Страница:
Дорогу ей преградил еще один мужчина. Лириэль на бегу произнесла простенькое заклинание, раскаляющее металл. Дроу выронил меч и потянулся за кинжалом. Лицо его помертвело от ужаса, когда он понял, что ножа на месте нет.
– Ты не это ищешь?
В нескольких шагах позади него стояла эльфийка с золотисто-рыжими волосами, ухмыляясь и держа в руках его кинжал. Шарларра насмешливо помахала ножом и перебросила его Лириэль.
Одним слитным движением Лириэль поймала его и метнула в мужчину. Лезвие глубоко вошло ему в горло. Губы дроу задвигались, словно хотели произнести проклятие, но вместо этого изо рта хлынула кровь. Свет жизни уже покидал его глаза, и он поднял руку и на языке жестов произнес то, что не сумел сказать вслух:
Ллос тебя забери.
Лириэль вздрогнула. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и оглянулась на эльфийку, но Шарларра была уже далеко. Она мчалась быстрее лани, петляя среди дерущихся с кривым маленьким ножом в одной руке и мечом в другой. И там, где она пробегала, валились наземь зомби с перерезанными поджилками.
Над шумом боя поднялся ужасный звук, пронзительный вопль, услышав который умолкла бы и баньши. Плач обретал силу и рваный, неровный ритм молитвы дроу. Это было не похоже ни на одну песню, что Лириэль когда-либо слышала, но она узнала магию певца смерти.
Десятки зомби, ползавших по земле после знакомства с ножом Шарларры, поднялись и снова двинулись в атаку. Те, кто был порублен мечами рашеми, похватали свои – а может, и не свои – отсеченные конечности и приставили их на прежнее место. Те приросли, и зомби вновь неотвратимо устремились туда, где стояли Колдуньи.
Прямо посредине их строя из земли вырвались струи пара. Сама скала начала шевелиться, образуя примерное подобие человеческой фигуры – во всяком случае верхней ее части. Из камня показались грубо вытесанная голова, массивная грудь и длинные могучие руки. Вылетевший каменный кулак ударил ближайшую зомби по черепу. Рядом начали появляться такие же исполины, и вскоре уже с десяток каменных бойцов принялись расправляться с наступающим воинством.
Победный клич вырвался у воинов Рашемена, приветствуя появление каменных элементалей.
Но Лириэль все еще слышала голос певца смерти. И зомби тоже. Исцеленные, они поднимались и снова шли. Певцы смерти не только прославляли смерть, они повелевали ею!
Лириэль огляделась, ища, откуда звучит песня. Неподалеку на выступе скалы стоял мужчина-дроу, его охраняли два воина. Его многочисленные косички мотались туда-сюда, когда певец раскачивался в такт собственной песне. Во лбу у него, словно третий глаз, горел огромный рубин.
Не раздумывая, Лириэль потянулась к Летящему На Крыльях Ветра и вызвала хранящееся в нем могущественное заклинание, для действия которого необходим был крупный и дорогой драгоценный камень.
Плач певца смерти сменился воплем смертной муки. Он начал бешено скрести ногтями кожу, раздирая в клочья собственную плоть. Потом вдруг будто окостенел и начал раздуваться, словно к нему пришла боевая ярость берсерка.
Дроу лопнул, окропив все вокруг брызгами крови. На его месте стояла большая рубиновая статуя. Голем одним ударом сбил с ног первого из стражей и схватил другого за руку, держащую меч. Он небрежно столкнул темного эльфа со скалы и с оглушительным грохотом спрыгнул следом. Голем врезался в толпу зомби и погнал их прямо на растущих из земли каменных элементалей.
Фиодор видел все это с того места, где сражался, и на лице его появилась слабая улыбка. Хорошо, что Лириэль не стала давать обещание не вызывать големов.
Он поймал ее взгляд и вскинул меч в быстром салюте. Она ответила ему ослепительной свирепой улыбкой и вновь принялась пробивать себе дорогу туда, где стояли Колдуньи.
Горлист из удобно расположенной соседней пещеры следил за ходом сражения. Оторвавшись от зрелища, он, рыча, заметался по пещере, словно тигр в клетке, потом изо всех сил хватил кулаком по камню, не обращая внимания на кровь, брызнувшую из содранных костяшек пальцев.
– Будь она проклята! – проревел он. – Проклята, именем всех безмерных глубин Абисса! – На его побелевших губах выступили хлопья пены, и Шакти, пристально следившая за ним, поняла, что последние остатки разума покинули воина.
Горлист выхватил меч, готовясь кинуться в схватку. Шакти бросилась ему наперерез.
– Нет! Подожди! Подожди, пока…
Что-то твердое ударило ее по затылку, прервав на полуслове. Красные глаза остекленели и закатились.
Торн выступила из тени и отпихнула оглушенную жрицу в сторону. Шакти с силой ударилась о стену и сползла на сырой каменный пол.
– А теперь, – резко бросила эльфийская воительница, – продолжим наш давний спор.
Лириэль бежала к одной из элементалей. Каменные стражи начали вдруг дрожать, все сильнее и сильнее. Дроу укрылась за выступом скалы как раз в тот миг, когда они рассыпались на куски. Каменные осколки полетели над полем боя, словно выпущенные из катапульты, направляясь прямиком к Колдуньям. Женщины встретили их слитным гортанным выкриком. Осколки застучали по невидимой стене и осыпались, образовав подобие каменного круга.
Лириэль поднялась на ноги и, не веря своим глазам, уставилась туда, где только что были элементали. Она узнала это заклинание! Еще девчонкой она изучала его вместе с магами Шобалар. Оно было относительно несложное, и его вполне мог знать кто-нибудь из воинов Триль.
Она глянула на восточный край неба. Краешек солнца уже показался над горами, окрасил заснеженные пики в темно-красный цвет, словно отдавая дань пролитой ночью крови. День наступил, и все же дроу продолжали сражаться, и их магия не исчезла!
Магия дроу на поверхности. Этого не может быть!
Ах, но это есть, моя маленькая Летящая На Крыльях Ветра.
Дроу помертвела. Рука ее поднялась к амулету, к магической безделушке, которая позволила ей сохранить свою магию наверху.
Ужасное понимание вспыхнуло в ее мозгу.
– Нет, – прошептала девушка.
О да. Этот амулет куда более могуществен, чем ты могла вообразить. Он может сохранять силу этой земли и духов, что действуют сейчас заодно с Колдуньями. Духи теперь разрозненны, разобщены. Уступи мне, как ты делала это прежде, и мы вместе станем управлять ими!
Лириэль еще продолжала неистово мотать головой, отказываясь от сделки, но уже знала, что должна сделать. Однажды она уже уловила заблудившуюся душу в амулет и благополучно вернула ее в тело. В результате Фиодор излечился от приступов неуправляемой ярости. Если амулет и вправду так могуществен, может, ей удастся проделать это еще раз, только в больших масштабах?
И что еще важнее, сможет ли она уберечь такую силу от лап Ллос?
Она побежала туда, где стояли Колдуньи, перепрыгнула через стену, образовавшуюся из обломков элементалей. Две группы по шесть Колдуний выпевали заклинания, повелевая возникшими из воздуха кнутами, хлеставшими воинство Триль. Зофия стояла между этими группами, объединяя и направляя их усилия.
Лириэль кинулась к старой Колдунье, протягивая ей амулет.
– Что знает одна Колдунья, то знают все. Ты сказала, что я буду соединять и разрушать, исцелять и убивать. Помоги мне!
Колдунья без колебаний взяла маленькую черную ладошку Лириэль.
– В один круг, – велела она, протягивая свободную руку своей подруге Ванье.
Хатран сжала протянутую руку старой Колдуньи. Одна за другой, все они взялись за руки. Круг почти замкнулся, оставалась одна лишь Ания. Молодая Колдунья колебалась всего лишь мгновение, потом потянулась рукой к руке Лириэль.
Едва их пальцы встретились, сила хлынула в Лириэль, магия столь же великая, как та, что она узнала в объятиях Ллос. Девушка открыла свой разум для Летящего На Крыльях Ветра и для всей магии дроу, заключенной в нем.
Ледяной ветер ударил в нее, трепля ее волосы и замораживая кровь в жилах, пока дроу не почувствовала, что кожа ее, должно быть, стала такого же цвета, как у беур. Буря не коснулась больше никого из жриц. Вся ее ярость сосредоточилась на Лириэль. Богиня пыталась утвердить свои права на нее и подчинить себе эту силу.
Эту землю.
Но Лириэль была не одна. Воля и сила Колдуний передались ей. И эта их общая воля отбросила богиню прочь, подобно тому как круг света от лампы отгоняет тьму.
Лириэль стряхнула с себя наступившее было оцепенение и вызвала в своем воображении образ священного древа Дитя Иггдрасиля, легендарного дерева, чьи корни уходят в неведомые глубины, чьи ветви столь огромны, что целый мир покоится на них.
И мир этот насквозь пропитан был магией, столь хорошо знакомой ей. Она потянулась сознанием к ней, укрепляя связи, нежданно возникшие, когда она вырезала свою руну на коре руафимскрго дуба.
Потом Лириэль обратилась к самому сердцу родной земли Фиодора. Песнь Рашемена началась с шепота и возвысилась до мощного хора, заполнившего ее душу могучими каденциями. Она увидела на лицах Колдуний понимание и изумление. В первый раз эти женщины услышали песнь земли, которой служат.
Чье-то тихое сопрано подхватило мелодию. Лириэль поискала глазами певицу и столкнулась с исполненном благоговения взглядом Ании. Молодая Колдунья стиснула ее ладонь, и сердце ее – открытое для Лириэль, как ее собственное, – приветствовало новую сестру.
Другие Колдуньи тоже подхватили песню. Не расцепляя рук, они начали танцевать, добавляя к силе песни магию древних заклинаний, ведомых только им.
Идущая на убыль луна еще не исчезла с небосклона, хотя день уже начался. Воспользовавшись магией, которой научила ее Квили, Лириэль обратилась к лунному свету, вслушиваясь в песни, уникальные для каждого места.
Серебристое сияние залило ее, когда она прикоснулась к лунной магии Темной Девы. Она услышала песнь Изольды, дочери Квили, и ее жриц. К ее изуМ-лейию, они оказались совсем близко. Лириэль мыслями обратилась к лесу и беззвучно воззвала к ним.
Переливчатый звук охотничьего рога взлетел над лесистым склоном и пошел перекатываться от горы к горе. Остатки банды Горлиста вновь со всей ожесточенностью кинулись в бой.
Засвистели стрелы, выпущенные из-за деревьев, и хор женских голосов зазвенел над звуками битвы. Изольда бежала вниз по склону, высоко вскинув меч над головой. За ней с жуткими улюлюкающими Криками мчались ее жрицы; размахивая сверкающими мечами. Волосы их блистали ярким серебром в рассветных лучах солнца.
– Вон еще дьяволы! – взревел Тревейл, указывая окровавленным клинком на отряд Изольды.
Фиодор схватил фирру за плечи и развернул лицом в другую сторону. Старший воин остолбенел при виде открывшейся ему картины.
Дроу танцевала в кругу творящих заклинание Колдуний.
– Этот танец – призыв к защитникам земли. И вот это – вот это! – и есть те защитники, которых послала Мать Земля? – прошептал Тревейл.
– Вели людям не трогать женщин-дроу с серебряными волосами. Ну же!
Фирра колебался. Это противоречило всему, что он знал, даже просто здравому смыслу. И все же он не мог не верить собственным глазам.
– Эта дроу на самом деле вичларан? – спросил он.
– Да, и даже более того, – тихо ответил Фиодор.
Он посмотрел на свою подругу. Ее маленькие черные пальчики сплелись с белыми пальцами рашемаарских Колдуний, глаза уставились на что-то невидимое ему. И тут он тоже увидел. Силой видения, доставшегося ему в наследство, он увидел ворона с золотыми глазами – призрачное обличье девушки, ставшей его судьбой и избранницей его сердца.
Призрачный ворон издал клич, могущественный зов, столь же знакомый Фиодору, как голос его сестры. Он ощутил силу, сокрытую в этом зове, ведь однажды его собственная заблудившаяся душа откликнулась на него и последовала за Летящим На Крыльях Ветра. Рашеми совсем не удивился, когда призраки, которых он видел уголком глаз, пришли в движение и двинулись на зов ворона. Не удивился он и тогда, когда духи начали появляться из деревьев, и скал, и воды, повинуясь могущественному созывающему заклинанию.
– Она вичларан, и более того, – твердо повторил он. – Она и есть Летящая На Крыльях Ветра.
– Ты родич Зофии, – ответил Тревейл, признавая его видение.
Фирра возвысил голос и заревел песнь, призывающую боевую ярость берсерков. Тут и там воины подхватили ее, свершая ритуал.
Погруженная в транс дроу услышала знакомую песню и включила ее в общий хор. Обет Фиодора связан был с Летящим На Крыльях Ветра, и эхо его души еще жило в могущественном амулете.
Колдуньи подхватили песню, начавшуюся еще на Руафиме, когда Фиодор высвободил магию хамфарир и руафимские защитники острова вновь превратились в легендарных волков волн.
Сила Колдуний хлынула в поющих берсерков. Ярость пришла к ним быстро. Фиодор первым отбросил меч и вздыбился на двух могучих, заросших черной шерстью лапах. Голубоглазый медведь взревел и ринулся в самую гущу боя, расшвыривая без разбора зомби и живых дроу могучими взмахами страшных лап. Петияр изменился тоже, и длинноногий бурый медведь галопом заскакал к окруженному врагами черному. Звон падающих на камни рашемаарских мечей наполнил поляну, воины один за другим роняли оружие и принимали истинный облик берсерков. Вскоре все воины Дома Черного Медведя уже сражались в обличье и с яростью своего родового зверя.
Уголком сознания Лириэль заметила шарларру, снующую по полю боя в поисках брошенного оружия. Его она относила к краю поляны, где женщины с суровыми лицами принимали мечи, выпавшие из рук мужей и братьев. Здесь же стояли дети, с которыми детство сегодня простилось навсегда. Эльфийка раздала оружие, и все рашеми, кто мог удержать меч в рутах, сражались теперь рядом со своими берсерками.
Дроу потянулась мыслями к Торн, ощутила силу и раздвоенность души эльфийки-волчицы – и бездну отчаяния. Она и подумать не могла, что непоколебимая охотница способна испытывать такое чувство. Одинокий голос, горестный волчий вой взлетел к луне. Всем сердцем, всем своим существом изгнанница стремилась вновь обрести стаю.
Лириэль припомнился на глазах выцветающий гобелен и спасительный круг воронов, провожавших плененные души эльфов домой. Маленький вороненок, подумала она. Фиодор правильно выбрал ей прозвище. Следуя примеру своих тезок в этом и иных мирах, Лириэль обратилась к волкам.
Объединившись, Лириэль и Колдуньи разослали тоскливую волчью песнь по окрестным горам. Гибкие серебристые существа выскользнули из леса, это пошли в бой литари. Народ Торн, пусть даже единожды, будет сражаться рядом с ней.
Стаи настоящих волков пришли тоже. На удивление сообразительные для лесных зверей, они кидались на упавших зомби и тащили их к оврагу.
Грохот и треск донеслись из леса, и тяжелые удары гигантских шагов. Поселяне разразились испуганно-торжествующими криками, когда из-за деревьев показался исполин о пятидесяти ногах. Этими ногами, размером каждая с небольшую гору, он принялся топтать армию зомби, расплющивая неумерших в лепешку. Лесной человек, легендарный защитник Рашемена, откликнулся на песнь. Битва была окончена, и уцелевшие дроу кинулись в лес, спасаясь бегством.
Сила текла через Лириэль, она жгла, словно кровь в ее жилах превратилась в едкий яд черного дракона. Дроу начала пошатываться. Осталось еще одно дело, сказала она себе.
Но песнь начала ускользать, уходить от ужасного огня, разгорающегося в сердце Лириэль. Время остановилось, замерло при виде испепеляющей дроу агонии. Казалось, даже камень под ее ногами начал плавиться.
Смутно знакомые образы проплывали перед ней в густом сером тумане, но Лириэль не в состоянии была узнать их или вспомнить их имена. Сила обрушилась на нее, страшная сила, вобравшая в себя жар солнца, сокрушительную тяжесть камня, вой ветра и бесконечную боль неприкаянных эльфийских душ, затканных в гобелен.
Она не могла бы сказать, когда агония достигла высшей точки или когда мука стала невыносимой. Боль накатывала па нее, словно морские волны, словно эхо в пещерах Подземья. Со временем она начала ощущать, что волны схлынули, эхо начало умолкать.
Кто-то не слишком вежливо похлопал ее по щекам. Лириэль осторожно приоткрыла один глаз. Солнце уже стояло высоко, и каждая клеточка ее тела горела жестокой болью от его жара. Она опустила глаза. Летящий На Крыльях Ветра по-прежнему висел напротив ее сердца, золото его потускнело, магия затихла.
Зофия взяла руку Лириэль в свои ладони. Ее старческое лицо светилось радостью.
– Призраки свободны. Связь между духами и землей восстановлена.
Лириэль подумала о магии дроу и том ужасе, который она, сама того не желая, выпустила на поверхность.
– А другая связь?
– Она тоже прочна, – печально ответила Колдунья.
Дроу спрятала лицо в ладонях.
– Я думала только о себе. Я никогда не предполагала, что может получиться такое!
Зофия опять взяла руки Лириэль в свои, ее синие глаза серьезно смотрели на дроу. Лицо ее было обеспокоенным, но не осуждающим.
– Что бы ты ни делала, ты делаешь не только это. Когда одно соединяется, другое рвется. Когда одно исцеляется, другое гибнет. Таков закон магии и всей жизни. Твои сестры знают это.
Она взглянула на одетых в черное женщин. Те безмолвно кивнули в знак согласия.
Лириэль села, не обращая внимания на то, что от резкого движения закружилась голова.
– Ллос говорила мне об этом. Если она говорила одной, почему бы не сказать то же и другой? Она заставила себя подняться.
– Среди дроу была жрица, женщина, которая сражалась со мной прежде за благосклонность богини. Если Ллос говорит с этой жрицей, дроу из Подземья будут знать все!
– Ты полагаешь, что они еще не знают?
Лириэль угрюмо кивнула.
– Этих воинов послали мой отец и его сестра. Они входят в правящую элиту города, в котором я родилась. Это были их личные войска, – подчеркнула она.
– Значит, они хотят сохранить эту тайну для себя, – сделала вывод Зофия.
– Со временем она выплывет наружу, – уверенно сказала опытная дроу. – Если Горлист и его банда знали о ней, – это случится быстрее.
Она огляделась, ища Фиодора. Черный медведь, на миг перестал терзать воина-дроу и оглянулся, словно почувствовал, что она подумала о нем. Она махнула ему рукой и зашагала в лес, и с каждым шагом ноги все лучше слушались ее.
Незримое присутствие было с ней. Призрачная женщина, чей облик Лириэль носила все эти дни, шла рядом, и походка ее была не тверже, чем у измученной дроу. Сайлуни была глубоко потрясена тем, чему ей довелось стать свидетельницей. Во многих отношениях она глубоко сожалела об импульсивном решении отправиться в Рашемен. Она смирилась со своей смертью, но было тяжело невидимой идти по земле, где ее помнили живой, увидеть Зофию, которая была ей как сестра, могущественной, но постаревшей.
Сайлуни всегда была необыкновенной женщиной и стала необычным привидением, но и она ощутила зов Летящего На Крыльях Ветра, холодное прикосновение духов и призраков, спешивших мимо нее в круг силы.
Она могла бы стать его частицей. Может быть, ее магия смогла бы изменить исход боя, разорвать связь между Подземьем и Поверхностью, а не укрепить ее.
Может быть. Даже будучи одной из Избранных Мистры, она не знала о магии всего, став призраком, она тоже не представляла до конца всей Жизни После Смерти. Откликнись Сайлуни на зов Летящего На Крыльях Ветра, что могло бы статься с нею?
Духи и призраки, ставшие свободными, когда Летящий На Крыльях Ветра выполнил свою важнейшую и последнюю задачу, разбрелись, каждый отправился в то место, которому он принадлежал, туда, где он больше всего хотел находиться. Куда бы отправилась она, Сайлуни?
Скорее всего, вернулась бы в Долину Теней и продолжила то существование, которое вела долгие годы: призрачная арфистка, куда более вещественная и разумная, чем большинство призраков. Или же двинулась бы наконец дальше, к чему-то новому?
На миг Сайлуни позволила себе услышать печальный зов своей богини, ощутить теплоту и доброту, которые могли бы превратить это полусуществование во что-то неизмеримо более прекрасное. Радость и боль переполняли ее в равной мере, когда она думала о том, что могло бы быть и что будет.
В конце концов Сайлуни сделала то, что делала всегда. Она выбрала долг.
Вздохнув, колдунья из Долины Теней направила свои беззвучные шаги к дому, оставляя Рашемен живым и тем духам, которые были такой же частью этой земли, как камни и небо.
Шарларра видела, как юная дроу покидает поле боя, неуверенно шагая бок о бок с огромным черным медведем. Ее первым побуждением было последовать за ними, потом она вспомнила о своем собственном четвероногом хранителе.
Эльфийка стремглав кинулась туда, где оставила Лунного Камня под прикрытием деревьев. Ее захлестнул ужас. Она слышала стремительно разносящуюся молву о Летящем На Крыльях Ветра и могущественной магии, которую тот извлек из созванных им духов и призраков. Что, если Лунный Камень оказался среди них? Мысль об этом была невыносима. Между ней и ее конем было нечто большее, чем просто товарищеская связь: было глубокое родство душ. Шарларра мало что помнила о своей прежней жизни и о своем народе, но она ощущала всем своим существом, что призрачный конь был связующей нитью между ней и ее забытыми предками.
Она свистнула своему скакуну и была вознаграждена приближающимся топотом копыт. Шарларра с изумлением воззрилась на бегущего к ней высокого серебристо-серого коня с длинной черной гривой и хвостом, едва не касающимся земли.
Она поняла, и ноги у нее подкосились, словно она перебрала дрянного бренди. Эльфийка тяжело плюхнулась на землю.
– Лунный Камень? – выдохнула она. На странно выразительной морде коня отразилось легкое раздражение, он словно говорил: «А кто же еще?» Он тряхнул головой, приглашая ее взобраться к нему на спину. Эльфийка вскарабкалась в седло, и вдвоем они поскакали дальше на поиски приключений.
Лириэль заметила впереди высокую стройную женщину-дроу, легко пробирающуюся через подлесок. Она приложила ладони ко рту и позвала:
– Изольда!
Дроу обернулась на голос Лириэль.
– Мы преследуем жрицу Ллос, – крикнула она, – Присоединяйся к нам!
Она повернулась и исчезла за деревьями. Лириэль услышала характерное шипение и щелчки, издаваемые змееголовой плеткой, и переливчатый клич воительниц Темной Девы, спешащих на помощь своей сестре.
Дроу посмотрела на Фиодора, все еще остающегося медведем. Он воспользовался остановкой, чтобы передохнуть, уселся на толстый зад и высунул язык, как собака после долгого быстрого бега. Морда его была испачкана кровью, густая шерсть стала влажной и тусклой.
Страшное предчувствие охватило дроу. Она кинулась ощупывать тело медведя и обнаружила глубокие раны. Клинки темных эльфов пробили густой мех и толстую шкуру. Берсерки, охваченные боевой яростью, никогда не чувствовали ни ран, ни холода, ни жажды, ни слабости. И то, что Фиодору понадобилось отдохнуть, означало, что скоро он опять вернется в собственное обличье. Ослабевшему, израненному, ему понадобится помощь.
– Иди обратно, К остальным, – сказала она ему.
Берсерк поднялся, инстинктивно повинуясь приказу вичларан.
Лириэль смотрела, как он с трудом бредет назад, видела, что он устало прихрамывает и шаркает лапами. Сердце ее болело за него, но больше она ничего не могла сделать. Она отвернулась и побежала вслед за Изольдой.
Звуки ударов плети привели ее на берег реки. Дроу с ходу затормозила.
Шакти Ханцрин стояла над телом дочери Квили и орудовала плетью. Из раны на голове по лицу ее стекала струйка крови, но рот жрицы кривился в злобном торжестве. Змеиные скелеты взлетали и опускались, обагренные кровью зубы вновь и вновь впивались в тело врага.
Лириэль окликнула жрицу по имени. Плеть застыла – слишком поздно для Изольды, – и жестокие красные глаза уставились на Лириэль.
Кусты вокруг зашевелились, и несколько темных дев выскочили на поляну. Шакти в досаде вскрикнула и хлестнула плетью по земле. Каменистая почва расступилась, и жрица исчезла в небольшой расселине. Так же быстро туннель закрылся, и в образовавшуюся маленькую ложбинку потекла струйка крови Изольды.
Две жрицы упали на колени рядом с изуродованным телом. Одна из них подняла на Лириэль ненавидящие глаза. Вздрогнув, дроу узнала Долор, жрицу, с которой она сражалась в Высоколесье.
– Надо было мне убить тебя, – холодно бросила жрица. – Сначала Элькантар, теперь Изольда. Сколько еще горя должна вынести Квили по твоей милости?
Лириэль нечего было ответить. Непролитые слезы жгли ей глаза, когда жрицы-дроу подняли на плечи тело убитой подруги и исчезли за деревьями. Скорбь переполняла дроу. Она горевала об Изольде, первой жрице Эйлистри, с которой ей довелось встретиться, и первом живом существе, приветствовавшем ее в наземном мире. О Квили, лишенной радости и утешения жить среди тех, кого она любила. И уж вовсе неожиданной была боль от крушения мечты, умершей прежде, чем Лириэль успела понять, что она была: мечты обрести собственное место среди жриц Эйлистри.
Последовательницы Темной Девы, хоть и поклоняются Эйлистри, все же остаются дроу. Никто не способен ненавидеть сильнее или лелеять злобу дольше. Лириэль подозревала, что от Квили и ее жриц ей не дождаться радушного приема.
Может, сама Эйлистри и приняла бы ее. Богиня не однажды выказывала Лириэль свою милость. А лунная магия, дарованная ей, песнь луны, все еще звучащая в ее душе? Несомненно, это знак, что богиня не отвернулась от нее! Возможно, она могла бы жить как Торн, отыскав собственную, освященную богиней цель.
– Ты не это ищешь?
В нескольких шагах позади него стояла эльфийка с золотисто-рыжими волосами, ухмыляясь и держа в руках его кинжал. Шарларра насмешливо помахала ножом и перебросила его Лириэль.
Одним слитным движением Лириэль поймала его и метнула в мужчину. Лезвие глубоко вошло ему в горло. Губы дроу задвигались, словно хотели произнести проклятие, но вместо этого изо рта хлынула кровь. Свет жизни уже покидал его глаза, и он поднял руку и на языке жестов произнес то, что не сумел сказать вслух:
Ллос тебя забери.
Лириэль вздрогнула. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и оглянулась на эльфийку, но Шарларра была уже далеко. Она мчалась быстрее лани, петляя среди дерущихся с кривым маленьким ножом в одной руке и мечом в другой. И там, где она пробегала, валились наземь зомби с перерезанными поджилками.
Над шумом боя поднялся ужасный звук, пронзительный вопль, услышав который умолкла бы и баньши. Плач обретал силу и рваный, неровный ритм молитвы дроу. Это было не похоже ни на одну песню, что Лириэль когда-либо слышала, но она узнала магию певца смерти.
Десятки зомби, ползавших по земле после знакомства с ножом Шарларры, поднялись и снова двинулись в атаку. Те, кто был порублен мечами рашеми, похватали свои – а может, и не свои – отсеченные конечности и приставили их на прежнее место. Те приросли, и зомби вновь неотвратимо устремились туда, где стояли Колдуньи.
Прямо посредине их строя из земли вырвались струи пара. Сама скала начала шевелиться, образуя примерное подобие человеческой фигуры – во всяком случае верхней ее части. Из камня показались грубо вытесанная голова, массивная грудь и длинные могучие руки. Вылетевший каменный кулак ударил ближайшую зомби по черепу. Рядом начали появляться такие же исполины, и вскоре уже с десяток каменных бойцов принялись расправляться с наступающим воинством.
Победный клич вырвался у воинов Рашемена, приветствуя появление каменных элементалей.
Но Лириэль все еще слышала голос певца смерти. И зомби тоже. Исцеленные, они поднимались и снова шли. Певцы смерти не только прославляли смерть, они повелевали ею!
Лириэль огляделась, ища, откуда звучит песня. Неподалеку на выступе скалы стоял мужчина-дроу, его охраняли два воина. Его многочисленные косички мотались туда-сюда, когда певец раскачивался в такт собственной песне. Во лбу у него, словно третий глаз, горел огромный рубин.
Не раздумывая, Лириэль потянулась к Летящему На Крыльях Ветра и вызвала хранящееся в нем могущественное заклинание, для действия которого необходим был крупный и дорогой драгоценный камень.
Плач певца смерти сменился воплем смертной муки. Он начал бешено скрести ногтями кожу, раздирая в клочья собственную плоть. Потом вдруг будто окостенел и начал раздуваться, словно к нему пришла боевая ярость берсерка.
Дроу лопнул, окропив все вокруг брызгами крови. На его месте стояла большая рубиновая статуя. Голем одним ударом сбил с ног первого из стражей и схватил другого за руку, держащую меч. Он небрежно столкнул темного эльфа со скалы и с оглушительным грохотом спрыгнул следом. Голем врезался в толпу зомби и погнал их прямо на растущих из земли каменных элементалей.
Фиодор видел все это с того места, где сражался, и на лице его появилась слабая улыбка. Хорошо, что Лириэль не стала давать обещание не вызывать големов.
Он поймал ее взгляд и вскинул меч в быстром салюте. Она ответила ему ослепительной свирепой улыбкой и вновь принялась пробивать себе дорогу туда, где стояли Колдуньи.
Горлист из удобно расположенной соседней пещеры следил за ходом сражения. Оторвавшись от зрелища, он, рыча, заметался по пещере, словно тигр в клетке, потом изо всех сил хватил кулаком по камню, не обращая внимания на кровь, брызнувшую из содранных костяшек пальцев.
– Будь она проклята! – проревел он. – Проклята, именем всех безмерных глубин Абисса! – На его побелевших губах выступили хлопья пены, и Шакти, пристально следившая за ним, поняла, что последние остатки разума покинули воина.
Горлист выхватил меч, готовясь кинуться в схватку. Шакти бросилась ему наперерез.
– Нет! Подожди! Подожди, пока…
Что-то твердое ударило ее по затылку, прервав на полуслове. Красные глаза остекленели и закатились.
Торн выступила из тени и отпихнула оглушенную жрицу в сторону. Шакти с силой ударилась о стену и сползла на сырой каменный пол.
– А теперь, – резко бросила эльфийская воительница, – продолжим наш давний спор.
Лириэль бежала к одной из элементалей. Каменные стражи начали вдруг дрожать, все сильнее и сильнее. Дроу укрылась за выступом скалы как раз в тот миг, когда они рассыпались на куски. Каменные осколки полетели над полем боя, словно выпущенные из катапульты, направляясь прямиком к Колдуньям. Женщины встретили их слитным гортанным выкриком. Осколки застучали по невидимой стене и осыпались, образовав подобие каменного круга.
Лириэль поднялась на ноги и, не веря своим глазам, уставилась туда, где только что были элементали. Она узнала это заклинание! Еще девчонкой она изучала его вместе с магами Шобалар. Оно было относительно несложное, и его вполне мог знать кто-нибудь из воинов Триль.
Она глянула на восточный край неба. Краешек солнца уже показался над горами, окрасил заснеженные пики в темно-красный цвет, словно отдавая дань пролитой ночью крови. День наступил, и все же дроу продолжали сражаться, и их магия не исчезла!
Магия дроу на поверхности. Этого не может быть!
Ах, но это есть, моя маленькая Летящая На Крыльях Ветра.
Дроу помертвела. Рука ее поднялась к амулету, к магической безделушке, которая позволила ей сохранить свою магию наверху.
Ужасное понимание вспыхнуло в ее мозгу.
– Нет, – прошептала девушка.
О да. Этот амулет куда более могуществен, чем ты могла вообразить. Он может сохранять силу этой земли и духов, что действуют сейчас заодно с Колдуньями. Духи теперь разрозненны, разобщены. Уступи мне, как ты делала это прежде, и мы вместе станем управлять ими!
Лириэль еще продолжала неистово мотать головой, отказываясь от сделки, но уже знала, что должна сделать. Однажды она уже уловила заблудившуюся душу в амулет и благополучно вернула ее в тело. В результате Фиодор излечился от приступов неуправляемой ярости. Если амулет и вправду так могуществен, может, ей удастся проделать это еще раз, только в больших масштабах?
И что еще важнее, сможет ли она уберечь такую силу от лап Ллос?
Она побежала туда, где стояли Колдуньи, перепрыгнула через стену, образовавшуюся из обломков элементалей. Две группы по шесть Колдуний выпевали заклинания, повелевая возникшими из воздуха кнутами, хлеставшими воинство Триль. Зофия стояла между этими группами, объединяя и направляя их усилия.
Лириэль кинулась к старой Колдунье, протягивая ей амулет.
– Что знает одна Колдунья, то знают все. Ты сказала, что я буду соединять и разрушать, исцелять и убивать. Помоги мне!
Колдунья без колебаний взяла маленькую черную ладошку Лириэль.
– В один круг, – велела она, протягивая свободную руку своей подруге Ванье.
Хатран сжала протянутую руку старой Колдуньи. Одна за другой, все они взялись за руки. Круг почти замкнулся, оставалась одна лишь Ания. Молодая Колдунья колебалась всего лишь мгновение, потом потянулась рукой к руке Лириэль.
Едва их пальцы встретились, сила хлынула в Лириэль, магия столь же великая, как та, что она узнала в объятиях Ллос. Девушка открыла свой разум для Летящего На Крыльях Ветра и для всей магии дроу, заключенной в нем.
Ледяной ветер ударил в нее, трепля ее волосы и замораживая кровь в жилах, пока дроу не почувствовала, что кожа ее, должно быть, стала такого же цвета, как у беур. Буря не коснулась больше никого из жриц. Вся ее ярость сосредоточилась на Лириэль. Богиня пыталась утвердить свои права на нее и подчинить себе эту силу.
Эту землю.
Но Лириэль была не одна. Воля и сила Колдуний передались ей. И эта их общая воля отбросила богиню прочь, подобно тому как круг света от лампы отгоняет тьму.
Лириэль стряхнула с себя наступившее было оцепенение и вызвала в своем воображении образ священного древа Дитя Иггдрасиля, легендарного дерева, чьи корни уходят в неведомые глубины, чьи ветви столь огромны, что целый мир покоится на них.
И мир этот насквозь пропитан был магией, столь хорошо знакомой ей. Она потянулась сознанием к ней, укрепляя связи, нежданно возникшие, когда она вырезала свою руну на коре руафимскрго дуба.
Потом Лириэль обратилась к самому сердцу родной земли Фиодора. Песнь Рашемена началась с шепота и возвысилась до мощного хора, заполнившего ее душу могучими каденциями. Она увидела на лицах Колдуний понимание и изумление. В первый раз эти женщины услышали песнь земли, которой служат.
Чье-то тихое сопрано подхватило мелодию. Лириэль поискала глазами певицу и столкнулась с исполненном благоговения взглядом Ании. Молодая Колдунья стиснула ее ладонь, и сердце ее – открытое для Лириэль, как ее собственное, – приветствовало новую сестру.
Другие Колдуньи тоже подхватили песню. Не расцепляя рук, они начали танцевать, добавляя к силе песни магию древних заклинаний, ведомых только им.
Идущая на убыль луна еще не исчезла с небосклона, хотя день уже начался. Воспользовавшись магией, которой научила ее Квили, Лириэль обратилась к лунному свету, вслушиваясь в песни, уникальные для каждого места.
Серебристое сияние залило ее, когда она прикоснулась к лунной магии Темной Девы. Она услышала песнь Изольды, дочери Квили, и ее жриц. К ее изуМ-лейию, они оказались совсем близко. Лириэль мыслями обратилась к лесу и беззвучно воззвала к ним.
Переливчатый звук охотничьего рога взлетел над лесистым склоном и пошел перекатываться от горы к горе. Остатки банды Горлиста вновь со всей ожесточенностью кинулись в бой.
Засвистели стрелы, выпущенные из-за деревьев, и хор женских голосов зазвенел над звуками битвы. Изольда бежала вниз по склону, высоко вскинув меч над головой. За ней с жуткими улюлюкающими Криками мчались ее жрицы; размахивая сверкающими мечами. Волосы их блистали ярким серебром в рассветных лучах солнца.
– Вон еще дьяволы! – взревел Тревейл, указывая окровавленным клинком на отряд Изольды.
Фиодор схватил фирру за плечи и развернул лицом в другую сторону. Старший воин остолбенел при виде открывшейся ему картины.
Дроу танцевала в кругу творящих заклинание Колдуний.
– Этот танец – призыв к защитникам земли. И вот это – вот это! – и есть те защитники, которых послала Мать Земля? – прошептал Тревейл.
– Вели людям не трогать женщин-дроу с серебряными волосами. Ну же!
Фирра колебался. Это противоречило всему, что он знал, даже просто здравому смыслу. И все же он не мог не верить собственным глазам.
– Эта дроу на самом деле вичларан? – спросил он.
– Да, и даже более того, – тихо ответил Фиодор.
Он посмотрел на свою подругу. Ее маленькие черные пальчики сплелись с белыми пальцами рашемаарских Колдуний, глаза уставились на что-то невидимое ему. И тут он тоже увидел. Силой видения, доставшегося ему в наследство, он увидел ворона с золотыми глазами – призрачное обличье девушки, ставшей его судьбой и избранницей его сердца.
Призрачный ворон издал клич, могущественный зов, столь же знакомый Фиодору, как голос его сестры. Он ощутил силу, сокрытую в этом зове, ведь однажды его собственная заблудившаяся душа откликнулась на него и последовала за Летящим На Крыльях Ветра. Рашеми совсем не удивился, когда призраки, которых он видел уголком глаз, пришли в движение и двинулись на зов ворона. Не удивился он и тогда, когда духи начали появляться из деревьев, и скал, и воды, повинуясь могущественному созывающему заклинанию.
– Она вичларан, и более того, – твердо повторил он. – Она и есть Летящая На Крыльях Ветра.
– Ты родич Зофии, – ответил Тревейл, признавая его видение.
Фирра возвысил голос и заревел песнь, призывающую боевую ярость берсерков. Тут и там воины подхватили ее, свершая ритуал.
Погруженная в транс дроу услышала знакомую песню и включила ее в общий хор. Обет Фиодора связан был с Летящим На Крыльях Ветра, и эхо его души еще жило в могущественном амулете.
Колдуньи подхватили песню, начавшуюся еще на Руафиме, когда Фиодор высвободил магию хамфарир и руафимские защитники острова вновь превратились в легендарных волков волн.
Сила Колдуний хлынула в поющих берсерков. Ярость пришла к ним быстро. Фиодор первым отбросил меч и вздыбился на двух могучих, заросших черной шерстью лапах. Голубоглазый медведь взревел и ринулся в самую гущу боя, расшвыривая без разбора зомби и живых дроу могучими взмахами страшных лап. Петияр изменился тоже, и длинноногий бурый медведь галопом заскакал к окруженному врагами черному. Звон падающих на камни рашемаарских мечей наполнил поляну, воины один за другим роняли оружие и принимали истинный облик берсерков. Вскоре все воины Дома Черного Медведя уже сражались в обличье и с яростью своего родового зверя.
Уголком сознания Лириэль заметила шарларру, снующую по полю боя в поисках брошенного оружия. Его она относила к краю поляны, где женщины с суровыми лицами принимали мечи, выпавшие из рук мужей и братьев. Здесь же стояли дети, с которыми детство сегодня простилось навсегда. Эльфийка раздала оружие, и все рашеми, кто мог удержать меч в рутах, сражались теперь рядом со своими берсерками.
Дроу потянулась мыслями к Торн, ощутила силу и раздвоенность души эльфийки-волчицы – и бездну отчаяния. Она и подумать не могла, что непоколебимая охотница способна испытывать такое чувство. Одинокий голос, горестный волчий вой взлетел к луне. Всем сердцем, всем своим существом изгнанница стремилась вновь обрести стаю.
Лириэль припомнился на глазах выцветающий гобелен и спасительный круг воронов, провожавших плененные души эльфов домой. Маленький вороненок, подумала она. Фиодор правильно выбрал ей прозвище. Следуя примеру своих тезок в этом и иных мирах, Лириэль обратилась к волкам.
Объединившись, Лириэль и Колдуньи разослали тоскливую волчью песнь по окрестным горам. Гибкие серебристые существа выскользнули из леса, это пошли в бой литари. Народ Торн, пусть даже единожды, будет сражаться рядом с ней.
Стаи настоящих волков пришли тоже. На удивление сообразительные для лесных зверей, они кидались на упавших зомби и тащили их к оврагу.
Грохот и треск донеслись из леса, и тяжелые удары гигантских шагов. Поселяне разразились испуганно-торжествующими криками, когда из-за деревьев показался исполин о пятидесяти ногах. Этими ногами, размером каждая с небольшую гору, он принялся топтать армию зомби, расплющивая неумерших в лепешку. Лесной человек, легендарный защитник Рашемена, откликнулся на песнь. Битва была окончена, и уцелевшие дроу кинулись в лес, спасаясь бегством.
Сила текла через Лириэль, она жгла, словно кровь в ее жилах превратилась в едкий яд черного дракона. Дроу начала пошатываться. Осталось еще одно дело, сказала она себе.
Но песнь начала ускользать, уходить от ужасного огня, разгорающегося в сердце Лириэль. Время остановилось, замерло при виде испепеляющей дроу агонии. Казалось, даже камень под ее ногами начал плавиться.
Смутно знакомые образы проплывали перед ней в густом сером тумане, но Лириэль не в состоянии была узнать их или вспомнить их имена. Сила обрушилась на нее, страшная сила, вобравшая в себя жар солнца, сокрушительную тяжесть камня, вой ветра и бесконечную боль неприкаянных эльфийских душ, затканных в гобелен.
Она не могла бы сказать, когда агония достигла высшей точки или когда мука стала невыносимой. Боль накатывала па нее, словно морские волны, словно эхо в пещерах Подземья. Со временем она начала ощущать, что волны схлынули, эхо начало умолкать.
Кто-то не слишком вежливо похлопал ее по щекам. Лириэль осторожно приоткрыла один глаз. Солнце уже стояло высоко, и каждая клеточка ее тела горела жестокой болью от его жара. Она опустила глаза. Летящий На Крыльях Ветра по-прежнему висел напротив ее сердца, золото его потускнело, магия затихла.
Зофия взяла руку Лириэль в свои ладони. Ее старческое лицо светилось радостью.
– Призраки свободны. Связь между духами и землей восстановлена.
Лириэль подумала о магии дроу и том ужасе, который она, сама того не желая, выпустила на поверхность.
– А другая связь?
– Она тоже прочна, – печально ответила Колдунья.
Дроу спрятала лицо в ладонях.
– Я думала только о себе. Я никогда не предполагала, что может получиться такое!
Зофия опять взяла руки Лириэль в свои, ее синие глаза серьезно смотрели на дроу. Лицо ее было обеспокоенным, но не осуждающим.
– Что бы ты ни делала, ты делаешь не только это. Когда одно соединяется, другое рвется. Когда одно исцеляется, другое гибнет. Таков закон магии и всей жизни. Твои сестры знают это.
Она взглянула на одетых в черное женщин. Те безмолвно кивнули в знак согласия.
Лириэль села, не обращая внимания на то, что от резкого движения закружилась голова.
– Ллос говорила мне об этом. Если она говорила одной, почему бы не сказать то же и другой? Она заставила себя подняться.
– Среди дроу была жрица, женщина, которая сражалась со мной прежде за благосклонность богини. Если Ллос говорит с этой жрицей, дроу из Подземья будут знать все!
– Ты полагаешь, что они еще не знают?
Лириэль угрюмо кивнула.
– Этих воинов послали мой отец и его сестра. Они входят в правящую элиту города, в котором я родилась. Это были их личные войска, – подчеркнула она.
– Значит, они хотят сохранить эту тайну для себя, – сделала вывод Зофия.
– Со временем она выплывет наружу, – уверенно сказала опытная дроу. – Если Горлист и его банда знали о ней, – это случится быстрее.
Она огляделась, ища Фиодора. Черный медведь, на миг перестал терзать воина-дроу и оглянулся, словно почувствовал, что она подумала о нем. Она махнула ему рукой и зашагала в лес, и с каждым шагом ноги все лучше слушались ее.
Незримое присутствие было с ней. Призрачная женщина, чей облик Лириэль носила все эти дни, шла рядом, и походка ее была не тверже, чем у измученной дроу. Сайлуни была глубоко потрясена тем, чему ей довелось стать свидетельницей. Во многих отношениях она глубоко сожалела об импульсивном решении отправиться в Рашемен. Она смирилась со своей смертью, но было тяжело невидимой идти по земле, где ее помнили живой, увидеть Зофию, которая была ей как сестра, могущественной, но постаревшей.
Сайлуни всегда была необыкновенной женщиной и стала необычным привидением, но и она ощутила зов Летящего На Крыльях Ветра, холодное прикосновение духов и призраков, спешивших мимо нее в круг силы.
Она могла бы стать его частицей. Может быть, ее магия смогла бы изменить исход боя, разорвать связь между Подземьем и Поверхностью, а не укрепить ее.
Может быть. Даже будучи одной из Избранных Мистры, она не знала о магии всего, став призраком, она тоже не представляла до конца всей Жизни После Смерти. Откликнись Сайлуни на зов Летящего На Крыльях Ветра, что могло бы статься с нею?
Духи и призраки, ставшие свободными, когда Летящий На Крыльях Ветра выполнил свою важнейшую и последнюю задачу, разбрелись, каждый отправился в то место, которому он принадлежал, туда, где он больше всего хотел находиться. Куда бы отправилась она, Сайлуни?
Скорее всего, вернулась бы в Долину Теней и продолжила то существование, которое вела долгие годы: призрачная арфистка, куда более вещественная и разумная, чем большинство призраков. Или же двинулась бы наконец дальше, к чему-то новому?
На миг Сайлуни позволила себе услышать печальный зов своей богини, ощутить теплоту и доброту, которые могли бы превратить это полусуществование во что-то неизмеримо более прекрасное. Радость и боль переполняли ее в равной мере, когда она думала о том, что могло бы быть и что будет.
В конце концов Сайлуни сделала то, что делала всегда. Она выбрала долг.
Вздохнув, колдунья из Долины Теней направила свои беззвучные шаги к дому, оставляя Рашемен живым и тем духам, которые были такой же частью этой земли, как камни и небо.
Шарларра видела, как юная дроу покидает поле боя, неуверенно шагая бок о бок с огромным черным медведем. Ее первым побуждением было последовать за ними, потом она вспомнила о своем собственном четвероногом хранителе.
Эльфийка стремглав кинулась туда, где оставила Лунного Камня под прикрытием деревьев. Ее захлестнул ужас. Она слышала стремительно разносящуюся молву о Летящем На Крыльях Ветра и могущественной магии, которую тот извлек из созванных им духов и призраков. Что, если Лунный Камень оказался среди них? Мысль об этом была невыносима. Между ней и ее конем было нечто большее, чем просто товарищеская связь: было глубокое родство душ. Шарларра мало что помнила о своей прежней жизни и о своем народе, но она ощущала всем своим существом, что призрачный конь был связующей нитью между ней и ее забытыми предками.
Она свистнула своему скакуну и была вознаграждена приближающимся топотом копыт. Шарларра с изумлением воззрилась на бегущего к ней высокого серебристо-серого коня с длинной черной гривой и хвостом, едва не касающимся земли.
Она поняла, и ноги у нее подкосились, словно она перебрала дрянного бренди. Эльфийка тяжело плюхнулась на землю.
– Лунный Камень? – выдохнула она. На странно выразительной морде коня отразилось легкое раздражение, он словно говорил: «А кто же еще?» Он тряхнул головой, приглашая ее взобраться к нему на спину. Эльфийка вскарабкалась в седло, и вдвоем они поскакали дальше на поиски приключений.
Лириэль заметила впереди высокую стройную женщину-дроу, легко пробирающуюся через подлесок. Она приложила ладони ко рту и позвала:
– Изольда!
Дроу обернулась на голос Лириэль.
– Мы преследуем жрицу Ллос, – крикнула она, – Присоединяйся к нам!
Она повернулась и исчезла за деревьями. Лириэль услышала характерное шипение и щелчки, издаваемые змееголовой плеткой, и переливчатый клич воительниц Темной Девы, спешащих на помощь своей сестре.
Дроу посмотрела на Фиодора, все еще остающегося медведем. Он воспользовался остановкой, чтобы передохнуть, уселся на толстый зад и высунул язык, как собака после долгого быстрого бега. Морда его была испачкана кровью, густая шерсть стала влажной и тусклой.
Страшное предчувствие охватило дроу. Она кинулась ощупывать тело медведя и обнаружила глубокие раны. Клинки темных эльфов пробили густой мех и толстую шкуру. Берсерки, охваченные боевой яростью, никогда не чувствовали ни ран, ни холода, ни жажды, ни слабости. И то, что Фиодору понадобилось отдохнуть, означало, что скоро он опять вернется в собственное обличье. Ослабевшему, израненному, ему понадобится помощь.
– Иди обратно, К остальным, – сказала она ему.
Берсерк поднялся, инстинктивно повинуясь приказу вичларан.
Лириэль смотрела, как он с трудом бредет назад, видела, что он устало прихрамывает и шаркает лапами. Сердце ее болело за него, но больше она ничего не могла сделать. Она отвернулась и побежала вслед за Изольдой.
Звуки ударов плети привели ее на берег реки. Дроу с ходу затормозила.
Шакти Ханцрин стояла над телом дочери Квили и орудовала плетью. Из раны на голове по лицу ее стекала струйка крови, но рот жрицы кривился в злобном торжестве. Змеиные скелеты взлетали и опускались, обагренные кровью зубы вновь и вновь впивались в тело врага.
Лириэль окликнула жрицу по имени. Плеть застыла – слишком поздно для Изольды, – и жестокие красные глаза уставились на Лириэль.
Кусты вокруг зашевелились, и несколько темных дев выскочили на поляну. Шакти в досаде вскрикнула и хлестнула плетью по земле. Каменистая почва расступилась, и жрица исчезла в небольшой расселине. Так же быстро туннель закрылся, и в образовавшуюся маленькую ложбинку потекла струйка крови Изольды.
Две жрицы упали на колени рядом с изуродованным телом. Одна из них подняла на Лириэль ненавидящие глаза. Вздрогнув, дроу узнала Долор, жрицу, с которой она сражалась в Высоколесье.
– Надо было мне убить тебя, – холодно бросила жрица. – Сначала Элькантар, теперь Изольда. Сколько еще горя должна вынести Квили по твоей милости?
Лириэль нечего было ответить. Непролитые слезы жгли ей глаза, когда жрицы-дроу подняли на плечи тело убитой подруги и исчезли за деревьями. Скорбь переполняла дроу. Она горевала об Изольде, первой жрице Эйлистри, с которой ей довелось встретиться, и первом живом существе, приветствовавшем ее в наземном мире. О Квили, лишенной радости и утешения жить среди тех, кого она любила. И уж вовсе неожиданной была боль от крушения мечты, умершей прежде, чем Лириэль успела понять, что она была: мечты обрести собственное место среди жриц Эйлистри.
Последовательницы Темной Девы, хоть и поклоняются Эйлистри, все же остаются дроу. Никто не способен ненавидеть сильнее или лелеять злобу дольше. Лириэль подозревала, что от Квили и ее жриц ей не дождаться радушного приема.
Может, сама Эйлистри и приняла бы ее. Богиня не однажды выказывала Лириэль свою милость. А лунная магия, дарованная ей, песнь луны, все еще звучащая в ее душе? Несомненно, это знак, что богиня не отвернулась от нее! Возможно, она могла бы жить как Торн, отыскав собственную, освященную богиней цель.