Страница:
в Киото, чтобы на прощанье позавтракать с цесаревичем. Предложение
принимается, но, когда император снова в Киото, оказывается, что наследник
не может с ним встретиться: врачи запретили ему сходить на берег. И японский
император пьет чашу унижения до дна: он поднимается на борт флагманского
корабля "Память Азова".
424
Веселый и отлично себя чувствующий цесаревич угощает его шампанским.
В том же направлении, что генерал Барятинский, действует на воображение
наследника и другой его спутник -- князь Эспер Ухтомский. Недурный
стихотворец, он переводит на русский язык бесчисленные оды прославляющих
Россию туземных поэтов и читает их цесаревичу. "Яркий свет луны обнимает всю
вселенную. Белого царя слава распространяется, как лунный свет." И сам
опьяненный этой восточной риторикой, Ухтомский патетически восклицает: "Да,
Россия -- предопределенный главарь и покровитель Азии!"
Все это западает в душу будущего царя, воспитанного если и не "в
атмосфере самоунижения и пассивного повиновения", то, во всяком случае, в
довольно бесцветной обстановке. "Белого царя обиталище Санкт-Петербург,
говорят -- в беломраморном дворце цари-государи пребывать изволят",--
льстиво поют в его честь на все лады туземные лиры, и контраст от этого
преклонения и блеска тем сильней, что стоит только цесаревичу перелистать
свой петербургский дневник, чтобы вспомнить свое времяпрепровождение в этом
"беломраморном" дворце.
Несостоятельная жизнь и тяжелая рука отца, властно и не особенно
ласково этой жизнью распоряжающегося. Здесь, на Дальнем Востоке, цесаревич
впервые сознает, кто он такой, какая судьба ему предназначена. В его тихую,
бесцветную жизнь впервые врываются сильные ощущения и яркие краски. И, может
быть, расположенная к этому, но спавшая до сих пор фантазия впервые "выходит
за пределы его огромного царства", когда он видит японского императора, чуть
ли не ждущего в передней, и слышит звонкие патетические слова: "Россия --
предопределенный главарь и покровитель Азии",-- говорящие о завоеваниях, о
военной славе, о гордой, блистательной императорской судьбе.
Цесаревич становится Николаем II, его "крошечная воля" -- волей
величайшей в мире страны. Смутные планы, неоформленные мечты о
распространении
425
"славы белого царя" куда-то в азиатскую глубь роятся в его голове.
Обстоятельства складываются так, что все этим смутным планам содействует.
После боксерского восстания по одному слову России Китай уступает ей целую
область. "Это так хорошо, что даже не верится",-- кладет Николай II
резолюцию на докладе об этой уступке.
Витте, который впоследствии назовет государя "главным, если не
единственным виновником позорнейшей и глупейшей войны" и политику его в
отношении Японии "кровавым мальчуганством",-- больше, чем кто-либо другой,
первое время подталкивает Николая II если не к самой войне, то в направлении
ее. Ему это удобно: занятый второстепенным, Востоком, Николай II не мешает
ему распоряжаться главным -- Россией. Когда Витте спохватывается, какую
опасную забаву он поощрял, его песенка (до портсмутского мира) спета:
"Особый комитет" с Безобразовым и Абазой вырос в страшную силу, и Плеве
открыто призывает к "маленькой победоносной войне". За кулисами всего этого
действует множество различно заинтересованных сил вплоть до Вильгельма II,
который еще в 1897 году посылает царю знаменитую телеграмму, бьющую -- без
промаха -- в ту же цель устремленного на восток царского честолюбия:
"Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого".
Электричество накопилось -- нужен только толчок, чтобы его разрядить. И
вот появляется болтливый, ловкий, обаятельный Безобразов. Он развязно стучит
папиросой о крышку предложенной царем папиросницы, поблескивает белыми
великолепными зубами, смотрит на царя весело, ясно, с какой-то почтительной
наглостью и картавым самоуверенным голосом твердит: "Одной мимикой, без
слов, мы завоюем Корею, одной мимикой, ваше императорское величество".
Безобразова вводит к царю великий князь Александр Михайлович, "добрый
Сандро", "милый Сандро", "очаровательный Сандро", муж сестры Ксении,
426
ближайший друг царя в первые годы царствования, потом ожесточенный
враг, опубликовавший в эмиграции довольно бессмысленные воспоминания;
главное зло царствования Николая II он видит в том, что покойный император
давал слишком мало воли великим князьям. С этим забавным утверждением можно
сопоставить фразу верховного маршала коронации графа Палена из доклада его о
Ходынке: "Катастрофы, подобные происшедшей, будут до тех пор повторяться,
пока ваше величество будет назначать на ответственные посты таких
безответственных людей, как их высочества великие князья". Такое обобщение,
конечно, несправедливо. Более ясно и точно обмолвился по этому поводу Витте:
"Слава Богу, не все великие князья Александры Михайловичи". У Александра
Михайловича есть друг и советник -- контр-адмирал Абаза, двоюродный брат
Безобразова.
Когда "полупомешанный Саша" явится из Женевы с готовым планом "лесных
концессий" и начнет искать ход к государю, он, естественно, обратится к
своему двоюродному брату, с которым он в отличных отношениях и который
занимает пост помощника начальника торгового мореплавания. Ведомство это, по
существу же лишнее, основано недавно по настоянию того же Александра
Михайловича, и начальником его на правах министра состоит он сам. Случайное
совпадение обстоятельств как нельзя лучше исполняет здесь роль рока. Пока
неуравновешенный фантазер сочиняет за границей свой проект, в России точно
по заказу создается маргариновое министерство, где он с его зятем будут
встречены и оценены самым благоприятным образом.
Если Александр Михайлович под эффектной романовской внешностью скрывает
довольно неопределенные нравственные черты, его друг Абаза --
просто-напросто темный интриган и делец. В недалеком будущем, после гибели
эскадры адмирала Рожественского, он предложит купить аргентинский флот для
усиления русского -- и отправится за этим в Аргентину под чужой фамилией,
сбрив для конспирации бороду и усы.
427
Флот приобретен не будет, но растрачены и украдены будут при этом
миллионы. Абаза, должно быть, знает, что делает, уговаривая великого князя
поддержать безобразовский проект и горячо приветствуя его сам.
Абаза представляет Александру Михайловичу своего двоюродного брата.
Великий князь, благосклонно выслушав устные объяснения Безобразова, берет
его щегольски переписанную и переплетенную в сафьян докладную записку и
отправляется с ней к царю. Спустя несколько дней Безобразова принимает царь.
Как и в истории с Клоповым, очень многое, если не все, зависит в эту минуту
от того, какое впечатление произведет на монарха отставной кавалергардский
ротмистр. Если отрицательное, кто знает--может быть, Николай II послушает не
Безобразова и Абазу, а уговаривающих его оставить Японию в покое Дурново,
Ламздорфа и Витте, склонится не на сторону легкомысленного Александра
Михайловича, а умного и осторожного великого князя Владимира. Но Безобразов
производит на государя самое лучшее впечатление -- японская война решена.
В декабре 1903 года переговоры с Японией достигают
предельного напряжения. Японский посланник Курино умоляет
министра иностранных дел Ламздорфа ускорить ответ на его ноты, которые
неделями остаются без ответа. Но Ламздорф бессилен: вся дипломатическая
переписка с Японией изъята из его ведения-- ее
на свой страх и риск ведет "Особый комитет". Курино добивается
личной встречи с царем, но Николай II для японского посла неизменно
"занят".
На новогоднем приеме дипломатического корпуса царь
произносит речь, в которой напоминает о мощи России и советует не
искушать ее миролюбия. Новый год открывается при петербургском дворе рядом
балов, маскарадов и приемов еще более великолепных, чем всегда. "Государь в
отличном настроении духа",-- отмечает в эти дни министр двора Фредерикс.
Японские миноносцы в ночь на 26 января атакуют у Порт-Артура
"Цесаревича", "Победу", "Ретвизан" --
428
"без предупреждения, не выждав даже ответных предложений
правительства", как гласит высочайший манифест. "Укус блохи" -- передают из
уст в уста брошенные государем по поводу этой атаки
слова. Куропаткин, бывший начальник штаба Скобелева, становится в позу
Белого генерала. Его торжественно провожают с бесчисленными иконами.
Эти иконы вместе с пианино и розовым шелковым одеялом Куропаткина скоро
будут выставлены в военном музее в Токио.
Настроение приподнятое: шапками закидаем. Плеве радуется "маленькой и
победоносной войне". Он счастлив, что "русский государь и ход истории
двинули большое русское дело назло английским пройдохам и жидовскому
капиталу". Витте в день объявления войны видит Николая II. У царя "выражение
и осанка победоносная". По всей стране происходят патриотические
манифестации--добрый русский народ от души радуется, что пришел случай
свести счеты с
ненавистными ему макаками. Шапками закидаем!
В девятнадцать лет Аня Танеева, высокая, полнокровная, с ярким
румянцем, с тяжелыми формами, кажется тридцатилетней женщиной.
По-своему она красива, но красота ее "слишком в русском вкусе", как
иронизируют при дворе. В самом деле, эта дородность, тяжелость, эти румяные
щеки и пышные пепельные волосы кажутся каким-то осколком московского
боярства, по ошибке попавшим в чопорный и элегантный петербургский свет. "В
ней нет ничего женственного,-- говорит сама императрица Александра
Федоровна.-- Ее ноги колоссальны и крайне
не аппетитны".
Аня Танеева, еще будучи подростком, всеми способами старается обратить
на себя внимание государыни. Она бродит часами по царскосельскому парку,
надеясь встретить царицу и поклониться ей. Через
429
своего отца, "главноуправляющего канцелярией Его Величества", имеющего
у государыни личный доклад, она посылает Александре Федоровне свои рукоделья
и рисунки. Тяжелая и неповоротливая, не умеющая танцевать и задыхающаяся в
корсете, она не пропускает ни одного бала с высочайшим присутствием. Цели,
поставленной себе, она в конце концов достигает. Правда, на балах, которые
она так усердно посещает, высочайшего внимания ей не удается привлечь, зато,
когда в конце сезона она тяжело заболеет, императрица будет осведомляться о
ее здоровье и пришлет ей цветы.
Этому вниманию со стороны императрицы она обязана следующим. Лежа с
отнявшимся языком в полузабытьи, почти приговоренная врачами к смерти, Аня
Танеева кое-как объясняет домашним, что желает видеть
о. Иоанна Кронштадтского. Батюшка к ней приезжает. Отслужив у постели
больной молебен о здравии, он берет к ужасу докторов и родных кружку воды и
окатывает Ане лицо.
Испуг окружающих напрасен: Иоанн Кронштадтский, оказывается, поступил
совершенно правильно. Больную передергивает резкая истерическая судорога, и
она открывает глаза. Увидев розовое властное лицо кронштадтского чудотворца,
склоненное над собой, Аня, улыбнувшись счастливой улыбкой, впадает в
глубокий сон. На следующий день жар спадает, слух и дар слова возвращаются.
Танеева начинает поправляться.
О случае этом как о чуде заговорили в окружении императрицы, и она,
неравнодушная ко всему загадочному, посылает Ане Танеевой привет и цветы.
Этим дело и кончается, но и это уже крупный шаг вперед. Когда летом,
"случайно" оказавшись в Неаполе с сестрой царицы вел<икой>
кн<ягиней> Елизаветой Федоровной, Аня просит последнюю
походатайствовать перед царицей о назначении ее фрейлиной, --
вел<икой> кн<ягине> Елизавете Федоровне будет легко исполнить
просьбу.
Царица помнит эту бедную девочку, которую спасла "вера", и охотно даст
ей фрейлинский шарф. Тане-
430
ева получает доступ ко двору. Принимают ее там холодно. Новая фрейлина,
неуклюжая и почти не говорящая по-французски, не нравится решительно никому.
Сразу все замечают ее повышенное, восторженное отношение к государыне. "Аня
Танеева, самая обыкновенная глупая петербургская барышня, влюбилась в
императрицу и вечно смотрит на нее медовыми глазами со вздохами "ах, ах!"."
Так рисуется Вырубова наблюдателю тех дней. Неумение говорить по-французски
и делать реверансы с лихвой уже тогда искупается в ней врожденным даром
притворства; внушить С.Ю. Витте, которому принадлежит фраза о "глупой
барышне", столь далекое от правды мнение о себе -- пример этого дара.
Двор встречает Танееву холодно. Царица говорит ей несколько приветливых
слов, дарит ей медальон и перестает ею интересоваться. Ее фрейлинские
обязанности сначала ограничиваются дежурствами на выходах и балах, потом ее
назначают чем-то вроде сиделки к парализованной княжне Орбелиани. Все это
очень далеко от того, к чему Танеева стремится, и ничто как будто не обещает
ей перемен к лучшему. Так обстоит дело в феврале 1905 года. А в сентябре
царица приглашает Танееву в морскую поездку в шхеры -- честь, оказываемая
только немногим избранным. После этой поездки, длящейся три недели,
Александра Федоровна протягивает ей руки со словами: "Благодарю Бога, что он
послал мне друга".
Уехав в шхеры незаметной городской фрейлиной, обыкновенной
петербургской барышней. Аня Танеева сходит с "Полярной звезды" самым близким
к государыне человеком. К этому внезапному сближению имеется ключ. Летом
1905 года Аня Танеева возобновляет знакомство с командиром Уланского ее
величества полка генералом Орловым.
Александр Афиногенович Орлов несколько лет тому назад--частый гость в
доме статс-секретаря Танеева, отца Ани. Орлов -- офицер конной гвардии,
делающий блестящую карьеру. В сорок лет он командир Уланского ее величества
полка, в сорок
431
четыре -- свитский генерал, командующий кавалерийской бригадой. Этот
рослый, стройный красавец с обаятельной светской улыбкой и никогда не
смеющимися ледяными глазами до 1905 года известен только в военной среде как
лихой кавалерист, неизменно отличающийся на маневрах и царскосельских
скачках. В 1905 году его имя пронеслось по всей России: во главе
карательного отряда генерал Орлов "огнем и мечом" проходил по Прибалтийскому
краю, наводя панику не только на население, но и на генерал-губернатора
Сологуба, который по телеграфу умоляет государя не пускать Орлова в Ригу.
Еще через три года Орлов умирает в Египте от чахотки, и смерть его
вызывает множество слухов, толков, пересудов, связанных с именем
императрицы.
Орлов -- человек скромного происхождения и без средств. Он бывает в
доме Танеева и до поры до времени даже дорожит этим знакомством. Танеевы не
богаты и не особенно родовиты, но все же это открытый петербургский дом.
Мать Ани, рожденная Толстая, имеет придворные связи, и сам Танеев занимает
чисто декоративный, но высокий пост "<главно>управляющего канцелярией
Его Величества".
Весь этот второстепенный блеск блекнет и теряет для Орлова цену после
его женитьбы на графине Стенбок-Фермор. Женитьба вводит его как равного в
тот замкнутый круг высшей петербургской знати, где никто не завидует
богатству, ибо все окружающие богаты и не заискивают перед чужим влиянием,
ибо влиятельны сами. Здесь нет ничего удивительного быть на "ты" с
государем, как Шереметев, или жениться на дочери великого князя, как
Строганов или Юсупов, и статс-секретарь Танеев со всеми его чинами и
положением здесь просто какой-то Танеев -- "чиновник средней руки".
Честолюбец и карьерист Орлов, поднявшись в высший общественный этаж,
забывает о тех, кто остался в среднем,-- они ему больше не интересны и не
нужны. Меньше всего, конечно, он склонен вспоминать об Ане. Она всегда была
для него неуклюжим большеглазым подростком с дурными манерами и без всякого
приданого.
432
Летом 1905 года они случайно сталкиваются в Петергофском дворце. Много
воды утекло. Жена Орлова умерла тридцати двух лет от рода скоротечной
чахотки. В обществе помнят, что хрупкий организм прелестной Орловой не вынес
излишеств, к которым приучил ее муж. Их короткая семейная жизнь была
счастливой, но для полноты семейного счастья Орлову понадобились наркотики.
После смерти жены Орлов начинает расшвыривать в безумных кутежах ее
наследство, и дело доходит до того, что старая графиня Стенбок, охраняя
внуков и двух сыновей, грозит ему опекой.
Теперь, когда Танеева и Орлов встречаются, Орлов уже успокоился,
остепенился, и жизнь его, по крайней мере внешне, вошла в обычную колею
блестящего гвардейца и светского человека. Он заметно постарел. Резкая
складка легла у краев красивого рта, светлые ледяные глаза смотрят еще
жестче, в редких волосах блестит ранняя седина. С внимательным любопытством
он смотрит на ставшую взрослой Аню Танееву. Как женщина она ему ничуть не
нравится, но что-то в ней интригует Орлова. Она скромна и застенчива, но у
командира улан ее величества слишком опытный глаз: глупой петербургской
барышней, "самой обыкновенной", ее он не сочтет.
Они вместе выходят из дворца, вместе идут по пустынному торжественному
парку. Что-то в Ане Танеевой влечет Орлова. Он знает что. Может быть, и она
знает. Их глаза--его "ледяные", ее "медовые" -- понимающе встречаются. Они
идут, вспоминая прошлое, болтая о светских пустяках. Но у обоих на губах имя
императрицы -- и неважно, кто первый его произнесет.
В доме статс-секретаря Танеева радостное смятение. Государыня прислала
нарочного с просьбой отпустить Аню с ней в морскую поездку по шхерам. Старик
Танеев сам укладывает чемодан дочери, заискивая, ухаживает за ней. Такая
честь. Честь действительно исключительная. В эти поездки на императорской
яхте приглашаются только немногие избранные,
433
и такое приглашение важнее всякой награды. Это путь к самому сердцу
власти.
"Полярная звезда" снимается с якоря. Погода "лейб-гвардии
петергофская", как шучивал император Николай Павлович. Море спокойно, солнце
сияет, медь и красное дерево великолепной яхты нарядно блестят. "Вы теперь
абонированы ездить с нами",-- улыбаясь, говорит Ане Танеевой государь, и
дымок его душистой папироски тянется в воздух. У Танеевой "от волнения
леденеют руки". Ничего -- они скоро перестанут леденеть.
Общество, собравшееся на борту "Полярной звезды", -- немногочисленно.
Царь, царица, морской министр Бирилев, несколько флигель-адъютантов и
флаг-офицеров и, конечно, генерал Орлов. Этот последний вносит в
непринужденную обстановку увеселительной поездки без чинов и придворного
этикета легкий холодок байронизма. Это его обычная, давно наигранная, давно
испытанная манера. Он величаво спокоен, любезно грустен. Фигура его резко
выделяется среди окружающих. Государь кажется перед ним низкорослым, адмирал
Бирилев комическим, флигель-адъютант Оболенский карикатурно-хлыщеватым.
Единственный, кто здесь красотой и осанкой ему под пару,-- это сама царица.
После ужина царь, откинувшись в шезлонге, весело хохочет над еврейскими
анекдотами, которые с ужимками рассказывает ему адмирал, молодые офицеры
курят и пьют ликеры. Аня Танеева, еще не освоившаяся с обстановкой, робко
жмется к гофлектрисе Шнейдер. Царицы на палубе нет. В полутемной каюте, с не
женской силой ударяя по клавишам, она играет Бетховена. Орлов сидит поодаль,
и царица чувствует на своем лице его пристальный грустный взгляд. Она
чувствует этот взгляд и тогда, когда Орлова нет рядом. Впервые
Александра Федоровна встречает Орлова в 1889 году. Ужасный год, о котором
она хотела бы совсем забыть. Петергоф, душное лето с грозами
и ливнями. После нескольких дней томительной неопреде-
434
ленности -- признают или не признают подходящей невестой--страшный,
давно предчувствуемый и все же кажущийся невероятным провал. День отъезда в
Ильинское, оттуда в Англию -- назначен, все кончено. Каменная улыбка
матери-царицы, растерянное лицо наследника. И -- как в бреду -- гремит
военная музыка, вьются трехцветные флаги, бьют фонтаны, сияют золоченые
статуи, оттеняя ее унижение.
В светской толпе, еще недавно лебезившей перед будущей царицей и
теперь, когда стало известно, что кандидатура ее провалилась, заметно к ней
охладевшей, один человек удваивает к принцессе Алисе почтительность и
внимание. Это Орлов. Сталкиваются они мало, и промежуток до отъезда короток,
но что-то, что красноречивей слов, сквозит в лице этого двадцатисемилетнего
офицера, когда он приветствует принцессу Алису в парке, подает ей стул или
грустно смотрит в окно ее отъезжающего вагона, вытянувшись и приложив
руку к красному околышу конногвардейской фуражки. Как ни
мимолетно все это -- принцесса Алиса запомнит Орлова навсегда. Спустя
шесть лет, в дни коронации, она узнает его в конном строю сводного
гвардейского эскадрона и, нарушая этикет, улыбается и
кивает ему. В Петербурге по желанию молодой царицы Орлова
переводят в ее собственный уланский полк, назначают флигель-адъютантом,
и, когда царская чета появляется в полковом собрании,
все обращают внимание, что царь и царица обращаются с молодым офицером
как с близким знакомым. Начинается стремительное восхождение звезды Орлова
при петербургском дворе.
Карьера Орлова блестяща, но он ею недоволен. С царской семьей его
связывает исключительная, вызывающая зависть и сплетни близость, но Орлову
этой близости мало. Чего же он добивается? Что-то во
взгляде, улыбке, интонациях государыни как будто дает ему надежду --
в то же время он твердо знает, что надежда эта никогда не осуществится.
А ловко пущенная кем-то клевета уже делает свое дело. Эти толки сводят
Орлова с ума. Кокаинист, неврастеник, он сам
435
не знает, оскорбляют или радуют его эти толки. Во всяком случае, они
его возбуждают, заставляя терять остатки душевного равновесия.
Давая совет государыне пригласить Аню Танееву в поездку, всячески
содействуя сближению их, генерал Орлов преследует вполне ясную цель. Он уже
проводил во дворец деревенскую пророчицу Дарью Осипову, рассчитывая через
нее повлиять на волю царицы. Теперь он из "обыкновенной русской барышни"
создает будущую Вырубову, роковую для династии и России временщицу--"лучшего
друга царицы".
Всем при дворе известно, что путь к сердцу Александры Федоровны короче
и верней всего -- через всевозможных кликуш, юродивых, истеричек, одержимых,
действующих на нее неотразимо, как желанный дурман. Орлов и избирает этот
вернейший и кратчайший путь. Но он ошибается в расчете, думая, что Аня
Танеева будет его сообщницей: использовав его влияние при дворе, она холодно
от него отвернется. У нее собственный путь. Он гораздо сложней и гуманней,
цель, которая маячат перед ней, еще не ясна ей самой. Но положение ее много
выигрышней, и шансов на успех у нее неизмеримо больше: Орловым движет слепая
страсть, Аней Танеевой -- инстинкт лживой, властной, бездушной истерички.
В Виндзоре, во время сватовства, наследник шутя спрашивает принцессу
Алису, какой женой собирается она ему быть. Она отвечает строчкой английских
стихов:
"Верной, любящей, преданной, чистой и сильной,
как смерть".
Это не пустые слова. Здесь все в точности соответствует душевному
складу будущей русской царицы. В устах принцессы Алисы эти слова звучат не
только программой будущей жизни, но и торжественной клятвой эту программу
исполнить. Царица никогда от нее и не отступит. Но самая верная жена может
быть не удовлетворена душевно, самая любящая может ску-
436
чать, не находя поддержки в муже, инстинктивно искать иной опоры.
Царица грустна и одинока--ей нужна рука, на которую можно опереться, сердце,
преданное до конца. "Вот это сердце, эта рука!" -- твердит красноречивое
молчание Орлова. "Вот она!" -- шепчет, как
эхо, как комар над ухом, вкрадчивый льстивый голос Ани Танеевой.
Все, о чем мечтала принцесса Алиса, как будто целиком сбылось.
Она--императрица всероссийская. Внешне -- блеск, преклонение, безграничная
царская власть, безграничный простор самодержавной России; внутри, для
себя,-- тихий семейный очаг, уют, "полное счастье на земле", как отмечает в
дневнике государь. Но среди этого внешнего блеска, среди этого семейного
тепла: "Я плачу и мучусь целыми днями",-- жалуется царица своей немецкой
подруге графине Ранцау.
Она плачет и мучается, отношения ее с мужем неровные. "Когда я бываю
усталой, я тебе резко отвечаю, прости мне, любимый, каждое резкое слово",--
признается она.
"Когда бываю усталой". Но усталой она бывает почти всегда: целыми днями
лежит на кушетке, не выходит к обеду, постоянно жалуется на головную боль.
Все ей не нравится, раздражает, не так, не вкусно. "У всех чай вкусней, чем
у нас, и больше разнообразия",-- говорит она о том самом интимном
пятичасовом чае, который для Николая II отдых, развлечение, "самое приятное
время дня", о наступлении которого он мечтает во время утомительных
государственных дел.
Александра Федоровна искренно любит государя, целиком предана ему. Но
они разные, слишком разные люди. Она экзальтирована, восторженна,
романтична. Она думает о любви патетическими фразами английских романов,
исписав ими вдоль и поперек сухой, сдержанный дневник государя. "Я мечтаю о
поцелуях, которые остаются навсегда." "Бьют часы на крепостной башне и
принимается, но, когда император снова в Киото, оказывается, что наследник
не может с ним встретиться: врачи запретили ему сходить на берег. И японский
император пьет чашу унижения до дна: он поднимается на борт флагманского
корабля "Память Азова".
424
Веселый и отлично себя чувствующий цесаревич угощает его шампанским.
В том же направлении, что генерал Барятинский, действует на воображение
наследника и другой его спутник -- князь Эспер Ухтомский. Недурный
стихотворец, он переводит на русский язык бесчисленные оды прославляющих
Россию туземных поэтов и читает их цесаревичу. "Яркий свет луны обнимает всю
вселенную. Белого царя слава распространяется, как лунный свет." И сам
опьяненный этой восточной риторикой, Ухтомский патетически восклицает: "Да,
Россия -- предопределенный главарь и покровитель Азии!"
Все это западает в душу будущего царя, воспитанного если и не "в
атмосфере самоунижения и пассивного повиновения", то, во всяком случае, в
довольно бесцветной обстановке. "Белого царя обиталище Санкт-Петербург,
говорят -- в беломраморном дворце цари-государи пребывать изволят",--
льстиво поют в его честь на все лады туземные лиры, и контраст от этого
преклонения и блеска тем сильней, что стоит только цесаревичу перелистать
свой петербургский дневник, чтобы вспомнить свое времяпрепровождение в этом
"беломраморном" дворце.
Несостоятельная жизнь и тяжелая рука отца, властно и не особенно
ласково этой жизнью распоряжающегося. Здесь, на Дальнем Востоке, цесаревич
впервые сознает, кто он такой, какая судьба ему предназначена. В его тихую,
бесцветную жизнь впервые врываются сильные ощущения и яркие краски. И, может
быть, расположенная к этому, но спавшая до сих пор фантазия впервые "выходит
за пределы его огромного царства", когда он видит японского императора, чуть
ли не ждущего в передней, и слышит звонкие патетические слова: "Россия --
предопределенный главарь и покровитель Азии",-- говорящие о завоеваниях, о
военной славе, о гордой, блистательной императорской судьбе.
Цесаревич становится Николаем II, его "крошечная воля" -- волей
величайшей в мире страны. Смутные планы, неоформленные мечты о
распространении
425
"славы белого царя" куда-то в азиатскую глубь роятся в его голове.
Обстоятельства складываются так, что все этим смутным планам содействует.
После боксерского восстания по одному слову России Китай уступает ей целую
область. "Это так хорошо, что даже не верится",-- кладет Николай II
резолюцию на докладе об этой уступке.
Витте, который впоследствии назовет государя "главным, если не
единственным виновником позорнейшей и глупейшей войны" и политику его в
отношении Японии "кровавым мальчуганством",-- больше, чем кто-либо другой,
первое время подталкивает Николая II если не к самой войне, то в направлении
ее. Ему это удобно: занятый второстепенным, Востоком, Николай II не мешает
ему распоряжаться главным -- Россией. Когда Витте спохватывается, какую
опасную забаву он поощрял, его песенка (до портсмутского мира) спета:
"Особый комитет" с Безобразовым и Абазой вырос в страшную силу, и Плеве
открыто призывает к "маленькой победоносной войне". За кулисами всего этого
действует множество различно заинтересованных сил вплоть до Вильгельма II,
который еще в 1897 году посылает царю знаменитую телеграмму, бьющую -- без
промаха -- в ту же цель устремленного на восток царского честолюбия:
"Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого".
Электричество накопилось -- нужен только толчок, чтобы его разрядить. И
вот появляется болтливый, ловкий, обаятельный Безобразов. Он развязно стучит
папиросой о крышку предложенной царем папиросницы, поблескивает белыми
великолепными зубами, смотрит на царя весело, ясно, с какой-то почтительной
наглостью и картавым самоуверенным голосом твердит: "Одной мимикой, без
слов, мы завоюем Корею, одной мимикой, ваше императорское величество".
Безобразова вводит к царю великий князь Александр Михайлович, "добрый
Сандро", "милый Сандро", "очаровательный Сандро", муж сестры Ксении,
426
ближайший друг царя в первые годы царствования, потом ожесточенный
враг, опубликовавший в эмиграции довольно бессмысленные воспоминания;
главное зло царствования Николая II он видит в том, что покойный император
давал слишком мало воли великим князьям. С этим забавным утверждением можно
сопоставить фразу верховного маршала коронации графа Палена из доклада его о
Ходынке: "Катастрофы, подобные происшедшей, будут до тех пор повторяться,
пока ваше величество будет назначать на ответственные посты таких
безответственных людей, как их высочества великие князья". Такое обобщение,
конечно, несправедливо. Более ясно и точно обмолвился по этому поводу Витте:
"Слава Богу, не все великие князья Александры Михайловичи". У Александра
Михайловича есть друг и советник -- контр-адмирал Абаза, двоюродный брат
Безобразова.
Когда "полупомешанный Саша" явится из Женевы с готовым планом "лесных
концессий" и начнет искать ход к государю, он, естественно, обратится к
своему двоюродному брату, с которым он в отличных отношениях и который
занимает пост помощника начальника торгового мореплавания. Ведомство это, по
существу же лишнее, основано недавно по настоянию того же Александра
Михайловича, и начальником его на правах министра состоит он сам. Случайное
совпадение обстоятельств как нельзя лучше исполняет здесь роль рока. Пока
неуравновешенный фантазер сочиняет за границей свой проект, в России точно
по заказу создается маргариновое министерство, где он с его зятем будут
встречены и оценены самым благоприятным образом.
Если Александр Михайлович под эффектной романовской внешностью скрывает
довольно неопределенные нравственные черты, его друг Абаза --
просто-напросто темный интриган и делец. В недалеком будущем, после гибели
эскадры адмирала Рожественского, он предложит купить аргентинский флот для
усиления русского -- и отправится за этим в Аргентину под чужой фамилией,
сбрив для конспирации бороду и усы.
427
Флот приобретен не будет, но растрачены и украдены будут при этом
миллионы. Абаза, должно быть, знает, что делает, уговаривая великого князя
поддержать безобразовский проект и горячо приветствуя его сам.
Абаза представляет Александру Михайловичу своего двоюродного брата.
Великий князь, благосклонно выслушав устные объяснения Безобразова, берет
его щегольски переписанную и переплетенную в сафьян докладную записку и
отправляется с ней к царю. Спустя несколько дней Безобразова принимает царь.
Как и в истории с Клоповым, очень многое, если не все, зависит в эту минуту
от того, какое впечатление произведет на монарха отставной кавалергардский
ротмистр. Если отрицательное, кто знает--может быть, Николай II послушает не
Безобразова и Абазу, а уговаривающих его оставить Японию в покое Дурново,
Ламздорфа и Витте, склонится не на сторону легкомысленного Александра
Михайловича, а умного и осторожного великого князя Владимира. Но Безобразов
производит на государя самое лучшее впечатление -- японская война решена.
В декабре 1903 года переговоры с Японией достигают
предельного напряжения. Японский посланник Курино умоляет
министра иностранных дел Ламздорфа ускорить ответ на его ноты, которые
неделями остаются без ответа. Но Ламздорф бессилен: вся дипломатическая
переписка с Японией изъята из его ведения-- ее
на свой страх и риск ведет "Особый комитет". Курино добивается
личной встречи с царем, но Николай II для японского посла неизменно
"занят".
На новогоднем приеме дипломатического корпуса царь
произносит речь, в которой напоминает о мощи России и советует не
искушать ее миролюбия. Новый год открывается при петербургском дворе рядом
балов, маскарадов и приемов еще более великолепных, чем всегда. "Государь в
отличном настроении духа",-- отмечает в эти дни министр двора Фредерикс.
Японские миноносцы в ночь на 26 января атакуют у Порт-Артура
"Цесаревича", "Победу", "Ретвизан" --
428
"без предупреждения, не выждав даже ответных предложений
правительства", как гласит высочайший манифест. "Укус блохи" -- передают из
уст в уста брошенные государем по поводу этой атаки
слова. Куропаткин, бывший начальник штаба Скобелева, становится в позу
Белого генерала. Его торжественно провожают с бесчисленными иконами.
Эти иконы вместе с пианино и розовым шелковым одеялом Куропаткина скоро
будут выставлены в военном музее в Токио.
Настроение приподнятое: шапками закидаем. Плеве радуется "маленькой и
победоносной войне". Он счастлив, что "русский государь и ход истории
двинули большое русское дело назло английским пройдохам и жидовскому
капиталу". Витте в день объявления войны видит Николая II. У царя "выражение
и осанка победоносная". По всей стране происходят патриотические
манифестации--добрый русский народ от души радуется, что пришел случай
свести счеты с
ненавистными ему макаками. Шапками закидаем!
В девятнадцать лет Аня Танеева, высокая, полнокровная, с ярким
румянцем, с тяжелыми формами, кажется тридцатилетней женщиной.
По-своему она красива, но красота ее "слишком в русском вкусе", как
иронизируют при дворе. В самом деле, эта дородность, тяжелость, эти румяные
щеки и пышные пепельные волосы кажутся каким-то осколком московского
боярства, по ошибке попавшим в чопорный и элегантный петербургский свет. "В
ней нет ничего женственного,-- говорит сама императрица Александра
Федоровна.-- Ее ноги колоссальны и крайне
не аппетитны".
Аня Танеева, еще будучи подростком, всеми способами старается обратить
на себя внимание государыни. Она бродит часами по царскосельскому парку,
надеясь встретить царицу и поклониться ей. Через
429
своего отца, "главноуправляющего канцелярией Его Величества", имеющего
у государыни личный доклад, она посылает Александре Федоровне свои рукоделья
и рисунки. Тяжелая и неповоротливая, не умеющая танцевать и задыхающаяся в
корсете, она не пропускает ни одного бала с высочайшим присутствием. Цели,
поставленной себе, она в конце концов достигает. Правда, на балах, которые
она так усердно посещает, высочайшего внимания ей не удается привлечь, зато,
когда в конце сезона она тяжело заболеет, императрица будет осведомляться о
ее здоровье и пришлет ей цветы.
Этому вниманию со стороны императрицы она обязана следующим. Лежа с
отнявшимся языком в полузабытьи, почти приговоренная врачами к смерти, Аня
Танеева кое-как объясняет домашним, что желает видеть
о. Иоанна Кронштадтского. Батюшка к ней приезжает. Отслужив у постели
больной молебен о здравии, он берет к ужасу докторов и родных кружку воды и
окатывает Ане лицо.
Испуг окружающих напрасен: Иоанн Кронштадтский, оказывается, поступил
совершенно правильно. Больную передергивает резкая истерическая судорога, и
она открывает глаза. Увидев розовое властное лицо кронштадтского чудотворца,
склоненное над собой, Аня, улыбнувшись счастливой улыбкой, впадает в
глубокий сон. На следующий день жар спадает, слух и дар слова возвращаются.
Танеева начинает поправляться.
О случае этом как о чуде заговорили в окружении императрицы, и она,
неравнодушная ко всему загадочному, посылает Ане Танеевой привет и цветы.
Этим дело и кончается, но и это уже крупный шаг вперед. Когда летом,
"случайно" оказавшись в Неаполе с сестрой царицы вел<икой>
кн<ягиней> Елизаветой Федоровной, Аня просит последнюю
походатайствовать перед царицей о назначении ее фрейлиной, --
вел<икой> кн<ягине> Елизавете Федоровне будет легко исполнить
просьбу.
Царица помнит эту бедную девочку, которую спасла "вера", и охотно даст
ей фрейлинский шарф. Тане-
430
ева получает доступ ко двору. Принимают ее там холодно. Новая фрейлина,
неуклюжая и почти не говорящая по-французски, не нравится решительно никому.
Сразу все замечают ее повышенное, восторженное отношение к государыне. "Аня
Танеева, самая обыкновенная глупая петербургская барышня, влюбилась в
императрицу и вечно смотрит на нее медовыми глазами со вздохами "ах, ах!"."
Так рисуется Вырубова наблюдателю тех дней. Неумение говорить по-французски
и делать реверансы с лихвой уже тогда искупается в ней врожденным даром
притворства; внушить С.Ю. Витте, которому принадлежит фраза о "глупой
барышне", столь далекое от правды мнение о себе -- пример этого дара.
Двор встречает Танееву холодно. Царица говорит ей несколько приветливых
слов, дарит ей медальон и перестает ею интересоваться. Ее фрейлинские
обязанности сначала ограничиваются дежурствами на выходах и балах, потом ее
назначают чем-то вроде сиделки к парализованной княжне Орбелиани. Все это
очень далеко от того, к чему Танеева стремится, и ничто как будто не обещает
ей перемен к лучшему. Так обстоит дело в феврале 1905 года. А в сентябре
царица приглашает Танееву в морскую поездку в шхеры -- честь, оказываемая
только немногим избранным. После этой поездки, длящейся три недели,
Александра Федоровна протягивает ей руки со словами: "Благодарю Бога, что он
послал мне друга".
Уехав в шхеры незаметной городской фрейлиной, обыкновенной
петербургской барышней. Аня Танеева сходит с "Полярной звезды" самым близким
к государыне человеком. К этому внезапному сближению имеется ключ. Летом
1905 года Аня Танеева возобновляет знакомство с командиром Уланского ее
величества полка генералом Орловым.
Александр Афиногенович Орлов несколько лет тому назад--частый гость в
доме статс-секретаря Танеева, отца Ани. Орлов -- офицер конной гвардии,
делающий блестящую карьеру. В сорок лет он командир Уланского ее величества
полка, в сорок
431
четыре -- свитский генерал, командующий кавалерийской бригадой. Этот
рослый, стройный красавец с обаятельной светской улыбкой и никогда не
смеющимися ледяными глазами до 1905 года известен только в военной среде как
лихой кавалерист, неизменно отличающийся на маневрах и царскосельских
скачках. В 1905 году его имя пронеслось по всей России: во главе
карательного отряда генерал Орлов "огнем и мечом" проходил по Прибалтийскому
краю, наводя панику не только на население, но и на генерал-губернатора
Сологуба, который по телеграфу умоляет государя не пускать Орлова в Ригу.
Еще через три года Орлов умирает в Египте от чахотки, и смерть его
вызывает множество слухов, толков, пересудов, связанных с именем
императрицы.
Орлов -- человек скромного происхождения и без средств. Он бывает в
доме Танеева и до поры до времени даже дорожит этим знакомством. Танеевы не
богаты и не особенно родовиты, но все же это открытый петербургский дом.
Мать Ани, рожденная Толстая, имеет придворные связи, и сам Танеев занимает
чисто декоративный, но высокий пост "<главно>управляющего канцелярией
Его Величества".
Весь этот второстепенный блеск блекнет и теряет для Орлова цену после
его женитьбы на графине Стенбок-Фермор. Женитьба вводит его как равного в
тот замкнутый круг высшей петербургской знати, где никто не завидует
богатству, ибо все окружающие богаты и не заискивают перед чужим влиянием,
ибо влиятельны сами. Здесь нет ничего удивительного быть на "ты" с
государем, как Шереметев, или жениться на дочери великого князя, как
Строганов или Юсупов, и статс-секретарь Танеев со всеми его чинами и
положением здесь просто какой-то Танеев -- "чиновник средней руки".
Честолюбец и карьерист Орлов, поднявшись в высший общественный этаж,
забывает о тех, кто остался в среднем,-- они ему больше не интересны и не
нужны. Меньше всего, конечно, он склонен вспоминать об Ане. Она всегда была
для него неуклюжим большеглазым подростком с дурными манерами и без всякого
приданого.
432
Летом 1905 года они случайно сталкиваются в Петергофском дворце. Много
воды утекло. Жена Орлова умерла тридцати двух лет от рода скоротечной
чахотки. В обществе помнят, что хрупкий организм прелестной Орловой не вынес
излишеств, к которым приучил ее муж. Их короткая семейная жизнь была
счастливой, но для полноты семейного счастья Орлову понадобились наркотики.
После смерти жены Орлов начинает расшвыривать в безумных кутежах ее
наследство, и дело доходит до того, что старая графиня Стенбок, охраняя
внуков и двух сыновей, грозит ему опекой.
Теперь, когда Танеева и Орлов встречаются, Орлов уже успокоился,
остепенился, и жизнь его, по крайней мере внешне, вошла в обычную колею
блестящего гвардейца и светского человека. Он заметно постарел. Резкая
складка легла у краев красивого рта, светлые ледяные глаза смотрят еще
жестче, в редких волосах блестит ранняя седина. С внимательным любопытством
он смотрит на ставшую взрослой Аню Танееву. Как женщина она ему ничуть не
нравится, но что-то в ней интригует Орлова. Она скромна и застенчива, но у
командира улан ее величества слишком опытный глаз: глупой петербургской
барышней, "самой обыкновенной", ее он не сочтет.
Они вместе выходят из дворца, вместе идут по пустынному торжественному
парку. Что-то в Ане Танеевой влечет Орлова. Он знает что. Может быть, и она
знает. Их глаза--его "ледяные", ее "медовые" -- понимающе встречаются. Они
идут, вспоминая прошлое, болтая о светских пустяках. Но у обоих на губах имя
императрицы -- и неважно, кто первый его произнесет.
В доме статс-секретаря Танеева радостное смятение. Государыня прислала
нарочного с просьбой отпустить Аню с ней в морскую поездку по шхерам. Старик
Танеев сам укладывает чемодан дочери, заискивая, ухаживает за ней. Такая
честь. Честь действительно исключительная. В эти поездки на императорской
яхте приглашаются только немногие избранные,
433
и такое приглашение важнее всякой награды. Это путь к самому сердцу
власти.
"Полярная звезда" снимается с якоря. Погода "лейб-гвардии
петергофская", как шучивал император Николай Павлович. Море спокойно, солнце
сияет, медь и красное дерево великолепной яхты нарядно блестят. "Вы теперь
абонированы ездить с нами",-- улыбаясь, говорит Ане Танеевой государь, и
дымок его душистой папироски тянется в воздух. У Танеевой "от волнения
леденеют руки". Ничего -- они скоро перестанут леденеть.
Общество, собравшееся на борту "Полярной звезды", -- немногочисленно.
Царь, царица, морской министр Бирилев, несколько флигель-адъютантов и
флаг-офицеров и, конечно, генерал Орлов. Этот последний вносит в
непринужденную обстановку увеселительной поездки без чинов и придворного
этикета легкий холодок байронизма. Это его обычная, давно наигранная, давно
испытанная манера. Он величаво спокоен, любезно грустен. Фигура его резко
выделяется среди окружающих. Государь кажется перед ним низкорослым, адмирал
Бирилев комическим, флигель-адъютант Оболенский карикатурно-хлыщеватым.
Единственный, кто здесь красотой и осанкой ему под пару,-- это сама царица.
После ужина царь, откинувшись в шезлонге, весело хохочет над еврейскими
анекдотами, которые с ужимками рассказывает ему адмирал, молодые офицеры
курят и пьют ликеры. Аня Танеева, еще не освоившаяся с обстановкой, робко
жмется к гофлектрисе Шнейдер. Царицы на палубе нет. В полутемной каюте, с не
женской силой ударяя по клавишам, она играет Бетховена. Орлов сидит поодаль,
и царица чувствует на своем лице его пристальный грустный взгляд. Она
чувствует этот взгляд и тогда, когда Орлова нет рядом. Впервые
Александра Федоровна встречает Орлова в 1889 году. Ужасный год, о котором
она хотела бы совсем забыть. Петергоф, душное лето с грозами
и ливнями. После нескольких дней томительной неопреде-
434
ленности -- признают или не признают подходящей невестой--страшный,
давно предчувствуемый и все же кажущийся невероятным провал. День отъезда в
Ильинское, оттуда в Англию -- назначен, все кончено. Каменная улыбка
матери-царицы, растерянное лицо наследника. И -- как в бреду -- гремит
военная музыка, вьются трехцветные флаги, бьют фонтаны, сияют золоченые
статуи, оттеняя ее унижение.
В светской толпе, еще недавно лебезившей перед будущей царицей и
теперь, когда стало известно, что кандидатура ее провалилась, заметно к ней
охладевшей, один человек удваивает к принцессе Алисе почтительность и
внимание. Это Орлов. Сталкиваются они мало, и промежуток до отъезда короток,
но что-то, что красноречивей слов, сквозит в лице этого двадцатисемилетнего
офицера, когда он приветствует принцессу Алису в парке, подает ей стул или
грустно смотрит в окно ее отъезжающего вагона, вытянувшись и приложив
руку к красному околышу конногвардейской фуражки. Как ни
мимолетно все это -- принцесса Алиса запомнит Орлова навсегда. Спустя
шесть лет, в дни коронации, она узнает его в конном строю сводного
гвардейского эскадрона и, нарушая этикет, улыбается и
кивает ему. В Петербурге по желанию молодой царицы Орлова
переводят в ее собственный уланский полк, назначают флигель-адъютантом,
и, когда царская чета появляется в полковом собрании,
все обращают внимание, что царь и царица обращаются с молодым офицером
как с близким знакомым. Начинается стремительное восхождение звезды Орлова
при петербургском дворе.
Карьера Орлова блестяща, но он ею недоволен. С царской семьей его
связывает исключительная, вызывающая зависть и сплетни близость, но Орлову
этой близости мало. Чего же он добивается? Что-то во
взгляде, улыбке, интонациях государыни как будто дает ему надежду --
в то же время он твердо знает, что надежда эта никогда не осуществится.
А ловко пущенная кем-то клевета уже делает свое дело. Эти толки сводят
Орлова с ума. Кокаинист, неврастеник, он сам
435
не знает, оскорбляют или радуют его эти толки. Во всяком случае, они
его возбуждают, заставляя терять остатки душевного равновесия.
Давая совет государыне пригласить Аню Танееву в поездку, всячески
содействуя сближению их, генерал Орлов преследует вполне ясную цель. Он уже
проводил во дворец деревенскую пророчицу Дарью Осипову, рассчитывая через
нее повлиять на волю царицы. Теперь он из "обыкновенной русской барышни"
создает будущую Вырубову, роковую для династии и России временщицу--"лучшего
друга царицы".
Всем при дворе известно, что путь к сердцу Александры Федоровны короче
и верней всего -- через всевозможных кликуш, юродивых, истеричек, одержимых,
действующих на нее неотразимо, как желанный дурман. Орлов и избирает этот
вернейший и кратчайший путь. Но он ошибается в расчете, думая, что Аня
Танеева будет его сообщницей: использовав его влияние при дворе, она холодно
от него отвернется. У нее собственный путь. Он гораздо сложней и гуманней,
цель, которая маячат перед ней, еще не ясна ей самой. Но положение ее много
выигрышней, и шансов на успех у нее неизмеримо больше: Орловым движет слепая
страсть, Аней Танеевой -- инстинкт лживой, властной, бездушной истерички.
В Виндзоре, во время сватовства, наследник шутя спрашивает принцессу
Алису, какой женой собирается она ему быть. Она отвечает строчкой английских
стихов:
"Верной, любящей, преданной, чистой и сильной,
как смерть".
Это не пустые слова. Здесь все в точности соответствует душевному
складу будущей русской царицы. В устах принцессы Алисы эти слова звучат не
только программой будущей жизни, но и торжественной клятвой эту программу
исполнить. Царица никогда от нее и не отступит. Но самая верная жена может
быть не удовлетворена душевно, самая любящая может ску-
436
чать, не находя поддержки в муже, инстинктивно искать иной опоры.
Царица грустна и одинока--ей нужна рука, на которую можно опереться, сердце,
преданное до конца. "Вот это сердце, эта рука!" -- твердит красноречивое
молчание Орлова. "Вот она!" -- шепчет, как
эхо, как комар над ухом, вкрадчивый льстивый голос Ани Танеевой.
Все, о чем мечтала принцесса Алиса, как будто целиком сбылось.
Она--императрица всероссийская. Внешне -- блеск, преклонение, безграничная
царская власть, безграничный простор самодержавной России; внутри, для
себя,-- тихий семейный очаг, уют, "полное счастье на земле", как отмечает в
дневнике государь. Но среди этого внешнего блеска, среди этого семейного
тепла: "Я плачу и мучусь целыми днями",-- жалуется царица своей немецкой
подруге графине Ранцау.
Она плачет и мучается, отношения ее с мужем неровные. "Когда я бываю
усталой, я тебе резко отвечаю, прости мне, любимый, каждое резкое слово",--
признается она.
"Когда бываю усталой". Но усталой она бывает почти всегда: целыми днями
лежит на кушетке, не выходит к обеду, постоянно жалуется на головную боль.
Все ей не нравится, раздражает, не так, не вкусно. "У всех чай вкусней, чем
у нас, и больше разнообразия",-- говорит она о том самом интимном
пятичасовом чае, который для Николая II отдых, развлечение, "самое приятное
время дня", о наступлении которого он мечтает во время утомительных
государственных дел.
Александра Федоровна искренно любит государя, целиком предана ему. Но
они разные, слишком разные люди. Она экзальтирована, восторженна,
романтична. Она думает о любви патетическими фразами английских романов,
исписав ими вдоль и поперек сухой, сдержанный дневник государя. "Я мечтаю о
поцелуях, которые остаются навсегда." "Бьют часы на крепостной башне и