Страница:
У главаря бендитской «фирмы» — множество квартир, как он их именует — «нор». Переночует Лягаш на одной максимум две ночи — перебирается на другую, пробудет с утра до вечера — мчится на третюю. Располагаются «норы» и в Москве, и в области: в городах и поселках, деревнях и селах.
Береженого и Бог бережет — любимая присказка бандитского босса. Вынюхают сыскари «хату», нагрянут, а постояльца нетути — смылся, размазался по другим «норам». Снова вынюхивай, выглядывай запутанные следы, разбирайся в них для того, чтобы заново нагрянуть на «пустышку».
— Корень не появлялся? — не отрываясь от бумаг, пробурчал Лягаш. — Шастает, дерьмо вонючее по бабам, а тут сиди и думай: вдруг повязали кореша и он раскололся…
Телохранитель в полусне пожевал губами. Знал — вопрос задан не ему — в воздух. Любит босс бросать слова, будто тарелочки при стендовой стрельбе. Промахнется собеседник, ответит — очередной приступ раздражения: к тебе, что ли, обращаюсь? Сидишь — вот и сиди, не мешай мне думать… Промолчишь — опять все не так: кого спрашиваю, собачий огрызок?
Вот и выбрал парень нечто среднее: вроде ответил и вроде промолчал.
Корень? Надо же придумать кликуху! Все у босса не так, как у остальных главарей об»единений и группировок… Девку поименовал Дуплом, личного телохранителя — каким-то Кариесом, недавно появившегося не то секретаря, не то помощника-советчика — Корнем… Сам, на подобии священника на крестинах, придумывает имена и записывает их в «святцы». Попробуй не согласиться, возразить — запросто может и ножом пырнуть и пистолет разрядить…
Невдомек охраннику с его замусоренными алкоголем и «травкой» мозговыми извилинами, что главарь в прошлом — зубной врач. Отсюда и дивные кликухи и замысловатые ругательства со стоматологическим уклоном.
Обычно паханы не придумывают кликух — они, кликухи рождаются в бандитском сообществе как-то незаметно. Но Лягаш ввел свой, особый порядок.
Телохранитель принял дурацкую кликуху внешне радостно и благодарно, внутри колыхнулась волна черной злобы. «Фельдшер» откровенно поморщился, но протестовать не стал — какая разница, как зовет хитроумный босс, лишь бы в кармане шевелились баксы. Телка поморщилась, потом расхохоталась. Надо же такое придумать — Дупло? Только лучше бы не Дупло, а, скажем, Дуплишка. И ласково, и больше соответствует женскому естеству…
— Сбегай за Корнем, — не поднимая головы, приказал Лягаш. — Да пусть прихватит лекарство и шприц. Что-то сердце щемит, в боку колет, в голове какая-то карусель… И телке скажи пусто нарисуется. Желаю позабавиться.
Знакомое дело! Вот уже три года босс сидит на игле. Сам не колется, боится — взял в свое окружение для этой цели какого-то бывшего фельдшера. Возвел его в должность «секретаря» и повсюду таскает за собой. Других, прежде чем приблизить к себе, проверяет на «деле», заставляет пытать, резать, убивать… А Корень будто околдовал босса — без всяких проверок и испытаний стал главным лицом в окружении Лягаша.
И с Дуплишкой все ясно. Босс — импотент, волей судьбы и увлечения наркотиками лишенный возможности получать мужское удовольствие. Отсюда желание «позабавиться» — посмотреть как телку станут трахать другие. Хотя бы придурковатый телохранитель.
Перебираясь из «норы» в «нору», Лягаш брал с собой самых доверенных и привязанных кровушкой дружанов. В их числе — личный телохранитель Кариес, девка для постельных услуг — Дупло да новая звезда на бандитском небосклоне — Корень. Остальные дружаны сидели по своим норам и ожидали сигнала-вызова. Наклюнется подходящее дельце — босс оповестит, назначит место сбора.
Здорово организовал банду Лягаш! Сколько не гоняются за ней сыскари — уходит из-под носа, унося в «клюве» солидную добычу…
Так раздумывал Кариес, вышагивая по деревенской улице к крайней избенке, приспособленной для свиты Лягаша.
Совершив привычный круговорот, мысли неизменно останавливались на телке. Вертлявая девица, взятая из числа вокзальных проституток, она уже давно привлекала к себе далеко не безгрешное внимание личного телохранителя. Правда, немолодая, измятая в вокзальных углах и в переходах, пропустившая через себя не одну сотню мужиков, но, говорят, опытная до невозможности, дает клиенту небывалые наслаждения.
Но Лягаш ни разу не велел ему попрыгать на Дупле, порадовать свое импотентное сердечко, заодно наградить верного телохранителя…
В темной горнице с грязными бревенчатыми стенами и паутиной в углах играют в подкидного дурака Корень и Дупло. На столе — бутылка водки и тарелка с соленными огурцами. Здесь же — пепельница, переполненная дымящимися окурками, куски черного хлеба, среди которых хлопотливо бегают черные тараканы.
Девка — с разлохмаченными волосами, в халате, из которого бесстыдно вывалились вялые, измятые мужиками, груди. Фельдшер — голый до пояса, костлявый, угловатый.
— А вот я твою падлу пришибу королем, — азартно хлещет картой по пиковой даме Дуплишка. — Небось, не выскочит…
— На червивую бабу тоже найдется королек? — ехидно посмеивается Корень, подбрасывая даму червей. — Хотя бы завалящего сыщи…
Дуплишка озабоченно чешет в давным-давно немытой голове. Осторожно, все ещё не решаясь, вытаскивает козыря, дует на него, что-то нашептывает.
— Твою вшивую курву прикрою козырной шестеркой…
Корень разочарованно вздыхает и углубляется в изучении своих карт. Сегодня ему явно не везет, проигранные баксы платить жалко, бросать игру неохота. Пытается поглядеть в карты Дуплишки, но та смеется и ревниво прижамает их к обнаженной груди.
На стоящего рядом телохранителя игроки не обращают внимания. Только Корень, не отрываясь от веера карт, наливает в стакан водки, отпугивает настырных тараканов и приглашающе кивает. Причащайся, мол, дружан.
Кариес охотно отправляет угощение в щербатый рот, заедает огурцом.
— Кончай ночевать, кореши. Лягаш велел наведаться…
Девка скривилась. Лениво встала из-за стола, сбросила халатик. При виде голого женского тела у телохранителя перехватило дыхание. Схватить сейчас телку, опрокинуть на лежанку и…
Нет, нельзя. Ненавистный фельдшер обязательно цынканет хозяину, а у того расплата одна — подколет, как боровка. Единственная надежда на разрешение босса. Личный телохранитель уверен — когда-нибудь это разрешение будет получено. В виде некоего поощрения за верную службу и множество оказанных услуг. Тогда он отыграется, вгонит в пот проститутку, заставит её повертеться, поохать.
Дупло натянула юбку, кофту, убрала под неё груди, надела резиновые сапожки. Корень тоже привел себя в порядок — заправил в джинсы мятую рубашку, прошелся расческой по вихрастой шевелюре. А что ещё прикажете делать — смокинг надевать либо бриллианты развешивать?
— Что брать с собой босс не сказал?
Кариес презрительно фыркнул.
— Как всегда — шприц и травку… А телке — то, что носит промеж ног… Лягаш сказал: желает позабавиться.
Ночью прошел сильный дождь — деревенская улица покрыта лужами и топкой грязью. На своих участках возятся бабы, играют дети. Мужиков не видно — либо вкалывают на полях, либо подались на промысел в другие места. Туда, где могут понадобиться их мозолистые руки и крестьянская хватка.
— Живут — маются, — презрительно морщилась проститутка, безуспешно пытаясь пригладить растрепанные волосы. — В грязи, в коровьем дерьме, под грязмыми мужиками… Уж лучше давать чеченам на вокзале — баксами распачиваются — чем подыхать в грязи.
— Кавказцы тоже грязные…
Дуплишка снова скривилась.
— После отмыться можно, а этим, — кивнула она на женщин, — нет времени отмываться. Покопаются в навозе с утра до вечера, придет с поля грязный мужик, навалится — измарает… Едва засветится в окошке — сызнова дерьмовый день загорается… И так — всю жизнь… Эх, судьба-индейка…
Телохранитель не учавствовал в разговоре. После того, как увидел женские груди и все остальные прелести, он не мог думать ни о чем другом. Сам хозяин девку не осилит — импотент, значит заставит прыгать на ней Корня, а фельдшер — чистоплюй и размазня, обязательно откажется. Останется единственный вариант — верный Кариес…
Когда троица перешагнула порог, Лягаш продолжал заниматься любимым делом — считать прибыля. Подсчет баксов — на втором месте после наблюдения за сексуальными упражнениями. Часто — на первом.
Приглашенные, вернее — вызванные, вошли, как принято, без стука и выжидательно остановились в дверях. Казалось, с головой погруженный в расчеты Лягаш не услышал их появления, но едва стукнула закрываемая дверь, босс пригнулся к столу, выставив перед собой пистолетный ствол.
Сейчас плюнет три раза свинцом — прощай мысли и желания!
Не «плюнул». Убрал настороженный пистолет, умыльнулся.
— Следующий раз войдете без разрешения — похороны по второму разряду.
— Почему по второму? — наморщил лоб Кариес, проворачивая в заржавелой башке непонятное выражение.
— На первый разряд не тянете, — зашелся смехом босс. — Посидите, закончу — побазарим…
И снова уткнулся в бумаги. Шевелил губами, что-то складывал на пальцах, досадливо хмурился. Рядом лежат древние счеты с отброшенными костяшками, обозначившими шестинулевую цифру. После длительных раздумий, облизнув тонкое нервные губы, Лягаш нерешительно подвигал к левому краю очередной круглячек.
— Корень, сколь стоят золотые сережки, которые мы в прошлый раз оторвали вместе с ушами у бабы?
— Какие сережки? — не понял фельдшер. — И у какой бабы?
Внешнее спокойствие покинуло босса. В прищуренных глазах — недовольство и угроза. Рука отодвинула к краю стола счеты. Будто освободила место для наказания виновного.
— Забывчивым стал, падла, желаешь остаться чистым — не получится. В следующий раз заставлю отрезать ухи, запихивать в баб бутылки из-под водки, — помолчал и вдруг перешел на доброжелательный тон. — Вспомни, милый, когда Кариес напяливал на голову телки пакет, я отхватил ей уши с сережками… Такие кругляшки, посередине — топазы или алмазы, хрен их знает… Сколько они «весят» в баксах?
Ведь отлично знает, что в том налете фельдшер не учавствовал, стоял на стреме. Напомнищь — снова с»уженные глаза, грозная гримаса…
— Думаю, не меньше ста тысяч баксов…
— Хватил, дружан! Нет, мы лучше оценим поскромней — четвертак…
Очередная косточка передвинулась на левый фланг.
— А колечко, что мы содрали с ресторанщика во сколько оценишь?
Опять удивляться, отнекиваться, вызывая приступы хозяйского гнева, размахивание пистолетом? Не стоит, слишком опасно, заряженный пистолет легко стреляет. Корень оценивает «колечко» в девяносто тысяч. Босс издевательски смеется, покровительственно строит из пальцев «козу».
Наконец, Лягаш устал. Потряс над столом счетами и отложил их в сторону. Аккуратно собрал бумаги, подровнял края и спрятал в рядом лежащую сумку.
— Хватит, кореши, работать, пора повеселиться… Ну, Дупло, покажи свои окорока! Вдруг протухли под юбкой… Помню, однажды довелось мне удалять больной зуб у одной стервы. Сама уже немолодая, а груди — будто надутые волейбольные мячи. Юбчонка едва то самое место прикрывает. Не выдержал я — заглянул. А там, Боже мой, все сморщенно, вяло, как половая тряпка, о которую мужики вытирали ноги… Вот и хочу поглядеть на твои, телка, окорока. Сравнить и оценить. Считай — конкурс, три мужика — жюри… Чего ждешь — скидывай шмотки!
— Я разве против?
Дуплишка, нервно посмеиваясь и обстреливая мужчин вопросительными взглядами, сбросила кофтенку, юбку и осталась в чем мать родила. Подбоченясь, повиливая выпуклыми бедрами, прошлась по комнате.
Фельдшер равнодушно следил за девкой. Будто смотрел на выставленную в картинной галлерее обнаженную натурщицу. Телохранитель часто дышал, глаза замаслились, пальцы то сжимались в кулаки, то снова расслаблялись.
Лягаш подскочил к телке, припечатал ей ладонью по заду, озабоченно помял вялые груди. Так ощупывают коровье вымя перед дойкой.
— Задок у тебя — что надо, — с видом знатока пробурчал он озабоченно, — а вот сиськи — того. Слыхал, есть лифчики с вырезами — поднимают груди, оставляя соски голыми. Следующий раз надень… А сейчас — ложись!
— Куда? — равнодушно спросила девка. — Лежанки тут нету…
— Может тебе кровать подсунуть, лярва безмозглая! — неожиданно гневно пискнул босс. — На пол ложись! Брезгуешь — коврик подстели. На вокзале, небось, на заплеванном полу давала, а тут простынку требуешь.
Дупло послушно сорвала со стены ковер с изображением двух белых лебедей, аккуратно постелила. Легла на спину, согнув ноги в коленях. Окинула безразличным взглядом Корня, опасливым — излишне горячего телохранителя. Как бы тот не повредил ей самое важное для проститутки, «рабочее» место.
— Корень, повесели хозяина, а? Покажи свою прыть.
Лягаш попросил-приказал, а сам уперся в шестерку подозрительным взглядом. Терпеть не мог чистеньких да пригоженьких, иметь дело с измазанными дерьмом — не в пример безопасней… Спрашивается, по какой-такой причине Корень брезгливо передергивает плечиками? Не нравится «угощение», которым одаривает его хозяин, или в уголовке платят гуще?
Впрочем, Корень испытан и на изгиб и на излом, подозревать его в предательстве глупо.
— Чужую жвачку не потребляю, — извинительно признался фельдшер, глядя прямо в глаза Лягашу. — Пусть уж Кариес порезвится…
Ожидаемого гневного взрыва не последовало — босс ограничился ехидной ухмылкой.
— Наверно, моей болезнью страдаешь? Сочувствую, дружан… Ну, что ж, Кариес — вперед…
Телохранитель дрожащими руками принялся снимать штаны. Девка не рискнула протестовать — обреченно завздыхала.
В это мгновение заквакал телефон сотовой связи.
— Погоди! — приказал хозяин, хватая трубку. — Поговорю — тогда начнешь…
Кариес застыл со спущенными штанами. Дуплишка поднялась на локте и с любопытством уставилась на Лягаша. Корень без разрешения присел на край лавки, стоящей около деревенской печи.
— Слушаю… Да, да, это я… Понятно… Спасибо… Баксы — за мной… Говоришь, через три часа?… Немедленно смываюсь… Спрашиваешь, куда? Дураков нема, не скажу, мой номер тебе известен, звони… Ах, значит, все же желаешь знать адрес моей следующей «норы», — молчание, Лягаш вслушивался в доводы абонента. — Понятно. Пиши — Бронницы. Приеду — позвоню. Жди.
Раздраженно отшвырнул трубку. Задумался. Через несколько минут на остром личике промелькнула хитрющая гримаса, между раздвинутыми губами показались неровные, порченные зубы.
— Представление отменяется. Кариес, натяни штаны, оттуда дерьмом воняет. Дупло, хватит морозить себе ляжки — пригодятся. Корень, спрячь лекарские причиндалы — сейчас не до лечения… Срочно смываемся!
Через полчаса неприметный «жигуль» каких на подмосковных дорогах тысячи, мчался на Бронницы. За рулем — Кариес, рядом с ним — Корень, на заднем сидении поглаживает проститутку Лягаш. Равнодушно гладит, словно выполняет некую обязательную работу. И прислушиваетя к реакиям своего испорченного организма. Вдруг вспыхнет горящим угольком мужское желание, всколыхнется сексуальное волнение.
Ничего подобного, ничего не загорелось и не всколыхнулось.
— Кто звонил? — безразлично поинтересовался фельдшер. Только для того, чтобы нарушить тревожное молчание в салоне. — Мент?
— А тебе зачем знать? — подозрительно спросил Лягаш, перестав лапать соседку по сидению. — Знаешь, Корень, воровской закон: меньше будешь знать, дольше проживешь?… Ладно, не обижайся. У меня информаторов хватает: и сыскари, и обычные менты. Без них давно бы нас повязали и отправили на зону…
— Не боишься, что продадут?
— Боюсь, — понизив голос, признался хозяин. — Потому и секретничаю. У меня с ментами связь отработанная: они мне — информацию, я им — денежки. Немалые денежки, до слез жалко, — разоткровенничался босс. Даже всхлипнул от жадности.
Машина глотала километры. Кариес старался избирать малопосещаемые дороги, избегал оживленные, с множеством машин, с постами ГАИ, с автобусными остановками. Как сказал Лягаш: береженного и Бог бережет. Золотое правило.
Впереди — развилка. Указатель: направо — на Бронницы, налево — на Гжель. Водитель, не спрашивая, повернул направо.
— Ты куда правишь, сука? — взорвался хозяин.
— Сам же говорил: Бронницы…
— Разворачивайся, дерьмо вонючее. В Гжели побудем, побалдеем ночку…
Фельдшер, неизвестно по какой причине, скрыл от Лягаша огорченный вздох. Будто в Бронницах ожидала его родня или друзья-приятели за накрытым столом. А чего, спрашивается, горевать примитиивной шестерке? Его дело — иголку воткнуть в вену, определенную, безопасную дозу впрыснуть в ослабленный организм хозяина. Обязанности просты, как посещение утром туалета. А он — вздыхает…
Через два с половиной часа после того, как из деревни отчалила бандитская машины, туда примчалась оперативная группа. Омоновцы, с автоматами, в масках, блокировали два дома: один — в центре, другой — на окраине.
— Улетели птички! — злобно выругался руководитель операции по задержанию преступников. — Кто-то предупредил, не иначе… Кто?
— Пока не узнаем — так и станем бесплодно гонять по области, — поддержал его один из омоновцев. — Создали управления по внутренней безопасности, а толку — чуть. В своем хозяйстве разобраться не можем, что говорить о задержаниях…
Отставной генерал Аббакумов тоже разочарованно разводил руками.
— Понимаешь, Ваня, чистая фантастика. Выскальзывает дерьмовый бандит, будто его намылили. Только засечем — исчез. Последняя информация нашего парня — в Бронницах. Хотел было нацелить тебя, вдруг — отмена. Перебазировался в Гжель.
— Сейчас двину туда, — поднялся Сомов.
— Погоди, не торопись, подождем следующего сообщения. Думается, Гжель — тоже пересадка: побалдеет бандюга там часа два и снова — в путь-дорогу… Не терпится?
— Признаюсь — да. Очень уж хочется «опробовать» новых боевиков, которых презентовал Чурадзе. Да и у тебя они значатся…
— Пахомова и Поспелова? — посмотрел в «святцы» разведчик. — Признаться, хотел приспособить их в разведку, да ты перехватил… Хорошие парни?
— Погляжу, какие они в деле, — поосторожничал Иван Иванович. — По убийцам Степана есть новости?
Аббакумов чисто русским жестом полез пятерней в затылок.
— Одни предположения. Вроде, к убийству причастен тот же Лягаш… Но фактического материала маловато, а без него вряд ли примем решение о ликвидации. Боимся ручки замарать бандитской кровушкой…
— Уберем и без твоих фактов, — ожесточился Сомов. — Только выведи моих боевиков.
— Не сомневайся, выведу…
Глава 4
Береженого и Бог бережет — любимая присказка бандитского босса. Вынюхают сыскари «хату», нагрянут, а постояльца нетути — смылся, размазался по другим «норам». Снова вынюхивай, выглядывай запутанные следы, разбирайся в них для того, чтобы заново нагрянуть на «пустышку».
— Корень не появлялся? — не отрываясь от бумаг, пробурчал Лягаш. — Шастает, дерьмо вонючее по бабам, а тут сиди и думай: вдруг повязали кореша и он раскололся…
Телохранитель в полусне пожевал губами. Знал — вопрос задан не ему — в воздух. Любит босс бросать слова, будто тарелочки при стендовой стрельбе. Промахнется собеседник, ответит — очередной приступ раздражения: к тебе, что ли, обращаюсь? Сидишь — вот и сиди, не мешай мне думать… Промолчишь — опять все не так: кого спрашиваю, собачий огрызок?
Вот и выбрал парень нечто среднее: вроде ответил и вроде промолчал.
Корень? Надо же придумать кликуху! Все у босса не так, как у остальных главарей об»единений и группировок… Девку поименовал Дуплом, личного телохранителя — каким-то Кариесом, недавно появившегося не то секретаря, не то помощника-советчика — Корнем… Сам, на подобии священника на крестинах, придумывает имена и записывает их в «святцы». Попробуй не согласиться, возразить — запросто может и ножом пырнуть и пистолет разрядить…
Невдомек охраннику с его замусоренными алкоголем и «травкой» мозговыми извилинами, что главарь в прошлом — зубной врач. Отсюда и дивные кликухи и замысловатые ругательства со стоматологическим уклоном.
Обычно паханы не придумывают кликух — они, кликухи рождаются в бандитском сообществе как-то незаметно. Но Лягаш ввел свой, особый порядок.
Телохранитель принял дурацкую кликуху внешне радостно и благодарно, внутри колыхнулась волна черной злобы. «Фельдшер» откровенно поморщился, но протестовать не стал — какая разница, как зовет хитроумный босс, лишь бы в кармане шевелились баксы. Телка поморщилась, потом расхохоталась. Надо же такое придумать — Дупло? Только лучше бы не Дупло, а, скажем, Дуплишка. И ласково, и больше соответствует женскому естеству…
— Сбегай за Корнем, — не поднимая головы, приказал Лягаш. — Да пусть прихватит лекарство и шприц. Что-то сердце щемит, в боку колет, в голове какая-то карусель… И телке скажи пусто нарисуется. Желаю позабавиться.
Знакомое дело! Вот уже три года босс сидит на игле. Сам не колется, боится — взял в свое окружение для этой цели какого-то бывшего фельдшера. Возвел его в должность «секретаря» и повсюду таскает за собой. Других, прежде чем приблизить к себе, проверяет на «деле», заставляет пытать, резать, убивать… А Корень будто околдовал босса — без всяких проверок и испытаний стал главным лицом в окружении Лягаша.
И с Дуплишкой все ясно. Босс — импотент, волей судьбы и увлечения наркотиками лишенный возможности получать мужское удовольствие. Отсюда желание «позабавиться» — посмотреть как телку станут трахать другие. Хотя бы придурковатый телохранитель.
Перебираясь из «норы» в «нору», Лягаш брал с собой самых доверенных и привязанных кровушкой дружанов. В их числе — личный телохранитель Кариес, девка для постельных услуг — Дупло да новая звезда на бандитском небосклоне — Корень. Остальные дружаны сидели по своим норам и ожидали сигнала-вызова. Наклюнется подходящее дельце — босс оповестит, назначит место сбора.
Здорово организовал банду Лягаш! Сколько не гоняются за ней сыскари — уходит из-под носа, унося в «клюве» солидную добычу…
Так раздумывал Кариес, вышагивая по деревенской улице к крайней избенке, приспособленной для свиты Лягаша.
Совершив привычный круговорот, мысли неизменно останавливались на телке. Вертлявая девица, взятая из числа вокзальных проституток, она уже давно привлекала к себе далеко не безгрешное внимание личного телохранителя. Правда, немолодая, измятая в вокзальных углах и в переходах, пропустившая через себя не одну сотню мужиков, но, говорят, опытная до невозможности, дает клиенту небывалые наслаждения.
Но Лягаш ни разу не велел ему попрыгать на Дупле, порадовать свое импотентное сердечко, заодно наградить верного телохранителя…
В темной горнице с грязными бревенчатыми стенами и паутиной в углах играют в подкидного дурака Корень и Дупло. На столе — бутылка водки и тарелка с соленными огурцами. Здесь же — пепельница, переполненная дымящимися окурками, куски черного хлеба, среди которых хлопотливо бегают черные тараканы.
Девка — с разлохмаченными волосами, в халате, из которого бесстыдно вывалились вялые, измятые мужиками, груди. Фельдшер — голый до пояса, костлявый, угловатый.
— А вот я твою падлу пришибу королем, — азартно хлещет картой по пиковой даме Дуплишка. — Небось, не выскочит…
— На червивую бабу тоже найдется королек? — ехидно посмеивается Корень, подбрасывая даму червей. — Хотя бы завалящего сыщи…
Дуплишка озабоченно чешет в давным-давно немытой голове. Осторожно, все ещё не решаясь, вытаскивает козыря, дует на него, что-то нашептывает.
— Твою вшивую курву прикрою козырной шестеркой…
Корень разочарованно вздыхает и углубляется в изучении своих карт. Сегодня ему явно не везет, проигранные баксы платить жалко, бросать игру неохота. Пытается поглядеть в карты Дуплишки, но та смеется и ревниво прижамает их к обнаженной груди.
На стоящего рядом телохранителя игроки не обращают внимания. Только Корень, не отрываясь от веера карт, наливает в стакан водки, отпугивает настырных тараканов и приглашающе кивает. Причащайся, мол, дружан.
Кариес охотно отправляет угощение в щербатый рот, заедает огурцом.
— Кончай ночевать, кореши. Лягаш велел наведаться…
Девка скривилась. Лениво встала из-за стола, сбросила халатик. При виде голого женского тела у телохранителя перехватило дыхание. Схватить сейчас телку, опрокинуть на лежанку и…
Нет, нельзя. Ненавистный фельдшер обязательно цынканет хозяину, а у того расплата одна — подколет, как боровка. Единственная надежда на разрешение босса. Личный телохранитель уверен — когда-нибудь это разрешение будет получено. В виде некоего поощрения за верную службу и множество оказанных услуг. Тогда он отыграется, вгонит в пот проститутку, заставит её повертеться, поохать.
Дупло натянула юбку, кофту, убрала под неё груди, надела резиновые сапожки. Корень тоже привел себя в порядок — заправил в джинсы мятую рубашку, прошелся расческой по вихрастой шевелюре. А что ещё прикажете делать — смокинг надевать либо бриллианты развешивать?
— Что брать с собой босс не сказал?
Кариес презрительно фыркнул.
— Как всегда — шприц и травку… А телке — то, что носит промеж ног… Лягаш сказал: желает позабавиться.
Ночью прошел сильный дождь — деревенская улица покрыта лужами и топкой грязью. На своих участках возятся бабы, играют дети. Мужиков не видно — либо вкалывают на полях, либо подались на промысел в другие места. Туда, где могут понадобиться их мозолистые руки и крестьянская хватка.
— Живут — маются, — презрительно морщилась проститутка, безуспешно пытаясь пригладить растрепанные волосы. — В грязи, в коровьем дерьме, под грязмыми мужиками… Уж лучше давать чеченам на вокзале — баксами распачиваются — чем подыхать в грязи.
— Кавказцы тоже грязные…
Дуплишка снова скривилась.
— После отмыться можно, а этим, — кивнула она на женщин, — нет времени отмываться. Покопаются в навозе с утра до вечера, придет с поля грязный мужик, навалится — измарает… Едва засветится в окошке — сызнова дерьмовый день загорается… И так — всю жизнь… Эх, судьба-индейка…
Телохранитель не учавствовал в разговоре. После того, как увидел женские груди и все остальные прелести, он не мог думать ни о чем другом. Сам хозяин девку не осилит — импотент, значит заставит прыгать на ней Корня, а фельдшер — чистоплюй и размазня, обязательно откажется. Останется единственный вариант — верный Кариес…
Когда троица перешагнула порог, Лягаш продолжал заниматься любимым делом — считать прибыля. Подсчет баксов — на втором месте после наблюдения за сексуальными упражнениями. Часто — на первом.
Приглашенные, вернее — вызванные, вошли, как принято, без стука и выжидательно остановились в дверях. Казалось, с головой погруженный в расчеты Лягаш не услышал их появления, но едва стукнула закрываемая дверь, босс пригнулся к столу, выставив перед собой пистолетный ствол.
Сейчас плюнет три раза свинцом — прощай мысли и желания!
Не «плюнул». Убрал настороженный пистолет, умыльнулся.
— Следующий раз войдете без разрешения — похороны по второму разряду.
— Почему по второму? — наморщил лоб Кариес, проворачивая в заржавелой башке непонятное выражение.
— На первый разряд не тянете, — зашелся смехом босс. — Посидите, закончу — побазарим…
И снова уткнулся в бумаги. Шевелил губами, что-то складывал на пальцах, досадливо хмурился. Рядом лежат древние счеты с отброшенными костяшками, обозначившими шестинулевую цифру. После длительных раздумий, облизнув тонкое нервные губы, Лягаш нерешительно подвигал к левому краю очередной круглячек.
— Корень, сколь стоят золотые сережки, которые мы в прошлый раз оторвали вместе с ушами у бабы?
— Какие сережки? — не понял фельдшер. — И у какой бабы?
Внешнее спокойствие покинуло босса. В прищуренных глазах — недовольство и угроза. Рука отодвинула к краю стола счеты. Будто освободила место для наказания виновного.
— Забывчивым стал, падла, желаешь остаться чистым — не получится. В следующий раз заставлю отрезать ухи, запихивать в баб бутылки из-под водки, — помолчал и вдруг перешел на доброжелательный тон. — Вспомни, милый, когда Кариес напяливал на голову телки пакет, я отхватил ей уши с сережками… Такие кругляшки, посередине — топазы или алмазы, хрен их знает… Сколько они «весят» в баксах?
Ведь отлично знает, что в том налете фельдшер не учавствовал, стоял на стреме. Напомнищь — снова с»уженные глаза, грозная гримаса…
— Думаю, не меньше ста тысяч баксов…
— Хватил, дружан! Нет, мы лучше оценим поскромней — четвертак…
Очередная косточка передвинулась на левый фланг.
— А колечко, что мы содрали с ресторанщика во сколько оценишь?
Опять удивляться, отнекиваться, вызывая приступы хозяйского гнева, размахивание пистолетом? Не стоит, слишком опасно, заряженный пистолет легко стреляет. Корень оценивает «колечко» в девяносто тысяч. Босс издевательски смеется, покровительственно строит из пальцев «козу».
Наконец, Лягаш устал. Потряс над столом счетами и отложил их в сторону. Аккуратно собрал бумаги, подровнял края и спрятал в рядом лежащую сумку.
— Хватит, кореши, работать, пора повеселиться… Ну, Дупло, покажи свои окорока! Вдруг протухли под юбкой… Помню, однажды довелось мне удалять больной зуб у одной стервы. Сама уже немолодая, а груди — будто надутые волейбольные мячи. Юбчонка едва то самое место прикрывает. Не выдержал я — заглянул. А там, Боже мой, все сморщенно, вяло, как половая тряпка, о которую мужики вытирали ноги… Вот и хочу поглядеть на твои, телка, окорока. Сравнить и оценить. Считай — конкурс, три мужика — жюри… Чего ждешь — скидывай шмотки!
— Я разве против?
Дуплишка, нервно посмеиваясь и обстреливая мужчин вопросительными взглядами, сбросила кофтенку, юбку и осталась в чем мать родила. Подбоченясь, повиливая выпуклыми бедрами, прошлась по комнате.
Фельдшер равнодушно следил за девкой. Будто смотрел на выставленную в картинной галлерее обнаженную натурщицу. Телохранитель часто дышал, глаза замаслились, пальцы то сжимались в кулаки, то снова расслаблялись.
Лягаш подскочил к телке, припечатал ей ладонью по заду, озабоченно помял вялые груди. Так ощупывают коровье вымя перед дойкой.
— Задок у тебя — что надо, — с видом знатока пробурчал он озабоченно, — а вот сиськи — того. Слыхал, есть лифчики с вырезами — поднимают груди, оставляя соски голыми. Следующий раз надень… А сейчас — ложись!
— Куда? — равнодушно спросила девка. — Лежанки тут нету…
— Может тебе кровать подсунуть, лярва безмозглая! — неожиданно гневно пискнул босс. — На пол ложись! Брезгуешь — коврик подстели. На вокзале, небось, на заплеванном полу давала, а тут простынку требуешь.
Дупло послушно сорвала со стены ковер с изображением двух белых лебедей, аккуратно постелила. Легла на спину, согнув ноги в коленях. Окинула безразличным взглядом Корня, опасливым — излишне горячего телохранителя. Как бы тот не повредил ей самое важное для проститутки, «рабочее» место.
— Корень, повесели хозяина, а? Покажи свою прыть.
Лягаш попросил-приказал, а сам уперся в шестерку подозрительным взглядом. Терпеть не мог чистеньких да пригоженьких, иметь дело с измазанными дерьмом — не в пример безопасней… Спрашивается, по какой-такой причине Корень брезгливо передергивает плечиками? Не нравится «угощение», которым одаривает его хозяин, или в уголовке платят гуще?
Впрочем, Корень испытан и на изгиб и на излом, подозревать его в предательстве глупо.
— Чужую жвачку не потребляю, — извинительно признался фельдшер, глядя прямо в глаза Лягашу. — Пусть уж Кариес порезвится…
Ожидаемого гневного взрыва не последовало — босс ограничился ехидной ухмылкой.
— Наверно, моей болезнью страдаешь? Сочувствую, дружан… Ну, что ж, Кариес — вперед…
Телохранитель дрожащими руками принялся снимать штаны. Девка не рискнула протестовать — обреченно завздыхала.
В это мгновение заквакал телефон сотовой связи.
— Погоди! — приказал хозяин, хватая трубку. — Поговорю — тогда начнешь…
Кариес застыл со спущенными штанами. Дуплишка поднялась на локте и с любопытством уставилась на Лягаша. Корень без разрешения присел на край лавки, стоящей около деревенской печи.
— Слушаю… Да, да, это я… Понятно… Спасибо… Баксы — за мной… Говоришь, через три часа?… Немедленно смываюсь… Спрашиваешь, куда? Дураков нема, не скажу, мой номер тебе известен, звони… Ах, значит, все же желаешь знать адрес моей следующей «норы», — молчание, Лягаш вслушивался в доводы абонента. — Понятно. Пиши — Бронницы. Приеду — позвоню. Жди.
Раздраженно отшвырнул трубку. Задумался. Через несколько минут на остром личике промелькнула хитрющая гримаса, между раздвинутыми губами показались неровные, порченные зубы.
— Представление отменяется. Кариес, натяни штаны, оттуда дерьмом воняет. Дупло, хватит морозить себе ляжки — пригодятся. Корень, спрячь лекарские причиндалы — сейчас не до лечения… Срочно смываемся!
Через полчаса неприметный «жигуль» каких на подмосковных дорогах тысячи, мчался на Бронницы. За рулем — Кариес, рядом с ним — Корень, на заднем сидении поглаживает проститутку Лягаш. Равнодушно гладит, словно выполняет некую обязательную работу. И прислушиваетя к реакиям своего испорченного организма. Вдруг вспыхнет горящим угольком мужское желание, всколыхнется сексуальное волнение.
Ничего подобного, ничего не загорелось и не всколыхнулось.
— Кто звонил? — безразлично поинтересовался фельдшер. Только для того, чтобы нарушить тревожное молчание в салоне. — Мент?
— А тебе зачем знать? — подозрительно спросил Лягаш, перестав лапать соседку по сидению. — Знаешь, Корень, воровской закон: меньше будешь знать, дольше проживешь?… Ладно, не обижайся. У меня информаторов хватает: и сыскари, и обычные менты. Без них давно бы нас повязали и отправили на зону…
— Не боишься, что продадут?
— Боюсь, — понизив голос, признался хозяин. — Потому и секретничаю. У меня с ментами связь отработанная: они мне — информацию, я им — денежки. Немалые денежки, до слез жалко, — разоткровенничался босс. Даже всхлипнул от жадности.
Машина глотала километры. Кариес старался избирать малопосещаемые дороги, избегал оживленные, с множеством машин, с постами ГАИ, с автобусными остановками. Как сказал Лягаш: береженного и Бог бережет. Золотое правило.
Впереди — развилка. Указатель: направо — на Бронницы, налево — на Гжель. Водитель, не спрашивая, повернул направо.
— Ты куда правишь, сука? — взорвался хозяин.
— Сам же говорил: Бронницы…
— Разворачивайся, дерьмо вонючее. В Гжели побудем, побалдеем ночку…
Фельдшер, неизвестно по какой причине, скрыл от Лягаша огорченный вздох. Будто в Бронницах ожидала его родня или друзья-приятели за накрытым столом. А чего, спрашивается, горевать примитиивной шестерке? Его дело — иголку воткнуть в вену, определенную, безопасную дозу впрыснуть в ослабленный организм хозяина. Обязанности просты, как посещение утром туалета. А он — вздыхает…
Через два с половиной часа после того, как из деревни отчалила бандитская машины, туда примчалась оперативная группа. Омоновцы, с автоматами, в масках, блокировали два дома: один — в центре, другой — на окраине.
— Улетели птички! — злобно выругался руководитель операции по задержанию преступников. — Кто-то предупредил, не иначе… Кто?
— Пока не узнаем — так и станем бесплодно гонять по области, — поддержал его один из омоновцев. — Создали управления по внутренней безопасности, а толку — чуть. В своем хозяйстве разобраться не можем, что говорить о задержаниях…
Отставной генерал Аббакумов тоже разочарованно разводил руками.
— Понимаешь, Ваня, чистая фантастика. Выскальзывает дерьмовый бандит, будто его намылили. Только засечем — исчез. Последняя информация нашего парня — в Бронницах. Хотел было нацелить тебя, вдруг — отмена. Перебазировался в Гжель.
— Сейчас двину туда, — поднялся Сомов.
— Погоди, не торопись, подождем следующего сообщения. Думается, Гжель — тоже пересадка: побалдеет бандюга там часа два и снова — в путь-дорогу… Не терпится?
— Признаюсь — да. Очень уж хочется «опробовать» новых боевиков, которых презентовал Чурадзе. Да и у тебя они значатся…
— Пахомова и Поспелова? — посмотрел в «святцы» разведчик. — Признаться, хотел приспособить их в разведку, да ты перехватил… Хорошие парни?
— Погляжу, какие они в деле, — поосторожничал Иван Иванович. — По убийцам Степана есть новости?
Аббакумов чисто русским жестом полез пятерней в затылок.
— Одни предположения. Вроде, к убийству причастен тот же Лягаш… Но фактического материала маловато, а без него вряд ли примем решение о ликвидации. Боимся ручки замарать бандитской кровушкой…
— Уберем и без твоих фактов, — ожесточился Сомов. — Только выведи моих боевиков.
— Не сомневайся, выведу…
Глава 4
— Нажмешь эту клавишу — ворота откроются, эту — закроешь. Техника проста и надежна. Машин на автостоянке — всего сорок, пара дежурств и запомнишь каждую в «лицо». От скуки придан тебе телек. Захочешь поболтать с жинкой — телефон под рукой. Замерзнешь — включай обогрев, станет жарко — открывай окно. Полный комфорт, как у Президента на даче.
Пахомов пренебрежительно прошелся взглядом по древнему черно-белому телевизору, с интересом оглядел телефонный аппарат.
— А от бандитов чем отбиваться? Палкой?
— Зачем палкой? — засмеялся полковник. — Имеется охотничье ружьецо и патроны, снаряженные сольцой. Влепишь заряд в задницу — мигом поумнеют… А вот эти два — особые, с жаканами, на медведя. На тот самый крайний случай, о котором мы уже говорили…
Начальник автостоянки, отставной полковник-мотострелок, явно доволен новым подчиненным, таким же офицером в запасе. Все сторожа — отставники, немного фантазии и можно себе представить, что попрежнему — в строю, в привычной армейской обстановке.
Пахомову не до радостей и переживаний начальника — полученное от жены письмо, кажется, уже прожгло ткань внутреннего кармана и добралась до сердца. Не зря же «моторчик» зачастил, до боли бьет бедные ребра. Стар сделался армейский служака, слезлив. Подумаешь, жена, стоит ли так горевать — мужик в самом соку, захочет — другую прибомбит, краше первой. И все равно крутится в душе «сверло», добирается до самого донышка.
Письмо — сильно сказано: листок бумаги, вырванной из записной книжки, на котором — одна строчка.
«Прости, Коля, устала от твоих невзгод, от безденежья. Не пиши и не приезжай. Светлана.»
Спрашивается в школьной задачке — он-то при чем? Ведь не выплачивает сам себе денежное содержание, не увеличивает его? Этим занимаются где-то в верхах командование и политики, чиновники и депутаты. Пусть бы Света обратилась к ним, предупредила о предстоящем развале семьи. Так нет же, подставляет мужа…
Забыться? Но это можно сделать только в бешенной тяжкой работе, когда глаза заливает пот, а мускулы просят о пощаде. Разве забудешься. разглядывая высунутые водителями из салонов автомашин пропуска и нажимая чертовы клавиши?
Куда — то пропал Иван Иванович, не дает знать о себе, не вызывает для боевой «работы». Может быть, отказались в Главном Штабе бороться с преступностью особым образом — ликвидацией авторитетов и воров в законе, посчитали более спокойным и надежным прокуратуру и суды?
Оказалось, не забыли и не нырнули в тоскливое пенсионное болото.
Часов в десять вечера третьего по счету дежурства раздался долгожданный телефонный звонок.
— Дежурный по автостоянке. Слушаю вас, — привычно буркнул в трубку капитан.
Или начальник звонит, проверяет бдительность сторожа, или кто-нибудь из водителей предупреждает о позднем прибытии. Скорей всего, все же — полковник. Про существование Удава Николай забыл. Возможно, посчитали ненужным применение двух командиров рот, сочли их слабаками либо примитивными болтунами — мелькнула только обидная мыслишка.
В трубке — напряженное молчание.
— Алло! Говорите, вас слушает дежурный! — начиная закипать, прокричал Пахомов. — Не положишь трубку, паршивец, найду и так отхожу по тощей заднице — не порадуешься! — заорал он в полный голос, думая — подшучивают бездельники, которым прискучило пить водку и лапать податливых девок.
Трубка ожила.
— Завтра в восемь утра на известном вам месте. Без опоздания.
Короткие гудки.
Ни здравствуй, ни досвиданья, ни имени-отчества. Капитан почувствовал нечто вроде обиды. Будто наступили на ногу и не извинились. А тут, между прочим, не нога — человеческая душа, которая после отставки превратилась в больнючий «фурункул», растревоженный коротким письмом Светланы.
И все же в жизни произошло что-то новое, обещающее некие изменания. Оно обязательно притупит боль от короткого письмеца и от безысходности.
Пахомов достал из кармана записную книжку и принялся изучать расписание автобусов к «известному месту». Странные все же вкусы у отставного генерала: то знакомится с новыми боевиками на рыбалке, то приглашает их посетить пансионат «Отдых». Нет того, чтобы повидаться в Москве, на конспиративной квартире, пусть даже она располагается на окраине — заставляет ни свет, ни заря мчаться в область.
Николай представил себе реакцию на вызов Поспелова и невольно улыбнулся. То-то взъерошится генеральский сынок, любящий поспать, особенно, по утрам, то-то выплеснет сгустки недовольство. Правда, не вслух — про себя. А может быть и вслух — не посчитает нужным опасаться друга-офицера.
Возле ворот продолжительный автомобильный гудок. Пахомов встрепенулся и высунул голову из открытой форточки. Кого несет нелегкая? Вроде все машины на месте, последней прибыл «опель» президента какой-то торговой фирмы.
— Батя, на ночевку пустишь?
Инструктируя нового сторожа начальник автостоянки пояснил: есть возможность денежной добавки к скудной зарплате: пусти на территорию «левые» машины, за каждую — «полтинник». Легко и просто. Утром заявится «заказчик» забирать свое транспортное средство — расчет.
— Ночевка дорого стоит, — точно следуя полученной инструкции, предупредил Пахомов.
— Стольника хватит?
Это уже с избытком! Но не отказываться же от приработка, дураки остались в старом мире, в настоящем, рыночном, им делать нечего.
— Годится. Загоняй свою «тачку».
Нажал на соответствующую клавишу, полотно ворот от»ехало в сторону. Мерседес осторожно, будто обнюхивая дорогу, вкатился на территорию. Остановился в воротном проеме.
— Чего стал? — рассерженно закричал капитан-сторож. — Мешаешь закрыться…
Из машины выпрыгнули трое человек, бросились к стоящим вдоль забора легковушкам. Умело вскрывали дверцы, забирались в салоны. Крайняя слева уже завелась, зафыркала разогреваемым двигателем.
Что же делать? Пахомов рывком сорвал с рычагов телефонную трубку… Молчание. Где-то перехватили провод… Остается одно — стрелять!
Сорвал со стены ружье, дрожащими руками переломил, загнал в стволы по патрону. Особому, предназначенному таежному мишке. Успокаиваясь, глубоко вздохнул.
— Буду стрелять, — честно предупредил он. Как в стародавние времена богатыри предупреждали: иду на вы. — Лучше отваливайте…
— Мы — тоже, — хохотнули от разогреваемых машин.
Дважды громыхнул пистолет — в стекле сторожки образовались две аккуратных дырочки. В свете прожектора мелькнула мальчишеская фигура с острым лицом.
Неплохо стреляют, иронически подумал Пахомов, взяли бы на два лаптя вправо — попали бы в голову. Он ещё раз глубоко вздохнул, приложился к прикладу ружья, не торопясь прицелился… Бах!… Есть, один завертелся на месте, будто запущенный детский волчок… Бах!… Второй схватился за плечо.
Пахомов пренебрежительно прошелся взглядом по древнему черно-белому телевизору, с интересом оглядел телефонный аппарат.
— А от бандитов чем отбиваться? Палкой?
— Зачем палкой? — засмеялся полковник. — Имеется охотничье ружьецо и патроны, снаряженные сольцой. Влепишь заряд в задницу — мигом поумнеют… А вот эти два — особые, с жаканами, на медведя. На тот самый крайний случай, о котором мы уже говорили…
Начальник автостоянки, отставной полковник-мотострелок, явно доволен новым подчиненным, таким же офицером в запасе. Все сторожа — отставники, немного фантазии и можно себе представить, что попрежнему — в строю, в привычной армейской обстановке.
Пахомову не до радостей и переживаний начальника — полученное от жены письмо, кажется, уже прожгло ткань внутреннего кармана и добралась до сердца. Не зря же «моторчик» зачастил, до боли бьет бедные ребра. Стар сделался армейский служака, слезлив. Подумаешь, жена, стоит ли так горевать — мужик в самом соку, захочет — другую прибомбит, краше первой. И все равно крутится в душе «сверло», добирается до самого донышка.
Письмо — сильно сказано: листок бумаги, вырванной из записной книжки, на котором — одна строчка.
«Прости, Коля, устала от твоих невзгод, от безденежья. Не пиши и не приезжай. Светлана.»
Спрашивается в школьной задачке — он-то при чем? Ведь не выплачивает сам себе денежное содержание, не увеличивает его? Этим занимаются где-то в верхах командование и политики, чиновники и депутаты. Пусть бы Света обратилась к ним, предупредила о предстоящем развале семьи. Так нет же, подставляет мужа…
Забыться? Но это можно сделать только в бешенной тяжкой работе, когда глаза заливает пот, а мускулы просят о пощаде. Разве забудешься. разглядывая высунутые водителями из салонов автомашин пропуска и нажимая чертовы клавиши?
Куда — то пропал Иван Иванович, не дает знать о себе, не вызывает для боевой «работы». Может быть, отказались в Главном Штабе бороться с преступностью особым образом — ликвидацией авторитетов и воров в законе, посчитали более спокойным и надежным прокуратуру и суды?
Оказалось, не забыли и не нырнули в тоскливое пенсионное болото.
Часов в десять вечера третьего по счету дежурства раздался долгожданный телефонный звонок.
— Дежурный по автостоянке. Слушаю вас, — привычно буркнул в трубку капитан.
Или начальник звонит, проверяет бдительность сторожа, или кто-нибудь из водителей предупреждает о позднем прибытии. Скорей всего, все же — полковник. Про существование Удава Николай забыл. Возможно, посчитали ненужным применение двух командиров рот, сочли их слабаками либо примитивными болтунами — мелькнула только обидная мыслишка.
В трубке — напряженное молчание.
— Алло! Говорите, вас слушает дежурный! — начиная закипать, прокричал Пахомов. — Не положишь трубку, паршивец, найду и так отхожу по тощей заднице — не порадуешься! — заорал он в полный голос, думая — подшучивают бездельники, которым прискучило пить водку и лапать податливых девок.
Трубка ожила.
— Завтра в восемь утра на известном вам месте. Без опоздания.
Короткие гудки.
Ни здравствуй, ни досвиданья, ни имени-отчества. Капитан почувствовал нечто вроде обиды. Будто наступили на ногу и не извинились. А тут, между прочим, не нога — человеческая душа, которая после отставки превратилась в больнючий «фурункул», растревоженный коротким письмом Светланы.
И все же в жизни произошло что-то новое, обещающее некие изменания. Оно обязательно притупит боль от короткого письмеца и от безысходности.
Пахомов достал из кармана записную книжку и принялся изучать расписание автобусов к «известному месту». Странные все же вкусы у отставного генерала: то знакомится с новыми боевиками на рыбалке, то приглашает их посетить пансионат «Отдых». Нет того, чтобы повидаться в Москве, на конспиративной квартире, пусть даже она располагается на окраине — заставляет ни свет, ни заря мчаться в область.
Николай представил себе реакцию на вызов Поспелова и невольно улыбнулся. То-то взъерошится генеральский сынок, любящий поспать, особенно, по утрам, то-то выплеснет сгустки недовольство. Правда, не вслух — про себя. А может быть и вслух — не посчитает нужным опасаться друга-офицера.
Возле ворот продолжительный автомобильный гудок. Пахомов встрепенулся и высунул голову из открытой форточки. Кого несет нелегкая? Вроде все машины на месте, последней прибыл «опель» президента какой-то торговой фирмы.
— Батя, на ночевку пустишь?
Инструктируя нового сторожа начальник автостоянки пояснил: есть возможность денежной добавки к скудной зарплате: пусти на территорию «левые» машины, за каждую — «полтинник». Легко и просто. Утром заявится «заказчик» забирать свое транспортное средство — расчет.
— Ночевка дорого стоит, — точно следуя полученной инструкции, предупредил Пахомов.
— Стольника хватит?
Это уже с избытком! Но не отказываться же от приработка, дураки остались в старом мире, в настоящем, рыночном, им делать нечего.
— Годится. Загоняй свою «тачку».
Нажал на соответствующую клавишу, полотно ворот от»ехало в сторону. Мерседес осторожно, будто обнюхивая дорогу, вкатился на территорию. Остановился в воротном проеме.
— Чего стал? — рассерженно закричал капитан-сторож. — Мешаешь закрыться…
Из машины выпрыгнули трое человек, бросились к стоящим вдоль забора легковушкам. Умело вскрывали дверцы, забирались в салоны. Крайняя слева уже завелась, зафыркала разогреваемым двигателем.
Что же делать? Пахомов рывком сорвал с рычагов телефонную трубку… Молчание. Где-то перехватили провод… Остается одно — стрелять!
Сорвал со стены ружье, дрожащими руками переломил, загнал в стволы по патрону. Особому, предназначенному таежному мишке. Успокаиваясь, глубоко вздохнул.
— Буду стрелять, — честно предупредил он. Как в стародавние времена богатыри предупреждали: иду на вы. — Лучше отваливайте…
— Мы — тоже, — хохотнули от разогреваемых машин.
Дважды громыхнул пистолет — в стекле сторожки образовались две аккуратных дырочки. В свете прожектора мелькнула мальчишеская фигура с острым лицом.
Неплохо стреляют, иронически подумал Пахомов, взяли бы на два лаптя вправо — попали бы в голову. Он ещё раз глубоко вздохнул, приложился к прикладу ружья, не торопясь прицелился… Бах!… Есть, один завертелся на месте, будто запущенный детский волчок… Бах!… Второй схватился за плечо.