Страница:
Ставни закрылись так же быстро и внезапно, как открылись.
Даруэнт отполз назад, все еще глядя на них. Он знал, что у стрелявшего было достаточно времени скрыться. Но у него в голове вертелось имя Луис.
Вечернее небо превращалось из золотистого в бледно-голубое. Теней становилось все больше. В одном из окон служанка встряхивала перину, очевидно собираясь готовить постель на ночь. Скоро стража начнет выкрикивать время, а пешие и конные патрули с Боу-стрит отправятся в обход.
Луис...
Сегодня он уже слышал это имя. Но Даруэнт не мог вспомнить, кто именно его произнес.
Когда он, разбежавшись, перепрыгнул на крышу конюшни дома номер 38, память вернулась к нему.
«Почему он... — заговорил Бакстоун в маленькой комнате клуба и добавил: — Нет, вы не Луис». Правда, Луис — достаточно распространенное имя, так что это могло ничего не значить.
Тем не менее Даруэнту казалось, что он чувствует на лице и руках клейкие нити паутины, которую затягивает огромный паук.
Отогнав назойливые мысли, молодой человек вскарабкался по крыше и влез в открытое окно ванной. Кэролайн там не было, шляпа, пробитая пулей, тоже исчезла. Открыв дверь в спальню, он увидел пустую комнату, все еще заваленную платьями, халатами, нижними юбками, корсетами, ночными сорочками и французскими чулками, которые еще не рассовали по шкафам и комодам.
Но когда Даруэнт открыл дверь в коридор, то заметил на лестничной площадке первого лакея.
— Милорд, — с явным облегчением произнес Элфред.
Держа в руке тонкий и длинный восковой стержень с горящим фитильком, лакей зажигал им свечи. Когда он провел стержнем по пяти свечам перед круглым зеркалом на стене возле двери ванной, пламя осветило его пудреный парик, зеленую ливрею и озадаченный взгляд.
— Мисс Спенсер и другие гости еще не прибыли? — спросил Даруэнт.
— Давно прибыли, милорд. Я хотел сообщить вашему лордству, но... — Глаза лакея скользнули в сторону ванной. — Мисс Спенсер в Янтарной комнате, — продолжал он, указывая на верхний этаж. — Мистер и миссис Роли помещены рядом с ней. Хирург хотел бы побеседовать с вами, милорд.
— Хорошо. А где моя жена? — Видя замешательство слуги, Даруэнт добавил: — Можете говорить свободно.
Элфред прекрасно знал, что может. Эта черта характера молодого хозяина ему тоже нравилась. С ним можно было разговаривать как мужчина с мужчиной, хотя и без ненужной фамильярности.
— Ее милость с мисс Спенсер... Вы что-то сказали, милорд?
— Нет-нет!
— Ее милость поспешила наверх в повседневной одежде. Я никогда не видел ее такой любезной. Через пять минут, милорд, она и мисс Спенсер стали лучшими друзьями.
— Господи, Элфред!..
— Да, милорд?
— Вы можете это понять?
— Нет, милорд. Пришел мистер Джеймс Флетчер, — быстро продолжал лакей. — Так как он сказал, что у него срочное дело, я взял на себя смелость попросить его подождать в гостиной. — Элфред кивнул в сторону коридора. — Надеюсь, я не...
— Да, все в порядке.
Следовательно, условия дуэли улажены. Хотя Даруэнт не выдал своих чувств, он был готов потирать руки от дикой радости. Лакей двинулся по коридору, зажигая свечи. Даруэнт собирался пойти за ним, но на лестнице с верхнего этажа появилась дородная фигура мистера Сэмюэла Херфорда, главного хирурга больницы Святого Варфоломея.
— Лорд Даруэнт, — тихо и серьезно заговорил мистер Херфорд, — сейчас не время для многословных ученых речей. Я буду с вами откровенен.
Видя выражение лица хирурга, Даруэнт не проронил ни слова.
— Если вы спросите, почему мы так поздно прибыли сюда, — продолжал мистер Херфорд, — я вам отвечу. Одно время я боялся, что леди может умереть.
— Умереть?!
— Возможно, не сразу. Мои ощущения были чисто интуитивными, но порожденными опытом.
— Вы же сказали, что у Долли нет ничего страшного! Что с ней?
— Не знаю, милорд.
Пять восковых свечей около круглого зеркала на стене осветили склоненную голову мистера Херфорда. Седые пряди были причесаны таким образом, чтобы прикрыть лысину.
— Тем не менее, — быстро добавил он, видя, как Даруэнт оперся ладонью на стену, чтобы успокоиться, — я рассчитываю, по крайней мере, найти средство исцеления.
— Вы спасете ее?
— Надеюсь.
— Каким образом?
— Милорд, я считаю себя человеком достаточно опытным в своем ремесле. Но сейчас я могу лишь действовать как на ощупь в потемках. Мои коллеги смеялись бы надо мной, сочтя мои доводы бабушкиными сказками. Я рискнул послать в отель «Кларендон» за... ну, обычно это не считается лекарством. Но пациентке уже лучше!
В одной руке мистер Херфорд держал тяжелый кожаный саквояж, а в другой свою черную шляпу. Он тряхнул обоими предметами для пущей выразительности. Его пухлое лицо выражало изумление.
— Вы не оставите ее сейчас, сэр?
— Только на короткое время, милорд. Я вернусь через час.
Поклонившись, хирург направился к лестнице, ведущей вниз, но остановился.
— Еще одно слово, милорд, — с усилием произнес он. — Я упоминаю о ваших личных делах только потому, что должен это сделать. Насколько я понял, вы женаты?
— Да.
— Моя пациентка, мисс Спенсер, знает об этом?
— Нет.
— Пока ей не следует знать. Я просил ее милость, вашу жену, не упоминать об этом. Надеюсь, леди Даруэнт не забудется и не обронит неосторожную фразу?
— Конечно нет!.. — Даруэнт умолк, внезапно ощущая холод, словно ненастной ночью на вересковой пустоши. — Не знаю.
Хирург быстро взглянул на него:
— Ну, здесь миссис Роли — она достаточно бдительна и сможет это предотвратить. В то же время...
— Да?
— Мы ведь с вами светские люди, не так ли? Тем не менее я не понимаю, почему вы привезли сюда пациентку! Это была скверная идея, милорд! К тому же вы сами оказываете нежелательное воздействие на больную. Должен просить вас не посещать мисс Спенсер, пока она не будет вне опасности, иначе... иначе мы ее потеряем. Желаю доброго вечера, милорд.
Мистер Херфорд бесшумно спустился по устланной ковром лестнице.
Даруэнт хотел крикнуть ему вслед: «Вы ведь говорили, что болезнь Долли несерьезна! Так вините во всем ваше невежество!» Но он ничего не сказал. Простояв минуту, он без всякой цели поплелся по коридору и взялся за ручку двери в гостиную, прежде чем вспомнил, что Джемми ждет его там.
Даруэнт расправил плечи, тряхнул головой, пытаясь прочистить мозги, и вошел в комнату.
— Вам безразлично мое время, старина, — недовольно заговорил Джемми, сидя на диване в зеленую и белую полоску и перелистывая роскошно переплетенный том «Декамерона»[64]. — Уже почти обеденный час!
— Прошу прощения, Джемми. Меня задержали.
Это была та самая элегантная гостиная, где Кэролайн и мистер Крокит обсуждали планы в связи с предстоящей казнью Даруэнта. Элфред зажег две пары свечей в стеклянных вазах, стоящих с обеих сторон каминной полки из белого мрамора, и задернул зеленые, расшитые золотом портьеры на двух высоких окнах.
В поведении Джемми ощущался холодок, который его собеседник мог бы счесть странным, если бы обратил на него внимание. Но Даруэнт, стараясь привести в порядок мысли, ухватился за первую, пришедшую ему в голову:
— Джемми, вы знаете джентльмена по имени Луис?
— Вы имеете в виду Тилла Луиса?
— Да-да! Тиллотсона Луиса!
— Но, черт возьми, Дик, вы же видели его сегодня! Я думал, вы знакомы.
— Видел его? Где?
Джемми бросил «Декамерон» на диван.
— Мы вошли в «Уайте», старина, после того, как вы так дерзко уставились на людей в окне с выступом, а им это не нравится. Тилл Луис прошел прямо перед вами. Неужели вы не помните?
— Да, помню!
— Тилл обернулся, чтобы взглянуть на вас, и я подумал, что вы собираетесь поболтать, но вы не стали разговаривать.
Даруэнт вспомнил полупризрачную фигуру, прошагавшую перед ним в сумраке, и снова почувствовал, что она ему смутно знакома. Тем не менее он мог поклясться, что никогда не встречал Тиллотсона Луиса и не слышал этого имени, пока его не назвала миссис Бэнг.
— Теперь, старина, что касается дуэли, — снова заговорил Джемми.
Даруэнт испытал приятное ощущение, как если бы ему в жаркий день плеснули в лицо холодной водой. В голове у него сразу прояснилось.
— Отлично, Джемми! Вы договорились насчет времени и места?
— Да. Завтра в пять утра в Уимблдон-Коммон, неподалеку от мельницы, пока магистраты ни о чем не пронюхали.
Джемми скрестил длинные ноги. Он был в вечернем костюме. Черный фрак, белый жилет, черные шелковые бриджи с бриллиантовыми пряжками и черные чулки выглядели абсолютно новыми, словно их только что распаковали. Светлые волосы, завитые по моде, поблескивали в пламени свечей.
Несколько секунд Джемми изучал ковер, затем поднял голову:
— Но боюсь, старина, кое-что мы не можем позволить.
— О чем вы?
— О дуэли на саблях. Придется драться на пистолетах.
Даруэнта охватило дурное предчувствие, которое ему следовало ощутить раньше.
— Кто так говорит?
— Джек Бакстоун. И все парни в «Уайте» с ним согласятся.
Даруэнт подошел к круглому столику в центре комнаты, покуда Джемми обследовал свои ногти.
— Объяснитесь, — потребовал Даруэнт. — Вы ведь согласились, что, будучи вызванным, я имею право выбирать оружие.
— Конечно, старина. Но вы, естественно, выберете пистолеты.
— Почему? Дуэльный кодекс разрешает сабли.
— Кодекс! — отмахнулся Джемми. — Черт возьми, старина, будьте благоразумны! Вы же не пара пьяных кавалеристов! Нужно следовать моде!
Даруэнт устремил на него пристальный взгляд:
— Я спросил вас, владеет ли Бакстоун саблей, и вы ответили, что он очень опытный фехтовальщик. Спрашивал ли он, владею ли я пистолетом?
— Нет.
— Предположим, чисто теоретически, что я никогда в жизни не держал в руках пистолета.
Джемми пожал плечами.
— Боюсь, старина, — холодно отозвался он, — это ваша проблема.
Даруэнту показалось, что на лице собеседника мелькнуло злорадство. Но он отогнал эту мысль, так как мог бы поклясться, что дружелюбие Джемми Флетчера абсолютно искренне.
— Майор Шарп, — снова заговорил Даруэнт, — кажется мне наилучшим образцом солдата, а это самый достойный комплимент в чей бы то ни было адрес. Вы должны были иметь дело с ним, а не с Бакстоуном. Что бы он сказал об этом?
— Черт побери, старина, вот тут-то Джек и доказал свою проницательность! Чего-чего, а этого ему не занимать. Признайте же! — В глазах Джемми мелькнула усмешка. — Шарп — кавалерист. Он думает, что дуэли на саблях надо оставить кавалерии.
— Значит, сабли запретил майор Шарп? Вы это имеете в виду?
— О нет! Неужели вы не понимаете, Дик? То, что говорит майор, не стоит ломаного гроша. Важно, что говорит Джек.
— Вот как?
— Конечно, старина! Джек просто откажется драться и сделает из вас посмешище.
— После того, как сам бросил вызов?
— Дорогой мой, Джеку незачем доказывать свою храбрость. А вас, прошу прощения, не знает никто. Джек дрался на дуэли девять раз и ни разу не промахнулся.
— Да, Джемми, я слышал то же самое от надзирателя в Ньюгейте. — Даруэнт побарабанил пальцами по столу. — Каким же образом он избегал неприятностей с законом и спасал свою драгоценную шкуру от тюрьмы?
— Вот тут-то и проявилась его проницательность! — Джемми с восхищением покачал головой. — Джек никогда не убивал своих противников — кроме одного, но этого парня он по-настоящему ненавидел. Тогда он улизнул во Францию — дело произошло год назад, и Бони был на Эльбе[65] — и сидел там тише воды, ниже травы, пока шумиха не улеглась. Но если противник только ранен и не жалуется, закон вас не тронет. Джек позволяет противнику терять голову и стрелять первым, а потом продырявливает ему шарнир...
— Постойте, Джемми. Что значит «продырявливает шарнир»?
Джемми вытянул ноги, блеснув бриллиантовыми пряжками.
— Черт возьми, старина, неужели вы ничего не знаете о дуэли на пистолетах?
— Абсолютно ничего. Терпеть не могу пистолеты.
Джемми выглядел смущенным.
— Это значит — простреливает коленную чашечку. — Он содрогнулся. — Убить таким образом невозможно, но боль адская! Это хуже ранения в любое другое место. — Джемми снова вздрогнул. — Я знал одного парня, храброго как лев, отличившегося в Испании при Бадахосе и дважды упомянутого в «Газетт». Ему на дуэли прострелили колено, и я слышал, как он вопил всю ночь.
— Понятно.
— Но я должен предупредить вас, Дик...
— Да?
— На сей раз коленом не обойтись. Джек намерен драться всерьез. Он уже заказал почтовую карету до Дувра, чтобы успеть на послеполуденный пакетбот в Кале.
Даруэнт кивнул. На его лице ничего не отразилось. Подойдя к камину, он оперся локтями о белую мраморную полку, словно задумался.
— Конечно, — пробормотал Джемми, глядя на него из-под полуопущенных век, — вы могли бы отправить письмо с извинением или смыться — еще есть время. Но я не уверен, что это удовлетворит Джека. А если его что-то не удовлетворяет... ну, у противника нет выбора. Слышали бы вы, как он смеялся, когда Шарп упомянул сабли!
Даруэнт оставался неподвижным.
Непредубежденный наблюдатель явственно ощутил бы в тускло освещенной гостиной присутствие Джека Бакстоуна — смеющегося, невозмутимого и неуязвимого.
Джемми заерзал на диване.
— Боюсь, мне пора идти, старина. Какие приготовления вы сделаете к отъезду?
— Погодите, Джемми. — Даруэнт повернулся к нему. — Передайте мои комплименты майору Шарпу и скажите, что я отказываюсь от своего права драться на саблях. Я буду драться на пистолетах с любого расстояния, которое выберет сэр Джон Бакстоун.
Джемми вскочил с дивана.
Скомканный клочок газеты, каким-то образом застрявший под двубортным сюртуком с перламутровыми пуговицами, упал на ковер, но Джемми его не заметил.
— Чертовски беспечно с моей стороны! — воскликнул он. — Забыл упомянуть о расстоянии!
— Я же сказал, что согласен на любое.
— Так не пойдет! Мне нужно ваше одобрение. Тридцать шесть футов — футов, а не шагов, хотя, конечно, мы можем отмерить его и шагами. Вас это удовлетворяет?
— Полностью.
— А у вас имеются пистолеты, старина?
— Нет.
— Тогда Джек принесет свои. Есть возражения?
— Никаких.
— В вашей коляске рано утром мы доберемся в Уимблдон-Коммон меньше чем за полтора часа.
— Тогда встретимся у отеля «Стивене» на Бонд-стрит в половине четвертого. Это все?
— Да.
— Доброй ночи, Джемми.
Кивнув, Джемми шагнул к двери и резко повернулся.
— Не думайте, что мне это по душе! — буркнул он. — Вы сами меня втравили! — Его рука скользнула к крахмальному воротнику. — Я секундант, то есть прямой соучастник. Если вас убьют, для меня это может обернуться пожизненной каторгой.
Даруэнт подошел к стулу возле двери под двумя силуэтами в рамках, где лежала парчовая треуголка Джемми, и подобрал ее.
— Доброй ночи, Джемми.
— Каторжники — отличные парни, — не унимался Джемми. — Мне придется делать все, чтобы доставить им удовольствие, иначе они меня зарежут. — Ужасная перспектива заставила его содрогнуться. — Больше никаких приглашений ни на раут, ни в «Олмакс».
— Доброй ночи, Джемми, — в третий раз сказал Даруэнт.
— Никогда не общаться с леди, не бывать в сельских домах. Не слышать, как герцог Аргайл спрашивает: «Как поживаете, Джемми?» — и как леди Джерси говорит при встрече: «Рада вас видеть!» Нет, черт возьми! Лучше умереть!
— Бедняга. — Даруэнт протянул ему треуголку. — Я знаю, что вы не в силах этому помешать. Доброй ночи.
Джемми взял шляпу и вышел. Даруэнт закрыл за ним дверь и задумчиво уставился в пол, согнув указательный палец правой руки, словно держа его на спусковом крючке пистолета. Заметив скомканный и грязный клочок газеты, выпавший из-под сюртука Джемми, он подобрал его. Это был обрывок сегодняшней «Тайме» с датой и фрагментом статьи, который он не удосужился прочитать. Ощущение чьего-то присутствия, которое обостряли так сильно только две женщины, заставило его обернуться.
В дверях стояла Кэролайн, в голубом атласном платье с белой отделкой. На шее у нее сверкало сапфировое ожерелье под цвет глаз.
— Значит, сегодня вы условились о встрече с Джеком Бакстоуном, — заговорила она.
— Вы слышали разговор?
— Только часть.
Даруэнта охватило дурное предчувствие.
— Надеюсь, вы не станете жаловаться магистрату, чтобы предотвратить дуэль?
— Я бы отдала целое состояние, чтобы ее предотвратить, -не глядя на мужа, тихо отозвалась Кэролайн. — Но раз вы приняли решение, милорд, пусть будет так.
— Благодарю вас, Кэролайн. Мне не позволили навестить Долли, так что я лучше откланяюсь.
— Вы назвали меня по имени!
— Разве? Умоляю простить меня.
Кэролайн развернула серебристо-голубой веер, на сей раз не ради кокетства, а чтобы скрыть лицо.
— Вы не обедали, милорд. Останьтесь пообедать со мной. Правда, я наполовину обещала сопровождать Уилла Элванли в Итальянскую оперу, но, если хотите, я не пойду. — Ее голос дрогнул. — Если я произнесу хоть одно резкое слово, можете убить меня!
— Сделаю это, если вы скажете Долли хоть слово о нашем браке.
— Клянусь богом, я ничего ей не скажу. Оставайтесь пообедать.
— Прошу прощения, но я слишком мало знаком с ядами. К тому же я должен встать в половине четвертого утра. Доброй ночи.
Выходя из гостиной, услышал сдавленный возглас:
— Дик!
Но он не обратил внимания и зашагал вниз по лестнице.
С приходом сумерек и темноты в городе начиналась активная ночная жизнь. Фонари, свечи и газовые рожки один за другим зажигались под пьяные крики и шум.
Пообедав в столовой отеля «Стивене», Даруэнт написал письмо Джону Таунсенду[66], самому знаменитому из раннеров с Боу-стрит, и велел доставить его с посыльным в собственные руки. Он также написал подробный отчет о дневных и вечерних событиях, адресовав его Хьюберту Малберри, эсквайру, в дом 11а на Грейз-Инн-роуд.
На спектакле Итальянской оперы в «Хеймаркете» Кэролайн сидела в ложе лорда Элванли рядом с круглолицым пэром, слушая новую певицу мадам Вестрис в «Похищении Прозерпины»[67]. Кроме партера, зал представлял собой высокий полукруг частных лож. Лампы за сценой служили единственным источником света. Когда лорд Элванли попытался поцеловать Кэролайн в плечо, ему позволили это сделать, хотя еще недавно подобные вольности встречались в штыки. Кэролайн казалась сердитой, но не на него.
В своей квартире над конюшнями молодой Тиллотсон Луис плясал от радости. Наконец-то он получит щедрую ссуду от ростовщика Кинга, так как его отец умирает и его ожидает наследство.
Харриэтт Уилсон[68], светловолосая чаровница, содержавшая салон-бордель для джентльменов, которых обслуживали ужином в позолоченном зале, этим вечером принимала гостей. Джемми Флетчер заигрывал с ее сестрой, не забывая о цыпленке и шампанском.
Запершись в своем кабинете на Линкольнз-Инн-Филдс, Илайес Крокит при свете единственной свечи корпел над документами.
Долли Спенсер мирно спала в Янтарной комнате дома Кэролайн, ее светлые волосы разметались на подушке. С одной стороны кровати, украшенной орнаментом в стиле Людовика XV, сидела за шитьем миссис Огастес Роли, а с другой стороны ее бледнолицый муж читал «Гая Мэннеринга»[69]. Мистер Херфорд наблюдал за происходящим в углу, подпирая рукой подбородок.
В «Юнион армз», пивной Тома Крибба на Пэнтон-стрит, дородный чемпион Англии покуривал длинную глиняную трубку в уютной комнате, порой поглядывая на Хьюберта Малберри, сидящего в деревянной кабинке, попивая ром с корицей.
С тренировочного ринга в соседнем помещении доносились звуки ударов кулаками в легких боксерских перчатках.
В соседней с Малберри кабинке Джек Бакстоун зевал над газетой трехдневной давности. Вскоре к нему подошел коренастый мужчина с хриплым голосом, назвавшийся Красноносым, и сообщил, что принес джентльмену письмо.
В ночи слышались бой часов на колокольне и выкрики ночного сторожа. В своей спальне в «Стивенсе», при тусклом пламени свечи, Даруэнт, полностью одетый, сидел у окна, глядя на Бонд-стрит.
— Уимблдон-Коммон, недалеко от мельницы. Завтра в пять утра...
Месяц назад в это время его собирались повесить.
Глава 11Пистолеты на рассвете
Даруэнт отполз назад, все еще глядя на них. Он знал, что у стрелявшего было достаточно времени скрыться. Но у него в голове вертелось имя Луис.
Вечернее небо превращалось из золотистого в бледно-голубое. Теней становилось все больше. В одном из окон служанка встряхивала перину, очевидно собираясь готовить постель на ночь. Скоро стража начнет выкрикивать время, а пешие и конные патрули с Боу-стрит отправятся в обход.
Луис...
Сегодня он уже слышал это имя. Но Даруэнт не мог вспомнить, кто именно его произнес.
Когда он, разбежавшись, перепрыгнул на крышу конюшни дома номер 38, память вернулась к нему.
«Почему он... — заговорил Бакстоун в маленькой комнате клуба и добавил: — Нет, вы не Луис». Правда, Луис — достаточно распространенное имя, так что это могло ничего не значить.
Тем не менее Даруэнту казалось, что он чувствует на лице и руках клейкие нити паутины, которую затягивает огромный паук.
Отогнав назойливые мысли, молодой человек вскарабкался по крыше и влез в открытое окно ванной. Кэролайн там не было, шляпа, пробитая пулей, тоже исчезла. Открыв дверь в спальню, он увидел пустую комнату, все еще заваленную платьями, халатами, нижними юбками, корсетами, ночными сорочками и французскими чулками, которые еще не рассовали по шкафам и комодам.
Но когда Даруэнт открыл дверь в коридор, то заметил на лестничной площадке первого лакея.
— Милорд, — с явным облегчением произнес Элфред.
Держа в руке тонкий и длинный восковой стержень с горящим фитильком, лакей зажигал им свечи. Когда он провел стержнем по пяти свечам перед круглым зеркалом на стене возле двери ванной, пламя осветило его пудреный парик, зеленую ливрею и озадаченный взгляд.
— Мисс Спенсер и другие гости еще не прибыли? — спросил Даруэнт.
— Давно прибыли, милорд. Я хотел сообщить вашему лордству, но... — Глаза лакея скользнули в сторону ванной. — Мисс Спенсер в Янтарной комнате, — продолжал он, указывая на верхний этаж. — Мистер и миссис Роли помещены рядом с ней. Хирург хотел бы побеседовать с вами, милорд.
— Хорошо. А где моя жена? — Видя замешательство слуги, Даруэнт добавил: — Можете говорить свободно.
Элфред прекрасно знал, что может. Эта черта характера молодого хозяина ему тоже нравилась. С ним можно было разговаривать как мужчина с мужчиной, хотя и без ненужной фамильярности.
— Ее милость с мисс Спенсер... Вы что-то сказали, милорд?
— Нет-нет!
— Ее милость поспешила наверх в повседневной одежде. Я никогда не видел ее такой любезной. Через пять минут, милорд, она и мисс Спенсер стали лучшими друзьями.
— Господи, Элфред!..
— Да, милорд?
— Вы можете это понять?
— Нет, милорд. Пришел мистер Джеймс Флетчер, — быстро продолжал лакей. — Так как он сказал, что у него срочное дело, я взял на себя смелость попросить его подождать в гостиной. — Элфред кивнул в сторону коридора. — Надеюсь, я не...
— Да, все в порядке.
Следовательно, условия дуэли улажены. Хотя Даруэнт не выдал своих чувств, он был готов потирать руки от дикой радости. Лакей двинулся по коридору, зажигая свечи. Даруэнт собирался пойти за ним, но на лестнице с верхнего этажа появилась дородная фигура мистера Сэмюэла Херфорда, главного хирурга больницы Святого Варфоломея.
— Лорд Даруэнт, — тихо и серьезно заговорил мистер Херфорд, — сейчас не время для многословных ученых речей. Я буду с вами откровенен.
Видя выражение лица хирурга, Даруэнт не проронил ни слова.
— Если вы спросите, почему мы так поздно прибыли сюда, — продолжал мистер Херфорд, — я вам отвечу. Одно время я боялся, что леди может умереть.
— Умереть?!
— Возможно, не сразу. Мои ощущения были чисто интуитивными, но порожденными опытом.
— Вы же сказали, что у Долли нет ничего страшного! Что с ней?
— Не знаю, милорд.
Пять восковых свечей около круглого зеркала на стене осветили склоненную голову мистера Херфорда. Седые пряди были причесаны таким образом, чтобы прикрыть лысину.
— Тем не менее, — быстро добавил он, видя, как Даруэнт оперся ладонью на стену, чтобы успокоиться, — я рассчитываю, по крайней мере, найти средство исцеления.
— Вы спасете ее?
— Надеюсь.
— Каким образом?
— Милорд, я считаю себя человеком достаточно опытным в своем ремесле. Но сейчас я могу лишь действовать как на ощупь в потемках. Мои коллеги смеялись бы надо мной, сочтя мои доводы бабушкиными сказками. Я рискнул послать в отель «Кларендон» за... ну, обычно это не считается лекарством. Но пациентке уже лучше!
В одной руке мистер Херфорд держал тяжелый кожаный саквояж, а в другой свою черную шляпу. Он тряхнул обоими предметами для пущей выразительности. Его пухлое лицо выражало изумление.
— Вы не оставите ее сейчас, сэр?
— Только на короткое время, милорд. Я вернусь через час.
Поклонившись, хирург направился к лестнице, ведущей вниз, но остановился.
— Еще одно слово, милорд, — с усилием произнес он. — Я упоминаю о ваших личных делах только потому, что должен это сделать. Насколько я понял, вы женаты?
— Да.
— Моя пациентка, мисс Спенсер, знает об этом?
— Нет.
— Пока ей не следует знать. Я просил ее милость, вашу жену, не упоминать об этом. Надеюсь, леди Даруэнт не забудется и не обронит неосторожную фразу?
— Конечно нет!.. — Даруэнт умолк, внезапно ощущая холод, словно ненастной ночью на вересковой пустоши. — Не знаю.
Хирург быстро взглянул на него:
— Ну, здесь миссис Роли — она достаточно бдительна и сможет это предотвратить. В то же время...
— Да?
— Мы ведь с вами светские люди, не так ли? Тем не менее я не понимаю, почему вы привезли сюда пациентку! Это была скверная идея, милорд! К тому же вы сами оказываете нежелательное воздействие на больную. Должен просить вас не посещать мисс Спенсер, пока она не будет вне опасности, иначе... иначе мы ее потеряем. Желаю доброго вечера, милорд.
Мистер Херфорд бесшумно спустился по устланной ковром лестнице.
Даруэнт хотел крикнуть ему вслед: «Вы ведь говорили, что болезнь Долли несерьезна! Так вините во всем ваше невежество!» Но он ничего не сказал. Простояв минуту, он без всякой цели поплелся по коридору и взялся за ручку двери в гостиную, прежде чем вспомнил, что Джемми ждет его там.
Даруэнт расправил плечи, тряхнул головой, пытаясь прочистить мозги, и вошел в комнату.
— Вам безразлично мое время, старина, — недовольно заговорил Джемми, сидя на диване в зеленую и белую полоску и перелистывая роскошно переплетенный том «Декамерона»[64]. — Уже почти обеденный час!
— Прошу прощения, Джемми. Меня задержали.
Это была та самая элегантная гостиная, где Кэролайн и мистер Крокит обсуждали планы в связи с предстоящей казнью Даруэнта. Элфред зажег две пары свечей в стеклянных вазах, стоящих с обеих сторон каминной полки из белого мрамора, и задернул зеленые, расшитые золотом портьеры на двух высоких окнах.
В поведении Джемми ощущался холодок, который его собеседник мог бы счесть странным, если бы обратил на него внимание. Но Даруэнт, стараясь привести в порядок мысли, ухватился за первую, пришедшую ему в голову:
— Джемми, вы знаете джентльмена по имени Луис?
— Вы имеете в виду Тилла Луиса?
— Да-да! Тиллотсона Луиса!
— Но, черт возьми, Дик, вы же видели его сегодня! Я думал, вы знакомы.
— Видел его? Где?
Джемми бросил «Декамерон» на диван.
— Мы вошли в «Уайте», старина, после того, как вы так дерзко уставились на людей в окне с выступом, а им это не нравится. Тилл Луис прошел прямо перед вами. Неужели вы не помните?
— Да, помню!
— Тилл обернулся, чтобы взглянуть на вас, и я подумал, что вы собираетесь поболтать, но вы не стали разговаривать.
Даруэнт вспомнил полупризрачную фигуру, прошагавшую перед ним в сумраке, и снова почувствовал, что она ему смутно знакома. Тем не менее он мог поклясться, что никогда не встречал Тиллотсона Луиса и не слышал этого имени, пока его не назвала миссис Бэнг.
— Теперь, старина, что касается дуэли, — снова заговорил Джемми.
Даруэнт испытал приятное ощущение, как если бы ему в жаркий день плеснули в лицо холодной водой. В голове у него сразу прояснилось.
— Отлично, Джемми! Вы договорились насчет времени и места?
— Да. Завтра в пять утра в Уимблдон-Коммон, неподалеку от мельницы, пока магистраты ни о чем не пронюхали.
Джемми скрестил длинные ноги. Он был в вечернем костюме. Черный фрак, белый жилет, черные шелковые бриджи с бриллиантовыми пряжками и черные чулки выглядели абсолютно новыми, словно их только что распаковали. Светлые волосы, завитые по моде, поблескивали в пламени свечей.
Несколько секунд Джемми изучал ковер, затем поднял голову:
— Но боюсь, старина, кое-что мы не можем позволить.
— О чем вы?
— О дуэли на саблях. Придется драться на пистолетах.
Даруэнта охватило дурное предчувствие, которое ему следовало ощутить раньше.
— Кто так говорит?
— Джек Бакстоун. И все парни в «Уайте» с ним согласятся.
Даруэнт подошел к круглому столику в центре комнаты, покуда Джемми обследовал свои ногти.
— Объяснитесь, — потребовал Даруэнт. — Вы ведь согласились, что, будучи вызванным, я имею право выбирать оружие.
— Конечно, старина. Но вы, естественно, выберете пистолеты.
— Почему? Дуэльный кодекс разрешает сабли.
— Кодекс! — отмахнулся Джемми. — Черт возьми, старина, будьте благоразумны! Вы же не пара пьяных кавалеристов! Нужно следовать моде!
Даруэнт устремил на него пристальный взгляд:
— Я спросил вас, владеет ли Бакстоун саблей, и вы ответили, что он очень опытный фехтовальщик. Спрашивал ли он, владею ли я пистолетом?
— Нет.
— Предположим, чисто теоретически, что я никогда в жизни не держал в руках пистолета.
Джемми пожал плечами.
— Боюсь, старина, — холодно отозвался он, — это ваша проблема.
Даруэнту показалось, что на лице собеседника мелькнуло злорадство. Но он отогнал эту мысль, так как мог бы поклясться, что дружелюбие Джемми Флетчера абсолютно искренне.
— Майор Шарп, — снова заговорил Даруэнт, — кажется мне наилучшим образцом солдата, а это самый достойный комплимент в чей бы то ни было адрес. Вы должны были иметь дело с ним, а не с Бакстоуном. Что бы он сказал об этом?
— Черт побери, старина, вот тут-то Джек и доказал свою проницательность! Чего-чего, а этого ему не занимать. Признайте же! — В глазах Джемми мелькнула усмешка. — Шарп — кавалерист. Он думает, что дуэли на саблях надо оставить кавалерии.
— Значит, сабли запретил майор Шарп? Вы это имеете в виду?
— О нет! Неужели вы не понимаете, Дик? То, что говорит майор, не стоит ломаного гроша. Важно, что говорит Джек.
— Вот как?
— Конечно, старина! Джек просто откажется драться и сделает из вас посмешище.
— После того, как сам бросил вызов?
— Дорогой мой, Джеку незачем доказывать свою храбрость. А вас, прошу прощения, не знает никто. Джек дрался на дуэли девять раз и ни разу не промахнулся.
— Да, Джемми, я слышал то же самое от надзирателя в Ньюгейте. — Даруэнт побарабанил пальцами по столу. — Каким же образом он избегал неприятностей с законом и спасал свою драгоценную шкуру от тюрьмы?
— Вот тут-то и проявилась его проницательность! — Джемми с восхищением покачал головой. — Джек никогда не убивал своих противников — кроме одного, но этого парня он по-настоящему ненавидел. Тогда он улизнул во Францию — дело произошло год назад, и Бони был на Эльбе[65] — и сидел там тише воды, ниже травы, пока шумиха не улеглась. Но если противник только ранен и не жалуется, закон вас не тронет. Джек позволяет противнику терять голову и стрелять первым, а потом продырявливает ему шарнир...
— Постойте, Джемми. Что значит «продырявливает шарнир»?
Джемми вытянул ноги, блеснув бриллиантовыми пряжками.
— Черт возьми, старина, неужели вы ничего не знаете о дуэли на пистолетах?
— Абсолютно ничего. Терпеть не могу пистолеты.
Джемми выглядел смущенным.
— Это значит — простреливает коленную чашечку. — Он содрогнулся. — Убить таким образом невозможно, но боль адская! Это хуже ранения в любое другое место. — Джемми снова вздрогнул. — Я знал одного парня, храброго как лев, отличившегося в Испании при Бадахосе и дважды упомянутого в «Газетт». Ему на дуэли прострелили колено, и я слышал, как он вопил всю ночь.
— Понятно.
— Но я должен предупредить вас, Дик...
— Да?
— На сей раз коленом не обойтись. Джек намерен драться всерьез. Он уже заказал почтовую карету до Дувра, чтобы успеть на послеполуденный пакетбот в Кале.
Даруэнт кивнул. На его лице ничего не отразилось. Подойдя к камину, он оперся локтями о белую мраморную полку, словно задумался.
— Конечно, — пробормотал Джемми, глядя на него из-под полуопущенных век, — вы могли бы отправить письмо с извинением или смыться — еще есть время. Но я не уверен, что это удовлетворит Джека. А если его что-то не удовлетворяет... ну, у противника нет выбора. Слышали бы вы, как он смеялся, когда Шарп упомянул сабли!
Даруэнт оставался неподвижным.
Непредубежденный наблюдатель явственно ощутил бы в тускло освещенной гостиной присутствие Джека Бакстоуна — смеющегося, невозмутимого и неуязвимого.
Джемми заерзал на диване.
— Боюсь, мне пора идти, старина. Какие приготовления вы сделаете к отъезду?
— Погодите, Джемми. — Даруэнт повернулся к нему. — Передайте мои комплименты майору Шарпу и скажите, что я отказываюсь от своего права драться на саблях. Я буду драться на пистолетах с любого расстояния, которое выберет сэр Джон Бакстоун.
Джемми вскочил с дивана.
Скомканный клочок газеты, каким-то образом застрявший под двубортным сюртуком с перламутровыми пуговицами, упал на ковер, но Джемми его не заметил.
— Чертовски беспечно с моей стороны! — воскликнул он. — Забыл упомянуть о расстоянии!
— Я же сказал, что согласен на любое.
— Так не пойдет! Мне нужно ваше одобрение. Тридцать шесть футов — футов, а не шагов, хотя, конечно, мы можем отмерить его и шагами. Вас это удовлетворяет?
— Полностью.
— А у вас имеются пистолеты, старина?
— Нет.
— Тогда Джек принесет свои. Есть возражения?
— Никаких.
— В вашей коляске рано утром мы доберемся в Уимблдон-Коммон меньше чем за полтора часа.
— Тогда встретимся у отеля «Стивене» на Бонд-стрит в половине четвертого. Это все?
— Да.
— Доброй ночи, Джемми.
Кивнув, Джемми шагнул к двери и резко повернулся.
— Не думайте, что мне это по душе! — буркнул он. — Вы сами меня втравили! — Его рука скользнула к крахмальному воротнику. — Я секундант, то есть прямой соучастник. Если вас убьют, для меня это может обернуться пожизненной каторгой.
Даруэнт подошел к стулу возле двери под двумя силуэтами в рамках, где лежала парчовая треуголка Джемми, и подобрал ее.
— Доброй ночи, Джемми.
— Каторжники — отличные парни, — не унимался Джемми. — Мне придется делать все, чтобы доставить им удовольствие, иначе они меня зарежут. — Ужасная перспектива заставила его содрогнуться. — Больше никаких приглашений ни на раут, ни в «Олмакс».
— Доброй ночи, Джемми, — в третий раз сказал Даруэнт.
— Никогда не общаться с леди, не бывать в сельских домах. Не слышать, как герцог Аргайл спрашивает: «Как поживаете, Джемми?» — и как леди Джерси говорит при встрече: «Рада вас видеть!» Нет, черт возьми! Лучше умереть!
— Бедняга. — Даруэнт протянул ему треуголку. — Я знаю, что вы не в силах этому помешать. Доброй ночи.
Джемми взял шляпу и вышел. Даруэнт закрыл за ним дверь и задумчиво уставился в пол, согнув указательный палец правой руки, словно держа его на спусковом крючке пистолета. Заметив скомканный и грязный клочок газеты, выпавший из-под сюртука Джемми, он подобрал его. Это был обрывок сегодняшней «Тайме» с датой и фрагментом статьи, который он не удосужился прочитать. Ощущение чьего-то присутствия, которое обостряли так сильно только две женщины, заставило его обернуться.
В дверях стояла Кэролайн, в голубом атласном платье с белой отделкой. На шее у нее сверкало сапфировое ожерелье под цвет глаз.
— Значит, сегодня вы условились о встрече с Джеком Бакстоуном, — заговорила она.
— Вы слышали разговор?
— Только часть.
Даруэнта охватило дурное предчувствие.
— Надеюсь, вы не станете жаловаться магистрату, чтобы предотвратить дуэль?
— Я бы отдала целое состояние, чтобы ее предотвратить, -не глядя на мужа, тихо отозвалась Кэролайн. — Но раз вы приняли решение, милорд, пусть будет так.
— Благодарю вас, Кэролайн. Мне не позволили навестить Долли, так что я лучше откланяюсь.
— Вы назвали меня по имени!
— Разве? Умоляю простить меня.
Кэролайн развернула серебристо-голубой веер, на сей раз не ради кокетства, а чтобы скрыть лицо.
— Вы не обедали, милорд. Останьтесь пообедать со мной. Правда, я наполовину обещала сопровождать Уилла Элванли в Итальянскую оперу, но, если хотите, я не пойду. — Ее голос дрогнул. — Если я произнесу хоть одно резкое слово, можете убить меня!
— Сделаю это, если вы скажете Долли хоть слово о нашем браке.
— Клянусь богом, я ничего ей не скажу. Оставайтесь пообедать.
— Прошу прощения, но я слишком мало знаком с ядами. К тому же я должен встать в половине четвертого утра. Доброй ночи.
Выходя из гостиной, услышал сдавленный возглас:
— Дик!
Но он не обратил внимания и зашагал вниз по лестнице.
С приходом сумерек и темноты в городе начиналась активная ночная жизнь. Фонари, свечи и газовые рожки один за другим зажигались под пьяные крики и шум.
Пообедав в столовой отеля «Стивене», Даруэнт написал письмо Джону Таунсенду[66], самому знаменитому из раннеров с Боу-стрит, и велел доставить его с посыльным в собственные руки. Он также написал подробный отчет о дневных и вечерних событиях, адресовав его Хьюберту Малберри, эсквайру, в дом 11а на Грейз-Инн-роуд.
На спектакле Итальянской оперы в «Хеймаркете» Кэролайн сидела в ложе лорда Элванли рядом с круглолицым пэром, слушая новую певицу мадам Вестрис в «Похищении Прозерпины»[67]. Кроме партера, зал представлял собой высокий полукруг частных лож. Лампы за сценой служили единственным источником света. Когда лорд Элванли попытался поцеловать Кэролайн в плечо, ему позволили это сделать, хотя еще недавно подобные вольности встречались в штыки. Кэролайн казалась сердитой, но не на него.
В своей квартире над конюшнями молодой Тиллотсон Луис плясал от радости. Наконец-то он получит щедрую ссуду от ростовщика Кинга, так как его отец умирает и его ожидает наследство.
Харриэтт Уилсон[68], светловолосая чаровница, содержавшая салон-бордель для джентльменов, которых обслуживали ужином в позолоченном зале, этим вечером принимала гостей. Джемми Флетчер заигрывал с ее сестрой, не забывая о цыпленке и шампанском.
Запершись в своем кабинете на Линкольнз-Инн-Филдс, Илайес Крокит при свете единственной свечи корпел над документами.
Долли Спенсер мирно спала в Янтарной комнате дома Кэролайн, ее светлые волосы разметались на подушке. С одной стороны кровати, украшенной орнаментом в стиле Людовика XV, сидела за шитьем миссис Огастес Роли, а с другой стороны ее бледнолицый муж читал «Гая Мэннеринга»[69]. Мистер Херфорд наблюдал за происходящим в углу, подпирая рукой подбородок.
В «Юнион армз», пивной Тома Крибба на Пэнтон-стрит, дородный чемпион Англии покуривал длинную глиняную трубку в уютной комнате, порой поглядывая на Хьюберта Малберри, сидящего в деревянной кабинке, попивая ром с корицей.
С тренировочного ринга в соседнем помещении доносились звуки ударов кулаками в легких боксерских перчатках.
В соседней с Малберри кабинке Джек Бакстоун зевал над газетой трехдневной давности. Вскоре к нему подошел коренастый мужчина с хриплым голосом, назвавшийся Красноносым, и сообщил, что принес джентльмену письмо.
В ночи слышались бой часов на колокольне и выкрики ночного сторожа. В своей спальне в «Стивенсе», при тусклом пламени свечи, Даруэнт, полностью одетый, сидел у окна, глядя на Бонд-стрит.
— Уимблдон-Коммон, недалеко от мельницы. Завтра в пять утра...
Месяц назад в это время его собирались повесить.
Глава 11Пистолеты на рассвете
Кучер щелкнул кнутом, увидев впереди «туннель», смутно темнеющий в белом тумане. Две вороные лошади, запряженные в красную коляску, пустились галопом в сторону Уимблдон-Коммон.
Даруэнт, закутанный в черную накидку, упорно смотрел вперед.
— Время? — спросил он.
Джемми Флетчер, в такой же накидке, пошарил в жилетном кармане, достал золотые часы и дрожащей рукой открыл крышку.
— Без десяти пять, старина. — Он тщетно пытался унять дрожь в голосе.
— Вы опоздали.
— Ничего не мог поделать. Я как выжатый лимон. Эта чертова женщина... Ладно, обойдемся без имен.
Кнут снова щелкнул.
— Вы раб своих чувств, Джемми. Никогда не можете отказать себе в удовольствии.
Туман был абсолютно непроницаемым, и дорогу между живыми изгородями с трудом удавалось разглядеть. Холодная белая пелена проникала сквозь одежду, вызывая озноб, мешала дышать, приглушала стук копыт и дребезжание коляски.
— Вы чертовски хладнокровны, Дик, — с завистью произнес Джемми. — Неужели вы не боитесь?
— Конечно боюсь. Моя рубашка прилипла к спине от пота, несмотря на холод. Я должен прилагать усилия, чтобы говорить медленно. Но если мы применим наглядный способ проверки...
Даруэнт извлек правую руку из-под накидки, вытянул ее вперед и расставил пальцы. Рука и пальцы были неподвижны, как у статуи.
— Вот каким образом люди приобретают незаслуженную репутацию смельчаков, — сухо сказал Даруэнт.
Джемми судорожно глотнул.
— Дик, старина, дело в том, что...
— Бакстоун убьет меня? Всадит мне пулю в лоб?
— Я этого не говорил!
— Но это вполне возможно. — Даруэнт повернулся к Джемми, заставив себя улыбнуться. — Думаю, вы любите заключать пари. Не хотите сделать ставку на результат?
— Черт побери, Дик, я не могу этого сделать! — воскликнул шокированный Джемми. — Я ваш секундант. А кроме того...
— Кроме того, как вы сможете получить выигрыш с мертвеца?
— Ну, знаете...
— Не будьте таким щепетильным, Джемми. Что скажете о ставке в сотню фунтов? Потом можете взять их у меня из кармана.
Джемми вздохнул:
— Должен признаться, старина, сотня мне не помешает. На эти деньги я мог бы отправиться с Джеком во Францию, даже в Париж. Знаете, сколько достопримечательностей в Пале-Руаяль?[70]
Даруэнт снова посмотрел на него и склонился к кучеру:
— Патрик, не могли бы вы ехать быстрее? Если они уйдут с места дуэли до нашего прибытия...
— Все в порядке, — заверил его Джемми. — Я уже вижу эту чертову мельницу.
Туман начал понемногу рассеиваться, когда коляска поднялась на холм, снова спустилась в низину и свернула влево, на более узкую дорогу без изгородей по бокам.
Даруэнт понятия не имел, где они находятся. Знал только, что это сельская местность в районе Саррея.
— Остановитесь! — приказал он.
Ярдах в двадцати впереди виднелась черная закрытая карета, возле которой стояли трое джентльменов в накидках. Один из них, сэр Джон Бакстоун, сидел на пне поодаль от остальных, зевая и покуривая сигару.
Туман, хотя и приподнялся, все еще висел клочьями среди деревьев, не давая толком разглядеть перспективу.
Красная коляска со скрипом затормозила. Даруэнт и Джемми спрыгнули на землю. Тишина вокруг казалась нереальной. Угрюмое серое небо грозило дождем. На его фоне темнели неподвижные крылья ветряной мельницы.
Один из двух джентльменов, сопровождающих Бакстоуна, был в черной шляпе и с черным саквояжем. Другой носил белый кивер с алым султаном и держал в руках плоскую коробку из розового дерева.
Кучер Патрик склонился со своего сиденья, превратившись из неодушевленного предмета в плотного мужчину с родинкой на щеке.
— Удачи, милорд, — тихо сказал он. — Пристрелите этого ублюдка.
Если Джемми Флетчер и содрогнулся с головы до ног, то не из-за неподобающего поведения слуги. Сейчас ему было не до этикета.
— Спасибо, — отозвался Даруэнт. — Но я не хочу его убивать.
Все говорили вполголоса, словно царящие на летней лужайке среди травы и деревьев туман и тишина сковывали их.
— Не хотите убивать? — переспросил ошеломленный Джемми.
— Нет. И никогда не хотел. Пошли.
Они двинулись сквозь туманную пелену по траве к ожидающим их джентльменам. Сердце Даруэнта гулко стучало. То, что он намеревался сделать, было так опасно, что походило на безумие.
Даруэнт, закутанный в черную накидку, упорно смотрел вперед.
— Время? — спросил он.
Джемми Флетчер, в такой же накидке, пошарил в жилетном кармане, достал золотые часы и дрожащей рукой открыл крышку.
— Без десяти пять, старина. — Он тщетно пытался унять дрожь в голосе.
— Вы опоздали.
— Ничего не мог поделать. Я как выжатый лимон. Эта чертова женщина... Ладно, обойдемся без имен.
Кнут снова щелкнул.
— Вы раб своих чувств, Джемми. Никогда не можете отказать себе в удовольствии.
Туман был абсолютно непроницаемым, и дорогу между живыми изгородями с трудом удавалось разглядеть. Холодная белая пелена проникала сквозь одежду, вызывая озноб, мешала дышать, приглушала стук копыт и дребезжание коляски.
— Вы чертовски хладнокровны, Дик, — с завистью произнес Джемми. — Неужели вы не боитесь?
— Конечно боюсь. Моя рубашка прилипла к спине от пота, несмотря на холод. Я должен прилагать усилия, чтобы говорить медленно. Но если мы применим наглядный способ проверки...
Даруэнт извлек правую руку из-под накидки, вытянул ее вперед и расставил пальцы. Рука и пальцы были неподвижны, как у статуи.
— Вот каким образом люди приобретают незаслуженную репутацию смельчаков, — сухо сказал Даруэнт.
Джемми судорожно глотнул.
— Дик, старина, дело в том, что...
— Бакстоун убьет меня? Всадит мне пулю в лоб?
— Я этого не говорил!
— Но это вполне возможно. — Даруэнт повернулся к Джемми, заставив себя улыбнуться. — Думаю, вы любите заключать пари. Не хотите сделать ставку на результат?
— Черт побери, Дик, я не могу этого сделать! — воскликнул шокированный Джемми. — Я ваш секундант. А кроме того...
— Кроме того, как вы сможете получить выигрыш с мертвеца?
— Ну, знаете...
— Не будьте таким щепетильным, Джемми. Что скажете о ставке в сотню фунтов? Потом можете взять их у меня из кармана.
Джемми вздохнул:
— Должен признаться, старина, сотня мне не помешает. На эти деньги я мог бы отправиться с Джеком во Францию, даже в Париж. Знаете, сколько достопримечательностей в Пале-Руаяль?[70]
Даруэнт снова посмотрел на него и склонился к кучеру:
— Патрик, не могли бы вы ехать быстрее? Если они уйдут с места дуэли до нашего прибытия...
— Все в порядке, — заверил его Джемми. — Я уже вижу эту чертову мельницу.
Туман начал понемногу рассеиваться, когда коляска поднялась на холм, снова спустилась в низину и свернула влево, на более узкую дорогу без изгородей по бокам.
Даруэнт понятия не имел, где они находятся. Знал только, что это сельская местность в районе Саррея.
— Остановитесь! — приказал он.
Ярдах в двадцати впереди виднелась черная закрытая карета, возле которой стояли трое джентльменов в накидках. Один из них, сэр Джон Бакстоун, сидел на пне поодаль от остальных, зевая и покуривая сигару.
Туман, хотя и приподнялся, все еще висел клочьями среди деревьев, не давая толком разглядеть перспективу.
Красная коляска со скрипом затормозила. Даруэнт и Джемми спрыгнули на землю. Тишина вокруг казалась нереальной. Угрюмое серое небо грозило дождем. На его фоне темнели неподвижные крылья ветряной мельницы.
Один из двух джентльменов, сопровождающих Бакстоуна, был в черной шляпе и с черным саквояжем. Другой носил белый кивер с алым султаном и держал в руках плоскую коробку из розового дерева.
Кучер Патрик склонился со своего сиденья, превратившись из неодушевленного предмета в плотного мужчину с родинкой на щеке.
— Удачи, милорд, — тихо сказал он. — Пристрелите этого ублюдка.
Если Джемми Флетчер и содрогнулся с головы до ног, то не из-за неподобающего поведения слуги. Сейчас ему было не до этикета.
— Спасибо, — отозвался Даруэнт. — Но я не хочу его убивать.
Все говорили вполголоса, словно царящие на летней лужайке среди травы и деревьев туман и тишина сковывали их.
— Не хотите убивать? — переспросил ошеломленный Джемми.
— Нет. И никогда не хотел. Пошли.
Они двинулись сквозь туманную пелену по траве к ожидающим их джентльменам. Сердце Даруэнта гулко стучало. То, что он намеревался сделать, было так опасно, что походило на безумие.