— Дело в том, сэр, что вы сталкивались с преступлениями только в книгах. Так же как и Сэм Кент. Как и убийца — в противном случае он обратил бы внимание на запертые в июле окна.
— Полиция все же пришла к выводу, что был убийца? Но лейтенант Хендерсон сказал…
— Ах да. Действительно, «лейтенант Хендерсон сказал». Когда Сэм Кент излагал содержание их разговора, он отвел в сторону свои мудрые глаза — вот так — и мне показалось, что меня лупят по голове какой-то тупой колотушкой. Лейтенант прямо так и спросил Сэма, в самом ли деле Роз Лестрейндж заколола себя перед зеркалом — цитирую — «как порой поступают женщины-самоубийцы». Подумать только! Вы слышали эти его слова?
— Нет, но я знаю о них.
— Женщины-самоубийцы никогда так не поступают, и это вам подтвердит любой опытный офицер полиции. Он сознательно ввел Сэма в заблуждение, ибо подозревал его в чрезмерной болтливости и, слушая его, лишь ухмылялся.
— Почему же он ничего не делает?
— Главным образом, потому, что никак не может понять, несмотря на все свои действительно искренние старания, как эта спальня оказалась запертой изнутри! Нет, арестовать он никого не может. Но будьте спокойны, что-то он предпримет. И вот этого-то я и опасаюсь.
Марк взглянул через плечо доктора Фелла.
Там виднелась дверь спальни, слегка приоткрытая, и в замочной скважине изнутри торчал ключ, который после всех экспериментов и испытаний вставила полиция.
Бренда, отступив в коридор, наблюдала за ними. Когда Марк подошел к двери и ощупал ее, колено его пронзило болью, но он тут же забыл о нем. Он яростно повернул ключ, отметив, какое усилие необходимо при этом приложить.
Марк вытащил ключ из замка. Его прямой стержень, головка и оба фланца примерно одинакового размера были покрыты легким налетом ржавчины, на которой была бы заметна любая царапина, не говоря уж о следах, которые должны были остаться, если бы ключ поворачивали снаружи.
Но его не пытались повернуть! Марк вставил его обратно в замок.
— Доктор Фелл, — сказал он, — как это было сделано?
Тот встрепенулся:
— Не знаю. И в данный момент мне бы хотелось взглянуть на те записи, о которых вы говорили. Если полиция не ознакомится с ними раньше, чем мы. Хотя это не столь уж важно.
Бренда закусила нижнюю губу. В ее глазах читались любовь, сочувствие, глубокая обеспокоенность. Когда Марк вышел в коридор, она кинулась к нему, и он крепко обнял ее за талию.
— Марк, прошу тебя, не беспокойся так! Я знаю, из моих уст это звучит глупо, потому что я сама все время нервничаю, но я не могу видеть, как ты волнуешься. — Она вскинула го лову, чтобы увидеть его лицо, а потом с вызовом посмотрела на доктора Фелла. — Если полиция не сможет ничего доказать, что они будут делать?
— Моя дорогая мадам, именно это меня и волнует. Здесь я не в своей стране и не очень хорошо знаком с местными законами.
— Но…
— Они могут отложить допросы. Они могут очень неторопливо собирать показания свидетелей, что, как вы заметили, они уже делают. Они могут поставить западню и ждать, пока кто-нибудь случайно попадет в нее. А вот мы ждать не можем.
— Так что же нам делать?
— О, святые угодники! Единственно верная линия поведения — я пытаюсь вам это внушить — защищаться правдой и только правдой: досконально выяснить, что же произошло в этой спальне, когда Роз Лестрейндж поразил смертельный удар. Повторяю, это не так трудно, если вы и ваш муж окажете мне помощь.
Марк почувствовал, как под его руками напряглись мышцы Бренды.
— Я? — переспросила Бренда. — Но чем я могу вам помочь? Меня и близко не было, когда она погибла.
— Может, вы были куда ближе, чем сами думаете, — сказал доктор Фелл. — Заходите, миссис Рутвен. Давайте восстановим картину ее последних часов на этой земле.
Глава 14
Глава 15
— Полиция все же пришла к выводу, что был убийца? Но лейтенант Хендерсон сказал…
— Ах да. Действительно, «лейтенант Хендерсон сказал». Когда Сэм Кент излагал содержание их разговора, он отвел в сторону свои мудрые глаза — вот так — и мне показалось, что меня лупят по голове какой-то тупой колотушкой. Лейтенант прямо так и спросил Сэма, в самом ли деле Роз Лестрейндж заколола себя перед зеркалом — цитирую — «как порой поступают женщины-самоубийцы». Подумать только! Вы слышали эти его слова?
— Нет, но я знаю о них.
— Женщины-самоубийцы никогда так не поступают, и это вам подтвердит любой опытный офицер полиции. Он сознательно ввел Сэма в заблуждение, ибо подозревал его в чрезмерной болтливости и, слушая его, лишь ухмылялся.
— Почему же он ничего не делает?
— Главным образом, потому, что никак не может понять, несмотря на все свои действительно искренние старания, как эта спальня оказалась запертой изнутри! Нет, арестовать он никого не может. Но будьте спокойны, что-то он предпримет. И вот этого-то я и опасаюсь.
Марк взглянул через плечо доктора Фелла.
Там виднелась дверь спальни, слегка приоткрытая, и в замочной скважине изнутри торчал ключ, который после всех экспериментов и испытаний вставила полиция.
Бренда, отступив в коридор, наблюдала за ними. Когда Марк подошел к двери и ощупал ее, колено его пронзило болью, но он тут же забыл о нем. Он яростно повернул ключ, отметив, какое усилие необходимо при этом приложить.
Марк вытащил ключ из замка. Его прямой стержень, головка и оба фланца примерно одинакового размера были покрыты легким налетом ржавчины, на которой была бы заметна любая царапина, не говоря уж о следах, которые должны были остаться, если бы ключ поворачивали снаружи.
Но его не пытались повернуть! Марк вставил его обратно в замок.
— Доктор Фелл, — сказал он, — как это было сделано?
Тот встрепенулся:
— Не знаю. И в данный момент мне бы хотелось взглянуть на те записи, о которых вы говорили. Если полиция не ознакомится с ними раньше, чем мы. Хотя это не столь уж важно.
Бренда закусила нижнюю губу. В ее глазах читались любовь, сочувствие, глубокая обеспокоенность. Когда Марк вышел в коридор, она кинулась к нему, и он крепко обнял ее за талию.
— Марк, прошу тебя, не беспокойся так! Я знаю, из моих уст это звучит глупо, потому что я сама все время нервничаю, но я не могу видеть, как ты волнуешься. — Она вскинула го лову, чтобы увидеть его лицо, а потом с вызовом посмотрела на доктора Фелла. — Если полиция не сможет ничего доказать, что они будут делать?
— Моя дорогая мадам, именно это меня и волнует. Здесь я не в своей стране и не очень хорошо знаком с местными законами.
— Но…
— Они могут отложить допросы. Они могут очень неторопливо собирать показания свидетелей, что, как вы заметили, они уже делают. Они могут поставить западню и ждать, пока кто-нибудь случайно попадет в нее. А вот мы ждать не можем.
— Так что же нам делать?
— О, святые угодники! Единственно верная линия поведения — я пытаюсь вам это внушить — защищаться правдой и только правдой: досконально выяснить, что же произошло в этой спальне, когда Роз Лестрейндж поразил смертельный удар. Повторяю, это не так трудно, если вы и ваш муж окажете мне помощь.
Марк почувствовал, как под его руками напряглись мышцы Бренды.
— Я? — переспросила Бренда. — Но чем я могу вам помочь? Меня и близко не было, когда она погибла.
— Может, вы были куда ближе, чем сами думаете, — сказал доктор Фелл. — Заходите, миссис Рутвен. Давайте восстановим картину ее последних часов на этой земле.
Глава 14
— Ее последних… — вырвалось у Бренды, но она замолчала, когда Марк с силой сжал ее локоть. Бок о бок они приблизились к доктору Феллу, который стоял в центре комнаты, опираясь на трости.
Бренда бросила взгляд в сторону окон, шторы на которых сейчас были раздвинуты. Легкий ветерок, пробивавшийся сквозь сетки, разносил по комнате ароматы косметики и солей для ванны.
Доктор Фелл наблюдал за ней.
Словно желая составить свое личное мнение об увиденном, Бренда посмотрела на желтое платье, висящее на спинке кресла. Бросила взгляд на туалетный столик, перевела его налево и подняла глаза на стенку, где висела репродукция картины Антуана Виртца. Это был портрет молодой женщины, которая через плечо глядела на старую ведьму, провожающую ее на шабаш. Свежие краски этой работы резко выделялись на тускло-красном фоне стены.
— Нет! — произнес вдруг доктор Фелл.
— Нет? — Вздрогнув, Бренда отвела взгляд. — Что вы имеете в виду?
— Не то, о чем вы сейчас думаете. Сэм Кент очень искренне убеждал Тоби Саундерса, что тот не понимает натуры покойной. А тем временем…
— А тем временем, — вмешался Марк, — что нам удалось установить?
— Как я уже сказал, в одиннадцать тридцать она стояла под уличным фонарем с книгой в руках. Потом пошла по дорожке. Вошла в бунгало, скорее всего, прикрыла за собой дверь и направилась в комнату.
Доктор Фелл, используя набалдашник одной из тростей как указку, ткнул в сторону двери и повернулся на месте.
— Насколько нам известно, — вздохнул он, — она никого не ждала. Но ей было о чем поразмышлять; да, она была разгневана, но в то же время она наслаждалась предвкушением того, что завтра ей предстоит разоблачить истинное лицо какого-то члена этого сообщества, которого все считают человеком безукоризненной репутации и честности.
Марк, продолжая обнимать Бренду, выкинул левую руку вперед, словно пытаясь отразить удар.
— Думаю, вам лучше объясниться, — сказал он.
Доктор Фелл, погруженный в свои мысли, коротко отмахнулся:
— Прошу прощения, сэр. Доказательства появятся. Но успокойтесь, это ничем не угрожает ни вам, ни вашей жене; даю вам слово! Тем не менее разрешите мне продолжить…
Бренда перевела дыхание.
— Итак? — напомнил Марк.
— Я думаю, что когда она очутилась в своей комнате, то скоро успокоилась и пришла едва ли не в восторженное настроение, обдумывая завтрашние перспективы. Как вы сами здесь могли убедиться, ей было свойственно стремление к домашнему уюту, чистоте и аккуратности. — Он указал на разложенное на кресле платье, на матерчатый поясок и на скатанные чулки. — Она разделась привычным для себя аккуратным образом. Накинула белый хлопковый халатик с красным орнаментом и завязала поясок на левом бедре. Затем надела меховые тапочки. На следующее утро вы увидели ее мертвой. Вы согласны с моим изложением фактов?
Куда бы Марк ни смотрел, он, казалось, видел перед собой только трехстворчатое зеркало на туалетном столике и лежащий рядом с ним стул с низкой спинкой.
— Да, на ней в самом деле был халат. Тапочек я не видел, но тогда я и не мог их заметить. Часть ее тела была зажата под столиком. Вы убедительно продемонстрировали, что она не была там убита. Кто-то оказался у нее за спиной и из-за плеча нанес удар — сверху вниз и справа налево. Но если она не сидела за туалетным столиком, то где же она была?
Доктор Фелл вытаращил глаза.
— Вы еще спрашиваете? — воскликнул он и ткнул пальцем в угол.
Тут Марку стало понятно, что за спинкой кресла, стоявшего в нескольких футах от угла, было достаточно места.
Напольная лампа, прикрытая таким же абажуром янтарного цвета, располагалась слева от кресла. Ее свет падал на темно-пурпурный переплет книги, которая вниз страницами, распластанная лежала на столе.
— Стоп! — сказал доктор Фелл.
Марк и Бренда, вцепившаяся ему в рукав, отпрянули.
— Я сказал «стоп», — повторил доктор Фелл, — ибо ваше воображение может завести вас слишком далеко. Роз Лестрейндж раздевалась неторопливо. Она накинула белый халат и взяла меховые тапочки. И села в это кресло, чтобы почитать «Армадейл». Наверное, она успела прочитать две или три страницы, когда раздался стук в дверь. Она не ждала гостей.
Но это не имело значения. Я грубо прикидываю, что было около четверти первого, когда она, полная радостных ожиданий, открыла дверь…
— Кому? — поинтересовался Марк.
— Убийце.
— Она заподозрила гостя?
— Как убийцу? Нет! Некто явился убить ее. Но ей это и в голову не могло прийти. Она с неподдельным презрением относилась к людям, она бы высмеяла любую мысль о насилии по отношению к себе.
— Доктор Фелл! — У Марка перехватило горло. — Если вы говорите, что так и было, я не собираюсь спорить. Но можете ли вы это доказать? Вы уверены в своих словах?
— Уверен ли я? О, мудрецы Афин! Могу ли я, как простой смертный, быть уверенным в своей непогрешимости, могу ли считать себя застрахованным от ошибки? Нет, я не уверен. Но я убежден! И думаю, вы тоже увидите истину, если отдадите себе отчет в том, что именно так беспокоит вас. Почему кто-то — предположительно убийца — забрал «Армадейл» и подменил его «Женщиной в белом»?
— Об этом я вас и спрашиваю. Почему?
— Вспоминайте! Если вы не обнаружили подмену в воскресенье утром, когда это событие было еще свежо в памяти, можете ли вы по истечении времени быть уверенным, что по ошибке не вручили ей другую книгу?
— Да, уверен, этого не было.
— Пусть даже часть первых страниц «Армадейла» была аккуратно изъята?
— Даже и в этом случае. Я могу утверждать!
— Очень хорошо. Теперь вернемся к мисс Лестрейндж и к ее гостю, явившемуся в четверть первого ночи. Она отнюдь не встревожилась, а скорее очень обрадовалась. Она может играть в кошки-мышки с человеком, который — в этом она не сомневалась — является ее жертвой. Она пригласила гостя зайти. Снова села, держа книгу. Потешаясь, она сделала вид, что погружена в чтение. Лучшей возможности и представиться не могло! Любой небрежный вопрос типа «Что вы читаете?» или «Интересная ли книга?» мог позволить убийце, не вызывая у нее никаких подозрений, подойти к ней сзади. Она смотрела в книгу. Убийца нанес удар. Кровь, пятна которой остались на халате, артериальная: она более светлая. Ее вытекло совсем немного, ибо клинок и рукоятка тут же закрыли рану. Но что же случилось со страницами этой книги?
Марк лишь кивнул, искоса глядя на кресло.
— Пятна крови! — вымолвил он.
— Да! — воскликнул доктор Фелл. — И что из этого следует?
Марк снова кивнул.
В своем воображении он ясно увидел, как тело женщины, пораженное ударом кинжала, выгнулось дугой: не издав ни звука, она лишь открыла рот. Книга выскользнула у нее из рук и, закрывшись, упала на ковер. Марк услышал свой голос.
— Из этого следует, — как во сне произнес он, — что с самого начала убийца знал, как завершится преступление.
— Да! И это почти получилось! Каким образом?
— Все должно было выглядеть как самоубийство. Он не мог забрать книгу и уничтожить ее; это было бы слишком странно — кто-то мог бы вспомнить о ней. Но он не мог оставить ее на месте, со страницами, залитыми кровью или таинственно исчезнувшими из книги. Ему пришлось пойти на риск подмены в надежде на то, что я приду к выводу, будто дал Роз не ту книгу, которую она просила.
— Все верно! — воскликнул доктор Фелл.
— Естественно, мы называем убийцу словом «он». Но, возможно, это была…
— О да, могла, — буркнул доктор Фелл, мельком бросив на него какой-то странный нервный взгляд. — Строго между нами, должен признать, что убийцей могла быть и женщина.
Когда это случилось? Во сколько точно произошло убийство?
— Убежден, что примерно в половине первого, может, чуть раньше. Но ни я, ни полицейский медик не можем с уверенностью утверждать это. Почему вы спрашиваете?
— Потому что кинжал находился не здесь. Он был в гостиной, через холл отсюда. Убийца должен был взять его.
Казалось, что доктор Фелл, озабоченный другими проблемами, не обратил внимания на эту мелочь. Под взъерошенными волосами на лбу у него выступили капельки пота.
— Это вас так волнует? Да убийца мог воспользоваться любым предлогом, чтобы, не вызывая подозрений, войти в гостиную. Любым! Мисс Лестрейндж и сама могла его попросить… — Он осекся.
Бренда высвободилась из рук Марка.
Она не сорвалась с места и вообще не отошла от мужа. Но по крайней мере на секунду создалось впечатление, что она не в силах выносить это напряжение, она оцепенела.
— Она это сделала! Она! Я ее слышала!
Вскрикнув, Бренда схватилась за голову, не отрывая взгляда от открытого окна. Трудно представить, что человек с комплекцией доктора Фелла может побледнеть, но тем не менее это произошло.
— Кто это сделал, миссис Рутвен?
Бренда медленно повернулась к нему.
— О господи, я не имела в виду, что знаю убийцу! Нет! Я хотела сказать, что слышала ее голос!
— Чей голос?
— Этой женщины! Роз Лестрейндж… я была здесь, стояла на дорожке, футах в двадцати; я рассказывала и вам, и Марку, что была тут! Я подъехала, вышла из машины, но войти в дом просто не могла. Тем более, когда услышала голос этой шлюхи — она с кем-то громко разговаривала и смеялась. Но я и подумать не могла… мне в голову не могло прийти…
Марк было рванулся к жене. Нервы у него были на пределе, но, вспомнив, что должен вести себя сдержанно и продуманно, он остался на месте.
— Миссис Рутвен, — мягко обратился к ней доктор Фелл. — Вы хотите сказать, что вы слышали, как мисс Лестрейндж с кем-то разговаривала в этой комнате?
— Да!
— Значит, окна в то время были открыты?
— Не знаю! Не обратила внимания! Должно быть, так и было, иначе я бы не услышала ее.
— Были ли задернуты портьеры?
— Да! Да! Я ничего не видела. Это я помню.
— Что конкретно вы расслышали из слов мисс Лестрейндж?
Бренда прижала к высоким скулам пальцы с отполированными, но ненакрашенными ногтями. Лихорадочно вздымающийся корсаж ее шелкового платья дал понять, что она несколько раз с силой перевела дыхание, перед тем как снова заговорить.
— «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Вот это я и слышала, только говорила она громче и… и со смехом. Я слышала, как она это произнесла! «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?»
Казалось, прозвучавшие слова эхом повисли в воздухе. Их отзвуки донеслись из другой ночи, из-за опущенных портьер.
— Миссис Рутвен, здесь нет письменного стола. Могла ли она иметь в виду чиппендейловский столик, что стоит в гостиной?
— Не знаю! Я больше об этом не думала!
— Произнесло ли второе лицо какие-то слова?
— Нет! Ни слова. Я…
За окнами уже сгустилась ночная тьма. Сквозь веселое стрекотание сверчков с Харли-Лейн донеслось дребезжание подъезжающей машины, которое, похоже, еще больше перепугало Бренду. Такие звуки могла издавать только машина доктора Кента: кроме чихающего двигателя, был слышен звякающий шум бампера — он держался на честном слове, и доктор вечно забывал его отремонтировать в своей «мастерской».
— Вы уже упоминали время, миссис Рутвен. Все произошло, когда часы на башне Основателя пробили полночь, не так ли?
— Да! Именно тогда. Это было…
Бренда провела пальцами вдоль щеки к шее. В тишине отчетливо лязгала и дребезжала машина, подъехавшая к дому. Заскрежетал ручной тормоз. Бренда жалобно посмотрела на Марка, и этот взгляд поразил его до глубины души. Не проронив ни слова, она выскочила в коридор.
— Бренда! — На этот раз, промедлив секунду, он поспешил за ней.
— Нет! — оглушительно рявкнул доктор Фелл.
Бренда уже была у входных дверей. Марк, выскочив в коридор, остановился.
— Нет! — повторил доктор Фелл. — До сих пор вы вели себя достаточно умно. Не теряйте мудрости. Пусть она хоть час побудет наедине сама с собой. В противном случае вы потеряете шанс на окончательное примирение.
Бренда побежала по песчаной дорожке к своей машине. Марк, готовый последовать за ней, осознал уместность полученного им совета. Тот взгляд, что она бросила ему, в котором любовь мешалась с необъяснимым чувством стыда — тогда это ускользнуло от его внимания, — сам по себе означал, что ему лучше подождать.
Тем более, что преследовать Бренду уже не имело смысла. «Шевроле» выехал на Колледж-авеню. Марк, направившись к входным дверям, на пороге столкнулся с Сэмюелом Кентом.
— Э-э-э… что-то случилось? — спросил он.
— Абсолютно ничего.
— Действительно? — Доктор Кент с интересом посмотрел на него живыми темно-карими глазами, выделявшимися на его очень моложавом лице. — Я только что из дома, — сообщил он, хотя в этой информации не было необходимости. — Кстати, перед тем как выйти, я позвонил миссис Уолкер.
— Вот как?
— Ее врачи говорят, что Джудит в состоянии отвечать на вопросы, но все же она не может — или не хочет! — рассказывать, что же испугало ее в библиотеке. Я хотел бы понять, что тут все-таки произошло?…
— Все в порядке!
Марк бросил взгляд на другую сторону Лужайки. Сумерки сгущались, и он обратил внимание, что в длинном низком доме Джудит Уолкер, где в начале восемнадцатого века была таверна, в которой дебоширили студенты, носившие при себе короткие шпаги, были освещены почти все окна.
Доктор Кент, у которого явно что-то было на уме, торопливо проскочил мимо него. Марк решил последовать за ним. Но, войдя в спальню, оба они остановились, когда увидели лицо доктора Фелла.
— Говорите, вы только что из дома? — нахмурился он. — Как далеко отсюда он находится?
— Простите?
— Как далеко отсюда вы живете? — с несвойственной ему настойчивостью повторил доктор Фелл. — Как вы оцените расстояние до вашего дома? В полмили?
— Нет, нет. Вся улица… хм!… составляет не более полумили. Мой дом стоит примерно в ста ярдах от поворота на Харли-Лейн. А дом Марка в пятидесяти ярдах ниже.
— И вы хотите сказать, — доктор Фелл опустил голову, потом резко вскинул ее, — что вам потребовалась машина, дабы преодолеть несколько сотен ярдов?
— Да, я привык… На машине удобнее, особенно если приходится посетить несколько мест. Мы тут разучились ходить пешком. Мой дорогой Фелл, не кажется ли вам, что это менее всего должно вас интересовать?
— Сэр, я не знаю…
— Нет, вы знаете, — возразил доктор Кент, который с воскресного утра продолжал пребывать в грубовато-приподнятом настроении. — Насколько я могу судить, тут произошли какие-то бурные события. А я человек любопытный. Вы, без сомнения, все рассказали им?
— Рассказал им?…
— Подлинную правду о Роз Лестрейндж. Они все ее не понимали.
— Нет, — ответил доктор Фелл. Тяжело ступая, он подошел к левому окну и выглянул из него. — Нет, я им ничего не рассказывал.
Вот тут Марк Рутвен и не выдержал; его спокойствие разлетелось в куски.
— Послушайте! — раздраженно сказал он. — Черт возьми, что это за таинственные разговоры о том, как ее не понимали? Для описания этой особы пошли в ход странные эпитеты. «Хорошее воспитание, прекрасные манеры». «Хитрая, загадочная, всегда улыбающаяся». Кроме того, по словам Джудит Уолкер, она была «умной, вкрадчивой и предельно жестокой». Что проясняют в ее убийстве все эти определения? Соответствуют ли они истине?
— О да, — ответил Сэмюел Кент. — В полной мере.
— Тогда в чем же кроется тайна? Чего мы в ней не понимали? Кажется, главное — злоба и жестокость. Эти качества говорят о человеке многое, а сколько бы у нее ни было любовников, меня это не волнует.
Настроение и доктора Кента, и доктора Фелла внезапно изменилось. Стоя у окна, и тот и другой словно чего-то ожидали.
Сэмюел Кент, тряхнув седоватыми волосами и подвигав черными бровями, вынул из нагрудного кармана очки в роговой оправе и помахал ими.
— Мой дорогой Марк, — суховато сказал он, — в нашей профессии редко встретишь человека, способного испытать потрясение от чего бы то ни было. Мы слишком много читаем. И тем не менее вы недопонимаете! Что касается любовников мисс Лестрейндж…
— Да?
— Любовников у нее не было, — холодно произнес доктор Кент. — Никогда. Никого.
— Кто из нас сошел с ума, вы или я?
— Надеюсь, что никто.
— Послушайте! Тоби Саундерс считает, что она вообще помешалась на сексе. Даже Джудит Уолкер, утверждая, что Роз была холодна как рыба, заявила, что их было неисчислимое количество!
— Нет, Марк, это не так. Значит, по словам Тоби, она помешалась на сексе? — Похоже, эта фраза вызвала у доктора Кента усмешку. — Позвольте мне четко и коротко растолковать, что мисс Лестрейндж не проявляла ровно никакого интереса к любой разновидности или форме секса, которые вы только можете себе представить. Это ясно?
— Нет, не ясно. Мы все считали…
— Именно, вы что-то там считали… Но это не имело к ней ровно никакого отношения. Она всего лишь делала вид, что ей это интересно; так человек, не испытывающий пристрастия к алкоголю, может посмеиваться, когда его называют пьяницей, и даже поддерживать это впечатление, если он вступает в игру, где главное — не алкоголь, а игра. Интересы этой дамы лежали совсем в другой сфере, правда не менее порочной. Я без труда могу это доказать.
— Доказать? Но вы не можете доказать такие утверждения!
— Вы уверены, Марк? А я думаю, что могу. — Голос доктора Кента был полон изысканной иронии, а мрачное выражение его глаз — насмешки. Возле губ появились складки саркастической ухмылки. — Создать человеку определенную репутацию не так уж и трудно. И все будут думать, что этот — пьяница, а эта женщина… ну, в общем, понятно. Моя собственная репутация как человека крайне рассеянного, каковым я иногда в самом деле бываю, очень полезна. — Доктор Кент склонил голову набок и насмешливо взглянул на собеседника. — Но берусь утверждать, что Простак Симон на самом деле далеко не так прост. Мой старый друг Гидеон Фелл, которого я знаю еще с тех времен, когда мы учились в колледже Бейллиол, сейчас думает, что я самым преступным образом сбил полицию со следа и тем самым вызвал у нее подозрения. — Доктор Кент хихикнул.
— Успокойтесь. Во всех аспектах, которые интересовали полицию, я давал самые честные сведения. При всей тщательности их расследования, смогут ли они найти хоть одну сомнительную подробность в прошлой жизни этой женщины? Не смогли и не смогут! Да, она трижды была обручена и собиралась замуж, но каждый раз сама разрывала помолвку, ибо не могла выносить контактов с мужчинами. И последнее. Перестаньте беспокоиться из-за полиции. Прошлой ночью они окончательно убедились, что комната была заперта. И результаты вскрытия, которое состоялось этим утром, не оставили от их сомнений камня на камне.
— Вскрытия? — чуть не вскрикнул Марк.
— Да. И оно представило доказательства, о которых я говорил.
— Но ведь то, как она умерла, не вызывает сомнений, не так ли?
— Да, на этот счет сомнений не было. И тем не менее! Вскрытие способно установить не только причину смерти. Это именно так, Марк! Ну-ну! Если вы мне не верите, позвоните доктору Бересфорду, коронеру округа Александрия.
Трудно поверить, но сейчас не подлежит сомнению, что за тридцать один год жизни у Роз Лестрейндж никогда не было ни одного любовника. — Доктор Кент нахмурился, взмахнул рукой и, слегка повысив голос, добавил: — Видите ли, ее интересовал только… шантаж.
Бренда бросила взгляд в сторону окон, шторы на которых сейчас были раздвинуты. Легкий ветерок, пробивавшийся сквозь сетки, разносил по комнате ароматы косметики и солей для ванны.
Доктор Фелл наблюдал за ней.
Словно желая составить свое личное мнение об увиденном, Бренда посмотрела на желтое платье, висящее на спинке кресла. Бросила взгляд на туалетный столик, перевела его налево и подняла глаза на стенку, где висела репродукция картины Антуана Виртца. Это был портрет молодой женщины, которая через плечо глядела на старую ведьму, провожающую ее на шабаш. Свежие краски этой работы резко выделялись на тускло-красном фоне стены.
— Нет! — произнес вдруг доктор Фелл.
— Нет? — Вздрогнув, Бренда отвела взгляд. — Что вы имеете в виду?
— Не то, о чем вы сейчас думаете. Сэм Кент очень искренне убеждал Тоби Саундерса, что тот не понимает натуры покойной. А тем временем…
— А тем временем, — вмешался Марк, — что нам удалось установить?
— Как я уже сказал, в одиннадцать тридцать она стояла под уличным фонарем с книгой в руках. Потом пошла по дорожке. Вошла в бунгало, скорее всего, прикрыла за собой дверь и направилась в комнату.
Доктор Фелл, используя набалдашник одной из тростей как указку, ткнул в сторону двери и повернулся на месте.
— Насколько нам известно, — вздохнул он, — она никого не ждала. Но ей было о чем поразмышлять; да, она была разгневана, но в то же время она наслаждалась предвкушением того, что завтра ей предстоит разоблачить истинное лицо какого-то члена этого сообщества, которого все считают человеком безукоризненной репутации и честности.
Марк, продолжая обнимать Бренду, выкинул левую руку вперед, словно пытаясь отразить удар.
— Думаю, вам лучше объясниться, — сказал он.
Доктор Фелл, погруженный в свои мысли, коротко отмахнулся:
— Прошу прощения, сэр. Доказательства появятся. Но успокойтесь, это ничем не угрожает ни вам, ни вашей жене; даю вам слово! Тем не менее разрешите мне продолжить…
Бренда перевела дыхание.
— Итак? — напомнил Марк.
— Я думаю, что когда она очутилась в своей комнате, то скоро успокоилась и пришла едва ли не в восторженное настроение, обдумывая завтрашние перспективы. Как вы сами здесь могли убедиться, ей было свойственно стремление к домашнему уюту, чистоте и аккуратности. — Он указал на разложенное на кресле платье, на матерчатый поясок и на скатанные чулки. — Она разделась привычным для себя аккуратным образом. Накинула белый хлопковый халатик с красным орнаментом и завязала поясок на левом бедре. Затем надела меховые тапочки. На следующее утро вы увидели ее мертвой. Вы согласны с моим изложением фактов?
Куда бы Марк ни смотрел, он, казалось, видел перед собой только трехстворчатое зеркало на туалетном столике и лежащий рядом с ним стул с низкой спинкой.
— Да, на ней в самом деле был халат. Тапочек я не видел, но тогда я и не мог их заметить. Часть ее тела была зажата под столиком. Вы убедительно продемонстрировали, что она не была там убита. Кто-то оказался у нее за спиной и из-за плеча нанес удар — сверху вниз и справа налево. Но если она не сидела за туалетным столиком, то где же она была?
Доктор Фелл вытаращил глаза.
— Вы еще спрашиваете? — воскликнул он и ткнул пальцем в угол.
Тут Марку стало понятно, что за спинкой кресла, стоявшего в нескольких футах от угла, было достаточно места.
Напольная лампа, прикрытая таким же абажуром янтарного цвета, располагалась слева от кресла. Ее свет падал на темно-пурпурный переплет книги, которая вниз страницами, распластанная лежала на столе.
— Стоп! — сказал доктор Фелл.
Марк и Бренда, вцепившаяся ему в рукав, отпрянули.
— Я сказал «стоп», — повторил доктор Фелл, — ибо ваше воображение может завести вас слишком далеко. Роз Лестрейндж раздевалась неторопливо. Она накинула белый халат и взяла меховые тапочки. И села в это кресло, чтобы почитать «Армадейл». Наверное, она успела прочитать две или три страницы, когда раздался стук в дверь. Она не ждала гостей.
Но это не имело значения. Я грубо прикидываю, что было около четверти первого, когда она, полная радостных ожиданий, открыла дверь…
— Кому? — поинтересовался Марк.
— Убийце.
— Она заподозрила гостя?
— Как убийцу? Нет! Некто явился убить ее. Но ей это и в голову не могло прийти. Она с неподдельным презрением относилась к людям, она бы высмеяла любую мысль о насилии по отношению к себе.
— Доктор Фелл! — У Марка перехватило горло. — Если вы говорите, что так и было, я не собираюсь спорить. Но можете ли вы это доказать? Вы уверены в своих словах?
— Уверен ли я? О, мудрецы Афин! Могу ли я, как простой смертный, быть уверенным в своей непогрешимости, могу ли считать себя застрахованным от ошибки? Нет, я не уверен. Но я убежден! И думаю, вы тоже увидите истину, если отдадите себе отчет в том, что именно так беспокоит вас. Почему кто-то — предположительно убийца — забрал «Армадейл» и подменил его «Женщиной в белом»?
— Об этом я вас и спрашиваю. Почему?
— Вспоминайте! Если вы не обнаружили подмену в воскресенье утром, когда это событие было еще свежо в памяти, можете ли вы по истечении времени быть уверенным, что по ошибке не вручили ей другую книгу?
— Да, уверен, этого не было.
— Пусть даже часть первых страниц «Армадейла» была аккуратно изъята?
— Даже и в этом случае. Я могу утверждать!
— Очень хорошо. Теперь вернемся к мисс Лестрейндж и к ее гостю, явившемуся в четверть первого ночи. Она отнюдь не встревожилась, а скорее очень обрадовалась. Она может играть в кошки-мышки с человеком, который — в этом она не сомневалась — является ее жертвой. Она пригласила гостя зайти. Снова села, держа книгу. Потешаясь, она сделала вид, что погружена в чтение. Лучшей возможности и представиться не могло! Любой небрежный вопрос типа «Что вы читаете?» или «Интересная ли книга?» мог позволить убийце, не вызывая у нее никаких подозрений, подойти к ней сзади. Она смотрела в книгу. Убийца нанес удар. Кровь, пятна которой остались на халате, артериальная: она более светлая. Ее вытекло совсем немного, ибо клинок и рукоятка тут же закрыли рану. Но что же случилось со страницами этой книги?
Марк лишь кивнул, искоса глядя на кресло.
— Пятна крови! — вымолвил он.
— Да! — воскликнул доктор Фелл. — И что из этого следует?
Марк снова кивнул.
В своем воображении он ясно увидел, как тело женщины, пораженное ударом кинжала, выгнулось дугой: не издав ни звука, она лишь открыла рот. Книга выскользнула у нее из рук и, закрывшись, упала на ковер. Марк услышал свой голос.
— Из этого следует, — как во сне произнес он, — что с самого начала убийца знал, как завершится преступление.
— Да! И это почти получилось! Каким образом?
— Все должно было выглядеть как самоубийство. Он не мог забрать книгу и уничтожить ее; это было бы слишком странно — кто-то мог бы вспомнить о ней. Но он не мог оставить ее на месте, со страницами, залитыми кровью или таинственно исчезнувшими из книги. Ему пришлось пойти на риск подмены в надежде на то, что я приду к выводу, будто дал Роз не ту книгу, которую она просила.
— Все верно! — воскликнул доктор Фелл.
— Естественно, мы называем убийцу словом «он». Но, возможно, это была…
— О да, могла, — буркнул доктор Фелл, мельком бросив на него какой-то странный нервный взгляд. — Строго между нами, должен признать, что убийцей могла быть и женщина.
Когда это случилось? Во сколько точно произошло убийство?
— Убежден, что примерно в половине первого, может, чуть раньше. Но ни я, ни полицейский медик не можем с уверенностью утверждать это. Почему вы спрашиваете?
— Потому что кинжал находился не здесь. Он был в гостиной, через холл отсюда. Убийца должен был взять его.
Казалось, что доктор Фелл, озабоченный другими проблемами, не обратил внимания на эту мелочь. Под взъерошенными волосами на лбу у него выступили капельки пота.
— Это вас так волнует? Да убийца мог воспользоваться любым предлогом, чтобы, не вызывая подозрений, войти в гостиную. Любым! Мисс Лестрейндж и сама могла его попросить… — Он осекся.
Бренда высвободилась из рук Марка.
Она не сорвалась с места и вообще не отошла от мужа. Но по крайней мере на секунду создалось впечатление, что она не в силах выносить это напряжение, она оцепенела.
— Она это сделала! Она! Я ее слышала!
Вскрикнув, Бренда схватилась за голову, не отрывая взгляда от открытого окна. Трудно представить, что человек с комплекцией доктора Фелла может побледнеть, но тем не менее это произошло.
— Кто это сделал, миссис Рутвен?
Бренда медленно повернулась к нему.
— О господи, я не имела в виду, что знаю убийцу! Нет! Я хотела сказать, что слышала ее голос!
— Чей голос?
— Этой женщины! Роз Лестрейндж… я была здесь, стояла на дорожке, футах в двадцати; я рассказывала и вам, и Марку, что была тут! Я подъехала, вышла из машины, но войти в дом просто не могла. Тем более, когда услышала голос этой шлюхи — она с кем-то громко разговаривала и смеялась. Но я и подумать не могла… мне в голову не могло прийти…
Марк было рванулся к жене. Нервы у него были на пределе, но, вспомнив, что должен вести себя сдержанно и продуманно, он остался на месте.
— Миссис Рутвен, — мягко обратился к ней доктор Фелл. — Вы хотите сказать, что вы слышали, как мисс Лестрейндж с кем-то разговаривала в этой комнате?
— Да!
— Значит, окна в то время были открыты?
— Не знаю! Не обратила внимания! Должно быть, так и было, иначе я бы не услышала ее.
— Были ли задернуты портьеры?
— Да! Да! Я ничего не видела. Это я помню.
— Что конкретно вы расслышали из слов мисс Лестрейндж?
Бренда прижала к высоким скулам пальцы с отполированными, но ненакрашенными ногтями. Лихорадочно вздымающийся корсаж ее шелкового платья дал понять, что она несколько раз с силой перевела дыхание, перед тем как снова заговорить.
— «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Вот это я и слышала, только говорила она громче и… и со смехом. Я слышала, как она это произнесла! «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?»
Казалось, прозвучавшие слова эхом повисли в воздухе. Их отзвуки донеслись из другой ночи, из-за опущенных портьер.
— Миссис Рутвен, здесь нет письменного стола. Могла ли она иметь в виду чиппендейловский столик, что стоит в гостиной?
— Не знаю! Я больше об этом не думала!
— Произнесло ли второе лицо какие-то слова?
— Нет! Ни слова. Я…
За окнами уже сгустилась ночная тьма. Сквозь веселое стрекотание сверчков с Харли-Лейн донеслось дребезжание подъезжающей машины, которое, похоже, еще больше перепугало Бренду. Такие звуки могла издавать только машина доктора Кента: кроме чихающего двигателя, был слышен звякающий шум бампера — он держался на честном слове, и доктор вечно забывал его отремонтировать в своей «мастерской».
— Вы уже упоминали время, миссис Рутвен. Все произошло, когда часы на башне Основателя пробили полночь, не так ли?
— Да! Именно тогда. Это было…
Бренда провела пальцами вдоль щеки к шее. В тишине отчетливо лязгала и дребезжала машина, подъехавшая к дому. Заскрежетал ручной тормоз. Бренда жалобно посмотрела на Марка, и этот взгляд поразил его до глубины души. Не проронив ни слова, она выскочила в коридор.
— Бренда! — На этот раз, промедлив секунду, он поспешил за ней.
— Нет! — оглушительно рявкнул доктор Фелл.
Бренда уже была у входных дверей. Марк, выскочив в коридор, остановился.
— Нет! — повторил доктор Фелл. — До сих пор вы вели себя достаточно умно. Не теряйте мудрости. Пусть она хоть час побудет наедине сама с собой. В противном случае вы потеряете шанс на окончательное примирение.
Бренда побежала по песчаной дорожке к своей машине. Марк, готовый последовать за ней, осознал уместность полученного им совета. Тот взгляд, что она бросила ему, в котором любовь мешалась с необъяснимым чувством стыда — тогда это ускользнуло от его внимания, — сам по себе означал, что ему лучше подождать.
Тем более, что преследовать Бренду уже не имело смысла. «Шевроле» выехал на Колледж-авеню. Марк, направившись к входным дверям, на пороге столкнулся с Сэмюелом Кентом.
— Э-э-э… что-то случилось? — спросил он.
— Абсолютно ничего.
— Действительно? — Доктор Кент с интересом посмотрел на него живыми темно-карими глазами, выделявшимися на его очень моложавом лице. — Я только что из дома, — сообщил он, хотя в этой информации не было необходимости. — Кстати, перед тем как выйти, я позвонил миссис Уолкер.
— Вот как?
— Ее врачи говорят, что Джудит в состоянии отвечать на вопросы, но все же она не может — или не хочет! — рассказывать, что же испугало ее в библиотеке. Я хотел бы понять, что тут все-таки произошло?…
— Все в порядке!
Марк бросил взгляд на другую сторону Лужайки. Сумерки сгущались, и он обратил внимание, что в длинном низком доме Джудит Уолкер, где в начале восемнадцатого века была таверна, в которой дебоширили студенты, носившие при себе короткие шпаги, были освещены почти все окна.
Доктор Кент, у которого явно что-то было на уме, торопливо проскочил мимо него. Марк решил последовать за ним. Но, войдя в спальню, оба они остановились, когда увидели лицо доктора Фелла.
— Говорите, вы только что из дома? — нахмурился он. — Как далеко отсюда он находится?
— Простите?
— Как далеко отсюда вы живете? — с несвойственной ему настойчивостью повторил доктор Фелл. — Как вы оцените расстояние до вашего дома? В полмили?
— Нет, нет. Вся улица… хм!… составляет не более полумили. Мой дом стоит примерно в ста ярдах от поворота на Харли-Лейн. А дом Марка в пятидесяти ярдах ниже.
— И вы хотите сказать, — доктор Фелл опустил голову, потом резко вскинул ее, — что вам потребовалась машина, дабы преодолеть несколько сотен ярдов?
— Да, я привык… На машине удобнее, особенно если приходится посетить несколько мест. Мы тут разучились ходить пешком. Мой дорогой Фелл, не кажется ли вам, что это менее всего должно вас интересовать?
— Сэр, я не знаю…
— Нет, вы знаете, — возразил доктор Кент, который с воскресного утра продолжал пребывать в грубовато-приподнятом настроении. — Насколько я могу судить, тут произошли какие-то бурные события. А я человек любопытный. Вы, без сомнения, все рассказали им?
— Рассказал им?…
— Подлинную правду о Роз Лестрейндж. Они все ее не понимали.
— Нет, — ответил доктор Фелл. Тяжело ступая, он подошел к левому окну и выглянул из него. — Нет, я им ничего не рассказывал.
Вот тут Марк Рутвен и не выдержал; его спокойствие разлетелось в куски.
— Послушайте! — раздраженно сказал он. — Черт возьми, что это за таинственные разговоры о том, как ее не понимали? Для описания этой особы пошли в ход странные эпитеты. «Хорошее воспитание, прекрасные манеры». «Хитрая, загадочная, всегда улыбающаяся». Кроме того, по словам Джудит Уолкер, она была «умной, вкрадчивой и предельно жестокой». Что проясняют в ее убийстве все эти определения? Соответствуют ли они истине?
— О да, — ответил Сэмюел Кент. — В полной мере.
— Тогда в чем же кроется тайна? Чего мы в ней не понимали? Кажется, главное — злоба и жестокость. Эти качества говорят о человеке многое, а сколько бы у нее ни было любовников, меня это не волнует.
Настроение и доктора Кента, и доктора Фелла внезапно изменилось. Стоя у окна, и тот и другой словно чего-то ожидали.
Сэмюел Кент, тряхнув седоватыми волосами и подвигав черными бровями, вынул из нагрудного кармана очки в роговой оправе и помахал ими.
— Мой дорогой Марк, — суховато сказал он, — в нашей профессии редко встретишь человека, способного испытать потрясение от чего бы то ни было. Мы слишком много читаем. И тем не менее вы недопонимаете! Что касается любовников мисс Лестрейндж…
— Да?
— Любовников у нее не было, — холодно произнес доктор Кент. — Никогда. Никого.
— Кто из нас сошел с ума, вы или я?
— Надеюсь, что никто.
— Послушайте! Тоби Саундерс считает, что она вообще помешалась на сексе. Даже Джудит Уолкер, утверждая, что Роз была холодна как рыба, заявила, что их было неисчислимое количество!
— Нет, Марк, это не так. Значит, по словам Тоби, она помешалась на сексе? — Похоже, эта фраза вызвала у доктора Кента усмешку. — Позвольте мне четко и коротко растолковать, что мисс Лестрейндж не проявляла ровно никакого интереса к любой разновидности или форме секса, которые вы только можете себе представить. Это ясно?
— Нет, не ясно. Мы все считали…
— Именно, вы что-то там считали… Но это не имело к ней ровно никакого отношения. Она всего лишь делала вид, что ей это интересно; так человек, не испытывающий пристрастия к алкоголю, может посмеиваться, когда его называют пьяницей, и даже поддерживать это впечатление, если он вступает в игру, где главное — не алкоголь, а игра. Интересы этой дамы лежали совсем в другой сфере, правда не менее порочной. Я без труда могу это доказать.
— Доказать? Но вы не можете доказать такие утверждения!
— Вы уверены, Марк? А я думаю, что могу. — Голос доктора Кента был полон изысканной иронии, а мрачное выражение его глаз — насмешки. Возле губ появились складки саркастической ухмылки. — Создать человеку определенную репутацию не так уж и трудно. И все будут думать, что этот — пьяница, а эта женщина… ну, в общем, понятно. Моя собственная репутация как человека крайне рассеянного, каковым я иногда в самом деле бываю, очень полезна. — Доктор Кент склонил голову набок и насмешливо взглянул на собеседника. — Но берусь утверждать, что Простак Симон на самом деле далеко не так прост. Мой старый друг Гидеон Фелл, которого я знаю еще с тех времен, когда мы учились в колледже Бейллиол, сейчас думает, что я самым преступным образом сбил полицию со следа и тем самым вызвал у нее подозрения. — Доктор Кент хихикнул.
— Успокойтесь. Во всех аспектах, которые интересовали полицию, я давал самые честные сведения. При всей тщательности их расследования, смогут ли они найти хоть одну сомнительную подробность в прошлой жизни этой женщины? Не смогли и не смогут! Да, она трижды была обручена и собиралась замуж, но каждый раз сама разрывала помолвку, ибо не могла выносить контактов с мужчинами. И последнее. Перестаньте беспокоиться из-за полиции. Прошлой ночью они окончательно убедились, что комната была заперта. И результаты вскрытия, которое состоялось этим утром, не оставили от их сомнений камня на камне.
— Вскрытия? — чуть не вскрикнул Марк.
— Да. И оно представило доказательства, о которых я говорил.
— Но ведь то, как она умерла, не вызывает сомнений, не так ли?
— Да, на этот счет сомнений не было. И тем не менее! Вскрытие способно установить не только причину смерти. Это именно так, Марк! Ну-ну! Если вы мне не верите, позвоните доктору Бересфорду, коронеру округа Александрия.
Трудно поверить, но сейчас не подлежит сомнению, что за тридцать один год жизни у Роз Лестрейндж никогда не было ни одного любовника. — Доктор Кент нахмурился, взмахнул рукой и, слегка повысив голос, добавил: — Видите ли, ее интересовал только… шантаж.
Глава 15
Добрую часть своей жизни Роз Лестрейндж только и делала, что смеялась. Должно быть, после смерти ее смех обрел еще более зловещий оттенок.
— Шантаж? — повторил Марк. — Но ведь она была обеспеченной женщиной, не так ли? Правда, у нее не было горничной, и она сама выполняла все работы по дому, но разве у нее не было денег на жизнь, которую она хотела вести?
— Более чем достаточно.
— Тогда что же?…
— Она шантажировала не из-за денег. Шантаж был для нее удовольствием. Разрешите объяснить вам то, чего вы, кажется, еще не поняли.
Несмотря на охватившее его смятение, Марк не без удивления отметил, что доктор Гидеон Фелл пока не проронил ни слова.
Похоже, что он, отстранившись от происходящего, ушел в себя. Казалось, что в его массивной фигуре, неподвижно стоявшей у окна (Марк мог бы в этом поклясться), заметен какой-то испуг. Из бокового кармана он извлек уже изрядно помятую яркую коробку сигар, но не стал открывать ее.
Он произнес лишь одно слово: «Слепец!» Он пролепетал его тихим голосом, напомнившим далекий гул поезда в туннеле подземки; казалось, он возвращает сам себя к тому, что в данный момент является главным. Доктор Фелл продолжал смотреть в окно на другую сторону Лужайки.
Это зрелище поразило Марка. Он рассеянно пошел за доктором Кентом через холл в гостиную.
Дверь гостиной была полуприкрыта. Там царил полный сумрак, соответствующий мрачным открытиям, только что сделанным в этом доме. Они включили свет, и он заиграл в серебряных канделябрах, серебряном кофейном сервизе и чиппендейловской мебели.
— Жаль, — коротко бросил доктор Кент, выйдя на середину гостиной. — Да! Что бы ни думали об этой женщине, она достойна сожаления.
— Почему?
— Она любила жизнь, но ненавидела людей. Я думаю, у нее было все, что нужно женщине. Красота, здоровье, ум, воспитание, деньги — все дары мира. Но я… я сидел здесь, за этим обеденным столом, и по ее смеху понимал, как она ненавидит человечество. Посмотрите!
Легким движением руки, в которой он держал очки, Кент указал на ряд газетных карикатур в рамках, висящих на стенах. Люди, известные в обществе своим благородством и высокими идеалами, были изображены в виде жалких шутов, и лишь комедийность ситуаций спасала их от откровенного гротеска.
— Шантаж? — повторил Марк. — Но ведь она была обеспеченной женщиной, не так ли? Правда, у нее не было горничной, и она сама выполняла все работы по дому, но разве у нее не было денег на жизнь, которую она хотела вести?
— Более чем достаточно.
— Тогда что же?…
— Она шантажировала не из-за денег. Шантаж был для нее удовольствием. Разрешите объяснить вам то, чего вы, кажется, еще не поняли.
Несмотря на охватившее его смятение, Марк не без удивления отметил, что доктор Гидеон Фелл пока не проронил ни слова.
Похоже, что он, отстранившись от происходящего, ушел в себя. Казалось, что в его массивной фигуре, неподвижно стоявшей у окна (Марк мог бы в этом поклясться), заметен какой-то испуг. Из бокового кармана он извлек уже изрядно помятую яркую коробку сигар, но не стал открывать ее.
Он произнес лишь одно слово: «Слепец!» Он пролепетал его тихим голосом, напомнившим далекий гул поезда в туннеле подземки; казалось, он возвращает сам себя к тому, что в данный момент является главным. Доктор Фелл продолжал смотреть в окно на другую сторону Лужайки.
Это зрелище поразило Марка. Он рассеянно пошел за доктором Кентом через холл в гостиную.
Дверь гостиной была полуприкрыта. Там царил полный сумрак, соответствующий мрачным открытиям, только что сделанным в этом доме. Они включили свет, и он заиграл в серебряных канделябрах, серебряном кофейном сервизе и чиппендейловской мебели.
— Жаль, — коротко бросил доктор Кент, выйдя на середину гостиной. — Да! Что бы ни думали об этой женщине, она достойна сожаления.
— Почему?
— Она любила жизнь, но ненавидела людей. Я думаю, у нее было все, что нужно женщине. Красота, здоровье, ум, воспитание, деньги — все дары мира. Но я… я сидел здесь, за этим обеденным столом, и по ее смеху понимал, как она ненавидит человечество. Посмотрите!
Легким движением руки, в которой он держал очки, Кент указал на ряд газетных карикатур в рамках, висящих на стенах. Люди, известные в обществе своим благородством и высокими идеалами, были изображены в виде жалких шутов, и лишь комедийность ситуаций спасала их от откровенного гротеска.