Страница:
– Теперь я понимаю, почему у вас так строго наказывают за попытку прикинуться Колдуньей, – шутливо шепнула Лириэль Фиодору. – Если бы не это, любой ленивый воришка-хафлинг мог бы разгуливать под черной маской.
Колдуньи сели верхом на лошадей, и Лириэль с удовольствием увидела, что у ее черного одеяния юбка имеет разрез, прикрытый длинной накидкой. Ей оставалось только взобраться на конскую спину и сжать коленями крутые бока.
– Поехали, Ванья, – сказала старая женщина своей напарнице. – Этим молодым людям есть что сказать друг другу, о чем наши старые уши давным-давно позабыли.
– Говори за себя, – усмехнулась в ответ вторая Колдунья, но тронула коленями бока лошади и поскакала вслед за Зофией.
– Старуха умна, – заметила Лириэль. – Она видит больше остальных и умеет сказать многое, не выдавая никаких тайн. Может, все и получится!
– Это невозможно, – безнадежно отозвался Фиодор.
– Почему? Зофия – единственная, кто на самом деле знал Сайлуни. По каким-то своим соображениям она хочет оставить все как есть. Однако я очень хотела бы знать, что это за соображения.
– Она прорицательница. Никто в Рашемене не видит будущее яснее, чем она.
– И? – поднажала Лириэль, чувствуя, что это еще не все.
– Она моя бабушка.
Дроу кивнула, приглашая его продолжать. После минутной паузы Фиодор понял, что она не уловила связи.
– Семья в Рашемене имеет огромное значение.
Нас связывают тесные узы, мы стоим друг за друга. Помнишь время, когда боги расхаживали по земле, а магия ослабела?
– Да.
Ответ был немногословный, сдержанный. Фиодор не стал развивать тему, он не был уверен, что хочет знать, к каким именно беспорядкам это привело в родном городе Лириэль.
– Когда воины-берсерки идут в бой, природная магия их боевой ярости еще и усиливается ритуалом. По какой-то причине, никто не может сказать почему, в случае со мной эта магия дала сбой. И не со мной одним, – тихо добавил он. – Несколько Колдуний тоже стали другими, чем прежде. Все были убиты.
– Это была жестокая необходимость, – продолжал он поспешно, хотя Лириэль и не оспаривала этот суровый вердикт. – Колдуньи объединяются в группы, когда творят свою магию. Слабость одной ставит под угрозу всех. Кое-кто считал, что воины должны нести такое же наказание.
– Зофия была не согласна.
– Да, и поскольку она видит больше остальных, к ее словам прислушиваются. Она доверила мне отыскать Летящий На Крыльях Ветра, одно из величайших сокровищ Рашемена, и дала мне шанс отыскать путьдомой.
– Потому что она твоя бабушка. – Лириэль произнесла это вслух, словно повторение слов могло прояснить их смысл. И, возвращаясь к тому, с чего они начали, проницательно добавила: – И потому что она прорицательница. Может быть, она провидела для тебя какой-то великий жребий.
Молодой воин покачал головой.
– Она только сказала, что я отыщу свою судьбу, которая сможет изменить весь ход истории Рашемена.
Лириэль быстро поняла.
– И твоей судьбой могу оказаться я?
– Зофия хочет выждать и посмотреть.
Они замолчали. Дроу обдумывала услышанное, Фиодору тоже было о чем подумать.
Несмотря на молчаливое одобрение Зофии, его ужасал обман, в который он оказался втянут. Хотя на самом деле не было произнесено ни единого слова неправды, все вместе оказалось ложью, и им обоим, и ему и Лириэль, предстоит жить с этим, пока они останутся на его родине. Это раздражало его. Сам он предпочитал всегда говорить правду, и опыт подсказывал ему, что правда всегда выплывет наружу. Попытки утаить ее обычно только портили дело.
– Не думай, что я не понимаю, какой это риск, – мягко сказала Лириэль, словно читая его мысли, – Если этот маленький спектакль провалится, ты потребуешь кситталш.
Она заметила его озадаченное выражение и попыталась объяснить это понятие дроу.
– У меня на родине существуют состязания воинов, которые проходят в специальных пещерах, где могут разместиться все, кто хочет посмотреть. У людей есть такое?
– Да, есть.
– Кое-кто из поединщиков – рабы, есть монстры, есть профессиональные бойцы, которые неплохо живут на этом, но иногда это дроу, которым поединок дает последний шанс. Скажем, двое попались на тайном сговоре. Один точно виновен, но участие второго не столь очевидно. Такой дроу может потребовать кситталш, чтобы доказать свою невиновность.
– Они сражаются на аренах. Если они побеждают, то остаются жить, – сделал вывод Фиодор.
Лириэль кивнула.
– Даже если они на самом деле виновны. Даже если все знают, что они виновны. Они остаются жить! – резко бросила она. – Если нас поймают, ты должен сказать, что ничего не знал о том, кто я такая. Продолжай жить так же, как до нашей встречи. Сражайся за Рашемен. Это заставит большинство людей поверить в твою невиновность. Побеждай в бою, и со временем даже сомневающиеся перестанут думать об этом.
Прошло немало времени, прежде чем Фиодор сумел заговорить:
– Кем же ты считаешь меня, если думаешь, что я способен на такое? Мы связаны клятвой – клятвой чести и сердца. И я должен отказаться от этого, чтобы получить возможность дышать лишние несколько лет? Должен предать тебя, чтобы стариться в одиночестве и умереть в бесчестии?
– Бесчестие? В чем же?
Вместо ответа Фиодор указал на небольшой пологий холм впереди, в стороне от дороги. За ним на горизонте был уже виден поселок Дерновия. Дым очагов спиралями поднимался в небо из-за высокой каменной стены. Стену окружали старательно возделанные поля, косматые рофы подбирали колосья на убранной стерне. Из-под каких-то поросших травой кочек тоже поднимался дым. Одна сторона холма была плоская, и прямо в ней виднелись дверь и окошки, закрытые ставнями.
– Это дом Станислора-мясника, – сказал Фиодор. – Стало известно, что он специально сбивает весы, чтобы обманывать покупателей. Он живет здесь, отдельно от остальных поселян, с тех пор, когда я был еще мальчишкой.
– Почему?
– Говорят, что о мужчине судят по трем вещам: его мечу, его детям, его словам. Ложь любого рода прощают нелегко.
– Значит, не нужно попадаться!
– Дело не в этом! – горячо сказал он. – Даже если никто другой не знает, что это ложь, я сам знаю. В этом знании и есть бесчестие.
Дроу озадаченно покачала головой. Это было нечто новое для нее – опасно новое. Ясно было одно: Фиодор ужасно рисковал, решив разделить ее судьбу. Если ее разоблачат, его сочтут предателем, и она даже представить до конца не могла, что это будет значить для него.
Они остановились перед воротами, высокой аркой с массивными деревянными дверьми, украшенной той же странной резьбой, что и Лодка Колдуний. Лириэль заметила основные узоры: единорог, олень и охотничьи собаки – по краям, изображения же гор и поселков были вырезаны таким образом, что казались объемными. Тяжелые двери были закрыты, как и забранные ставнями окошки почти на самом верху стены.
– Оставайся здесь, – шепнул Фиодор Лириэль. – Не слезай с лошади, что бы ни случилось. Не твори заклинаний, не обнажай оружия. Здесь нет опасности.
Он приставил ладони ко рту и набрал побольше воздуха.
– Я слыхал, что в Дерновии есть мужчины! – взревел он. – Кто забился за эти стены, словно цыплята в курятник?
У Лириэль отвисла челюсть. Несмотря на предупреждение Фиодора, ее рука сама потянулась к кинжалу, спрятанному в башмаке.
Резные ставни со скрипом распахнулись, и молодой чернобородый мужчина высунул голову из окна. Лицо его скривилось в свирепой ухмылке.
– Хочешь войти в логово Черного Медведя? Давай, давай! Мы как раз нагуливаем жирок для зимней спячки, а ты, похоже, такой нежный, что тебя можно есть ложкой!
Вместо ответа Фиодор изобразил, будто звонит в колокольчик к обеду. Оконце с треском затворилось, зато распахнулась дверь. Бородатый человек бросился на Фиодора, будто потревоженный медведь. Еще несколько мужчин, все в грубых шерстяных штанах и кожаных или меховых жилетах, выскочили из обнесенного стеной поселка и кинулись к ним.
Они окружили лошадь Фиодора и стащили воина на землю. К изумлению Лириэль, бородатый заключил его в крепкие объятия, хлопая по спине. Несколько мгновений спустя они отпрянули друг от друга на расстояние вытянутой руки, скаля зубы, как дураки.
– Хорошо выглядишь, Касперги, – сказал Фиодор. – Даже удивительно.
Второй мужчина фыркнул.
– Я и всегда был красавчиком. Кабы не борода, женщины бы весь день глаз с меня не сводили, и кто бы тогда пек хлебы?
Фиодор оглянулся на Лириэль, словно боялся, что это замечание вызовет ее гнев, которого не удостоилась дружеская потасовка. Бородатый проследил за его взглядом, и на лице его возникло выражение полного недоумения при виде женщины с серебряными волосами, какой казалась сейчас Лириэль. Он коснулся ладонью лба в знак почтения.
– Это Лириэль, прежде называвшая себя Сайлуни, колдунья из Долины Теней, – осторожно сказал Фиодор. – Она приехала учиться у Зофии.
До Лириэль дошло, что мужчины все еще загораживают им дорогу. Любой мужчина в Мензоберранзане, осмелившийся выказать такое неуважение жрицам, был бы без долгих рассуждений убит. Колдуньи же, совершенно не намеренные оскорбляться, лишь улыбались, глядя на эту встречу.
– Потом поговорим. – Фиодор хлопнул Касперги по плечу.
Нечто похожее ожидало их, когда они проехали через городок. Фиодор остановился возле каких-то чистеньких построек. Он соскочил с коня и свистнул на особый залихватский манер. Несколько детей побросали свои занятия и кинулись к нему с таким пылом, что напомнили Лириэль неприятные минуты недавнего нападения кобольдов.
Крепкая молодая женщина вышла из дома посмотреть, что случилось. Она радостно вскрикнула и кинулась к Фиодору так, что черные косы разлетелись по ветру. Она с жаром обняла его, а дети прыгали вокруг и громко требовали внимания.
Фиодор повернулся к Лириэль, все еще обнимая женщину за талию.
– Моя госпожа, позволь представить тебе мою сестру Васти. Некоторые из этих детишек ее. Я только забыл какие, – добавил он, лицо его сделалось унылым, но глаза смеялись.
Маленькие человечки подняли восторженный протестующий вой, заставивший Лириэль озадаченно улыбнуться.
Женщина присела в низком реверансе.
– Вичларан, – вежливо произнесла она, обращаясь сразу ко всем трем сидящим на лошадях женщинам.
Лириэль сообразила, что такое представление было единственно возможным или необходимым. Сестра Фиодора увидела лишь черное одеяние, маску, висящую на поясе, и решила, что все понятно и так.
Зофия положила ладонь на руку Лириэль.
– Ты должна поприветствовать сестер, потом я покажу тебе, где ты будешь жить. Никто из чужеземцев не вправе войти в Долгий Дом Колдуний. У тебя будет собственный домик за его стенами. Там ничего не изменилось с тех пор, как Сайлуни жила среди нас. Фиодор тоже будет находиться там, но эту ночь он должен провести с собратьями. У них новый фирра, и им есть о чем поговорить.
Фиодор поднял самого настырного постреленка на руки. Он подошел к Лириэль, взял ее руку и поднес к губам.
– Только позови, и я приду. Голубые, как зимнее небо, глаза его сестры, такие же, как у брата, изумленно расширились.
– Ты стал Стражем?
Он кивнул, и Васти счастливо вздохнула.
– Тогда тебе не нужно отправляться в казарму вместе с остальными мужчинами! Замечательная новость! С самой середины лета я заманиваю детей в постель только посулами твоих историй.
– Я должен доложить фирре и, скорее всего, останусь там на ночь. Но для одной-двух сказок время найдется. Остальные прибережем на потом.
– Петияр будет рад тебя видеть в казарме. Пока тебя не было, он успел получить меч.
– Петияр, мой двоюродный братишка? – недоверчиво переспросил Фиодор. – Маленький Петияр?
– Он уже выше тебя, и ест так, словно хочет за десять дней стать и шире тоже.
Когда Лириэль уезжала, брат и сестра продолжали радостно болтать. Она была заинтригована таким странным приемом. Фиодор говорил, что для рашеми семья очень важна. Теперь это стало очевидно. За эти несколько минут она узнала о нем больше, чем за месяцы странствий, боев и близости, более тесной, чем дроу осмеливалась даже мечтать.
Корни его глубоко вросли в эту землю. У него было достаточно родни, чтобы заселить целый замок Бэнр, были друзья, встретившие его с дурацкой радостью, было место в этом обществе. Ясно, что он являлся любимцем детей. Даже отсюда Лириэль слышала, как его басистый голос затянул какую-то глупую песенку.
Она могла представить себе, как он взрослеет здесь, становится любимым в деревне стариком-сказителем. И семья…
В первый раз она подумала о том, что под этим подразумевается. Они с Фиодором были любовниками, да, но дети не являлись необходимым следствием этого. Любая женщина-дроу, имеющая хоть какие-либо способности к магии, сама решала, когда ей зачать. Лириэль никогда не задумывалась над такой возможностью. Ничто в ее собственной семье не располагало с удовольствием оглядываться на собственное детство или с нетерпением ждать материнства. Какая жизнь может ждать их с Фиодором детей? Полудроу не найдется места, ни здесь, и нигде.
Ее лошадь понурила голову и еле тащилась по круто поднимающейся вверх улице. Лириэль отбросила прочь странные мысли и сосредоточилась на том, что происходит вокруг. На вершине холма стояло большое длинное строение из некрашеного дерева, простое, но украшенное огромными резными панелями. Венчала здание острая покатая крыша.
– Это казармы, – тихо сказала Зофия, указывая на длинное низкое строение слева от Долгого Дома Колдуний. – Берсерки делятся на отряды, они называются фэнги. Каждый имеет свое имя. Фиодор Входит в фэнг Черного Медведя.
– Ему подходит, – проворчала Лириэль. Во внутреннем дворе казармы находилось около дюжины воинов, голых по пояс, несмотря на холодный день. Одни боролись, другие стреляли из лука по мишеням, укрепленным на кипах соломы. Хватало смеха и громкой похвальбы, но ни один из них не обнажал сталь и не обращал лук против другого.
– Я думаю, у тебя есть вопросы? – предположила старая Колдунья.
Тысячи, подумала Лириэль, но начала с последнего.
– Эти мужчины… – Она прикусила язык и поправилась. – Люди Рашемена поразили меня. Как им удается так живо соперничать без кровавых стычек?
Зофия рассмеялась.
– Ты жила слишком далеко на западе и на юге. Жаркое солнце не идет на пользу мозгам. Много шума поднимается из-за пустяков. Мы-то знаем, что действительно важно, да?
Дроу глубокомысленно кивнула. На самом деле, однако, никогда еще ей не задавали вопроса, ответ на который был бы для нее настолько непостижим. Откуда ей знать, что имеет значение в этом странном месте? В привычных обстоятельствах она этим вопросом не задавалась!
Эта мысль поразила ее, точно ударивший под ложечку камень. Она прожила более сорока лет – дольше, наверно, чем измученная заботами Ванья, – и ей ни разу не пришло в голову задуматься над тем, что же действительно важно.
О, она про себя посмеивалась над той постоянной борьбой и кознями, что были неотъемлемой чертой жизни в Мензоберранзане. Интриги, столь увлекавшие ее приятелей-дроу, не представляли для нее особого интереса, но что представляло?
Выживание, это понятно. Магия, безусловно. Жизнь без приключений казалась невыносимо тоскливой. Сила…
Ее разум тревожно уклонился от этой темы. Той власти, что была у нее на Руафиме, хватило бы и на драконий век. Фиодор, с его неколебимыми понятиями о чести, – она должна признать, что вера в правильность избранного им пути стала в ее жизни чем-то вроде пробного камня. Лириэль дорожила нежданными радостями дружбы. Все это ей известно. Что же может быть еще?
– Есть много способов Испытания Правды, – мягко сказала Зофия, пугающе своевременно вторгаясь в ее мысли. – Иногда ответы значат меньше, чем вопросы.
Это было уже чересчур для прагматичной дроу. Она с досадой всплеснула руками.
– Жизнь была куда проще, когда я была мертва. Это почему-то позабавило Колдунью.
– С возвращением, Сайлуни, – произнесла она с едва заметной усмешкой. – Я надеюсь, что этот твой визит будет столь же интересным, как предыдущий!
Глава 15
Колдуньи сели верхом на лошадей, и Лириэль с удовольствием увидела, что у ее черного одеяния юбка имеет разрез, прикрытый длинной накидкой. Ей оставалось только взобраться на конскую спину и сжать коленями крутые бока.
– Поехали, Ванья, – сказала старая женщина своей напарнице. – Этим молодым людям есть что сказать друг другу, о чем наши старые уши давным-давно позабыли.
– Говори за себя, – усмехнулась в ответ вторая Колдунья, но тронула коленями бока лошади и поскакала вслед за Зофией.
– Старуха умна, – заметила Лириэль. – Она видит больше остальных и умеет сказать многое, не выдавая никаких тайн. Может, все и получится!
– Это невозможно, – безнадежно отозвался Фиодор.
– Почему? Зофия – единственная, кто на самом деле знал Сайлуни. По каким-то своим соображениям она хочет оставить все как есть. Однако я очень хотела бы знать, что это за соображения.
– Она прорицательница. Никто в Рашемене не видит будущее яснее, чем она.
– И? – поднажала Лириэль, чувствуя, что это еще не все.
– Она моя бабушка.
Дроу кивнула, приглашая его продолжать. После минутной паузы Фиодор понял, что она не уловила связи.
– Семья в Рашемене имеет огромное значение.
Нас связывают тесные узы, мы стоим друг за друга. Помнишь время, когда боги расхаживали по земле, а магия ослабела?
– Да.
Ответ был немногословный, сдержанный. Фиодор не стал развивать тему, он не был уверен, что хочет знать, к каким именно беспорядкам это привело в родном городе Лириэль.
– Когда воины-берсерки идут в бой, природная магия их боевой ярости еще и усиливается ритуалом. По какой-то причине, никто не может сказать почему, в случае со мной эта магия дала сбой. И не со мной одним, – тихо добавил он. – Несколько Колдуний тоже стали другими, чем прежде. Все были убиты.
– Это была жестокая необходимость, – продолжал он поспешно, хотя Лириэль и не оспаривала этот суровый вердикт. – Колдуньи объединяются в группы, когда творят свою магию. Слабость одной ставит под угрозу всех. Кое-кто считал, что воины должны нести такое же наказание.
– Зофия была не согласна.
– Да, и поскольку она видит больше остальных, к ее словам прислушиваются. Она доверила мне отыскать Летящий На Крыльях Ветра, одно из величайших сокровищ Рашемена, и дала мне шанс отыскать путьдомой.
– Потому что она твоя бабушка. – Лириэль произнесла это вслух, словно повторение слов могло прояснить их смысл. И, возвращаясь к тому, с чего они начали, проницательно добавила: – И потому что она прорицательница. Может быть, она провидела для тебя какой-то великий жребий.
Молодой воин покачал головой.
– Она только сказала, что я отыщу свою судьбу, которая сможет изменить весь ход истории Рашемена.
Лириэль быстро поняла.
– И твоей судьбой могу оказаться я?
– Зофия хочет выждать и посмотреть.
Они замолчали. Дроу обдумывала услышанное, Фиодору тоже было о чем подумать.
Несмотря на молчаливое одобрение Зофии, его ужасал обман, в который он оказался втянут. Хотя на самом деле не было произнесено ни единого слова неправды, все вместе оказалось ложью, и им обоим, и ему и Лириэль, предстоит жить с этим, пока они останутся на его родине. Это раздражало его. Сам он предпочитал всегда говорить правду, и опыт подсказывал ему, что правда всегда выплывет наружу. Попытки утаить ее обычно только портили дело.
– Не думай, что я не понимаю, какой это риск, – мягко сказала Лириэль, словно читая его мысли, – Если этот маленький спектакль провалится, ты потребуешь кситталш.
Она заметила его озадаченное выражение и попыталась объяснить это понятие дроу.
– У меня на родине существуют состязания воинов, которые проходят в специальных пещерах, где могут разместиться все, кто хочет посмотреть. У людей есть такое?
– Да, есть.
– Кое-кто из поединщиков – рабы, есть монстры, есть профессиональные бойцы, которые неплохо живут на этом, но иногда это дроу, которым поединок дает последний шанс. Скажем, двое попались на тайном сговоре. Один точно виновен, но участие второго не столь очевидно. Такой дроу может потребовать кситталш, чтобы доказать свою невиновность.
– Они сражаются на аренах. Если они побеждают, то остаются жить, – сделал вывод Фиодор.
Лириэль кивнула.
– Даже если они на самом деле виновны. Даже если все знают, что они виновны. Они остаются жить! – резко бросила она. – Если нас поймают, ты должен сказать, что ничего не знал о том, кто я такая. Продолжай жить так же, как до нашей встречи. Сражайся за Рашемен. Это заставит большинство людей поверить в твою невиновность. Побеждай в бою, и со временем даже сомневающиеся перестанут думать об этом.
Прошло немало времени, прежде чем Фиодор сумел заговорить:
– Кем же ты считаешь меня, если думаешь, что я способен на такое? Мы связаны клятвой – клятвой чести и сердца. И я должен отказаться от этого, чтобы получить возможность дышать лишние несколько лет? Должен предать тебя, чтобы стариться в одиночестве и умереть в бесчестии?
– Бесчестие? В чем же?
Вместо ответа Фиодор указал на небольшой пологий холм впереди, в стороне от дороги. За ним на горизонте был уже виден поселок Дерновия. Дым очагов спиралями поднимался в небо из-за высокой каменной стены. Стену окружали старательно возделанные поля, косматые рофы подбирали колосья на убранной стерне. Из-под каких-то поросших травой кочек тоже поднимался дым. Одна сторона холма была плоская, и прямо в ней виднелись дверь и окошки, закрытые ставнями.
– Это дом Станислора-мясника, – сказал Фиодор. – Стало известно, что он специально сбивает весы, чтобы обманывать покупателей. Он живет здесь, отдельно от остальных поселян, с тех пор, когда я был еще мальчишкой.
– Почему?
– Говорят, что о мужчине судят по трем вещам: его мечу, его детям, его словам. Ложь любого рода прощают нелегко.
– Значит, не нужно попадаться!
– Дело не в этом! – горячо сказал он. – Даже если никто другой не знает, что это ложь, я сам знаю. В этом знании и есть бесчестие.
Дроу озадаченно покачала головой. Это было нечто новое для нее – опасно новое. Ясно было одно: Фиодор ужасно рисковал, решив разделить ее судьбу. Если ее разоблачат, его сочтут предателем, и она даже представить до конца не могла, что это будет значить для него.
Они остановились перед воротами, высокой аркой с массивными деревянными дверьми, украшенной той же странной резьбой, что и Лодка Колдуний. Лириэль заметила основные узоры: единорог, олень и охотничьи собаки – по краям, изображения же гор и поселков были вырезаны таким образом, что казались объемными. Тяжелые двери были закрыты, как и забранные ставнями окошки почти на самом верху стены.
– Оставайся здесь, – шепнул Фиодор Лириэль. – Не слезай с лошади, что бы ни случилось. Не твори заклинаний, не обнажай оружия. Здесь нет опасности.
Он приставил ладони ко рту и набрал побольше воздуха.
– Я слыхал, что в Дерновии есть мужчины! – взревел он. – Кто забился за эти стены, словно цыплята в курятник?
У Лириэль отвисла челюсть. Несмотря на предупреждение Фиодора, ее рука сама потянулась к кинжалу, спрятанному в башмаке.
Резные ставни со скрипом распахнулись, и молодой чернобородый мужчина высунул голову из окна. Лицо его скривилось в свирепой ухмылке.
– Хочешь войти в логово Черного Медведя? Давай, давай! Мы как раз нагуливаем жирок для зимней спячки, а ты, похоже, такой нежный, что тебя можно есть ложкой!
Вместо ответа Фиодор изобразил, будто звонит в колокольчик к обеду. Оконце с треском затворилось, зато распахнулась дверь. Бородатый человек бросился на Фиодора, будто потревоженный медведь. Еще несколько мужчин, все в грубых шерстяных штанах и кожаных или меховых жилетах, выскочили из обнесенного стеной поселка и кинулись к ним.
Они окружили лошадь Фиодора и стащили воина на землю. К изумлению Лириэль, бородатый заключил его в крепкие объятия, хлопая по спине. Несколько мгновений спустя они отпрянули друг от друга на расстояние вытянутой руки, скаля зубы, как дураки.
– Хорошо выглядишь, Касперги, – сказал Фиодор. – Даже удивительно.
Второй мужчина фыркнул.
– Я и всегда был красавчиком. Кабы не борода, женщины бы весь день глаз с меня не сводили, и кто бы тогда пек хлебы?
Фиодор оглянулся на Лириэль, словно боялся, что это замечание вызовет ее гнев, которого не удостоилась дружеская потасовка. Бородатый проследил за его взглядом, и на лице его возникло выражение полного недоумения при виде женщины с серебряными волосами, какой казалась сейчас Лириэль. Он коснулся ладонью лба в знак почтения.
– Это Лириэль, прежде называвшая себя Сайлуни, колдунья из Долины Теней, – осторожно сказал Фиодор. – Она приехала учиться у Зофии.
До Лириэль дошло, что мужчины все еще загораживают им дорогу. Любой мужчина в Мензоберранзане, осмелившийся выказать такое неуважение жрицам, был бы без долгих рассуждений убит. Колдуньи же, совершенно не намеренные оскорбляться, лишь улыбались, глядя на эту встречу.
– Потом поговорим. – Фиодор хлопнул Касперги по плечу.
Нечто похожее ожидало их, когда они проехали через городок. Фиодор остановился возле каких-то чистеньких построек. Он соскочил с коня и свистнул на особый залихватский манер. Несколько детей побросали свои занятия и кинулись к нему с таким пылом, что напомнили Лириэль неприятные минуты недавнего нападения кобольдов.
Крепкая молодая женщина вышла из дома посмотреть, что случилось. Она радостно вскрикнула и кинулась к Фиодору так, что черные косы разлетелись по ветру. Она с жаром обняла его, а дети прыгали вокруг и громко требовали внимания.
Фиодор повернулся к Лириэль, все еще обнимая женщину за талию.
– Моя госпожа, позволь представить тебе мою сестру Васти. Некоторые из этих детишек ее. Я только забыл какие, – добавил он, лицо его сделалось унылым, но глаза смеялись.
Маленькие человечки подняли восторженный протестующий вой, заставивший Лириэль озадаченно улыбнуться.
Женщина присела в низком реверансе.
– Вичларан, – вежливо произнесла она, обращаясь сразу ко всем трем сидящим на лошадях женщинам.
Лириэль сообразила, что такое представление было единственно возможным или необходимым. Сестра Фиодора увидела лишь черное одеяние, маску, висящую на поясе, и решила, что все понятно и так.
Зофия положила ладонь на руку Лириэль.
– Ты должна поприветствовать сестер, потом я покажу тебе, где ты будешь жить. Никто из чужеземцев не вправе войти в Долгий Дом Колдуний. У тебя будет собственный домик за его стенами. Там ничего не изменилось с тех пор, как Сайлуни жила среди нас. Фиодор тоже будет находиться там, но эту ночь он должен провести с собратьями. У них новый фирра, и им есть о чем поговорить.
Фиодор поднял самого настырного постреленка на руки. Он подошел к Лириэль, взял ее руку и поднес к губам.
– Только позови, и я приду. Голубые, как зимнее небо, глаза его сестры, такие же, как у брата, изумленно расширились.
– Ты стал Стражем?
Он кивнул, и Васти счастливо вздохнула.
– Тогда тебе не нужно отправляться в казарму вместе с остальными мужчинами! Замечательная новость! С самой середины лета я заманиваю детей в постель только посулами твоих историй.
– Я должен доложить фирре и, скорее всего, останусь там на ночь. Но для одной-двух сказок время найдется. Остальные прибережем на потом.
– Петияр будет рад тебя видеть в казарме. Пока тебя не было, он успел получить меч.
– Петияр, мой двоюродный братишка? – недоверчиво переспросил Фиодор. – Маленький Петияр?
– Он уже выше тебя, и ест так, словно хочет за десять дней стать и шире тоже.
Когда Лириэль уезжала, брат и сестра продолжали радостно болтать. Она была заинтригована таким странным приемом. Фиодор говорил, что для рашеми семья очень важна. Теперь это стало очевидно. За эти несколько минут она узнала о нем больше, чем за месяцы странствий, боев и близости, более тесной, чем дроу осмеливалась даже мечтать.
Корни его глубоко вросли в эту землю. У него было достаточно родни, чтобы заселить целый замок Бэнр, были друзья, встретившие его с дурацкой радостью, было место в этом обществе. Ясно, что он являлся любимцем детей. Даже отсюда Лириэль слышала, как его басистый голос затянул какую-то глупую песенку.
Она могла представить себе, как он взрослеет здесь, становится любимым в деревне стариком-сказителем. И семья…
В первый раз она подумала о том, что под этим подразумевается. Они с Фиодором были любовниками, да, но дети не являлись необходимым следствием этого. Любая женщина-дроу, имеющая хоть какие-либо способности к магии, сама решала, когда ей зачать. Лириэль никогда не задумывалась над такой возможностью. Ничто в ее собственной семье не располагало с удовольствием оглядываться на собственное детство или с нетерпением ждать материнства. Какая жизнь может ждать их с Фиодором детей? Полудроу не найдется места, ни здесь, и нигде.
Ее лошадь понурила голову и еле тащилась по круто поднимающейся вверх улице. Лириэль отбросила прочь странные мысли и сосредоточилась на том, что происходит вокруг. На вершине холма стояло большое длинное строение из некрашеного дерева, простое, но украшенное огромными резными панелями. Венчала здание острая покатая крыша.
– Это казармы, – тихо сказала Зофия, указывая на длинное низкое строение слева от Долгого Дома Колдуний. – Берсерки делятся на отряды, они называются фэнги. Каждый имеет свое имя. Фиодор Входит в фэнг Черного Медведя.
– Ему подходит, – проворчала Лириэль. Во внутреннем дворе казармы находилось около дюжины воинов, голых по пояс, несмотря на холодный день. Одни боролись, другие стреляли из лука по мишеням, укрепленным на кипах соломы. Хватало смеха и громкой похвальбы, но ни один из них не обнажал сталь и не обращал лук против другого.
– Я думаю, у тебя есть вопросы? – предположила старая Колдунья.
Тысячи, подумала Лириэль, но начала с последнего.
– Эти мужчины… – Она прикусила язык и поправилась. – Люди Рашемена поразили меня. Как им удается так живо соперничать без кровавых стычек?
Зофия рассмеялась.
– Ты жила слишком далеко на западе и на юге. Жаркое солнце не идет на пользу мозгам. Много шума поднимается из-за пустяков. Мы-то знаем, что действительно важно, да?
Дроу глубокомысленно кивнула. На самом деле, однако, никогда еще ей не задавали вопроса, ответ на который был бы для нее настолько непостижим. Откуда ей знать, что имеет значение в этом странном месте? В привычных обстоятельствах она этим вопросом не задавалась!
Эта мысль поразила ее, точно ударивший под ложечку камень. Она прожила более сорока лет – дольше, наверно, чем измученная заботами Ванья, – и ей ни разу не пришло в голову задуматься над тем, что же действительно важно.
О, она про себя посмеивалась над той постоянной борьбой и кознями, что были неотъемлемой чертой жизни в Мензоберранзане. Интриги, столь увлекавшие ее приятелей-дроу, не представляли для нее особого интереса, но что представляло?
Выживание, это понятно. Магия, безусловно. Жизнь без приключений казалась невыносимо тоскливой. Сила…
Ее разум тревожно уклонился от этой темы. Той власти, что была у нее на Руафиме, хватило бы и на драконий век. Фиодор, с его неколебимыми понятиями о чести, – она должна признать, что вера в правильность избранного им пути стала в ее жизни чем-то вроде пробного камня. Лириэль дорожила нежданными радостями дружбы. Все это ей известно. Что же может быть еще?
– Есть много способов Испытания Правды, – мягко сказала Зофия, пугающе своевременно вторгаясь в ее мысли. – Иногда ответы значат меньше, чем вопросы.
Это было уже чересчур для прагматичной дроу. Она с досадой всплеснула руками.
– Жизнь была куда проще, когда я была мертва. Это почему-то позабавило Колдунью.
– С возвращением, Сайлуни, – произнесла она с едва заметной усмешкой. – Я надеюсь, что этот твой визит будет столь же интересным, как предыдущий!
Глава 15
ЧЕРНЫЙ ВОЛК
Поздним вечером, когда выводок Васти угомонился, усыпленный множеством чудесных историй и еще большим множеством медовых лепешек, Фиодор отправился по склону холма наверх, туда, где жили Колдуньи и берсерки. Шел он медленно, потому что едва ли не у каждого дома его останавливали соседи, которых он знал с детства. Все были рады его возвращению и встречали воина бурными объятиями и дружескими подначками. Все выносили фляги с джуилдом или кувшины с брагой – сброженным сидром, почти таким же крепким, как джуилд, – в надежде удержать Фиодора подольше и выспросить у него, что творится в мире.
Было что нового рассказать и им. Старый Железный Господин оставил свой пост. Говорят, что он болен и лечится в лесном пристанище Колдуний. Вместо него вождем стал Тайдрим Иваррг. Достойный выбор, большинство было бы с ним согласно, при условии, что ему не придет в голову сделать своего вспыльчивого и любящего выпить сына Файлдрина своим преемником. Были и менее важные новости, начиная от рассказов о явлениях привидений и нападениях чудовищ и заканчивая благополучным рождением двойни в семье местного бондаря.
Так, одно за другое, быстро пролетел вечер. К тому времени, как Фиодор добрался до дома воинов Черного Медведя, идущая на убыль луна уже показалась над вершиной Горы Снежного Кота.
По обычаю, каждый вернувшийся домой воин должен был явиться к местному фирре. Фиодор направился к дому Тревейла. Дверь была открыта, видны были пылающий, сложенный из камня очаг и сидящий перед ним мужчина, коренастый, но могучий, годами и сложением напоминающий отца Фиодора, каким тот был бы теперь, уцелей он в бою с ордой Туйгана. Старый воин напевал себе под нос, смазывая башмаки гусиным жиром. На ногах его красовались совершенно необыкновенные чулки. Вязаные, они были похожи на перчатки, причем каждый палец был разного цвета. Узкие полоски тех же ярких цветов взбегали по толстым ногам мужчины и перекликались с яркой вышивкой на жилете из вываренной шерсти.
Легкая улыбка тронула лицо Фиодора. Мало чья одежда так же ясно, как у Тревейла, свидетельствовала о натуре своего хозяина. Мужчина был таким же веселым и жизнерадостным, как и его одеяние, и Фиодор числил его своим старым другом. И все же молодой воин стоял у двери и не мог заставить себя войти и начать разговор. Фирра – это был титул его отца, и комната эта была его. Тревейл – славный человек, но Фиодору больно было видеть другого на месте Мариона.
И всё же приличия должны быть соблюдены. Фиодор прочистил горло и произнес заготовленную колкость:
– Как может воин быть вождем мужчин, если он не в силах даже собственные пальцы уговорить выбрать один цвет? Это Сашияр осерчала на тебя или ты сам такое связал?
Пожилой мужчина поднял взгляд от башмаков. В глазах его вспыхнула радость, быстро сменившаяся тревогой.
Фиодор понимал его беспокойство. В последний раз он видел нового фирру сквозь пелену неуправляемой боевой ярости. Воин не был уверен, и никто не скажет, так это или нет, но он подозревал, что глубокий неровный шрам на мускулистой руке мужчины – дело его рук.
– Сашияр всегда сердита на меня, – самодовольно заявил Тревейл, – и это хорошо для воина. Тебе бы тоже не помешала такая жена. Долгие часы безделья с послушными девами размягчают душу мужчины и делают его никудышным в бою.
В мозгу Фиодора всплыл четкий образ Лириэль во всей красе гнева темного эльфа. Молодой воин хихикнул.
– Я стал стражем вичларан, чужеземки с нравом дроу и послушностью упрямого осла. Этого достаточно?
– Стражем, вот как? – На миг показалось, что фирра искренне поражен, но потом он пожал плечами. – Может, эта женщина и в самом деле такая, как ты говоришь, и даже сверх того, но все равно она лишь бледная тень моей Сашияр, – гордо заявил он, – И все же я позволю себе надеяться, что ей удастся сделать из тебя воина.
– Ну, что до этого, я не такой дурак, чтобы состязаться с йети в беге по сугробам или надеяться подчинить себе лесного человека, – сухо сообщил Фиодор.
– Тогда я на самом деле счастливец, потому что могу именно это сказать о Сашияр, – доверительно шепнул Тревейл комическим шепотом.
Мужчины рассмеялись. Тревейл жестом пригласил Фиодора в комнату и указал на стул напротив себя. Его острые глаза заметили черный меч, висящий на боку у Фиодора, и лицо сразу посерьезнело.
– Говорят, что отлор Зофия посылала тебя за великим магическим сокровищем. Ты нашел его?
– Да, и не только его, – ответил Фиодор. Лицо мужчины засветилось в ожидании удивительной истории. И все же некая тень омрачала его, и оба это хорошо знали.
– С тобой все в порядке, сынок? – отважился, наконец Тревейл.
– Да.
– Значит, и с Рашеменом тоже все в порядке, – оживленно заявил старший.
Он кивнул на стоящий рядом на столе фарфоровый самовар, в соответствии со вкусом владельца разрисованный в яркие цвета: красные и желтые единороги резвились на изумрудно-зеленых лугах. По крышке, ободку и основанию шел переплетающийся узор из рун, нанесенный не менее броскими синими и пурпурными красками.
– Чай горячий, и такой крепкий, что если плеснуть на медведя, с того шкура слезет. Выпьешь?
Фиодору надо было кое о чем сообщить фирре, и слова, выбранные Тревейлом, давали ему ту самую зацепку, на которую он рассчитывал.
– Наверно, стоит налить твоего чая во флягу. Если мой облик будет меняться слишком медленно, он сдерет с меня медвежью шкуру быстрее, чем нож.
Тревейл изумленно взглянул на него, и его седые усы приподнялись в улыбке от уха до уха.
– Неужто? Ты стал чесницниа? Это было то, к чему стремились все берсерки Рашемена, но чего достичь удавалось лишь единицам.
Хотя само слово «берсерк» происходило от древнего «беарскин», то есть «медвежья шкура», превращение в буквальном смысле человека-воина в медведя было теперь скорее легендой, чем реальностью.
– На острове Руафим это называется хамфарир. Меняющий облик.
Поселковый глава закряхтел от удовольствия. Он был среди воинов чем-то вроде грамотея, и Фиодор видел, что он припрятал эти слова подальше, чтобы посмаковать их на досуге.
– Слухи о сражении дошли до нас. О морском сражении, – тоскливо добавил этот воин сухопутного народа. – Твоя даджемма, похоже, была интереснее обычной.
Он налил чай в деревянные чашки. Фиодор сделал маленький глоток и понял почему. Оловянную кружку едкий напиток, несомненно, расплавил бы. Он одним глотком осушил содержимое маленькой чашки и прихлопнул кулаком по столу. Выполнив положенный ритуал, он поставил пустую чашку на стол. Тревейл вновь наполнил ее и выжидательно кивнул молодому воину, явно рассчитывая услышать рассказ об удивительном сражении.
– Я только что из сестриного дома, – извиняющимся тоном сказал Фиодор.
Его командир запрокинул голову и разразился басовитым хохотом, от которого сотрясалось все его тело.
– Можешь не продолжать! Даже лучший сказитель должен давать голосу отдохнуть, да? Ну, тогда сиди и пей чай. Рассказы подождут до праздника Мокоша. Ты пойдешь в горы вместе со всеми? – спросил он, видя странное выражение лица молодого воина.
– Если честно, я и забыл. – Ему очень не нравилась мысль оставить Лириэль одну сразу после приезда. Кто знает, что она может натворить в его отсутствие? – Наверно, я лучше подожду следующего праздника.
Тревейл фыркнул.
– Ты пойдешь, и ты победишь! Я прослежу за этим! – Он подмигнул.
Фиодор умел понимать, когда слова становятся приказом, и умел понимать намеки. Пора было прощаться. Он изобразил слабую улыбку и поднялся.
– Нет историй, нет и чая, – сделал он вывод.
Старший мужчина хохотнул и хлопнул рукой по мясистой ляжке.
– А как же, размечтался. Пей!
Фиодор вежливо допил остатки горького напитка и ушел.
Казарма встретила его дружным храпом. По обычаю, накануне праздника большинство воинов легли спать рано. Фиодор скинул башмаки перед дверью и принялся изучать прикрепленный к косяку листок. С печалью он отметил, что в списке нет больше некоторых имен: Мариона, его отца; Антония, кузнеца, у которого он начинал подмастерьем; нескольких двоюродных братьев и друзей. Они были еще живы, когда Фиодора в последний раз захлестнула боевая ярость в сражении с Туйганом. Он надеялся только, что никто из них не погиб, бросившись вслед за ним в ту гибельную атаку.
Комнатка его родственника Петияра была в самом конце казармы. Фиодор тихо прошел по длинному коридору. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Фиодор легонько постучал и толкнул дверь.
Тюфяки на двух койках наполняли комнатку благоуханием свежего сена и сухого дягиля, прогоняющего и насекомых, и плохие сны. На одной из коек возлежало – и даже свешивалось с нее – самое длинное, самое костлявое тело воина-рашеми, какое Фиодору довелось когда-либо видеть.
Было что нового рассказать и им. Старый Железный Господин оставил свой пост. Говорят, что он болен и лечится в лесном пристанище Колдуний. Вместо него вождем стал Тайдрим Иваррг. Достойный выбор, большинство было бы с ним согласно, при условии, что ему не придет в голову сделать своего вспыльчивого и любящего выпить сына Файлдрина своим преемником. Были и менее важные новости, начиная от рассказов о явлениях привидений и нападениях чудовищ и заканчивая благополучным рождением двойни в семье местного бондаря.
Так, одно за другое, быстро пролетел вечер. К тому времени, как Фиодор добрался до дома воинов Черного Медведя, идущая на убыль луна уже показалась над вершиной Горы Снежного Кота.
По обычаю, каждый вернувшийся домой воин должен был явиться к местному фирре. Фиодор направился к дому Тревейла. Дверь была открыта, видны были пылающий, сложенный из камня очаг и сидящий перед ним мужчина, коренастый, но могучий, годами и сложением напоминающий отца Фиодора, каким тот был бы теперь, уцелей он в бою с ордой Туйгана. Старый воин напевал себе под нос, смазывая башмаки гусиным жиром. На ногах его красовались совершенно необыкновенные чулки. Вязаные, они были похожи на перчатки, причем каждый палец был разного цвета. Узкие полоски тех же ярких цветов взбегали по толстым ногам мужчины и перекликались с яркой вышивкой на жилете из вываренной шерсти.
Легкая улыбка тронула лицо Фиодора. Мало чья одежда так же ясно, как у Тревейла, свидетельствовала о натуре своего хозяина. Мужчина был таким же веселым и жизнерадостным, как и его одеяние, и Фиодор числил его своим старым другом. И все же молодой воин стоял у двери и не мог заставить себя войти и начать разговор. Фирра – это был титул его отца, и комната эта была его. Тревейл – славный человек, но Фиодору больно было видеть другого на месте Мариона.
И всё же приличия должны быть соблюдены. Фиодор прочистил горло и произнес заготовленную колкость:
– Как может воин быть вождем мужчин, если он не в силах даже собственные пальцы уговорить выбрать один цвет? Это Сашияр осерчала на тебя или ты сам такое связал?
Пожилой мужчина поднял взгляд от башмаков. В глазах его вспыхнула радость, быстро сменившаяся тревогой.
Фиодор понимал его беспокойство. В последний раз он видел нового фирру сквозь пелену неуправляемой боевой ярости. Воин не был уверен, и никто не скажет, так это или нет, но он подозревал, что глубокий неровный шрам на мускулистой руке мужчины – дело его рук.
– Сашияр всегда сердита на меня, – самодовольно заявил Тревейл, – и это хорошо для воина. Тебе бы тоже не помешала такая жена. Долгие часы безделья с послушными девами размягчают душу мужчины и делают его никудышным в бою.
В мозгу Фиодора всплыл четкий образ Лириэль во всей красе гнева темного эльфа. Молодой воин хихикнул.
– Я стал стражем вичларан, чужеземки с нравом дроу и послушностью упрямого осла. Этого достаточно?
– Стражем, вот как? – На миг показалось, что фирра искренне поражен, но потом он пожал плечами. – Может, эта женщина и в самом деле такая, как ты говоришь, и даже сверх того, но все равно она лишь бледная тень моей Сашияр, – гордо заявил он, – И все же я позволю себе надеяться, что ей удастся сделать из тебя воина.
– Ну, что до этого, я не такой дурак, чтобы состязаться с йети в беге по сугробам или надеяться подчинить себе лесного человека, – сухо сообщил Фиодор.
– Тогда я на самом деле счастливец, потому что могу именно это сказать о Сашияр, – доверительно шепнул Тревейл комическим шепотом.
Мужчины рассмеялись. Тревейл жестом пригласил Фиодора в комнату и указал на стул напротив себя. Его острые глаза заметили черный меч, висящий на боку у Фиодора, и лицо сразу посерьезнело.
– Говорят, что отлор Зофия посылала тебя за великим магическим сокровищем. Ты нашел его?
– Да, и не только его, – ответил Фиодор. Лицо мужчины засветилось в ожидании удивительной истории. И все же некая тень омрачала его, и оба это хорошо знали.
– С тобой все в порядке, сынок? – отважился, наконец Тревейл.
– Да.
– Значит, и с Рашеменом тоже все в порядке, – оживленно заявил старший.
Он кивнул на стоящий рядом на столе фарфоровый самовар, в соответствии со вкусом владельца разрисованный в яркие цвета: красные и желтые единороги резвились на изумрудно-зеленых лугах. По крышке, ободку и основанию шел переплетающийся узор из рун, нанесенный не менее броскими синими и пурпурными красками.
– Чай горячий, и такой крепкий, что если плеснуть на медведя, с того шкура слезет. Выпьешь?
Фиодору надо было кое о чем сообщить фирре, и слова, выбранные Тревейлом, давали ему ту самую зацепку, на которую он рассчитывал.
– Наверно, стоит налить твоего чая во флягу. Если мой облик будет меняться слишком медленно, он сдерет с меня медвежью шкуру быстрее, чем нож.
Тревейл изумленно взглянул на него, и его седые усы приподнялись в улыбке от уха до уха.
– Неужто? Ты стал чесницниа? Это было то, к чему стремились все берсерки Рашемена, но чего достичь удавалось лишь единицам.
Хотя само слово «берсерк» происходило от древнего «беарскин», то есть «медвежья шкура», превращение в буквальном смысле человека-воина в медведя было теперь скорее легендой, чем реальностью.
– На острове Руафим это называется хамфарир. Меняющий облик.
Поселковый глава закряхтел от удовольствия. Он был среди воинов чем-то вроде грамотея, и Фиодор видел, что он припрятал эти слова подальше, чтобы посмаковать их на досуге.
– Слухи о сражении дошли до нас. О морском сражении, – тоскливо добавил этот воин сухопутного народа. – Твоя даджемма, похоже, была интереснее обычной.
Он налил чай в деревянные чашки. Фиодор сделал маленький глоток и понял почему. Оловянную кружку едкий напиток, несомненно, расплавил бы. Он одним глотком осушил содержимое маленькой чашки и прихлопнул кулаком по столу. Выполнив положенный ритуал, он поставил пустую чашку на стол. Тревейл вновь наполнил ее и выжидательно кивнул молодому воину, явно рассчитывая услышать рассказ об удивительном сражении.
– Я только что из сестриного дома, – извиняющимся тоном сказал Фиодор.
Его командир запрокинул голову и разразился басовитым хохотом, от которого сотрясалось все его тело.
– Можешь не продолжать! Даже лучший сказитель должен давать голосу отдохнуть, да? Ну, тогда сиди и пей чай. Рассказы подождут до праздника Мокоша. Ты пойдешь в горы вместе со всеми? – спросил он, видя странное выражение лица молодого воина.
– Если честно, я и забыл. – Ему очень не нравилась мысль оставить Лириэль одну сразу после приезда. Кто знает, что она может натворить в его отсутствие? – Наверно, я лучше подожду следующего праздника.
Тревейл фыркнул.
– Ты пойдешь, и ты победишь! Я прослежу за этим! – Он подмигнул.
Фиодор умел понимать, когда слова становятся приказом, и умел понимать намеки. Пора было прощаться. Он изобразил слабую улыбку и поднялся.
– Нет историй, нет и чая, – сделал он вывод.
Старший мужчина хохотнул и хлопнул рукой по мясистой ляжке.
– А как же, размечтался. Пей!
Фиодор вежливо допил остатки горького напитка и ушел.
Казарма встретила его дружным храпом. По обычаю, накануне праздника большинство воинов легли спать рано. Фиодор скинул башмаки перед дверью и принялся изучать прикрепленный к косяку листок. С печалью он отметил, что в списке нет больше некоторых имен: Мариона, его отца; Антония, кузнеца, у которого он начинал подмастерьем; нескольких двоюродных братьев и друзей. Они были еще живы, когда Фиодора в последний раз захлестнула боевая ярость в сражении с Туйганом. Он надеялся только, что никто из них не погиб, бросившись вслед за ним в ту гибельную атаку.
Комнатка его родственника Петияра была в самом конце казармы. Фиодор тихо прошел по длинному коридору. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Фиодор легонько постучал и толкнул дверь.
Тюфяки на двух койках наполняли комнатку благоуханием свежего сена и сухого дягиля, прогоняющего и насекомых, и плохие сны. На одной из коек возлежало – и даже свешивалось с нее – самое длинное, самое костлявое тело воина-рашеми, какое Фиодору довелось когда-либо видеть.