– Доктор Фелл, – взмолилась Силия, – пожалуйста, не нужно деликатничать. Я хочу знать все!
– Историю их романа вы можете узнать из писем, которые она писала как дневник, но не отправляла. Я прочел их сегодня все, но не советую вам этого делать. Разрази меня гром, какая удача, что их не придется зачитывать в суде! Что же до нашего мальчика, то поначалу эта связь льстила ему. Гордость победителя. Хотя временами он чувствовал себя и пленником тоже, одурманенный сильнейшим наркотиком на этом свете. А потом, как это всегда случается со всеми желторотыми выпускниками закрытых пансионов, он ощутил себя униженным. Это все так разительно отличалось от того, что он испытывал – или думал, что испытывает, – по отношению к Дорис Локи. Л он возненавидел Марго. А ее страсть со временем только распалялась. Он полностью охладел к ней, а она сделалась как одержимая и, к его ужасу, завела речь о браке. Торли Марш, который явно был в курсе всего, перепугался не меньше. Вы не задумывались, почему Торли Марш относился к юному Меррику с такой неприязнью? – Доктор Фелл посмотрел на Холдена: – Помните, как он, рассказывая вам о смерти жены, вдруг разразился целой тирадой? Можно назвать и другие случаи.
– Да, – согласился Холден. – Когда Торли и Дорис признались Локи, что собираются пожениться, Торли заметил Меррика и сделался мрачнее тучи. Он чуть ли не выставил парня из дома.
– Ну вот. Но с чего бы это? Ревность к Дорис? Клянусь памятью предков, нет! Торли знал, что девушка предпочла его, это было ясно как день. А когда выбрали тебя, ты не станешь ненавидеть побежденного соперника. Скорее ты станешь считать его отличным парнем, которому немного не повезло. Я намекнул вам на это, когда спросил, как вы относитесь к Дереку Херст-Гору. Теперь вам понятно, почему Торли Марш хотел сохранить все в тайне и почему он никогда не согласился бы на развод?
– Кажется, да, – пробормотала Силия. – Он боялся стать посмешищем.
– Вот именно! Если бы она развелась с ним или он – с ней, все равно правда вылезла бы наружу, к удовольствию всех его знакомых и приятелей. «Представляете? – радостно провозглашалось бы в клубе. – Жена Марша бросила его ради двадцатилетнего мальчишки! Вот это да!» А попытайся он объяснить кому-нибудь, что его жена истеричка, не выносящая его прикосновений, его в лучшем случае сочли бы грубияном, а в худшем – еще больше посмеялись бы.
Холдену вспомнилась еще одна сцена.
– «Выставить себя на посмешище», – произнес он. – Так сказал Херст-Гор, когда вы пытались убедить Торли рассказать всю правду и вам это почти удалось. Тогда Херст-Гор вмешался и заставил Торли молчать. Как по-вашему, наш друг Дерек знал все?
– Я в этом уверен. Он поддерживал Торли в его амбициях. Однако давайте вернемся к ситуации, сложившейся перед смертью Марго Марш. Для юного Меррика связь с нею стала просто невыносимой. Теперь он не просто сторонился своей бывшей возлюбленной, а панически боялся ее. Она могла сделать все, что угодно. А если Дорис узнает? Тогда он не женится на Дорис! Жизнь его рухнет! Напуганные дети иногда становятся безумно жестокими. Меррик, когда я беседовал с ним позднее в «Уайдстэрз», даже внушал некую симпатию. Но он был человек взбалмошный и неуравновешенный – вы и сами это видели – и совершенно не умел смотреть на вещи трезво. Как любой юнец подобного склада, мечтающий избавиться от любовной связи, он нашел только один выход. Он окончательно потерял голову и решил убить надоевшую любовницу. Марго предложила умереть вместе. А Меррик, благодаря невольной подсказке Локи, прочел о другой страдающей истерией женщине: миссис Баканен. Она умерла от отравления смесью морфина и белладонны, и врачи приняли ее смерть за естественную. Могло ли быть так? Я так и вижу, как Меррик ломает голову над этим вопросом и решает попробовать. Тогда я попытался вычислить, когда именно он передал жертве пузырек с готовым ядом. Я знал, что в тот роковой день Марго была в «Уайдстэрз», но не встретилась с Мерриком. И лишь прошлым вечером я узнал, что Меррика видели, когда он, идя от Форельего ручья, укутанный поверх мокрой одежды, встретился с Марго в поле возле «Уайдстэрз»…
– И отдал ей пузырек с ядом! – вмешался Холден. – Локи видел, как он сделал это!
Доктор Фелл удивленно заморгал:
– Да, верно. Локи сам сказал мне вчера вечером. Но откуда узнали об этом вы?
– Я случайно подслушал разговор Локи с некоей мадемуазель Фрей. Локи в тот момент пытался поставить все точки над «i» и разобраться в снедавших его подозрениях. Да! И когда он произнес ту пламенную речь о «бездушии» современной молодежи, он говорил вовсе не о Дорис. Он имел в виду Ронни Меррика.
– Но… что же Марго? – спросила Силия.
– Ваша сестра вернулась в «Касуолл» с обыкновенным коричневым пузырьком (прошу заметить – без этикетки!) и решила предпринять последнюю попытку уговорить мужа. Вот тогда-то она и…
– Напечатала на машинке этикетку, – прошептала Силия.
– Да, – подтвердил доктор Фелл. – Я так и вижу, как она потрясает этим пузырьком перед Торли и кричит: «Смотри! Знаешь, что это такое? Дай мне свободу, или я выпью сегодня ночью этот яд! Отпусти меня к Ронни, или я умру!» Но Торли Марш не поверил ей – слишком часто он слышал от нее подобные угрозы. Кроме того, он заметил, что этикетка напечатана на игрушечной машинке. (Помните, я спросил его, знает ли он о ее существовании?) В результате Марго поставила пузырек на видное место – в аптечном шкафчике – и взвинченная до предела отправилась на вечеринку в «Уайдстэрз». – Сигара доктора Фелла давно потухла. Он положил ее на столик, задумчиво уставившись на кувшин с водой. – Нам нет нужды возвращаться к событиям того вечера, за исключением самого убийства. Когда Ронни Меррику досталась роль доктора Баканена, он не на шутку испугался. Но отступать было некуда! Вечеринка окончилась. Время шло. «В Уайдстэрз» все уже спали. Тогда около часу ночи – именно в это время любовники договорились принять яд – Меррик украдкой выбрался из «Уайдстэрз» и направился в сторону «Касуолла». Под пальто на нем была одежда, промокшая в ручье. Он скинул пальто, переплыл ров и взобрался наверх по трубе. Он мог видеть свою жертву – все ставни были открыты, а вдоль окон всех ее комнат шел карниз. Меррик обнаружил свою бывшую любовницу в одной из комнат, теперь она переоделась в черное бархатное платье.
– Доктор Фелл, – перебила Силия, – но что это за платье? Никто из нас его прежде не видел! Оно было…
– Черное бархатное платье, – пробормотал доктор, – для черной бархатной комнаты.
– Как это?
– Вы, конечно, знаете, что ваша сестра, прежде чем всю ее жизнь заполнила страсть к Меррику, была гадалкой. Многие женщины и до нее поступали так же. Это давало выход ее истерии, страсти и ненависти к жизни. Когда начался ее роман с Мерриком, все это было забыто. Мадам Ванья исчезла. Картотеку с фамилиями клиентов уничтожили, дверь заперли на замок, а комната гадалки превратилась в святилище страсти, в конечном счете погубившей эту женщину. Черное платье она носила, будучи мадам Ванья, и в нем она позировала Меррику, когда тот рисовал ее портрет.
– Рисовал ее?.. – удивился Холден.
– Тьфу ты пропасть! – взорвался доктор Фелл. – Вы что, не обратили внимания, что горело в камине? И не уловили запах горелой ткани?
– Уловил.
– И обгорелые планки, сколоченные прямоугольником с обрывками того, что вполне могло быть натянутым на них холстом. А обломки полированного дерева, прежде бывшие мольбертом. И освещение в комнате подходящее. Вы, возможно, заметили, как я искал вмятины на ковре? Но эта огромная, покрытая бархатом софа… Ладно, не будем об этом.
Силия, похоже, хотела что-то сказать, но передумала.
– Вы… вы рассказывали нам об убийстве. О том, как Ронни проник в дом, переплыв ров, и как Марго перед смертью облачилась в черное платье. Что же было дальше?
Доктор Фелл задумался.
– О том, что случилось дальше, нам не сможет поведать ни один живой свидетель, так что позвольте мне рассказать вам, как я себе это представляю. Разумеется, Меррику не хотелось никого убивать, но он убедил себя, что ему во что бы то ни стало нужно избавиться от этой женщины – иначе он никогда не сумеет жениться на Дорис Локи. И вот, пристроившись на трубе, он заглядывает в незакрывающееся окно ванной и видит там свою жертву – та стоит перед зеркалом, держа в руке стаканчик со спиртовым раствором морфия и белладонны. Вот она, беспечно махнув рукой, подносит стакан к губам и выпивает его содержимое. Но он не позволяет себе быть беспечным. Меррик пробирается в ванную через окно. Он почти ничем не рискует. Пьяный муж храпит без задних ног в соседней комнате, остальные далеко. А Марго если и удивилась его внезапному появлению, то почти наверняка подумала, что он пришел только для того, чтобы умереть вместе с нею. Он задержался ненадолго – чтобы вытереть полотенцем мокрые волосы и руки. Марго жестом приглашает его пройти в гостиную, он следует за ней. По дороге, в спальне, он незаметно прихватывает оружие… Вы, конечно, догадались – какое? Железную кочергу, которую Силия нашла на следующее утро в гостиной Марго. На пороге гостиной Меррик ударяет свою жертву сзади кочергой по голове – не сильно, так, чтобы не убить и не поранить, просто чтобы она пробыла в беспамятстве, пока морфий не подействует необратимо. Потом он переносит красивое безвольное тело в теплую комнату и укладывает его в шезлонг. Теперь надо найти и уничтожить дневник, хранящийся в китайской шкатулке. Меррик находит его и сжигает. Наш юный Байрон к тому времени уже окончательно продрог и близок к обмороку. Но он возвращается в ванную, моет стакан, из которого пила Марго, а пузырек кладет себе в карман. После этого он гасит свет в спальне и в ванной и спускается в ров по трубе.
Доктор Фелл замолчал и тяжело вздохнул:
– Но Марго Марш цепко держалась за жизнь. Спустя час, частично придя в сознание, она, уже умирающая, принялась звать на помощь. Торли Марш услышал ее крики и бросился в гостиную. И там, разрази меня гром, он пережил не лучшие минуты! Разумеется, это мог быть обычный истерический припадок. Но Торли вспомнил о пузырьке с ядом. Боже, неужели она исполнила угрозу?! Торли Марш бросается к аптечному шкафчику. Пузырька нет!
Доктор Фелл снова глубоко вздохнул, теребя дужку очков:
– Примерно это я и держал в уме, когда впервые расспрашивал нашего друга Марша. Судя по тому, как он с самого начала твердил всем и каждому, что врач констатировал естественную смерть, он, по меньшей мере, не исключал возможности самоубийства. Поэтому-то, боясь скандала, и лгал. Однако, если бы мне удалось поймать его на слове и заставить подтвердить то, о чем я догадывался, я обрел бы почву под ногами. И мне это удалось. Помните, я сказал вам, что не вижу здесь никакого парадокса? Именно благодаря тому что Марш лгал, я понял, что он честен.
– Но при этом, – возразил Холден, – Торли не поделился с доктором Шептоном своими подозрениями, что Марго могла покончить с собой.
– Да. Потому что доктор Шептон, если вы помните, твердо заявил, что это истерический припадок и даже не очень серьезный. А потом было уже поздно. Поэтому он лгал.
– И все-таки я не понимаю Торли! – в сердцах воскликнул Холден. – Я так и не знаю, что мне следует сделать: извиниться перед ним или свернуть ему шею!
– Однако же Торли понять, наверное, проще всего, – возразил доктор Фелл. – Торли Марш – от природы добрый и хороший человек. Он любит своих друзей и готов ради них пойти на любые хлопоты, с тем лишь условием, что это не нанесет серьезного ущерба его собственным интересам. – Доктор Фелл помолчал. – Вот так-то. И теперь лишь Божьей милостью…
В комнате воцарилась тишина.
– Да, – сказал Холден, – все мы ходим под богом.
– И все-таки я ненавижу его, – тихо проговорила Силия. – Ненавижу даже теперь, когда знаю, что Марго была… такая и что он никогда не обижал ее. Не знаю, наверное, это ужасно говорить так, когда он…
– Да, кстати, как он? – поинтересовался доктор Фелл.
– Пока неизвестно. Дорис сейчас в больнице, мы ждем ее с минуты на минуту. – Силия помолчала, потом заявила твердо: – Я ненавижу его! За то, что он лгал – говорил, что я сумасшедшая, и что Марго умерла естественной смертью, и что не было никакого пузырька, хотя сам прекрасно знал, что все это не так! Дон, милый, я наделала много глупостей! Но ты ведь не винишь меня за это?
– Нет, конечно!
– И я тоже, – сказал доктор Фелл. – Но, гром и молния, вы заставили меня поработать мозгами! – Он покачал головой и проговорил, обращаясь к Холдену: – Помните, во время разговора в галерее я сказал вам, что девушка абсолютно здорова и находится в полном рассудке? Да, она утверждала, что видела привидения, но, увидев вас, почему-то не приняла вас за Призрак – и это означало, что она не страдает галлюцинациями. В то же время мне необходимо было убедиться, что она не…
– Что она не?..
– Не подтасовывает факты! – сказал доктор Фелл. – Благоговейный страх выразился вдруг на его лице. – Когда мы отправились распечатать склеп, я был порядком напуган. Да, да, ужасно напуган! Не потому, что боялся чего-то потустороннего, как вы, наверное, подумали. Просто я опасался, что, если она, как можно было заключить из ее письма, подсовывала ложные улики, полиция обвинит во всем ее. Когда мы открыли склеп и там все на первый взгляд казалось нормальным, если не считать сдвинутых гробов, я испытал такое облегчение, что даже инспектор Кроуфорд заметил это. Я начал на всякий случай сбивать Кроуфорда со следа, пытаясь убедить его, что никто не мог проникнуть в опечатанный склеп, и вдруг, в тот самый момент, когда я уже решил, что все обошлось, он наткнулся на этот проклятый пузырек, который могла подбросить только Силия. Я снова впал в отчаяние.
– Доктор Фелл, но почему же все-таки гробы оказались сдвинуты? – спросил Холден.
– Ах да, это… – проговорил доктор Фелл с виноватым видом. – Боюсь, моя болтовня запутала не только Кроуфорда, но и вас.
– Да какая там болтовня! Вчера Локи заявил, что два новых гроба – Марго и некоего Джона Деверо – весят по восемьсот фунтов каждый. Кто мог расшвырять их?
– В этом-то и заключалась моя уловка. Я хотел сбить с толку Кроуфорда и нарочно употребил это слово – «расшвыряли». На самом деле гробы никто не расшвыривал, их приподняли.
– Ну хорошо, пусть приподняли. Но как или кто?
– И снова, – сказал доктор Фелл, – ключ к разгадке – вода.
– Вода?!
– Современные гробы воздухонепроницаемы, а стало быть, водонепроницаемы. Они могут плавать.
Холден недоуменно смотрел на доктора. Доктор Фелл объяснил:
– Земли вокруг «Касуолла», как вы должно быть заметили, богаты грунтовыми водами. Немцы называют их…
– «Grundwasser!» – пробормотал Холден, осененный внезапным озарением. – «Grundwasser!»
– Вот именно. Они поднимаются почти до поверхности земли осенью и весной, а летом и зимой их уровень спадает. Всякий, кто хорошо знает здешние места, мог бы побиться об заклад, что осенью и весной этот склеп затопляет. Как вы видели, он расположен на четыре фута ниже уровня земли. И там очень сыро. Кроуфорд, пройдясь по склепу, оставил четкие следы на песке, чего не случилось бы, будь песок сухим. Водонепроницаемые гробы подняло на четыре фута, и они плавали по склепу, пока вода не спала. А вот самый старый гроб, пролежавший под землей с шестнадцатого столетия и подгнивший, с места не сдвинулся, так как в него залилась вода. Гроб, захороненный в восемнадцатом веке, лишь немного развернуло и сдвинуло, только и всего. Вы… вы понимаете, о чем я?
– Да, – изумленно проговорил Холден.
– Ничего подобного в Касуолле прежде не происходило, – продолжал доктор Фелл, – потому что этот склеп – новый. И, кроме старого склепа на холме, куда не достигают грунтовые воды, он – единственный на всем кладбище. Но такие явления часто наблюдались в других местах.
– Стало быть, песок на полу…
– Естественно, на нем не было никаких следов! Поднимающаяся и спадающая вода, сместившая гробы, стерла их. Черт возьми, я же дал вам тогда зацепку! Новый замок, расположенный довольно высоко, вне досягаемости воды, открывается со звонким щелчком. Зато нижняя дверная петля издает скрип и скрежет. Почему? Потому что она заржавела от воды! От воды!
– И все?
– Да, – сказал доктор Фелл. – Только и всего.
– Я преступница, Дон! – проговорила Силия сдавленным голосом. – Я прочла об этом в книге и решила воспользоваться случаем. Ты очень зол на меня?
– Не говори глупостей, милая! С какой стати?
– Но доктор Фелл, наверное, обижается?
– Да, обижаюсь! Гром и молния!
– Вы имеете на это полное право. Я ужасно перед вами виновата. Мне жаль, что так получилось! Я искала пузырек, похожий на настоящий, и нашла его в подвале в «Уайдстэрз», куда Ронни, наверное, спрятал его. Я взяла этот пузырек и подбросила его в склеп, когда мы с вами ходили опечатывать его. Конечно, вы вправе обижаться на меня!
– Чепуха, дитя мое! – возразил доктор Фелл. – Меня обижает вовсе не это, а то, что вы не захотели довериться мне. Если бы вы поделились со мною своими намерениями, я мог бы научить вас куда более эффективным способам подбрасывать ложные улики, и вам бы не пришлось сочинять эту нелепую историю с привидениями.
– Но я была в отчаянии! Торли усмехался и называл меня сумасшедшей. Тогда я решила впрямь притвориться сумасшедшей и посмотреть, как ему это понравится. А вместо этого меня стали подозревать.
– Теперь понятно, почему вы так долго не обращались в полицию, – вы ждали, когда грунтовые воды поднимутся, а потом, летом, спадут.
– Да. Но, как назло, июнь выдался ужасно дождливый, и в склепе еще могла оставаться вода, поэтому я не решалась начать игру. Но в июле установилась жара, поэтому я рискнула. А Торли… – Силия вдруг замолкла.
Дверь в холл отворилась, и на пороге появилась Дорис Локи. Глаза ее, явно припухшие от слез, блуждали по сторонам. Следом за нею вошел ее отец. Он очень переменился, словно за один день постарел на десять лет.
Силия заботливо придвинула им стулья. Дорис поблагодарила ее вежливым жестом.
– Торли лучше, – сообщила она и вдруг прибавила: – Это я во всем виновата!
– Вы?! – удивилась Силия.
– Это моя вина, что Торли и Ронни оказались на Нью-Бонд-стрит. И подрались. – Она посмотрела на Холдена: – Но и ваша тоже, Дон Угрюмо!
Холден уставился в пол.
– Да. Боюсь, это так, – признался он.
В глазах Дорис снова заблестели слезы.
– Никогда не забуду тот вечер в четверг, когда мы с Ронни и Доном Угрюмо возвращались в «Уайдстэрз» через луга!
Холден тоже хорошо помнил эту прогулку, особенно теперь, когда многое стало понятно.
А Дорис продолжала:
– Дон Угрюмо расспрашивал меня о любовнике той женщины, и я рассказала ему про квартиру на Нью-Бонд-стрит и даже предложила ему поехать туда и самому посмотреть. Представляете? И это в присутствии Ронни!
– Дорис! – тихо пробормотала тень сэра Дэнверса Локи.
– Я заметила в тот вечер, что с Ронни что-то не так! Этот голос, этот блеск в глазах! Но разве могла я подумать, что Ронни… Ронни, и никто другой, был любовником той женщины?! – И она посмотрела на Холдена, словно на великого оракула, ошибившегося в предсказаниях. – Как же так, Дон Угрюмо?!
– Милая Дорис, – запротестовал Холден. – Откуда мне было догадаться, если вы говорили о каком-то красавчике средних лет?! Вы сказали, что ваша подруга, Джейн Такая-то, утверждала, будто видела его…
– Джейн не говорила, что он был средних лет!
– Не говорила?!
– Джейн Паултон сказала только, что он «красавчик». Это Ронни, когда я рассказала ему, все переиначил. «Средних лет», – сказал он и нарочно часто повторял это. И вы в тот вечер услышали эти слова не от меня, а от Ронни.
– Подождите. Давайте-ка вспомним!
– Давайте, Дон Угрюмо.
– В самый первый раз, когда я только познакомился с Ронни, он вдруг почему-то завел речь о любовнике Марго, упомянув о том, что это человек именно «средних лет».
«Как все просто, когда ты уже знаешь правду!» – подумал Холден. Как легко было сейчас понять, что чувствовал и думал Меррик, которому он всегда симпатизировал, стоя ошеломленный и подавленный, в галерее или бредя по ночным лугам и слушая рассуждения Дорис об убийце? «Она раздражала его, и он ее убил», – прозвучал в голове Холдена голос Дорис. И эти слова, как ни странно, оказались горькой правдой.
Сэр Дэнверс Локи расстегнул воротник рубашки.
– Доктор Фелл, будьте так добры, проясните для меня еще один момент!
– Если смогу.
– Насколько я понимаю, – проговорил бледный как полотно Локи, – миссис Марш в глубине души не собиралась умирать. Именно поэтому, даже договорившись с любовником об этом двойном самоубийстве, она не отказалась от квартиры на Нью-Бонд-стрит. Так?
– Полагаю, да.
– Но Меррик этого не знал. Так?
– Да. Но когда ваша дочь заговорила об этой квартире, у него возникли сомнения. Разумеется, у него оставался ключ, и он на следующее утро, на одном поезде с вами, поехал в Лондон. Но он не мог отправиться по нужному адресу прямо с вокзала, потому что вы направлялись туда же, в магазин готового платья…
– Клянусь, я ни о чем не подозревал!
– Зато Торли обнаружил его там, – с горечью проговорила Дорис. – Утром я рассказала Торли, о чем мы говорили накануне, и он помчался на машине в город посмотреть, не осталось ли в квартире улик. У него тоже был ключ – ключ этой женщины. Он застал Ронни в квартире, и между ними произошла страшная драка.
Дорис содрогнулась, представив себе вживе эту картину.
Локи посмотрел на доктора Фелла:
– Ну а вы, поняв, в чем дело, послали туда Холдена. Да. Да… Теперь все понятно. – Локи, больше похожий на бледную тень человека, какое-то время колебался, потом сказал: – А теперь я бы хотел кое от чего отречься!
– Отречься?! – удивленно воскликнула Силия.
– Дорис! – проговорил сэр Дэнверс почти официальным тоном. – Я противился твоему браку с мистером Маршем. Признаюсь, я не доверял ему. Поначалу я даже думал, что он убийца. И только сегодня ночью, обдумав все окончательно… Дорис, твой отец был не прав! Я пытался принудить тебя… Одним словом, я отрекаюсь от прежних намерений! И если ты хочешь выйти замуж за этого человека…
Дорис, сидевшая на подлокотнике кресла, внимательно слушала отца.
– Но я не хочу выходить за Торли!
Локи был потрясен:
– Не хочешь?! Почему?
– Не знаю. Просто не хочу, и все. Силия!
– Да, дорогая?
– Вот ты всегда любила Дона Угрюмо. Так?
– Мне бы не хотелось обсуждать это на людях, – улыбнулась Силия, посмотрев на Холдена. – Но это так. Я любила его и люблю.
– А у нас с Торли все по-другому, – сказала Дорис и, помолчав, прибавила: – Он не тот, за кого я его принимала. Он – слабак.
Все молчали. Наконец Локи, пытаясь изобразить улыбку, проговорил:
– Дорис, не могу сказать, что твое решение мне не по душе. Ты молода, и у тебя все впереди. Меня утешает, что, по крайней мере, Бог миловал тебя от…
– Отец, не говори гадостей о бедном Ронни! – вскричала Дорис.
Все продолжали молчать, а Дорис, встав с кресла, подошла к окну и выглянула в залитый лунным светом сад.
– Ронни, – сказала она, – был сильным. По-настоящему сильным. – В ее голосе звучало с трудом скрываемое восхищение. – Я никогда не думала, что он такой! Я считала его слабаком и даже не догадывалась, что он способен на настоящий поступок! Что бы он там ни сделал, но я считаю, таким и должен быть мужчина! Теперь я жалею, что не вышла за него!
Из груди доктора Гидеона Фелла вырвался звук, который можно было принять за ироничный вздох. Задумчиво покачав головой, он наклонился к низенькому столику, открыл графин с виски, налил в стакан весьма внушительную порцию и добавил в нее совсем немножко воды.
Всем своим видом он излучал добродушную иронию, когда, поднимая бокал, объявил:
– Я пью за человеческую натуру!
– Историю их романа вы можете узнать из писем, которые она писала как дневник, но не отправляла. Я прочел их сегодня все, но не советую вам этого делать. Разрази меня гром, какая удача, что их не придется зачитывать в суде! Что же до нашего мальчика, то поначалу эта связь льстила ему. Гордость победителя. Хотя временами он чувствовал себя и пленником тоже, одурманенный сильнейшим наркотиком на этом свете. А потом, как это всегда случается со всеми желторотыми выпускниками закрытых пансионов, он ощутил себя униженным. Это все так разительно отличалось от того, что он испытывал – или думал, что испытывает, – по отношению к Дорис Локи. Л он возненавидел Марго. А ее страсть со временем только распалялась. Он полностью охладел к ней, а она сделалась как одержимая и, к его ужасу, завела речь о браке. Торли Марш, который явно был в курсе всего, перепугался не меньше. Вы не задумывались, почему Торли Марш относился к юному Меррику с такой неприязнью? – Доктор Фелл посмотрел на Холдена: – Помните, как он, рассказывая вам о смерти жены, вдруг разразился целой тирадой? Можно назвать и другие случаи.
– Да, – согласился Холден. – Когда Торли и Дорис признались Локи, что собираются пожениться, Торли заметил Меррика и сделался мрачнее тучи. Он чуть ли не выставил парня из дома.
– Ну вот. Но с чего бы это? Ревность к Дорис? Клянусь памятью предков, нет! Торли знал, что девушка предпочла его, это было ясно как день. А когда выбрали тебя, ты не станешь ненавидеть побежденного соперника. Скорее ты станешь считать его отличным парнем, которому немного не повезло. Я намекнул вам на это, когда спросил, как вы относитесь к Дереку Херст-Гору. Теперь вам понятно, почему Торли Марш хотел сохранить все в тайне и почему он никогда не согласился бы на развод?
– Кажется, да, – пробормотала Силия. – Он боялся стать посмешищем.
– Вот именно! Если бы она развелась с ним или он – с ней, все равно правда вылезла бы наружу, к удовольствию всех его знакомых и приятелей. «Представляете? – радостно провозглашалось бы в клубе. – Жена Марша бросила его ради двадцатилетнего мальчишки! Вот это да!» А попытайся он объяснить кому-нибудь, что его жена истеричка, не выносящая его прикосновений, его в лучшем случае сочли бы грубияном, а в худшем – еще больше посмеялись бы.
Холдену вспомнилась еще одна сцена.
– «Выставить себя на посмешище», – произнес он. – Так сказал Херст-Гор, когда вы пытались убедить Торли рассказать всю правду и вам это почти удалось. Тогда Херст-Гор вмешался и заставил Торли молчать. Как по-вашему, наш друг Дерек знал все?
– Я в этом уверен. Он поддерживал Торли в его амбициях. Однако давайте вернемся к ситуации, сложившейся перед смертью Марго Марш. Для юного Меррика связь с нею стала просто невыносимой. Теперь он не просто сторонился своей бывшей возлюбленной, а панически боялся ее. Она могла сделать все, что угодно. А если Дорис узнает? Тогда он не женится на Дорис! Жизнь его рухнет! Напуганные дети иногда становятся безумно жестокими. Меррик, когда я беседовал с ним позднее в «Уайдстэрз», даже внушал некую симпатию. Но он был человек взбалмошный и неуравновешенный – вы и сами это видели – и совершенно не умел смотреть на вещи трезво. Как любой юнец подобного склада, мечтающий избавиться от любовной связи, он нашел только один выход. Он окончательно потерял голову и решил убить надоевшую любовницу. Марго предложила умереть вместе. А Меррик, благодаря невольной подсказке Локи, прочел о другой страдающей истерией женщине: миссис Баканен. Она умерла от отравления смесью морфина и белладонны, и врачи приняли ее смерть за естественную. Могло ли быть так? Я так и вижу, как Меррик ломает голову над этим вопросом и решает попробовать. Тогда я попытался вычислить, когда именно он передал жертве пузырек с готовым ядом. Я знал, что в тот роковой день Марго была в «Уайдстэрз», но не встретилась с Мерриком. И лишь прошлым вечером я узнал, что Меррика видели, когда он, идя от Форельего ручья, укутанный поверх мокрой одежды, встретился с Марго в поле возле «Уайдстэрз»…
– И отдал ей пузырек с ядом! – вмешался Холден. – Локи видел, как он сделал это!
Доктор Фелл удивленно заморгал:
– Да, верно. Локи сам сказал мне вчера вечером. Но откуда узнали об этом вы?
– Я случайно подслушал разговор Локи с некоей мадемуазель Фрей. Локи в тот момент пытался поставить все точки над «i» и разобраться в снедавших его подозрениях. Да! И когда он произнес ту пламенную речь о «бездушии» современной молодежи, он говорил вовсе не о Дорис. Он имел в виду Ронни Меррика.
– Но… что же Марго? – спросила Силия.
– Ваша сестра вернулась в «Касуолл» с обыкновенным коричневым пузырьком (прошу заметить – без этикетки!) и решила предпринять последнюю попытку уговорить мужа. Вот тогда-то она и…
– Напечатала на машинке этикетку, – прошептала Силия.
– Да, – подтвердил доктор Фелл. – Я так и вижу, как она потрясает этим пузырьком перед Торли и кричит: «Смотри! Знаешь, что это такое? Дай мне свободу, или я выпью сегодня ночью этот яд! Отпусти меня к Ронни, или я умру!» Но Торли Марш не поверил ей – слишком часто он слышал от нее подобные угрозы. Кроме того, он заметил, что этикетка напечатана на игрушечной машинке. (Помните, я спросил его, знает ли он о ее существовании?) В результате Марго поставила пузырек на видное место – в аптечном шкафчике – и взвинченная до предела отправилась на вечеринку в «Уайдстэрз». – Сигара доктора Фелла давно потухла. Он положил ее на столик, задумчиво уставившись на кувшин с водой. – Нам нет нужды возвращаться к событиям того вечера, за исключением самого убийства. Когда Ронни Меррику досталась роль доктора Баканена, он не на шутку испугался. Но отступать было некуда! Вечеринка окончилась. Время шло. «В Уайдстэрз» все уже спали. Тогда около часу ночи – именно в это время любовники договорились принять яд – Меррик украдкой выбрался из «Уайдстэрз» и направился в сторону «Касуолла». Под пальто на нем была одежда, промокшая в ручье. Он скинул пальто, переплыл ров и взобрался наверх по трубе. Он мог видеть свою жертву – все ставни были открыты, а вдоль окон всех ее комнат шел карниз. Меррик обнаружил свою бывшую любовницу в одной из комнат, теперь она переоделась в черное бархатное платье.
– Доктор Фелл, – перебила Силия, – но что это за платье? Никто из нас его прежде не видел! Оно было…
– Черное бархатное платье, – пробормотал доктор, – для черной бархатной комнаты.
– Как это?
– Вы, конечно, знаете, что ваша сестра, прежде чем всю ее жизнь заполнила страсть к Меррику, была гадалкой. Многие женщины и до нее поступали так же. Это давало выход ее истерии, страсти и ненависти к жизни. Когда начался ее роман с Мерриком, все это было забыто. Мадам Ванья исчезла. Картотеку с фамилиями клиентов уничтожили, дверь заперли на замок, а комната гадалки превратилась в святилище страсти, в конечном счете погубившей эту женщину. Черное платье она носила, будучи мадам Ванья, и в нем она позировала Меррику, когда тот рисовал ее портрет.
– Рисовал ее?.. – удивился Холден.
– Тьфу ты пропасть! – взорвался доктор Фелл. – Вы что, не обратили внимания, что горело в камине? И не уловили запах горелой ткани?
– Уловил.
– И обгорелые планки, сколоченные прямоугольником с обрывками того, что вполне могло быть натянутым на них холстом. А обломки полированного дерева, прежде бывшие мольбертом. И освещение в комнате подходящее. Вы, возможно, заметили, как я искал вмятины на ковре? Но эта огромная, покрытая бархатом софа… Ладно, не будем об этом.
Силия, похоже, хотела что-то сказать, но передумала.
– Вы… вы рассказывали нам об убийстве. О том, как Ронни проник в дом, переплыв ров, и как Марго перед смертью облачилась в черное платье. Что же было дальше?
Доктор Фелл задумался.
– О том, что случилось дальше, нам не сможет поведать ни один живой свидетель, так что позвольте мне рассказать вам, как я себе это представляю. Разумеется, Меррику не хотелось никого убивать, но он убедил себя, что ему во что бы то ни стало нужно избавиться от этой женщины – иначе он никогда не сумеет жениться на Дорис Локи. И вот, пристроившись на трубе, он заглядывает в незакрывающееся окно ванной и видит там свою жертву – та стоит перед зеркалом, держа в руке стаканчик со спиртовым раствором морфия и белладонны. Вот она, беспечно махнув рукой, подносит стакан к губам и выпивает его содержимое. Но он не позволяет себе быть беспечным. Меррик пробирается в ванную через окно. Он почти ничем не рискует. Пьяный муж храпит без задних ног в соседней комнате, остальные далеко. А Марго если и удивилась его внезапному появлению, то почти наверняка подумала, что он пришел только для того, чтобы умереть вместе с нею. Он задержался ненадолго – чтобы вытереть полотенцем мокрые волосы и руки. Марго жестом приглашает его пройти в гостиную, он следует за ней. По дороге, в спальне, он незаметно прихватывает оружие… Вы, конечно, догадались – какое? Железную кочергу, которую Силия нашла на следующее утро в гостиной Марго. На пороге гостиной Меррик ударяет свою жертву сзади кочергой по голове – не сильно, так, чтобы не убить и не поранить, просто чтобы она пробыла в беспамятстве, пока морфий не подействует необратимо. Потом он переносит красивое безвольное тело в теплую комнату и укладывает его в шезлонг. Теперь надо найти и уничтожить дневник, хранящийся в китайской шкатулке. Меррик находит его и сжигает. Наш юный Байрон к тому времени уже окончательно продрог и близок к обмороку. Но он возвращается в ванную, моет стакан, из которого пила Марго, а пузырек кладет себе в карман. После этого он гасит свет в спальне и в ванной и спускается в ров по трубе.
Доктор Фелл замолчал и тяжело вздохнул:
– Но Марго Марш цепко держалась за жизнь. Спустя час, частично придя в сознание, она, уже умирающая, принялась звать на помощь. Торли Марш услышал ее крики и бросился в гостиную. И там, разрази меня гром, он пережил не лучшие минуты! Разумеется, это мог быть обычный истерический припадок. Но Торли вспомнил о пузырьке с ядом. Боже, неужели она исполнила угрозу?! Торли Марш бросается к аптечному шкафчику. Пузырька нет!
Доктор Фелл снова глубоко вздохнул, теребя дужку очков:
– Примерно это я и держал в уме, когда впервые расспрашивал нашего друга Марша. Судя по тому, как он с самого начала твердил всем и каждому, что врач констатировал естественную смерть, он, по меньшей мере, не исключал возможности самоубийства. Поэтому-то, боясь скандала, и лгал. Однако, если бы мне удалось поймать его на слове и заставить подтвердить то, о чем я догадывался, я обрел бы почву под ногами. И мне это удалось. Помните, я сказал вам, что не вижу здесь никакого парадокса? Именно благодаря тому что Марш лгал, я понял, что он честен.
– Но при этом, – возразил Холден, – Торли не поделился с доктором Шептоном своими подозрениями, что Марго могла покончить с собой.
– Да. Потому что доктор Шептон, если вы помните, твердо заявил, что это истерический припадок и даже не очень серьезный. А потом было уже поздно. Поэтому он лгал.
– И все-таки я не понимаю Торли! – в сердцах воскликнул Холден. – Я так и не знаю, что мне следует сделать: извиниться перед ним или свернуть ему шею!
– Однако же Торли понять, наверное, проще всего, – возразил доктор Фелл. – Торли Марш – от природы добрый и хороший человек. Он любит своих друзей и готов ради них пойти на любые хлопоты, с тем лишь условием, что это не нанесет серьезного ущерба его собственным интересам. – Доктор Фелл помолчал. – Вот так-то. И теперь лишь Божьей милостью…
В комнате воцарилась тишина.
– Да, – сказал Холден, – все мы ходим под богом.
– И все-таки я ненавижу его, – тихо проговорила Силия. – Ненавижу даже теперь, когда знаю, что Марго была… такая и что он никогда не обижал ее. Не знаю, наверное, это ужасно говорить так, когда он…
– Да, кстати, как он? – поинтересовался доктор Фелл.
– Пока неизвестно. Дорис сейчас в больнице, мы ждем ее с минуты на минуту. – Силия помолчала, потом заявила твердо: – Я ненавижу его! За то, что он лгал – говорил, что я сумасшедшая, и что Марго умерла естественной смертью, и что не было никакого пузырька, хотя сам прекрасно знал, что все это не так! Дон, милый, я наделала много глупостей! Но ты ведь не винишь меня за это?
– Нет, конечно!
– И я тоже, – сказал доктор Фелл. – Но, гром и молния, вы заставили меня поработать мозгами! – Он покачал головой и проговорил, обращаясь к Холдену: – Помните, во время разговора в галерее я сказал вам, что девушка абсолютно здорова и находится в полном рассудке? Да, она утверждала, что видела привидения, но, увидев вас, почему-то не приняла вас за Призрак – и это означало, что она не страдает галлюцинациями. В то же время мне необходимо было убедиться, что она не…
– Что она не?..
– Не подтасовывает факты! – сказал доктор Фелл. – Благоговейный страх выразился вдруг на его лице. – Когда мы отправились распечатать склеп, я был порядком напуган. Да, да, ужасно напуган! Не потому, что боялся чего-то потустороннего, как вы, наверное, подумали. Просто я опасался, что, если она, как можно было заключить из ее письма, подсовывала ложные улики, полиция обвинит во всем ее. Когда мы открыли склеп и там все на первый взгляд казалось нормальным, если не считать сдвинутых гробов, я испытал такое облегчение, что даже инспектор Кроуфорд заметил это. Я начал на всякий случай сбивать Кроуфорда со следа, пытаясь убедить его, что никто не мог проникнуть в опечатанный склеп, и вдруг, в тот самый момент, когда я уже решил, что все обошлось, он наткнулся на этот проклятый пузырек, который могла подбросить только Силия. Я снова впал в отчаяние.
– Доктор Фелл, но почему же все-таки гробы оказались сдвинуты? – спросил Холден.
– Ах да, это… – проговорил доктор Фелл с виноватым видом. – Боюсь, моя болтовня запутала не только Кроуфорда, но и вас.
– Да какая там болтовня! Вчера Локи заявил, что два новых гроба – Марго и некоего Джона Деверо – весят по восемьсот фунтов каждый. Кто мог расшвырять их?
– В этом-то и заключалась моя уловка. Я хотел сбить с толку Кроуфорда и нарочно употребил это слово – «расшвыряли». На самом деле гробы никто не расшвыривал, их приподняли.
– Ну хорошо, пусть приподняли. Но как или кто?
– И снова, – сказал доктор Фелл, – ключ к разгадке – вода.
– Вода?!
– Современные гробы воздухонепроницаемы, а стало быть, водонепроницаемы. Они могут плавать.
Холден недоуменно смотрел на доктора. Доктор Фелл объяснил:
– Земли вокруг «Касуолла», как вы должно быть заметили, богаты грунтовыми водами. Немцы называют их…
– «Grundwasser!» – пробормотал Холден, осененный внезапным озарением. – «Grundwasser!»
– Вот именно. Они поднимаются почти до поверхности земли осенью и весной, а летом и зимой их уровень спадает. Всякий, кто хорошо знает здешние места, мог бы побиться об заклад, что осенью и весной этот склеп затопляет. Как вы видели, он расположен на четыре фута ниже уровня земли. И там очень сыро. Кроуфорд, пройдясь по склепу, оставил четкие следы на песке, чего не случилось бы, будь песок сухим. Водонепроницаемые гробы подняло на четыре фута, и они плавали по склепу, пока вода не спала. А вот самый старый гроб, пролежавший под землей с шестнадцатого столетия и подгнивший, с места не сдвинулся, так как в него залилась вода. Гроб, захороненный в восемнадцатом веке, лишь немного развернуло и сдвинуло, только и всего. Вы… вы понимаете, о чем я?
– Да, – изумленно проговорил Холден.
– Ничего подобного в Касуолле прежде не происходило, – продолжал доктор Фелл, – потому что этот склеп – новый. И, кроме старого склепа на холме, куда не достигают грунтовые воды, он – единственный на всем кладбище. Но такие явления часто наблюдались в других местах.
– Стало быть, песок на полу…
– Естественно, на нем не было никаких следов! Поднимающаяся и спадающая вода, сместившая гробы, стерла их. Черт возьми, я же дал вам тогда зацепку! Новый замок, расположенный довольно высоко, вне досягаемости воды, открывается со звонким щелчком. Зато нижняя дверная петля издает скрип и скрежет. Почему? Потому что она заржавела от воды! От воды!
– И все?
– Да, – сказал доктор Фелл. – Только и всего.
– Я преступница, Дон! – проговорила Силия сдавленным голосом. – Я прочла об этом в книге и решила воспользоваться случаем. Ты очень зол на меня?
– Не говори глупостей, милая! С какой стати?
– Но доктор Фелл, наверное, обижается?
– Да, обижаюсь! Гром и молния!
– Вы имеете на это полное право. Я ужасно перед вами виновата. Мне жаль, что так получилось! Я искала пузырек, похожий на настоящий, и нашла его в подвале в «Уайдстэрз», куда Ронни, наверное, спрятал его. Я взяла этот пузырек и подбросила его в склеп, когда мы с вами ходили опечатывать его. Конечно, вы вправе обижаться на меня!
– Чепуха, дитя мое! – возразил доктор Фелл. – Меня обижает вовсе не это, а то, что вы не захотели довериться мне. Если бы вы поделились со мною своими намерениями, я мог бы научить вас куда более эффективным способам подбрасывать ложные улики, и вам бы не пришлось сочинять эту нелепую историю с привидениями.
– Но я была в отчаянии! Торли усмехался и называл меня сумасшедшей. Тогда я решила впрямь притвориться сумасшедшей и посмотреть, как ему это понравится. А вместо этого меня стали подозревать.
– Теперь понятно, почему вы так долго не обращались в полицию, – вы ждали, когда грунтовые воды поднимутся, а потом, летом, спадут.
– Да. Но, как назло, июнь выдался ужасно дождливый, и в склепе еще могла оставаться вода, поэтому я не решалась начать игру. Но в июле установилась жара, поэтому я рискнула. А Торли… – Силия вдруг замолкла.
Дверь в холл отворилась, и на пороге появилась Дорис Локи. Глаза ее, явно припухшие от слез, блуждали по сторонам. Следом за нею вошел ее отец. Он очень переменился, словно за один день постарел на десять лет.
Силия заботливо придвинула им стулья. Дорис поблагодарила ее вежливым жестом.
– Торли лучше, – сообщила она и вдруг прибавила: – Это я во всем виновата!
– Вы?! – удивилась Силия.
– Это моя вина, что Торли и Ронни оказались на Нью-Бонд-стрит. И подрались. – Она посмотрела на Холдена: – Но и ваша тоже, Дон Угрюмо!
Холден уставился в пол.
– Да. Боюсь, это так, – признался он.
В глазах Дорис снова заблестели слезы.
– Никогда не забуду тот вечер в четверг, когда мы с Ронни и Доном Угрюмо возвращались в «Уайдстэрз» через луга!
Холден тоже хорошо помнил эту прогулку, особенно теперь, когда многое стало понятно.
А Дорис продолжала:
– Дон Угрюмо расспрашивал меня о любовнике той женщины, и я рассказала ему про квартиру на Нью-Бонд-стрит и даже предложила ему поехать туда и самому посмотреть. Представляете? И это в присутствии Ронни!
– Дорис! – тихо пробормотала тень сэра Дэнверса Локи.
– Я заметила в тот вечер, что с Ронни что-то не так! Этот голос, этот блеск в глазах! Но разве могла я подумать, что Ронни… Ронни, и никто другой, был любовником той женщины?! – И она посмотрела на Холдена, словно на великого оракула, ошибившегося в предсказаниях. – Как же так, Дон Угрюмо?!
– Милая Дорис, – запротестовал Холден. – Откуда мне было догадаться, если вы говорили о каком-то красавчике средних лет?! Вы сказали, что ваша подруга, Джейн Такая-то, утверждала, будто видела его…
– Джейн не говорила, что он был средних лет!
– Не говорила?!
– Джейн Паултон сказала только, что он «красавчик». Это Ронни, когда я рассказала ему, все переиначил. «Средних лет», – сказал он и нарочно часто повторял это. И вы в тот вечер услышали эти слова не от меня, а от Ронни.
– Подождите. Давайте-ка вспомним!
– Давайте, Дон Угрюмо.
– В самый первый раз, когда я только познакомился с Ронни, он вдруг почему-то завел речь о любовнике Марго, упомянув о том, что это человек именно «средних лет».
«Как все просто, когда ты уже знаешь правду!» – подумал Холден. Как легко было сейчас понять, что чувствовал и думал Меррик, которому он всегда симпатизировал, стоя ошеломленный и подавленный, в галерее или бредя по ночным лугам и слушая рассуждения Дорис об убийце? «Она раздражала его, и он ее убил», – прозвучал в голове Холдена голос Дорис. И эти слова, как ни странно, оказались горькой правдой.
Сэр Дэнверс Локи расстегнул воротник рубашки.
– Доктор Фелл, будьте так добры, проясните для меня еще один момент!
– Если смогу.
– Насколько я понимаю, – проговорил бледный как полотно Локи, – миссис Марш в глубине души не собиралась умирать. Именно поэтому, даже договорившись с любовником об этом двойном самоубийстве, она не отказалась от квартиры на Нью-Бонд-стрит. Так?
– Полагаю, да.
– Но Меррик этого не знал. Так?
– Да. Но когда ваша дочь заговорила об этой квартире, у него возникли сомнения. Разумеется, у него оставался ключ, и он на следующее утро, на одном поезде с вами, поехал в Лондон. Но он не мог отправиться по нужному адресу прямо с вокзала, потому что вы направлялись туда же, в магазин готового платья…
– Клянусь, я ни о чем не подозревал!
– Зато Торли обнаружил его там, – с горечью проговорила Дорис. – Утром я рассказала Торли, о чем мы говорили накануне, и он помчался на машине в город посмотреть, не осталось ли в квартире улик. У него тоже был ключ – ключ этой женщины. Он застал Ронни в квартире, и между ними произошла страшная драка.
Дорис содрогнулась, представив себе вживе эту картину.
Локи посмотрел на доктора Фелла:
– Ну а вы, поняв, в чем дело, послали туда Холдена. Да. Да… Теперь все понятно. – Локи, больше похожий на бледную тень человека, какое-то время колебался, потом сказал: – А теперь я бы хотел кое от чего отречься!
– Отречься?! – удивленно воскликнула Силия.
– Дорис! – проговорил сэр Дэнверс почти официальным тоном. – Я противился твоему браку с мистером Маршем. Признаюсь, я не доверял ему. Поначалу я даже думал, что он убийца. И только сегодня ночью, обдумав все окончательно… Дорис, твой отец был не прав! Я пытался принудить тебя… Одним словом, я отрекаюсь от прежних намерений! И если ты хочешь выйти замуж за этого человека…
Дорис, сидевшая на подлокотнике кресла, внимательно слушала отца.
– Но я не хочу выходить за Торли!
Локи был потрясен:
– Не хочешь?! Почему?
– Не знаю. Просто не хочу, и все. Силия!
– Да, дорогая?
– Вот ты всегда любила Дона Угрюмо. Так?
– Мне бы не хотелось обсуждать это на людях, – улыбнулась Силия, посмотрев на Холдена. – Но это так. Я любила его и люблю.
– А у нас с Торли все по-другому, – сказала Дорис и, помолчав, прибавила: – Он не тот, за кого я его принимала. Он – слабак.
Все молчали. Наконец Локи, пытаясь изобразить улыбку, проговорил:
– Дорис, не могу сказать, что твое решение мне не по душе. Ты молода, и у тебя все впереди. Меня утешает, что, по крайней мере, Бог миловал тебя от…
– Отец, не говори гадостей о бедном Ронни! – вскричала Дорис.
Все продолжали молчать, а Дорис, встав с кресла, подошла к окну и выглянула в залитый лунным светом сад.
– Ронни, – сказала она, – был сильным. По-настоящему сильным. – В ее голосе звучало с трудом скрываемое восхищение. – Я никогда не думала, что он такой! Я считала его слабаком и даже не догадывалась, что он способен на настоящий поступок! Что бы он там ни сделал, но я считаю, таким и должен быть мужчина! Теперь я жалею, что не вышла за него!
Из груди доктора Гидеона Фелла вырвался звук, который можно было принять за ироничный вздох. Задумчиво покачав головой, он наклонился к низенькому столику, открыл графин с виски, налил в стакан весьма внушительную порцию и добавил в нее совсем немножко воды.
Всем своим видом он излучал добродушную иронию, когда, поднимая бокал, объявил:
– Я пью за человеческую натуру!