А ежели бы и знал, что изменится?…
   Во второй половине дня от подворья лесника от"ехала «волга» с Еркой за рулем. На заднем сидении — два человека: частный детектив Чегодин и его охранник, он же — конвоир, Меченный. Маршрут — до хутора Ручьистый.
   — Там встретят наши люди, уважаемый господин Мегре, — напутствовал чатного детектива внешне доброжелательный Николаев. — При необходимости помогут. Они уведомлены. Главное — вернуть государству украденные секреты. Только через меня. И не вздумайте фокусничать, еще одно самовольство — встретитесь на небесах со своим любимым Вертушкой…
   Чегодин не возражал и не переспрашивал — отмалчивался, пряча ненавидящие глаза. От всех — Николаева, Ерки, Меченного, крепких боевиков, провожающих собственного сыщика в дорогу. Будто — в последний путь…
   Ничего этого не разглядел старый рыбак, вглядываясь в будущее — просто на душе, как по небу, бродят черные тучи, громыхая и посверкивая. И еще — скребет дядю Федора дурацкая совесть. Мучаются в шалаше хлопец с девкой, мокнут под дождем, грызут их комары и мошка, донимает голод. А он ничем не может помочь, ибо сидят в хате Настасьи два злыдня и пронизывают подозрительными взглядами весь хутор. Не выкурить их оттуда, не плеснуть какой-нибудь гадости под хвосты.
   Заявились эти злыдни на хутор, будто мамаево воинство в русский город. С ходу ворвались в дедову хату.
   — Цынкани, старый пердун, где прячешь девку с парнем? — заорал главный, которого напарник именовал Зубом. — Не цынканешь — кранты тебе, дерьмо в штанах!
   — Чего изволите, господа хорошие? — приложив согнутую ладонь к уху, спросил хитрый дедок. — Девок на хуторе давненько не видал — в город подались, стервы. Из мужиков один я остался…
   — Утюг имеешь, падла?
   — А как же — имеется. Угольков подсыпешь, помахаешь — гладит. Жинка померла, царство ей небесное, приходится самому заниматься бабьими делами… А вам-то, молодым, зачем утюжок?
   — Погладим твое брюхо, сявка вонючая, — расхохотался второй, тоже с нехристианским имячком — Хитрый. — Лучше добровольно признавайся!
   Дядя Федор непонимающе вздернул щирокие плечи, недуменно развел руками, которыми, несмотря на старость, телегу из ямы вытаскивал. Он отлично понимал, что требуют от него заезжие парни, но признаваться не собирался, играл «под дурачка».
   — Утюжок требуется? Сичас подам. Наше дело подневольное, прикажете, не токо брюхо — задницу предоставлю.
   Он выволок из-за ситцевой занавески громадный черный утюг, похожий на гимнастическую гантелину с пуд весом, легко подбросил его, так же легко поймал и с поклоном протянул «гостям». Хитрый схватил за ручку и утюг потянул сильного парня к полу.
   — Вот это утюжище! — охнул он, с уважением и страхом поглялывая на странного старика. — Полегче не найдется?
   — Не держу легкого…
   Упыри, видать, не решились подвергнуть богатыря страшной пытке. Не дай Бог, обозлится, возьмет их обоих за загривки да столкнет лбами. Вон как размахивал пудовым утюгом — легко, с улыбочкой, без малейшего напряжения. Лучше не связываться.
   — Кто еще на хуторе?
   Старик охотно перечислил: две бабы, одна — старая, немощная, но вреднющая; вторая, хоть и горбунья, и хромает, на обе ноги — баба в соку, по всему видать, мужик ей потребен ядренный, слабак не осилит. Но тоже — ехидная вредина, с которой лучше не встречаться, обходить стороной.
   Выслушав деда, бандиты дружно решили остановиться у молодухи. Выйдя под беспрерывный дождик, Зуб по мобильнику доложил помощнику босса о новом проколе, запросил инструкции.
   — Босс цынканул: сидеть на хуторе и ждать, — с удовольствием сообщил он, предчувствуя сладкое сидение рядом со спелой бабой. — Сделаем так, дружан: ты поселишься у старухи, я пойду к инвалидке. Пощупать надо и ту, и другую, а у тебя опыта побольше, любую лярву расколешь. Тем более, старую.
   Предложенная схема Хитрому не понравилась, жить под одной крышей с вонючей старухой он не захотел. Разговор, начавшийся с шопота, перешел в ссору. С выкриками, матюгами, размахиванием кулаками.
   Дядя Федор неодобрительно глядел в окно на бандитов и беззвучно шевелил губами, в свою очередь, поливая мерзопакостников отборными выражениями, почерпнутыми бывшим солдатом на фронтовых дорогах и в траншеях.
   В конце концов, стороны пришли к согласию — поселятся у молодухи вдвоем.
   Настасья встретила постояльцев приветливо. Появились свежие люди, с которыми можно отвести душу, дать волю языку. Не прошло и десяти минут, как шестеркам Николаева стала известна история возникновения, расцвета и упадка Ручьистого, нарисованы портреты мерзкого старика и завистливой старухи Ефросиньи. Со всеми подробностями.
   Горбунья по-молодому носилась по хатенке, сноровисто спускалась в подпол, бегала в погреб и в баньку за сушенными травами и свежим самогоном. Зуб и Хитрый наблюдали за маневрами инвалидки, прикидывали, как подступиться, за что ухватить?
   Блаженствуя за чашками ароматного, настоенного на травах, чая парни осторожно подвели ее к ответу на интересующий их вопрос. Так подкармливают глупую рыбешку, приманивая ее к вентерю или простому крючку.
   — Знамо дело, приезжали, — радостно воскликнула горбунья. — Здеся они нынче, здеся!
   — Где? — в один голос спросили Зуб и Хитрый, не ожидающие столь легкого успеха. — Где схоронилась девка с фраером?
   Для придания своим словам большей значимости Настасья пару минут помолчала, подливая молодым гостям чаек и придвигая нажаренные по причине их приезда оладьи, сдобренные густой сметаной. Какое счастье для одинокой женщины оказаться нужной! Неважно, по какому делу и кому, главное в ней нуждаются, к ее бабьим словам прислушиваются!
   — Знать бы… Все одно дознаюсь и сразу повешу стиранные простынки, — заверила она с хитрющей улыбочкой на гладком, моложавом лице. — С участковым сговорено, он пообещал премию…
   Зуб насторожился, отодвинул чашку, подался к сидящей напротив бабе. Хитрый перестал ковырять спичкой в редких черных зубах.
   — Ментовка кумовая? На мышиных тузов работаешь, падла, филки у них зарабатываешь? Да мы тебя сейчас, лярва, пополам раздерем!
   Горбунья поощрительно заулыбалась. Она вовсе не против, чтобы ее как следует пощипали, наоборот, мучительно жаждет получить давным-давно позабытую сладость. А то, что матерятся, угрожают, так на то они мужики.
   — Зачем раздирать-то? Я не токмо милиции и вам помогу. Живите, пейте-ешьте, вызнаю куда ездит на своей лодчонке клятый Федор — скажу.
   — Сама понимаешь, мужикам не только жрать да пить требуется, — откровенно приступил к завершающей стадии допроса Зуб. — Насильничать тебя неохота, может сама согласишься?
   Молодуха стыдливо опустила голову, но при этом так сверкнула черными глазищами, что и слов не нужно.
   Для кого, спрашивается, беречь себя? Замуж никто ее не возьмет, кому нужна инвалидка, неузаконенной услады на хуторе получить не от кого. Пыталась однажды заманить в хату единственного мужика, так Федор отказался такими словами, что даже, наслушавшаяся в молодости разных словоизвержений, бабка Ефросинья и та осуждающе покачала седой головой.
   А тут и приманивать в свою постель не нужно — мужики сами напрашиваются.
   Ночь прошла бурно. Сменяя один другого, бандиты сами насытились и насытили бабенку. Она будто взбесилась — кажется, даже горб усох, и ноги выпрямились, и груди, недавно безвольно болтающиеся под одеждой, вдруг налились силой, потянулись к сильным мужикам.
   Утром горбунья подскочила в шесть утра, бросилась в кухоньку. Накормить мужчин — главная женская забота. Растопила плиту, поставила тесто, прохромала в погреб за наливками и самогоном, грибками и огурчиками.
   Когда Зуб и Хитрый, потягиваясь и отчаянно зевая отправились к колодцу умываться, зловредная соседка немедля зафиксировала и их появление, и помолодевшую хромоножку, держащую наготове расшитое полотенце. Поймав взгляд старухи, Настасья гордо выпрямилась и насмешливо повела костлявыми плечами. Вот, дескать, какая я — мужики липнут, будто пчелы к меду, а вот к тебе, старая колдунья, уже никто не прилипнет!
   За столом подобревший Зуб продолжил «допрос». Когда посетил участковый хутор? Один был или с кем-то еще? Часто ли старик выезжает в плавни? Что везет? Наведывались ли в последнее время в Ручьистый незнакомые люди?
   Короче, вопросы вились вокруг глупой головы инвалидки комаринной стаей. От их обилия у женщины закружилась голова, но она старательно и подробно, не задумываясь, посвящала «сладких» мужичков во все подробности хуторской, жизни. Да, гостей привез Димка, племяш старика. Служит он в краснодарской уголовке. О девке и ее дружке знает Пантюша, беспутный сродственик Федора. В последний разочек участковый наведался не один — с остроглазым хлопцем. Ей поручено при появлении девки и ее хахаля развесить во дворе бельишко. Неважно какое — простыни, подштаники, рубахи, главное — подать сигнал.
   Вечером Зуб по мобильнику сообщил боссу добытые сведения. В ответ — сидеть и ожидать, заявятся менты — потихоньку замочить, девку не трогать — повязать и доставить к леснику. Вместе со всеми ее пожитками…
   В краевое управление милиции поступил сигнал, требующий немедленной проверки. От кого и в каком виде — никто не знает, но любую анонимку в корзинку не выбросишь в пепельнице не сожжешь.
   Сотрудник уголовки якшается с криминальными структурами!
   В тот же день на начальственный ковер вызван непосредственный димкин начальник. Подрагивающий от волнения, «предпенсионер» не отнекивался, но и не соглашался, старался выбрать некую нейтральную позицию, которая позволит и начальству угодить, и своего сыщика не подставить.
   Долго он на этой «платформе» не удержался. На свет Божий выплыла информация некоего общественного соглядатая о побитом «жигуленке». Непонятная просьба-требование о немедленном предоставлении отпуска расценена попыткой побега. Это состыковалось с нераскрытым нападением неизвестных на машину милиции и недавним наездом на квартиру Сергеевых в Тихорецке.
   Все легко увязывается в заданную схему. Похоже, вычислен предатель, который, без сомнения, обеспечивает «криминал» важнейшей информацией, позволяющей преступникам уходить от возмездия. Не исключено, что предатель связан с похитительницей государственных секретов.
   Запросить у прокурора санкцию на арест, точно так же, как пойти на административное задержание, начальство не решилось — ограничилось секретным распоряжением о негласной «разработке» возможного преступника. Не потому, что измучила совесть, нет, просто таких сыщиков, как Димка, — по пальцам перечесть.
   Бензинчику в тлеющий костерок подбросил внешне доброжелательный звонок из Москвы — требовали дополнительных раз"яснений о принятых мерах по известному делу о дискетах.
   Все это вывело обыкновенного сотрудника уголовного розыска на первое место программы борьбы с организованной преступностью. Но так просто его не ухватишь — прочный авторитет, заработанный Димкой за время работы в угрозыске, успехи в раскрытии преступлений не позволяли без неоспоримых фактов арестовать его.
   По приказанию свыше организована слежка. Специально озадаченные сыщики, которые не числились близкими друзьями «подследственного» доложили: Димка дома не появлялся, квартира заперта, соседи вот уже второй день его не видели…

25

   Валерка не знал, что делать. Письмо, отправленное Молвину, вызвало согласное объявление в «Комсомолке», дело за малым: сообщить адресату место, куда он должен положить требуемые деньги в обмен на желанные дискеты. Но как поступить дальше, когда Молвин — в Москве, а Чудин — на залитом водой островке в глубине кубанских плавней?
   Отправить очередное письмо с требованием отослать деньги до востребования? Прежде всего, кто повезет послание, как переправить письмо Таисия? То, что жена Юрки лежит в больнице, компьютерщик еще не знает. Попросить того же Пантюшу? Довериться незнакомому человеку, пусть даже племяшу дяди Федора, все равно, что добровольно упасть на колени в приемной Платонова. Откуда — Валерка уверен — он вообще не выйдет живым, если и выйдет — под конвоем. Указать адрес краснодарского почтамта означает все тот же роковой результат: смерть либо камера следственного изолятора.
   С какой стороны не посмотришь — ситуация безысходная…
   Человек привыкает ко всему — старая истина. Точно так же Валерка и Людмила привыкли к роли робинзонов, к вечной сырости, комарам, раз"едающим душу туманам, рыбному столу.
   Раз в три дня приезжал дядя Федор. Сообщал свежие хуторские новости, привозил хлеб, масло, бутылку самогона, изредка — сало, курятину.
   — Знамо, не Крым, — угрюмо сочувствовал он. — Зато никто не достанет. Сидят нынче у Настасьи двое бандюг, будто тараканы за печкой, зыркают глазищами по сторонам. Кажись, придется перевозить вас к самому берегу Кубани. Тама спрятана байдарка, в случае чего — сплыть в иное место…
   — Что за люди? — насторожился Валерка, раздирая отросшими ногтями давно не мытую голову. — Откуда взялись?
   — Того не знаю, парубок. Лучше им на глаза не попадаться… Да и инвалидка, похоже, их руку держит — выспрашивает: куда я езжу, по какой надобности. Не верит, што рыбачу, — хитро прижмурился дядя Федор. — Вот и приходится подкармливать доставалу свежей рыбкой. Ее жильцы, видать, уважают ушицу…
   Перед самым приездом старого рыбака Валерка крупно поскандалил с подружкой. Он пришел к единственно правильному, по его мнению, решению — оставить девушку в плавнях под надзором и охраной дяди Федора, а самому мотануть в столицу за деньгами. По возвращению вместе с Людмилой выбраться в ближайший аэропорт и улететь на Дальний Восток.
   Но вот каким образом обмануть милицейские патрули и заслоны, которые, по словам Димки, наглухо перекрыли подступы к хутору?
   Старику не к чему знать причину «дурацкого» желания пробраться в Москву, ему отведена роль советника и помощника, не больше. Попадется старик на зубы настасьиным бандюгам, примутся они за него — может не выдержать зверских пыток. Меньше будет знать — меньше опасности провала.
   Выслушав просьбу Чудина, дядя Федор помассировал затылок, поковырял в носу. Казалось бы, невелика задачка, но как ухватить ее решение, когда оно, если кровью припахивает? Он понимал, что парубок спешит в столицу не на гулянку и не по службе.
   — Што ты таишься от старого — твоя забота, выпытывать не стану. А вот выбраться отселева… Думать надоть. Наведается Пантюша — вместях обмусолим. Жди.
   Легко сказать: жди!
   К обеду следующего дня к хате дяди Федора подкатил мотоцикл. За спиной Пантюши — Юрка Сергеев, в коляске — Димка. Грязные, промокшие.
   — Здорово, дядько, принимай гостей.
   Гости всегда приносят радость, особенно, когда их встречают в древнем хуторе. Дядя Федор поторопился накрыть праздничный стол, уставить его закуской и выпивкой. Пока гости отмывались около колодца, затопил баньку, натаскал в парнуху водички, наполнил квасом малый бочонок.
   Хлопотал по хозяйству, а сам то и дело бросал опасливые взгляды на соседнюю халупу, приютившую двух бандитов. Был уверен — те изучающе смотрят в затененные занавесками окна, гадают по какой надобности пожаловали «мотоциклисты». А вдруг это их не интересует? Может быть, охотятся только за москвичами?
   Напрасно старый рыбак сам себя успокаивал — Настасья самым подробным образом посвятила постояльцев в суть происходящего. Юрку Сергеева она не знала, зато его отлично знали Зуб и Хитрый. А вот на Димку указала кривым пальцем. Тот самый сыщик, который доставил на хутор московскую шлюшку и ее хахаля.
   Зуб насторожился. Будто охотничья собака, почуявшая жирную дичь. Нет, не зря забрели парни в такую непогодь на самый, считай, край света! Кажется, появились «поводыри», которые выведут их на след изворотливой телки.
   Только не фраернуться, вцепиться в хвост, ни на минуту не упускать из виду! Появится девка — прихлопнуть всю компанию: Новожилову представить боссу — пусть сам с ней разберется, остальных — под молотки! Вдруг у старого пердуна припрятано золотишко — старики частенько копят на черный день или на похороны.
   Что до мента — с ним расчет особый, сыскари не раз портили кровушку таким, как Зуб, вот и он тоже выпустит ее из Димки. Расчетливо, не торопясь, по капле, вволю покуражится, выместит на менте все горести, доставленные ему ментами и охранниками в зоне.
   — Носа не показывать, дышать в кулак и следить! — строго наказал он напарнику. — А ты, лярва, живи, как обычно, хромай по двору, копайся в огороде. И не вздумая развешивать подштанники — замочу!
   Счастливая и перепуганная Настасья часто кивала головой. В то, что ее могут убить, хромоножка не особо верила, заезжие мужики наслаждались изувеченным ее телом, нахваливали усердную бабу — зачем им душегубствовать? Нет, нет, угроза обычная мужская присказка!
   Она еще пуще принялась обхаживать любовников, нажарила мясца, напекла блинов-коржиков, сварила в печи наваристый кубанский борщ, натолкла картохи. Под малосоленную селедочку и огурчики-помидорчики выставила настоеннный на ягодах самогон собственного изготовления. Намного ядренней, нежели у Федьки.
   Изучая соседский двор, бандиты то и дело поглядывали на аппетитный стол, глотали голодную слюну. Не жизнь — малина: выпивка, шикарная хаванина, спелая баба.
   Что еще нужно настоящему жигану?
   В свою очередь дядя Федор рассказал гостям о странных людях, поселившихся у соседки. Рыбачить не рыбачат, разговаривают по фене, глушат самогон и, похоже, вдвоем обихаживают инвалидку. Допытываются о какой-то Новожиловой и волосатом ее хахале.
   — Не те ли, которых мы с тобой ищем? — разволновался Юрка, сжимая кулаки. — Посчитаемся?
   — Обязательно, только не сейчас, — задумчиво пробормотал сыщик. — Сначала проведаем зачем пожаловали на хутор, с какой целью затаились? Не похоже это на бандюг — таиться, обычно лезут напролом. Говоришь, о Людке с Валеркой расспрашивают? О том же Таську пытали… Нет, сразу брать за жабры — не резон, может быть парни — в разведке, а за хутором прячется целая группа.
   Дядя Федор одобрительно морщил лицо в довольной ухмылке. Молодчина племяш, с ходу ухватил кота за хвост. Именно на парубка и дивчину нацелились нелюди, ждут — не дождутся их приезда на хутор. Только — не дождутся, упыри!
   — Надо бы отвезти гостеньков в другое место, — обратился старый рыбак сразу к троим собеседникам, но чувствуется: главный ответчик — Пантюша. — Больно уж паленным запахло, как бы не угореть часом. Дажеть мне пятки прижгло. И парубок просит помочь убраться в Москву, дела, мол, там у него, ни отложить, ни поручить друзьякам.
   — А Людка как? — равнодушно спросил Сергеев. — С собой возьмет?
   — На меня оставляет, знает — сберегу, — горделиво приосанился старик и даже провел скрюченным пальцем по воображаемым усам. — Как же, Пантюша, сообразим?
   Как всегда Пантелей не стал расспрашивать, бросаться зряшными словами. Взглянул на дядьку, вопросительно вздернул густые брови. Куда, дескать, велишь доставить волосатого москвича?
   Димка и Юрка помалкивали — их душила ненависть, исключающая все прочие мысли. Слушая беседу дядьки с племяшем, они то и дело поглядывали в сторону соседнего двора, где крутилась-вертелась хромоножка, То курам еды насыпет, то собаку обиходит, то покопается в огороде. Но все время — лицом к хате рыбака, будто заложен там в стене некий сильный магнит, притягивающий бабье внимание.
   — Парубка, понятное дело, к железке, опосля подастся в Москву. А что касаемо дивчины… Надо бы укрыть ее в местах, где людишек погуще, — раздумчиво тянул дядя Федор, наливая из самовара в свою персональную литровую чашку очередную порцию кипятка. — Тама затеряться можно, в плавнях вроде надежно, а вроде и нет. Потому — токо и ждет сатанинское племя, когда я поеду на остров, штобы, значится, пронюхать, подсмотреть… А Валерка с Людкой, промежду прочим, жевать тожеть хочут, да и комарья нынче спасу нет сколь развелось, прямо-таки грызут… Вот и помысли туточки, што лучше: маяться на островке либо жить по-человечески в тех же сочах? С другой стороны, опасно девке жить одной, здеся я завсегда подмогну, а в городе мигом прожуют и сглотнут…
   — Как вывезти? На драндулете? Засекут, — задумчиво вымолвил Пантюша.
   — Зачем на драндулете? — негодующе покривился дядя Федор. — В знаемом месте мы с тобой притопили лодчонку. Не сгнила, чай, не рассыпалась. Мотор — вон в сарае. Сплыть подале, уж потом — пешедралом… Как енто нынче говорят…
   — Автостопом, — подсказал Юрка. — Не получится, дядя Федор. Это раньше таким образом путешествовали по святой Руси, нынче все забил другой «автостоп», — выразительно показал он десятирублевую бумажку. — Не думаю, чтобы у Валерки они водились.
   — Тады перебросить на другой островок. Поближе к горам.
   — Погодите, конспираторы! — будто проснулся сыщик. — Имеется одна мыслишка. Дружок — штурман на лайнере, летает в Москву. Попрошу взять с собой Валерку — возьмет. А Людке лучше жить в Краснодаре, под боком у милиции, там бандитские мордовороты и родные сыскари искать не станут… На неделе окончательно порешим…
   — Неделька, другая? А бандиты и наш участковый на хвосте сидят, вот-вот всех нас — в кутузку. Давай, молодший племяш, делай свои дела, а мы пока перевезем ребяток в другую захоронку. Более надежную.
   Операция по переброске ребят в другую захоронку разработана до мелочей. Подсказывая детали и хитрые ходы, Димка не забывал о бандитах, засевших в соседской хатенке.
   Утром дядя Федор демонстративно взялся за сборы. Вытащил из хаты видавший виды рюкзачок, набил его харчами, всякой всячиной — рыболовной снастью, мисками-котелками, аккуратно завернутыми в целлофан спичками. Короче, всем, что понадобится в плавнях.
   Любопытная горбунья повисла на заборе, провожала испытуюшими взгядами каждое движение соседа.
   — Рыбачить нацелился, Федор?
   — Не, детей крестить, — как всегда угрюмо отбрехался старик. — Сама не видишь, баламутка? Вместях с Пантюшей поработаем бреденьком, поставим сеточку, посидим с удочками. Заодно и тебе свежатинки достанется, будет чем порадовать постояльцев.
   — Токо с Пантюшей? А как же гостеньки?
   — Нехай отсыпаются да от"едаются. Оголодали в городе, забегались по своим делам, работяги…
   — Надолго в плавни?
   — Как понравится. А твоя какая забота, инвалидка? Иль захотелось заманить в постелю мово Пантюшу? Ежели так, то зря, он бабье сословие на дух не переносит, воротит его, бедолагу. Не то, што твои постояльцы, бродят вкруг тебя, будто голодные коты, да облизываются. Гляди — дитенка заделают. Мужики, видать, хваткие.
   По натуре старый рыбак — молчун из молчунов, а тут разговорился на подобии записного оратора. Делал он это неспроста — забить памороки инвалидки словесной шелухой, отвлечь ее от вредных мыслей, которые она сейчас понесет засевшим в хату бандюгам. Пока те отделят зернышки от скорлупок мало ли времени пройдет?
   — Грех на душу берешь, дядя Федор. Кто на меня позарится, бледную немочь, хромую и горбатую. Уплыли мои денечки, ушла бабья радость. А вот Димку с дружком зря дома оставляешь, лишаешь удовольствия выловить того же сазана, посидеть у костерка, похлебать свежей ушицы.
   — Успеется. Чай не на день приихалы, завтра-послезавтра и ушицы наедятся и с рыбкой перемолвятся. Нехай отсыпаются, — промолвил дядя Федор, пряча в опущенных глазах насмешливую ехидину.
   «Содержательную» беседу прервал вышедший из хаты Пантелей.
   — Долго ещю станешь возиться, дядько? Бери вещицы и айда к лодке. Хорошо — загодя ее подготовили.
   Еще бы не подготовить! Под утро, когда едва стало рассветать, втихомолку стащили в лодку мотор, прикрыли его тряпьем. Запихали поглубже под скамью припас для молодой пары. Заодно прибрали весла двух остальных лодок — захотят нелюди проследить, куда направились старик с Пантелеем, пусть раздеваются и пускаются вплавь. Авось, утопнут.
   Выслушав подробную исповедь горбуньи и со вкусом ущипнув ее за тощую ляжку, Зуб забрался на чердак и прилип к окулярам бинокля. Отслеживал каждое движение зловредного старика, подстерегал каждый жест. Вроде, ничего подозрительного. Бредень, сетка, удочки, рыболовный припас. Главное — проследить куда рыболовы поедут. Авось, к тайнику, в котором схоронилась телка.
   Жеманно пошевелив плечиками и пару раз для порядка взвизгнув, инвалидка похромала будить Хитрого, храпящего на лежанке после очередного перекуса. Едва продрав заспанные глаза, напарник Зуба воспользовался его отсутствием и подмял под себя хозяйку. Та по привычке не сопротивлялась, подбадривала любовника охами да ахами.
   Зуб проследил лодку до самого речного поворота, где она скрылась в камышах. Бросился вниз в светелку, стащил Хитрого со стонущей инвалидки.
   — Быстро — к лодкам! Уйдут фрайера! Хватит бабу пользовать — пора делом заняться! Цынкану боссу, падло, под молотки отправит!
   Не на шутку перепуганный Хитрый, слез с горбуньи и, поспешно застегивая ширинку, побежал вслед за Зубом к берегу речушки.
   — Весла спрятали, суки! — во все горло заорал главарь. — Поймаю — кол в задницу дерьмовому деду!