— Повторяю тебе в последний раз — я не могу, — раздельно произнес Марк, стараясь быть вежливым и держать себя в руках. — И более того, сейчас меня это не волнует.
— Не волнует? — Джудит медленно поднялась с дивана; у нее дрожала нижняя губа. — Марк, говорю тебе совершенно честно и искренне: я прекрасно себя чувствую, и тебе совершенно не надо развлекать меня… и успокаивать.
— Я не успокаиваю тебя, а говорю правду.
— Но если ты…
— Посмотри на них! — Он раздраженно помахал в воздухе листами. — Больше года я ломал себе голову над ними. Вчера я сказал тебе, что в них должен быть заключен какой-то совершенно новый, гениальный ход, что здесь есть ключ к разгадке. Я предполагал это потому, что по этому принципу построен «Лунный камень», понимаешь? Но были ли у меня какие-то конкретные основания для таких предположений?
— А что, не было?
— Нет! Только мое собственное воображение — и больше ничего. Тут не может быть ни ключей, ни разгадок. Поверь мне — все это чушь и ерунда!
Если бы он сознательно хотел прибегнуть к шоковой терапии, чтобы вернуть ее в нормальное состояние, то и тогда бы не смог добиться большего.
— Марк, этого не может быть! Как же так?… Разве… разве в жизни никто не пользовался этим фокусом?
— И тут я могу лишь предполагать. Я, как идиот, повторял это раз за разом и, наверное, сбил всех с толку. Насколько я могу судить, — он снова помахал бумагами, — ни в одной из них нет ничего конкретного. А теперь меня просто тошнит — так я устал от попыток хоть что-то найти в них.
— Дело в твоей усталости, Марк? Это подлинная причина?
— Подлинная причина?
— В этом ли причина того, что ты хочешь отказаться от изучения проблемы? Или потому, что, как рассказывала мисс Хардинг, Бренда вернулась к тебе и ты настолько увлечен ею, что не хочешь больше ни о чем думать?
Он усмехнулся — эта крепкая, неизменно уверенная в себе женщина способна удивить его так, как Бренде никогда не удавалось.
— Будь честен! — серьезно сказала Джудит.
— Я и так честен… или стараюсь таким быть!
— Ну и?…
— В твоих словах, может, и есть доля истины. Но главная причина не в этом. Сегодня вечером доктор Фелл восстановил картину убийства и продемонстрировал, насколько человек может быть глуп и слеп. Черт побери, я могу это отнести и к себе.
Сжав кулачок, Джудит стукнула им по ладони правой руки.
— Марк, не говори так!
— Я говорю потому, что это правда. И кто бы ни запер комнату, он здорово запудрил мне мозги — я так и не мог разобраться, почему он заменил одну книгу на другую. И если бы не этот толстяк, я бы решил, что сам всучил не ту книгу…
Джудит снова стукнула кулачком по ладони. Она сделала это, когда Марк произнес «всучил не ту книгу». Он замолчал и посмотрел на Джудит.
— Всучил — не ту… — громко и раздельно повторил Марк и онемел, как воды в рот набрав.
Присутствуй при их разговоре кто-то третий, он бы почувствовал, что атмосфера изменилась столь же зримо и молниеносно, как при приближении шторма Марк выпрямился, складки на его щеках углубились. Молча глядя куда-то поверх плеча Джудит, он, казалось, внимательно прислушивается к тиканью часов, отсчитывающих секунду за секундой. Потом он посмотрел на письмо в правой руке, затем перевел взгляд на заметки, которые держал в левой.
— Вот, значит, как оно было! — произнес он.
Объяснять, что он имел в виду, не было необходимости.
— Ты догадался? — вскрикнула Джудит. — Ты понял, каким образом была заперта комната?
— Да.
— И это было в?… — Она показала на бумаги, которые он держал перед собой.
Марк не ответил. Он стоял, покачивая головой, и на его густых темных волосах играли отблески лампы.
— Так было?
— В задумке Коллинза? Не могу быть в этом абсолютно уверенным. Полагаю, что мы можем ошибаться… Но если он в самом деле придумал этот фокус, могу ручаться, что здесь, — он вскинул письмо, — и здесь, — поднял он лист с записками, — этот обладатель знаменитых бакенбардов играл по-честному.
— Даже в письме к Диккенсу?
— Даже в письме к Диккенсу. С самого начала там был кто-то, кто копошился за дверью и под окнами, а потом стал колотить в дверь, чтобы войти.
В ночной тишине было слышно, что ни одна машина не нарушала покой Харли-Лейн, которая когда-то называлась Лужайкой Синих Руин. Они не услышали тихих мягких шагов какого-то человека, который преодолевал открытое пространство. Оно когда-то было двором таверны. Даже трель дверного звонка, громкая и отчетливая, не привлекла внимания ни Джудит, ни Марка.
— Есть несколько вопросов, — сказал Марк. — Мне придется задать их Бренде, понравится это ей или нет. Я должен буду спросить ее, и спросить самым настойчивым образом, думая, конечно, лишь о ее благе, как она собирается защищаться. Я помочь ей не могу!
— Марк, — у Джудит снова изменился голос, — не делай этого.
При всей его взволнованности эти слова удивили Марка.
— Чего не делать, Джудит?
— Больше не занимайся этим! Прошу тебя!
— Но разве не ты призывала меня не бросать эту проблему? Разве не ты буквально настаивала…
— Ох, не обращай внимания на мои слова! Ты не понимаешь, на что способна женщина, любая женщина, когда она увлечена… каким-то человеком, тем более неординарным. Я не могу себе позволить большую откровенность, а то мои слова покажутся тебе грубоватыми, но не надо тебе дальше заниматься этим. Пожалуйста!
Снова прозвенел и стих дверной звонок. За ним последовал тихий, но настойчивый стук в дверь.
Окна были затянуты сетками, но открыты, и они отчетливо услышали голос мисс Дороти Хардинг, опытной медсестры, которую пригласил доктор Фил Маракот.
— Миссис Уолкер! С вашего разрешения, миссис Уолкер. Не будете ли вы так любезны открыть дверь?
Открыл ей Марк.
В темноте отчетливо выделялось аккуратное белое одеяние мисс Хардинг, которая держала в руке упакованный флакончик с лекарством. Она не стала комментировать ситуацию, но бог весть о чем подумала. Преодолев секундное замешательство, она произнесла:
— Добрый вечер, профессор Рутвен. Боюсь, доктор Маракот будет очень огорчен, если выяснится, что вы расстроили миссис Уолкер.
— Я тоже был бы очень огорчен этим, мисс Хардинг. Миссис Уолкер… я надеюсь, она оправилась?
— Все мы надеемся, что она поправится. Для этого нужно, чтобы она тут же пошла к себе наверх. Спокойной ночи, профессор Рутвен.
— Марк! — жалобно пискнула Джудит.
— Миссис Уолкер! — повелительным тоном произнесла медсестра.
— Марк, больше ничего не делай! Обещай мне!
— Этого я не могу обещать, Джудит. И ты должна понимать, что мне это не под силу.
— Ну ладно, может, и так. Пожалуй, так! Но… но завтра днем я собираюсь в Ричмонд. Можешь ты пообещать, что позвонишь мне? В любое время после шести?
— Миссис Уолкер!
— И ради всех святых, что бы ни было, не звони из своего дома! Можешь позвонить от меня? Тут никого не будет, а ключ останется под ковриком.
— Миссис Уолкер! — гневно крикнула медсестра.
Побледнев, Джудит в бессильной ярости повернулась к ней:
— Ох, да помолчите вы!… Марк! Так ты мне обещаешь?
— Да, Джудит. Обещаю.
— Спокойной ночи, профессор Рутвен, — надулась мисс Хардинг.
Он вышел на дорожку. За открытыми окнами дома, который он оставил, сохранялось напряженное молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов. Двинувшись в сторону Харли-Лейн, Марк оглянулся на Красный коттедж — раз, другой.
Машины доктора Сэмюела Кента рядом с ним не было. Беглого взгляда было довольно, чтобы заметить, что коттедж погружен в темноту: он был таким молчаливым и пустынным, словно в нем никогда не жили.
Возвращение домой не заняло у Марка много времени. Он зачем-то посмотрел в другую сторону Харли-Лейн и убедился, что машины доктора Кента нигде не видно.
Когда он входил в свой дом, стрелки наручных часов показывали десять минут двенадцатого.
В гостиной, сидя в кресле с белым чехлом, повернувшись лицом к арке, что вела в холл, Бренда прикуривала сигарету.
Жалюзи были опущены. Свет горел только в холле, бросая слабые отсветы на белое платье Бренды; большая часть гостиной была в тени. Но огонек спички на мгновение осветил ее лицо — бледное, напряженное и растерянное, это стало видно, когда она, прикуривая, наклонилась.
Спичка догорела. Бренда бросила ее в высокую пепельницу рядом с креслом.
— Доктор Фелл в комнате для гостей, — произнесла она каким-то неестественным высоким голосом.
— Он уже пошел спать?
— Да. Он… он попросил меня извиниться перед тобой. Но он хотел увидеть эти… ну, ты понимаешь, эти заметки о ненаписанном детективном романе. Я дала ему машинописную копию, ту, что в шкафу в твоем кабинете. Надеюсь, я поступила правильно?
— Да. Конечно.
Повернувшись лицом к креслу, он стоял под аркой, и его тень дотягивалась до Бренды, которая была скрыта темнотой.
В правой руке он держал два листа бумаги, два набора подсказок. Самое время спросить ее о том, что беспокоило его. Полдюжины вопросов! Нет, хватит трех или даже двух, чтобы прояснить все недоразумения. Тогда она (так же как и он) окончательно успокоится.
И тем не менее, оказавшись в гостиной, Марк медлил. Он бросил взгляд на бумаги и перевел его на едва различимое лицо Бренды. Тлеющий кончик ее сигареты то разгорался, то тускнел.
— Мой дорогой, — сказала она тем же самым подрагивающим голосом, — не слишком ли долго ты был там?
— Где?
— У Джудит Уолкер.
Бренда поднялась. Теперь он увидел, что на ней было не белое платье, а туго перехваченный на талии белый шелковый халат.
— Я не против! — всхлипнула она. Кончик сигареты описал дугу в воздухе и разгорелся. — Пойми: я не против. Но разве ты не рад видеть меня?
Бренда еще раз взмахнула рукой, подыскивая слова, потом раздавила сигарету в пепельнице, отчего дождем посыпались искры.
— Днем мне показалось, что ты рад, — запинаясь, пробормотала Бренда. — Ты сам сказал! Но если ты не…
— Рад ли я видеть тебя? Господи! Иди ко мне!
Она кинулась к нему.
Марк скомкал бумаги и отшвырнул их. К черту все догадки, ответы и подозрения! И сейчас, и во все времена для него важна лишь эта женщина.
Он забыл все вопросы, которые собирался задать. Но прежде, чем дело об убийстве Роз Лестрейндж вышло на свою последнюю и самую опасную прямую, эти вопросы доставили ему немало неприятных моментов.
Глава 17
— Не волнует? — Джудит медленно поднялась с дивана; у нее дрожала нижняя губа. — Марк, говорю тебе совершенно честно и искренне: я прекрасно себя чувствую, и тебе совершенно не надо развлекать меня… и успокаивать.
— Я не успокаиваю тебя, а говорю правду.
— Но если ты…
— Посмотри на них! — Он раздраженно помахал в воздухе листами. — Больше года я ломал себе голову над ними. Вчера я сказал тебе, что в них должен быть заключен какой-то совершенно новый, гениальный ход, что здесь есть ключ к разгадке. Я предполагал это потому, что по этому принципу построен «Лунный камень», понимаешь? Но были ли у меня какие-то конкретные основания для таких предположений?
— А что, не было?
— Нет! Только мое собственное воображение — и больше ничего. Тут не может быть ни ключей, ни разгадок. Поверь мне — все это чушь и ерунда!
Если бы он сознательно хотел прибегнуть к шоковой терапии, чтобы вернуть ее в нормальное состояние, то и тогда бы не смог добиться большего.
— Марк, этого не может быть! Как же так?… Разве… разве в жизни никто не пользовался этим фокусом?
— И тут я могу лишь предполагать. Я, как идиот, повторял это раз за разом и, наверное, сбил всех с толку. Насколько я могу судить, — он снова помахал бумагами, — ни в одной из них нет ничего конкретного. А теперь меня просто тошнит — так я устал от попыток хоть что-то найти в них.
— Дело в твоей усталости, Марк? Это подлинная причина?
— Подлинная причина?
— В этом ли причина того, что ты хочешь отказаться от изучения проблемы? Или потому, что, как рассказывала мисс Хардинг, Бренда вернулась к тебе и ты настолько увлечен ею, что не хочешь больше ни о чем думать?
Он усмехнулся — эта крепкая, неизменно уверенная в себе женщина способна удивить его так, как Бренде никогда не удавалось.
— Будь честен! — серьезно сказала Джудит.
— Я и так честен… или стараюсь таким быть!
— Ну и?…
— В твоих словах, может, и есть доля истины. Но главная причина не в этом. Сегодня вечером доктор Фелл восстановил картину убийства и продемонстрировал, насколько человек может быть глуп и слеп. Черт побери, я могу это отнести и к себе.
Сжав кулачок, Джудит стукнула им по ладони правой руки.
— Марк, не говори так!
— Я говорю потому, что это правда. И кто бы ни запер комнату, он здорово запудрил мне мозги — я так и не мог разобраться, почему он заменил одну книгу на другую. И если бы не этот толстяк, я бы решил, что сам всучил не ту книгу…
Джудит снова стукнула кулачком по ладони. Она сделала это, когда Марк произнес «всучил не ту книгу». Он замолчал и посмотрел на Джудит.
— Всучил — не ту… — громко и раздельно повторил Марк и онемел, как воды в рот набрав.
Присутствуй при их разговоре кто-то третий, он бы почувствовал, что атмосфера изменилась столь же зримо и молниеносно, как при приближении шторма Марк выпрямился, складки на его щеках углубились. Молча глядя куда-то поверх плеча Джудит, он, казалось, внимательно прислушивается к тиканью часов, отсчитывающих секунду за секундой. Потом он посмотрел на письмо в правой руке, затем перевел взгляд на заметки, которые держал в левой.
— Вот, значит, как оно было! — произнес он.
Объяснять, что он имел в виду, не было необходимости.
— Ты догадался? — вскрикнула Джудит. — Ты понял, каким образом была заперта комната?
— Да.
— И это было в?… — Она показала на бумаги, которые он держал перед собой.
Марк не ответил. Он стоял, покачивая головой, и на его густых темных волосах играли отблески лампы.
— Так было?
— В задумке Коллинза? Не могу быть в этом абсолютно уверенным. Полагаю, что мы можем ошибаться… Но если он в самом деле придумал этот фокус, могу ручаться, что здесь, — он вскинул письмо, — и здесь, — поднял он лист с записками, — этот обладатель знаменитых бакенбардов играл по-честному.
— Даже в письме к Диккенсу?
— Даже в письме к Диккенсу. С самого начала там был кто-то, кто копошился за дверью и под окнами, а потом стал колотить в дверь, чтобы войти.
В ночной тишине было слышно, что ни одна машина не нарушала покой Харли-Лейн, которая когда-то называлась Лужайкой Синих Руин. Они не услышали тихих мягких шагов какого-то человека, который преодолевал открытое пространство. Оно когда-то было двором таверны. Даже трель дверного звонка, громкая и отчетливая, не привлекла внимания ни Джудит, ни Марка.
— Есть несколько вопросов, — сказал Марк. — Мне придется задать их Бренде, понравится это ей или нет. Я должен буду спросить ее, и спросить самым настойчивым образом, думая, конечно, лишь о ее благе, как она собирается защищаться. Я помочь ей не могу!
— Марк, — у Джудит снова изменился голос, — не делай этого.
При всей его взволнованности эти слова удивили Марка.
— Чего не делать, Джудит?
— Больше не занимайся этим! Прошу тебя!
— Но разве не ты призывала меня не бросать эту проблему? Разве не ты буквально настаивала…
— Ох, не обращай внимания на мои слова! Ты не понимаешь, на что способна женщина, любая женщина, когда она увлечена… каким-то человеком, тем более неординарным. Я не могу себе позволить большую откровенность, а то мои слова покажутся тебе грубоватыми, но не надо тебе дальше заниматься этим. Пожалуйста!
Снова прозвенел и стих дверной звонок. За ним последовал тихий, но настойчивый стук в дверь.
Окна были затянуты сетками, но открыты, и они отчетливо услышали голос мисс Дороти Хардинг, опытной медсестры, которую пригласил доктор Фил Маракот.
— Миссис Уолкер! С вашего разрешения, миссис Уолкер. Не будете ли вы так любезны открыть дверь?
Открыл ей Марк.
В темноте отчетливо выделялось аккуратное белое одеяние мисс Хардинг, которая держала в руке упакованный флакончик с лекарством. Она не стала комментировать ситуацию, но бог весть о чем подумала. Преодолев секундное замешательство, она произнесла:
— Добрый вечер, профессор Рутвен. Боюсь, доктор Маракот будет очень огорчен, если выяснится, что вы расстроили миссис Уолкер.
— Я тоже был бы очень огорчен этим, мисс Хардинг. Миссис Уолкер… я надеюсь, она оправилась?
— Все мы надеемся, что она поправится. Для этого нужно, чтобы она тут же пошла к себе наверх. Спокойной ночи, профессор Рутвен.
— Марк! — жалобно пискнула Джудит.
— Миссис Уолкер! — повелительным тоном произнесла медсестра.
— Марк, больше ничего не делай! Обещай мне!
— Этого я не могу обещать, Джудит. И ты должна понимать, что мне это не под силу.
— Ну ладно, может, и так. Пожалуй, так! Но… но завтра днем я собираюсь в Ричмонд. Можешь ты пообещать, что позвонишь мне? В любое время после шести?
— Миссис Уолкер!
— И ради всех святых, что бы ни было, не звони из своего дома! Можешь позвонить от меня? Тут никого не будет, а ключ останется под ковриком.
— Миссис Уолкер! — гневно крикнула медсестра.
Побледнев, Джудит в бессильной ярости повернулась к ней:
— Ох, да помолчите вы!… Марк! Так ты мне обещаешь?
— Да, Джудит. Обещаю.
— Спокойной ночи, профессор Рутвен, — надулась мисс Хардинг.
Он вышел на дорожку. За открытыми окнами дома, который он оставил, сохранялось напряженное молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов. Двинувшись в сторону Харли-Лейн, Марк оглянулся на Красный коттедж — раз, другой.
Машины доктора Сэмюела Кента рядом с ним не было. Беглого взгляда было довольно, чтобы заметить, что коттедж погружен в темноту: он был таким молчаливым и пустынным, словно в нем никогда не жили.
Возвращение домой не заняло у Марка много времени. Он зачем-то посмотрел в другую сторону Харли-Лейн и убедился, что машины доктора Кента нигде не видно.
Когда он входил в свой дом, стрелки наручных часов показывали десять минут двенадцатого.
В гостиной, сидя в кресле с белым чехлом, повернувшись лицом к арке, что вела в холл, Бренда прикуривала сигарету.
Жалюзи были опущены. Свет горел только в холле, бросая слабые отсветы на белое платье Бренды; большая часть гостиной была в тени. Но огонек спички на мгновение осветил ее лицо — бледное, напряженное и растерянное, это стало видно, когда она, прикуривая, наклонилась.
Спичка догорела. Бренда бросила ее в высокую пепельницу рядом с креслом.
— Доктор Фелл в комнате для гостей, — произнесла она каким-то неестественным высоким голосом.
— Он уже пошел спать?
— Да. Он… он попросил меня извиниться перед тобой. Но он хотел увидеть эти… ну, ты понимаешь, эти заметки о ненаписанном детективном романе. Я дала ему машинописную копию, ту, что в шкафу в твоем кабинете. Надеюсь, я поступила правильно?
— Да. Конечно.
Повернувшись лицом к креслу, он стоял под аркой, и его тень дотягивалась до Бренды, которая была скрыта темнотой.
В правой руке он держал два листа бумаги, два набора подсказок. Самое время спросить ее о том, что беспокоило его. Полдюжины вопросов! Нет, хватит трех или даже двух, чтобы прояснить все недоразумения. Тогда она (так же как и он) окончательно успокоится.
И тем не менее, оказавшись в гостиной, Марк медлил. Он бросил взгляд на бумаги и перевел его на едва различимое лицо Бренды. Тлеющий кончик ее сигареты то разгорался, то тускнел.
— Мой дорогой, — сказала она тем же самым подрагивающим голосом, — не слишком ли долго ты был там?
— Где?
— У Джудит Уолкер.
Бренда поднялась. Теперь он увидел, что на ней было не белое платье, а туго перехваченный на талии белый шелковый халат.
— Я не против! — всхлипнула она. Кончик сигареты описал дугу в воздухе и разгорелся. — Пойми: я не против. Но разве ты не рад видеть меня?
Бренда еще раз взмахнула рукой, подыскивая слова, потом раздавила сигарету в пепельнице, отчего дождем посыпались искры.
— Днем мне показалось, что ты рад, — запинаясь, пробормотала Бренда. — Ты сам сказал! Но если ты не…
— Рад ли я видеть тебя? Господи! Иди ко мне!
Она кинулась к нему.
Марк скомкал бумаги и отшвырнул их. К черту все догадки, ответы и подозрения! И сейчас, и во все времена для него важна лишь эта женщина.
Он забыл все вопросы, которые собирался задать. Но прежде, чем дело об убийстве Роз Лестрейндж вышло на свою последнюю и самую опасную прямую, эти вопросы доставили ему немало неприятных моментов.
Глава 17
Когда на закате следующего дня все события, имеющие отношение к убийству Роз Лестрейндж, выстроились в некую связную цепочку, Марк Рутвен решил, что он готов ко всему — даже к неожиданному удару молнии.
Он тщательно продумал все свои действия. Он может, не кривя душой, сказать, что истина ему известна лишь на три четверти. И он решил, что сейчас вытрясет всю правду из некоего лица, которое он убедит, и тому некуда будет деться.
Но на самом деле он еще не был готов.
На рассвете среды, 20 июля, когда они с Брендой наконец уснули, пошел дождь. Мир еще был погружен в полусумрак, его окутывала серая пелена легкого дождичка. Они спали до полудня, когда миссис Партридж (которой помогала строгая на вид, но толковая женщина мисс Суит) приготовила им завтрак.
После пробуждения последовала привычная домашняя суматоха. Миссис Партридж и мисс Суит сообщили им кое какие новости, а остальные пришли в виде слухов, которые быстро распространялись в колледже, точнее, в их маленьком сообществе. Странно, но так известия распространяются быстрее, чем по телефону.
Доктор Фелл, оставив записку с извинениями, в десять часов отправился прогуляться по Лужайке, осмотреть строения. Сопровождал его доктор Кент, с помощью которого гостю удалось со многими переговорить.
Бренда стала убиваться, что не проявила должного гостеприимства, а Марк кинулся успокаивать ее.
Если они оба догадывались, что неприятности не заставят себя ждать, то, по крайней мере, Марк считал, что знает, в чем они заключаются. По цепочке слухов пришла информация, что доктор Фелл приглашен на ленч с рюмкой шерри в солидный дом доктора Арнольда Хьюита, стоящий в самом начале Колледж-авеню. В час дня, обнаружив у телефона Бренду с длинным списком имен в руках, Марк торопливо вмешался:
— Минутку. Чем ты занята?
— Милый, мне всего лишь надо кое-что организовать к сегодняшнему обеду. Времени просто ужасно мало, я, конечно, должна была подумать обо всем еще прошлым вечером, но…
— Ни о чем не договаривайся. Во всяком случае, на сегодняшний вечер. Обедать будем только втроем; за стол сядем, скажем, в семь часов.
— Марк, в чем дело? Что случилось?
Он ничего не мог ей рассказать. Бренда решила пробежаться по магазинам в Куиншевене, но даже после долгого прощания, которое подобало бы предстоящей разлуке на год, — скажем, для пребывания в Европе — он так и не задал ей ни одного вопроса.
Бывают ситуации, особенно полные высокого нервного напряжения, когда ты не можешь ни о чем спрашивать. Любопытство в такие неудачные минуты может нанести болезненную рану, показаться непростительным предательством.
Кроме того, в вопросах вообще не было необходимости. Последние четыре часа, меряя гостиную шагами, он отчаян но убеждал себя в этом. Ничего серьезного против Бренды у них нет. Он собирается…
Но пока не пришло время, он не мог рассказывать о своих замыслах даже доктору Феллу. Он должен действовать самостоятельно; если даже эксперимент кончится крахом, если ситуация взорвется у него под носом, никто не пострадает — кроме него.
Он задумчиво бродил по комнатам до пяти часов, пока не обратил внимание на какое-то странное неестественное молчание, воцарившееся в доме.
Шепот дождя за окном смолк. Несмотря на то, что в воздухе стояла сырая духота, а в водосточных трубах продолжала булькать вода, можно было надеяться, что солнце все же выглянет. В холле было жарко и душно, когда Марк снял трубку.
Прежде чем звонить человеку, который был ему нужен, Марк набрал другой номер. Он должен был задать один вопрос; ответ будет для него предзнаменованием. Как он и рассчитывал, ответ был положительным. Марк незамедлительно набрал первый номер, тот, по которому и собирался позвонить с самого начала.
— Может, у тебя будет возможность, — после приветствия сказал он, — встретиться со мной в восемь вечера?
Он внимательно прислушался к интонации ответа. Теперь, когда он знал, что сделал этот человек, знакомый голос звучал странно и неестественно.
— В чем дело? — услышал он вопрос.
— Боюсь, что пока не могу сказать. Не по телефону. Это слишком важно. Но если я пообещаю объяснить тебе фокус с закрытой дверью, ты встретишься со мной?
— Где?
Марк был готов выпалить: «В бунгало!» Неплохо, чтобы компанию им составил еще и призрак убитой женщины. Но тут ему пришло в голову, что полиция, пусть и не показываясь на глаза, постоянно крутится вокруг коттеджа, хотя причины такого поведения копов оставались для него тайной.
Но внезапно он припомнил, что есть место и получше.
— Здесь нельзя, — объяснил Марк, — потому что появится Бренда. В силу известных причин не годится и твой дом.
Встречай меня у дома Джудит Уолкер. Нет, нет, сегодня днем она уедет! Ее не будет несколько дней. Нет, ломать двери не придется.
— Ты уверен, что ее не будет на месте? Она уезжает?
— Уезжает. — Хотя сердце зачастило, Марк постарался избавиться от хрипотцы в голосе. — Ключ она оставила под ковриком; после шести я позвоню ей и проверю. Так ты будешь?
— Если получу объяснение, — произнес веселый голос, — каким образом была закрыта комната.
— Обязательно!
— В восемь часов, — сказал его собеседник.
— В восемь часов! — повторил Марк и закончил разговор.
Поскольку он был полностью сосредоточен на диалоге, Марк лишь смутно расслышал, как хлопнула входная дверь. Перед ним вырос доктор Фелл. И его необъятный пиджак, и копна волос, и даже усы — все промокло под дождем.
— Сэр, чем вы заняты?
Марк положил трубку.
— Я могу задать вам тот же вопрос.
— Я пытаюсь сделать то, для чего нахожусь здесь, — предотвратить совершенно бессмысленную ужасную трагедию.
— Есть опасность еще одной трагедии?
— И немалая! — воскликнул доктор Фелл.
Марк, сжав кулаки, проследовал в гостиную.
— Короче говоря, — тяжело отдуваясь, сказал доктор Фелл, — я побеседовал — о, так, между делом! — со всеми людьми, имеющими отношение к этой истории. Например, перекинулся несколькими словами с миссис Уолкер еще до того, как она, по всей видимости, отправилась в Ричмонд…
— По всей видимости? — повторил Марк.
— Я так выразился? Должно быть, потому, что, как считал покойный Генри Джеймс, мы опасаемся, что каждое высказывание может быть понято слишком буквально.
— Есть какие-то другие причины? — осведомился Марк. — Помните, прошлой ночью, когда мы услышали крик Джудит Уолкер, вы послали меня к ней. Я так и не понял, что ее обеспокоило. Но вы так и не спросили меня, в чем там было дело, не задали ни одного вопроса.
В этом не было необходимости, — ответил доктор Фелл. — Видите ли, я и без ваших объяснений все понял.
— Доктор Кент тоже все понял?
Оба они — и оба делали это сознательно — говорили, предельно затемняя смысл фраз. Они как бы фехтовали словами, ставя защиту и нападая, и каждый старался выяснить, что известно другому.
Уйдя от ответа, доктор Фелл не без легкой досады посмотрел на Марка.
— Интересно, мое поколение когда-нибудь приблизится к пониманию вашего? Или найдет ли ваше поколение общий язык с моим? О, правители Афин! — И доктор Фелл раздул щеки на выдохе. — У меня всплыли какие-то глупые ассоциации, сэр, потому что утром я провел час или два в доме Сэма Кента. Я встретился с его женой, дочерью, сыном и даже с его собакой…
— Да?
— И должен заметить, мы сидели не в библиотеке, на что я рассчитывал. Мы расположились в помещении, которое он называет своей мастерской, в очень сухом и просторном погребе, более подходящем для того, чтобы вести достойную беседу за общим столом, а не заниматься ремонтными работами, пусть и полезными. Вы видели эту мастерскую?
— Много раз.
— Так что, думаю, вы должны знать, что разного металлического хлама там на три ярда от пола, как в пещере Али Бабы?
— Да, — кивнул Марк. — И еще там есть набор напильников, больших и малых.
Доктор Фелл стоял у кофейного столика в эркере окна, рядом с кушеткой в белом чехле. Из кармана он извлек сигару с яркой наклейкой и в целлофановой обертке. Одним резким движением сорвав ее, он колыхнул своими многочисленными подбородками.
— Кстати! — сказал он. — Я вижу, вы уделяете большое внимание заметкам Уильяма Уилки Коллинза и его письму к Чарльзу Диккенсу.
— Вас они тоже интересуют?
— Да, гром и молния! Должен уточнить, что доступ к набору острых стальных напильников имеет любой. Позвольте повторить: любой!
— Согласен, — пожал плечами Марк.
Образно говоря, звон рапир усилился.
— Я упоминаю об этом, — прогудел доктор Фелл, — не для того, чтобы привлечь внимание к содержимому мусорного ящика, к набору хлама в мастерской или чего вам угодно. Я делаю это лишь для того, чтобы подчеркнуть и выделить грустную истину — никогда одно поколение не поймет другое. Господи, да взять хотя бы вашего друга Тоби Саундерса!
— Тоби? У вас есть к нему претензии?
— Доктор Саундерс явился, когда мы с Сэмом, увлекшись обычными для нас философскими рассуждениями, рылись в мусоре. Он присоединился к нам и откуда-то выкопал пару револьверов.
— Револьверов? — воскликнул Марк.
Доктор Фелл отмахнулся сигарой:
— И снова я прошу вас не делать ошибочных выводов! Это были старые «уэбли», которыми пользовались в английской армии в те дни, когда субалтерн Сэм Кент участвовал в Первой мировой войне. Разве Тоби Саундерс мог предположить, что Сэм был участником той войны? Разве ему могло прийти в голову, что Сэм — кавалер Военного креста и ордена «За боевые заслуги»? Нет, не могло. Тоби Саундерс тут же преисполнился неподдельного страха и даже слегка запаниковал…
— Испугался, вы хотите сказать?
— Именно. Он, очевидно, решил, что Сэм припас их, чтобы разнести себе голову или перестрелять всю свою семью. Он никак, ну никак не может понять, что этот человек старше его всего лишь на двадцать лет, если не меньше! Поэтому он должен был унести оружие вместе с коробками патронов, к которым не прикасались с 1917 года.
— Доктор Фелл, что это значит?
— То, что, по его мнению, — сказал доктор Фелл, — Сэму Кенту нельзя доверять оружие. Очень хорошо! Но можно ли доверить оружие Тоби Саундерсу, ведь он так неуравновешен?
Марк расхохотался.
— Вы были правы, — сказал он, — пожалуй, ваше поколение не сможет понять нас. Особенно Тоби Саундерса.
— Сэр, не будете ли вы столь любезны ответить на мой вопрос?
— В таком случае мой ответ таков: да, Тоби Саундерсу можно полностью довериться. Любое огнестрельное оружие он собирает и разбирает с закрытыми глазами. Из кольта 38-го калибра он с десяти ярдов попадает в дайм, а в квотер — с двадцати.
Доктор Фелл с шумом подтащил к себе по кофейному столику серебряную настольную зажигалку и щелкнул ею. Раскурив сигару, он выпустил облако дыма.
— Будем надеяться, — сказал он, — что до этого не дойдет.
— До чего именно?
— До стрельбы, — ответил доктор Фелл. — Чтобы продолжить ряд подсказок, которые я вам предоставил, я бы хотел привлечь ваше внимание к доктору Арнольду Хьюиту, главе Куин-колледжа. Сегодня я имел удовольствие провести с ним ленч и сделал несколько важных открытий. Я сообщил ему, что в этой истории мы столкнулись с немалым количеством проблем. Каким образом была заперта комната? Это раз. Почему тело перенесли с кресла к туалетному столику? Это второе. Каким образом две стороны этого преступления должны сойтись воедино? Это продолжает оставаться третьей проблемой. Но все они крутятся вокруг одного образа — убийцы! — и вокруг одного неприятного вопроса: кто заколол Роз Лестрейндж? — Доктор Фелл глубоко затянулся и снова выпустил клуб дыма. — Говорил ли я вам, что земля круглая и что королева Анна скончалась?
— Да, что-то такое было.
— И это было необходимо. Теперь о докторе Хьюите…
— Но вы же не хотите сказать, что он убил ее?
— Нет, конечно, — усмехнулся доктор Фелл. — Но какова его роль в этой истории? Ничто не происходит по воле случая, с бухты-барахты. Имеется и еще один тип, чью важную роль в этой истории вы оценили далеко не в полной мере.
— Кто же это такой?
— Фрэнк Чедвик.
Очень осторожно, пусть и не на цыпочках, но совершенно бесшумно Бренда проскользнула под аркой и прислонилась к стене.
Должно быть, вернувшись с покупками, она поставила машину и вошла через заднюю дверь. Одетая в скромное синее платьице, она избегала смотреть на Марка, хотя в то же время постоянно искала его взгляда; она тихонько стояла и слушала.
Доктор Фелл не заметил ее.
— Я слышал, что сегодня, — продолжил он, скроив мрачную физиономию, — Чедвик снова был в Куиншевене. Зачем? Что ему здесь надо, почему он вчера был здесь?
— Я тоже хотел бы это знать, — признался Марк.
— Вчера, когда мы сидели в «Колледж-Инн», он вызвал вас для разговора. Потом вы мне рассказали о вашей беседе. Почти все из услышанного я знал, кроме одного — причины, которая привела его в Куиншевен. Но то, что он сказал, — это стоит внимания!
— Да стоит ли! — уверенно произнес Марк, думая не о докторе Фелле, а о спокойствии Бренды. — Признаюсь, я бы с удовольствием дал урок этому молодому человеку, дабы он понял, что чего стоит. Но он не дурак; он так заботится о своей шкуре, что не может позволить себе делать глупости. Следовательно, он никогда бы не осмелился врать о своем алиби в ночь убийства.
— А была ли у него необходимость врать?
— То есть?
— Была ли у него необходимость врать по этому поводу? — прищурился доктор Фелл. — Бросьте, сэр! Подумайте! Точное время убийства…
И тут доктор Фелл в первый раз заметил Бренду.
— Мэм, — запнувшись, виновато пророкотал он. — Я веду себя совершенно непозволительным образом.
— Ни в коем случае! — со всей серьезностью заверила его Бренда. — Я всего лишь… я всего лишь хотела сказать, что обед будет к семи часам. Вас устраивает?
— Миссис Рутвен, — после очередной паузы сказал доктор Фелл. — Мой внешний вид таков, что вы понимаете: я ни в коем случае не могу испортить вам удовольствие от обеда. Тем не менее, если вы примете мои извинения, мне придется это сделать после обеда. Черт подери! Я вспомнил, что на восемь часов у меня назначена встреча. И я уже заказал такси.
— Такси? Зачем? У нас же есть машина, и Марк отвезет вас, куда вам будет угодно!
— В этом-то и беда, — вмешался Марк. — Я не смогу. И у меня тоже встреча в восемь часов. Где вам надо быть, доктор Фелл?
— В Александрии. А вам?
— Всего лишь в доме Джудит Уолкер. Я должен… должен кое с кем там повидаться. — Поймав взгляд Бренды, он правильно понял его выражение и поторопился объясниться: — Нет, не с Джудит! Она уехала. Бренда, постарайся пока не задавать никаких вопросов! Все, что я делаю, — это главным образом для тебя.
— Я и не собиралась задавать никаких вопросов. И вообще не стану, если ты не хочешь! Но тогда у нас будет не очень веселый обед, не так ли?
Он тщательно продумал все свои действия. Он может, не кривя душой, сказать, что истина ему известна лишь на три четверти. И он решил, что сейчас вытрясет всю правду из некоего лица, которое он убедит, и тому некуда будет деться.
Но на самом деле он еще не был готов.
На рассвете среды, 20 июля, когда они с Брендой наконец уснули, пошел дождь. Мир еще был погружен в полусумрак, его окутывала серая пелена легкого дождичка. Они спали до полудня, когда миссис Партридж (которой помогала строгая на вид, но толковая женщина мисс Суит) приготовила им завтрак.
После пробуждения последовала привычная домашняя суматоха. Миссис Партридж и мисс Суит сообщили им кое какие новости, а остальные пришли в виде слухов, которые быстро распространялись в колледже, точнее, в их маленьком сообществе. Странно, но так известия распространяются быстрее, чем по телефону.
Доктор Фелл, оставив записку с извинениями, в десять часов отправился прогуляться по Лужайке, осмотреть строения. Сопровождал его доктор Кент, с помощью которого гостю удалось со многими переговорить.
Бренда стала убиваться, что не проявила должного гостеприимства, а Марк кинулся успокаивать ее.
Если они оба догадывались, что неприятности не заставят себя ждать, то, по крайней мере, Марк считал, что знает, в чем они заключаются. По цепочке слухов пришла информация, что доктор Фелл приглашен на ленч с рюмкой шерри в солидный дом доктора Арнольда Хьюита, стоящий в самом начале Колледж-авеню. В час дня, обнаружив у телефона Бренду с длинным списком имен в руках, Марк торопливо вмешался:
— Минутку. Чем ты занята?
— Милый, мне всего лишь надо кое-что организовать к сегодняшнему обеду. Времени просто ужасно мало, я, конечно, должна была подумать обо всем еще прошлым вечером, но…
— Ни о чем не договаривайся. Во всяком случае, на сегодняшний вечер. Обедать будем только втроем; за стол сядем, скажем, в семь часов.
— Марк, в чем дело? Что случилось?
Он ничего не мог ей рассказать. Бренда решила пробежаться по магазинам в Куиншевене, но даже после долгого прощания, которое подобало бы предстоящей разлуке на год, — скажем, для пребывания в Европе — он так и не задал ей ни одного вопроса.
Бывают ситуации, особенно полные высокого нервного напряжения, когда ты не можешь ни о чем спрашивать. Любопытство в такие неудачные минуты может нанести болезненную рану, показаться непростительным предательством.
Кроме того, в вопросах вообще не было необходимости. Последние четыре часа, меряя гостиную шагами, он отчаян но убеждал себя в этом. Ничего серьезного против Бренды у них нет. Он собирается…
Но пока не пришло время, он не мог рассказывать о своих замыслах даже доктору Феллу. Он должен действовать самостоятельно; если даже эксперимент кончится крахом, если ситуация взорвется у него под носом, никто не пострадает — кроме него.
Он задумчиво бродил по комнатам до пяти часов, пока не обратил внимание на какое-то странное неестественное молчание, воцарившееся в доме.
Шепот дождя за окном смолк. Несмотря на то, что в воздухе стояла сырая духота, а в водосточных трубах продолжала булькать вода, можно было надеяться, что солнце все же выглянет. В холле было жарко и душно, когда Марк снял трубку.
Прежде чем звонить человеку, который был ему нужен, Марк набрал другой номер. Он должен был задать один вопрос; ответ будет для него предзнаменованием. Как он и рассчитывал, ответ был положительным. Марк незамедлительно набрал первый номер, тот, по которому и собирался позвонить с самого начала.
— Может, у тебя будет возможность, — после приветствия сказал он, — встретиться со мной в восемь вечера?
Он внимательно прислушался к интонации ответа. Теперь, когда он знал, что сделал этот человек, знакомый голос звучал странно и неестественно.
— В чем дело? — услышал он вопрос.
— Боюсь, что пока не могу сказать. Не по телефону. Это слишком важно. Но если я пообещаю объяснить тебе фокус с закрытой дверью, ты встретишься со мной?
— Где?
Марк был готов выпалить: «В бунгало!» Неплохо, чтобы компанию им составил еще и призрак убитой женщины. Но тут ему пришло в голову, что полиция, пусть и не показываясь на глаза, постоянно крутится вокруг коттеджа, хотя причины такого поведения копов оставались для него тайной.
Но внезапно он припомнил, что есть место и получше.
— Здесь нельзя, — объяснил Марк, — потому что появится Бренда. В силу известных причин не годится и твой дом.
Встречай меня у дома Джудит Уолкер. Нет, нет, сегодня днем она уедет! Ее не будет несколько дней. Нет, ломать двери не придется.
— Ты уверен, что ее не будет на месте? Она уезжает?
— Уезжает. — Хотя сердце зачастило, Марк постарался избавиться от хрипотцы в голосе. — Ключ она оставила под ковриком; после шести я позвоню ей и проверю. Так ты будешь?
— Если получу объяснение, — произнес веселый голос, — каким образом была закрыта комната.
— Обязательно!
— В восемь часов, — сказал его собеседник.
— В восемь часов! — повторил Марк и закончил разговор.
Поскольку он был полностью сосредоточен на диалоге, Марк лишь смутно расслышал, как хлопнула входная дверь. Перед ним вырос доктор Фелл. И его необъятный пиджак, и копна волос, и даже усы — все промокло под дождем.
— Сэр, чем вы заняты?
Марк положил трубку.
— Я могу задать вам тот же вопрос.
— Я пытаюсь сделать то, для чего нахожусь здесь, — предотвратить совершенно бессмысленную ужасную трагедию.
— Есть опасность еще одной трагедии?
— И немалая! — воскликнул доктор Фелл.
Марк, сжав кулаки, проследовал в гостиную.
— Короче говоря, — тяжело отдуваясь, сказал доктор Фелл, — я побеседовал — о, так, между делом! — со всеми людьми, имеющими отношение к этой истории. Например, перекинулся несколькими словами с миссис Уолкер еще до того, как она, по всей видимости, отправилась в Ричмонд…
— По всей видимости? — повторил Марк.
— Я так выразился? Должно быть, потому, что, как считал покойный Генри Джеймс, мы опасаемся, что каждое высказывание может быть понято слишком буквально.
— Есть какие-то другие причины? — осведомился Марк. — Помните, прошлой ночью, когда мы услышали крик Джудит Уолкер, вы послали меня к ней. Я так и не понял, что ее обеспокоило. Но вы так и не спросили меня, в чем там было дело, не задали ни одного вопроса.
В этом не было необходимости, — ответил доктор Фелл. — Видите ли, я и без ваших объяснений все понял.
— Доктор Кент тоже все понял?
Оба они — и оба делали это сознательно — говорили, предельно затемняя смысл фраз. Они как бы фехтовали словами, ставя защиту и нападая, и каждый старался выяснить, что известно другому.
Уйдя от ответа, доктор Фелл не без легкой досады посмотрел на Марка.
— Интересно, мое поколение когда-нибудь приблизится к пониманию вашего? Или найдет ли ваше поколение общий язык с моим? О, правители Афин! — И доктор Фелл раздул щеки на выдохе. — У меня всплыли какие-то глупые ассоциации, сэр, потому что утром я провел час или два в доме Сэма Кента. Я встретился с его женой, дочерью, сыном и даже с его собакой…
— Да?
— И должен заметить, мы сидели не в библиотеке, на что я рассчитывал. Мы расположились в помещении, которое он называет своей мастерской, в очень сухом и просторном погребе, более подходящем для того, чтобы вести достойную беседу за общим столом, а не заниматься ремонтными работами, пусть и полезными. Вы видели эту мастерскую?
— Много раз.
— Так что, думаю, вы должны знать, что разного металлического хлама там на три ярда от пола, как в пещере Али Бабы?
— Да, — кивнул Марк. — И еще там есть набор напильников, больших и малых.
Доктор Фелл стоял у кофейного столика в эркере окна, рядом с кушеткой в белом чехле. Из кармана он извлек сигару с яркой наклейкой и в целлофановой обертке. Одним резким движением сорвав ее, он колыхнул своими многочисленными подбородками.
— Кстати! — сказал он. — Я вижу, вы уделяете большое внимание заметкам Уильяма Уилки Коллинза и его письму к Чарльзу Диккенсу.
— Вас они тоже интересуют?
— Да, гром и молния! Должен уточнить, что доступ к набору острых стальных напильников имеет любой. Позвольте повторить: любой!
— Согласен, — пожал плечами Марк.
Образно говоря, звон рапир усилился.
— Я упоминаю об этом, — прогудел доктор Фелл, — не для того, чтобы привлечь внимание к содержимому мусорного ящика, к набору хлама в мастерской или чего вам угодно. Я делаю это лишь для того, чтобы подчеркнуть и выделить грустную истину — никогда одно поколение не поймет другое. Господи, да взять хотя бы вашего друга Тоби Саундерса!
— Тоби? У вас есть к нему претензии?
— Доктор Саундерс явился, когда мы с Сэмом, увлекшись обычными для нас философскими рассуждениями, рылись в мусоре. Он присоединился к нам и откуда-то выкопал пару револьверов.
— Револьверов? — воскликнул Марк.
Доктор Фелл отмахнулся сигарой:
— И снова я прошу вас не делать ошибочных выводов! Это были старые «уэбли», которыми пользовались в английской армии в те дни, когда субалтерн Сэм Кент участвовал в Первой мировой войне. Разве Тоби Саундерс мог предположить, что Сэм был участником той войны? Разве ему могло прийти в голову, что Сэм — кавалер Военного креста и ордена «За боевые заслуги»? Нет, не могло. Тоби Саундерс тут же преисполнился неподдельного страха и даже слегка запаниковал…
— Испугался, вы хотите сказать?
— Именно. Он, очевидно, решил, что Сэм припас их, чтобы разнести себе голову или перестрелять всю свою семью. Он никак, ну никак не может понять, что этот человек старше его всего лишь на двадцать лет, если не меньше! Поэтому он должен был унести оружие вместе с коробками патронов, к которым не прикасались с 1917 года.
— Доктор Фелл, что это значит?
— То, что, по его мнению, — сказал доктор Фелл, — Сэму Кенту нельзя доверять оружие. Очень хорошо! Но можно ли доверить оружие Тоби Саундерсу, ведь он так неуравновешен?
Марк расхохотался.
— Вы были правы, — сказал он, — пожалуй, ваше поколение не сможет понять нас. Особенно Тоби Саундерса.
— Сэр, не будете ли вы столь любезны ответить на мой вопрос?
— В таком случае мой ответ таков: да, Тоби Саундерсу можно полностью довериться. Любое огнестрельное оружие он собирает и разбирает с закрытыми глазами. Из кольта 38-го калибра он с десяти ярдов попадает в дайм, а в квотер — с двадцати.
Доктор Фелл с шумом подтащил к себе по кофейному столику серебряную настольную зажигалку и щелкнул ею. Раскурив сигару, он выпустил облако дыма.
— Будем надеяться, — сказал он, — что до этого не дойдет.
— До чего именно?
— До стрельбы, — ответил доктор Фелл. — Чтобы продолжить ряд подсказок, которые я вам предоставил, я бы хотел привлечь ваше внимание к доктору Арнольду Хьюиту, главе Куин-колледжа. Сегодня я имел удовольствие провести с ним ленч и сделал несколько важных открытий. Я сообщил ему, что в этой истории мы столкнулись с немалым количеством проблем. Каким образом была заперта комната? Это раз. Почему тело перенесли с кресла к туалетному столику? Это второе. Каким образом две стороны этого преступления должны сойтись воедино? Это продолжает оставаться третьей проблемой. Но все они крутятся вокруг одного образа — убийцы! — и вокруг одного неприятного вопроса: кто заколол Роз Лестрейндж? — Доктор Фелл глубоко затянулся и снова выпустил клуб дыма. — Говорил ли я вам, что земля круглая и что королева Анна скончалась?
— Да, что-то такое было.
— И это было необходимо. Теперь о докторе Хьюите…
— Но вы же не хотите сказать, что он убил ее?
— Нет, конечно, — усмехнулся доктор Фелл. — Но какова его роль в этой истории? Ничто не происходит по воле случая, с бухты-барахты. Имеется и еще один тип, чью важную роль в этой истории вы оценили далеко не в полной мере.
— Кто же это такой?
— Фрэнк Чедвик.
Очень осторожно, пусть и не на цыпочках, но совершенно бесшумно Бренда проскользнула под аркой и прислонилась к стене.
Должно быть, вернувшись с покупками, она поставила машину и вошла через заднюю дверь. Одетая в скромное синее платьице, она избегала смотреть на Марка, хотя в то же время постоянно искала его взгляда; она тихонько стояла и слушала.
Доктор Фелл не заметил ее.
— Я слышал, что сегодня, — продолжил он, скроив мрачную физиономию, — Чедвик снова был в Куиншевене. Зачем? Что ему здесь надо, почему он вчера был здесь?
— Я тоже хотел бы это знать, — признался Марк.
— Вчера, когда мы сидели в «Колледж-Инн», он вызвал вас для разговора. Потом вы мне рассказали о вашей беседе. Почти все из услышанного я знал, кроме одного — причины, которая привела его в Куиншевен. Но то, что он сказал, — это стоит внимания!
— Да стоит ли! — уверенно произнес Марк, думая не о докторе Фелле, а о спокойствии Бренды. — Признаюсь, я бы с удовольствием дал урок этому молодому человеку, дабы он понял, что чего стоит. Но он не дурак; он так заботится о своей шкуре, что не может позволить себе делать глупости. Следовательно, он никогда бы не осмелился врать о своем алиби в ночь убийства.
— А была ли у него необходимость врать?
— То есть?
— Была ли у него необходимость врать по этому поводу? — прищурился доктор Фелл. — Бросьте, сэр! Подумайте! Точное время убийства…
И тут доктор Фелл в первый раз заметил Бренду.
— Мэм, — запнувшись, виновато пророкотал он. — Я веду себя совершенно непозволительным образом.
— Ни в коем случае! — со всей серьезностью заверила его Бренда. — Я всего лишь… я всего лишь хотела сказать, что обед будет к семи часам. Вас устраивает?
— Миссис Рутвен, — после очередной паузы сказал доктор Фелл. — Мой внешний вид таков, что вы понимаете: я ни в коем случае не могу испортить вам удовольствие от обеда. Тем не менее, если вы примете мои извинения, мне придется это сделать после обеда. Черт подери! Я вспомнил, что на восемь часов у меня назначена встреча. И я уже заказал такси.
— Такси? Зачем? У нас же есть машина, и Марк отвезет вас, куда вам будет угодно!
— В этом-то и беда, — вмешался Марк. — Я не смогу. И у меня тоже встреча в восемь часов. Где вам надо быть, доктор Фелл?
— В Александрии. А вам?
— Всего лишь в доме Джудит Уолкер. Я должен… должен кое с кем там повидаться. — Поймав взгляд Бренды, он правильно понял его выражение и поторопился объясниться: — Нет, не с Джудит! Она уехала. Бренда, постарайся пока не задавать никаких вопросов! Все, что я делаю, — это главным образом для тебя.
— Я и не собиралась задавать никаких вопросов. И вообще не стану, если ты не хочешь! Но тогда у нас будет не очень веселый обед, не так ли?