- И потом не нужно...
   - Это почему же? - не понял Володя. - Если я не принесу скрипку, то на меня и подумают.
   - Да не понесешь ты больше скрипку в музей... - сказал Кошмарик как-то уклончиво.
   Володя хотел было уточнить, что он имеет в виду, но вдруг появился Серега.
   - Едва сумел отмазаться. Кому там за меня стоять? Ну посадили какую-то бабку, раз я заболел.
   - Правильно, пусть бабка и сидит. Нашел себе старушечью работу! На тебе бы воду возить и мешки таскать! - все ещё не мог уняться Кошмарик, желавший вдоволь поиздеваться над таким крутым, "пятнистым" мужиком. Ладно, говори, куда сейчас поедем. Мы - на моторе, ты - на чем хочешь. Только смотри не динамь!
   - Не надинамлю, - сказал Серега, поглядывая на Володю, который, тоже войдя в роль, смотрел на охранника, как брянский партизан на фашиста.
   Узнали адрес комиссионки и договорились встретиться в помещении магазина через полчаса. Ехать было недалеко, Кошмарик успел завести Володю в "Макдоналдс", где они перехватили по гамбургеру с лимонадом, и Кошмарик, с наслаждением уминая заморскую котлету, говорил:
   - Вот теперь и пораскинь мозгами, Вовчик: что в жизни важнее? Быть ученым, слабым нытиком, которого всякий может опустить, или неученым, но ловким и практичным? Причем заметь, я закон нарушать не собираюсь, а поэтому и совесть моя всегда чиста.
   - Разве только закон знает, где хорошо, а где плохо? Многое в кодексе не прописано, - поразмышляв, сказал Володя.
   - А если не прописано, значит, все, что за кодексом, делать можно. Вот и будем делать! Мне нужен миллион баксов. Тебе я, конечно, отдам половину. На малюсенькую часть от этих денег ты купишь для своего любимого музея новую балалайку, ещё более красивую, чем то старье. Под этой балалайкой повесят табличку "Сделана в третьем веке до нашей эры" и лохи, что придут в музей, будут страшно довольны, что увидели такую старинную балалайку. Или не так?
   Володя уж было открыл рот, чтобы горячо возразить другу, но вдруг вспомнил, что скрипка, за которой он ехал сейчас в магазин, вовсе не являлась инструментом работы Страдивари, и музейные работники, зная об этом, нарочно привлекали к ней внимание именем более известного мастера. Получалось, что Кошмарик хоть и говорил цинично и грубо, но по сути дела был прав. И Володя, злой на себя, на друга, на всех музейных работников мира, с сердцем сказал:
   - Ладно, хватит жрать! Поедем, а то упустим время... Скрипку упустим...
   Подъехали к магазину, но Сереги там не было. Потолкались в зале. Музыкальными инструментами здесь и не пахло.
   - Неужели он кинул нас? - мрачно спросил Ленька, наверное, самого себя. Миллион долларов Кошмарику терять никак не хотелось.
   Подождали ещё пять минут, десять. Кошмарик нервно дергал себя за серьгу, и Володя боялся, что его друг от расстройства сейчас оторвет себе мочку уха. Но вот лицо Леньки осветилось счастьем, но мгновенно приняло свирепое выражение - к ним подходил Серега, а потому требовалось выдержать тон.
   - Мы вас чуть не потеряли, сэр, - строго заметил Ленька, и Серега принялся бубнить слова извинения, что заставило Кошмарика дружелюбно похлопать его по широкой спине и доверительно сказать: - Ладно, хорош буруздеть. Скрипочку нам сейчас же отдай, да в пакетике с ручкой, чтобы нести удобно было.
   Подошли к прилавку. Серега, наклонясь над витриной, что-то быстро спросил у продавца, бородатого верзилы в золотых очках. Тот понимающе кивнул и сказал Сереге:
   - Зайдите.
   Вместе они зашли в служебное помещение, и через три минуты "пятнистый козел" уже стоял рядом с ребятами. Лицо его выражало досаду и испуг.
   - Мужики, - сказал он, - а взяли уже вашу скрипку...
   - Взяли? - с угрозой спросил Кошмарик. - Это кто же взял?
   - Да покупатель один взял. Деньги вот отдал. Пятьдесят тонн.
   И Серега достал пачку, нерешительно стал вертеть её в руке, не зная, что с ней делать.
   - Пятьдесят тонн деревянными?! - удивился Кошмарик с такой неподдельной искренностью, что можно было подумать, ему сообщили, будто его пьяница отец - инопланетянин. - Деревянными?
   - Мужики, - затряс толстыми щеками Серега, - что я могу поделать, здесь больше не дают! Больше только за бугром могли бы дать, а здесь нет...
   - Вот мы и хотели эту балалайку за бугром продавать, а ты, козлина, нам всю малину испортил! А ну, пшел вон отсюда, жираф полосатый! - Кошмарик вырвал из рук Сереги деньги, пихнул их в карман косухи и пустил в спину уходящему Сереге: - Сиди дома и жди звонка! Сегодня за тобой приедут!
   Володя следил за разговором вначале с огорчением, потом - с улыбкой, а под конец - с чувством жалости: как жадность, жестокость, желание властвовать могли ломать людей, делать их то злыми, то униженными.
   - Ну, зачем ты его так, - укорил Володя друга.
   - Что, тебе его жалко? - окрысился Кошмарик. - Ну, так вспомни, как мимо тебя, упавшего в обморок, прошел спокойненько и скрипку спер, чтобы на тебя подумали! Что, жалеешь эту гниду? Он, может, теперь умнее будет. Подумает: брать чужое или не брать! Все, базар-вокзалы кончаем. Ты, конечно, подумал, что мне и пятидесяти тысяч рубликов довольно будет? Нет, Вовчик. Я - очень жадный человек, а поэтому...
   И он подошел к витрине-прилавку, наклонился вперед, как это сделал Серега, кивнул бородатому продавцу:
   - А на минуточку вас можно? - спросил, стараясь говорить построже.
   Бородатый подошел, и Кошмарик, подергав себя за серьгу, сказал:
   - Господин хороший, тут случился один неприятный случай.
   - Да. Какой же? - с вежливым вниманием уставился на Кошмарика продавец.
   - Понимаете ли, из частной коллекции моего родного дяди недавно была похищена очень ценная скрипка. Работы одного итальянского мастера. Так уж оказалось, что узнали мы, будто скрипка эта попала в ваш магазин. Вот только молодой человек в камуфляже, которому вы десять минут назад передали деньги, пятьдесят тысяч, и есть похититель скрипки. Нехорошо как-то получается, господин хороший. Принимаете на комиссию непроверенные вещи, темные, но я на вас не в обиде - каждому сейчас кушать хочется. Подскажите, пожалуйста, кому вы отдали нашу скрипку работы итальянского мастера, и мы с вас аккуратненько и тихонько слезем.
   Володя, стоящий от Кошмарика метрах в пяти, в сторонке, слышал каждое слово друга и видел, как менялось выражение лица продавца, он стал каким-то грустным и поглядывал на Кошмарика с сожалением и с досадой. Когда же Ленька кончил говорить, он очень вежливо, ровным и мягким тоном сказал:
   - Молодой человек, вы, наверное, ошиблись. Посмотрите, разве в моем отделе есть хоть один музыкальный инструмент? Я продаю бронзу, фарфор, старинные картины, а музыкальными инструментами занимаются совсем другие магазины. Могу дать вам адреса. К тому же даже если бы я и принимал музыкальные инструменты на комиссию, то никогда бы не взял вещь с сомнительным прошлым. У нас все протоколируется, все с паспортом. Помилуйте...
   Кошмарик понял, что больше ему здесь делать нечего. Ему не скажут ничего, и этот бородач в золотых очках совсем не похож на глупого слабака Серегу.
   - Ну, спасибо, шеф, спасибо, - озадаченно произнес Кошмарик и стал удаляться от прилавка, из-за которого на него с нескрываемой насмешкой смотрел продавец.
   На улице Ленька выглядел ещё более обескураженным.
   - Ну вот, видишь, накрылся мой миллион баксов. Как теперь найдешь эту скрипку?
   Володя был огорчен тоже, но не уплывшая денежная выгода волновала его. Музей, похоже, лишился скрипки Страдивари - Орланди навсегда, а на нем оставалось подозрение как на соучастнике кражи.
   - И все же этот пятнистый лох раскололся у меня, как гнилой орех! повеселел Кошмарик, хрустя в кармане новенькими купюрами. - Гляди-ка, за какой-то час двадцать пять тонн заработал!
   - Почему двадцать пять? - не понял Володя.
   - А как же? Пятьдесят делим пополам, сколько получается?
   - Мне - не надо!
   - Надо, Вова, надо! - прогундосил Ленька, передразнивая Володю. - Или я тебя всегда на своем моторе по городу возить буду? Зайдем-ка за угол...
   И Володя, преодолевая стыд и тяжесть в ногах, послушно пошел за Кошмариком за угол, где тот и отсчитал ему полпачки.
   - Вот тебе бабки на мотор, - сказал Кошмарик, передавая Володе деньги. - А я к себе поеду. Мы с тремя пацанами квартиру однокомнатную снимаем.
   - Телефон дашь? - спросил Володя.
   - Нет, не дам. Сам когда-нибудь позвоню. Да, - счастливо улыбнулся он, уже позабыв о потере лимона, - надо к тебе почаще заезжать. С тобой, нервным лохом, без бабок не останешься!
   6
   ГАЗОВАЯ АТАКА В КОНЦЕРТНОМ ЗАЛЕ
   Тревога в сердце Володи скоро улеглась. Святым он не был, а поэтому совесть очень быстро подсунула ему оправдание: скрипку я не крал, а поэтому и горевать не о чем. К тому же Володя не мог забыть слов Кошмарика о том, что вещь на выставке, имеющая громкую подпись, будет в глазах посетителей такой, какой её хотят представить. Вот и видел он в своем воображении новую скрипку, висящую на месте украденной - и все тихо, все мирно, все довольны. Доволен был он и потому, что двадцать пять тысяч рублей были огромной суммой не только для него, но и для мамы, папы, да и многих знакомых их семьи. Вот поэтому и полеживал Володя на диване в течение двух дней, находясь в сладких мечтах о том, на что он потратит деньги. Только боязнь, что родители пристанут и начнут расспрашивать, откуда нашлись деньги на то да на се, удерживала его от покупок.
   Иногда Володя, правда, вспоминал о старинном письме, о загадочных свойствах скрипки, и ему становилось немного грустно потому что открыть секрет скрипки синьора Орланди он так и не сумел. Еще пару раз он представил удивление, испуг, нервный срыв того, кто купил скрипку и попробовал на ней играть. Эта воображаемая картина одновременно и пугала Володю, будто сам снова принимал удар колдовского звука, и смешила - вот потеха-то: провел смычком по струнам - и на бок! В общем, на третий после его встречи с Кошмариком день Володя находился в отличном настроении. Ничто не тревожило его душевный покой.
   В тот вечер они сидели и ужинали втроем. Работал телевизор, шли питерские новости. Володя был увлечен обсасыванием большой говяжьей кости, вытащенной мамой из только что сваренного бульона, поэтому сообщения диктора не сразу достигли его сознания. Вдруг отдельные фразы телеприемника сломали плотину невосприимчивости мальчика, услышавшего:
   - Сегодня... скрипичный концерт... известный музыкант... всеобщая паника в зале...
   Кость так и замерла в руках Володи, повернувшего голову в сторону экрана. Мама и папа тоже оставили еду, а диктор продолжал:
   - Народ стал выбегать из зала, когда кто-то во время концерта крикнул: "Это - газ!" Как рассказывают очевидцы, зрители стали сразу покидать свои места, устремились к выходу. Иные на ходу закрывали нос, другие - уши, слышались стоны. У выхода возникла толчея, несколько человек были травмированы. Приехавшими к концертному залу бригадами "скорой помощи" раненые были госпитализированы. Многим пришлось оказывать психологическую помощь, так как они находились в состоянии шока, вызванного пережитым стрессом. Приехавшие на место происшествия работники управления внутренних дел причину возникновения загазованности установить не смогли. Террористический акт, как версия, не рассматривается, хотя многие свидетели утверждают, что на самом деле ощущали запах какого-то ядовитого вещества.
   Володя так и сидел с поднесенной к губам костью в руках, пока послушал сообщение.
   - Гляди-ка, - сказал папа, - даже на концерте классической музыки нельзя чувствовать себя в безопасности. Ну и времечко!
   - А по-моему, ты можешь считать себя в полной безопасности, - съязвила мама. - На такие концерты, Сева, ты никогда не ходишь.
   Папа как-то виновато улыбнулся и промолчал, а Володя, у которого мысли в голове закопошились, как муравьи в растревоженном муравейнике, спросил:
   - В каком зале был концерт?
   - В Малом зале филармонии, - ответила мама, пристально глядя на Володю.
   - Это где такой?
   - На Невском, рядом с метро "Канал Грибоедова", о достойный сын своего отца.
   Володя пропустил колкость матери мимо ушей. Он был очень взволнован. Потирая щеки руками и не замечая, что оставляет на них следы жира, он сказал:
   - Скрипичный концерт! Нет, это не газ! С чего бы это газу взяться в концертном зале? Здесь другое! Помните, я говорил вам о том, что прочитал в том старинном письме?..
   Мама ответила неожиданно резко:
   - Я очень прошу тебя забыть эти бредни! Все, что случилось с тобой в музее, это следствие возбуждения твоих нервов, да, слабых нервов! Какому-то ненормальному пришла охота написать от безделья письмо приятелю сто пятьдесят лет назад, и ты уже готов всему этому поверить! - Потом она повернулась к папе: - Ну скажи сыну, Сева, может такое быть? Играешь на скрипке, а люди падают в обморок от одного лишь звука или выбегают из зала с криками?
   Папа пожал плечами:
   - Говорят, что Паганини доводил слушателей до слез, до экстаза.
   - Здесь не то, не то! - поморщилась мама. - В нашем случае будто бы сам звук скрипки, а не мелодия доводит слушателей и самого музыканта до безумия или до истерики, обморока. Ничего подобного мне прежде слышать не приходилось, а значит... - мама мимо улыбнулась, - значит, ничего такого в природе и быть не может. Все, Володя, выкинь это из головы. Нам бы всем вместе поехать на море, полежать на мягком горячем песочке, выкупаться в солнечной воде! Все бы как рукой сняло у тебя, сын. Нервы у тебя расшатаны, время такое...
   И мама замолчала, а Володя, какой-то успокоенный, будто он действительно только вылез из теплой, как парное молоко, воды, снова принялся за кость.
   Утром, однако, он твердо решил ехать в концертный зал, потому что ночью долго не мог заснуть - ему все виделись бегущие к выходу люди, зажимающие уши руками. Уши! Почему именно об этом упомянул диктор, когда рассказывал о газовой атаке во время скрипичного концерта? Именно эта деталь и заставила Володю ломать голову, и спокойное настроение, навеянное мамой, улетучилось быстро.
   Зайдя в вестибюль Малого зала филармонии, где было прохладно и пахло духами, будто толпа нарядных слушателей только что прошла здесь, чтобы занять места в зале, Володя перво-наперво подошел к афише. Вчерашнее сообщение он слышал часов в девять вечера. Концерт начался в семь, значит, музыкант только начал его, потом приехала "скорая", милиция и репортеры. Володя узнал, что в программе были произведения Бетховена, Сарасате*, Венявского, а солировал в сопровождении пианиста какой-то Семен Маркевич. Потоптавшись в вестибюле, Володя решил пройти в основные помещения концертного зала. Поднявшись по лестнице, он оказался в роскошном холле артистического в прошлом дома, ставшего теперь филармоническим залом. Из раскрытых дверей доносились аккорды фортепьяно и слышалось женское пение. По холлу прогуливались две женщины в форменных платьях, к ним-то и направился Володя, лихорадочно соображая, как обратиться ему к служительницам филармонии. Приблизившись, он сказал:
   * Сарасате Пабло Де (1844-1908) - испанский скрипач и композитор.
   - Ради бога, прошу меня простить за мой вопрос...
   - Да, да, пожалуйста, - оценила вежливость Володи одна из женщин.
   - Понимаете, вчера у вас был концерт моего любимого скрипача Семена Маркевича, но так случилось, что я не успел на него, хоть и имел билет. Кто смог бы подсказать мне адрес виртуоза? Я просто мечтаю преподнести ему огромный букет роз в знак благодарности за то, что он дарит людям радость.
   Володя не сфальшивил, не переиграл - речь его прозвучала искренне, и служительница сказала:
   - Ах, молодой человек, в администрации, наверное, вам дадут адрес Маркевича, хотя, насколько я знаю, он приезжий, одессит, и живет в гостинице. Но... но лучше бы вам не волновать его сегодня, да...
   - А что случилось? - Володя сделал напряженно-внимательное лицо.
   - Вы не слышали разве? - удивилась вторая женщина. - Просто какое-то светопреставление произошло у нас вчера на концерте Маркевича. Такого я за двадцать лет работы в этом зале не видела.
   - Очень интересно. Что-то страшное? - озабоченно спросил Володя.
   - Не то слово - ужас просто! - педалировала женщина, видя, что её слушают с большим вниманием. - Я в начале концерта внесла в зал свой стул, чтобы послушать, - я всегда слушаю, ради чего здесь работать? Ну вот, Маркевич в сопровождении аккомпаниатора начал бетховенскую Крейцерову сонату - у Льва Толстого ещё повесть такая есть, читали?
   - Нет, не читал, но слышал, - признался Володя.
   - Ну ладно. Играет пять минут, десять. Играет блестяще, нет слов, но вдруг я начинаю замечать, что скрипач как-то странно себя ведет, его будто всего передергивает, точно током ударяет. Весь он кривиться стал, и так повернется, и эдак. Ну, просто пчелы его жалят, что ли! И лицом такие гримасы выделывает, что хоть святых выноси!
   - Вот это да! - По Володиной спине побежали мурашки. - Может быть, у него такая манера игры?
   - Да нет, не может быть у музыканта такой дурной манеры кривляться. Но не только в нем дело. И зрители, слышу, как-то странно стали себя вести зашебуршали, заскрипели креслами, вижу, трут лбы, будто им жарко или нехорошо, громко так вздыхают, какие-то тревожные возгласы раздались. Я вначале подумала, что это они кривляньями Маркевича недовольны, но потом почувствовала, что дело в другом.
   - Как это вы почувствовали? - так и замер Володя.
   - А вот по своему личному состоянию и определила. Я, когда слушать Маркевича стала, мне так хорошо было, точно полетела я куда-то, а потом, наоборот, меня охватила тревога. Стала думать, не оставила ли я дома утюг включенный, когда на работу шла, платье вот это гладила. И тревога эта в такой сильный страх перешла, что мне бежать домой из зала захотелось. Вдруг кто-то крикнул: "Газ! В зале пахнет газом!" И все, как по команде, вскочили с мест, закричали, стали протискиваться к выходу, бежали, отталкивали друг друга, падали.
   - А скрипач? - так и трясся от волнения Володя. - Он что же, все продолжал играть?
   - Ой, что вы! Со скрипачом тоже неладное случилось. Почти одновременно с паникой в зале Маркевич вдруг совсем как-то сильно покривился, пошатнулся, скрипку из рук выпустил, да и упал на сцену. Ну, занавес, конечно, опустили. Вот такие, молодой человек, у нас вчера дела происходили. Так что не знаю, стоит ли вам скрипача отыскивать.
   Вторая женщина, глубоко вздохнув покачав головой, сказала:
   - Вот страсти-то! Если б я вчера здесь была, не знаю, чтоб со мной случилось. Я ведь нервная! А все время наше поганое виновато: наркотики кругом, пьянка, людей убивают да взрывают, вот и стали мы все ненормальные. Ох, жизнь распрекрасная!
   Но Володя уже шел вниз, к администратору, чтобы узнать, где он мог бы найти Маркевича. Именно теперь, после кошмара в концертном зале, сердечное участие, думал Володя, было бы скрипачу как нельзя более кстати.
   Администратор выслушал вежливую просьбу Володи и, подумав, назвал адрес скрипача Маркевича. Да, старушка не ошиблась. Жил музыкант в гостинице "Европа", то есть в двух шагах от концертного зала. Правда, не было гарантии в том, что он не уехал, и Володя молил Бога, чтобы он оказался на месте. Удачей было и то, что Володя знал не только название отеля, но и номер.
   Имея при себе изрядную сумму денег, Володя мог не скупиться, а поэтому через пять минут после выхода из филармонии в его руке пламенел большой роскошный букет пунцовых роз. С этими цветами он казался себе более солидным и представительным, поэтому когда швейцар в цилиндре, стоявший на страже у входа в "Европу", спросил, куда он идет, мальчик, не задерживаясь в проходе, на ходу бросил:
   - В сто первый номер, к маэстро Маркевичу!
   Однако, когда, ступая по мягкому ковру, он подходил к нужной двери, сомнения заставили Володю призамедлить шаг. Скрипач вовсе не обязан был отвечать на его вопросы, к тому же он наверняка все ещё дурно чувствует себя, если вообще не уехал поскорее в родную и теплую Одессу-маму из неприветливого Питера, где и концерт-то сыграть в нормальной обстановке нельзя - напустят какого-то газа!
   Володя постучал.
   - Ну, кто там еще?! - раздался из-за белого пластика чей-то томный голос.
   - Господин Маркевич, всего лишь букет от почитателей вашего таланта... - проговорил Володя, краснея.
   Скрипач, как видно, был человеком интеллигентным и отказать поклонникам в такой безделице не мог, даже находясь не в форме. Замок мягко проскрежетал, и в проеме распахнувшейся двери выросла высокая фигура музыканта с красивым, гордым лицом, похожим на орлиное, - нос крючковатый, с большой горбинкой, глаза блестят, а брови сведены на переносье. Густые, да ещё и вспушенные химической завивкой волосы маэстро делали голову огромной и круглой. "Одуванчик". - Отчего-то подумалось Володе, который поклонился и протянул Маркевичу букет:
   - Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...
   Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:
   - А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!
   Володя с блеянием, в котором можно было разобрать слова "Да кто же не любит кофе", вошел в комфортабельный и просторный номер, правда, с неприбранной широкой кроватью. Маркевич же сразу включил в сеть электрокофеварку и плюхнулся на кресло рядом со столиком, заставленным чашками, бокалами, бутылками со спиртным. Плеснув себе в бокал коньяка, он выпил залпом и сказал:
   - Прости! Вот так всю ночь лечусь! Если б не коньяк, не знаю, как бы я пережил то, что со мной случилось. Да ты садись, садись! - Он коротким резким жестом указал на кресло напротив и спросил: - Коньяка не хочешь немного?
   - Нет-нет, не надо. Лучше кофе.
   - Тогда жди. - Он вздыбил и без того пышные волосы и мрачно заговорил: - вчера я впервые в жизни побывал в гостях у самого дьявола и, признаться, больше к нему не собираюсь!
   - Простите, я слышал, что на вчерашнем концерте случилось что-то. Будто газ...
   - К черту газ! К черту! - вскричал Маркевич, нервно жестикулируя. Про газ наболтали газетчики, телевизионщики, потому что в зале кто-то прокричал слово "газ". Нет, не было никакого газа, не было!
   - А что же было?
   - Что? - замер Маркевич и вдруг поднялся. - Была лишь одна моя игра. Я, скрипка и зал!
   Скрипач налил кофе Володе и себе, а когда снова сел за стол, заговорил глухим голосом:
   - Вчера, как я теперь понял после бессонной ночи, ко мне незадолго до концерта сюда, в номер, пришел... черт.
   - Да что вы говорите? - похолодел Володя, и чашка в его руке мелко-мелко затряслась.
   - Да, милый мальчик, именно черт, потому что только посланцы ада могут творить то, что случилось вчера со мной. С виду это был самый обыкновенный мужчина, самой банальной наружности: лет сорока пяти, потускневший, как выцветшая ситцевая рубаха, линялый какой-то, впрочем, с хорошими манерами. Он тоже представился почитателем моего таланта, и я сразу заметил у него в руке скрипку в футляре. Пошаркав передо мной ножкой, он, поняв, что мне некогда, сказал:
   - Господин Маркевич, не знаю, есть ли у вас скрипка работы великого Страдивари?
   - Нет, я играю на старинной русской скрипке работы мастера Лемана. Тоже очень хороший инструмент.
   - Но я думаю, любой уважающий себя виртуоз мечтает играть на скрипке Страдивари.
   - Возможно, - сказал я уклончиво и начиная раздражаться. - Вы мне хотите продать скрипку кремонца?
   - Нет, не продать, а подарить, - сказал, улыбаясь, незнакомец. - Вот она, взгляните.
   И он достал из футляра скрипку прекрасной формы орехового цвета. Признаюсь, я немало держал в руках скрипок и играл на них. Играл на инструментах и великих итальянских мастеров, но этот экземпляр заставил мое сердце забиться быстрее. По форме вырезов-эфов, по тому, как была сконструирована головка, я сразу угадал в скрипке руку Страдивари, но что-то в ней было и особенное...
   - Что же? - затаив дыхание, спросил Володя.
   - Так, небольшие особенности в форме. Хотя разве Страдивари штамповал свои инструменты? Дело было в чем-то другом, неуловимом, но самое главное, на боковине, где обычно мастера ставили свое клеймо, выжигая его при помощи штампа, у этой скрипки ничего не было.
   Вы ищете клеймо? - сказал незнакомец. - Не ищите, его здесь нет, но стоит ли сомневаться в том, что это скрипка великого Антонио? Когда вы возьмете в руки смычок, то убедитесь в этом.
   Смычок был в футляре, и я решился - извлек несколько звуков разной тональности. Скрипка звучала просто божественно! Звук был громким, тугим, но и каким-то бархатистым одновременно. Можно сказать, такого красивого звука я никогда не слышал! Представить себя обладателем такого великолепного инструмента я прежде и не смел, а тут тебе его просто хотят подарить.
   - Я вижу, вам нравится скрипка, - вкрадчиво произнес незнакомец. - Ну так пусть она будет ваша, но при одном условии.
   - Каком же условии? - спросил я, весь трепеща.
   - Условие мое такое - сегодня вечером вы будете играть на этой скрипке. Если вы отыграете на ней всю программу, то оставите инструмент у себя. Я к вам даже не подойду за благодарностью. Ну, как вам мое условие?
   Условие мне показалось не только исполнимым, но и очень выгодным. Инструмент был в полном порядке, держать его в руках было одно удовольствие, играть - тем паче. Я кивнул, пожал в знак своего согласия руку незнакомца, - холодная, знаешь ли, такая рука! - и мужчина удалился, оставив в моих руках скрипку. Я ещё раз провел смычком по струнам, пробуя инструмент в деле, вторично убедился в его отменных качествах, уложил в футляр и стал собираться на концерт.