Кальма Н.. Черная Салли

   Лицо Джона Брауна – серьезное, просветленное – выражало энергию и какую-то радостную решимость. Запах пороха, шум выстрелов пробудили в нем старый боевой дух: ноздри его раздувались, свинцовая грива свисала на лоб. Он нетерпеливо мял бороду и шагал от одного бойца к другому, выглядывая в окна и ежеминутно рискуя быть подстреленным.
   Капитан, что вы делаете?! Капитан, поберегите себя! – восклицали то Джим, то Гоу. – Вас убьют, капитан!
   – Не волнуйтесь, друзья мои: пули не трогают тех, кто бьется за правое дело, – говорил, усмехаясь, Браун.
   Бойцы переводили взгляд на своих раненых и вздыхали, но капитана ничто не могло переубедить.
   – Нам недолго осталось ждать. Набат поднял негров на всех окрестных плантациях. Они примут к нам, и мы вместе ударим на врага, – беспрестанно твердил капитан.

ПРИСТ ИЗМЕНЯЕТ

   Не обращая внимания на пули, летавшие вокруг его головы, Джон Браун пересек двор и направился к караульному помещению. Сейчас в маленьком домике находились заложники, взятые накануне ночью людьми капитана. Сюда выстрелы долетали глуше. Наполеон стоял на карауле у двери. Увидев капитана, глухой осклабился:
   – Я рад! Боялся за капитана. Отойти нельзя. Ничего не известно. С девочкой благополучно. Белые джентльмены сердятся. Хотят обедать.
   Джон Браун вошел в караулку и огляделся. На скамьях и стульях сидело и лежало самое пестрое общество, какое ему когда-либо приходилось видеть. Цилиндры и крахмальные воротнички помещались рядом с халатами и ночными колпаками, охотничьи сапоги перемешивались с домашними шлепанцами. Были тут люди в длинных ночных рубахах, с лысинами, повязанными теплой фланелью, и люди в синих вечерних фраках, с золотыми цепочками, выглядывающими из-под жилетов. Все это ворчало, брюзжало, ругалось и поминутно приставало к глухому человеку с разными требованиями и жалобами.
   При входе Джона Брауна сразу наступила тишина. Все головы повернулись к нему. Один только голос из темного угла продолжал злобно настаивать:
   – Я тебе говорю, отдай кота, черномазая! Он мой, как ты смеешь его брать! Прист, сию минуту иди ко мне. Я тебе что говорю!…
   Капитан всмотрелся в темноту. В углу на скамейке сидела с серьезным, нахмуренным лицом Салли. На ее коленях свернулся клубком и громко мурлыкал большой черный кот. Кот блаженно щурил сверкающие зеленые глаза и подставлял спину под гладящую его маленькую ручку. А перед Салли стоял грузный человек с лиловым обвислым носом и, весь искривившись, глядел на кота.
   – Подлое животное, неужели и ты изменило мне?
   Странно выглядел Кошачий Паркер, лишенный всеx своих украшений. Пустые кобуры из-под револьверов болтались у него на поясе; на портупее висели одни только ножны из-под сабли: Джим Бэнбоу позаботился о том, чтобы снять со своего бывшего хозяина все его оружие.
   Увидев Брауна, Салли вскочила и бросилась к нему:
   – Дедушка Джон! Что папа? Здоров?
   При этом кот скатился с ее колен, но ничуть на это не обиделся.
   – Здоров, детка. – Капитан погладил Салли ни голове. – Все в порядке, скоро мы снова будем все вместе. – Он обратился к пленикам: – Джентльмены, я слышал, у вас есть претензии. Изложите их мне.
   Внезапно в комнате поднялся невообразимый шум. Цилиндры и фланелевые колпаки, халаты и фраки – все это подступило к капитану, кричало и размахивало кулаками.
   – Обедать! – рычали цилиндры и колпаки. – Черт возьми, дайте нам пообедать!
   Что вы с нами делаете?! – вторили им халаты и фраки. – Как вы смеете держать нас в этой конуре?!
   – Ваши аболиционисты, сэр, просто бандиты. Если вы хотите уморить нас голодом, скажите нам это прямо! – завизжал старикашка в вязаных шелковых кальсонах, с абсолютно голой головой.
   На него зашикали:
   – Тсс… мистер Смайлс, вы погубите нас всех…
   Капитан поднял руку. Наступила тишина.
   – Мне очень жаль, джентльмены, – сказал он спокойно, – но тут ничего не поделаешь. Мои люди не ели целые сутки.
   Он секунду подумал.
   – Могу предложить вам виски. Хорошее, крепкое виски. Это все, что у нас имеется. Угодно вам? Эй, Наполеон!
   Глухой часовой появился в дверях.
   – Принеси этим джентльменам виски. Те фляги, которые нам дала с собой моя жена.
   Наполеон собирался что-то возразить.
   – Я сказал: ты принесешь виски, – возвысил голос капитан и подмигнул Наполеону. – Три фляги оставишь для раненых, остальные – сюда.
   Наполеон недовольно фыркнул, но не посмел ослушаться и поспешно вышел. Паркер подошел к Брауну:
   – Сэр, прикажите этой черномазой отдать мне кота. Негры предали меня, я ваш пленник, но кот – мой, и я требую, чтобы мне его вернули.
   Салли прижалась к капитану.
   – Пускай, пускай берет, – горячо зашептала она, – он злой, дедушка, он все ругается…
   Джон Браун нахмурился.
   – Животные наделены чудесным разумом, мистер Паркер, – произнес он отрывисто, – предоставим самому коту выбрать себе хозяина. Зовите его, Паркер. Если он пойдет к вам – значит, он действительно ваш.
   И он положил руку на плечо Салли. Девочка испуганно косилась на Паркера. Присутствующие с любопытством прислушивались к этому разговору. Черный кот уселся посреди пола, поглядывая на всех изумрудными глазами, как будто понимал, о чем идет речь. Паркер в отчаянии всплеснул руками:
   – Ах, если б у меня был кусок мяса! Прист так любит мясо, он тогда пошел бы ко мне на руки…
   Старик в вязаных кальсонах захихикал и полез в карман своего халата:
   – Мистер Паркер, только для вас… Последний кусочек… Случайно захватил из дому сэндвич…
   Браун поднял брови. Это был тот самый старик, который только что кричал о голодной смерти. Паркер жадно схватил протянутый кусок мяса.
   – Прист, гляди сюда, что я тебе дам… Вот вкусно-то!
   Он зачмокал губами, но кот равнодушно повел глазом и не шевельнулся.
   – На, подлый кот, на!
   Прист встал и не торопясь понюхал мясо. Паркер протянул было руки, но кот шмыгнул мимо и быстро вскочил на плечо Салли.
   – Вот видите… – начал Браун, но вдруг замолчал.
   Паркер плакал: большие мутные слезы катились по его дряблым щекам, по лиловому носу. Он издавал какие-то хлюпающие звуки и бессвязно причитал:
   О-о-о-о… Все меня предали… все, все, даже мои животные…
   Эту сцену прервал вбежавший Наполеон. Негр посерел от волнения. В руках и под мышкой у него были зажаты фляги с виски.
   – Бойцы зовут вас. Тревога!
   Джон Браун торопливо шагнул к дверям. На пороге он обернулся:
   – Джентльмены, прошу вас выпить виски за победу справедливости!
   И Салли услышала, как он пробормотал:
   – Ну, теперь за этих я спокоен. Виски их живо свалит с ног.

СИНИЕ МУНДИРЫ

   – Они хотят обойти нас с фланга, – сказал сверху наблюдавший в слуховое окно Оуэн, – я вижу, как они передвигаются цепью мимо здания банка.
   – Плохо дело, ребята, – заметил Гоу, вставляя новый патрон, – им ничего не стоит взорвать нас на воздух вместе со всем арсеналом.
   Начинало смеркаться. Бойцы устали и были голодны. В пожарном сарае становилось темно, Холод проникал в разбитые окна. Снаружи наступила тишина. Казалось, враг чего-то выжидает, к чему-то готовится. Бойцы предпочли бы выстрелы: тишина действовала им на нервы.
   – Я не понимаю, чего медлит капитан, – раздраженно заговорил Кук. – Нужно решаться на что-нибудь, иначе из нас сделают котлеты.
   – Вы же знаете, отец уверен, что к нам придут на помощь. Он верит, что с минуты на минуту сюда явится большой отряд восставших невольников, – отозвался Оуэн, – он верит…
   Но ему не пришлось договорить. За его плечами стоял отец. Джон Браун наклонился к уху Оуэна.
   – Ты был прав, Оуэн, – прошептал он хрипло. – Мы попали в ловушку. Нет ни картечи, ядер, патронов хватит ненадолго. Теперь нужно подумать о людях.
   Он жестом подозвал к себе бойцов.
   – Необходимо прорваться к мосту и немедленно бежать в горы, – сказал он. – Мы окружены со всех сторон. По-видимому, негры восстаеут и придут к нам позже, когда мы будем в горах.
   Он перевел дух.
   – Возьмем с собой только самое необходимое оружие. В живых остался один мул. Мы построимся так, чтобы повозку с оружием поставить в середину. Бэнбоу, вам поручается авангард. Я и Оливер пойдем с правого крыла. Кука, Иосию и прочих раненых, а также девочку поместим центр. Заложников придется оставить здесь. Входить в переговоры о них бесполезно. Нас решили уничтожить любой ценой.
   Он прислушался. На улице беспорядочно и восторженно галдели.
   Оливер выглянул из окна:
   – Опять беснуются. Повернулись к вашингтонской дороге и что-то орут…
   К вашингтонской дороге? – переспросил Бэнбоу. – Уж не ждут ли они подкрепления? Ведь были же сведения о том, что федеральные войска в сорока милях отсюда…
   Оуэн направился наверх, на свой наблюдательный пост. Остальные тем временем выкатили из пожарного сарая во двор повозку и побросали в нee ружья, револьверы, пачки патронов – все, что можно было увезти на одной лошади. Запрягли уцелевшего Рыжего. Мул дрожал и косился горячим глазом на ворота. Бэнбоу сбегал в караулку и привел Салли и Наполеона. Перед уходом глухой и девочка позаботились о том, чтобы хорошенько запереть пленников: иначе те могли бы воспользоваться моментом и напасть с тыла.
   – Капитан, оружие погружено, – доложил Бэнбоу.
   – По местам! – скомандовал Браун. – Ружья на изготовку. Без команды не стрелять! Откройте ворота!
   Оливер и Гоу откатили в сторону пожарные машины, загораживающие ворота, и отодвинули железный засов. У всех бойцов были напряженные лица: все понимали серьезность минуты. Раненые старались стоять без посторонней помощи. Салли наморщила лоб и крепко ухватилась за куртку Наполеона. Глаза ее не отрываясь следили за отцом, стоявшим впереди, рядом с Гоу. Лицо мулата было озабоченно. Он держал палец на спуске ружья, плечи его были подняты… Скрипя на петлях, распахнулись ворота арсенала, и сразу навстречу бойцам завыли, зарычали бешеные голоса молодцов Вила Смайлса:
   – Вот они! Бей их!
   – Попались, голубчики!
   – Долой аболиционистов! Бей негров!
   – Подпустите их на сто ярдов! – скомандовал ясный голос Брауна. – Пли!
   Почти одновременно с обеих сторон раздался залп. Тихая зеленая уличка наполнилась дымом, лязгом, стонами. Бился в оглоблях и вставал на дыбы раненый Рыжий. Повозка с оружием опрокинулась, и на мостовую посыпались ружья и револьверы. Все перемешалось. Краснолицые парни с выпученными глазами ревели во всю мочь:
   – Долой аболиционистов! Долой!
   Пошли в ход штыки и сабли. Дерущиеся сошлись лицом к лицу; они скользили и падали среди разбросанного оружия, кровавых луж, поваленных заборов. Бойцы Брауна оттеснили своих противников в дальний конец улицы, к стене городского сада.
   – Они бегут! – закричал вдруг Оливер. – Друзья, путь свободен!
   Подняв высоко над головой ружье, он ринулся вперед. На минуту перед бойцами мелькнуло его тонкое юношеское тело. Но грянул одинокий выстрел, и Оливер, беспорядочно взмахнув руками, упал ничком. Бойцы на минуту смешались. Джон Браун мгновенно подскочил к сыну и подхватил его на руки:
   – Мальчик мой!
   Но предаваться отчаянию было не время, и капитан крикнул бойцам:
   – Не останавливаться! Я сам понесу его!
   Он легко взвалил на плечи безжизненное тело Оливера.
   – Вперед, друзья! Пробьемся к мосту! Гонцы устремились вслед за бегущими в беспорядке смайлсовцами. Мост был уже совсем близко, уже слышно было, как шумит река. Еще несколько шагов – и маленький отряд спасен. Но в это мгновение впереди произошла какая-то заминка. Бойцы услыхали восторженный рев врагов, и сейчас же из-за поворота показались синие мундиры солдат.

ОНИ НЕ СДАЮТСЯ

   – Моряки! – в ужасе закричал Гоу. – Мы пропали!
   – Назад! – раздался громовой голос Брауна. – Это ловушка. За мной, друзья, в арсенал!
   Он повернул обратно, придерживая на плече тело Оливера. За ним последовал весь отряд. Вдогонку бойцам неслись выстрелы и крики, но они не отвечали. Они стремились теперь к арсеналу как к единственному убежищу, и, только когда захлопнулись за ними обитые железом ворота, бойцы смогли оглядеться и пересчитать оставшихся в живых. Еще трое из группы Бэнбоу остались лежать там, на улице. Теперь их оставалось семнадцать, считая легкораненых. У всех были бледные, но спокойные лица. Гоу стирал рукой кровь и грязь со щеки. Джим Бэнбоу держал на руках Салли. У девочки все платье было забрызгано чьей-то кровью. Джон Браун все еще не расставался со своей драгоценной ношей. Он бродил по двору, ища удобного места. Наконец он выбрал уголок у стены, под большой магнолией. Туда он положил Оливера. Юноша открыл мутные глаза и увидел над собой блестящие, словно лакированные листья.
   – Папа, мы победили, правда? Мы в горах? Отец склонился над ним:
   – Да, да, Оливер. Спи, мой мальчик… Он отвернулся, Оуэн молча захлопотал над братом.
   – Капитан, федеральные войска уже у ворот, – подошел Кук, – я думаю, придется сдаться…
   – Мы не можем сдаться, – устало возразил Браун. – Наших негров ждет линчевание, да и нас не помилуют. Нужно думать о людях, Кук.
   – А заложники? – напомнил Кук. – Мы еще можем ценой их купить себе свободу.
   Джон Браун покачал головой.
   Дело зашло слишком далеко, – сказал он. Моряки скорее согласятся пожертвовать несолькими здешними плантаторами, чем выпустить нас из рук. Впрочем, можно попытаться.
   За стеной раздались звуки горна. Стрельба прекратилась. Оуэн, выглянув, сообщил, что солдаты составили ружья в козлы и как будто собираются расположиться лагерем. Вдруг он сказал:
   – Отец, сюда идет офицер с белым флагом. Мне кажется, это парламентер. Джон Браун подошел к окну.
   – Что вам угодно, сэр? – спросил он громко.
   – Я бы хотел говорить с вашим командиром, – донесся высокий тенорок офицера. У него было круглое лицо с небольшой курчавой бородкой. Разговаривая, он нервно поправлял пелерину своей шинели.
   – Вы говорите именно с командиром первого американского аболиционистского отряда. Мое имя Джон Браун.
   – Я явился сюда по поручению полковника Роберта Ли, командующего войсками Соединенных штатов этого округа, – прокричал офицер. – Полковник предлагает вам сдаться. Вы окружены со всех сторон. У вас нет другого выхода.
   Джон Браун перевел дыхание.
   – Я сдамся, если полковник даст моим людям – здоровым и раненым – уйти в горы, – сказал он, явственно произнося каждое слово. – Кроме себя, в обмен за моих людей я предлагаю взятых мною заложников.
   – Это невозможно! – Офицер весь скривился. – Полковник требует безусловной сдачи всех бунтовщиков.
   Вместо ответа Джон Браун поднял револьвер и выстрелил в воздух.
   – Предупреждаю вас: на рассвете мы начнем атаку! – визгливо закричал офицер и, не выдержав парламентерской вежливости, погрозил кулаком: – Мы разгромим ваше проклятое гнездо!

НА РАССВЕТЕ

   – Папа, смотри: пожар! – Оливер приподнялся и указал рукой на небо. Щеки его пылали. – Вон какое зарево!
   – Нет, Оливер, это не зарево, это заря. – Джон Браун положил руку на лоб юноши: – Успокойся, дорогой.
   Капитан встречал зарю у изголовья умирающего сына. За ночь новые морщины появились на лбу Брауна. Он страдал не за себя, к своей судьбе он был равнодушен. Его пугала участь людей, пошедших за ним, поверивших в него.
   День обещал быть холодным и ясным. За стеной с первыми лучами солнца забили барабаны. Горнист заиграл зорю. Но обстрел начался не сразу. Морская пехота еще завтракала, и к голодным бойцам доносился запах поджаренного хлеба и каши, доводивший Кука до исступления. Позавтракав, солдаты неторопливо разобрали ружья, откуда-то притащили бревна и соорудили из них таран; к воротам арсенала подкатили небольшую пушку.
   Бойцы Брауна угрюмо следили за этими приготовлениями. Джим Бэнбоу переходил с места на место, ища, куда бы поместить на время атаки Салли. Он понимал, что атаки целого полка вполне достаточно для того, чтобы покончить с их крохотным отрядом. Но ему нужно было чем-нибудь занять свой ум в эти томительные минуты ожидания.
   Салли бродила за ним по пятам, а за девочкой как тень, ходил черный кот. Прист каким-то образом удрал из караулки и теперь все время терся у ног маленькой негритянки.
   – Неужели они не пощадят даже детей? – спрашивал Джим Оуэна.
   – Боюсь, что негритянских детей им будет даже приятно уничтожить, – отвечал Оуэн.
   Появился Наполеон, ходивший проведать пленников.
   – Ну, как они там? Ждут, что их придут освобождать? – осведомился Кук.
   Глухой не расслышал вопроса, но понял его смысл. Он выразительно подмигнул и сделал вид, будто пьет из сложенной руки. Впрочем, никто в эту минуту не понял, что он хотел этим сказать.
   Внезапно среди общего молчания раздался топкий голос Оливера:
   – Папа, помоги мне взобраться на гору. Возьми меня на руки, папа, помнишь, как когда-то…
   Джон Браун подхватил его под мышки и приподпял.
   Оливер взглянул на него невидящими глазами:
   – Как хорошо! Выше, папа, еще выше!…
   Он вытянулся изо всех сил, как будто хотел взлететь. Что-то заклокотало у него в горле, голова свесилась на грудь. Джон Браун вздрогнул и потихоньку положил его на землю. Оливер был мертв. Солнце заиграло в его спутанных волосах. Капитан посмотрел на спокойное молодое лицо и опустился на колени.

   – Прости, Оливер, – пробормотал он.
   За стеной раздалась частая барабанная дробь. Джон Браун вскочил с колен.
   – Поминки по Оливеру! – закричал он хрипло. – Мы им сейчас устроим знатные поминки!
   Он поспешно зарядил оба своих револьвера.
   – Друзья, постараемся как можно дороже продать нашу жизнь! Своей кровью мы добудем свободу угнетенным. Мужайтесь, друзья!
   Страшный залп прервал его слова. Со стен посыпалась штукатурка. Густая известковая пыль смешалась с синим дымом.
   – Долой рабство! – закричал в каком-то исступлении Бэнбоу. – Стреляй, ребята!
   Затрещали выстрелы. Пули непрерывно били в стены.
   Да здравствует свобода! – кричали бойцы сквозь грохот залпов. – Да здравствует свободная республика!
   Смерть неграм! Долой аболиционистов! – Поносилось к ним из-за стены.
   С визгом забила картечь. Одна стена'была.пробита, и в широкое отверстие летел свинец. Обливаясь кровью, упал Кук. Огонь не прекращался. Люди падали один за другим.
   Свинцовый дождь скосил Гоу, потом добил раненого Иосиго. Бэнбоу, стиснув зубы, отплачивал сторицей за убитых товарищей. Снова над городом бешено затрезвонили в набат. Капитан и Джим стреляли, почти не целясь, но каждая пуля укладывала кого-нибудь из синих. Волосы Джона Брауна, как дымное облако, поднимались надо лбом, борода была растрепана. Джим крепко обмотал вокруг шеи свой красный шарф. Лицо его осунулось, глаза были воспалены. Он механически взводил курок, не чувствуя своего левого локтя и правого плеча и обжигая палец о раскалившийся ствол ружья.
   Патронов становилось все меньше. Еще две пачки оставались в пожарном сарае, но теперь некому было их подать. Едва Джон Браун подумал об этом, как маленькая черная рука подала ему одну пачку. У него дрогнул голос:
   – Салли, сейчас же уходи отсюда! Здесь не место детям.
   Но девочка уже подавала вторую пачку отцу, и у Бэнбоу не хватило духу прогнать ее от себя.
   «Все равно, умрем вместе», – мелькнула у него мысль.
   Внезапно Оуэн выронил ружье и упал лицом на подоконник.
   – Отец, твоя правда: мы добудем своей кровью свободу!
   Джон Браун бережно положил своего второго сына рядом с мертвым Оливером и вернулся к бойцам.
   Лицо его приняло величаво-торжественное выражение.
   – Последняя минута близка!

ОПЕРАЦИЮ СЛЕДУЕТ СЧИТАТЬ ЗАКОНЧЕННОЙ

   Затрещали ворота: таран разбивал их в щепы. Сквозь щели уже видны были погоны офицеров и потные лица солдат. Бэнбоу приблизился к капитанy.
   – Нас осталось двое и еще Салли! – прокричал он ему в самое ухо.
   Но в это мгновение из пожарного сарая выбежал глухой Наполеон. В руках он держал зажженный факел.
   – Угощение гостям! Парадный обед! – вопил он гримасничая.
   Джон Браун выхватил у него факел и затоптал его ногами. Он потряс глухого за плечи:
   – Возьми девочку, Наполеон. Спаси ее, как я когда-то спас тебя.
   Глухой поглядел преданными глазами на капитанa:
   – Для вас – все. Попытаюсь. Отдам жизнь.
   Он схватил на руки упирающуюся Салли. Девочка заплакала и заметалась, не желая расставаться с отцом. Но Джим Бэнбоу отчаянно махнул рукой и снова устремил глаза на синие мундиры. Глухой накрыл Салли плащом и вдруг исчез, как будто провалился.
   – Сейчас конец, капитан.
   Ворота сдерживал только засов. Артиллерия работала не умолкая. Два оставшихся в живых человека стреляли как одержимые. Наконец ворота упали, и во двор хлынула синяя река мундиров. Бэнбоу заслонил своим телом капитана. Он стоял в распахнутой рубашке, из которой выглядывала его широкая смуглая грудь. Прищурив один глаз, он выстрелил почти в упор в офицера, но десятки рук вышибли у него револьвер, и синие мундиры повисли на нем со всех сторон. Джиму удалось сбросить с себя четверых, но еще десять навалились на него. Синий барахтающийся клубок долго катался по земле, прежде чем солдатам удалось связать мулата.
   Джон Браун бросился к нему на помощь, но перед ним очутился лейтенант, бывший накануне парламентером. Лейтенант замахнулся саблей и наотмашь ударил Брауна:
   – Вот тебе, старый бродяга!
   – Долой рабство! – вскричал капитан. – Ко мне, друзья свободы! – Он упал, уткнувшись лицом в землю.
   – Прекратить огонь, – распорядился лейтенант: – бунтовщики наказаны по заслугам.
   Он толкнул ногой лежащего Брауна. Тот слегка застонал.
   – Жив! Вот удача! – обрадовался лейтенант. Он подозвал к себе ординарца:
   – Доложите полковнику, что арсенал занят сегодня в семь часов двадцать минут утра. Удалось захватить командира бунтовщиков, Брауна Осоатомского. Кроме него, в живых остался только один мулат. Оба они направляются мною в чарльстоунскую тюрьму. Операцию следует считать законченной.
   Ординарец приложил руку к кепи и ушел. Стрельба прекратилась, набат умолк. Внезапно до ушей лейтенанта донеслось нестройное пение.
   – Это еще что такое? Обыскать все здание!
   Солдаты, стуча сапогами, разбежались по двору. Через несколько минут они вернулись, ведя за собой пеструю группу людей в самых разнообразных костюмах. Впереди шел, приплясывая, старикашка в вязаных шелковых кальсонах. Старикашка прищелкивал пальцами и пел фальцетом:

 
Мне подали стаканчик,
А денег не берут.
Сказал тогда я Дейзи:
– Возьми себе за труд…
 

   Рядом с ним выделывал замысловатые па тучный человек с лиловым носом. Остальная компания с увлечением подпевала:

 
Дейзи, о Дейзи!
Возьми себе за труд…
 

   Запах виски чувствовался за несколько шагов. Лейтенант с изумлением наблюдал это шествие.
   – Привет доблестному воину, – расшаркался перед ним старикашка. – Передайте наш поклон президенту…
   В это мгновение во двор вбежал Вил Смайлс. Глаза его растерянно бегали. Увидев старикашку, он бросился было к нему:
   – Отец! Вы живы! Слава всевышнему! Вдруг он отступил: запах виски донесся и до него.
   – Что с вами? Вы пьяны? Старикашка захохотал и потянулся к сыну: – Малость выпили, сынок. У нас тут превеселое общество. Мистер Паркер оказался знатным танцором…
   Он схватил Паркера за руку, но тот в это время нагнулся над связанным Джимом Бэнбоу.
   – Вот ты где, негодяй! – завизжал он, задыхаясь от бешенства.

ПОВАРИХА ВОЗМУЩЕНА

   – Вот ты где, негодяйка! – вторя бабушке, проревел чей-то грубый голос.
   Ребята вздрогнули. Из темноты вынырнула толстая рука и ухватила за косу Мэри. Девочка вскрикнула:
   – Ой, мама!
   – Наконец-то я накрыла тебя! – продолжала, появляясь, повариха Роч. – Вот где ты пропадаешь до ночи! Тут она разглядела сидящую под деревом бабушку. – Так это вы рассказываете детям все эти бредни?! – вызывающе обратилась она к ней. – Это вы забиваете им головы вашей негритянской чепухой?! Я все слышала. Я слышала, как вы здесь прославляли этого старого бродягу Брауна, которого вот уже семьдесят лет все порядочные люди в Америке считают сумасшедшим. И я не позволю вам совращать мою дочь. Завтра же все будет известно директору школы.
   – Сама сумасшедшая! – крикнул Чарли. – Джон Браун герой, не смей его оскорблять…
   – Ах ты, паршивец, – надвинулась на него повариха, – тоже вздумал меня учить! Вот результат ваших рассказов, полюбуйтесь, – язвительно обратилась она к бабушке: – наслушаются ваших историй, а после бросаются на людей с кулаками!
   Бабушка встала. Рядом с огромной тушей поварихи она казалась маленькой и хрупкой.
   – Уходите отсюда, сударыня, – сказала она холодно, – сейчас же уходите. Вы можете жаловаться, кому вам угодно.
   – Живо катись отсюда, – прибавил Беппо, – а то мы тебя сами прокатим…
   Чарли, Нил и остальные мальчики пронзительно засвистели.
   – Разбойники! Хулиганы! – орала, поспешно отступая, повариха.