И у брегов далеких, неизвестных
В страданьях беспримерных умирали.
Представь себе, о властелин любезный,
Что десны гнить внезапно начинали.
И рты страдальцев гниль переполняла
И бедных мореходов отравляла.
Тяжелый смрад, что исходил от гнили,
Грозил нам неизбежным зараженьем.
Душой терзаясь, мы не в силах были
Своих друзей избавить от мучений.
Когда бы мы хирурга захватили,
Он удалил бы эти нагноенья,
Ведь нож - он жизнь порою пресекает,
Порой - жизнь обреченным возвращает.
Навек в глуши неведомой остались
Друзья несчастий наших и скитаний.
Мы с горьким сердцем с ними расставались,
Кляня суровость наших испытаний.
Как быстро славной жизни дни промчались,
Как скоро все померкли упованья!
Волна морская иль пригорок пыльный
Всегда готовы стать холмом могильным.
Покинули мы край тоски и горя,
Решив искать на свете лучшей доли.
И вновь пустились в путь в бескрайнем море,
Чтя государя доблестного волю.
Так к Мозамбику мы приплыли вскоре
И столько настрадались там, что боле
Я не хочу к сим мукам возвращаться
И памяти дней скорбных предаваться.
Но все ж, как видно, сжалилось над нами,
Нас пощадив, святое Провиденье.
Желанный отдых мы вкушаем с вами,
Былые муки предаем забвенью.
Душевный мир дарован вам богами,
Здесь тот, кто жив, познает наслажденье,
А мертвый здесь воскреснет, чтобы снова
Познать всю прелесть мира всеблагого.
Теперь скажи, властитель справедливый,
Кто, как не мы, морей познал кипенье?
Ты думаешь, Улисс велеречивый
Прошел сквозь столько тягот и мучений?
И сам Эней, герой благочестивый
И вдохновитель дивных песнопений,
Скажу тебе спокойно, без пристрастья,
Не испытал того и сотой части.
Ведь славный старец, к влаге Аонийской
Приникший воспаленными устами,
Семь городов и весей ионийских
Втянувший в спор, что тянется веками,
И тот другой, кудесник Авзонийский,
Возлюбленный великими богами,
Что Родину могучую прославил
И память нам о римлянах оставил, -
Вещали, как скитались полубоги
Средь Полифема сказочных владений,
К Цирцее приводили их в чертоги,
Сирен прекрасных воскрешали пенье,
Киконов измышляли нам жестоких
И лотос, всем дарующий забвенье,
И на героев беды насылали.
И лоцманов любимых их лишали.
То их в Аид зловещий отправляли,
То к Калипсо бросали их в объятья,
То гарпиям их пищу отдавали,
То страшным подвергали их проклятьям.
Так баснями умы они пленяли,
А я же без утайки и изъятья
Поведал ныне правду вам простую,
Что превосходит выдумку любую!"
Всех капитан сумел заворожить,
Восторг всеобщий речь его снискала.
И смог король туземный оценить
Тех, кто державе положил начало,
Кто смог врагов смертельных разгромить,
Чью доблесть слава вечная венчала.
Он восхищался мужеством народа
И храбростью бывалых мореходов.
Из уст в уста средь свиты расходились
Известия о доблестных скитальцах.
Их мужеству придворные дивились,
Глаз не сводили с гордых португальцев.
Но вот уж над волнами появились
Те кони, коих Фаэтон-страдалец
Не удержал. Они скрывались в море,
И во дворец король вернулся вскоре.
Как сладостно звучит повествованье
О мужестве, о дней прошедших славе!
Оно сердца на добрые деянья
Толкает, возвышая честь державы.
И юношей зовет на поле брани,
Их заставляя позабыть забавы,
И зависть в них здоровую рождает
К героям, коих лира воспевает.
Сам Александр не столько вдохновлялся
Ахилла незабвенного делами,
Как песней он бессмертной упивался,
Гомера несравненного стихами.
И Фемистокл недаром признавался,
Что Мильтиада боевое знамя
И лавры, что героя увенчали,
Ему никак покоя не давали.
И Гама твердо доказать решился,
Что меркнет слава прежних мореходов,
Которыми доныне мир гордился,
Пред подвигом святым его народа.
Когда б великий Август не стремился
Возвысить Мантуанского рапсода,
То вряд ли тот проникся бы желаньем
Воспеть Энея храброго деянья.
Родит отчизна наша Сципионов,
И Цезарей, и Августов немало.
Но все ж под лузитанским небосклоном
Еще пора такая не настала,
Когда король бы чтил стиха законы,
Как Август просвещенный, что, бывало,
Слагал стихи о Фульвии несчастной,
Оставленной Антонием напрасно.
Пусть Цезарь галлов покорил мятежных -
Война его от муз не отвращала.
Когда он оставлял свой меч железный,
То с твердостью рука перо сжимала.
И Сципион, бесстрашием известный,
Комедией был увлечен немало.
А Александр Гомером упивался,
С поэмами его не расставался.
Средь римских и ахейских капитанов
Невежд, глухих к искусству, не водилось.
Средь португальцев только, как ни странно,
К поэзии любовь не воцарилась.
Я повторяю с болью, неустанно,
Что больших бы побед страна добилась,
Когда бы муз прекрасных почитала
И звонких рифм созвучья понимала.
Раз нет у нас Гомеров вдохновенных
И песни нам Вергилия невнятны,
Не будет и Энеев дерзновенных,
Ахиллы не свершат свой подвиг ратный.
Сердца людей постигнет омертвенье,
Не воссияет свет им благодатный,
Их души безнадежно огрубеют,
В невежестве постыдном закоснеют.
И должен быть наш Гама благосклонным
К тем музам, что дела его воспели
И, движимы любовью прирожденной
К отчизне, ей хвалу сложить сумели.
Он, славной Каллиопой обделенный,
Чуждался муз веселых с колыбели.
Нимф Тежу избегал, не зная рвенья
Героем стать чудесных песнопений.
А нимфы Тежу с нежностью внимали
О подвигах и странствиях сказанью,
Мой скромный труд с восторгом восхваляли
И песнь мою встречали с ликованьем.
О, если б и герои понимали,
Что наши лиры, славя их деянья,
Бессмертием их щедро одаряют
И дверь пред ними в вечность отворяют!
Язычников достойный повелитель
В честь мореходов празднество устроил,
Желая, чтобы христиан властитель
Его своей приязни удостоил.
Он сокрушался, что его обитель
Так далеко заброшена судьбою.
Он предпочел бы близ столбов Алкида
Отдаться лузитанам под эгиду.
С восторгом португальцы предавались
Забавам средь друзей иноплеменных.
Охотно рыбной ловлей развлекались,
Как с Клеопатрой некогда Антоний.
Для них пиры богатые давались
Туземцами с радушием исконным.
Плодами их и дичью угощали,
Подарками их щедро одаряли.
Но свежий ветер, бурный и задорный,
Звал в океан могучий капитана.
Провизией запасся он проворно,
А тут явился кормщик долгожданный,
И капитан с печалью непритворной
Простился с властелином чужестранным,
Его радушье восхвалил сердечно,
Принес ему обеты дружбы вечной.
Просил у короля он дозволенья,
Чтоб каравеллам Лузова народа
Был вход всегда открыт без затрудненья
В его державы ласковые воды.
И в дружеском желал расположенье,
Чтоб крепло государство год от года,
Чтоб процветал народ великодушный,
Премудрому властителю послушный.
Сказав еще немало слов любезных,
Сердечно Гама с королем простился
И в край Авроры, юной и прелестной,
По водам бесконечным устремился,
Взял верный курс немедля кормщик честный,
Весь флот его приказам подчинился,
И двинулась могучая армада
В край красоты, богатства и отрады.
Взлетая на волнах, моря Востока
Армада Луза гордо бороздила,
Но вновь задумал Тионей жестокий
Поднять на португальцев злые силы.
Он не хотел их зреть в краю далеком,
Близ колыбели ясного светила.
Ругал он племя Луза в озлобленье,
Решив прервать армады продвиженье.
Небес высоких всемогущей волей
Род Луза возвышался неуклонно.
Ему желало небо лучшей доли,
Чтоб новый Рим создать из Лиссабона.
И, распаляясь злобою все боле,
Сошел с Олимпа Вакх неугомонный
И в царство океанское спустился,
К Нептуновым чертогам устремился.
Пройдя сквозь вод таинственных глубины,
Узрев валов стремительных рожденье,
Спустился хитрый Вакх на дно пучины
И устремился к гротам сокровенным.
Морских божеств огромные дружины
Там обитали средь стихии пенной.
На дне твердыни градов возвышались,
А в них богов чертоги размещались.
Кругом песка серебряного груды
Дно моря-океана устилали.
И башни лучезарные повсюду
Подводные пространства украшали.
Таинственным сияньем изумруды
Владения Нептуна озаряли.
Хрусталь с алмазом в блеске состязался,
Сиянием цветным переливался.
А на вратах Нептуновых чертогов
Жемчужины и золото сияли.
Кругом скульптуры чередою строгой
Взгляд дерзостного Вакха поражали.
И древний хаос пред очами бога
Предстал, а рядом своды украшали
Четыре всемогущие стихии,
Природы мудрой слуги вековые.
Вверху огонь, могучий и нетленный,
В величии и славе красовался.
По воле Прометея неизменно
Он жизнь повсюду поддержать старался.
А ниже воздух, дар благословенный,
Вдоль створки врат огромных простирался.
Он, теплый иль холодный, вечно с нами,
Хоть не дано нам зреть его очами.
Земля, надев из вешних трав уборы,
Живому жизнь, как исстари, давала
И, разбросав в полях цветов узоры,
Вся обновленной радостью сияла.
Земли родной цветущие просторы
Вода струей прохладной омывала.
В ней стайки рыб беспечно веселились,
Средь волн ватагой резвою носились.
Ворот другую створку украшали
Гигантов и богов изображенья.
Воители-герои там предстали,
С бессмертными вступившие в сраженье.
И недра Этны пламя изрыгали,
Тифея опаляя в озлобленье.
Там конь Нептуна гордо красовался,
С оливою Минервы состязался.
Лиэй, помедлив близ дверей прекрасных
И оглядев стихий изображенье,
Вошел в чертог, где вод хозяин властный
Ждал гостя дорогого в нетерпенье.
А нимфы моря с тайною боязнью
Взирали на пришельца в изумленье,
Гадая, для чего он к ним явился
И царь вина в стихию вод спустился.
"Внемли, Нептун, властитель вод всесильный,
Словам, к тебе недаром обращенным.
В твой чудный край, могучий и обильный,
Я прихожу, Фортуной оскорбленный.
Скажи, чтоб легконогий ваш посыльный
Твоих созвал немедля приближенных,
И нереид пусть не забудет юных", -
Так Вакх лукавый говорил Нептуну.
Призвал Нептун возлюбленного сына,
Салацией рожденного когда-то,
И Вакх узрел Тритона образину,
Примчался мигом великан мохнатый,
Готовый моря обойти глубины,
Морских божеств сзывая мириады.
Извечно этот отпрыск беспокойный
Служил Нептуну вестником достойным.
Казалось, что его косматой гривы
Ни разу частый гребень не касался
И водорослей ком в ее извивах
На вязком иле намертво держался.
Клубок моллюсков темных и ленивых
Среди его кудрей обосновался.
Их скорлупа лангуста прикрывала,
Главу Тритона шустрого венчала.
Нагим глашатай радостный пришел,
Чтоб по крутым волнам носиться вволю.
Он сотни крабов за собой привел,
Диана их всегда рождает вдоволь,
И полк улиток за гонцом прибрел,
И ракам было близ него раздолье.
Тритона тварь морская почитала,
За ним повсюду следовать желала.
И к раковине, скрученной трубою,
Испытанный гонец припал устами.
И мощный звук издал, как перед боем,
Сей трубный глас услышан был богами.
Они явились дружной чередою,
Стремясь предстать пред светлыми очами
Того, кто стены Трои обреченной.
Построил с красотой непревзойденной.
Сам Океан-отец на зов примчался,
А с ним и чада - честь его и слава,
Нерей с Доридой вскоре показался -
Чета, что вод заполнила державу
Своим потомством. Молча улыбался
Протей, пророком звавшийся по праву.
Хоть ведал он Лиэя помышленья,
Но прибыл, чтя Нептуна повеленье.
Пришла Нептуна нежная супруга,
Рожденная от Весты и Урана,
Пред ней все волны бурные в округе
Смирялись в восхищенье непрестанном.
Царя морей прекрасная подруга
Явилась в облаченье златотканом,
Что гибкий стан искусно обвивало
И красоту богини не скрывало.
И Амфитрита, что красой небесной
Была цветку роскошному подобна,
Пришла с Фетидой под руку прелестной,
А с ней дельфин, глашатай расторопный,
Властителю морей всегда любезный
И к красноречью ярому способный,
Упорство Амфитриты победивший,
На брак с царем морей ее склонивший.
Пришла Ино, которая когда-то
От гнева Атаманта убежала,
И ей и сыну юному наградой
Бессмертье небо щедро даровало.
Ее младенца с лаской и отрадой
Красотка Панопея целовала.
Держал в руках он гладкие ракушки,
Что заменяли малышу игрушки.
Явился Главк, который в дни былого
В Беотии рыбачил несравненной,
Но раз отведал корня он морского
И рыбой стал огромною мгновенно.
В морского бога отрок чернобровый
Был превращен среди стихии пенной.
Он все о бедной Сцилле убивался,
Коварству злой Цирцеи ужасался.
В разубранном на славу тронном зале
Нептун своих собратьев принимал.
На возвышеньях боги восседали,
Хрусталь их троны дивно украшал.
На Вакха в ожиданье все взирали,
А он престол роскошный занимал.
Вблизи Нептуна гость расположился,
И щедро фимиам ему курился.
Едва умолкли звуки разговоров,
Приветствий и взаимных восхвалений,
Насупил брови Тионей сурово,
Свое забыть не в силах униженье.
Рассерженный, от гнева весь багровый,
Мечты лелея о кровавом мщенье,
Он на богов умолкнувших воззрился
И с речью к ним такою обратился:
"О царь стихии грозной и великой,
От полюса до полюса простертой!
Трепещут люди пред тобой, владыка,
Пределы суше ты поставил твердо.
И отче Океан наш светлоликий,
В объятья землю заключивший гордо,
Ее рекой могучей окруживший
И дерзновенья смертных укротивший, -
И вы, морские боги, что вовек
Обид и унижений не прощали,
Коль ране оскорблял вас человек,
Ему вы сразу местью отвечали!
Все ныне вы забыли для утех,
Из наслаждений жизнь свою соткали.
Чем люди вас, скажите, улестили
И ваши опасенья усыпили?
Вы видели, как с гордым самомненьем
Сыны земли свод неба покоряли,
Безумному поддавшись вдохновенью,
В скорлупках утлых в море отплывали,
И всюду, без боязни и смущенья,
Свое господство властно утверждали.
Они с престолов скоро нас низринут
И сами стать богами не преминут.
И вот мы видим: немощный народ,
Что носит имя моего вассала,
Бесстрашно в море грозное плывет,
Затмив успехи моряков бывалых.
Отринув страх, несется он вперед,
Богов желает сбросить с пьедесталов.
Глядишь, ему и море покорится,
И Луза род над вами воцарится.
На миниев, что первыми решились
Изведать царства вашего глубины,
Вмиг Аквилон с Бореем ополчились
И чуть не затянули их в пучину.
А вы, как видно, ныне примирились
С тем, что сулят вам смертные кончину.
Зачем иначе вам терпеть бесчестье
И не спешить предать их страшной мести?
Но я признаюсь без утайки, боги:
Не только к вам любовь меня влечет.
К царю морей явился я в чертоги,
Поскольку страх давно меня гнетет.
Ведь португал прошел по тем дорогам,
Где мне оказан ране был почет.
И угрожает враг неумолимый
Меня изгнать из Индии любимой.
Решил Юпитер, властелин вселенной,
Что с Парками судьбу вершит земную,
Возвысить род бесчестный и презренный,
А нам готовит участь он иную.
И царь богов, жестокий и надменный,
Богам теперь сулит годину злую.
Достоинств наших боле он не ценит,
И всех нас португал ему заменит.
Вот почему с Олимпа я бежал
В надежде, что, быть может, в ваших водах
Я встречу то, что в небе потерял,
И поборю души своей невзгоды".
Тут жалобы несчастный Вакх прервал
И зарыдал пред всем морским народом.
Его рыданья море взволновали
И страсти средь бессмертных разжигали.
Сердца богов затронул Вакх негодный,
Все тут же правоту за ним признали,
На горе мореходам благородным,
Гонца к Эолу боги отослали,
Велев, чтоб весь простор стихии водной
Разгневанные ветры взбунтовали,
Великую армаду разгромили
И племя Луза в бегство обратили.
Один Протей пытался вставить слово,
Чтоб высказать пророчество благое,
Но боги пресекли его сурово,
Решив, что вся волшба его - пустое.
В сиянье облаченья золотого,
Смотря на старца, словно на изгоя,
Фетида закричала: "Без тебя
Нептун сумеет защитить себя".
Эол к ветрам могучим устремился,
Их выпустив на божий свет из мрака,
И бурю он начать распорядился,
Чтоб мореходов испытать отвагу.
И свод небесный тучами покрылся.
Казалось, встанут мертвые из праха.
Стенали горы, башни содрогались,
В развалины чертоги превращались.
Пока морские боги совещались,
Все корабли стремительной армады
К востоку неуклонно продвигались,
Ни отдыха не зная, ни услады.
Таинственно им звезды улыбались.
Однажды, в час полуночной прохлады,
Вторая стража на борту сменилась
И долго побороть дремоту тщилась.
Зевота мореходов одолела,
Всю ночь их злые ветры донимали,
Одежда обветшалая не грела,
Измученные ноги не держали.
Окоченев, скитальцы то и дело,
Кляня погоду, тело растирали.
Чтоб сон бежал от утомленных взоров,
Ночь скоротать решили в разговорах.
"Друзья! Чем скрасить нам ночное бденье,
Как не веселой шуткой иль рассказом? " -
Спросил один из моряков в стремленье
Неумолимый сон отвадить разом.
Ответил Леонарду вдохновенный,
Что мыслями с возлюбленной был связан:
"Что сладостней для сердца, чем сказанья
О страсти и ее очарованье?"
"О нет, - сказал Велозу непреклонно, -
Здесь нежностям негоже предаваться
И среди волн угрюмых, разъяренных
Рассказами о страсти упиваться.
Нам, воинам, в сраженьях закаленным,
Опять терпеньем надо запасаться.
История бывала к нам суровой,
И к новым бедам надо быть готовым".
С Велозу все немедля согласились
И попросили, чтоб моряк бывалый
Поведал, как с врагами предки бились,
На поле чести пожиная славу.
"Чтоб вы у гордых пращуров учились
Преумножать величие державы,
Я вспомню здесь, - сказал Велозу смелый, -
Двенадцать португальских кавалеров.
При короле воинственном Жуане,
Что мир вернул отчизне благодатной,
Изгнал навек захватчиков незваных,
За боль отчизны отомстив стократно,
В Британии холодной и туманной
Свершили наши предки подвиг ратный,
Чтоб положить конец скорейший спору,
Что начат был богинею раздора.
Раз при дворе Британии счастливой
Двенадцать дам безвинно пострадали,
Бесчестно клеветой несправедливой
Их знатные дворяне запятнали.
Поддавшись то ли злобному порыву,
То ль наважденью, рыцари сказали,
Что эти дамы, встав на путь порока,
Свой род позорят, славный и высокий.
И рыцари надменно возвещали,
Что всех, кто пожелает заступиться
За бедных дам, что слезы проливали,
Они зовут средь бела дня сразиться.
Им на турнире встречу предлагали
Или на шпагах приглашали биться.
К родным и близким дамы обратились,
Но помощи желанной не добились.
Британии просторы в эту пору
От войн междоусобных погибали.
И юных дам пленительные взоры
Нигде к себе участья не снискали.
В слезах, под гнетом тяжкого позора
Красавицы младые умоляли,
Чтоб взял Ланкастер всех их под защиту
И отомстил за горькую обиду.
Был этот герцог, доблестью известный,
Союзник Португалии далекой.
Оставил он друзей в краю чудесном,
Воителей без страха и упрека,
И разлучился с дочерью прелестной,
Ее увлек властитель черноокий,
Который красотой ее пленился
И на британке молодой женился.
Страшась братоубийственных волнений,
Красавиц герцог защитить боялся.
Он им сказал: "В дни юности блаженной
На трон кастильский я взойти пытался
И видел лузитан в пылу сражений,
Их доблестью великой восхищался.
Железом и огнем, коль будет надо,
Вас защитить герои будут рады.
И если вы, красавицы, согласны,
Я португальцам отошлю посланье,
В страданьях беспримерных умирали.
Представь себе, о властелин любезный,
Что десны гнить внезапно начинали.
И рты страдальцев гниль переполняла
И бедных мореходов отравляла.
Тяжелый смрад, что исходил от гнили,
Грозил нам неизбежным зараженьем.
Душой терзаясь, мы не в силах были
Своих друзей избавить от мучений.
Когда бы мы хирурга захватили,
Он удалил бы эти нагноенья,
Ведь нож - он жизнь порою пресекает,
Порой - жизнь обреченным возвращает.
Навек в глуши неведомой остались
Друзья несчастий наших и скитаний.
Мы с горьким сердцем с ними расставались,
Кляня суровость наших испытаний.
Как быстро славной жизни дни промчались,
Как скоро все померкли упованья!
Волна морская иль пригорок пыльный
Всегда готовы стать холмом могильным.
Покинули мы край тоски и горя,
Решив искать на свете лучшей доли.
И вновь пустились в путь в бескрайнем море,
Чтя государя доблестного волю.
Так к Мозамбику мы приплыли вскоре
И столько настрадались там, что боле
Я не хочу к сим мукам возвращаться
И памяти дней скорбных предаваться.
Но все ж, как видно, сжалилось над нами,
Нас пощадив, святое Провиденье.
Желанный отдых мы вкушаем с вами,
Былые муки предаем забвенью.
Душевный мир дарован вам богами,
Здесь тот, кто жив, познает наслажденье,
А мертвый здесь воскреснет, чтобы снова
Познать всю прелесть мира всеблагого.
Теперь скажи, властитель справедливый,
Кто, как не мы, морей познал кипенье?
Ты думаешь, Улисс велеречивый
Прошел сквозь столько тягот и мучений?
И сам Эней, герой благочестивый
И вдохновитель дивных песнопений,
Скажу тебе спокойно, без пристрастья,
Не испытал того и сотой части.
Ведь славный старец, к влаге Аонийской
Приникший воспаленными устами,
Семь городов и весей ионийских
Втянувший в спор, что тянется веками,
И тот другой, кудесник Авзонийский,
Возлюбленный великими богами,
Что Родину могучую прославил
И память нам о римлянах оставил, -
Вещали, как скитались полубоги
Средь Полифема сказочных владений,
К Цирцее приводили их в чертоги,
Сирен прекрасных воскрешали пенье,
Киконов измышляли нам жестоких
И лотос, всем дарующий забвенье,
И на героев беды насылали.
И лоцманов любимых их лишали.
То их в Аид зловещий отправляли,
То к Калипсо бросали их в объятья,
То гарпиям их пищу отдавали,
То страшным подвергали их проклятьям.
Так баснями умы они пленяли,
А я же без утайки и изъятья
Поведал ныне правду вам простую,
Что превосходит выдумку любую!"
Всех капитан сумел заворожить,
Восторг всеобщий речь его снискала.
И смог король туземный оценить
Тех, кто державе положил начало,
Кто смог врагов смертельных разгромить,
Чью доблесть слава вечная венчала.
Он восхищался мужеством народа
И храбростью бывалых мореходов.
Из уст в уста средь свиты расходились
Известия о доблестных скитальцах.
Их мужеству придворные дивились,
Глаз не сводили с гордых португальцев.
Но вот уж над волнами появились
Те кони, коих Фаэтон-страдалец
Не удержал. Они скрывались в море,
И во дворец король вернулся вскоре.
Как сладостно звучит повествованье
О мужестве, о дней прошедших славе!
Оно сердца на добрые деянья
Толкает, возвышая честь державы.
И юношей зовет на поле брани,
Их заставляя позабыть забавы,
И зависть в них здоровую рождает
К героям, коих лира воспевает.
Сам Александр не столько вдохновлялся
Ахилла незабвенного делами,
Как песней он бессмертной упивался,
Гомера несравненного стихами.
И Фемистокл недаром признавался,
Что Мильтиада боевое знамя
И лавры, что героя увенчали,
Ему никак покоя не давали.
И Гама твердо доказать решился,
Что меркнет слава прежних мореходов,
Которыми доныне мир гордился,
Пред подвигом святым его народа.
Когда б великий Август не стремился
Возвысить Мантуанского рапсода,
То вряд ли тот проникся бы желаньем
Воспеть Энея храброго деянья.
Родит отчизна наша Сципионов,
И Цезарей, и Августов немало.
Но все ж под лузитанским небосклоном
Еще пора такая не настала,
Когда король бы чтил стиха законы,
Как Август просвещенный, что, бывало,
Слагал стихи о Фульвии несчастной,
Оставленной Антонием напрасно.
Пусть Цезарь галлов покорил мятежных -
Война его от муз не отвращала.
Когда он оставлял свой меч железный,
То с твердостью рука перо сжимала.
И Сципион, бесстрашием известный,
Комедией был увлечен немало.
А Александр Гомером упивался,
С поэмами его не расставался.
Средь римских и ахейских капитанов
Невежд, глухих к искусству, не водилось.
Средь португальцев только, как ни странно,
К поэзии любовь не воцарилась.
Я повторяю с болью, неустанно,
Что больших бы побед страна добилась,
Когда бы муз прекрасных почитала
И звонких рифм созвучья понимала.
Раз нет у нас Гомеров вдохновенных
И песни нам Вергилия невнятны,
Не будет и Энеев дерзновенных,
Ахиллы не свершат свой подвиг ратный.
Сердца людей постигнет омертвенье,
Не воссияет свет им благодатный,
Их души безнадежно огрубеют,
В невежестве постыдном закоснеют.
И должен быть наш Гама благосклонным
К тем музам, что дела его воспели
И, движимы любовью прирожденной
К отчизне, ей хвалу сложить сумели.
Он, славной Каллиопой обделенный,
Чуждался муз веселых с колыбели.
Нимф Тежу избегал, не зная рвенья
Героем стать чудесных песнопений.
А нимфы Тежу с нежностью внимали
О подвигах и странствиях сказанью,
Мой скромный труд с восторгом восхваляли
И песнь мою встречали с ликованьем.
О, если б и герои понимали,
Что наши лиры, славя их деянья,
Бессмертием их щедро одаряют
И дверь пред ними в вечность отворяют!
Язычников достойный повелитель
В честь мореходов празднество устроил,
Желая, чтобы христиан властитель
Его своей приязни удостоил.
Он сокрушался, что его обитель
Так далеко заброшена судьбою.
Он предпочел бы близ столбов Алкида
Отдаться лузитанам под эгиду.
С восторгом португальцы предавались
Забавам средь друзей иноплеменных.
Охотно рыбной ловлей развлекались,
Как с Клеопатрой некогда Антоний.
Для них пиры богатые давались
Туземцами с радушием исконным.
Плодами их и дичью угощали,
Подарками их щедро одаряли.
Но свежий ветер, бурный и задорный,
Звал в океан могучий капитана.
Провизией запасся он проворно,
А тут явился кормщик долгожданный,
И капитан с печалью непритворной
Простился с властелином чужестранным,
Его радушье восхвалил сердечно,
Принес ему обеты дружбы вечной.
Просил у короля он дозволенья,
Чтоб каравеллам Лузова народа
Был вход всегда открыт без затрудненья
В его державы ласковые воды.
И в дружеском желал расположенье,
Чтоб крепло государство год от года,
Чтоб процветал народ великодушный,
Премудрому властителю послушный.
Сказав еще немало слов любезных,
Сердечно Гама с королем простился
И в край Авроры, юной и прелестной,
По водам бесконечным устремился,
Взял верный курс немедля кормщик честный,
Весь флот его приказам подчинился,
И двинулась могучая армада
В край красоты, богатства и отрады.
Взлетая на волнах, моря Востока
Армада Луза гордо бороздила,
Но вновь задумал Тионей жестокий
Поднять на португальцев злые силы.
Он не хотел их зреть в краю далеком,
Близ колыбели ясного светила.
Ругал он племя Луза в озлобленье,
Решив прервать армады продвиженье.
Небес высоких всемогущей волей
Род Луза возвышался неуклонно.
Ему желало небо лучшей доли,
Чтоб новый Рим создать из Лиссабона.
И, распаляясь злобою все боле,
Сошел с Олимпа Вакх неугомонный
И в царство океанское спустился,
К Нептуновым чертогам устремился.
Пройдя сквозь вод таинственных глубины,
Узрев валов стремительных рожденье,
Спустился хитрый Вакх на дно пучины
И устремился к гротам сокровенным.
Морских божеств огромные дружины
Там обитали средь стихии пенной.
На дне твердыни градов возвышались,
А в них богов чертоги размещались.
Кругом песка серебряного груды
Дно моря-океана устилали.
И башни лучезарные повсюду
Подводные пространства украшали.
Таинственным сияньем изумруды
Владения Нептуна озаряли.
Хрусталь с алмазом в блеске состязался,
Сиянием цветным переливался.
А на вратах Нептуновых чертогов
Жемчужины и золото сияли.
Кругом скульптуры чередою строгой
Взгляд дерзостного Вакха поражали.
И древний хаос пред очами бога
Предстал, а рядом своды украшали
Четыре всемогущие стихии,
Природы мудрой слуги вековые.
Вверху огонь, могучий и нетленный,
В величии и славе красовался.
По воле Прометея неизменно
Он жизнь повсюду поддержать старался.
А ниже воздух, дар благословенный,
Вдоль створки врат огромных простирался.
Он, теплый иль холодный, вечно с нами,
Хоть не дано нам зреть его очами.
Земля, надев из вешних трав уборы,
Живому жизнь, как исстари, давала
И, разбросав в полях цветов узоры,
Вся обновленной радостью сияла.
Земли родной цветущие просторы
Вода струей прохладной омывала.
В ней стайки рыб беспечно веселились,
Средь волн ватагой резвою носились.
Ворот другую створку украшали
Гигантов и богов изображенья.
Воители-герои там предстали,
С бессмертными вступившие в сраженье.
И недра Этны пламя изрыгали,
Тифея опаляя в озлобленье.
Там конь Нептуна гордо красовался,
С оливою Минервы состязался.
Лиэй, помедлив близ дверей прекрасных
И оглядев стихий изображенье,
Вошел в чертог, где вод хозяин властный
Ждал гостя дорогого в нетерпенье.
А нимфы моря с тайною боязнью
Взирали на пришельца в изумленье,
Гадая, для чего он к ним явился
И царь вина в стихию вод спустился.
"Внемли, Нептун, властитель вод всесильный,
Словам, к тебе недаром обращенным.
В твой чудный край, могучий и обильный,
Я прихожу, Фортуной оскорбленный.
Скажи, чтоб легконогий ваш посыльный
Твоих созвал немедля приближенных,
И нереид пусть не забудет юных", -
Так Вакх лукавый говорил Нептуну.
Призвал Нептун возлюбленного сына,
Салацией рожденного когда-то,
И Вакх узрел Тритона образину,
Примчался мигом великан мохнатый,
Готовый моря обойти глубины,
Морских божеств сзывая мириады.
Извечно этот отпрыск беспокойный
Служил Нептуну вестником достойным.
Казалось, что его косматой гривы
Ни разу частый гребень не касался
И водорослей ком в ее извивах
На вязком иле намертво держался.
Клубок моллюсков темных и ленивых
Среди его кудрей обосновался.
Их скорлупа лангуста прикрывала,
Главу Тритона шустрого венчала.
Нагим глашатай радостный пришел,
Чтоб по крутым волнам носиться вволю.
Он сотни крабов за собой привел,
Диана их всегда рождает вдоволь,
И полк улиток за гонцом прибрел,
И ракам было близ него раздолье.
Тритона тварь морская почитала,
За ним повсюду следовать желала.
И к раковине, скрученной трубою,
Испытанный гонец припал устами.
И мощный звук издал, как перед боем,
Сей трубный глас услышан был богами.
Они явились дружной чередою,
Стремясь предстать пред светлыми очами
Того, кто стены Трои обреченной.
Построил с красотой непревзойденной.
Сам Океан-отец на зов примчался,
А с ним и чада - честь его и слава,
Нерей с Доридой вскоре показался -
Чета, что вод заполнила державу
Своим потомством. Молча улыбался
Протей, пророком звавшийся по праву.
Хоть ведал он Лиэя помышленья,
Но прибыл, чтя Нептуна повеленье.
Пришла Нептуна нежная супруга,
Рожденная от Весты и Урана,
Пред ней все волны бурные в округе
Смирялись в восхищенье непрестанном.
Царя морей прекрасная подруга
Явилась в облаченье златотканом,
Что гибкий стан искусно обвивало
И красоту богини не скрывало.
И Амфитрита, что красой небесной
Была цветку роскошному подобна,
Пришла с Фетидой под руку прелестной,
А с ней дельфин, глашатай расторопный,
Властителю морей всегда любезный
И к красноречью ярому способный,
Упорство Амфитриты победивший,
На брак с царем морей ее склонивший.
Пришла Ино, которая когда-то
От гнева Атаманта убежала,
И ей и сыну юному наградой
Бессмертье небо щедро даровало.
Ее младенца с лаской и отрадой
Красотка Панопея целовала.
Держал в руках он гладкие ракушки,
Что заменяли малышу игрушки.
Явился Главк, который в дни былого
В Беотии рыбачил несравненной,
Но раз отведал корня он морского
И рыбой стал огромною мгновенно.
В морского бога отрок чернобровый
Был превращен среди стихии пенной.
Он все о бедной Сцилле убивался,
Коварству злой Цирцеи ужасался.
В разубранном на славу тронном зале
Нептун своих собратьев принимал.
На возвышеньях боги восседали,
Хрусталь их троны дивно украшал.
На Вакха в ожиданье все взирали,
А он престол роскошный занимал.
Вблизи Нептуна гость расположился,
И щедро фимиам ему курился.
Едва умолкли звуки разговоров,
Приветствий и взаимных восхвалений,
Насупил брови Тионей сурово,
Свое забыть не в силах униженье.
Рассерженный, от гнева весь багровый,
Мечты лелея о кровавом мщенье,
Он на богов умолкнувших воззрился
И с речью к ним такою обратился:
"О царь стихии грозной и великой,
От полюса до полюса простертой!
Трепещут люди пред тобой, владыка,
Пределы суше ты поставил твердо.
И отче Океан наш светлоликий,
В объятья землю заключивший гордо,
Ее рекой могучей окруживший
И дерзновенья смертных укротивший, -
И вы, морские боги, что вовек
Обид и унижений не прощали,
Коль ране оскорблял вас человек,
Ему вы сразу местью отвечали!
Все ныне вы забыли для утех,
Из наслаждений жизнь свою соткали.
Чем люди вас, скажите, улестили
И ваши опасенья усыпили?
Вы видели, как с гордым самомненьем
Сыны земли свод неба покоряли,
Безумному поддавшись вдохновенью,
В скорлупках утлых в море отплывали,
И всюду, без боязни и смущенья,
Свое господство властно утверждали.
Они с престолов скоро нас низринут
И сами стать богами не преминут.
И вот мы видим: немощный народ,
Что носит имя моего вассала,
Бесстрашно в море грозное плывет,
Затмив успехи моряков бывалых.
Отринув страх, несется он вперед,
Богов желает сбросить с пьедесталов.
Глядишь, ему и море покорится,
И Луза род над вами воцарится.
На миниев, что первыми решились
Изведать царства вашего глубины,
Вмиг Аквилон с Бореем ополчились
И чуть не затянули их в пучину.
А вы, как видно, ныне примирились
С тем, что сулят вам смертные кончину.
Зачем иначе вам терпеть бесчестье
И не спешить предать их страшной мести?
Но я признаюсь без утайки, боги:
Не только к вам любовь меня влечет.
К царю морей явился я в чертоги,
Поскольку страх давно меня гнетет.
Ведь португал прошел по тем дорогам,
Где мне оказан ране был почет.
И угрожает враг неумолимый
Меня изгнать из Индии любимой.
Решил Юпитер, властелин вселенной,
Что с Парками судьбу вершит земную,
Возвысить род бесчестный и презренный,
А нам готовит участь он иную.
И царь богов, жестокий и надменный,
Богам теперь сулит годину злую.
Достоинств наших боле он не ценит,
И всех нас португал ему заменит.
Вот почему с Олимпа я бежал
В надежде, что, быть может, в ваших водах
Я встречу то, что в небе потерял,
И поборю души своей невзгоды".
Тут жалобы несчастный Вакх прервал
И зарыдал пред всем морским народом.
Его рыданья море взволновали
И страсти средь бессмертных разжигали.
Сердца богов затронул Вакх негодный,
Все тут же правоту за ним признали,
На горе мореходам благородным,
Гонца к Эолу боги отослали,
Велев, чтоб весь простор стихии водной
Разгневанные ветры взбунтовали,
Великую армаду разгромили
И племя Луза в бегство обратили.
Один Протей пытался вставить слово,
Чтоб высказать пророчество благое,
Но боги пресекли его сурово,
Решив, что вся волшба его - пустое.
В сиянье облаченья золотого,
Смотря на старца, словно на изгоя,
Фетида закричала: "Без тебя
Нептун сумеет защитить себя".
Эол к ветрам могучим устремился,
Их выпустив на божий свет из мрака,
И бурю он начать распорядился,
Чтоб мореходов испытать отвагу.
И свод небесный тучами покрылся.
Казалось, встанут мертвые из праха.
Стенали горы, башни содрогались,
В развалины чертоги превращались.
Пока морские боги совещались,
Все корабли стремительной армады
К востоку неуклонно продвигались,
Ни отдыха не зная, ни услады.
Таинственно им звезды улыбались.
Однажды, в час полуночной прохлады,
Вторая стража на борту сменилась
И долго побороть дремоту тщилась.
Зевота мореходов одолела,
Всю ночь их злые ветры донимали,
Одежда обветшалая не грела,
Измученные ноги не держали.
Окоченев, скитальцы то и дело,
Кляня погоду, тело растирали.
Чтоб сон бежал от утомленных взоров,
Ночь скоротать решили в разговорах.
"Друзья! Чем скрасить нам ночное бденье,
Как не веселой шуткой иль рассказом? " -
Спросил один из моряков в стремленье
Неумолимый сон отвадить разом.
Ответил Леонарду вдохновенный,
Что мыслями с возлюбленной был связан:
"Что сладостней для сердца, чем сказанья
О страсти и ее очарованье?"
"О нет, - сказал Велозу непреклонно, -
Здесь нежностям негоже предаваться
И среди волн угрюмых, разъяренных
Рассказами о страсти упиваться.
Нам, воинам, в сраженьях закаленным,
Опять терпеньем надо запасаться.
История бывала к нам суровой,
И к новым бедам надо быть готовым".
С Велозу все немедля согласились
И попросили, чтоб моряк бывалый
Поведал, как с врагами предки бились,
На поле чести пожиная славу.
"Чтоб вы у гордых пращуров учились
Преумножать величие державы,
Я вспомню здесь, - сказал Велозу смелый, -
Двенадцать португальских кавалеров.
При короле воинственном Жуане,
Что мир вернул отчизне благодатной,
Изгнал навек захватчиков незваных,
За боль отчизны отомстив стократно,
В Британии холодной и туманной
Свершили наши предки подвиг ратный,
Чтоб положить конец скорейший спору,
Что начат был богинею раздора.
Раз при дворе Британии счастливой
Двенадцать дам безвинно пострадали,
Бесчестно клеветой несправедливой
Их знатные дворяне запятнали.
Поддавшись то ли злобному порыву,
То ль наважденью, рыцари сказали,
Что эти дамы, встав на путь порока,
Свой род позорят, славный и высокий.
И рыцари надменно возвещали,
Что всех, кто пожелает заступиться
За бедных дам, что слезы проливали,
Они зовут средь бела дня сразиться.
Им на турнире встречу предлагали
Или на шпагах приглашали биться.
К родным и близким дамы обратились,
Но помощи желанной не добились.
Британии просторы в эту пору
От войн междоусобных погибали.
И юных дам пленительные взоры
Нигде к себе участья не снискали.
В слезах, под гнетом тяжкого позора
Красавицы младые умоляли,
Чтоб взял Ланкастер всех их под защиту
И отомстил за горькую обиду.
Был этот герцог, доблестью известный,
Союзник Португалии далекой.
Оставил он друзей в краю чудесном,
Воителей без страха и упрека,
И разлучился с дочерью прелестной,
Ее увлек властитель черноокий,
Который красотой ее пленился
И на британке молодой женился.
Страшась братоубийственных волнений,
Красавиц герцог защитить боялся.
Он им сказал: "В дни юности блаженной
На трон кастильский я взойти пытался
И видел лузитан в пылу сражений,
Их доблестью великой восхищался.
Железом и огнем, коль будет надо,
Вас защитить герои будут рады.
И если вы, красавицы, согласны,
Я португальцам отошлю посланье,