Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
---------------------------------------------------------------
Воспроизведено по книге:
Георгий Иванов "Собрание сочинений в трех томах", Том второй
Проза
Москва, "Согласие", 1994
OCR-Евсей Зельдин
---------------------------------------------------------------
О "КНИГЕ О ПОСЛЕДНЕМ ЦАРСТВОВАНИИ"
Георгия ВладимировичаИванова (1894-1958 гг.)
Воспроизводится по тексту, опубликованному в виде отдельных очерков в
Сег в 1933 г.
Глава "За гробом Александра III" с подзаголовком "Отрывок из
готовящейся к печати книги о последнем царствовании" была опубликована в No
126. Глава "Предшественник Распутина" с тем же подзаголовком -- в No 140,
142. "Коронация Николая II" с подзаголовком "Отрывок из готовящейся книги"
-- в No 154. "Ходынка" с тем же подзаголовком -- в No 173, 174. "Высочайшие
будни" с добавлением редакционного подзаголовка, как это часто
практиковалось в Сег, напечатана в No 208. Подзаголовок, опущенный в тексте
в настоящем издании, читался: "По образцу "тишайшего царя".--
"Полупомешанный Саша".-- Крошечная воля, покрывающая произвол.-- Николай II
в отзывах революционеров и своего окружения.-- Самодержавный царь и земский
статистик". С новой строки в скобках следовал еще один подзаголовок:
"Отрывок из готовящейся к печати книги". В No 209 помещена последняя глава
-- "Война, которую подготовляли Безобразов, Абаза и "Сандро". К этому
названию, как и к предыдущему, редакцией был добавлен подзаголовок:
"Наследник и японский император.-- "Крошечная воля" правит величайшей
страной.-- "Добрый Сандро".-- "Шапками закидаем". Ниже стоял второй --
"Отрывок из готовящейся книги". И затем третий -- "Окончание".
Просмотр русских зарубежных газет, в которых печатался
Г. Иванов, с целью найти другие "отрывки" успехом не увенчался. Во всей
известной нам литературе о Г. Иванове не встречается ни одного указания на
его работу над "Книгой о последнем царствовании". Эта публикация оказалась
полностью забытой. Не лишним будет упомянуть, что отдельным изданием "Книга
о последнем царствовании" вышла в 1990 г. в США в издательстве
"Антиквариат", Коннектикут - редактор, автор предисловия и комментариев -
Вадим Крейд. Шесть глав приводятся в той последовательности, как они
появлялись в Сег; однако глава "Аня Вырубова", в качестве заключительной,
основываясь на логике повествования, помещена в конце. Отметим, что глава
"Предшественник Распутина", если действие разворачивалось бы хронологически,
вероятней всего, должна была бы располагаться после глав о коронации и
Ходынке; логически же она является прямым вводом в тему временщиков, т. е.
Вырубовой, Распутина; глава, посвященная последнему, скорей всего, никогда
не была написана -- вспомним окончание первой части романа "Третий Рим".
Видимо, Г. Иванов не чувствовал себя вправе создавать художественный образ
Распутина, как Марк Алданов не хотел писать в беллетристическом жанре об
Азефе.
"Книга о последнем царствовании" логически выросла из "Третьего Рима",
явилась своего рода опосредствованным продолжением романа. Это был новый
своеобразный виток развития Г. Иванова -- художника, свидетеля, мыслителя,
личности. "Книга о последнем царствовании" была задумана как роман-биография
последней российской императрицы: в газетной публикации глава "Аня Вырубова"
имела подзаголовок "Из романа-биографии "Царица Александра".
Присутствовал в замысле этого романа и автобиографический интерес: вся
жизнь Г. Иванова до революции совпала с правлением Николая II. В октябре
1894 г.--восшествие царя на престол; в октябре 1894 г. родился Г. Иванов.
Как почти все начинания Георгия Иванова в "длинном" жанре, книга не
окончена и представляет собою скорее ряд очерков, чем единое целое. Это
произведение не свободно от неточностей, но в целом оно хорошо
документировано. Г. Иванов в работе над ним пользовался такими источниками,
как письма Александры Федоровны, "Воспоминания" С. Ю. Витте, "Записки"
великой княгини Милицы Николаевны, мемуары великого князя Александра
Михайловича, дневник великого князя Николая Михайловича, монография В. И.
Гурко "Царь и царица", "Дневник" А. С. Суворина, использованы также
свидетельства Л. Н. Толстого, А. Ф. Керенского, П. Б. Струве и т. д., в том
числе ряда периодических изданий, включая "Правительственный вестник".
Для удобства читателей при обращении к комментариям (в конце текста) --
сохранена нумерация страниц оригинала книги.
Октябрь 1894 года в Крыму восхитителен. Горячее солнце, спокойное море,
розы. На этом сияющем фоне грузный и одутловатый, покорный судьбе умирает
Александр III. Он мало изменился за время болезни. Только и без того толстые
ноги безобразно опухли да лицо стало серо-желтым, как та чудодейственная
кашица, которую он и прикладывает к своему ноющему боку по совету отца
Иоанна Кронштадтского.
Предписания докторов Александр III не желает исполнять. Его презрение к
медицине непреодолимо: за него он и расплачивается преждевременной смертью.
Летом консилиум, подвергнуться которому его удалось уговорить, определил
нефрит и потребовал, чтобы царь немедленно ехал на юг: отдых, режим, ни
глотка водки. Выслушав с хитрой усмешкой чуть не плачущего преданного
Захарьина и деловито чопорного, боящегося потерять свое демократическое
достоинство берлинского профессора Лейдена, Александр III вместо юга
отправляется на лагерный сбор, а оттуда -- охотиться в Беловеж и Спаду.
Заодно из Абастумана -- тоже, должно быть, наперекор глупым докторским
выдумкам -- выписывается в Беловеж второй сын его -- Георгий, безнадежно
больной туберкулезом.
Сначала все идет хорошо. Александр действительно поправляется
в родной ему стихии, среди егерей, собак, уложенной меткими царскими
выстрелами дичи, обильных закусок на открытом воздухе с подогретым
бургундским и холодной водкой из вместительной
374
серебряной чарки. Щеки царя начинают розоветь, желчная складка у рта
разглаживается. Но в тот момент, когда он считает себя окончательно
выздоровевшим, с ним делается страшная рвота и такие боли, что,
обессиленный, подавленный и смущенный, он только стонет, когда его
закутывают в пледы, укладывают на носилки и садят в поезд, увозящий его в
Крым.
Черноморская эскадра, выстроившись на севастопольском рейде, салютует
императору, которому осталось жить ровно один месяц. Догадывается ли он, что
умрет так скоро? Вряд ли... Но умный -- хотя и плоским умом человек --
Александр не строит себе иллюзий, умирая, как не строил их в жизни. Дело
плохо--и он сознает это. Смерть неизбежна -- значит, нужно покориться.
"Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать." Автор этой
знаменитой фразы, в которой ограниченность и подлинное величие перемешаны в
равных частях, желает в Бозе почить в том же традиционном стиле. Поменьше
докторов, но пусть вызовут отца Иоанна Кронштадтского и через синод дадут
приказ служить молебны о здравии по всей России. Еще надо поторопиться со
свадьбой наследника: в Англию телеграфируют принцессе Алисе Гессенской. Царь
спокойно обсуждает с цесаревичем Николаем подробности его будущего
восшествия на престол и не соглашается, хотя тело у него болит и слабость
все увеличивается, а вместо тяжелой форменной одежды надет удобный халат. Он
хочет умереть в своей серой генеральской тужурке.
Воздух Крыма и морфий делают свое успокоительное дело: умирающий царь
не очень страдает. Во всяком случае, страдает не настолько, чтобы боль
заставила его утратить хоть частицу того непререкаемого достоинства, с
которым он делал все: правил государством, молился Богу, говорил свое
царское грузное спасибо, даже надевал сапоги, даже парился в бане. В этом
достоинстве скрыта большая сила не
375
столько нравственного, сколько физического порядка. Этот человек
честен, тверд, нелицеприятен, но прежде всего он груб и прост. Груб и прост,
как та земля, в которую он теперь собирается отойти.
Часами в Ливадии играет полковая музыка, и часами в шезлонге, с
закутанными отекшими ногами, закрыв глаза, слушает Александр Преображенские
марши и польки-мазурки. Это его последнее развлечение.
Эти солнечные ясные дни, предшествующие смерти его отца, для цесаревича
Николая--дни торжества, личного счастья. Со дня на день
его невеста должна приехать в Ливадию.
В Алису Гессенскую цесаревич влюблен уже несколько лет. Три года тому
назад он записывает в дневнике: "Моя мечта -- когда-либо жениться на Алисе
Г. Я давно ее люблю".
Но тогда это была только безнадежная мечта. Ни Александру III, ни
особенно Марии Федоровне, Алиса решительно не нравится. Мысль об этом браке
сначала встречает у родителей некоторое сочувствие, но noсле знакомства с
кандидаткой решительно и бесспорно оставляется.
В 1889 году принцессу приглашают в Петергоф. Она гостит в царской
семье. За нею наблюдают, к ней присматриваются. Результат этих наблюдений
такой: когда на следующий год принцесса Алиса снова приедет на лето в
подмосковное имение своей старшей сестры, наследнику запретят с ней даже
увидеться. "Боже, как мне хочется поехать в Ильинское,-- записывает он,--
разрешат ли мне съездить туда после маневров?" Нет, ни до маневров, ни после
съездить в Ильинское ему не разрешат.
Чувство наследника к принцессе Алисе серьезно, но бороться за него он
не умеет. Во-первых, он боится отца и не может ему противоречить; во-вторых,
странная пассивность натуры, которая так ярко проявится во всем его
царствовании, вплоть до отречения и страшного конца, видна и здесь. Он очень
хочет жениться на девушке, в которую влюблен; по его собственным словам,
мысль о ней "задевает самую живую
376
струну души", но когда мать заговаривает с ним о женитьбе на другой, он
выслушивает ее, не возражая. Даже наедине с самим собой он не находит по
этому поводу более выразительных слов, чем следующие: "Самому хочется идти в
другую сторону, а по-видимому, мама желает, чтобы я следовал по этой. Что
будет?"
Будет то, чего ни он, ни Алиса Гессенская не могут предвидеть. Перед
лицом неизбежной, могущей наступить каждую минуту смерти государя, люди
близкие к престолу, приходят в тревогу при мысли, что наследник не только не
женат, но еще, не получая согласия на брак, сошелся с балериной Кшесинской,
и эта даровитая, властная и ловкая женщина без труда забирает его в руки.
Об опасной связи сына узнает Мария Федоровна и, преодолевая неприязнь,
внушаемую ей будущей невесткой, склоняет Александра III согласиться на этот
брак. При посредничестве великого князя Михаила Николаевича осторожно
ведутся семейные дипломатические переговоры, и вскоре цесаревич с пышной
свитой, в сопровождении двух великих князей едет на яхте "Полярная звезда" в
Англию делать предложение, которое заранее принято.
Три месяца спустя гессенская принцесса официальной невестой прибывает в
Россию. Депутациями, цветами, колокольным звоном встречают ту, которая еще
недавно в этой стране считалась нежеланной гостьей, чуть ли не интриганкой.
Едва переехав русскую границу, принцесса Алиса делает жест, в котором ясно
видна будущая Александра Федоровна, императрица всероссийская. Она хочет,
чтобы над ней был сейчас же совершен обряд миропомазания.
Принцесса Алиса четырнадцатилетней девочкой впервые попадает в Зимний
дворец на великолепный придворный бал. Ее недавно привезли в Петербург, и
она со всей страстностью своей уже не вполне детской души очарована и
подавлена возникшим перед ней лубочно-ослепительным видением самодержавной
377
России. Весь этот версальско-византийский блеск внушителен сам по себе,
но в глазах принцессы Алисы он утысячеряется при мысли, что все это
великолепие и мощь находятся безраздельно в руках одного повелителя. С
ужасом восторга она смотрит на проплывающую по залам грузную фигуру русского
царя, в которой безраздельно заключена вся власть над шестой частью света.
И вот на этом придворном балу, куда ее привозит старшая сестра, великая
княгиня Елизавета Федоровна, принцессу Алису знакомят с ее шестнадцатилетним
троюродным братом. Миловидный голубоглазый мальчик начинает ухаживать за
нею. Этот ребяческий флирт замечают взрослые. Над юной парой посмеиваются,
кто-то произносит даже: "жених и невеста". Говорящий эти слова, конечно, не
придает им никакого значения. Но как знать, не делает ли в эту минуту судьба
императорской России под действием неосторожно брошенных слов резкий скачок,
круто заворачивая к гибели?
Жених и невеста! Четырнадцатилетняя гессенская принцесса возвращается,
как в чаду, домой. Этот синеглазый мальчик, который с нею танцевал и
приносил ей оршад,-- цесаревич Николай, наследник русского престола. Жених и
невеста! Он ухаживал за ней, он сказал: "Я вас никогда не забуду". Вдруг они
станут на самом деле невестой и женихом, женой и мужем, земными богами в
этом царстве снега, церквей, певучего православного пения, льстивой
раззолоченной свиты и ста пятидесяти миллионов добрых, бородатых,
верноподданных мужиков?
Но надо уезжать в Англию, и принцесса Алиса уезжает.
Принцесса Алиса -- сирота и воспитывается у бабушки, королевы Виктории.
Положение приемыша почти всегда нелегко. Но для нее житье на чужих, хотя бы
и королевских, хлебах гораздо тяжелее, чем это могло бы быть для
обыкновенной уравновешенной девочки в ее положении. У Алисы гордый,
страстный, повелительный, не умеющий гнуться характер. Мужских черт
378
в нем гораздо больше, чем женских. Но есть в нем и одна черта
специфически женская, действие которой болезненно видоизменяет все
остальные. Эта черта -- истерия.
В жизни принцессы Алисы Гессенской при английском дворе нет решительно
ничего такого, что могло бы мучить человека, тем более подростка,
относящегося к окружающему с большей простотой. К ней так же внимательны,
как и к ее английским кузинам, ее воспитывают совершенно на равной с ними
ноге, так же одевают, учат, кормят, возят в те же театры и выказывают то же
уважение. Но во всем этом для Алисы заключен только лишний источник уколов
самолюбия и обид. Она хмуро кивает, когда часовой в медвежьей шапке берет
перед нею на караул: эти почести принадлежат не ей, ее могут их лишить по
случайному капризу каждую минуту. Выезжая с королевской семьей и слушая
приветствия толпы, она твердо помнит, что к ней эти приветствия не
относятся. Во всем ей чудится нестерпимый оттенок неравенства,
покровительствующих и покровительствуемой, знатных
родственников и бедной сироты, гордых членов английского королевского
дома и ничтожной гессен-дармштадтской принцессы,
отец которой пресмыкается перед Бисмарком.
Между тем в тайных своих мыслях она, расценивая окружающее, относится к
нему скорее свысока, чем снизу вверх. Оно кажется ей малоимпозантным,
ущемленным, совсем не таким, какова должна быть настоящая королевская
власть. Все это в глазах Алисы только пышное бессилие, только форма,
утратившая содержание. Король, который раз в три или четыре года
отправляется в средневековой карете в парламент и читает там не им
сочиненную и не подлежащую его критике речь. Остальное время он может играть
в бозик или коллекционировать марки: единственное его обязательство по
отношению к стране--не вмешиваться в ее дела. Как далеко все это от
мистического идеала благой и безграничной власти, о которой Алиса с трепетом
слышала от матери и которой не существует больше на земле!
379
И вдруг оказывается, что идеал существует. В образе синеглазого
неловкого мальчика, затянутого в узкий мундир; он поцеловал ей руку и
сказал: "Я вас никогда не забуду". Сотни свечей сияли в малахитовой зале,
оркестр гремел, пары кружились в вальсе, и старый великий князь
полусмеясь-полусерьезно сказал: жених и невеста. А за черными окнами в
бесконечных снегах на коленях ждет Россия.
Когда королева Виктория узнает о симпатии, вызванной Алисой у
наследника русского престола, она сейчас же загорается мыслью устроить этот
брак. Лучшей партии невозможно желать. Но время королевы Виктории движется
медленно, ее решения принимаются неторопливо, с прохладцей, каждый шаг
тщательно взвешивается... И при этом Алиса еще так молода. Словом, пять лет
проходят в переписке с семьей, передаче через нее приветов будущему жениху и
обратно, в мечтах, чтении книжек о России, разговорах с бабушкой и
распространении этой последней в свете и при иностранных дворах осторожных
слухов о возможной помолвке. Последнее, ни к чему не обязывая, может
принести пользу: люди, привыкнув о чем-нибудь слышать, свыкаются со слухами,
как с фактом.
Пять лет проходят в такой подготовке почвы, но вот они прошли, и
положение все-таки неопределенно. Между тем Алисе уже девятнадцать лет.
Цесаревичу Николаю могут найти не сегодня-завтра другую невесту. И королева
Виктория решает действовать.
Она отправляет в Петербург письмо, которое, вероятно, ей кажется очень
хитрым и ловким. Королева Виктория спрашивает прямо: не понравилась ли ее
внучка во время пребывания своего в России
кому-нибудь из членов императорской фамилии? Она, Виктория, хотела бы
об этом знать, чтобы в качестве опекунши подготовить ее к принятию
православия, к чему, подчеркивает она, стремится принцесса, полюбившая все
русское.
На это наивное письмо получается ядовитый ответ. Нет, об увлечении
принцессой Алисой в Петербурге ничего не слышно. Если и были какие-нибудь
380
детские чувства, то они бесследно забыты. Что же касается до принятия
православия, то это превосходное дело очень радует государыню и государя, но
зависит от сердца самой принцессы и воли ее царственной опекунши.
Проходят еще три года. Сколько обжигающих душу слез оскорбленной
гордости пролито принцессой Алисой--знают только пестрые кретоновые стены ее
девической спальни. Впрочем, как ни скрытна, как ни тверда ее воля, у нее
тогда вырываются и доходят до нас слова, рисующие ее душевное состояние: "Я
ненавижу его,-- говорит
она о цесаревиче Николае. И добавляет:-- Русские все одинаковы. В их
засыпанной снегом стране нет ни естественности, ни чести".
Через год она станет русской императрицей.
С утра 20 октября Александр III задыхался. Вскоре его тяжелое тело
начинают сводить предсмертные судороги. У красного плюшевого кресла, в
котором он лежит, бледные и ошеломленные толпятся его близкие. Каждый свыкся
с мыслью о неизбежности конца, и все-таки каждый поражен, что этот конец
наступает. Шторы опущены, но бьющее в окна солнце то там, то здесь прорезает
воздух, которым трудно дышать: таким он вдруг сделался душным. Иоанн
Кронштадтский одной рукой поддерживает голову царя, другой, дрожащей, водит
у его рта, и над ней то вспыхивает, то пропадает яркий солнечный зайчик: это
лжица со Св. Дарами.
Пока Александр III доживает последние минуты, рядом, в походной
канцелярии, бойкий писарь выводит на веленевом листе: "Божией
поспешествующей милостью мы, Николай Вторый..." -- заранее заготовленный
манифест о восшествии на престол. В 2 ч. 15 м. дня
черно-желтый императорский штандарт тихо опускается над Ливадийским
дворцом в знак того, что сердце царя остановилось, а в четыре на площади
перед Малой церковью протопресвитер Янышев уже приводит к присяге царскую
фамилию, двор и войска.
Двадцатидвухлетнее царствование императора Николая II началось.
381
По мрачной традиции, преследующей русских царей, бальзамировка не
удается. Тело начинает разлагаться с удручающей быстротой. Так как покойник
-- царь, не только нельзя его спешно похоронить, но даже нельзя запаять
гроб. Москва и Петербург, императорская фамилия и двор, министры и
иностранные послы, все, кто знал этого человека здоровым и всемогущим,
непременно должны увидеть его в унизительном бессилии смерти. Казалось бы,
естественнее всего по крайней мере поторопиться с отъездом и церемонией
похорон. Но Александр III, обложенный камфорой и льдом, лежит в гробу, а в
Ливадии идут странные споры, где делать свадьбу, здесь или в Петербурге.
Николай II желал бы венчаться немедленно, "пока еще дорогой папа под крышей
дома", и Мария Федоровна готова с ним согласиться, но другие, особенно
великий князь Владимир, решительно против. Каждый предлагает свое решение, и
никто не умеет его отстоять. Это состязание предрассудков, упрямства и
нерешительности длится целую неделю. Только два человека из находящихся в
Ливадийском дворце могли бы сразу принять независимое решение и последовать
ему, не обращая внимания на других. Но один из них--труп, а другая --
принцесса Алиса,-- не вмешиваясь ни во что, молчит.
Наконец, споры кончены: свадьба будет в Петербурге. Мертвого царя
поднимают на броненосец и кладут под тентом из андреевского флага. В
Севастополе гроб переносят в траурный поезд. Его пускают впереди того, в
котором едет Николай II. Ложным царским поездом, который из предосторожности
обыкновенно отправляют впереди настоящего, служит на этот раз настоящий
царский... только с мертвым царем.
Петербург встречает гнилой оттепелью. На Невском, когда выносят гроб,
молодой щеголеватый ротмистр командует своему эскадрону: "Смирно, смотреть
веселей!" Один сановник спрашивает у другого: "Кто этот дурак?" Тот не
знает, но время ответит за него. Это будущий диктатор, Трепов. Впоследствии
382
так же, кстати, лихо и непринужденно он скомандует на всю Россию:
"Патронов не жалеть".
Войска стоят смирно и смотрят весело. За их ровными шпалерами,
навалившись друг на друга, стоит серая бесчисленная толпа. Как она стоит,
навытяжку или вольно, как смотрит, весело, грустно или враждебно, в мутном
воздухе петербургского утра трудно разобрать. Сквозь серый туман, делающий
одинаковыми все лица, кажется, что она смотрит равнодушно.
Ровно две недели спустя в той же малахитовой зале Зимнего дворца, где
когда-то шестнадцатилетний цесаревич признался в любви своей кузине,
принцессу Алису торжественно одевают к венцу. Царь ждет рядом в арабской
комнате. Он надел свой любимый лейб-гусарский мундир. Он счастлив и радостно
озабочен.
Но вот что испытывает она: "Я въехала в Россию за гробом государя.
Длинное путешествие через всю страну и панихида за панихидой. Я холодела от
робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы
продолжением этих панихид, только на меня надели белое платье".
После свадебной церемонии новобрачные в карете с форейторами и русской
упряжью едут в Казанский собор. Царь, сияя, отвечает на приветствия.
Красивое лицо новой государыни, которую с любопытством рассматривают все,
кажется надменным и злым. И в народе то там, то здесь хмуро шепчут о ней то,
что думает она сама:
-- Пришла вслед за гробом...
Появление Низьера-Вашоля Филиппа при русском дворе производит действие
химического реактива, брошенного в бесцветную жидкость. Бледная ткань нового
царствования от прикосновения не совсем чистых рук этого заезжего шарлатана
сразу ярко
383
окрашивается таким характерным болезненным отблеском, который отныне
будет все возрастать.
Роль этого предшественника Распутина одновременно ничтожная и роковая.
Он видит не дальше генеральских эполет, которые рассчитывает получить за
свои "услуги" самодержавию. Он их и получит. Какой ценой и кто за его
эполеты заплатит, это Филиппа не касается, да он и не догадывается об этом.
Граф Муравьев-Амурский--русский военный агент во Франции--попадает
однажды на сеанс некоего "отца Филиппа", спирита и гипнотизера, популярного
в парижских роялистских кругах. Отец Филипп, сын лионского мясника и в
молодости сам мясник, коротконогий человек с брюшком и косым разрезом черных
глаз, лечит, вызывает духов и дает разорившимся аристократам советы, как
поправить дела биржевой игрой. Советы его порой удачны, и ловкие магические
опыты производят впечатление: кроме проворства рук, отец Филипп обладает и
большой гипнотической силой.
Сеанс, на котором присутствует граф Муравьев-Амурский, происходит в
день смерти Людовика XVI. Филипп обещает показать своим приглашенным
последние минуты казни.
Старые герцогини и экзальтированные барышни из квартала
Сен-Жермен рассаживаются в задрапированной черным комнате, где так
накурено амброй, что трудно дышать. Бравый граф Муравьев про себя вздыхает:
зачем он сюда пришел? Ему жарко, неудобно, стеганое будуарное кресло, на
которое его усадили, слишком для него низко. Но сейчас он забудет и о скуке,
и о неудобном кресле.
...Отрубленная голова Людовика XVI появляется в воздухе. Сперва как
туманное светящееся пятно, потом во всех отталкивающих подробностях реальной
картины. На потном лбу пульсирует черная жилка, лиловые закрытые веки
подергиваются, и кровь несчастного короля тяжелыми каплями льется с обрубка
шеи в предвечную ночь, откуда она появилась.
384
Когда сеанс кончен и свет зажжен, отец Филипп должен сейчас же
вспомнить о своем искусстве врача: половина присутствующих близка к
обмороку. Нервы графа Муравьева крепки, в горьковатых успокоительных каплях
он не нуждается, но воображение его, очень склонное ко всему таинственному,
потрясено. Вскоре, встретившись с гостящей во Франции великой княгиней
Милицей Николаевной, одной
Воспроизведено по книге:
Георгий Иванов "Собрание сочинений в трех томах", Том второй
Проза
Москва, "Согласие", 1994
OCR-Евсей Зельдин
---------------------------------------------------------------
О "КНИГЕ О ПОСЛЕДНЕМ ЦАРСТВОВАНИИ"
Георгия ВладимировичаИванова (1894-1958 гг.)
Воспроизводится по тексту, опубликованному в виде отдельных очерков в
Сег в 1933 г.
Глава "За гробом Александра III" с подзаголовком "Отрывок из
готовящейся к печати книги о последнем царствовании" была опубликована в No
126. Глава "Предшественник Распутина" с тем же подзаголовком -- в No 140,
142. "Коронация Николая II" с подзаголовком "Отрывок из готовящейся книги"
-- в No 154. "Ходынка" с тем же подзаголовком -- в No 173, 174. "Высочайшие
будни" с добавлением редакционного подзаголовка, как это часто
практиковалось в Сег, напечатана в No 208. Подзаголовок, опущенный в тексте
в настоящем издании, читался: "По образцу "тишайшего царя".--
"Полупомешанный Саша".-- Крошечная воля, покрывающая произвол.-- Николай II
в отзывах революционеров и своего окружения.-- Самодержавный царь и земский
статистик". С новой строки в скобках следовал еще один подзаголовок:
"Отрывок из готовящейся к печати книги". В No 209 помещена последняя глава
-- "Война, которую подготовляли Безобразов, Абаза и "Сандро". К этому
названию, как и к предыдущему, редакцией был добавлен подзаголовок:
"Наследник и японский император.-- "Крошечная воля" правит величайшей
страной.-- "Добрый Сандро".-- "Шапками закидаем". Ниже стоял второй --
"Отрывок из готовящейся книги". И затем третий -- "Окончание".
Просмотр русских зарубежных газет, в которых печатался
Г. Иванов, с целью найти другие "отрывки" успехом не увенчался. Во всей
известной нам литературе о Г. Иванове не встречается ни одного указания на
его работу над "Книгой о последнем царствовании". Эта публикация оказалась
полностью забытой. Не лишним будет упомянуть, что отдельным изданием "Книга
о последнем царствовании" вышла в 1990 г. в США в издательстве
"Антиквариат", Коннектикут - редактор, автор предисловия и комментариев -
Вадим Крейд. Шесть глав приводятся в той последовательности, как они
появлялись в Сег; однако глава "Аня Вырубова", в качестве заключительной,
основываясь на логике повествования, помещена в конце. Отметим, что глава
"Предшественник Распутина", если действие разворачивалось бы хронологически,
вероятней всего, должна была бы располагаться после глав о коронации и
Ходынке; логически же она является прямым вводом в тему временщиков, т. е.
Вырубовой, Распутина; глава, посвященная последнему, скорей всего, никогда
не была написана -- вспомним окончание первой части романа "Третий Рим".
Видимо, Г. Иванов не чувствовал себя вправе создавать художественный образ
Распутина, как Марк Алданов не хотел писать в беллетристическом жанре об
Азефе.
"Книга о последнем царствовании" логически выросла из "Третьего Рима",
явилась своего рода опосредствованным продолжением романа. Это был новый
своеобразный виток развития Г. Иванова -- художника, свидетеля, мыслителя,
личности. "Книга о последнем царствовании" была задумана как роман-биография
последней российской императрицы: в газетной публикации глава "Аня Вырубова"
имела подзаголовок "Из романа-биографии "Царица Александра".
Присутствовал в замысле этого романа и автобиографический интерес: вся
жизнь Г. Иванова до революции совпала с правлением Николая II. В октябре
1894 г.--восшествие царя на престол; в октябре 1894 г. родился Г. Иванов.
Как почти все начинания Георгия Иванова в "длинном" жанре, книга не
окончена и представляет собою скорее ряд очерков, чем единое целое. Это
произведение не свободно от неточностей, но в целом оно хорошо
документировано. Г. Иванов в работе над ним пользовался такими источниками,
как письма Александры Федоровны, "Воспоминания" С. Ю. Витте, "Записки"
великой княгини Милицы Николаевны, мемуары великого князя Александра
Михайловича, дневник великого князя Николая Михайловича, монография В. И.
Гурко "Царь и царица", "Дневник" А. С. Суворина, использованы также
свидетельства Л. Н. Толстого, А. Ф. Керенского, П. Б. Струве и т. д., в том
числе ряда периодических изданий, включая "Правительственный вестник".
Для удобства читателей при обращении к комментариям (в конце текста) --
сохранена нумерация страниц оригинала книги.
Октябрь 1894 года в Крыму восхитителен. Горячее солнце, спокойное море,
розы. На этом сияющем фоне грузный и одутловатый, покорный судьбе умирает
Александр III. Он мало изменился за время болезни. Только и без того толстые
ноги безобразно опухли да лицо стало серо-желтым, как та чудодейственная
кашица, которую он и прикладывает к своему ноющему боку по совету отца
Иоанна Кронштадтского.
Предписания докторов Александр III не желает исполнять. Его презрение к
медицине непреодолимо: за него он и расплачивается преждевременной смертью.
Летом консилиум, подвергнуться которому его удалось уговорить, определил
нефрит и потребовал, чтобы царь немедленно ехал на юг: отдых, режим, ни
глотка водки. Выслушав с хитрой усмешкой чуть не плачущего преданного
Захарьина и деловито чопорного, боящегося потерять свое демократическое
достоинство берлинского профессора Лейдена, Александр III вместо юга
отправляется на лагерный сбор, а оттуда -- охотиться в Беловеж и Спаду.
Заодно из Абастумана -- тоже, должно быть, наперекор глупым докторским
выдумкам -- выписывается в Беловеж второй сын его -- Георгий, безнадежно
больной туберкулезом.
Сначала все идет хорошо. Александр действительно поправляется
в родной ему стихии, среди егерей, собак, уложенной меткими царскими
выстрелами дичи, обильных закусок на открытом воздухе с подогретым
бургундским и холодной водкой из вместительной
374
серебряной чарки. Щеки царя начинают розоветь, желчная складка у рта
разглаживается. Но в тот момент, когда он считает себя окончательно
выздоровевшим, с ним делается страшная рвота и такие боли, что,
обессиленный, подавленный и смущенный, он только стонет, когда его
закутывают в пледы, укладывают на носилки и садят в поезд, увозящий его в
Крым.
Черноморская эскадра, выстроившись на севастопольском рейде, салютует
императору, которому осталось жить ровно один месяц. Догадывается ли он, что
умрет так скоро? Вряд ли... Но умный -- хотя и плоским умом человек --
Александр не строит себе иллюзий, умирая, как не строил их в жизни. Дело
плохо--и он сознает это. Смерть неизбежна -- значит, нужно покориться.
"Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать." Автор этой
знаменитой фразы, в которой ограниченность и подлинное величие перемешаны в
равных частях, желает в Бозе почить в том же традиционном стиле. Поменьше
докторов, но пусть вызовут отца Иоанна Кронштадтского и через синод дадут
приказ служить молебны о здравии по всей России. Еще надо поторопиться со
свадьбой наследника: в Англию телеграфируют принцессе Алисе Гессенской. Царь
спокойно обсуждает с цесаревичем Николаем подробности его будущего
восшествия на престол и не соглашается, хотя тело у него болит и слабость
все увеличивается, а вместо тяжелой форменной одежды надет удобный халат. Он
хочет умереть в своей серой генеральской тужурке.
Воздух Крыма и морфий делают свое успокоительное дело: умирающий царь
не очень страдает. Во всяком случае, страдает не настолько, чтобы боль
заставила его утратить хоть частицу того непререкаемого достоинства, с
которым он делал все: правил государством, молился Богу, говорил свое
царское грузное спасибо, даже надевал сапоги, даже парился в бане. В этом
достоинстве скрыта большая сила не
375
столько нравственного, сколько физического порядка. Этот человек
честен, тверд, нелицеприятен, но прежде всего он груб и прост. Груб и прост,
как та земля, в которую он теперь собирается отойти.
Часами в Ливадии играет полковая музыка, и часами в шезлонге, с
закутанными отекшими ногами, закрыв глаза, слушает Александр Преображенские
марши и польки-мазурки. Это его последнее развлечение.
Эти солнечные ясные дни, предшествующие смерти его отца, для цесаревича
Николая--дни торжества, личного счастья. Со дня на день
его невеста должна приехать в Ливадию.
В Алису Гессенскую цесаревич влюблен уже несколько лет. Три года тому
назад он записывает в дневнике: "Моя мечта -- когда-либо жениться на Алисе
Г. Я давно ее люблю".
Но тогда это была только безнадежная мечта. Ни Александру III, ни
особенно Марии Федоровне, Алиса решительно не нравится. Мысль об этом браке
сначала встречает у родителей некоторое сочувствие, но noсле знакомства с
кандидаткой решительно и бесспорно оставляется.
В 1889 году принцессу приглашают в Петергоф. Она гостит в царской
семье. За нею наблюдают, к ней присматриваются. Результат этих наблюдений
такой: когда на следующий год принцесса Алиса снова приедет на лето в
подмосковное имение своей старшей сестры, наследнику запретят с ней даже
увидеться. "Боже, как мне хочется поехать в Ильинское,-- записывает он,--
разрешат ли мне съездить туда после маневров?" Нет, ни до маневров, ни после
съездить в Ильинское ему не разрешат.
Чувство наследника к принцессе Алисе серьезно, но бороться за него он
не умеет. Во-первых, он боится отца и не может ему противоречить; во-вторых,
странная пассивность натуры, которая так ярко проявится во всем его
царствовании, вплоть до отречения и страшного конца, видна и здесь. Он очень
хочет жениться на девушке, в которую влюблен; по его собственным словам,
мысль о ней "задевает самую живую
376
струну души", но когда мать заговаривает с ним о женитьбе на другой, он
выслушивает ее, не возражая. Даже наедине с самим собой он не находит по
этому поводу более выразительных слов, чем следующие: "Самому хочется идти в
другую сторону, а по-видимому, мама желает, чтобы я следовал по этой. Что
будет?"
Будет то, чего ни он, ни Алиса Гессенская не могут предвидеть. Перед
лицом неизбежной, могущей наступить каждую минуту смерти государя, люди
близкие к престолу, приходят в тревогу при мысли, что наследник не только не
женат, но еще, не получая согласия на брак, сошелся с балериной Кшесинской,
и эта даровитая, властная и ловкая женщина без труда забирает его в руки.
Об опасной связи сына узнает Мария Федоровна и, преодолевая неприязнь,
внушаемую ей будущей невесткой, склоняет Александра III согласиться на этот
брак. При посредничестве великого князя Михаила Николаевича осторожно
ведутся семейные дипломатические переговоры, и вскоре цесаревич с пышной
свитой, в сопровождении двух великих князей едет на яхте "Полярная звезда" в
Англию делать предложение, которое заранее принято.
Три месяца спустя гессенская принцесса официальной невестой прибывает в
Россию. Депутациями, цветами, колокольным звоном встречают ту, которая еще
недавно в этой стране считалась нежеланной гостьей, чуть ли не интриганкой.
Едва переехав русскую границу, принцесса Алиса делает жест, в котором ясно
видна будущая Александра Федоровна, императрица всероссийская. Она хочет,
чтобы над ней был сейчас же совершен обряд миропомазания.
Принцесса Алиса четырнадцатилетней девочкой впервые попадает в Зимний
дворец на великолепный придворный бал. Ее недавно привезли в Петербург, и
она со всей страстностью своей уже не вполне детской души очарована и
подавлена возникшим перед ней лубочно-ослепительным видением самодержавной
377
России. Весь этот версальско-византийский блеск внушителен сам по себе,
но в глазах принцессы Алисы он утысячеряется при мысли, что все это
великолепие и мощь находятся безраздельно в руках одного повелителя. С
ужасом восторга она смотрит на проплывающую по залам грузную фигуру русского
царя, в которой безраздельно заключена вся власть над шестой частью света.
И вот на этом придворном балу, куда ее привозит старшая сестра, великая
княгиня Елизавета Федоровна, принцессу Алису знакомят с ее шестнадцатилетним
троюродным братом. Миловидный голубоглазый мальчик начинает ухаживать за
нею. Этот ребяческий флирт замечают взрослые. Над юной парой посмеиваются,
кто-то произносит даже: "жених и невеста". Говорящий эти слова, конечно, не
придает им никакого значения. Но как знать, не делает ли в эту минуту судьба
императорской России под действием неосторожно брошенных слов резкий скачок,
круто заворачивая к гибели?
Жених и невеста! Четырнадцатилетняя гессенская принцесса возвращается,
как в чаду, домой. Этот синеглазый мальчик, который с нею танцевал и
приносил ей оршад,-- цесаревич Николай, наследник русского престола. Жених и
невеста! Он ухаживал за ней, он сказал: "Я вас никогда не забуду". Вдруг они
станут на самом деле невестой и женихом, женой и мужем, земными богами в
этом царстве снега, церквей, певучего православного пения, льстивой
раззолоченной свиты и ста пятидесяти миллионов добрых, бородатых,
верноподданных мужиков?
Но надо уезжать в Англию, и принцесса Алиса уезжает.
Принцесса Алиса -- сирота и воспитывается у бабушки, королевы Виктории.
Положение приемыша почти всегда нелегко. Но для нее житье на чужих, хотя бы
и королевских, хлебах гораздо тяжелее, чем это могло бы быть для
обыкновенной уравновешенной девочки в ее положении. У Алисы гордый,
страстный, повелительный, не умеющий гнуться характер. Мужских черт
378
в нем гораздо больше, чем женских. Но есть в нем и одна черта
специфически женская, действие которой болезненно видоизменяет все
остальные. Эта черта -- истерия.
В жизни принцессы Алисы Гессенской при английском дворе нет решительно
ничего такого, что могло бы мучить человека, тем более подростка,
относящегося к окружающему с большей простотой. К ней так же внимательны,
как и к ее английским кузинам, ее воспитывают совершенно на равной с ними
ноге, так же одевают, учат, кормят, возят в те же театры и выказывают то же
уважение. Но во всем этом для Алисы заключен только лишний источник уколов
самолюбия и обид. Она хмуро кивает, когда часовой в медвежьей шапке берет
перед нею на караул: эти почести принадлежат не ей, ее могут их лишить по
случайному капризу каждую минуту. Выезжая с королевской семьей и слушая
приветствия толпы, она твердо помнит, что к ней эти приветствия не
относятся. Во всем ей чудится нестерпимый оттенок неравенства,
покровительствующих и покровительствуемой, знатных
родственников и бедной сироты, гордых членов английского королевского
дома и ничтожной гессен-дармштадтской принцессы,
отец которой пресмыкается перед Бисмарком.
Между тем в тайных своих мыслях она, расценивая окружающее, относится к
нему скорее свысока, чем снизу вверх. Оно кажется ей малоимпозантным,
ущемленным, совсем не таким, какова должна быть настоящая королевская
власть. Все это в глазах Алисы только пышное бессилие, только форма,
утратившая содержание. Король, который раз в три или четыре года
отправляется в средневековой карете в парламент и читает там не им
сочиненную и не подлежащую его критике речь. Остальное время он может играть
в бозик или коллекционировать марки: единственное его обязательство по
отношению к стране--не вмешиваться в ее дела. Как далеко все это от
мистического идеала благой и безграничной власти, о которой Алиса с трепетом
слышала от матери и которой не существует больше на земле!
379
И вдруг оказывается, что идеал существует. В образе синеглазого
неловкого мальчика, затянутого в узкий мундир; он поцеловал ей руку и
сказал: "Я вас никогда не забуду". Сотни свечей сияли в малахитовой зале,
оркестр гремел, пары кружились в вальсе, и старый великий князь
полусмеясь-полусерьезно сказал: жених и невеста. А за черными окнами в
бесконечных снегах на коленях ждет Россия.
Когда королева Виктория узнает о симпатии, вызванной Алисой у
наследника русского престола, она сейчас же загорается мыслью устроить этот
брак. Лучшей партии невозможно желать. Но время королевы Виктории движется
медленно, ее решения принимаются неторопливо, с прохладцей, каждый шаг
тщательно взвешивается... И при этом Алиса еще так молода. Словом, пять лет
проходят в переписке с семьей, передаче через нее приветов будущему жениху и
обратно, в мечтах, чтении книжек о России, разговорах с бабушкой и
распространении этой последней в свете и при иностранных дворах осторожных
слухов о возможной помолвке. Последнее, ни к чему не обязывая, может
принести пользу: люди, привыкнув о чем-нибудь слышать, свыкаются со слухами,
как с фактом.
Пять лет проходят в такой подготовке почвы, но вот они прошли, и
положение все-таки неопределенно. Между тем Алисе уже девятнадцать лет.
Цесаревичу Николаю могут найти не сегодня-завтра другую невесту. И королева
Виктория решает действовать.
Она отправляет в Петербург письмо, которое, вероятно, ей кажется очень
хитрым и ловким. Королева Виктория спрашивает прямо: не понравилась ли ее
внучка во время пребывания своего в России
кому-нибудь из членов императорской фамилии? Она, Виктория, хотела бы
об этом знать, чтобы в качестве опекунши подготовить ее к принятию
православия, к чему, подчеркивает она, стремится принцесса, полюбившая все
русское.
На это наивное письмо получается ядовитый ответ. Нет, об увлечении
принцессой Алисой в Петербурге ничего не слышно. Если и были какие-нибудь
380
детские чувства, то они бесследно забыты. Что же касается до принятия
православия, то это превосходное дело очень радует государыню и государя, но
зависит от сердца самой принцессы и воли ее царственной опекунши.
Проходят еще три года. Сколько обжигающих душу слез оскорбленной
гордости пролито принцессой Алисой--знают только пестрые кретоновые стены ее
девической спальни. Впрочем, как ни скрытна, как ни тверда ее воля, у нее
тогда вырываются и доходят до нас слова, рисующие ее душевное состояние: "Я
ненавижу его,-- говорит
она о цесаревиче Николае. И добавляет:-- Русские все одинаковы. В их
засыпанной снегом стране нет ни естественности, ни чести".
Через год она станет русской императрицей.
С утра 20 октября Александр III задыхался. Вскоре его тяжелое тело
начинают сводить предсмертные судороги. У красного плюшевого кресла, в
котором он лежит, бледные и ошеломленные толпятся его близкие. Каждый свыкся
с мыслью о неизбежности конца, и все-таки каждый поражен, что этот конец
наступает. Шторы опущены, но бьющее в окна солнце то там, то здесь прорезает
воздух, которым трудно дышать: таким он вдруг сделался душным. Иоанн
Кронштадтский одной рукой поддерживает голову царя, другой, дрожащей, водит
у его рта, и над ней то вспыхивает, то пропадает яркий солнечный зайчик: это
лжица со Св. Дарами.
Пока Александр III доживает последние минуты, рядом, в походной
канцелярии, бойкий писарь выводит на веленевом листе: "Божией
поспешествующей милостью мы, Николай Вторый..." -- заранее заготовленный
манифест о восшествии на престол. В 2 ч. 15 м. дня
черно-желтый императорский штандарт тихо опускается над Ливадийским
дворцом в знак того, что сердце царя остановилось, а в четыре на площади
перед Малой церковью протопресвитер Янышев уже приводит к присяге царскую
фамилию, двор и войска.
Двадцатидвухлетнее царствование императора Николая II началось.
381
По мрачной традиции, преследующей русских царей, бальзамировка не
удается. Тело начинает разлагаться с удручающей быстротой. Так как покойник
-- царь, не только нельзя его спешно похоронить, но даже нельзя запаять
гроб. Москва и Петербург, императорская фамилия и двор, министры и
иностранные послы, все, кто знал этого человека здоровым и всемогущим,
непременно должны увидеть его в унизительном бессилии смерти. Казалось бы,
естественнее всего по крайней мере поторопиться с отъездом и церемонией
похорон. Но Александр III, обложенный камфорой и льдом, лежит в гробу, а в
Ливадии идут странные споры, где делать свадьбу, здесь или в Петербурге.
Николай II желал бы венчаться немедленно, "пока еще дорогой папа под крышей
дома", и Мария Федоровна готова с ним согласиться, но другие, особенно
великий князь Владимир, решительно против. Каждый предлагает свое решение, и
никто не умеет его отстоять. Это состязание предрассудков, упрямства и
нерешительности длится целую неделю. Только два человека из находящихся в
Ливадийском дворце могли бы сразу принять независимое решение и последовать
ему, не обращая внимания на других. Но один из них--труп, а другая --
принцесса Алиса,-- не вмешиваясь ни во что, молчит.
Наконец, споры кончены: свадьба будет в Петербурге. Мертвого царя
поднимают на броненосец и кладут под тентом из андреевского флага. В
Севастополе гроб переносят в траурный поезд. Его пускают впереди того, в
котором едет Николай II. Ложным царским поездом, который из предосторожности
обыкновенно отправляют впереди настоящего, служит на этот раз настоящий
царский... только с мертвым царем.
Петербург встречает гнилой оттепелью. На Невском, когда выносят гроб,
молодой щеголеватый ротмистр командует своему эскадрону: "Смирно, смотреть
веселей!" Один сановник спрашивает у другого: "Кто этот дурак?" Тот не
знает, но время ответит за него. Это будущий диктатор, Трепов. Впоследствии
382
так же, кстати, лихо и непринужденно он скомандует на всю Россию:
"Патронов не жалеть".
Войска стоят смирно и смотрят весело. За их ровными шпалерами,
навалившись друг на друга, стоит серая бесчисленная толпа. Как она стоит,
навытяжку или вольно, как смотрит, весело, грустно или враждебно, в мутном
воздухе петербургского утра трудно разобрать. Сквозь серый туман, делающий
одинаковыми все лица, кажется, что она смотрит равнодушно.
Ровно две недели спустя в той же малахитовой зале Зимнего дворца, где
когда-то шестнадцатилетний цесаревич признался в любви своей кузине,
принцессу Алису торжественно одевают к венцу. Царь ждет рядом в арабской
комнате. Он надел свой любимый лейб-гусарский мундир. Он счастлив и радостно
озабочен.
Но вот что испытывает она: "Я въехала в Россию за гробом государя.
Длинное путешествие через всю страну и панихида за панихидой. Я холодела от
робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы
продолжением этих панихид, только на меня надели белое платье".
После свадебной церемонии новобрачные в карете с форейторами и русской
упряжью едут в Казанский собор. Царь, сияя, отвечает на приветствия.
Красивое лицо новой государыни, которую с любопытством рассматривают все,
кажется надменным и злым. И в народе то там, то здесь хмуро шепчут о ней то,
что думает она сама:
-- Пришла вслед за гробом...
Появление Низьера-Вашоля Филиппа при русском дворе производит действие
химического реактива, брошенного в бесцветную жидкость. Бледная ткань нового
царствования от прикосновения не совсем чистых рук этого заезжего шарлатана
сразу ярко
383
окрашивается таким характерным болезненным отблеском, который отныне
будет все возрастать.
Роль этого предшественника Распутина одновременно ничтожная и роковая.
Он видит не дальше генеральских эполет, которые рассчитывает получить за
свои "услуги" самодержавию. Он их и получит. Какой ценой и кто за его
эполеты заплатит, это Филиппа не касается, да он и не догадывается об этом.
Граф Муравьев-Амурский--русский военный агент во Франции--попадает
однажды на сеанс некоего "отца Филиппа", спирита и гипнотизера, популярного
в парижских роялистских кругах. Отец Филипп, сын лионского мясника и в
молодости сам мясник, коротконогий человек с брюшком и косым разрезом черных
глаз, лечит, вызывает духов и дает разорившимся аристократам советы, как
поправить дела биржевой игрой. Советы его порой удачны, и ловкие магические
опыты производят впечатление: кроме проворства рук, отец Филипп обладает и
большой гипнотической силой.
Сеанс, на котором присутствует граф Муравьев-Амурский, происходит в
день смерти Людовика XVI. Филипп обещает показать своим приглашенным
последние минуты казни.
Старые герцогини и экзальтированные барышни из квартала
Сен-Жермен рассаживаются в задрапированной черным комнате, где так
накурено амброй, что трудно дышать. Бравый граф Муравьев про себя вздыхает:
зачем он сюда пришел? Ему жарко, неудобно, стеганое будуарное кресло, на
которое его усадили, слишком для него низко. Но сейчас он забудет и о скуке,
и о неудобном кресле.
...Отрубленная голова Людовика XVI появляется в воздухе. Сперва как
туманное светящееся пятно, потом во всех отталкивающих подробностях реальной
картины. На потном лбу пульсирует черная жилка, лиловые закрытые веки
подергиваются, и кровь несчастного короля тяжелыми каплями льется с обрубка
шеи в предвечную ночь, откуда она появилась.
384
Когда сеанс кончен и свет зажжен, отец Филипп должен сейчас же
вспомнить о своем искусстве врача: половина присутствующих близка к
обмороку. Нервы графа Муравьева крепки, в горьковатых успокоительных каплях
он не нуждается, но воображение его, очень склонное ко всему таинственному,
потрясено. Вскоре, встретившись с гостящей во Франции великой княгиней
Милицей Николаевной, одной