Страница:
Поэтому я предлагаю, чтобы Вы предприняли некоторые исследования относительно случая вооруженного нападения на одно хорошо защищенное учреждение тюремного типа для душевнобольных преступников во время войны Лиги. Это было в Бельгии. Трое охранников были убиты, заключенные освобождены. Всех, кроме одного, быстро поймали. Тот, кому удалось сбежать, когда-то был учеником Боевой школы. Именно он стоит за этим похищением. Когда будет объявлено на весь мир, что именно этот психопат командует детьми, это породит серьезное неприятие в самой командной системе России. Кроме того, это даст им козла отпущения на случай, если они решат вернуть детей.
Не стоит пытаться определить сетевую личность автора этого письма — ее уже нет и никогда не было. Если после исследования, которое я Вас просил провести, Вы не сможете сообразить, кто я и как со мной связаться, то нам все равно говорить не о чем.
У Питера упало сердце, когда он, открыв письмо, адресованное Демосфену, увидел, что оно послано и Локи. Приветствие «Уважаемый Питер Виггин» только подтвердило — кто-то еще, кроме людей Полемарха, расколол его псевдоним. Он ожидал худшего — какого-нибудь шантажа или требования поддержать то или иное предприятие.
К его удивлению, в письме ничего такого не было. Автор утверждал, что получил сообщение от похищенных детей, и предложил Питеру заманчивый путь. Конечно, он тут же поискал в архивах и нашел историю нападения на психиатрическую больницу возле Генка. Найти имя сбежавшего было куда труднее, но он от имени Демосфена попросил своего корреспондента из правоохранительной системы Германии, а потом от имени Локи получил дополнительную помощь от друга в Антисаботажном комитете кабинета Гегемона.
Полученное имя вызвало у Питера смех, потому что оно было в теме письма, которое побудило его к поискам. Ахилл произносится «Ашиль» на французский манер. Сирота, спасенный с улиц Роттердама католической монахиней, которая работала на сектор отбора Боевой школы. Мальчику была сделана операция по исправлению увечной ноги, потом его взяли в Боевую школу, где он продержался всего несколько дней, пока его не разоблачили как серийного убийцу другие ученики, хотя в самой Боевой школе он никого не убил.
Заинтересовал список его жертв. Он убивал всех, кто когда-либо заставил его чувствовать себя или казаться беспомощным или уязвимым. В том числе врача, который починил ему ногу. Явно он не был особенно благодарным.
Сопоставив всю эту информацию, Питер понял, что его корреспондент прав. Если этот псих действительно командовал операцией, в которой детей использовали для военного планирования, то почти наверняка работающие с ним русские офицеры не знали о его преступном прошлом. Какое бы ведомство ни освободило Ахилла из больницы, оно не поделилось бы информацией с военными, которым предстояло с ним работать. Вспыхнувшее возмущение дошло бы до самых верхов русского правительства.
И если даже правительство не станет избавляться от Ахилла и освобождать детей, русская армия очень ревниво оберегает свою независимость от правительства, особенно от его структур, занимающихся разведкой и грязной работой. И есть хороший шанс, что некоторые дети смогут «сбежать» раньше, чем правительство отреагирует, — а такие самовольные действия могут заставить правительство официально заявить, что это было сделано по его указанию.
Возможно, конечно, было и то, что Ахилл убьет одного или нескольких детей, как только его разоблачат. По крайней мере Питеру не придется иметь их противниками в бою. Зная теперь кое-что об Ахилле, Питер был лучше подготовлен к битве умов с ним. Ахилл убивал собственными руками. Поскольку это большая глупость, а Ахилл глупцом не был, значит, это у него неодолимое побуждение. Люди с неодолимыми побуждениями могут быть страшными противниками — но эти же побуждения могут и привести их к поражениям.
Впервые за много недель у Питера забрезжила надежда. Вот как окупилась его работа в виде Локи и Демосфена: обладатели определенной секретной информации, которую они хотят опубликовать, находят пути передать ее Питеру даже без просьбы. Его сила во многом опиралась на не координированность информаторов. Его гордость не уязвляло, что его «используют» анонимные корреспонденты. На самом деле они использовали друг друга. А кроме того, Питер заработал право на получение таких полезных подарков.
И все-таки он всегда смотрел в зубы дареным коням. Выступая как Локи или Демосфен, он списывался с друзьями и корреспондентами в разных правительственных ведомствах в поисках подтверждения сведений, которые собирался публиковать. Возможно ли, что нападение на психбольницу было организовано русскими агентами? Показало ли спутниковое наблюдение какую-либо активность возле шестьдесят четвертой параллели, которая могла бы служить признаком прибытия или отбытия десяти похищенных детей? Известно ли что-нибудь о местонахождении Ахилла, что могло бы противоречить гипотезе о его главенстве в операции с похищением?
Чтобы выверить статью, понадобилась пара дней. Сначала Питер попытался написать колонку от имени Демосфена, но вскоре понял, что Демосфена, все время предупреждающего о кознях России, никто всерьез принимать не станет. Это должен написать Локи. И это будет опасно, потому что до сих пор Локи тщательно следил за тем, чтобы не выглядеть противником России. Поэтому, если Ахилла разоблачит Локи, это скорее воспримут всерьез — но это может стоить Локи его лучших корреспондентов в России. Как бы русские ни возмущались действиями своего правительства, преданность России-матушке лежит глубже. Это была черта, которую переступать нельзя. Для многих, очень многих из его корреспондентов статья Локи поставит его за этой чертой.
И вдруг Питер нашел очевидное решение. До того, как послать статью в «Международные аспекты», он отправит ее своим корреспондентам в России, чтобы предупредить их. Конечно же, текст пройдет через российских военных. Возможно, что отклик последует даже раньше, чем статья появится официально. А его корреспонденты будут знать, что он не желает вреда России — он дал им шанс навести порядок в собственном доме, по крайней мере оставил открытую лазейку для выхода.
Статья была короткой, но в ней назывались имена и открывались двери, куда могли полезть за продолжением другие репортеры. А они полезут. Динамит был уже в первом абзаце.
Здесь, в первом абзаце, и была эта лазейка — одновременно с обвинением Локи великодушно открывал выход, который позволил бы русскому правительству и военным отречься от этой грязи.
На рассылку письма российским корреспондентам ушло двадцать минут. В каждом письме Питер предупреждал, что дает всего шесть часов до того, как отправит свою колонку издателю «Международных аспектов». Проверялыцики «МА» задержат материал еще часа на два, но найдут полное подтверждение всем фактам.
Питер несколько раз нажал кнопку «ОТПРАВИТЬ».
Потом сел подумать над данными, чтобы понять, как по ним вычисляется его корреспондент. Другой пациент психбольницы? Вряд ли — их всех посадили обратно. Служащий больницы? Из них никто не мог бы выяснить, кто прячется за псевдонимами Локи и Демосфена. Кто-то из полиции или секретной службы? Более вероятно — но в новостях мало приводилось имен следователей. Кроме того, как он тогда мог бы узнать, кто из них его зацепил? Нет, корреспондент обещал, что решение единственное. Что-то в этих данных должно сообщить Питеру, кто именно ему пишет и как с ним связаться. Все специалисты по исследованию почты только создадут риск разоблачения Питера без всякой гарантии, что хоть кто-нибудь из них выйдет на нужного человека.
Пока Питер изучал данные в поисках личности своего корреспондента, единственным событием было отсутствие ответа от всех российских друзей. Если бы в статье была неправда или если бы русские военные знали уже о прошлом Ахилла и хотели его скрыть, он бы уже получал поток писем сначала с уговорами не публиковать статью, потом с требованиями и, наконец, с угрозами. Так что отсутствие писем было тем подтверждением из России, которого Питеру не хватало.
В роли Демосфена он был русофобом. В роли Локи он был в разумной степени справедлив ко всем нациям. Но как Питер Виггин он завидовал русским с их чувством национальной идентичности, их сплоченности, когда они чувствовали, что страна в опасности. Если у американцев и были когда-то такие мощные связи, они исчезли куда раньше, чем Питер родился. Для русского быть русским — одна из самых доминантных сторон личности. Для американца быть американцем — это примерно как быть членом ротари-клуба: очень важно, если баллотируешься на высокий пост, и почти ничего не значит во всех остальных случаях. Вот почему Питер, планируя свое будущее, никогда не имел в виду Америку. Американцы заняты своим делом, но ни к чему не имеют настоящей страсти. Пусть Демосфен поднимает гнев и негодование, но они выливаются в злобствование, а не в целеустремленность. Питеру придется искать себе корни в другом месте. Плохо, что Россия для него недоступна. Вот нация с огромной волей к величию, всегда ведомая самым глупым руководством за всю историю человечества — если не считать, быть может, испанских королей. И Ахилл добрался туда первым.
Через шесть часов после передачи письма своим русским корреспондентам Питер еще раз нажал кнопку «ОТПРАВИТЬ». Как ожидалось, он получил ответ через три минуты:
Это точно?
Питер ответил:
Проверьте. Мои источники подтверждают.
И пошел спать.
И тут же проснулся, почти не успев заснуть. Отложив книгу и закрыв глаза, он через две минуты сообразил, что не туда смотрел. Его не сетевой следователь подловил. Это был кто-то, имеющий связь с высшим уровнем руководства МКФ, знающий, что Питер Виггин и есть и Локи, и Демосфен. Но это не Графф и не Чамраджнагар — эти не стали бы намекать на то, кто они такие. Кто-то другой, которому они, быть может, доверились.
Но никто из МКФ не был посвящен в информацию о бегстве Ахилла. Кроме той монахини, которая первым его нашла.
Питер перечитал письмо. Могла ли это написать та монахиня? Возможно, но зачем ей нужна была бы такая анонимность? И почему бы похищенные дети стали переправлять ей сообщение?
Разве что она привела кого-то из них в Боевую школу?
Питер вылез из кровати, подошел к столу и вызвал информацию обо всех похищенных детях. Каждый из них пришел в Боевую школу по результатам обычного тестирования. Никто из них не был найден монахиней, и ни один из них не имел никаких причин тайно ей писать.
Какие тут еще могут быть связи? Ахилл был сиротой на улицах Роттердама, когда сестра Карлотта определила у него военный талант, значит, семейных связей у него тоже быть не могло. Разве что он оказался вроде того греческого мальчика из джиша Эндера, который погиб месяца полтора назад от попадания ракеты. Он тоже считался сиротой, пока не нашлась его настоящая семья.
Сирота. Погиб от попадания ракеты. Как его звали? Юлиан Дельфийски. Прозвище Боб. Имя, которое он принял, когда был сиротой… где?
В Роттердаме. Как Ахилл.
Не надо было особо напрягать воображение. Сестра Карлотта подобрала и Боба, и Ахилла. Боб был одним из товарищей Эндера в последней битве. Только его не пытались похитить, а убили. Все считали, что так вышло из-за плотной защиты мальчика греческой армией, и похитители отказались от своих планов, решив хотя бы не дать противнику использовать такой ценный кадр. Но ведь не делалось даже попытки его похитить, потому что Ахилл уже знал его и, что важнее, Боб знал об Ахилле слишком много.
А если Боб вовсе и не погиб? Если он где-то скрывается, защищенный общим мнением о собственной смерти? Абсолютно правдоподобно, что похищенные дети попытались бы выбрать его для тайного письма, поскольку он единственный из их группы, кроме самого Эндера, который не сидит с ними в плену. И у кого еще был бы такой сильный мотив их выручить и проверенные умственные способности, необходимые для выработки стратегии вроде той, что изложил в письме его информатор?
Питер понимал, что строит карточный домик, этаж за этажом, но каждый интуитивный переход был правилен. Письмо написал Боб. Юлиан Дельфийски. И как же Питеру с ним связаться? Боб может быть где угодно, а связаться с ним способа нет, потому что любой, кто знает, что Боб жив, еще больше постарается делать вид, что Боб мертв, и ни за что не примет для него письма.
И снова решение должно быть очевидно по всем данным, и оно действительно очевидно. Сестра Карлотта.
У Питера был контакт в Ватикане — спарринг-партнер по войне идей, время от времени вспыхивающей между постоянными посетителями сетевых форумов по международным отношениям. В Риме уже было утро, хотя и очень-очень раннее. Но если кто-то в Италии и будет сидеть утром за своим компьютером, то это трудяга-монах, служащий министерства иностранных дел Ватикана.
И ответ действительно пришел через пятнадцать минут.
Питер составил письмо Бобу и отправил его сестре Карлотте. Если кто-то и знает, как связаться со скрывающимся Юлианом Дельфийски, это монахиня, которая когда-то его нашла. Таково единственно возможное решение задачи, которую задал информатор.
В конце концов Питер пошел спать, зная, что все равно долго не проспит — он наверняка встанет и заглянет в сети, посмотреть реакцию на свою статью.
А что, если никто не обратит внимания? Если ничего не случится? И он скомпрометировал личность Локи без всякой выгоды?
Лежа в кровати и притворяясь перед самим собой, будто может уснуть, Питер слышал, как похрапывают родители в комнате на той стороне холла. Слышать их было и странно, и уютно. Странно, потому что человек, который волнуется, что нечто им написанное не вызовет международной реакции, живет в доме родителей — единственный оставшийся дома их ребенок. Уютно, потому что к этому звуку он привык с младенчества, как к гарантии, что они живы, что они рядом, и когда чудища выпрыгнут из-под кровати, родители услышат, как он зовет на помощь.
У чудищ за много лет изменились морды, и прятались они в углах комнат, очень далеких от комнаты Питера, но звук из комнаты родителей был свидетельством, что мир еще существует.
Питер знал (хотя и не понимал почему), что письмо, посланное Юлиану Дельфийски через сестру Карлотту и через ватиканского друга, положит конец этой долгой идиллии — играть в международные дела, пока мать стирает для него белье. Он наконец сам вступал в игру, не как сдержанный и серьезный комментатор Локи или горячий демагог Демосфен — электронные конструкции оба, — а как Питер Виггин, человек из плоти и крови, которого можно поймать, которому можно сделать больно, которого можно убить.
Если что-то и могло не дать ему заснуть, так это именно такая мысль. Но вместо этого Питер ощутил облегчение. Покой. Почти закончилось его долгое ожидание. Он заснул и не проснулся, пока мать не позвала завтракать.
Отец за завтраком читал газету.
— Па, что там пишут?
— Пишут, что этих детей похитили русские. И отдали под контроль известному убийце. Трудно поверить, но вроде бы про этого Ахилла все известно. Выкраден из психбольницы в Бельгии. Черт, в сумасшедшем мире живем. Это мог быть и Эндер.
Питер заметил, как окаменело лицо матери на миг при имени Эндера. Знаю, мама, знаю, Эндер — дитя твоего сердца, и тебе даже имя его слышать больно. Сердце у тебя болит и по любимой Валентине, которая покинула Землю и не вернется никогда, при твоей жизни по крайней мере, Но твой первенец все еще с тобой, талантливый и красивый сын Питер, которому предстоит подарить тебе талантливых и красивых внуков, а может быть, и еще что-нибудь сделать — например, мир установить на Земле, объединив ее под властью одного правительства. Может, это тебя хоть как-то утешит?
Вряд ли.
— А этого убийцу зовут Ахилл… как дальше?
— Фамилии нет. Как у поп-звезды.
Питер внутренне сжался — не от слов отца, а оттого, что чуть не исправил «Ахилл» на «Ашиль». Поскольку ни в одной газете наверняка не было французского произношения имени Ахилла, как бы он объяснил такую поправку?
— А Россия, конечно, отрицает? — спросил Питер. Отец снова пролистал газету.
— Здесь об этом ничего не сказано.
— Класс, — протянул Питер. — Это может значить, что это правда.
— Если бы это было правдой, — возразил отец, — они бы точно отрицали. Русские — они такие.
Будто отец все знал насчет того, «какие» эти русские.
Надо переезжать и жить отдельно, подумал Питер. Я уже в колледже. Я пытаюсь освободить десять пленников, томящихся за полмира от меня. Может, стоит потратить часть гонораров обозревателя на съем квартиры?
Может, даже стоит сделать это сейчас, так что, если Ахилл узнает, кто я, и пошлет ко мне убийц, моя семья не пострадает.
Но в момент, когда возникла эта мысль, появилась и еще одна, темная и очень глубоко скрытая: «Может, если я отсюда съеду, они взорвут дом, когда меня не будет, как было с Юлианом Дельфийски. Сочтут меня мертвым, и какое-то время я буду вне опасности».
Нет, я не желаю смерти отцу с матерью! Какой надо быть сволочью, чтобы так подумать? Я не хочу.
Но Питер прежде всего никогда не лгал сам себе — по крайней мере долго. Он не хочет смерти родителям, тем более гибели в нападении, предназначенном для него. Но он знал: если это случится, он предпочел бы не быть дома. Лучше, конечно, чтобы дома не было никого. Но… в первую очередь его самого.
Да-да. Именно это Валентина в нем и ненавидела. Питер почти забыл, но… Именно за это Эндер и был всеми любимым сыном. Да, конечно, он уничтожил целый вид инопланетян, не говоря уже о том пацане, убитом в туалете в Боевой школе. Но он не был эгоистом, как Питер.
— Питер, ты не ешь, — сказала мать.
— Извини, я сегодня должен получить результаты тестов — наверное, задумался.
— По какому предмету? — спросила мать.
— Всемирная история.
— А правда, странно думать, что когда в будущем напишут книги по истории, в них во всех будет имя твоего брата? — спросила мать.
— Ничего странного. Дополнительный бонус, который получает спаситель мира.
Но Питер, отделываясь шуткой, про себя обещал матери что-то гораздо более серьезное. «Еще при жизни, мама, ты увидишь, что если имя Эндера появится в одной-двух главах, то разговор об этом столетии или следующем будет вообще немыслим без моего имени почти на каждой странице».
— Пора бежать. Удачи тебе в твоих тестах.
— Я их уже сдавал, па. Сегодня я только узнаю оценки.
— Я это и имел в виду. Удачи в оценках.
— Спасибо, — ответил Питер.
И стал есть, пока мать провожала отца до дверей, чтобы поцеловать на прощание.
И у меня это тоже будет, подумал про себя Питер. Кто-нибудь будет провожать меня до дверей. Или кто-нибудь наденет мне повязку на глаза перед расстрелом. Это как дело обернется.
8
Не стоит пытаться определить сетевую личность автора этого письма — ее уже нет и никогда не было. Если после исследования, которое я Вас просил провести, Вы не сможете сообразить, кто я и как со мной связаться, то нам все равно говорить не о чем.
У Питера упало сердце, когда он, открыв письмо, адресованное Демосфену, увидел, что оно послано и Локи. Приветствие «Уважаемый Питер Виггин» только подтвердило — кто-то еще, кроме людей Полемарха, расколол его псевдоним. Он ожидал худшего — какого-нибудь шантажа или требования поддержать то или иное предприятие.
К его удивлению, в письме ничего такого не было. Автор утверждал, что получил сообщение от похищенных детей, и предложил Питеру заманчивый путь. Конечно, он тут же поискал в архивах и нашел историю нападения на психиатрическую больницу возле Генка. Найти имя сбежавшего было куда труднее, но он от имени Демосфена попросил своего корреспондента из правоохранительной системы Германии, а потом от имени Локи получил дополнительную помощь от друга в Антисаботажном комитете кабинета Гегемона.
Полученное имя вызвало у Питера смех, потому что оно было в теме письма, которое побудило его к поискам. Ахилл произносится «Ашиль» на французский манер. Сирота, спасенный с улиц Роттердама католической монахиней, которая работала на сектор отбора Боевой школы. Мальчику была сделана операция по исправлению увечной ноги, потом его взяли в Боевую школу, где он продержался всего несколько дней, пока его не разоблачили как серийного убийцу другие ученики, хотя в самой Боевой школе он никого не убил.
Заинтересовал список его жертв. Он убивал всех, кто когда-либо заставил его чувствовать себя или казаться беспомощным или уязвимым. В том числе врача, который починил ему ногу. Явно он не был особенно благодарным.
Сопоставив всю эту информацию, Питер понял, что его корреспондент прав. Если этот псих действительно командовал операцией, в которой детей использовали для военного планирования, то почти наверняка работающие с ним русские офицеры не знали о его преступном прошлом. Какое бы ведомство ни освободило Ахилла из больницы, оно не поделилось бы информацией с военными, которым предстояло с ним работать. Вспыхнувшее возмущение дошло бы до самых верхов русского правительства.
И если даже правительство не станет избавляться от Ахилла и освобождать детей, русская армия очень ревниво оберегает свою независимость от правительства, особенно от его структур, занимающихся разведкой и грязной работой. И есть хороший шанс, что некоторые дети смогут «сбежать» раньше, чем правительство отреагирует, — а такие самовольные действия могут заставить правительство официально заявить, что это было сделано по его указанию.
Возможно, конечно, было и то, что Ахилл убьет одного или нескольких детей, как только его разоблачат. По крайней мере Питеру не придется иметь их противниками в бою. Зная теперь кое-что об Ахилле, Питер был лучше подготовлен к битве умов с ним. Ахилл убивал собственными руками. Поскольку это большая глупость, а Ахилл глупцом не был, значит, это у него неодолимое побуждение. Люди с неодолимыми побуждениями могут быть страшными противниками — но эти же побуждения могут и привести их к поражениям.
Впервые за много недель у Питера забрезжила надежда. Вот как окупилась его работа в виде Локи и Демосфена: обладатели определенной секретной информации, которую они хотят опубликовать, находят пути передать ее Питеру даже без просьбы. Его сила во многом опиралась на не координированность информаторов. Его гордость не уязвляло, что его «используют» анонимные корреспонденты. На самом деле они использовали друг друга. А кроме того, Питер заработал право на получение таких полезных подарков.
И все-таки он всегда смотрел в зубы дареным коням. Выступая как Локи или Демосфен, он списывался с друзьями и корреспондентами в разных правительственных ведомствах в поисках подтверждения сведений, которые собирался публиковать. Возможно ли, что нападение на психбольницу было организовано русскими агентами? Показало ли спутниковое наблюдение какую-либо активность возле шестьдесят четвертой параллели, которая могла бы служить признаком прибытия или отбытия десяти похищенных детей? Известно ли что-нибудь о местонахождении Ахилла, что могло бы противоречить гипотезе о его главенстве в операции с похищением?
Чтобы выверить статью, понадобилась пара дней. Сначала Питер попытался написать колонку от имени Демосфена, но вскоре понял, что Демосфена, все время предупреждающего о кознях России, никто всерьез принимать не станет. Это должен написать Локи. И это будет опасно, потому что до сих пор Локи тщательно следил за тем, чтобы не выглядеть противником России. Поэтому, если Ахилла разоблачит Локи, это скорее воспримут всерьез — но это может стоить Локи его лучших корреспондентов в России. Как бы русские ни возмущались действиями своего правительства, преданность России-матушке лежит глубже. Это была черта, которую переступать нельзя. Для многих, очень многих из его корреспондентов статья Локи поставит его за этой чертой.
И вдруг Питер нашел очевидное решение. До того, как послать статью в «Международные аспекты», он отправит ее своим корреспондентам в России, чтобы предупредить их. Конечно же, текст пройдет через российских военных. Возможно, что отклик последует даже раньше, чем статья появится официально. А его корреспонденты будут знать, что он не желает вреда России — он дал им шанс навести порядок в собственном доме, по крайней мере оставил открытую лазейку для выхода.
Статья была короткой, но в ней назывались имена и открывались двери, куда могли полезть за продолжением другие репортеры. А они полезут. Динамит был уже в первом абзаце.
Организатором похищения «джиша» Эндера был серийный убийца по имени Ахилл. Во время войны Лиги он был похищен из психиатрической больницы людьми, желающими использовать его темный гений для разработки российской военной стратегии. Он неоднократно убивал собственными руками, и сейчас десять талантливейших детей, спасших некогда мир, отданы на его милость. Что думали русские, вручая власть подобному психопату? Или кровавое прошлое Ахилла было скрыто даже от них?
Здесь, в первом абзаце, и была эта лазейка — одновременно с обвинением Локи великодушно открывал выход, который позволил бы русскому правительству и военным отречься от этой грязи.
На рассылку письма российским корреспондентам ушло двадцать минут. В каждом письме Питер предупреждал, что дает всего шесть часов до того, как отправит свою колонку издателю «Международных аспектов». Проверялыцики «МА» задержат материал еще часа на два, но найдут полное подтверждение всем фактам.
Питер несколько раз нажал кнопку «ОТПРАВИТЬ».
Потом сел подумать над данными, чтобы понять, как по ним вычисляется его корреспондент. Другой пациент психбольницы? Вряд ли — их всех посадили обратно. Служащий больницы? Из них никто не мог бы выяснить, кто прячется за псевдонимами Локи и Демосфена. Кто-то из полиции или секретной службы? Более вероятно — но в новостях мало приводилось имен следователей. Кроме того, как он тогда мог бы узнать, кто из них его зацепил? Нет, корреспондент обещал, что решение единственное. Что-то в этих данных должно сообщить Питеру, кто именно ему пишет и как с ним связаться. Все специалисты по исследованию почты только создадут риск разоблачения Питера без всякой гарантии, что хоть кто-нибудь из них выйдет на нужного человека.
Пока Питер изучал данные в поисках личности своего корреспондента, единственным событием было отсутствие ответа от всех российских друзей. Если бы в статье была неправда или если бы русские военные знали уже о прошлом Ахилла и хотели его скрыть, он бы уже получал поток писем сначала с уговорами не публиковать статью, потом с требованиями и, наконец, с угрозами. Так что отсутствие писем было тем подтверждением из России, которого Питеру не хватало.
В роли Демосфена он был русофобом. В роли Локи он был в разумной степени справедлив ко всем нациям. Но как Питер Виггин он завидовал русским с их чувством национальной идентичности, их сплоченности, когда они чувствовали, что страна в опасности. Если у американцев и были когда-то такие мощные связи, они исчезли куда раньше, чем Питер родился. Для русского быть русским — одна из самых доминантных сторон личности. Для американца быть американцем — это примерно как быть членом ротари-клуба: очень важно, если баллотируешься на высокий пост, и почти ничего не значит во всех остальных случаях. Вот почему Питер, планируя свое будущее, никогда не имел в виду Америку. Американцы заняты своим делом, но ни к чему не имеют настоящей страсти. Пусть Демосфен поднимает гнев и негодование, но они выливаются в злобствование, а не в целеустремленность. Питеру придется искать себе корни в другом месте. Плохо, что Россия для него недоступна. Вот нация с огромной волей к величию, всегда ведомая самым глупым руководством за всю историю человечества — если не считать, быть может, испанских королей. И Ахилл добрался туда первым.
Через шесть часов после передачи письма своим русским корреспондентам Питер еще раз нажал кнопку «ОТПРАВИТЬ». Как ожидалось, он получил ответ через три минуты:
Это точно?
Питер ответил:
Проверьте. Мои источники подтверждают.
И пошел спать.
И тут же проснулся, почти не успев заснуть. Отложив книгу и закрыв глаза, он через две минуты сообразил, что не туда смотрел. Его не сетевой следователь подловил. Это был кто-то, имеющий связь с высшим уровнем руководства МКФ, знающий, что Питер Виггин и есть и Локи, и Демосфен. Но это не Графф и не Чамраджнагар — эти не стали бы намекать на то, кто они такие. Кто-то другой, которому они, быть может, доверились.
Но никто из МКФ не был посвящен в информацию о бегстве Ахилла. Кроме той монахини, которая первым его нашла.
Питер перечитал письмо. Могла ли это написать та монахиня? Возможно, но зачем ей нужна была бы такая анонимность? И почему бы похищенные дети стали переправлять ей сообщение?
Разве что она привела кого-то из них в Боевую школу?
Питер вылез из кровати, подошел к столу и вызвал информацию обо всех похищенных детях. Каждый из них пришел в Боевую школу по результатам обычного тестирования. Никто из них не был найден монахиней, и ни один из них не имел никаких причин тайно ей писать.
Какие тут еще могут быть связи? Ахилл был сиротой на улицах Роттердама, когда сестра Карлотта определила у него военный талант, значит, семейных связей у него тоже быть не могло. Разве что он оказался вроде того греческого мальчика из джиша Эндера, который погиб месяца полтора назад от попадания ракеты. Он тоже считался сиротой, пока не нашлась его настоящая семья.
Сирота. Погиб от попадания ракеты. Как его звали? Юлиан Дельфийски. Прозвище Боб. Имя, которое он принял, когда был сиротой… где?
В Роттердаме. Как Ахилл.
Не надо было особо напрягать воображение. Сестра Карлотта подобрала и Боба, и Ахилла. Боб был одним из товарищей Эндера в последней битве. Только его не пытались похитить, а убили. Все считали, что так вышло из-за плотной защиты мальчика греческой армией, и похитители отказались от своих планов, решив хотя бы не дать противнику использовать такой ценный кадр. Но ведь не делалось даже попытки его похитить, потому что Ахилл уже знал его и, что важнее, Боб знал об Ахилле слишком много.
А если Боб вовсе и не погиб? Если он где-то скрывается, защищенный общим мнением о собственной смерти? Абсолютно правдоподобно, что похищенные дети попытались бы выбрать его для тайного письма, поскольку он единственный из их группы, кроме самого Эндера, который не сидит с ними в плену. И у кого еще был бы такой сильный мотив их выручить и проверенные умственные способности, необходимые для выработки стратегии вроде той, что изложил в письме его информатор?
Питер понимал, что строит карточный домик, этаж за этажом, но каждый интуитивный переход был правилен. Письмо написал Боб. Юлиан Дельфийски. И как же Питеру с ним связаться? Боб может быть где угодно, а связаться с ним способа нет, потому что любой, кто знает, что Боб жив, еще больше постарается делать вид, что Боб мертв, и ни за что не примет для него письма.
И снова решение должно быть очевидно по всем данным, и оно действительно очевидно. Сестра Карлотта.
У Питера был контакт в Ватикане — спарринг-партнер по войне идей, время от времени вспыхивающей между постоянными посетителями сетевых форумов по международным отношениям. В Риме уже было утро, хотя и очень-очень раннее. Но если кто-то в Италии и будет сидеть утром за своим компьютером, то это трудяга-монах, служащий министерства иностранных дел Ватикана.
И ответ действительно пришел через пятнадцать минут.
Местонахождение сестры Карлотты не разглашается. Сообщение можно передать. То, что вы пошлете через меня, я читать не буду. (Здесь нельзя работать, если не умеешь держать глаза закрытыми.)
Питер составил письмо Бобу и отправил его сестре Карлотте. Если кто-то и знает, как связаться со скрывающимся Юлианом Дельфийски, это монахиня, которая когда-то его нашла. Таково единственно возможное решение задачи, которую задал информатор.
В конце концов Питер пошел спать, зная, что все равно долго не проспит — он наверняка встанет и заглянет в сети, посмотреть реакцию на свою статью.
А что, если никто не обратит внимания? Если ничего не случится? И он скомпрометировал личность Локи без всякой выгоды?
Лежа в кровати и притворяясь перед самим собой, будто может уснуть, Питер слышал, как похрапывают родители в комнате на той стороне холла. Слышать их было и странно, и уютно. Странно, потому что человек, который волнуется, что нечто им написанное не вызовет международной реакции, живет в доме родителей — единственный оставшийся дома их ребенок. Уютно, потому что к этому звуку он привык с младенчества, как к гарантии, что они живы, что они рядом, и когда чудища выпрыгнут из-под кровати, родители услышат, как он зовет на помощь.
У чудищ за много лет изменились морды, и прятались они в углах комнат, очень далеких от комнаты Питера, но звук из комнаты родителей был свидетельством, что мир еще существует.
Питер знал (хотя и не понимал почему), что письмо, посланное Юлиану Дельфийски через сестру Карлотту и через ватиканского друга, положит конец этой долгой идиллии — играть в международные дела, пока мать стирает для него белье. Он наконец сам вступал в игру, не как сдержанный и серьезный комментатор Локи или горячий демагог Демосфен — электронные конструкции оба, — а как Питер Виггин, человек из плоти и крови, которого можно поймать, которому можно сделать больно, которого можно убить.
Если что-то и могло не дать ему заснуть, так это именно такая мысль. Но вместо этого Питер ощутил облегчение. Покой. Почти закончилось его долгое ожидание. Он заснул и не проснулся, пока мать не позвала завтракать.
Отец за завтраком читал газету.
— Па, что там пишут?
— Пишут, что этих детей похитили русские. И отдали под контроль известному убийце. Трудно поверить, но вроде бы про этого Ахилла все известно. Выкраден из психбольницы в Бельгии. Черт, в сумасшедшем мире живем. Это мог быть и Эндер.
Питер заметил, как окаменело лицо матери на миг при имени Эндера. Знаю, мама, знаю, Эндер — дитя твоего сердца, и тебе даже имя его слышать больно. Сердце у тебя болит и по любимой Валентине, которая покинула Землю и не вернется никогда, при твоей жизни по крайней мере, Но твой первенец все еще с тобой, талантливый и красивый сын Питер, которому предстоит подарить тебе талантливых и красивых внуков, а может быть, и еще что-нибудь сделать — например, мир установить на Земле, объединив ее под властью одного правительства. Может, это тебя хоть как-то утешит?
Вряд ли.
— А этого убийцу зовут Ахилл… как дальше?
— Фамилии нет. Как у поп-звезды.
Питер внутренне сжался — не от слов отца, а оттого, что чуть не исправил «Ахилл» на «Ашиль». Поскольку ни в одной газете наверняка не было французского произношения имени Ахилла, как бы он объяснил такую поправку?
— А Россия, конечно, отрицает? — спросил Питер. Отец снова пролистал газету.
— Здесь об этом ничего не сказано.
— Класс, — протянул Питер. — Это может значить, что это правда.
— Если бы это было правдой, — возразил отец, — они бы точно отрицали. Русские — они такие.
Будто отец все знал насчет того, «какие» эти русские.
Надо переезжать и жить отдельно, подумал Питер. Я уже в колледже. Я пытаюсь освободить десять пленников, томящихся за полмира от меня. Может, стоит потратить часть гонораров обозревателя на съем квартиры?
Может, даже стоит сделать это сейчас, так что, если Ахилл узнает, кто я, и пошлет ко мне убийц, моя семья не пострадает.
Но в момент, когда возникла эта мысль, появилась и еще одна, темная и очень глубоко скрытая: «Может, если я отсюда съеду, они взорвут дом, когда меня не будет, как было с Юлианом Дельфийски. Сочтут меня мертвым, и какое-то время я буду вне опасности».
Нет, я не желаю смерти отцу с матерью! Какой надо быть сволочью, чтобы так подумать? Я не хочу.
Но Питер прежде всего никогда не лгал сам себе — по крайней мере долго. Он не хочет смерти родителям, тем более гибели в нападении, предназначенном для него. Но он знал: если это случится, он предпочел бы не быть дома. Лучше, конечно, чтобы дома не было никого. Но… в первую очередь его самого.
Да-да. Именно это Валентина в нем и ненавидела. Питер почти забыл, но… Именно за это Эндер и был всеми любимым сыном. Да, конечно, он уничтожил целый вид инопланетян, не говоря уже о том пацане, убитом в туалете в Боевой школе. Но он не был эгоистом, как Питер.
— Питер, ты не ешь, — сказала мать.
— Извини, я сегодня должен получить результаты тестов — наверное, задумался.
— По какому предмету? — спросила мать.
— Всемирная история.
— А правда, странно думать, что когда в будущем напишут книги по истории, в них во всех будет имя твоего брата? — спросила мать.
— Ничего странного. Дополнительный бонус, который получает спаситель мира.
Но Питер, отделываясь шуткой, про себя обещал матери что-то гораздо более серьезное. «Еще при жизни, мама, ты увидишь, что если имя Эндера появится в одной-двух главах, то разговор об этом столетии или следующем будет вообще немыслим без моего имени почти на каждой странице».
— Пора бежать. Удачи тебе в твоих тестах.
— Я их уже сдавал, па. Сегодня я только узнаю оценки.
— Я это и имел в виду. Удачи в оценках.
— Спасибо, — ответил Питер.
И стал есть, пока мать провожала отца до дверей, чтобы поцеловать на прощание.
И у меня это тоже будет, подумал про себя Питер. Кто-нибудь будет провожать меня до дверей. Или кто-нибудь наденет мне повязку на глаза перед расстрелом. Это как дело обернется.
8
ХЛЕБНЫЙ ФУРГОН
Кому: Demosthenes % Tecumseh @ freeamerica. org
От: unready % cincinnatus @ anon. set
Тема: Спутниковые наблюдения
Петра знала, что одиночество — это средство, которое против нее используют. Не дать человеку вообще ни с кем разговаривать, и тогда, когда кто-то появится, он будет так рад, что выболтает все, поверит в любую ложь, примет злейшего врага как друга.
Жутко, что знаешь наперед шаги противника, а они все равно действуют. Как в спектакле, на который ее повели родители на второй неделе после возвращения с войны. На сцене четырехлетняя девочка спрашивала у мамы, почему папы до сих пор нет дома. Мать пытается объяснить ей, что отец погиб от бомбы азербайджанского террориста — второй бомбы, которая должна была убить тех, кто бросился спасать раненых от первого, меньшего взрыва. Отец погиб как герой, пытаясь спасти ребенка, застрявшего в развалинах, хотя полиция кричала ему, чтобы бежал прочь, может быть второй взрыв. В конце концов мать рассказывает дочери все.
Дочка топает ножкой и сердито кричит: «Он мой папа! А не папа того мальчика!» А мать говорит: «Папы и мамы того мальчика не было рядом, и твой папа сделал для него то, что хотел бы, чтобы сделал для тебя другой, если его не будет рядом». Тогда девочка разражается слезами и говорит: «А теперь он никогда ко мне не придет! И я не хочу никого другого! Я хочу, чтобы папа пришел!»
Петра смотрела спектакль, понимая, насколько он циничен. Возьми ребенка, сыграй на семейных привязанностях, намешай благородства и героизма, негодяев возьми среди древних врагов, и пусть ребенок говорит невинные глупости и плачет. Такое вполне может написать компьютер. И все равно действовало — Петра плакала как ребенок, и весь зал тоже.
Вот так же она знала, как должна подействовать на нее изоляция — а это все равно происходило. На что они там надеются, так, наверное, и получится. Потому что люди — просто машины, и Петра это знала, машины, которые делают что хочешь, надо только тянуть за нужные рычаги. И не важно, насколько сложным кажется человек: если его всего лишь отрезать от сети людей, которые придают ему личность, от общества, где он себя идентифицирует, останется просто набор рычагов. Не важно, насколько он будет сопротивляться или насколько ему известно, чего от него хотят. В конце концов, если достаточно выждать, на нем можно будет играть как на пианино, и каждая нота будет именно той, которой от него ждут.
То же самое и со мной, думала Петра.
День за днем в полном одиночестве. Работать на компьютере, получая задания от людей, не дававших ни намека на свою личность. Посылать письма ребятам из джиша Эндера, зная, что эти письма тоже проходят цензуру и все личные нотки вычеркиваются. Только данные, которые передаются туда-сюда. Без поисков в сети. Подавай запрос, и ответ получишь только через людей, которые тебя контролируют. И одна. Все время одна.
Петра пыталась побольше спать, но, очевидно, что-то подмешали в питье: она настолько взбодрилась, что совсем не могла спать. И она перестала играть в пассивное сопротивление. Просто жила, превратившись в машину, которой ее хотели сделать, притворяясь перед собой, что она только притворяется машиной, а на самом деле ни за что машиной не станет, и в то же время зная, что чем человек притворяется, тем и становится.
И вот настает день, когда открывается дверь и кто-то входит.
В л ад.
Тоже из армии Драконов. Моложе Петры, хороший парень, хотя Петра не очень близко его знала. Но была одна вещь, которая их объединяла, и очень серьезная: кроме Петры, из всего Эндерова джиша сломался только Влад, и его пришлось на день отстранить от боев. Все старались быть с ними помягче, но и Петра, и Влад знали: они слабаки. Они получили те же медали и благодарности, что и все прочие, и знали сами: их медали весят меньше, их благодарности — пустые слова, потому что они не смогли выдержать того, что выдержали другие. Конечно, Петра никогда с Владом об этом не говорила. Она только знала, что он знает то же самое, что знает она — он побывал в том же длинном темном туннеле. И вот он здесь.
— Привет, Петра!
— Привет, Влад. — Петра обрадовалась звуку собственного голоса. Он еще работал. И голосу Влада она тоже обрадовалась.
— Боюсь, я стал новым пыточным инструментом, который хотят на тебе испробовать.
Он сказал это с улыбкой — пытался сделать вид, будто это шутка. Поэтому Петра поняла, что здесь шуткой и не пахнет.
— Да? Вообще-то по евангельской традиции тебе полагается просто меня поцеловать, а пытать будут другие.
— На самом деле это не пытка. Это путь к выходу.
От: unready % cincinnatus @ anon. set
Тема: Спутниковые наблюдения
Наблюдения со спутников с момента гибели семьи Дельфийски: одновременное отбытие девяти транспортных средств из некоторой точки северной России, 64-я параллель. Фактический развоз? Отвлекающий маневр? Какова наша лучшая стратегия, друг мой? Уничтожать или выручать? Это дети или оружие массового поражения?
Трудно сказать. И зачем этот паразит Локи устроил отъезд Эндера? Сейчас бы этот мальчик нам пригодился. Насчет того, что машин было девять, а не десять: возможно, один из детей мертв или болен. Может быть, один перевербован. Может быть, двоих повезли в одной машине. Все это догадки. Я видел только сырые спутниковые данные, а не донесения в разведсети. Если у тебя есть другие источники, не поделишься ли информацией?
Кастер.
Петра знала, что одиночество — это средство, которое против нее используют. Не дать человеку вообще ни с кем разговаривать, и тогда, когда кто-то появится, он будет так рад, что выболтает все, поверит в любую ложь, примет злейшего врага как друга.
Жутко, что знаешь наперед шаги противника, а они все равно действуют. Как в спектакле, на который ее повели родители на второй неделе после возвращения с войны. На сцене четырехлетняя девочка спрашивала у мамы, почему папы до сих пор нет дома. Мать пытается объяснить ей, что отец погиб от бомбы азербайджанского террориста — второй бомбы, которая должна была убить тех, кто бросился спасать раненых от первого, меньшего взрыва. Отец погиб как герой, пытаясь спасти ребенка, застрявшего в развалинах, хотя полиция кричала ему, чтобы бежал прочь, может быть второй взрыв. В конце концов мать рассказывает дочери все.
Дочка топает ножкой и сердито кричит: «Он мой папа! А не папа того мальчика!» А мать говорит: «Папы и мамы того мальчика не было рядом, и твой папа сделал для него то, что хотел бы, чтобы сделал для тебя другой, если его не будет рядом». Тогда девочка разражается слезами и говорит: «А теперь он никогда ко мне не придет! И я не хочу никого другого! Я хочу, чтобы папа пришел!»
Петра смотрела спектакль, понимая, насколько он циничен. Возьми ребенка, сыграй на семейных привязанностях, намешай благородства и героизма, негодяев возьми среди древних врагов, и пусть ребенок говорит невинные глупости и плачет. Такое вполне может написать компьютер. И все равно действовало — Петра плакала как ребенок, и весь зал тоже.
Вот так же она знала, как должна подействовать на нее изоляция — а это все равно происходило. На что они там надеются, так, наверное, и получится. Потому что люди — просто машины, и Петра это знала, машины, которые делают что хочешь, надо только тянуть за нужные рычаги. И не важно, насколько сложным кажется человек: если его всего лишь отрезать от сети людей, которые придают ему личность, от общества, где он себя идентифицирует, останется просто набор рычагов. Не важно, насколько он будет сопротивляться или насколько ему известно, чего от него хотят. В конце концов, если достаточно выждать, на нем можно будет играть как на пианино, и каждая нота будет именно той, которой от него ждут.
То же самое и со мной, думала Петра.
День за днем в полном одиночестве. Работать на компьютере, получая задания от людей, не дававших ни намека на свою личность. Посылать письма ребятам из джиша Эндера, зная, что эти письма тоже проходят цензуру и все личные нотки вычеркиваются. Только данные, которые передаются туда-сюда. Без поисков в сети. Подавай запрос, и ответ получишь только через людей, которые тебя контролируют. И одна. Все время одна.
Петра пыталась побольше спать, но, очевидно, что-то подмешали в питье: она настолько взбодрилась, что совсем не могла спать. И она перестала играть в пассивное сопротивление. Просто жила, превратившись в машину, которой ее хотели сделать, притворяясь перед собой, что она только притворяется машиной, а на самом деле ни за что машиной не станет, и в то же время зная, что чем человек притворяется, тем и становится.
И вот настает день, когда открывается дверь и кто-то входит.
В л ад.
Тоже из армии Драконов. Моложе Петры, хороший парень, хотя Петра не очень близко его знала. Но была одна вещь, которая их объединяла, и очень серьезная: кроме Петры, из всего Эндерова джиша сломался только Влад, и его пришлось на день отстранить от боев. Все старались быть с ними помягче, но и Петра, и Влад знали: они слабаки. Они получили те же медали и благодарности, что и все прочие, и знали сами: их медали весят меньше, их благодарности — пустые слова, потому что они не смогли выдержать того, что выдержали другие. Конечно, Петра никогда с Владом об этом не говорила. Она только знала, что он знает то же самое, что знает она — он побывал в том же длинном темном туннеле. И вот он здесь.
— Привет, Петра!
— Привет, Влад. — Петра обрадовалась звуку собственного голоса. Он еще работал. И голосу Влада она тоже обрадовалась.
— Боюсь, я стал новым пыточным инструментом, который хотят на тебе испробовать.
Он сказал это с улыбкой — пытался сделать вид, будто это шутка. Поэтому Петра поняла, что здесь шуткой и не пахнет.
— Да? Вообще-то по евангельской традиции тебе полагается просто меня поцеловать, а пытать будут другие.
— На самом деле это не пытка. Это путь к выходу.