Преодолел бы испытаний груды,
Когда б само Благое Провиденье
Нам, беззащитным, не дало спасенья?
Нам промыслом божественным открылась
Тщета и слабость наших упований.
За нас благая сила заступилась
И нас спасла от страшных истязаний.
Какое лицемерие таилось
Под маскою объятий и лобзаний!
Когда б не небо, было б невозможно
Разоблачить обманщиков безбожных.
Молю тебя, Святое Провиденье,
Яви к скитальцам бедным состраданье,
Нам ниспослав чудесное спасенье,
Дозволь увидеть край обетованный,
Дай путникам вкусить отдохновенье,
Прерви на миг столь давние блужданья.
Пусть на восток укажут нам дорогу,
Чтоб мы и там могли прославить Бога".
Мольбе смиренной в трепетном волненье
Внимала дщерь прекрасная Дионы.
И вскоре в небывалом нетерпенье
Она помчалась к далям небосклона
И, среди звезд свершая восхожденье,
Радея о любимцах неуклонно,
К шестому небу резво устремилась
И пред Отцом почтительно склонилась.
Все негою и прелестью дышало
В движениях Киприды лучезарной.
К богине нежность небо излучало,
Сиял любовью звезд поток янтарный.
Богиня столько страсти заключала
В своих очах, что груды льдов полярных
В единый миг с улыбкой растопила,
А пламень в лед, играя, превратила.
И чтоб любви Юпитера добиться
(А он всегда являл Венере милость),
Она пред ним решила появиться
Нагой, как пред Парисом появилась.
О Актеон! Тебе б в нее влюбиться -
И жизнь твоя бы, юноша, продлилась,
Когда бы вместо девственной Дианы
К Венере пылкой ты простер бы длани.
Как золотые нити, разметались
Ее власа по шее белоснежной.
От страсти груди дивные вздымались,
Амур их теребил рукою нежной,
Вокруг богини чудной разлетались
Огни страстей и пылких и мятежных,
Спина богини белизной сияла
И страстные желанья возбуждала.
Тончайшим покрывалом защитила
Венера от нескромных дерзких взглядов
То, что стыдливость робкая сокрыла,
Любви запрятав райскую усладу.
Краса богини нежной всех пленила,
Богов она сражала без пощады.
Вулкан могучий ревностью терзался,
А Марс мечтам любовным предавался.
И, с тихой грустью на отца взирая,
Ликуя и скорбя одновременно,
Как дама, что, в огне любви сгорая,
Сменяет плач улыбкою мгновенной
И, ветреного друга осуждая,
Опять к нему спешит самозабвенно,
Богиня, что красой всех затмевала,
Такую речь царю богов сказала:
"Родитель мой! Доныне я считала,
Что ты всегда готов меня приветить,
С наивностью я детской полагала,
Что на добро добром ты рад ответить.
Наветам я коварным не внимала,
И вот теперь, увы, должна заметить,
Что от меня ты лик свой отвращаешь,
А милостями Вакха осыпаешь.
И что ж? Народ, любимый мной извечно,
Народ, по коем слезы проливаю,
Подвергнут был страданьям бесконечным,
И ныне я у ног твоих рыдаю,
Моля, чтоб ты благословил сердечно
То племя, коим я повелеваю,
Но лучше 6 мне желать ему плохого,
Чтоб ты ему вернул удачу снова.
Опять его карает враг жестокий,
А я, увы..." - и слез поток горючих
Прервал слова богини ясноокой.
Так на заре роса цветок пахучий
Порой туманит. Нежностью глубокой
Проникся к дочке царь богов могучий
И обратил к ней пламенные взоры,
Не дав ей боле продолжать укоры.
Прекрасной дамы скорбные стенанья
Могли бы и у тигра вызвать жалость.
Ей внял Отец с улыбкой обожанья,
И в ясном небе солнце разгулялось,
Юпитер долго расточал лобзанья
Любимой дочке, и уже казалось,
Что громовержец, страстью распаленный,
Вот-вот создаст второго Купидона.
Целуя лик печальный и прекрасный
И тщетно осушить пытаясь слезы,
Что омрачили в этот час злосчастный
Ланит богини трепетные розы
(Вот так младенец плачет громогласно,
Презрев седой наставницы угрозы),
Юпитер успокоить дочь стремился
И ей открыть грядущее решился.
"О дщерь моя, оставьте этот страх.
Потомкам Луза смерть не угрожает.
В несокрушимых яростных волнах
Великая их слава ожидает.
Утихнет вскоре память о делах
Сынов Эллады, что умы пленяет.
Склонятся изумленные народы
Перед отвагой новых мореходов.
Пусть превозмог Улисс велеречивый
Все Калипсо коварной обольщенья,
Пусть Антенор, воитель горделивый,
От Родины скитался в отдаленье,
Пускай проплыл Эней благочестивый
Меж Сциллой и Харибдой без смущенья, -
Лишь подвиг португальцев на Востоке
Откроет миру новые дороги.
И всюду возводя, себе на славу,
Твердыни, города и укрепленья,
Индийцев гордых покорив державу,
Кичливых турок разгромив в сраженье,
Востоком гордым овладев по праву,
Богов они повергнут в изумленье,
Печась о благе мира неуклонно,
Дадут ему великие законы.
Узрите вы, как флота предводитель,
Который ныне ищет Инд далекий,
Вдруг сотрясет Нептунову обитель,
По глади вод промчится шквал глубокий.
О ты! Морей отважный покоритель,
Легко смиривший океан жестокий!
О ты! Народ возвышенный и славный,
Стихии повелитель богоравный!
Узрите вы, как Мозамбик злосчастный,
Где битва беспощадная кипела,
В порт превратится шумный и прекрасный,
Благой приют для мореходов смелых.
И воцарится Луз под небом ясным,
Пройдя по морю в дальние пределы,
Немало дани соберет богатой -
Приправ, каменьев дорогих и злата.
И лоно моря Красного, я знаю,
От черной крови скоро потемнеет.
И дважды Луза сила боевая
Ормуз великий покорить сумеет.
Дружина мавров, ярая и злая,
От стрел своих же быстро поредеет,
Ведь каждый, кто на Луза ополчится,
Погибнет от карающей десницы.
Узрите вы, как Диу неприступный,
Что выдержит две яростных осады,
На острове далеком, недоступном
Воздвигнут португальские отряды.
И будет Марс великий неотступно
От зависти терзаться и досады.
И мавр, на Магомета в злобе дикой,
Направит к небу жалобные крики.
И Гоа мы увидим покоренье,
И бегство мавров, в битве посрамленных,
И весь Восток пред вами в преклоненье
Застынет, новой верой увлеченный.
Сам победитель в трепетном волненье
К вам припадет, триумфом упоенный,
И варвар разобьет свои кумиры,
И дети Луза мир подарят миру.
Узрите, как горсть воинов отважных
Не сдаст неверным стены Кананора.
И каликутской битвы час ужасный
Предстанет скоро перед вашим взором.
И явится Перейра вам прекрасный,
Что кочинские защитит просторы.
Великий духом, дерзновенный воин
Бессмертной славы, как никто, достоин.
Мы помним: битв земных ожесточенье
Все ж до морских пучин не доходило,
При Акциуме страшное сраженье
Глубин Левкадских вод не возмутило,
Хотя пред славным Августом в смиренье
Страна Авроры голову склонила
И за разгром Антоний поплатился:
Возлюбленной сладчайшей он лишился.
А вы узрите, как взметнется пламя,
Зажженное неистовым народом,
Над океана мощными волнами
И возвестит далеким, мрачным водам
Победу над язычества столпами,
Добытую в боях великим флотом.
Над маврами, над сказочным Востоком,
Над Херсонесом дивным и далеким.
Так, дочь моя, деяньями благими,
Что превосходят силы человека,
Свое возносят лузитане имя,
Прославившись от века и до века.
Великий Ганг склонится перед ними,
И Кадикс подивится их успехам.
Премудрый португал пролив откроет,
В былых пустынях города построит".
Закончив речь, Отец богов направил
На землю сына Майи, поручая,
Чтоб оный Гаме гавань предоставил,
Где флот стоял бы, мирно отдыхая.
А чтоб сомненья капитан оставил,
Покой душе великой дать желая,
Велел Юпитер, дабы в сновиденье
Увидел Гама край отдохновенья.
И вот уже Меркурий быстроногий
Спешит с небес спуститься в юном рвенье
И посохом касается дороги,
Тем посохом, с которым в час забвенья
Низводит смертных он в Аид жестокий,
Не дав им ни минуты промедленья.
И нынче с ним Меркурий в путь пустился
И вскоре близ Малинди очутился.
На землю с ним и Фама поспешила,
Стремясь потомков Луза славословить.
В Малинди им хвалу пропеть решила
И им прием достойный подготовить.
К ним быстро все сердца расположила,
Слагая гимны снова им и снова.
Малинди в нетерпенье пребывало
И мореходов в гости ожидало.
И вновь Меркурий в путь пустился дальний
И бег свой обратил к Момбасским водам,
Где обретался флот многострадальный
Под чуждым и враждебным небосводом.
Спешил сказать героям он печальным,
Что надо им в час ранний, в час восхода
Покинуть злобных варваров владенья,
Себя доверив воле провиденья.
Уж половина ночи миновала,
Далеким светом звезды озаряли
Огромный мир, который тьма объяла,
И мореходы сладкий сон вкушали,
Давно усталость к Гаме подступала,
Ночные дали сон ему внушали.
И он смежил измученные очи,
И вещий глас услышал среди ночи.
Воззвал к нему Меркурий легкокрылый
И повелел: "Спасайся, лузитанин.
Оставь сей край, коварный и постылый,
Где смерть тебе грозила неустанно.
Ты видишь: небо ветер усмирило,
Пока недвижны волны океана,
Беги отсель стремглав, без опасенья,
И после бурь вкусишь отдохновенье.
А если здесь останешься, несчастный,
То вспомнишь преступленье Диомеда,
Что скармливал коням своим ужасным
Гостей из дальних стран в былые лета.
Придет для вас пора расправы страшной,
И мавры, как Бузириса клевреты,
Близ капищ вас неведомых заколют,
В чужой земле навеки успокоят.
Вдоль побережья ты направь армаду
И обретешь край добрый и прекрасный,
Там солнца раскаленная громада
С ночами дни сравняла самовластно.
Король вас примет с лаской и отрадой,
Народ вас встретит дружно и согласно.
Ты кормщика получишь в услуженье.
Спеши в сей край, не ведая сомненья".
Закончив речь, окутал сном Меркурий
Усталого скитальца-капитана,
Восстав от сна, сияние в лазури
Тот увидал над далью океана.
Он повелел покинуть царство бури
И устремляться в край обетованный,
И паруса подняли каравеллы,
Бег направляя в дальние пределы.
"Пусть ветер паруса нам наполняет,
Сказал мне вещий голос среди ночи,
Что небо нам удачу обещает.
Посланца Бога видел я воочью.
Нам солнца луч дорогу освещает,
И боле я отплытье не отсрочу", -
Рек Гама, а матросы без печали
На борт, натужась, якоря подняли.
Пока герои якоря тягали,
Момбасцы, прячась в утреннем тумане,
Швартовы им по злобе надрезали,
К армаде подобравшись невозбранно.
Но дети Луза быстро распознали
Коварство исламитов окаянных
И налегли на весла всей гурьбою,
Момбасский брег оставив за собою.
И каравеллы острыми носами
Легко взрезали серебро бурунов,
И вольный ветер, вея над волнами,
Влек корабли к окраинам подлунной.
И, поминая горькими словами
Тот край, где настрадались накануне,
Лузиады с восторгом умиленья
Святое восхваляли провиденье.
Уже заря разъяла мрак кромешный,
На кораблях матросы пробуждались,
Когда над морем, тихим и безбрежным,
Два паруса в тумане показались.
То мавры-мореходы безмятежно
Прохладой на рассвете наслаждались.
Одна ладья, из страха перед флотом,
Направилась стремглав к прибрежным водам.
Ладья другая, не сумев сокрыться,
К героям-лузитанам в плен попала.
Но к мести те не думали стремиться,
Жестокость Марса Гаму не прельщала.
И яростью Вулкановой хвалиться
Нимало племя Луза не желало,
Тем более что мавры трепетали
И о пощаде робко умоляли.
К ним Гама обратился с упованьем,
Что кормщика средь мавров можно встретить,
Но те хранили полное молчанье,
Не в силах путь для кораблей наметить.
Об Индии не знали несказанной
И на вопросы не могли ответить.
Но сообщили, что в Малинди явно
Найдется Гаме кормщик достославный.
О короле Малинди толковали
Все мавры с неподдельным восхищеньем.
В нем искренность и честность почитали,
Его превозносили с умиленьем.
Благие речи Гаму убеждали,
Ведь и Меркурий в вещем сновиденье
Ему Малинди короля восславил.
К Малинди Гама корабли направил.
В те дни вступала Феба колесница
В созвездье похитителя Европы,
И юной Флоры легкие плесницы
Топтали зеленеющие тропы.
Рог щедрой Амалфеи чаровница
Явила миру с радостью особой.
Творец земле с любовью улыбался
И прелестью земною восхищался.
Малинди брег герои увидали
В день светлого Господня воскресенья.
В честь праздника армаду разубрали,
Развесили флажки и украшенья.
Матросы в бубны весело играли,
Взвевалось знамя ветра дуновеньем.
И дробью заливались барабаны
В честь приближенья к берегам желанным.
А там на берегу уже стояли
Малинди обитатели толпою.
Красавицу армаду поджидали,
О ней вели беседы меж собою.
Их жесты благородства источали,
И, наконец обласканны судьбою,
Туземца, что в Момбасе задержали,
Лузиады на берег отослали.
Король, осведомленный от придворных
О португальцев славе и величье,
Об их стремленье к Индии упорном,
Об их делах, привычках и обличье,
Послал навстречу вестников проворных,
Чтоб попросить, как требовал обычай,
Сойти на брег героев чужестранных
И предложить им отдых долгожданный.
В знак честной дружбы, не кривя душою,
Велел король дары земли направить
Тем, кто моря оставил за собою
И всюду край родной сумел восславить.
Баранов тонкорунных слал героям,
Им кур отборных приказал доставить.
Но было всех дороже подношений
Скитальцам короля благоволенье.
И капитан с учтивостью отменной
Посланцев короля Малинди встретил
И королю подарок драгоценный
Немедленно и с радостью наметил:
Коралл ветвистый, алый, несравненный,
Что красотой особой Бог отметил,
Он хрупким остается под водою
И твердость обретает над землею.
На берег Гама юношу направил,
Известного искусством красноречья,
Чтоб тот подарок королю доставил
В знак уваженья и чистосердечья,
Просил прощенья в том, что не оставил
Великий флот. И славный велеречьем
Паллады ученик на брег явился
И к королю с почтеньем обратился:
"О ты, властитель гордый, величавый,
Которого с высот небес лучистых
Юстиция сама венчала славой,
Тебе дав силу, власть и разум чистый!
Достигли мы брегов твоей державы,
Пройдя путь многодневный и тернистый.
И вот к твоим стопам мы припадаем
И в порт впустить армаду умоляем.
Мы не из тех, кто на града и веси
Огонь и меч бесчестно налагает
И, алчностью пороча поднебесье,
Последний хлеб у нищих отбирает,
С открытым сердцем, без татьбы и спеси
Наш флот к востоку путь свой пролагает.
Нас из Европы, несравненной, чудной,
Послал король на подвиг многотрудный.
Нас ожидали страшные глумленья,
И вместо вожделенного приюта
Нам варвары готовили мученья,
Стремясь средь нас посеять злую смуту,
Почто на нас обрушили гоненья,
Грозя нам смертью каждую минуту?
Неужто горстки путников боялись
И в западню нас заманить пытались?
Но на тебя, король благословенный,
Мы с верой и любовью уповаем,
И, как Улисс, скиталец незабвенный,
Мы Алкиноя обрести желаем.
Привел сюда нас вестник несравненный,
Мы божества веленье исполняем
И знаем: здесь, у берегов желанных,
Мы обретем любовь и состраданье.
Не думай, о король высокочтимый,
Что не ступил на брег твоей державы,
Поддавшись страху, Гама наш любимый,
В твою он дружбу верует по праву,
Он выполнял приказ неоспоримый
От государя (честь ему и слава).
Король наш заповедал капитану
Блюсти свою армаду неустанно.
А долг вассала - вечное смиренье
Пред королем. Как голова владеет
Малейшим тела нашего движеньем,
Так воля короля над всем довлеет.
Ты сам монарх, и наши опасенья
Твой светлый ум легко уразумеет.
К твоим стопам мы ныне припадаем
И к твоему величию взываем".
Так он изрек, и восхищенным хором
Туземцы восхваляли мореходов,
Далеких стран изведавших просторы,
Познавших хлад чужого небосвода.
Все изумленьем исполнялись взоры
При мысли о величии народа,
Который, от отчизны в отдаленье,
Так свято чтил монаршье повеленье.
К посланцу дружелюбно обращаясь,
Ему король с улыбкою ответил:
"Я в вашей доброте не сомневаюсь,
И чувств враждебных в вас я не приметил.
Пред подвигом я вашим преклоняюсь
И рад, что на земле своей вас встретил.
Мне мнится, что рассудок омрачился
У тех, кто к вам со злобой относился.
Я огорчен, что не пришлось увидеть
Других сынов отважного народа,
Но это не могло меня обидеть,
Понятны капитана мне заботы.
И сам себя я мог возненавидеть,
Когда, моим желаниям в угоду,
На берег бы команда вся вступила
И короля приказ бы позабыла.
И завтра поутру, с лучом восхода,
Я сам дорогу проложу к армаде,
Я жажду лицезреть сынов народа,
Что мчатся к цели через все преграды,
Морей полдневных покоряя воды.
Вы с доблестью прошли сквозь муки ада.
Я вам пришлю для будущих свершений
И кормщика, и снедь, и снаряженье".
Он кончил речь, когда свой лик лучистый
Сокрыл в пучине светлый сын Латоны,
И вестник Гамы, юноша речистый,
К армаде устремился отдаленной.
И вот в ночи, над гладью моря чистой,
Лузиады, народ неугомонный,
Отпраздновали в сладком упоенье
К брегам гостеприимным приближенье.
И в час ночной все небо озарилось
Шутих веселых яркими лучами,
У пушек пушкари засуетились,
Желая небо устрашить громами.
Казалось, что циклопы в мир явились,
Играя молний светлыми хвостами.
От радости герои ликовали
И в звонкие литавры ударяли.
А им с земли, окутанной сияньем,
Туземцы дружелюбно отвечали.
Взирая на армаду с ликованьем,
Они шутихи в небо запускали.
И, вызывая неба содроганье,
Летучий порох в вышине взрывали.
И море и земля в огнях светились,
Друг друга в славе превзойти стремились.
Но вновь под опаленным небосводом
Благое утро бег свой начинало.
И мать Мемнона утомленным водам
Свой первый луч с улыбкой ниспослала.
От сна очнулась в радости природа,
Как жемчуг, на цветах роса сияла,
Когда король Малинди в путь пустился
И по волнам к армаде устремился.
На берегу туземцы суетились
И в плаванье владыку провожали.
В лучах зари халаты их светились,
Искрясь, шелка тончайшие сияли.
Пугать пришельцев мавры не стремились,
С собою лук и дротики не брали.
Их заменяли ветви пальмы стройной -
Венец, величья гордого достойный.
В больших ладьях, покрытых балдахином,
Все роскошью восточною дышало,
Вся знать Малинди вкупе с властелином
Красой нарядов сказочных блистала.
Богатство облачений сарацинов
Пришельцев лузитанских восхищало.
Король явился в шелковом тюрбане,
Унизанном огнистыми камнями.
Дамасский шелк, струясь волной пурпурной,
Окутал тело короля благого.
Сияла скань плетением ажурным
В узорах ожерелья золотого.
И скатный жемчуг на больших котурнах
Мерцал на темном бархате основы.
И, верный друг царю в утехах ратных,
На поясе кинжал висел булатный.
Над королем прислужник раболепный
Держал навес, на ручке укрепленный,
Чтоб не страшился царь великолепный
Лучей полудня, злых и раскаленных...
Вдруг слух героев звук пронзил вертепный,
Томительный, визгливый, напряженный.
То трубы мавританские играли
И этот звук ужасный издавали.
А лузитане в лодку погрузились
И, щеголяя ярким облаченьем,
Навстречу властелину устремились,
Принять его желая с уваженьем.
И платью Гамы мавры подивились,
Узрев красу французского творенья,
Которое атлас венецианский
Соединило с модою испанской.
В штанах, расшитых нитью золотою,
Достойный Гама в этот день явился.
А на камзоле модного покроя,
Блестя под солнцем, позумент искрился,
На шляпе лузитанского героя
Плюмаж из мягких перьев укрепился.
Как царь, в наряд багряный облаченный,
Был капитан при шпаге позлащенной.
Когда б само Благое Провиденье
Нам, беззащитным, не дало спасенья?
Нам промыслом божественным открылась
Тщета и слабость наших упований.
За нас благая сила заступилась
И нас спасла от страшных истязаний.
Какое лицемерие таилось
Под маскою объятий и лобзаний!
Когда б не небо, было б невозможно
Разоблачить обманщиков безбожных.
Молю тебя, Святое Провиденье,
Яви к скитальцам бедным состраданье,
Нам ниспослав чудесное спасенье,
Дозволь увидеть край обетованный,
Дай путникам вкусить отдохновенье,
Прерви на миг столь давние блужданья.
Пусть на восток укажут нам дорогу,
Чтоб мы и там могли прославить Бога".
Мольбе смиренной в трепетном волненье
Внимала дщерь прекрасная Дионы.
И вскоре в небывалом нетерпенье
Она помчалась к далям небосклона
И, среди звезд свершая восхожденье,
Радея о любимцах неуклонно,
К шестому небу резво устремилась
И пред Отцом почтительно склонилась.
Все негою и прелестью дышало
В движениях Киприды лучезарной.
К богине нежность небо излучало,
Сиял любовью звезд поток янтарный.
Богиня столько страсти заключала
В своих очах, что груды льдов полярных
В единый миг с улыбкой растопила,
А пламень в лед, играя, превратила.
И чтоб любви Юпитера добиться
(А он всегда являл Венере милость),
Она пред ним решила появиться
Нагой, как пред Парисом появилась.
О Актеон! Тебе б в нее влюбиться -
И жизнь твоя бы, юноша, продлилась,
Когда бы вместо девственной Дианы
К Венере пылкой ты простер бы длани.
Как золотые нити, разметались
Ее власа по шее белоснежной.
От страсти груди дивные вздымались,
Амур их теребил рукою нежной,
Вокруг богини чудной разлетались
Огни страстей и пылких и мятежных,
Спина богини белизной сияла
И страстные желанья возбуждала.
Тончайшим покрывалом защитила
Венера от нескромных дерзких взглядов
То, что стыдливость робкая сокрыла,
Любви запрятав райскую усладу.
Краса богини нежной всех пленила,
Богов она сражала без пощады.
Вулкан могучий ревностью терзался,
А Марс мечтам любовным предавался.
И, с тихой грустью на отца взирая,
Ликуя и скорбя одновременно,
Как дама, что, в огне любви сгорая,
Сменяет плач улыбкою мгновенной
И, ветреного друга осуждая,
Опять к нему спешит самозабвенно,
Богиня, что красой всех затмевала,
Такую речь царю богов сказала:
"Родитель мой! Доныне я считала,
Что ты всегда готов меня приветить,
С наивностью я детской полагала,
Что на добро добром ты рад ответить.
Наветам я коварным не внимала,
И вот теперь, увы, должна заметить,
Что от меня ты лик свой отвращаешь,
А милостями Вакха осыпаешь.
И что ж? Народ, любимый мной извечно,
Народ, по коем слезы проливаю,
Подвергнут был страданьям бесконечным,
И ныне я у ног твоих рыдаю,
Моля, чтоб ты благословил сердечно
То племя, коим я повелеваю,
Но лучше 6 мне желать ему плохого,
Чтоб ты ему вернул удачу снова.
Опять его карает враг жестокий,
А я, увы..." - и слез поток горючих
Прервал слова богини ясноокой.
Так на заре роса цветок пахучий
Порой туманит. Нежностью глубокой
Проникся к дочке царь богов могучий
И обратил к ней пламенные взоры,
Не дав ей боле продолжать укоры.
Прекрасной дамы скорбные стенанья
Могли бы и у тигра вызвать жалость.
Ей внял Отец с улыбкой обожанья,
И в ясном небе солнце разгулялось,
Юпитер долго расточал лобзанья
Любимой дочке, и уже казалось,
Что громовержец, страстью распаленный,
Вот-вот создаст второго Купидона.
Целуя лик печальный и прекрасный
И тщетно осушить пытаясь слезы,
Что омрачили в этот час злосчастный
Ланит богини трепетные розы
(Вот так младенец плачет громогласно,
Презрев седой наставницы угрозы),
Юпитер успокоить дочь стремился
И ей открыть грядущее решился.
"О дщерь моя, оставьте этот страх.
Потомкам Луза смерть не угрожает.
В несокрушимых яростных волнах
Великая их слава ожидает.
Утихнет вскоре память о делах
Сынов Эллады, что умы пленяет.
Склонятся изумленные народы
Перед отвагой новых мореходов.
Пусть превозмог Улисс велеречивый
Все Калипсо коварной обольщенья,
Пусть Антенор, воитель горделивый,
От Родины скитался в отдаленье,
Пускай проплыл Эней благочестивый
Меж Сциллой и Харибдой без смущенья, -
Лишь подвиг португальцев на Востоке
Откроет миру новые дороги.
И всюду возводя, себе на славу,
Твердыни, города и укрепленья,
Индийцев гордых покорив державу,
Кичливых турок разгромив в сраженье,
Востоком гордым овладев по праву,
Богов они повергнут в изумленье,
Печась о благе мира неуклонно,
Дадут ему великие законы.
Узрите вы, как флота предводитель,
Который ныне ищет Инд далекий,
Вдруг сотрясет Нептунову обитель,
По глади вод промчится шквал глубокий.
О ты! Морей отважный покоритель,
Легко смиривший океан жестокий!
О ты! Народ возвышенный и славный,
Стихии повелитель богоравный!
Узрите вы, как Мозамбик злосчастный,
Где битва беспощадная кипела,
В порт превратится шумный и прекрасный,
Благой приют для мореходов смелых.
И воцарится Луз под небом ясным,
Пройдя по морю в дальние пределы,
Немало дани соберет богатой -
Приправ, каменьев дорогих и злата.
И лоно моря Красного, я знаю,
От черной крови скоро потемнеет.
И дважды Луза сила боевая
Ормуз великий покорить сумеет.
Дружина мавров, ярая и злая,
От стрел своих же быстро поредеет,
Ведь каждый, кто на Луза ополчится,
Погибнет от карающей десницы.
Узрите вы, как Диу неприступный,
Что выдержит две яростных осады,
На острове далеком, недоступном
Воздвигнут португальские отряды.
И будет Марс великий неотступно
От зависти терзаться и досады.
И мавр, на Магомета в злобе дикой,
Направит к небу жалобные крики.
И Гоа мы увидим покоренье,
И бегство мавров, в битве посрамленных,
И весь Восток пред вами в преклоненье
Застынет, новой верой увлеченный.
Сам победитель в трепетном волненье
К вам припадет, триумфом упоенный,
И варвар разобьет свои кумиры,
И дети Луза мир подарят миру.
Узрите, как горсть воинов отважных
Не сдаст неверным стены Кананора.
И каликутской битвы час ужасный
Предстанет скоро перед вашим взором.
И явится Перейра вам прекрасный,
Что кочинские защитит просторы.
Великий духом, дерзновенный воин
Бессмертной славы, как никто, достоин.
Мы помним: битв земных ожесточенье
Все ж до морских пучин не доходило,
При Акциуме страшное сраженье
Глубин Левкадских вод не возмутило,
Хотя пред славным Августом в смиренье
Страна Авроры голову склонила
И за разгром Антоний поплатился:
Возлюбленной сладчайшей он лишился.
А вы узрите, как взметнется пламя,
Зажженное неистовым народом,
Над океана мощными волнами
И возвестит далеким, мрачным водам
Победу над язычества столпами,
Добытую в боях великим флотом.
Над маврами, над сказочным Востоком,
Над Херсонесом дивным и далеким.
Так, дочь моя, деяньями благими,
Что превосходят силы человека,
Свое возносят лузитане имя,
Прославившись от века и до века.
Великий Ганг склонится перед ними,
И Кадикс подивится их успехам.
Премудрый португал пролив откроет,
В былых пустынях города построит".
Закончив речь, Отец богов направил
На землю сына Майи, поручая,
Чтоб оный Гаме гавань предоставил,
Где флот стоял бы, мирно отдыхая.
А чтоб сомненья капитан оставил,
Покой душе великой дать желая,
Велел Юпитер, дабы в сновиденье
Увидел Гама край отдохновенья.
И вот уже Меркурий быстроногий
Спешит с небес спуститься в юном рвенье
И посохом касается дороги,
Тем посохом, с которым в час забвенья
Низводит смертных он в Аид жестокий,
Не дав им ни минуты промедленья.
И нынче с ним Меркурий в путь пустился
И вскоре близ Малинди очутился.
На землю с ним и Фама поспешила,
Стремясь потомков Луза славословить.
В Малинди им хвалу пропеть решила
И им прием достойный подготовить.
К ним быстро все сердца расположила,
Слагая гимны снова им и снова.
Малинди в нетерпенье пребывало
И мореходов в гости ожидало.
И вновь Меркурий в путь пустился дальний
И бег свой обратил к Момбасским водам,
Где обретался флот многострадальный
Под чуждым и враждебным небосводом.
Спешил сказать героям он печальным,
Что надо им в час ранний, в час восхода
Покинуть злобных варваров владенья,
Себя доверив воле провиденья.
Уж половина ночи миновала,
Далеким светом звезды озаряли
Огромный мир, который тьма объяла,
И мореходы сладкий сон вкушали,
Давно усталость к Гаме подступала,
Ночные дали сон ему внушали.
И он смежил измученные очи,
И вещий глас услышал среди ночи.
Воззвал к нему Меркурий легкокрылый
И повелел: "Спасайся, лузитанин.
Оставь сей край, коварный и постылый,
Где смерть тебе грозила неустанно.
Ты видишь: небо ветер усмирило,
Пока недвижны волны океана,
Беги отсель стремглав, без опасенья,
И после бурь вкусишь отдохновенье.
А если здесь останешься, несчастный,
То вспомнишь преступленье Диомеда,
Что скармливал коням своим ужасным
Гостей из дальних стран в былые лета.
Придет для вас пора расправы страшной,
И мавры, как Бузириса клевреты,
Близ капищ вас неведомых заколют,
В чужой земле навеки успокоят.
Вдоль побережья ты направь армаду
И обретешь край добрый и прекрасный,
Там солнца раскаленная громада
С ночами дни сравняла самовластно.
Король вас примет с лаской и отрадой,
Народ вас встретит дружно и согласно.
Ты кормщика получишь в услуженье.
Спеши в сей край, не ведая сомненья".
Закончив речь, окутал сном Меркурий
Усталого скитальца-капитана,
Восстав от сна, сияние в лазури
Тот увидал над далью океана.
Он повелел покинуть царство бури
И устремляться в край обетованный,
И паруса подняли каравеллы,
Бег направляя в дальние пределы.
"Пусть ветер паруса нам наполняет,
Сказал мне вещий голос среди ночи,
Что небо нам удачу обещает.
Посланца Бога видел я воочью.
Нам солнца луч дорогу освещает,
И боле я отплытье не отсрочу", -
Рек Гама, а матросы без печали
На борт, натужась, якоря подняли.
Пока герои якоря тягали,
Момбасцы, прячась в утреннем тумане,
Швартовы им по злобе надрезали,
К армаде подобравшись невозбранно.
Но дети Луза быстро распознали
Коварство исламитов окаянных
И налегли на весла всей гурьбою,
Момбасский брег оставив за собою.
И каравеллы острыми носами
Легко взрезали серебро бурунов,
И вольный ветер, вея над волнами,
Влек корабли к окраинам подлунной.
И, поминая горькими словами
Тот край, где настрадались накануне,
Лузиады с восторгом умиленья
Святое восхваляли провиденье.
Уже заря разъяла мрак кромешный,
На кораблях матросы пробуждались,
Когда над морем, тихим и безбрежным,
Два паруса в тумане показались.
То мавры-мореходы безмятежно
Прохладой на рассвете наслаждались.
Одна ладья, из страха перед флотом,
Направилась стремглав к прибрежным водам.
Ладья другая, не сумев сокрыться,
К героям-лузитанам в плен попала.
Но к мести те не думали стремиться,
Жестокость Марса Гаму не прельщала.
И яростью Вулкановой хвалиться
Нимало племя Луза не желало,
Тем более что мавры трепетали
И о пощаде робко умоляли.
К ним Гама обратился с упованьем,
Что кормщика средь мавров можно встретить,
Но те хранили полное молчанье,
Не в силах путь для кораблей наметить.
Об Индии не знали несказанной
И на вопросы не могли ответить.
Но сообщили, что в Малинди явно
Найдется Гаме кормщик достославный.
О короле Малинди толковали
Все мавры с неподдельным восхищеньем.
В нем искренность и честность почитали,
Его превозносили с умиленьем.
Благие речи Гаму убеждали,
Ведь и Меркурий в вещем сновиденье
Ему Малинди короля восславил.
К Малинди Гама корабли направил.
В те дни вступала Феба колесница
В созвездье похитителя Европы,
И юной Флоры легкие плесницы
Топтали зеленеющие тропы.
Рог щедрой Амалфеи чаровница
Явила миру с радостью особой.
Творец земле с любовью улыбался
И прелестью земною восхищался.
Малинди брег герои увидали
В день светлого Господня воскресенья.
В честь праздника армаду разубрали,
Развесили флажки и украшенья.
Матросы в бубны весело играли,
Взвевалось знамя ветра дуновеньем.
И дробью заливались барабаны
В честь приближенья к берегам желанным.
А там на берегу уже стояли
Малинди обитатели толпою.
Красавицу армаду поджидали,
О ней вели беседы меж собою.
Их жесты благородства источали,
И, наконец обласканны судьбою,
Туземца, что в Момбасе задержали,
Лузиады на берег отослали.
Король, осведомленный от придворных
О португальцев славе и величье,
Об их стремленье к Индии упорном,
Об их делах, привычках и обличье,
Послал навстречу вестников проворных,
Чтоб попросить, как требовал обычай,
Сойти на брег героев чужестранных
И предложить им отдых долгожданный.
В знак честной дружбы, не кривя душою,
Велел король дары земли направить
Тем, кто моря оставил за собою
И всюду край родной сумел восславить.
Баранов тонкорунных слал героям,
Им кур отборных приказал доставить.
Но было всех дороже подношений
Скитальцам короля благоволенье.
И капитан с учтивостью отменной
Посланцев короля Малинди встретил
И королю подарок драгоценный
Немедленно и с радостью наметил:
Коралл ветвистый, алый, несравненный,
Что красотой особой Бог отметил,
Он хрупким остается под водою
И твердость обретает над землею.
На берег Гама юношу направил,
Известного искусством красноречья,
Чтоб тот подарок королю доставил
В знак уваженья и чистосердечья,
Просил прощенья в том, что не оставил
Великий флот. И славный велеречьем
Паллады ученик на брег явился
И к королю с почтеньем обратился:
"О ты, властитель гордый, величавый,
Которого с высот небес лучистых
Юстиция сама венчала славой,
Тебе дав силу, власть и разум чистый!
Достигли мы брегов твоей державы,
Пройдя путь многодневный и тернистый.
И вот к твоим стопам мы припадаем
И в порт впустить армаду умоляем.
Мы не из тех, кто на града и веси
Огонь и меч бесчестно налагает
И, алчностью пороча поднебесье,
Последний хлеб у нищих отбирает,
С открытым сердцем, без татьбы и спеси
Наш флот к востоку путь свой пролагает.
Нас из Европы, несравненной, чудной,
Послал король на подвиг многотрудный.
Нас ожидали страшные глумленья,
И вместо вожделенного приюта
Нам варвары готовили мученья,
Стремясь средь нас посеять злую смуту,
Почто на нас обрушили гоненья,
Грозя нам смертью каждую минуту?
Неужто горстки путников боялись
И в западню нас заманить пытались?
Но на тебя, король благословенный,
Мы с верой и любовью уповаем,
И, как Улисс, скиталец незабвенный,
Мы Алкиноя обрести желаем.
Привел сюда нас вестник несравненный,
Мы божества веленье исполняем
И знаем: здесь, у берегов желанных,
Мы обретем любовь и состраданье.
Не думай, о король высокочтимый,
Что не ступил на брег твоей державы,
Поддавшись страху, Гама наш любимый,
В твою он дружбу верует по праву,
Он выполнял приказ неоспоримый
От государя (честь ему и слава).
Король наш заповедал капитану
Блюсти свою армаду неустанно.
А долг вассала - вечное смиренье
Пред королем. Как голова владеет
Малейшим тела нашего движеньем,
Так воля короля над всем довлеет.
Ты сам монарх, и наши опасенья
Твой светлый ум легко уразумеет.
К твоим стопам мы ныне припадаем
И к твоему величию взываем".
Так он изрек, и восхищенным хором
Туземцы восхваляли мореходов,
Далеких стран изведавших просторы,
Познавших хлад чужого небосвода.
Все изумленьем исполнялись взоры
При мысли о величии народа,
Который, от отчизны в отдаленье,
Так свято чтил монаршье повеленье.
К посланцу дружелюбно обращаясь,
Ему король с улыбкою ответил:
"Я в вашей доброте не сомневаюсь,
И чувств враждебных в вас я не приметил.
Пред подвигом я вашим преклоняюсь
И рад, что на земле своей вас встретил.
Мне мнится, что рассудок омрачился
У тех, кто к вам со злобой относился.
Я огорчен, что не пришлось увидеть
Других сынов отважного народа,
Но это не могло меня обидеть,
Понятны капитана мне заботы.
И сам себя я мог возненавидеть,
Когда, моим желаниям в угоду,
На берег бы команда вся вступила
И короля приказ бы позабыла.
И завтра поутру, с лучом восхода,
Я сам дорогу проложу к армаде,
Я жажду лицезреть сынов народа,
Что мчатся к цели через все преграды,
Морей полдневных покоряя воды.
Вы с доблестью прошли сквозь муки ада.
Я вам пришлю для будущих свершений
И кормщика, и снедь, и снаряженье".
Он кончил речь, когда свой лик лучистый
Сокрыл в пучине светлый сын Латоны,
И вестник Гамы, юноша речистый,
К армаде устремился отдаленной.
И вот в ночи, над гладью моря чистой,
Лузиады, народ неугомонный,
Отпраздновали в сладком упоенье
К брегам гостеприимным приближенье.
И в час ночной все небо озарилось
Шутих веселых яркими лучами,
У пушек пушкари засуетились,
Желая небо устрашить громами.
Казалось, что циклопы в мир явились,
Играя молний светлыми хвостами.
От радости герои ликовали
И в звонкие литавры ударяли.
А им с земли, окутанной сияньем,
Туземцы дружелюбно отвечали.
Взирая на армаду с ликованьем,
Они шутихи в небо запускали.
И, вызывая неба содроганье,
Летучий порох в вышине взрывали.
И море и земля в огнях светились,
Друг друга в славе превзойти стремились.
Но вновь под опаленным небосводом
Благое утро бег свой начинало.
И мать Мемнона утомленным водам
Свой первый луч с улыбкой ниспослала.
От сна очнулась в радости природа,
Как жемчуг, на цветах роса сияла,
Когда король Малинди в путь пустился
И по волнам к армаде устремился.
На берегу туземцы суетились
И в плаванье владыку провожали.
В лучах зари халаты их светились,
Искрясь, шелка тончайшие сияли.
Пугать пришельцев мавры не стремились,
С собою лук и дротики не брали.
Их заменяли ветви пальмы стройной -
Венец, величья гордого достойный.
В больших ладьях, покрытых балдахином,
Все роскошью восточною дышало,
Вся знать Малинди вкупе с властелином
Красой нарядов сказочных блистала.
Богатство облачений сарацинов
Пришельцев лузитанских восхищало.
Король явился в шелковом тюрбане,
Унизанном огнистыми камнями.
Дамасский шелк, струясь волной пурпурной,
Окутал тело короля благого.
Сияла скань плетением ажурным
В узорах ожерелья золотого.
И скатный жемчуг на больших котурнах
Мерцал на темном бархате основы.
И, верный друг царю в утехах ратных,
На поясе кинжал висел булатный.
Над королем прислужник раболепный
Держал навес, на ручке укрепленный,
Чтоб не страшился царь великолепный
Лучей полудня, злых и раскаленных...
Вдруг слух героев звук пронзил вертепный,
Томительный, визгливый, напряженный.
То трубы мавританские играли
И этот звук ужасный издавали.
А лузитане в лодку погрузились
И, щеголяя ярким облаченьем,
Навстречу властелину устремились,
Принять его желая с уваженьем.
И платью Гамы мавры подивились,
Узрев красу французского творенья,
Которое атлас венецианский
Соединило с модою испанской.
В штанах, расшитых нитью золотою,
Достойный Гама в этот день явился.
А на камзоле модного покроя,
Блестя под солнцем, позумент искрился,
На шляпе лузитанского героя
Плюмаж из мягких перьев укрепился.
Как царь, в наряд багряный облаченный,
Был капитан при шпаге позлащенной.