Страница:
По мнению Хьюна, ситуацией управляла Гарнет. Колдунья использовала Рыцарей Щита в своих личных целях, что Хьюну категорически не нравилось. И еще он подозревал, что эта женщина имеет власть над леди Тион. Хьюну безумно хотелось знать почему. Вероятно, ему стоит задержаться в Глубоководье еще на несколько дней.
Утренние лучи хлынули в высокие узкие окна, расположенные на всех стенах круглой спальни. Люция Тион потянулась, как довольная кошка, и протянула руку к своему молодому любовнику. Но постель была пуста, и только смятые шелковые простыни и широкая вмятина на пуховом матрасе свидетельствовали о бурно проведенной ночи.
– А, ты проснулась. Теперь можно с полным правом сказать, что настало утро.
Каладорн, в кожаном костюме и сапогах для верховой езды, вошел в комнату. Его золотисто-каштановые волосы еще были влажными после ванны. Люция села в постели и подставила лицо для поцелуя. Молодой человек нагнулся и нежно приветствовал свою возлюбленную.
– Ты уже уходишь? – спросила она, слегка надув губки. – Но ты и так последние дни слишком много работал. Нам почти не удавалось побыть вместе.
– У меня дела, – ответил Каладорн с довольной улыбкой и обтянутым перчаткой пальцем провел по вздернутому носику Люции. – Купец с таким опытом, как у тебя, должен понимать, что это очень важно.
– Какие дела?
– Город поручил мне тренировать тех, кто хочет принять участие в Летних Играх. Весь день я буду на Поле Триумфа.
После обещания встретиться с ней в его городском доме в тот же вечер, Каладорн ушел. Оставшись в одиночестве, леди Тион с довольной улыбкой снова зарылась в подушки. Она оставалась в постели, пока со стороны входной двери не донесся приглушенный стук. Несмотря на все удовольствие, получаемое от общества Каладор-на, ей необходимо было побыть одной, чтобы найти выход из создавшейся ситуации.
Заявив о своей причастности к Лордам Глубоководья, Люция Тион завоевала высокое положение среди Рыцарей Щита. Их поддержка позволила ей многого добиться, и все было бы прекрасно, если бы в ее жизни не появилась Гарнет. Опасная осведомленность колдуньи заковала Люцию в невидимые цепи рабства. Приезд из Тезира лорда Хьюна только ухудшил положение, поскольку Рыцарей Щита не мог обрадовать ее союз с Гарнет. Ситуация становилась опасной. Гарнет получила контроль над Хьюном, его людьми, Люцией и ее местными агентами. Хуже того, колдунья требовала, чтобы Люция назвала ей имена Лордов Глубоководья.
Люция не могла признаться, что эти имена ей неизвестны, а потому составила для Гарнет короткий список: Хелбен Арунсун, Ларисса Неатал, Мирт Ростовщик, Дарнан и Текстер Странник. Эти имена шепотом назывались во всех городских тавернах, и Гарнет на какое-то время угомонится. Люция, однако, понимала, что ей придется назвать новые имена, и довольно скоро.
Леди Тион сбросила простыню и покинула спальню. Если Каладорн хоть как-то связан с Лордами Глубоководья, она непременно отыщет свидетельства этой связи. По спиральной лестнице женщина спустилась на следующий этаж, где располагались туалетные комнаты и гардеробная. Одну из комнат занимали комоды и шкафы, и это показалось ей подходящим местом для начала поисков.
Целый час Люция, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить камердинера Каладорна, осматривала каждый ящик комодов, каждое отделение шкафов. Она прочесала всю комнату, но безрезультатно.
Разочарованная, но не утратившая упорства, она подошла к собственному шкафу. Люция намеревалась обыскать весь дом до последней щели, но едва ли для этого подходила надетая на ней прозрачная ночная рубашка. Каладорн, внимательный и заботливый во всех отношениях, заполнил шкаф множеством платьев, и все они в разной мере сочетались с любимым Люцией фиолетовым цветом. Женщина огорченно вздохнула и потянула платье бледно-лилового оттенка. Возможно, после того как она примет ванну и оденется…
Странное происшествие вернуло ее к действительности. По непонятной причине подол платья зацепился за заднюю стенку гардероба. Люция потянула платье на себя, но ткань не поддавалась. Она опустилась на колени и вгляделась в темноту шкафа. Поверхность дерева вокруг пойманной материи была ровной, без каких бы то ни было дефектов. Даже проведя пальцами по задней стенке, Люция не нашла никаких выступов или зазоров. Ткань словно приросла к дереву.
Люцию заинтересовало это непонятное явление, она вытащила из шкафа все платья и приступила к исследованию гардероба. Спустя несколько минут ее пальцы нащупали едва заметную кнопку в структуре дерева. Люция не замедлила нажать ее, и в задней стенке тотчас же бесшумно отодвинулась панель, явив взору потайное отделение. Женщина заглянула внутрь и вытащила оттуда черный колпак с густой вуалью. Надев колпак на голову, Люция обернулась к зеркалу. Хотя она отчетливо видела свое отражение, черты лица были полностью скрыты под вуалью. Древняя песенка жителей Тезира пришла ей на память, и Люция пропела несколько строк, но не узнала свой голос. Его вообще невозможно было определить – голос мог принадлежать мужчине и женщине, старику или юноше. Взрыв восторженного смеха сорвался с губ, и он тоже был волшебным образом изменен колпаком Лорда Глубоководья.
Так вот оно что! Ее юный любовник занимал место, на которое Люция претендовала в течение долгих лет. Каладорн может все отрицать, но она и так узнала от него достаточно, чтобы умиротворить Гарнет. Улыбка наконец-то приподняла уголки губ Люции, и тяжелое бремя тревоги упало с ее хрупких плеч.
Люция сняла колпак и положила его на место. Прежде чем закрыть дверь, она аккуратно расположила подол лилового платья таким образом, чтобы он был зажат панелью. Платья разместились в шкафу в прежнем порядке, так что можно было подумать, будто здесь ничего не трогали. Затем Люция надела костюм, в котором была накануне вечером. Как только порядок был восстановлен, она покинула дом Каладорна и направилась к Дому Удовольствий и Здоровья матушки Татлорн. После такого значительного успеха Люция считала себя вправе побаловаться массажем, маникюром, а может, и чем-нибудь еще.
Глава 5
Утренние лучи хлынули в высокие узкие окна, расположенные на всех стенах круглой спальни. Люция Тион потянулась, как довольная кошка, и протянула руку к своему молодому любовнику. Но постель была пуста, и только смятые шелковые простыни и широкая вмятина на пуховом матрасе свидетельствовали о бурно проведенной ночи.
– А, ты проснулась. Теперь можно с полным правом сказать, что настало утро.
Каладорн, в кожаном костюме и сапогах для верховой езды, вошел в комнату. Его золотисто-каштановые волосы еще были влажными после ванны. Люция села в постели и подставила лицо для поцелуя. Молодой человек нагнулся и нежно приветствовал свою возлюбленную.
– Ты уже уходишь? – спросила она, слегка надув губки. – Но ты и так последние дни слишком много работал. Нам почти не удавалось побыть вместе.
– У меня дела, – ответил Каладорн с довольной улыбкой и обтянутым перчаткой пальцем провел по вздернутому носику Люции. – Купец с таким опытом, как у тебя, должен понимать, что это очень важно.
– Какие дела?
– Город поручил мне тренировать тех, кто хочет принять участие в Летних Играх. Весь день я буду на Поле Триумфа.
После обещания встретиться с ней в его городском доме в тот же вечер, Каладорн ушел. Оставшись в одиночестве, леди Тион с довольной улыбкой снова зарылась в подушки. Она оставалась в постели, пока со стороны входной двери не донесся приглушенный стук. Несмотря на все удовольствие, получаемое от общества Каладор-на, ей необходимо было побыть одной, чтобы найти выход из создавшейся ситуации.
Заявив о своей причастности к Лордам Глубоководья, Люция Тион завоевала высокое положение среди Рыцарей Щита. Их поддержка позволила ей многого добиться, и все было бы прекрасно, если бы в ее жизни не появилась Гарнет. Опасная осведомленность колдуньи заковала Люцию в невидимые цепи рабства. Приезд из Тезира лорда Хьюна только ухудшил положение, поскольку Рыцарей Щита не мог обрадовать ее союз с Гарнет. Ситуация становилась опасной. Гарнет получила контроль над Хьюном, его людьми, Люцией и ее местными агентами. Хуже того, колдунья требовала, чтобы Люция назвала ей имена Лордов Глубоководья.
Люция не могла признаться, что эти имена ей неизвестны, а потому составила для Гарнет короткий список: Хелбен Арунсун, Ларисса Неатал, Мирт Ростовщик, Дарнан и Текстер Странник. Эти имена шепотом назывались во всех городских тавернах, и Гарнет на какое-то время угомонится. Люция, однако, понимала, что ей придется назвать новые имена, и довольно скоро.
Леди Тион сбросила простыню и покинула спальню. Если Каладорн хоть как-то связан с Лордами Глубоководья, она непременно отыщет свидетельства этой связи. По спиральной лестнице женщина спустилась на следующий этаж, где располагались туалетные комнаты и гардеробная. Одну из комнат занимали комоды и шкафы, и это показалось ей подходящим местом для начала поисков.
Целый час Люция, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить камердинера Каладорна, осматривала каждый ящик комодов, каждое отделение шкафов. Она прочесала всю комнату, но безрезультатно.
Разочарованная, но не утратившая упорства, она подошла к собственному шкафу. Люция намеревалась обыскать весь дом до последней щели, но едва ли для этого подходила надетая на ней прозрачная ночная рубашка. Каладорн, внимательный и заботливый во всех отношениях, заполнил шкаф множеством платьев, и все они в разной мере сочетались с любимым Люцией фиолетовым цветом. Женщина огорченно вздохнула и потянула платье бледно-лилового оттенка. Возможно, после того как она примет ванну и оденется…
Странное происшествие вернуло ее к действительности. По непонятной причине подол платья зацепился за заднюю стенку гардероба. Люция потянула платье на себя, но ткань не поддавалась. Она опустилась на колени и вгляделась в темноту шкафа. Поверхность дерева вокруг пойманной материи была ровной, без каких бы то ни было дефектов. Даже проведя пальцами по задней стенке, Люция не нашла никаких выступов или зазоров. Ткань словно приросла к дереву.
Люцию заинтересовало это непонятное явление, она вытащила из шкафа все платья и приступила к исследованию гардероба. Спустя несколько минут ее пальцы нащупали едва заметную кнопку в структуре дерева. Люция не замедлила нажать ее, и в задней стенке тотчас же бесшумно отодвинулась панель, явив взору потайное отделение. Женщина заглянула внутрь и вытащила оттуда черный колпак с густой вуалью. Надев колпак на голову, Люция обернулась к зеркалу. Хотя она отчетливо видела свое отражение, черты лица были полностью скрыты под вуалью. Древняя песенка жителей Тезира пришла ей на память, и Люция пропела несколько строк, но не узнала свой голос. Его вообще невозможно было определить – голос мог принадлежать мужчине и женщине, старику или юноше. Взрыв восторженного смеха сорвался с губ, и он тоже был волшебным образом изменен колпаком Лорда Глубоководья.
Так вот оно что! Ее юный любовник занимал место, на которое Люция претендовала в течение долгих лет. Каладорн может все отрицать, но она и так узнала от него достаточно, чтобы умиротворить Гарнет. Улыбка наконец-то приподняла уголки губ Люции, и тяжелое бремя тревоги упало с ее хрупких плеч.
Люция сняла колпак и положила его на место. Прежде чем закрыть дверь, она аккуратно расположила подол лилового платья таким образом, чтобы он был зажат панелью. Платья разместились в шкафу в прежнем порядке, так что можно было подумать, будто здесь ничего не трогали. Затем Люция надела костюм, в котором была накануне вечером. Как только порядок был восстановлен, она покинула дом Каладорна и направилась к Дому Удовольствий и Здоровья матушки Татлорн. После такого значительного успеха Люция считала себя вправе побаловаться массажем, маникюром, а может, и чем-нибудь еще.
Глава 5
Деревушка Таскерлейг осталась позади в двух днях пути, а Данила все еще никак не мог найти объяснение навалившимся на него неприятностям. По его глубокому убеждению, Элайт Кроулнобар скорее согласился бы породниться с троллем, чем путешествовать в его компании, и все же он настоял именно на этом. В припадке уныния Дан назвал их отряд «Калеки и Музыканты», и название прижилось, что, по его же собственному мнению, было дурным знаком.
Подобный союз, без сомнения, был самым странным из всех, заключенных Арфистом до сих пор. Эльф придерживался всех предрассудков, свойственных его расе, и сторонился дворфа, но, к удивлению Данилы, с Вином Эшгроувом он обходился ничуть не лучше, чем с Моргаллой. Менестрель не стал мишенью для острот Элайта, тот просто его не замечал. Хотя несколько раз Данила перехватывал взгляды Элайта, брошенные в сторону золотого эльфа, и тогда от холодной ненависти в янтарных глазах у него шевелились волосы на затылке. Вин со своей стороны, обращался со всеми одинаково учтиво, хотя и отстраненно, и, казалось, не замечал презрения своего сородича лунного эльфа. Если и существовала причина, которая хоть как-то сплачивала таких разных искателей приключений, так это был Вартайн. Мастер загадок раздражал всех в равной степени.
Зато наемники Элайта, в особенности чернобородый гигант Балиндар, были очарованы девушкой-дворфом. Как только солдаты узнали" что Моргалла – ветеран Союзной войны, ее забросали всевозможными вопросами. Город Глубоководье не посылал свою армию на защиту от захватчиков-варваров, и многие наемники Северных Земель считали, что пропустили самбе выдающееся и славное событие в своей жизни. Поначалу Моргалла стеснялась, но всеобщий интерес согрел ее душу, и к середине второго дня она скрашивала однообразие путешествия, рассказывая одну историю за другой. Дан тоже прислушивался к отрывкам разговоров и был очарован мягким звучным голосом Моргаллы и ее умением рассказчика. Он вспомнил, что девушка не считала себя бардом, но, на его вкус, она вполне заслуживала этот титул, даже если в ее Душе не было музыки. Да и в этом он сомневался. Каждый вечер, с тех пор как они покинули Глубоководье, Моргалла просила его сыграть на лютне и спеть. Она ни разу не присоединилась к его пению, но каждую мелодию и балладу слушала со смешанным выражением радости и неутоленной жажды на широкоскулом лице.
Данила перевел взгляд на Элайта. Тот скакал впереди, отдельно от всех, настороженно и чутко осматривая окрестности, как серебристый лис, с которым имел большое сходство. Дан не мог себе представить, какое сокровище толкнуло эльфа на столь трудное путешествие. В Глубоководье ходили слухи о его несметных богатствах. Элайт нередко нанимал отряды наемников и посылал их на поиски новых кладов, но в последние годы сам оставался в Глубоководье, занимаясь своими темными делами. Арфист ни на секунду не доверял эльфу, и чем скорее он узнает о тайной цели его путешествия, тем больше шансов на выживание будет у их небольшого отряда. Данила хлестнул поводьями своего коня – быстрого и выносливого гнедого Жеребца, которого он приберегал для дальних поездок, и вскоре догнал Элайта, ехавшего на поджаром вороном скакуне.
– Как поживает Гледдиш? – спросил Арфист, кивая на солдата, раненного в бою с гарпиями.
Гледдиш был одним из наемников, кого убийственное пение сирен превратило в живую статую. Столбняк прошел к сегодняшнему утру, и Данила надолго запомнил ужасные крики и жалобные стоны, разбудившие его на рассвете. В его сумке хранилось несколько флакончиков со снадобьем, уменьшающим действие яда, и один из них он дал Гледдишу. Это лекарство закрыло раны, нанесенные смертоносными когтями гарпии, и могло предотвратить заражение, но человек потерял слишком много крови. Данила подозревал, что у Гледдиша были еще раны, о которых он не сказал. Солдат держался на лошади с упрямством стоика, но всю дорогу молчал, а его лицо оставалось почти таким же серым, как единственная прядь волос, свисавшая с его раненого плеча. И все-таки Гледдиш оказался удачливее своего товарища северянина, который был ослеплен ядом чудовища. По приказу Элайта слепой был избавлен от агонии, и его тело осталось на поле боя.
– Гледдиш выглядит очень подавленным, и мне не нравится цвет его лица, – продолжал Данила. – Но я слишком плохо его знаю, чтобы определить, насколько это нормально для него.
Элайт страдальческим взглядом окинул человека, всем своим видом показывая, что вынужден терпеть присутствие Данилы как одно из неудобств, связанных с путешествием.
– Гледдиш – наемный солдат, а не чей-то любимый родственник. Ты знаешь его так же хорошо, как и я.
– Ага. Хорошо, закроем эту тему, – сдержанно произнес юноша.
– Надеюсь, что так и будет.
После недолгого молчания Данила сделал еще одну попытку:
– Со всей откровенностью могу сказать, я никогда бы не подумал, что твой союз с бардами и Арфистами может стать реальностью.
Эльф загадочно улыбнулся:
– Будем считать, что я стал покровителем искусств.
– Похвально с твоей стороны. Должен признаться, меня удивило твое желание лично участвовать в путешествии. Надеюсь, поиски в Таскерлейге увенчались успехом?
– Не стоит так доверять надежде.
Ответ был произнесен самым учтивым, даже вкрадчивым тоном, но в нем явно звучало предостережение.
Данила решил не обращать на него внимания.
– Я задел за больное место? Что ж, если твои люди ожидали отыскать сокровище, но были разочарованы, я явился как раз вовремя.
– О да. – Элайт отвесил насмешливый поклон в сторону Данилы. – От имени своих людей я благодарю тебя. А теперь, если ты не возражаешь, один из нас должен следить за дорогой.
Эльф пустил коня рысью и оторвался от Данилы на несколько корпусов.
Арфист поморщился и обеими руками потер затылок. Разговор прошел точно так, как он и ожидал. И все же эльф прав. Местность, по которой ехали путешественники, выглядела пустынной и негостеприимной, так что осторожность им не помешает. Деревня Таскерлейг стояла близ речушки Ганстар, среди плодородных холмов, к северо-западу от владений храма Золотые Поля. Дороги в округе пришли в негодность, поскольку слухи о чудовищах и исчезновении нескольких отрядов путешественников заметно снизили численность населения. Главная дорога, ведущая на запад, тоже не была многолюдной, только самые отважные странники осмеливались войти в Высокий Лес, и еще меньше было тех, кто оттуда вышел. Тропа, по которой сейчас продвигался отряд «Калеки и Музыканты», петляла между каменистых холмов, отмечавших могильные курганы времен Исчезнувшего Королевства, древнего поселения людей, эльфов и дворфов. Эта земля давно лежала в запустении: поля заросли кустарником и молодыми деревцами, строения превратились в беспорядочные груды камней, подземные туннели дворфов или обвалились, или стали пристанищем для чудовищ. По мнению Данилы, это зрелище было очевидным свидетельством того, что происходит, когда люди, эльфы и дворфы пытаются жить вместе.
Путники поднялись на довольно высокий каменистый холм. На вершине Элайт скомандовал сделать привал. Всадники подтянулись, чтобы осмотреть лежащую перед ними местность. У подножия холма виднелась развилка дорог. Южная тропа, насколько знал Данила, вела к городу Секомбру, где соединялась с главным торговым путем. Северное ответвление было совсем узким и вело в Высокий Лес. Дальше к северу он заметил блеск быстрой и полноводной реки Единорога, а между ними и рекой простиралась зеленая равнина болот. Следующий участок пути пролегал через трясину, где из земли и камней была сооружена узкая насыпь. Эта дорога была построена отважными путешественниками из отряда «Девятка» и заканчивалась в их знаменитой крепости в южной части Высокого Леса. Но отряд прекратил свое существование задолго до рождения Данилы, а дорога через болота постепенно разрушалась.
Юноша с некоторым опасением смотрел на болота. До захода солнца оставалось еще несколько часов, но пение лягушек и других неизвестных ему созданий не прекращалось. Однажды на ужасном Келимберском болоте ему пришлось сразиться с человеко-ящером, и молодой человек ни в коем случае не желал повторения.
– Я бы посоветовал разбить лагерь прямо здесь, – высказал он свое предложение.
– Здесь нет ни воды, ни корма для лошадей, – с уверенностью заметил Вартайн. – Было бы лучше продолжить путь. При хорошей скорости мы можем миновать топкие места до захода солнца. Гораздо лучше устроить лагерь на берегу реки, а не в самом лесу.
Элайт коротко кивнул в знак согласия, и Данила сдался, предпочитая не спорить.
Всадники пришпорили коней и перешли на шаг только на краю трясины, когда тропа превратилась в узкую насыпь. Осторожность здесь была необходима, поскольку некоторые участки дороги были полностью скрыты под водой. Отряд вытянулся в колонну и продолжал путь в напряженном молчании.
Голоса лягушек с каждой минутой раздавались все громче, им вторил какой-то странный вибрирующий звук, словно болота смыкались вокруг путешественников. Данила ощутил беспокойство. Приблизительно в середине пути через болота он наклонился к Моргалле и зашептал:
– Мне это напоминает случай, когда я пытался петь оперную партию в ванной комнате.
– Да, мне тоже все это не нравится, – угрюмо согласилась девушка-дворф.
– Слушание оперы требует изощренного вкуса, – насмешливо заметил Арфист.
– И эта местность тоже, – с отсутствующим видом кивнула Моргалла.
Ее карие глаза беспрестанно осматривали поверхность воды в поисках малейших признаков опасности. Спустя минуту Моргалла хлопнула Данилу по колену, чтобы привлечь его внимание, и показала направо. Стена густого пожелтевшего тростника покачивалась от легкого ветерка. Часть верхушек была срезана, и стебли издавали протяжный свист, словно ветер играл на флейтах. Как только отряд миновал этот участок пути, ветер стих и свист прекратился.
– Сигнал тревоги? – шепотом спросила Моргалла.
Данила хотел было опровергнуть ее предположение, но в нескольких ярдах впереди заметил еще одну такую же тростниковую стену. В этих зарослях верхушки были срезаны на разной высоте, и тростник образовал несколько рядов. Самый дальний ряд от путников был и самым высоким, а каждый последующий опускался ниже. Такое расположение вызвало в памяти Данилы смутное воспоминание. Он свесился с седла и потянул за один из стеблей. Тростник не поддавался. Вытащив из сапога охотничий нож, Арфист срубил стебель. Он оказался прочным и очень твердым. Верхушки этих болотных растений явно не были сбиты налетевшим ветром, в этом молодой человек был уверен. Он махнул рукой Вину, и менестрель остановил коня.
– Посмотри-ка на эти заросли тростника, – тихо сказал Данила. – Это тебе что-то напоминает, или у меня просто разыгралось воображение?
Золотой эльф из вежливости равнодушно скользнул взглядом по тростнику, и вдруг в его зеленых глазах мелькнуло изумление.
– Органные трубы, – пробормотал он. – Кто-то соорудил орган посреди болот!
– Проклятье, – с чувством выругался Данила. – А я-то надеялся, что это только моя фантазия.
Арфист поймал взгляд Моргаллы и положил ладонь на рукоять меча. Девушка понимающе кивнула и направила своего коня к коню Балиндара. После нескольких шепотом сказанных слов великан послал по цепи команду. Солдаты неторопливо вытащили мечи, но их небрежность вызвала недовольство на лице юноши. А золотой эльф снял с плеча лиру и быстро проверил струны.
В тот же миг «орган» заиграл. Сначала его тихий шепот был почти неразличим за шелестом остального тростника, но ритм убыстрялся, звук становился выше, отдельные ноты сплелись в танцевальную мелодию, весело взвившуюся над головами путников. В странной музыке Данила заметил нечто совсем непонятное – она что-то говорила на незнакомом языке, а через минуту мелодия была подхвачена тростником с дальнего конца трясины. Молодой человек многое бы отдал за то, чтобы понять, о чем говорилось в песне, и еще больше за то, чтобы узнать, кому она предназначалась.
Вот в общем хоре раздалось звучание самых больших трубок; глубокий резонирующий звук мрачным диссонансом перебил веселую мелодию танца. Несмотря на испуг, Данила старательно прислушивался. Мелодия напоминала голос гигантского охотничьего рога.
– Сигнал к бою, – тихо произнес Вин, как будто подслушал беспокойные мысли Данилы.
Элайт закрепил поводья на луке седла и приготовил лук.
– С кем мы сражаемся?
– Я не знаю, – напряженным голосом ответил Вин. – Вероятно, это что-то новое.
Внезапно органная музыка стихла. Над трясиной повисла гнетущая тишина, которую нарушало только бульканье поднимавшихся из глубины пузырей. Вартайн показал на пузыри, лопающиеся по обе стороны от насыпной тропы.
– Что бы это ни было, оно нас окружило, – сказал он.
Это замечание сломило Гледдиша. Его длинная седая коса мотнулась из стороны в сторону, солдат лихорадочно оглядывался в поисках невидимых музыкантов. Серый в яблоках конь почуял панику всадника, беспокойно шарахнулся в сторону и замер. Гледдиш покачнулся в седле, меч вылетел из его руки и угодил в болото, а всадник обеими руками уцепился за шею лошади. Серый испугался еще сильнее, поднялся на дыбы, и его копыта, и так стоявшие на самой кромке тропы, соскользнули. Конь и всадник оказались в болоте. Лошадь, кося бешеными глазами, быстро выкарабкалась на твердую почву. Гледдиш пронзительно закричал.
– Тащите его! – крикнул Данила тем, кто находился поближе к пострадавшему.
Моргалла соскользнула с седла и вытащила копье. Она широко расставила ноги, покрепче ухватилась за рукоять, а второй конец протянула перепуганному наемнику.
– Хватайся, – изо всех сил закричала она, но обезумевший Гледдиш ничего не слышал.
Вскоре стала понятна причина его паники. Из пучины поднялись зеленые, в водорослях, лапы и сомкнулись на горле барахтавшегося солдата. В последний момент Данила заметил, что длинные пальцы заканчивались круглыми бугорками. Гледдиш скрылся под водой. Некоторое время темная поверхность бурлила, и Моргалла, перехватив копье для броска, напряженно переступала с ноги на ногу, но так и не увидела цели.
– Едем, – негромко приказал Элайт. – Держитесь как можно дальше от края тропы. Будем надеяться, что лягушки, как волки, нападают только на слабых и тех, кто упал в воду.
Моргалла резко развернулась.
– Ты собираешься бросить его? – громко спросила она.
– Да, – кивнул эльф. – И поскорее, пока то, что его утащило, не решило поискать еще одну жертву.
Словно в ответ, над поверхностью воды, в нескольких ярдах от того места, где скрылся Гледдиш, появилась большая зеленая голова. У существа были желтые выпуклые глаза и широкий рот лягушки. Но вот оно поднялось из воды, и показалось тело, отдаленно напоминающее человеческое. Чудовище по-лягушачьи вывернуло наружу ноги и стало еще больше похоже на лягушку-быка, но с одним отличием: с нижней части воздушного мешка свисали три длинных зеленых отростка. Существо издало долгий пронзительный звук, а потом зазвучал тот же сигнал к бою, который так неприятно поразил Данилу у зарослей тростника.
В ответ на призыв из трясины стали подниматься такие же головы, и одинокий голос превратился в оглушительный хор. Элайт и его солдаты посылали залп за залпом, но проворные лягушки ныряли под воду, и лишь немногие стрелы поражали цель. Ужасные существа подбирались все ближе и ближе, окружая людей со всех сторон.
Один из «певцов» протянул зеленую лапу за голову и метнул заостренный обломок тростника, словно дротик. Снаряд угодил в коня Балиндара и глубоко вонзился в круп животного. Лошадь взвилась на дыбы и сбросила великана в болото.
Снова зеленые лапы потянулись за жертвой, но на этот раз Моргалла была наготове. Она пробила копьем лапу и потянула вверх, так что чудовище почти выскочило на тропу. Лягушка свободной лапой схватила дворфа за лодыжку и оглушительно засвистела. Если бы ураган попал в волынку, и то звук не оказался бы таким ужасным. Моргалла замерла с искаженным от боли лицом.
Две серебряные молнии метнулись к угодившей в ловушку Моргалле: первый кинжал Элайта пробил воздушный мешок лягушки, и свист перешел в прерывистое бульканье. Второй кинжал угодил в лапу и пришпилил ее к земляной насыпи, заставив освободить жертву. Девушка отпрыгнула назад и вытащила копье. Затем она выхватила из-за пояса боевой топор и нанесла удар по голове лягушки как раз между желтых глаз. В один момент Моргалла успела выдернуть кинжал Элайта и столкнуть чудовище в воду. Все еще вздрагивая, оно погрузилось в трясину, а на этом месте расплылось темное пятно крови. Моргалла кивком поблагодарила Элайта за помощь, но эльф уже отвернулся, чтобы отразить следующую атаку. Рядом Балиндар вскарабкался на тропу и старался стряхнуть с себя отвратительную жижу.
– Они еще слишком далеко, – пробормотал Вин, судорожно сжимая свою лиру и хмурясь от напряжения.
Данила с изумлением взглянул на барда. Стоило ему на мгновение отвлечься, как ужасное существо ухватило его за ногу. Моргалла снова оказалась рядом, и ее топор угрожающе сверкнул в воздухе. Огромная лягушка взвизгнула и отскочила назад. Данила выхватил меч и рассек ей горло. Сразу три чудовища вскарабкались на тело своего сородича и попытались выбраться на тропу.
– Теперь достаточно близко? – крикнул Данила Вину и разрубил одного из врагов.
Золотой эльф ничего и никого не слушал. Он прошелся пальцами по струнам лиры и запел высоким, почти женским голосом. Его альт перекрыл шум схватки и таинственное гудение тростникового органа. Спокойно, словно он пел для друзей у себя дома, эльф выводил мягкую лирическую мелодию. Слова песни звучали на эльфийском языке, но всепоглощающее ощущение мира и покоя наполнило душу Данилы, хотя он и продолжал отбиваться от чудовищ. Лишь однажды ему удалось слышать подобное пение: после сражения в Эвереске, когда священник эльфов лечил его раненую руку песней. Вот и сейчас Данила ощутил ту же силу, тот же восторг и благоговение, смирение перед красотой, которую он даже не способен ни передать, ни понять.
Пение Вина окружило Данилу и его коня загадочной защитной сферой; стоило лягушке пересечь невидимый барьер, как она падала. Постепенно область покоя увеличилась, я чудовища выронили свое тростниковое оружие. Они прекратили воинственные завывания, словно для того, чтобы лучше слышать пение эльфа. Наконец все лягушки попрятались в воду, и над поверхностью остались только желтые выпуклые глаза. Не прекращая петь, Вин поехал вперед по тропе.
Остальные путешественники последовали за ним, и на всем пути в наступивших сумерках тропу освещали желтые немигающие лягушачьи глаза.
Подобный союз, без сомнения, был самым странным из всех, заключенных Арфистом до сих пор. Эльф придерживался всех предрассудков, свойственных его расе, и сторонился дворфа, но, к удивлению Данилы, с Вином Эшгроувом он обходился ничуть не лучше, чем с Моргаллой. Менестрель не стал мишенью для острот Элайта, тот просто его не замечал. Хотя несколько раз Данила перехватывал взгляды Элайта, брошенные в сторону золотого эльфа, и тогда от холодной ненависти в янтарных глазах у него шевелились волосы на затылке. Вин со своей стороны, обращался со всеми одинаково учтиво, хотя и отстраненно, и, казалось, не замечал презрения своего сородича лунного эльфа. Если и существовала причина, которая хоть как-то сплачивала таких разных искателей приключений, так это был Вартайн. Мастер загадок раздражал всех в равной степени.
Зато наемники Элайта, в особенности чернобородый гигант Балиндар, были очарованы девушкой-дворфом. Как только солдаты узнали" что Моргалла – ветеран Союзной войны, ее забросали всевозможными вопросами. Город Глубоководье не посылал свою армию на защиту от захватчиков-варваров, и многие наемники Северных Земель считали, что пропустили самбе выдающееся и славное событие в своей жизни. Поначалу Моргалла стеснялась, но всеобщий интерес согрел ее душу, и к середине второго дня она скрашивала однообразие путешествия, рассказывая одну историю за другой. Дан тоже прислушивался к отрывкам разговоров и был очарован мягким звучным голосом Моргаллы и ее умением рассказчика. Он вспомнил, что девушка не считала себя бардом, но, на его вкус, она вполне заслуживала этот титул, даже если в ее Душе не было музыки. Да и в этом он сомневался. Каждый вечер, с тех пор как они покинули Глубоководье, Моргалла просила его сыграть на лютне и спеть. Она ни разу не присоединилась к его пению, но каждую мелодию и балладу слушала со смешанным выражением радости и неутоленной жажды на широкоскулом лице.
Данила перевел взгляд на Элайта. Тот скакал впереди, отдельно от всех, настороженно и чутко осматривая окрестности, как серебристый лис, с которым имел большое сходство. Дан не мог себе представить, какое сокровище толкнуло эльфа на столь трудное путешествие. В Глубоководье ходили слухи о его несметных богатствах. Элайт нередко нанимал отряды наемников и посылал их на поиски новых кладов, но в последние годы сам оставался в Глубоководье, занимаясь своими темными делами. Арфист ни на секунду не доверял эльфу, и чем скорее он узнает о тайной цели его путешествия, тем больше шансов на выживание будет у их небольшого отряда. Данила хлестнул поводьями своего коня – быстрого и выносливого гнедого Жеребца, которого он приберегал для дальних поездок, и вскоре догнал Элайта, ехавшего на поджаром вороном скакуне.
– Как поживает Гледдиш? – спросил Арфист, кивая на солдата, раненного в бою с гарпиями.
Гледдиш был одним из наемников, кого убийственное пение сирен превратило в живую статую. Столбняк прошел к сегодняшнему утру, и Данила надолго запомнил ужасные крики и жалобные стоны, разбудившие его на рассвете. В его сумке хранилось несколько флакончиков со снадобьем, уменьшающим действие яда, и один из них он дал Гледдишу. Это лекарство закрыло раны, нанесенные смертоносными когтями гарпии, и могло предотвратить заражение, но человек потерял слишком много крови. Данила подозревал, что у Гледдиша были еще раны, о которых он не сказал. Солдат держался на лошади с упрямством стоика, но всю дорогу молчал, а его лицо оставалось почти таким же серым, как единственная прядь волос, свисавшая с его раненого плеча. И все-таки Гледдиш оказался удачливее своего товарища северянина, который был ослеплен ядом чудовища. По приказу Элайта слепой был избавлен от агонии, и его тело осталось на поле боя.
– Гледдиш выглядит очень подавленным, и мне не нравится цвет его лица, – продолжал Данила. – Но я слишком плохо его знаю, чтобы определить, насколько это нормально для него.
Элайт страдальческим взглядом окинул человека, всем своим видом показывая, что вынужден терпеть присутствие Данилы как одно из неудобств, связанных с путешествием.
– Гледдиш – наемный солдат, а не чей-то любимый родственник. Ты знаешь его так же хорошо, как и я.
– Ага. Хорошо, закроем эту тему, – сдержанно произнес юноша.
– Надеюсь, что так и будет.
После недолгого молчания Данила сделал еще одну попытку:
– Со всей откровенностью могу сказать, я никогда бы не подумал, что твой союз с бардами и Арфистами может стать реальностью.
Эльф загадочно улыбнулся:
– Будем считать, что я стал покровителем искусств.
– Похвально с твоей стороны. Должен признаться, меня удивило твое желание лично участвовать в путешествии. Надеюсь, поиски в Таскерлейге увенчались успехом?
– Не стоит так доверять надежде.
Ответ был произнесен самым учтивым, даже вкрадчивым тоном, но в нем явно звучало предостережение.
Данила решил не обращать на него внимания.
– Я задел за больное место? Что ж, если твои люди ожидали отыскать сокровище, но были разочарованы, я явился как раз вовремя.
– О да. – Элайт отвесил насмешливый поклон в сторону Данилы. – От имени своих людей я благодарю тебя. А теперь, если ты не возражаешь, один из нас должен следить за дорогой.
Эльф пустил коня рысью и оторвался от Данилы на несколько корпусов.
Арфист поморщился и обеими руками потер затылок. Разговор прошел точно так, как он и ожидал. И все же эльф прав. Местность, по которой ехали путешественники, выглядела пустынной и негостеприимной, так что осторожность им не помешает. Деревня Таскерлейг стояла близ речушки Ганстар, среди плодородных холмов, к северо-западу от владений храма Золотые Поля. Дороги в округе пришли в негодность, поскольку слухи о чудовищах и исчезновении нескольких отрядов путешественников заметно снизили численность населения. Главная дорога, ведущая на запад, тоже не была многолюдной, только самые отважные странники осмеливались войти в Высокий Лес, и еще меньше было тех, кто оттуда вышел. Тропа, по которой сейчас продвигался отряд «Калеки и Музыканты», петляла между каменистых холмов, отмечавших могильные курганы времен Исчезнувшего Королевства, древнего поселения людей, эльфов и дворфов. Эта земля давно лежала в запустении: поля заросли кустарником и молодыми деревцами, строения превратились в беспорядочные груды камней, подземные туннели дворфов или обвалились, или стали пристанищем для чудовищ. По мнению Данилы, это зрелище было очевидным свидетельством того, что происходит, когда люди, эльфы и дворфы пытаются жить вместе.
Путники поднялись на довольно высокий каменистый холм. На вершине Элайт скомандовал сделать привал. Всадники подтянулись, чтобы осмотреть лежащую перед ними местность. У подножия холма виднелась развилка дорог. Южная тропа, насколько знал Данила, вела к городу Секомбру, где соединялась с главным торговым путем. Северное ответвление было совсем узким и вело в Высокий Лес. Дальше к северу он заметил блеск быстрой и полноводной реки Единорога, а между ними и рекой простиралась зеленая равнина болот. Следующий участок пути пролегал через трясину, где из земли и камней была сооружена узкая насыпь. Эта дорога была построена отважными путешественниками из отряда «Девятка» и заканчивалась в их знаменитой крепости в южной части Высокого Леса. Но отряд прекратил свое существование задолго до рождения Данилы, а дорога через болота постепенно разрушалась.
Юноша с некоторым опасением смотрел на болота. До захода солнца оставалось еще несколько часов, но пение лягушек и других неизвестных ему созданий не прекращалось. Однажды на ужасном Келимберском болоте ему пришлось сразиться с человеко-ящером, и молодой человек ни в коем случае не желал повторения.
– Я бы посоветовал разбить лагерь прямо здесь, – высказал он свое предложение.
– Здесь нет ни воды, ни корма для лошадей, – с уверенностью заметил Вартайн. – Было бы лучше продолжить путь. При хорошей скорости мы можем миновать топкие места до захода солнца. Гораздо лучше устроить лагерь на берегу реки, а не в самом лесу.
Элайт коротко кивнул в знак согласия, и Данила сдался, предпочитая не спорить.
Всадники пришпорили коней и перешли на шаг только на краю трясины, когда тропа превратилась в узкую насыпь. Осторожность здесь была необходима, поскольку некоторые участки дороги были полностью скрыты под водой. Отряд вытянулся в колонну и продолжал путь в напряженном молчании.
Голоса лягушек с каждой минутой раздавались все громче, им вторил какой-то странный вибрирующий звук, словно болота смыкались вокруг путешественников. Данила ощутил беспокойство. Приблизительно в середине пути через болота он наклонился к Моргалле и зашептал:
– Мне это напоминает случай, когда я пытался петь оперную партию в ванной комнате.
– Да, мне тоже все это не нравится, – угрюмо согласилась девушка-дворф.
– Слушание оперы требует изощренного вкуса, – насмешливо заметил Арфист.
– И эта местность тоже, – с отсутствующим видом кивнула Моргалла.
Ее карие глаза беспрестанно осматривали поверхность воды в поисках малейших признаков опасности. Спустя минуту Моргалла хлопнула Данилу по колену, чтобы привлечь его внимание, и показала направо. Стена густого пожелтевшего тростника покачивалась от легкого ветерка. Часть верхушек была срезана, и стебли издавали протяжный свист, словно ветер играл на флейтах. Как только отряд миновал этот участок пути, ветер стих и свист прекратился.
– Сигнал тревоги? – шепотом спросила Моргалла.
Данила хотел было опровергнуть ее предположение, но в нескольких ярдах впереди заметил еще одну такую же тростниковую стену. В этих зарослях верхушки были срезаны на разной высоте, и тростник образовал несколько рядов. Самый дальний ряд от путников был и самым высоким, а каждый последующий опускался ниже. Такое расположение вызвало в памяти Данилы смутное воспоминание. Он свесился с седла и потянул за один из стеблей. Тростник не поддавался. Вытащив из сапога охотничий нож, Арфист срубил стебель. Он оказался прочным и очень твердым. Верхушки этих болотных растений явно не были сбиты налетевшим ветром, в этом молодой человек был уверен. Он махнул рукой Вину, и менестрель остановил коня.
– Посмотри-ка на эти заросли тростника, – тихо сказал Данила. – Это тебе что-то напоминает, или у меня просто разыгралось воображение?
Золотой эльф из вежливости равнодушно скользнул взглядом по тростнику, и вдруг в его зеленых глазах мелькнуло изумление.
– Органные трубы, – пробормотал он. – Кто-то соорудил орган посреди болот!
– Проклятье, – с чувством выругался Данила. – А я-то надеялся, что это только моя фантазия.
Арфист поймал взгляд Моргаллы и положил ладонь на рукоять меча. Девушка понимающе кивнула и направила своего коня к коню Балиндара. После нескольких шепотом сказанных слов великан послал по цепи команду. Солдаты неторопливо вытащили мечи, но их небрежность вызвала недовольство на лице юноши. А золотой эльф снял с плеча лиру и быстро проверил струны.
В тот же миг «орган» заиграл. Сначала его тихий шепот был почти неразличим за шелестом остального тростника, но ритм убыстрялся, звук становился выше, отдельные ноты сплелись в танцевальную мелодию, весело взвившуюся над головами путников. В странной музыке Данила заметил нечто совсем непонятное – она что-то говорила на незнакомом языке, а через минуту мелодия была подхвачена тростником с дальнего конца трясины. Молодой человек многое бы отдал за то, чтобы понять, о чем говорилось в песне, и еще больше за то, чтобы узнать, кому она предназначалась.
Вот в общем хоре раздалось звучание самых больших трубок; глубокий резонирующий звук мрачным диссонансом перебил веселую мелодию танца. Несмотря на испуг, Данила старательно прислушивался. Мелодия напоминала голос гигантского охотничьего рога.
– Сигнал к бою, – тихо произнес Вин, как будто подслушал беспокойные мысли Данилы.
Элайт закрепил поводья на луке седла и приготовил лук.
– С кем мы сражаемся?
– Я не знаю, – напряженным голосом ответил Вин. – Вероятно, это что-то новое.
Внезапно органная музыка стихла. Над трясиной повисла гнетущая тишина, которую нарушало только бульканье поднимавшихся из глубины пузырей. Вартайн показал на пузыри, лопающиеся по обе стороны от насыпной тропы.
– Что бы это ни было, оно нас окружило, – сказал он.
Это замечание сломило Гледдиша. Его длинная седая коса мотнулась из стороны в сторону, солдат лихорадочно оглядывался в поисках невидимых музыкантов. Серый в яблоках конь почуял панику всадника, беспокойно шарахнулся в сторону и замер. Гледдиш покачнулся в седле, меч вылетел из его руки и угодил в болото, а всадник обеими руками уцепился за шею лошади. Серый испугался еще сильнее, поднялся на дыбы, и его копыта, и так стоявшие на самой кромке тропы, соскользнули. Конь и всадник оказались в болоте. Лошадь, кося бешеными глазами, быстро выкарабкалась на твердую почву. Гледдиш пронзительно закричал.
– Тащите его! – крикнул Данила тем, кто находился поближе к пострадавшему.
Моргалла соскользнула с седла и вытащила копье. Она широко расставила ноги, покрепче ухватилась за рукоять, а второй конец протянула перепуганному наемнику.
– Хватайся, – изо всех сил закричала она, но обезумевший Гледдиш ничего не слышал.
Вскоре стала понятна причина его паники. Из пучины поднялись зеленые, в водорослях, лапы и сомкнулись на горле барахтавшегося солдата. В последний момент Данила заметил, что длинные пальцы заканчивались круглыми бугорками. Гледдиш скрылся под водой. Некоторое время темная поверхность бурлила, и Моргалла, перехватив копье для броска, напряженно переступала с ноги на ногу, но так и не увидела цели.
– Едем, – негромко приказал Элайт. – Держитесь как можно дальше от края тропы. Будем надеяться, что лягушки, как волки, нападают только на слабых и тех, кто упал в воду.
Моргалла резко развернулась.
– Ты собираешься бросить его? – громко спросила она.
– Да, – кивнул эльф. – И поскорее, пока то, что его утащило, не решило поискать еще одну жертву.
Словно в ответ, над поверхностью воды, в нескольких ярдах от того места, где скрылся Гледдиш, появилась большая зеленая голова. У существа были желтые выпуклые глаза и широкий рот лягушки. Но вот оно поднялось из воды, и показалось тело, отдаленно напоминающее человеческое. Чудовище по-лягушачьи вывернуло наружу ноги и стало еще больше похоже на лягушку-быка, но с одним отличием: с нижней части воздушного мешка свисали три длинных зеленых отростка. Существо издало долгий пронзительный звук, а потом зазвучал тот же сигнал к бою, который так неприятно поразил Данилу у зарослей тростника.
В ответ на призыв из трясины стали подниматься такие же головы, и одинокий голос превратился в оглушительный хор. Элайт и его солдаты посылали залп за залпом, но проворные лягушки ныряли под воду, и лишь немногие стрелы поражали цель. Ужасные существа подбирались все ближе и ближе, окружая людей со всех сторон.
Один из «певцов» протянул зеленую лапу за голову и метнул заостренный обломок тростника, словно дротик. Снаряд угодил в коня Балиндара и глубоко вонзился в круп животного. Лошадь взвилась на дыбы и сбросила великана в болото.
Снова зеленые лапы потянулись за жертвой, но на этот раз Моргалла была наготове. Она пробила копьем лапу и потянула вверх, так что чудовище почти выскочило на тропу. Лягушка свободной лапой схватила дворфа за лодыжку и оглушительно засвистела. Если бы ураган попал в волынку, и то звук не оказался бы таким ужасным. Моргалла замерла с искаженным от боли лицом.
Две серебряные молнии метнулись к угодившей в ловушку Моргалле: первый кинжал Элайта пробил воздушный мешок лягушки, и свист перешел в прерывистое бульканье. Второй кинжал угодил в лапу и пришпилил ее к земляной насыпи, заставив освободить жертву. Девушка отпрыгнула назад и вытащила копье. Затем она выхватила из-за пояса боевой топор и нанесла удар по голове лягушки как раз между желтых глаз. В один момент Моргалла успела выдернуть кинжал Элайта и столкнуть чудовище в воду. Все еще вздрагивая, оно погрузилось в трясину, а на этом месте расплылось темное пятно крови. Моргалла кивком поблагодарила Элайта за помощь, но эльф уже отвернулся, чтобы отразить следующую атаку. Рядом Балиндар вскарабкался на тропу и старался стряхнуть с себя отвратительную жижу.
– Они еще слишком далеко, – пробормотал Вин, судорожно сжимая свою лиру и хмурясь от напряжения.
Данила с изумлением взглянул на барда. Стоило ему на мгновение отвлечься, как ужасное существо ухватило его за ногу. Моргалла снова оказалась рядом, и ее топор угрожающе сверкнул в воздухе. Огромная лягушка взвизгнула и отскочила назад. Данила выхватил меч и рассек ей горло. Сразу три чудовища вскарабкались на тело своего сородича и попытались выбраться на тропу.
– Теперь достаточно близко? – крикнул Данила Вину и разрубил одного из врагов.
Золотой эльф ничего и никого не слушал. Он прошелся пальцами по струнам лиры и запел высоким, почти женским голосом. Его альт перекрыл шум схватки и таинственное гудение тростникового органа. Спокойно, словно он пел для друзей у себя дома, эльф выводил мягкую лирическую мелодию. Слова песни звучали на эльфийском языке, но всепоглощающее ощущение мира и покоя наполнило душу Данилы, хотя он и продолжал отбиваться от чудовищ. Лишь однажды ему удалось слышать подобное пение: после сражения в Эвереске, когда священник эльфов лечил его раненую руку песней. Вот и сейчас Данила ощутил ту же силу, тот же восторг и благоговение, смирение перед красотой, которую он даже не способен ни передать, ни понять.
Пение Вина окружило Данилу и его коня загадочной защитной сферой; стоило лягушке пересечь невидимый барьер, как она падала. Постепенно область покоя увеличилась, я чудовища выронили свое тростниковое оружие. Они прекратили воинственные завывания, словно для того, чтобы лучше слышать пение эльфа. Наконец все лягушки попрятались в воду, и над поверхностью остались только желтые выпуклые глаза. Не прекращая петь, Вин поехал вперед по тропе.
Остальные путешественники последовали за ним, и на всем пути в наступивших сумерках тропу освещали желтые немигающие лягушачьи глаза.