» — придраться не к чему.
Понятно, если не брать в расчет такой пустяк, как «проблему андроидов».
Так или иначе, вопрос о пополнении счета агентства стоял весьма остро. Единственной — и весьма слабой — надеждой на поступление денег были заработанные еще в Колонии Констанс ценные бумаги, коммерческой стоимости не имеющие, но, по словам знатоков, привлекательные для коллекционеров.
Сам Ким в подобного рода сделки влезать не стал, а просто перед отбытием на Бэ-Ка оставил всю эту головную боль своему поверенному (и хорошему другу) Лене Курляндскому. И постарался забыть про нее. С историей того гонорара у него были связаны не лучшие воспоминания...
Ким закончил рисовать букет незабудок на бланке Налогового управления и поднял глаза на единственный предмет роскоши, украшавший его кабинет, — ветку психоморфа, укрепленную в специальном губчатом камне на блюде с питательным раствором. Та — хоть и находилась не менее чем в трех метрах от рабочего стола — отчетливо приняла очертания нарисованного букета, довольно точно передавая его трехмерный дизайн.
«И ведь теперь неделю торчать будет немым укором, — с тоской подумал Ким. — А вот сколько ни сосредоточивайся специально, сколько на нее глаза ни пяль, она хоть бы пошевелилась... Одно слово — паразит сознания!»
Те несколько разновидностей чувствительных к биополю псевдорастений Большой Колонии, что обладали загадочным свойством воплощать в своих формах образы человеческого сознания, были отменно капризны. Так, они с легкостью «ловили» образы, проносившиеся в сознании водителей, отвлеченном на управление каром, образуя вдоль дорог причудливые подобия зарослей земной растительности, которые могли ввести в заблуждение и профессионального ботаника. Порою же вдоль трассы можно было узреть нечто и вовсе непотребное. Разное приходит в голову человеку за рулем.
Психоморфы подчинялись прихотливой воле очень немногих художников — таких по всей планете можно было пересчитать по пальцам — в студиях психопластики. Да еще, говорили, колдунам из Братства Дымных Рощ. А вот в научных лабораториях, по слухам, они крайне неохотно проявляли свои удивительные свойства. Не желали психоморфы отвечать и на усилия простых смертных изменить их форму с помощью мысленного воздействия со стороны. Хотя иногда ставили таковых в неудобное положение, отразив вдруг такое из их подсознания, чего те демонстрировать вовсе не желали... Держать у себя в кабинете этакое создание здешней биосферы считалось признаком экстравагантности. Киму его экземпляр достался в наследство от предыдущего арендатора помещения. Собственно, психоморф был принадлежностью офиса, а вовсе не его собственностью. Но они успели как-то сродниться.
От отвлеченных рассуждений Кима вернул к действительности сигнал дверного сенсора. Последний раз срабатывало это устройство с неделю назад — ошибся адресом разносчик пиццы. Не иначе как в этот раз очередной андроид перепутал его с заказчиком китайской лапши. Или еще какая-нибудь чушь в этом роде...
«До тех пор пока у здешнего киберпарламента будет хватать денег на программы социальной адаптации негуманоидов, — подумал он, вставая из-за стола, — внедрять здесь сервисные автоматы будет невыгодно. Рабский труд всегда дешевле любой механизации. Правда, во всем есть свои плюсы — с сервисным автоматом не поболтаешь о жизни и не угостишь его сигаретой».
При мысли о сигаретах он вздохнул. Курить он начал — и тут же бросил еще две недели назад — после оплаты очередного арендного взноса. А щедрость его в отношении андроидов была в общем-то вынужденной — продать запас курева, закупленный и ввезенный по льготной цене как лицу, открывающему предприятие, было решительно некому. Бэ-Ка была миром некурящих. По крайней мере — формально. Курение было привилегией андроидов — когда на тебя не распространяется действие Конституции, то в этом есть свои плюсы. Но и разрешение на пользование деньгами на них тоже не распространялось. Три с половиной миллиона вполне разумных созданий содержались здесь — в пределах геостационарной орбиты Планеты Чуева — за счет хозяев, региональных и федеральных социальных программ и благотворительности населения. И получать свой заработок могли только натурой.
У двери Кима ждал небольшой сюрприз: идентификатор, прицепленный слева от входа, отмечал наличие у посетителя, торчащего в области действия радиоэха, полноценного удостоверения личности на имя Оруэлла Нолана, двенадцати лет от роду, не судимого и в розыске не состоящего. А дверной экран показывал ему худенького и угловатого парнишку, бедно одетого, скуластого и чумазого. Попрошайкой он быть не мог — не было в Верхнем городе малолетних попрошаек, — и чумазость его не сочеталась с одеждой — не модной, но и не рваной. Аккуратный «секондхэнд», подобранный по цене, а не по вкусу. Кем-то из родителей, надо полагать. Не мог несовершеннолетний Орри быть и заплутавшим посыльным — для гуманоидов труд в качестве таковых был под запретом. Как и вообще наемный труд несовершеннолетних. «Мальков», как их здесь называли. Да и не станет ни один самый пропащий пацан в Колонии отбивать хлеб у андроидов. Иных предположений у Кима не было. Была только смесь симпатии к раскосому пареньку и предчувствие большой неприятности.
— Здравствуй, мастер! — вежливо выпалил паренек. — Вот у вас в двери торчало...
Он протянул ему клочок бумаги.
— Вы, должно быть, не заметили, мастер...
Это здешнее повсеместное «мастер» — форма обращения ко всем имеющим специальность лицам — порядком доставало Кима. Но в устах малька, силящегося выглядеть взрослее своих лет, оно звучало довольно мило.
— Здравствуй, Орри. — Ким жестом пригласил паренька заходить.
Он не знал, почему сходу выбрал именно такое сокращение для имени малька. Мог бы сказать, например, «Вэлли» или как-нибудь еще. Но этому шустрому на вид, черноглазому плуту подходило почему-то только Орри.
Тот чуть испуганно попятился, на физиономии его отразилась детская озадаченность, но уже через долю секунды — видно, решив не отступать, — он быстро юркнул в кабинет и с интересом завертел головой. Башка у него была круглая и лохматая. Высокие скулы, разрез глаз и цвет волос наводили на мысль о Чайна Тауне. Малек снова открыто улыбался.
— А откуда вы знаете мое имя, мастер? — спросил он. — У вас тут сканер? Как в полиции?
— Твоя карточка мне рассказала, — пояснил Ким, затворяя за ним дверь.
Прежде чем сделать это, он бросил взгляд в обе стороны улочки-галереи, на которой помещался офис. Никто из малочисленных прохожих не вызывал ни малейших подозрений. Потом заглянул в позабытую было в руке записку. Кто и когда ее засунул между металлическим косяком и довольно плотно подогнанной к нему дверью, было неясно. А вот то, что он бумажку эту не заметил, вовсе не было удивительно — с утра Ким всегда заходил в офис с черного хода. Чтобы не встречаться с соседями по пассажу и уклониться от вопросов по поводу текущих успехов своего бизнеса. Ну да ладно — записка так записка...
«Я не могу дозвониться до вас, г-н Яснов, — было нацарапано на ней. — Вас очень трудно застать на месте. Позвоните мне — это важно!» Далее шел номер канала связи и подпись — Г. Г. Ким бросил записку на стол.
— Сканер? — переспросил он. — Вроде того... У меня тут обычное «эхо», — он постукал пальцем по коробочке у двери.
— Как в аптеке у Пуччи? — понятливо уточнил малек.
Как ни мал был мирок этой провинциальной столицы, об аптеке Пуччи Киму слышать не приходилось. Оно и ни к чему было: «эхо» монтировали на дверях квартир любой жилой многоэтажки. И офисов любого доходного дома. Но Орри Нолан вырос, наверное, в другом месте. Там, где никого не тревожило, кто постучал к тебе в дверь.
— Как в любой лавочке... — согласился Ким. — Чтобы знать, кто пришел...
Малька это успокоило.
— У меня проблемы, мастер... — начал он, прежде чем Ким успел спросить его, от кого он и по какому делу пришел. — Но я могу заплатить вам сразу только сорок кредиток...
— Садись на стул и рассказывай, — вздохнул Ким, кряхтя достал с нижней полки холодильника запечатанную упаковку фруктовой смеси и протянул ее малолетнему клиенту.
Тот, вопреки тайной надежде директора и единственного сотрудника детективного агентства «Ким», не стал отказываться от угощения и тут же отгрыз пробку трубки-сосалки, подумал немного — куда бы ее спровадить — и, не найдя такого места, как мог незаметнее сунул в карман. Потом шмыгнул носом и отпил глоток.
— Так что случилось, Орри?
— Я хочу, чтобы ты представлял мои интересы, мастер, — взрослым тоном заявил юный Нолан. — И поэтому плачу тебе задаток... Вот моя карта...
Он протянул Киму идентификатор.
— Я не могу подписать контракт с несовершеннолетним, — как можно более миролюбиво сообщил ему Ким. — Пусть придут твои родители — папа или мама... Или м-м-м... или твой опекун...
Ему только сейчас пришло в голову, что мальчишка-то — похоже — приемыш. Впереди просматривалась неутешительная проблема тяжбы со злым дядей-опекуном или с каким-то из интернатов. Он вставил карточку Орри в щель терминала и убедился, что недалек от истины. И в то же время невообразимо далек от нее.
«ДАННЫЕ О РОДИТЕЛЯХ ОТСУТСТВУЮТ, — гласила информационная строка. — ПРИЕМНЫЙ ОТЕЦ — РЕШЕНИЕМ ОКРУЖНОГО СУДА 18/30 ОТ 9.06.37: НОЛАН НОЛАН — МУЗЫКАНТ. ПОРУЧИВШИЕСЯ: КЛАВДИЙ МОХО, АЛЕКСАНДР ТРИЗ. АДРЕС: ДАУНТАУН 550-1310. ОБРАЗОВАНИЕ: ПРОХОДИТ ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ КУРС В КОЛЛЕЖ-ДЕНИЗ. АТТЕСТАТ УДОВЛЕТВОРЯЕТ СТАНДАРТУ».
Ким чуть не присвистнул: перед ним сидел мальчик ниоткуда.
Сорок лет на планете не было ни войн, ни эпидемий. Природных катастроф и серьезных социальных волнений тоже не было. Рождаемость — после голодной эпохи Изоляции — с грехом пополам превышала смертность. О брошенных детях известно было только понаслышке. И вот вам нате: приемыш Орри, родители которого неизвестны. О котором вообще неизвестно ничего до момента его усыновления музыкантом Ноланом Ноланом год назад.
«Учится грамоте дома или с репетитором, экзамены сдает в каком-то Коллеж-Дениз — это у них называется экзаменационный курс. Будем надеяться, что с лицензией на аттестацию учащихся у этого Коллеж все в порядке...», — прикинул про себя Ким.
Объект его размышлений напряженно следил за ним. И хотя он выглядел долговязым, ноги его еще не доставали до пола: то и дело он смущенно заплетал их одну за другую, непроизвольно покачивая ими в воздухе. Две длинные, загорелые, со сбитыми коленками ноги в коротких выцветших шортах и стоптанных кроссовках. К подошве левой кроссовки прилепился кусочек жвачки.
«Впрочем, паренек не слишком развязно ведет себя, — констатировал Ким. — Не похож на запущенного беспризорника. Правда, и на ангела — тоже не слишком похож».
— Вот с опекуном у меня как раз и проблема, мастер, — сказал его новый клиент, очень серьезно глядя Киму прямо в глаза.
При этом его глаза — и без того отчаянно черные — округлились и стали темны уже какой-то космической чернотой.
— Ты ведь понял, мастер, о ком идет речь? — кивнул Орри на экран монитора.
— Твой опекун, Орри, — музыкант Нолан... — чуть недоуменно изложил известные ему на данный момент сведения Ким. — Ты поссорился с ним?
— Нет... Ты... ты совсем ничего не знаешь про Скрипача Нолана? — до глубины души удивился Орри.
— Признаться — совсем ничего... — решил не морочить юному клиенту голову Ким. — Я ничего не смыслю в музыке, Орри...
Глаза у малька округлились так, что приблизились к европейскому стандарту.
— Речь не о музыке, мастер, — осторожно, словно больному стал объяснять он. — То есть папа Нолан хорошо играет, мастер. Очень хорошо играет на своей скрипке. Но... Он... К нему приходят люди, мастер... Такие люди, которые дружат с андроидами... И к нему приходят андроиды тоже, мастер... И поэтому его очень хорошо все знают здесь... В этом Мире, мастер... А теперь его хотели убить... Это было в новостях — вчера вечером, мастер...
— Но... — Ким заколебался.
Пожалуй, что-то и впрямь было вчера по Ти-Ви... Но тогда разборки между местными интегратами и сегрегатами интересовали его меньше всего.
— Но... Ведь у господина Нолана не было неприятностей с полицией? — осторожно осведомился он. — У него не отняли разрешение на опеку?
— Это не полиция его хотела убить, мастер! — с досадой воскликнул Орри. — Это... Это — я не знаю, кто хотел этого!.. Это очень плохие люди, мастер!
— Но... — теперь Ким припомнил-таки вчерашнюю сводку новостей. — Но они ведь все-таки не убили господина Нолана? Он... Он...
— Он сейчас в одной больнице, мастер. Лучше никому не знать — в какой... Теперь они будут искать меня, мастер. Они... И, может быть, полиция тоже будет искать меня. Поэтому я хочу, чтобы ты представлял мои интересы. И еще — чтобы ты сделал так, чтобы меня никто не нашел...
Ким остолбенело смотрел на мальчишку.
— Давай начистоту, Орри... Почему ты думаешь, что тебя будет искать полиция? Ты... ты натворил что-то?
Мальчишка нервно дернул головой, и Ким отметил про себя, какая у этого мальчишки тонкая, загорелая и давно уже немытая шея.
— Я ничего не натворил, мастер! И не... И я не собираюсь ничего такого... делать! Но они... Они что-нибудь выдумают, мастер... Скажут полиции, что я украл деньги или какую-нибудь штуку... Или еще что-нибудь...
— Но если тебя будет искать полиция... — Ким старался говорить как можно более мягко и успокаивающе. — Ты не можешь меня нанять, чтобы я прятал тебя от полиции, Орри. Это против закона... Но ты можешь... У меня пока что мало друзей тут — в Большой Колонии... Но я договорюсь с кем-нибудь, чтобы ты побыл у него... А я как-нибудь улажу дело с полицией... Это называется...
— Ты совсем ничего не понял, мастер! — снова дернул головой Орри. — Тебе не надо нарушать закон! Тебе не надо прятать меня. Я сам... Сам. Уйду и спрячусь. Ты только должен будешь... Делать то, о чем я тебя буду просить. И — быть в курсе... Защищать мои интересы! — повторил Орри чьи-то чужие слова — как заклинание.
— Тебе лучше... — Ким мысленно подсчитал свои наличные и — также мысленно — добавил к ним тот кредит, на который мог бы рассчитывать как исправный член Лиги Правосудия в ссудной кассе. — Тебе лучше сейчас остаться у меня и хорошенько поесть, Орри. — Тут у меня есть горячий душ — ты искупаешься и поспишь. Никто тебя здесь искать не будет. — Ты выспишься хорошенько и потом все мне подробно расскажешь. А я пока наведу справки про тех людей, которые приходили убивать господина Нолана... И про полицию... И мы с тобой придумаем, как быть...
Орри неожиданно соскочил со стула и метнулся к двери. Пустой стакан из-под фруктовой смеси покатился по полу.
— Ты... У тебя нет права меня здесь задерживать, мастер! — испуганно и одновременно с вызовом выкрикнул он, хватаясь за ручку двери.
Ким поднял обе руки, демонстрируя свои добрые намерения. Потом спохватился и вытащил из терминала карточку-идентификатор.
— Ты забыл это, Орри!
Орри уже успел остыть.
Он медленно вернулся к столу и чуть подозрительно воззрился на Кима, шмыгнув носом.
— Вставь ее назад, мастер. Я хочу, чтобы мы подписали контракт. Это можно. Ведь папу Нолана найти нельзя! Спроси Большую Сеть. Есть закон — «В отсутствие возможности вступить в контакт с родителями или с лицом, осуществляющим фактическую опеку...» И там дальше... Тогда интересы ребенка может представлять адвокат по его выбору. По ребенка выбору. Статья сто третья... Ты ведь адвокат, мастер? А ребенок — это я!
Спорить с ребенком не приходилось. Ребенка кто-то основательно поднатаскал в вопросах права. Если у тебя есть лицензия на расследования, то ты не можешь не иметь адвокатского диплома и двух лет судебной практики. И в отсутствие опекуна адвокат обязан принять несовершеннолетнего, как полноправного клиента. Все так.
Ким молча вставил карточку обратно в щель опломбированного Министерством юстиции терминала. Потом сел за стол и угрюмо начал искать в базе данных темплейт подходящего контракта. Орри неотрывно следил за ним.
— Вот... — наконец чуть осипшим голосом сказал Ким. — Садись и слушай... «Оруэлл Нолан — несовершеннолетний, в дальнейшем именуемый „Наниматель“, со своей стороны, и Ким Яснов — директор и владелец предприятия „Ким“ (лицензия 820/5440), в дальнейшем именуемый „Исполнитель“, — со своей, заключили между собой следующее Трудовое Соглашение...»
— Дай я сам прочитаю, мастер! — решительно сунул нос в экран юный Наниматель.
Ким послушно посторонился, и Орри чуть не влез в монитор с головой. Помешали этому, пожалуй, лишь его трогательно оттопыренные уши. Читал юный Нолан, судя по всему, а особенно по вдумчивому посапыванию и шмыганью носом, старательно, как первый ученик, перечитывающий экзаменационное сочинение, прежде чем вверить его строгому учителю. Что-то, впрочем, подсказывало Киму, что первым учеником Орри сроду не был — нигде и никогда.
— Вот тут, мастер... — объявил малек. — Так не годится!
Он ткнул пальцем в экран.
— «Пункт четыре-восемнадцать, — прочитал он вслух. — В случае смерти, исчезновения или недееспособности приемного отца Нанимателя, Нолана Нолана, Исполнитель обязуется...» Так не должно быть!
— Ты хочешь сказать, что я не должен брать на себя никаких обязательств в случае, если твой э-э... папа не сможет... Но ведь в этом и весь смысл...
— Так не годится, мастер! — снова запальчиво выкрикнул Орри. — Нолан не может умереть! Он просто не может сейчас мне помочь...
— Так тут как раз про это...
— Тут не про это, мастер! Тут про то, что будет, если Нолан умрет... А он не должен умереть! Понимаешь, мастер, за этим я к тебе и пришел! Чтобы ты ему не дал умереть!
Ким почесал в затылке. И было отчего.
— Тогда все надо составить по-другому... Тогда получается, что ты меня нанимаешь, чтобы я обеспечил охрану и лечение твоего отца...
— Да нет!
Орри махнул рукой, поражаясь бестолковости Кима:
— Ты его лечить не должен! Его и так хорошо лечат. Доктор Гаррет... И другие...
Он запнулся. Киму показалось, что Орри сгоряча выболтал. Что-то, чего не хотел выбалтывать. Но он не подал виду, что заметил это.
— Ты должен просто сделать так, чтобы он не умер, — объяснил Орри уже более спокойно. — Чтобы его не убили... Я же с самого начала сказал, что ты должен представлять мои интересы. А это и есть мой интерес — самый главный. Чтобы Нолан был живой...
«Это точно: мальчишка — приемыш, — прикинул Ким. — Никто не называет отца по имени. Или тем более по фамилии. Впрочем, в данном случае не разберешь...»
— Хорошо, — сказал он вслух. — Тогда запишем так...
Он поколдовал над клавиатурой и через минуту-другую прочитал свое творение вслух:
— «Пункт четыре-десять...» Ты слушаешь меня, Орри? «Исполнитель берет на себя обязательства, в порядке исполнения ранее возложенных им на себя обязательств по пункту четыре-один, обеспечить отцу Нанимателя Нолану Нолану защиту от посягательств на его жизнь и здоровье и немедленно надежно обеспечить оказание последнему необходимой помощи и защиты или сам оказать таковые в случае возникновения угрозы для этого последнего...» Так тебя устроит?
Орри минуту-другую, с подозрением во взгляде, старательно шевеля губами, читал написанное. Потом с сомнением спросил:
— А все это нельзя написать как-нибудь попроще, мастер?
Ким вздохнул. Его самого постоянно, а особенно при составлении юридических документов преследовала мысль о том, что все то, что он излагает на бумаге корявым языком юриспруденции, неплохо было бы написать простым человеческим языком и тем ограничиться. О, эти мечты...
— Орри, — сказал он поучительным тоном. — Поверь мне — так надо. Я свое дело знаю.
Орри вздохнул, но спорить не стал.
— Теперь — вот этот пункт, — продолжил Ким. — Предпоследний. Об оплате... Она — почасовая. Вот смотри.
Плату Ким означил чисто символическую — один бакс в час. Но мальку этого было, слава богу, не понять. А то бы принял за обиду.
Орри снова вздохнул и полез в карман.
— Сейчас у меня с собой только сорок баксов, — снова напомнил он. — Я в карманах никогда много не ношу — в Нижнем городе обштопают. — Он положил две аккуратно сложенные и, кажется, даже выглаженные «двадцатки» на стол.
— Но ты пиши все как надо, мастер. Я потом буду тебе переводы делать. Не веришь? Да вот чтоб я сдох!
И прежде чем Ким успел остановить его, малек деловито цапнул себя острыми, как иголки, зубами за указательный палец левой руки — у основания. После чего стряхнул выступившую кровь на пол — три раза, по ритуалу здешней шпаны.
Ким втянул воздух сквозь плотно сомкнутые зубы, издав легкое сипение — это с детства было его реакцией на чужую боль, — и, шипя этаким манером, вытянул из стола аптечку, а из аптечки — спрей с репарирующим гелем и протянул его Орри. Но тот презрел этакие нежности и уже энергично зализывал укус языком.
— Не стоило тебе уродоваться, — нахмурясь, попенял ему Ким. — Я тебе и так верю. Я вообще доверчивый человек...
Он ткнул пальцем в клавишу терминала и подождал, пока текст Контракта сойдет с принтера. Сел за стол и, все еще посматривая на гордого своим героическим поступком но все же морщившегося от боли Орри, подписал два экземпляра документа, дарующего ему статус Агента на Контракте — После чего протянул листки и электрокарандаш своему Нанимателю.
Орри подписывал Контракт, старательно высунув язык, кругло-корявыми буквицами, словно свою школьную тетрадь. Пожалуй, это был первый в его жизни документ, который ему приходилось подписывать. По крайней мере — подписывать по своей инициативе, на собственный страх и риск. От сознания ответственности у него даже пот бисеринками выступил на лбу.
Справившись с этим делом, он протянул оба листка Киму. Тот вернул ему его экземпляр.
— Держи это у себя, — строго объяснил он. — На всякий случай...
Орри покачал головой.
— Н-не... Не могу я с бумагами повсюду таскаться, мастер. У меня могут спереть. Или прочтет кто-нибудь... Или потеряю я. Или испачкаю. Тут такая хорошая бумага, мастер, — прямо загляденье... А я... Вот, мастер! — спохватился он. — Мы же одну вещь забыли! Придется снова все переписывать!