Доктор Кент был очень возбужден.
   — Я отнюдь не претендую на то, что в полной мере понимал ее. — Он снова взмахнул в воздухе очками. — Это было бы под силу только Свифту или Шопенгауэру — или кому-то еще, кто презирал человечество. Но убедитесь сами! Вот таким она видела мир, или хотела его видеть.
   — Вы хотите сказать, что она обосновалась тут на жительство, — поинтересовался Марк, — потому что здесь было спокойное и в высшей степени уважаемое общество? И Роз Лестрейндж поставила своей целью разоблачение наших образцовых обывателей?
   — Да. Именно это я и хочу сказать.
   — А ее шантаж? Он заключался в подсматривании за чужими тайнами, которые позволяли мучить людей угрозами, что все выйдет наружу?
   — Да. Теперь вы начинаете понимать? Вы задумывались, что она имела в виду, говоря, что любит острую сталь?
   Когда потрясение от всего услышанного прошло, Марк начал вспоминать некоторые детали. Из прошлого до него донеслось эхо: намеки, аллюзии, знакомый голос. Расплывчатые образы меняли очертания, а другие обретали четкие контуры.
   — Если быть честным, — сказал он, — я настолько под впечатлением этих картинок: гравюры Гойи и холста Виртца, что не могу думать об этой женщине иначе, как об обольстительнице во плоти. Она, конечно, ведьма…
   — Ага! — ухмыльнулся доктор Кент.
   — …конечно, ведьма, которая смеялась и издевалась над христианской моралью. Она выставила напоказ изображение этой ведьмы с двойной целью. Чтобы подчеркнуть, что считает себя femme fatale {Роковая женщина (фр.)}, и чтобы всем было ясно, насколько издевательски она относится и к жизни, и к вере.
   — Готов согласиться. Я не вдавался в такой глубокий анализ.
   — Но нам придется разбираться! Разве вся окружающая обстановка не указывает нам на личность убийцы?
   — В самом деле? Интересно!
   — Да! Именно так! Может, у Роз Лестрейндж и не было любовников. Но она чертовски хорошо крутила мужчинам головы, это может подтвердить любой. Ее стремление к «шантажу ради удовольствия» давало ей такую власть над определенным сортом мужчин, что, когда она начинала угрожать, они окончательно теряли самообладание и могли зайти слишком далеко. Не возникла ли тут такая ситуация?
   Теперь доктор Кент в свою очередь был сбит с толку. В глазах его появилось странное выражение, которое тут же словно бы затянулось дымкой.
   — Мой дорогой Марк, я никогда не имел в виду ничего подобного!
   — Тогда какие же тайны она знала о людях?
   — Полагаю, что не о «людях». А только об одном человеке среди нас — на это я надеюсь и об этом молюсь.
   — Вот как, доктор Кент? И кто же он?
   На мгновение в белой гостиной воцарилось молчание; здесь повсюду, как и в спальне, были видны зловещие следы порошка. У стоящего между окон высокого комода выдвижная доска для письма была опущена, вероятно во время обыска.
   — Как я говорил раньше, — после паузы промолвил доктор Кент, — при всем желании понять истинную сущность мисс Лестрейндж, я пришел к выводу, что я не знаю, какова она…
   — В этом-то и беда!
   — Простите?
   — По большому счету ваше открытие ничего не даст. Оно лишь откупорит новую бутылку с джиннами — мотив для убийства мог иметь кто угодно.
   — Например?
   — Ну как же! Взять хотя бы Фрэнка Чедвика. Когда в Куиншевене у аптеки Барни я спросил его о Роз, он замялся, и было видно, как все его тщеславие полезло наружу. Когда мужчина полон такого чванства, как Чедвик, женщина не должна слишком полагаться на себя.
   И снова Марк остановился — на этот раз, чтобы поразмыслить.
   — Хотя подождите, — спохватился он. — Дело не в этом! Чедвик тут ни при чем. Он заботится о Бренде: он обеспечивает ей алиби надежное, как крепость. И сейчас я понимаю, что мы оказались в куда худшем положении, чем думали.
   — Бросьте, Марк! Конечно же все не так плохо! Фелл что-нибудь выяснил?
   — Он реконструировал картину убийства, если не считать мелких деталей, касающихся загадки закрытой комнаты. Он установил, что в полночь убийца был в спальне. Я думаю, он догадывается, кто убийца, но ручаться не могу…
   — Фелл знает, кто убийца? — резко перебил его доктор Кент.
   — Повторяю: ручаться не могу. А ведь полиция, полагаю, подозревает нас. Доктор Фелл…
   В этот момент он появился в проеме полуоткрытых дверей.
   Во время своего диалога они слышали, как он прохаживается по коридору. По всей видимости, он успел осмотреть и маленькую комнатку для завтраков, и кухоньку в задней части дома; был слышен скрип дверей.
   И теперь он вдруг застыл у дверей гостиной, что невольно заставило Марка напрячься; он продолжал стоять в ожидании чего-то, потом наконец ткнул тростью в дверь, распахнув ее.
   Боком пройдя в комнату, он вскинул подбородок и пытливо посмотрел на них поверх криво сидящего пенсне. Сэмюел Кент сразу перешел в наступление.
   — Это так, Фелл? Мне страшно хочется выжать из вас всю правду, — выпалил доктор Кент, — какая бы она ни была. Марк все правильно понял? Вы в самом деле знаете убийцу?
   — Нет! — ответил доктор Фелл. Он ткнул наконечником трости в изящный ковер и странно взглянул на Марка. — При всем обилии вариантов, — пробормотал он, — есть два человека, которых всерьез можно подозревать. Но если я сейчас назову их, вы запустите канделябром мне в голову. Но дело не только в этом! Два аспекта этого дела должны сойтись воедино без сучка и задоринки — лишь тогда мы увидим истину. Ваше поведение меня не удивило, Марк, но, клянусь Богом, меня удивляет Сэм Кент! — Теперь он смотрел на доктора Кента в упор. — Вам, сэр, больше не хочется выжать из меня всю правду? Ну, спасибо! Моя благодарность простирается от океанских глубин до небесного свода. Особенно учитывая вашу крайнюю заинтересованность в информации…
   — Фелл! Я старался изо всех сил! Когда я в первый раз позвонил вам в Нью-Йорк, я сказал…
   — Вы много что мне сказали. Вы взывали к здравому смыслу и, что бы ни было у вас на душе, взволнованно говорили о происходящем. Итак, если не считать убийства, что для вас главное во всем этом деле?
   Доктор Кент поджал губы.
   — Та личность, — буркнул он, — которую не совсем удачно окрестили «шутником из спортзала».
   — Вот как?
   — Да! Конечно, мисс Лестрейндж не могла быть этим шутником. Версия Тоби Саундерса была абсурдной с самого начала. Но мисс Лестрейндж знала, кто на самом деле был им. Испытывая болезненное пристрастие к чужим тайнам, она таки выяснила, кто из нас развлекался таким образом. И убийца заколол ее, чтобы заткнуть ей рот… Этого вы не можете отрицать?
   Доктор Фелл не ответил.
   — Я спрашиваю — этого вы не можете отрицать? — повторил доктор Кент.
   — Я…
   — Я не знаю, кто этот шутник, — не дал ему ответить доктор Кент. — И не собираюсь делать вид, что знаю. Но вы пойдете по неправильному пути, если будете постоянно употреблять слово «шутник». Как я утверждал с самого начала, в спортивном зале произошло два неудачных покушения на убийство. Кто-то непонятно по какой причине попытался убить сначала старого Джорджа Джонсона, а затем юного Губерта Джонсона. Фелл, неужели и теперь кто-то может считать это шуточками? Мисс Лестрейндж была убита потому, что знала правду. И разве вы забыли, что прошлой ночью в библиотеке кто-то попытался сбросить на голову Джудит Уолкер сорокафунтовый гипсовый бюст? В данный момент миссис Уолкер находится у себя дома, но до сих пор не осмеливается рассказать, что же потом ее так напугало.
   Сложив дужки очков и засунув их в нагрудный карман, доктор Кент кивнул в сторону окон гостиной. На них висели портьеры густого винного цвета. Но их редко опускали; подняты они были и сейчас. За открытыми окнами стояла теплая сыроватая ночь, полная стрекота сверчков; был виден стоящий напротив дом Джудит, в котором горели почти все окна.
   Оттуда не доносилось ни звука.
   — Думаю, не было необходимости объяснять все это, — вздохнул доктор Кент, когда и доктор Фелл, и Марк промолчали. — Черт побери, Фелл, полагаю, что вы согласны со мной!
   — Хм! Как сказать… Почти согласен…
   — Почти?… Когда мы были в «Майк-Плейс», после того, как Марк вышел встретить молодого Чедвика, вы, помнится, уже согласились. Мисс Лестрейндж, сказали вы, никак не может быть тем шутником из спортзала. Вы отказались тогда от этого предположения. Нельзя не признать, что она способствовала распространению скандальных слухов вокруг своего имени и даже тайно посетила изолятор в компании Фрэнка Чедвика…
   — Изолятор? — удивив собеседников, выкрикнул Марк. — Изолятор!
   Оба академика уставились на него.
   — Если то, что вы сказали о Роз Лестрейндж, соответствует действительности, — заявил Марк, — то это полностью объясняет ее поведение. Сюда не вписывается только тайное посещение изолятора.
   — Я отказываюсь понимать… — пробормотал доктор Кент, но Марк прервал его.
   — У нее вообще не было любовников! — возбужденно произнес он. — Верно?
   — Конечно, верно, — кивнул доктор Кент.
   — Чедвик постоянно наносил ей визиты; мы предполагаем, что он пытался завоевать ее. И я могу представить — я просто в этом не сомневаюсь! — он приходил в ярость, когда понимал, что она всего лишь потешается над ним. Не так ли? Нет, я не утверждаю, что произошел скандал, этого еще не хватало! И в то же время… э-э-э… в то же время у меня нет сомнений, как примерно развивались события. И зачем она будет тайно пробираться в изолятор с Чедвиком или каким-то другим мужчиной? Это какая-то чушь! Невозможно поверить! Или вы думаете, что Джудит Уолкер выдумала всю эту историю?
   Сэмюел Кент поднял на него глаза.
   — Это вам рассказала миссис Уолкер?
   — Ну… Джудит говорит, что видела их. Роз Лестрейндж открывала ключом дверь изолятора. А вы считаете, что Джудит все сочинила?
   — К сожалению, Марк, я уверен, что она ничего не придумала. Ох, черт побери! Миссис Арнольд Хьюит, жена нашего шефа, сама видела, как мисс Лестрейндж вместе с каким-то неизвестным молодым человеком именно таким образом проникла в изолятор.
   Едва Марк попытался взять слово, как доктор Кент вскинул руку.
   — И я прошу вас, — остановил он Рутвена, — не задавать мне вопросов, почему эта дама вела себя столь странно. Думаю, какими-то скромными знаниями человеческой натуры я все же обладаю. С другой стороны, я не детектив, каковым можно считать Гидеона Фелла. И все же рискну высказать смелое предположение. Выясните причину этого тайного посещения изолятора — и вам откроется вся истина.
   Доктор Гидеон Фелл, который стоял, опираясь на обе трости, с шумом перевел дыхание.
   — О господи, — прошептал он.
   Сэмюел Кент, взглянув на него и встретившись с ним глазами, помрачнел.
   — Я знаю вас тридцать пять лет, — сказал он, — но никогда раньше не видел у вас такого выражения лица. Вы расстроены? В чем дело? В том, что я совершенно не прав?
   — Нет, нет, нет! — трубно ответил доктор Фелл. — Дело в том, что вы можете оказаться совершенно правы — хотя вы этого не понимаете.
   Откуда-то с другой стороны Лужайки, уже затянутой влажным ночным туманом, донесся женский вскрик.
   Все окна были открыты, и они ясно расслышали его. Уточнить, откуда он донесся, было непросто, но никто из них не сомневался, что кричала женщина в доме Джудит Уолкер, и скорее всего, ею была сама Джудит.
   Марк, вытянув шею, высунулся из окна, он глядел на песчаную дорожку, ведущую к уличному фонарю. На мгновение он застыл, не решаясь поднять взгляд на дом Джудит. Он почему-то не мог отвести глаз от развесистого бука, под которым они с Джудит разговаривали в воскресенье утром.
   Он как раз успел заметить смутные очертания человека, который тут же скрылся за стволом дерева.
   Кто-то наблюдал за бунгало. Не исключено, что неизвестный какое-то время видел и слышал их.
   У Марка не было возможности обдумать, кто это мог быть. К нему обратился доктор Фелл:
   — Бегите к миссис Уолкер! И скорее! Я не верю, что ей угрожает опасность, но я не имею права до такой степени полагаться на себя. Тем временем…
   Марк кинулся к дверям.
   — А тем временем?… — услышал он, как переспросил доктор Кент.
   — Господи, сэр, — донесся до него одышливый голос доктора Фелла. — Мне остается только надеяться, что этот письменный стол между окнами хранит в себе какой-то секрет.
   Больше Марк ничего не расслышал. Ночной воздух освежил его, пока он бежал по дорожке. Под фонарем он остановился. За деревом никого не было; улица была совершенно пустынной, и он уловил лишь слабый звук работающего двигателя.
   Машина доктора Кента стояла слева от дорожки. Другой автомобиль, припаркованный в отдалении, чтобы на него не падал свет уличного фонаря, рванул с места и, набирая скорость, помчался в сторону Куиншевена.
   Это была полицейская машина.
   Но поскольку крик, донесшийся с той стороны дороги, был полон отчаяния, Марк не раздумывал над ее появлением. У него не было времени, он не мог отвлекаться. Кому-то нужна помощь…
   Марк нажал кнопку звонка. Он услышал, как по дому разнеслась его мелодичная трель, но никто не отреагировал. Он подождал, как ему показалось, несколько минут, которые на деле были лишь тридцатью секундами, и снова позвонил — с тем же результатом.
   Но кто-то же должен быть там!
   Когда во второй половине дня он заглянул к Джудит, миссис Кент и Кэролайн еще были там. Кроме того, при ней были ее врач и опытная медсестра. Джудит еще находилась под воздействием успокоительных лекарств.
   Отступив на несколько шагов, Марк осмотрел дом.
   За ним тянулся сад, в темных кронах которого поблескивали светлячки. На освещенных окнах не было никаких штор, и взгляду были доступны все уголки маленьких уютных комнат, в которых стояла такая тишина, что можно было услышать даже тиканье часов.
   Когда Марк вспомнил, что случилось в библиотеке, и подумал, что может произойти сегодня вечером, он кинулся к дверям и яростно рванул ручку. Дверь была заперта. Но прежде, чем влезть через окно, он решил позвонить в последний раз.
   В доме зазвенела и рассыпалась третья трель. В то же мгновение, даже слишком стремительно, дверь распахнула сама Джудит Уолкер.
   — При-ивет, Марк! — радостно воскликнула она. — До чего я рада видеть тебя! Зайдешь?
   Она открыла и легкую дверь с сетчатым экраном.
   Марк испытал такое чувство облегчения, что потерял дар речи. Не случилось ничего страшного, он перевел дыхание. Ты не ждешь неприятностей, а они сваливаются тебе на голову. Ты боишься каких-то опасностей или даже смертей, а вместо этого…
   — Джудит! С тобой все в порядке?
   — В порядке? Ну конечно, у меня все хорошо! — громко рассмеялась Джудит. — Чего ты стоишь на пороге? Заходи же.
   — То есть ты слышала, как я звонил?
   — Боюсь, что сначала нет. Прости, пожалуйста. Но я была наверху в… в бывшем кабинете Дана и ничего не слышала.
   — Джудит, это ты кричала? Может, минуту-другую назад?
   — Кричала? — переспросила Джудит. И снова ее хрипловатый смех прозвучал как эхо недавних звонков. — Нет. Я… нет, с чего ты взял? Чего ради мне было кричать? Так ты зайдешь?
   Силуэт ее фигуры вырисовывался на фоне мягко освещенной передней, и светло-рыжие волосы ореолом стояли вокруг головы. На ней была все та же коричневая шелковая пижама с белой оторочкой, в которой он видел ее днем. И те же шлепанцы.
   Все еще не в силах отделаться от ощущения ночного кошмара, Марк вошел в дом. Он подумал, что не в первый раз в этой истории кто-то неожиданно появляется в дверях или за окном.
   После давящей, тяжелой, болезненной атмосферы, которая царила в доме у Роз Лестрейндж, в комнате, куда он вошел, было спокойно и уютно. Когда-то она служила малым залом таверны, о чем можно было безошибочно судить по каменным плитам пола, по огромному камину и по низким прокопченным стропилам.
   Но яркие лоскутные коврики и полки с книгами в таких же ярких обложках в сочетании с мягким свечением старо го дерева и с пурпурными гвоздиками в вазах создавали впечатление продуманного светлого уюта. И конечно, здесь же тикали часы, старые дедушкины часы, которые он видел не менее пятисот раз.
   — Кричала? — вдруг снова повторила Джудит, как будто только что осознала вопрос Марка.
   — Да. Кто-то вскрикнул. Мы услышали. Ты же, надеюсь, тут не одна?
   — Силы небесные, конечно же нет! Доктор Маракот настоял, чтобы тут осталась мисс Хардинг…
   — Медсестра? Где она?
   — Она только что поехала в Куиншевен купить кое-какие лекарства по рецептам доктора Маракота. Да нет уже и никаких причин ей тут оставаться. — Из кармана пижамы Джудит извлекла сложенный лист бумаги и показала ему. — Уилки Коллинз! — сообщила она. — Понимаешь, дорогой Марк, я тоже пытаюсь разрешить эту загадку. И если уж я считаю себя умной женщиной, то должна справиться с ней. Не так ли? Дан именно так и говорил. Ты согласен, что я должна попытаться? Иди сюда! Иди же! — Джудит кивнула ему. — Мотив довольно прост, — лепетала она, пытаясь говорить как можно быстрее, что у нее не очень получалось. — Я знаю, где она раздобыла ключ от изолятора, знаю, где достала светящуюся краску. Но куда, куда она ее спрятала потом?
   Стоя в свете лампы, Джудит обернулась. И он впервые увидел ее глаза.
 

Часть четвертая
Настойчивый мужчина

   Прочь, замок, когда стучит мертвец,
   Прочь болты, задвижки и засовы!
   Мускулы и нервы — не дрожите,
   Коль коснется мертвая рука!
Р.Х. Бархэм. Легенды Инголдси

 

Глава 16

   Тик-так — неторопливо отбивали время большие старинные часы.
   — Разве ты не понимаешь? — тихим голосом продолжала Джудит. — Ты не можешь просто зайти в магазин и сказать: «Мне нужна светящаяся краска». Ты не можешь ее купить даже в магазине приколов. Тебе придется написать на фирму в Огайо — кажется, это в Колумбусе — и объяснить, что краска тебя нужна для розыгрыша с духами и привидениями; после этого тебе ее вышлют. Она совершенно безвредная, дешевая и выглядит как обыкновенная белая краска. Дан так и сделал, когда мы однажды устраивали рождественскую вечеринку.
   Джудит быстро окинула взглядом комнату:
   — Ключ от изолятора был взят в хозяйственном отделе. У них там есть запасные. И они никогда не обращают внимания…
   — Джудит! Кто это сделал?
   Стоячие часы продолжали отбивать время — тик-так.
   — Конечно же Роз Лестрейндж! Она…
   Марк не мог отвести взгляда от ее глаз.
   Еще в Новой библиотеке он заметил, как сузились зрачки ее голубых глаз, когда в темном холле в них попал луч света. Теперь они были крошечными потому, что доктор дал ей сильное успокоительное, не уступающее по действию барбитуратам.
   И похоже, Джудит двигалась как во сне. Марк подумал, что она не скоро выйдет из этого состояния, едва ли у нее быстро прояснится голова, одурманенная препаратами.
   — Марк! — выдохнула она почти неслышным голосом. Глаза потеряли неестественный блеск, поблекли тени под ними — следы бессонницы. — Когда ты здесь появился? Впрочем, подожди! — Она поднесла ко лбу ладонь, пальцы ее сжимали сложенный лист бумаги. — Ну да, конечно! Ты зашел и стал меня о чем-то спрашивать.
   Она едва понимала, что происходит. Его беспокоило, что время от времени она впадала в состояние между сном и явью.
   — Да! — произнесла она совершенно нормальным голосом. — Ты спросил меня, не кричала ли я. Теперь я припоминаю. Да, кричала. Совершенно верно. Кричала. Но не могу вспомнить почему.
   — Успокойся, Джудит! Может, тебе лучше прилечь?
   — О нет. Я и так слишком долго спала. Фил Маракот сказал, что прогулка пойдет мне на пользу, принес какую-то одежду и помог одеться. Но почему же я кричала?
   — Послушай меня! Если не хочешь лежать, то хотя бы присядь. И успокойся.
   — Хорошо, — послушно пролепетала она и осторожно опустилась на край низкой софы. В этом древнем помещении, полном неестественно ярких красок и запаха полевых цветов, было слышно лишь ритмичное шуршание маятника. — Вот здесь! — пробормотала Джудит, показывая на огромный черный зев камина.
   Марк растерянно проследил за ее взглядом.
   — Это началось вот здесь, перед этим камином, — вдруг закричала Джудит, — ровно двести лет назад, летом, когда этот дом еще был таверной Локерби. Тут разразилась схватка на мечах и завершилась во дворе, где юноша был поражен ударом клинка в горло. Ни власти колледжа, ни представители закона не стали вмешиваться, потому что бой был честным. Полиция? Конечно же тогда полиции не было и в помине. Сегодня такого не могло бы произойти, да? Такой дуэли?
   — Да, конечно, не могло бы. А теперь послушай, Джудит…
   — Хочешь знать, почему я кричала? Не думаю, что кто-то следил за домом. Но почему я кричала?
   Можно иметь дело или с человеком, который ровно ничего не понимает, или же с тем, кто находится в здравом рассудке, но когда собеседник впадает то в одно, то в другое состояние, это тяжело для нервов. Марк мечтал, чтобы поскорее вернулась медсестра.
   — Забудем, что тут случилось двести лет назад, — мягко попросил он. — И не так уж важно, почему ты кричала. Все это…
   Он продолжал говорить, и его слова, похоже, успокаивали Джудит, которая кивала и улыбалась.
   — Я знаю! Я полностью пришла в себя. Об этом я и говорила, когда ты появился. Самое главное — это разрешить тайну закрытой комнаты!
   — Нет! Это не самое главное. Ты должна отдохнуть!
   — Ох, Марк, я могу отдыхать сколько влезет. Завтра я уеду в Ричмонд, навестить сестру и зятя. А пока разве ты не хочешь меня выслушать? Разве ты не хочешь узнать, что я прошлым вечером увидела в библиотеке?
   Он снова услышал мерное тиканье часов.
   — Нет, Джудит. Не хочу.
   — Как странно! На твоем месте любой бы захотел.
   — Я не хочу этого знать. Если до полного выздоровления ты пустишься в воспоминания, твое состояние лишь ухудшится. Отдохни! Отвлекись!
   — И все же я могу довериться только тебе — ты никому не расскажешь. Ты знаешь, я не должна!… Не должна! Но эта тайна…
   — Джудит, забудь о всех тайнах!
   — Нет, Марк. Не говори так. Посмотри.
   Она развернула скомканный лист, который держала в руке, и протянула его Марку. В ней снова произошли какие-то непонятные изменения, и теперь выражение глаз и мимика ее стали совершенно нормальными.
   Он узнал мелкий аккуратный почерк ее покойного мужа, доктора Дана Уолкера. Он без труда вспомнил, как беседовал с ним и рассказывал, что удалось выяснить о замысле той книги Коллинза. Но кое-что он забыл…
   То, что теперь предстало его глазам, было озаглавлено: «Заметки Уилки Коллинза к его ненаписанному роману „Стук мертвеца“, заметки сделаны и датированы 14 декабря 1867 года».
   — Джудит, где ты это раздобыла?
   — В кабинете Дана, среди его бумаг. Я вспомнила, как он говорил, что ты позволил ему снять копию, но сомневалась, пока не нашла ее. Это и есть та копия, не так ли?
   Вне всякого сомнения. Он в сотый раз перечитал эти бессвязные, оборванные, порой неразборчивые слова:
   «1. Смотреть через окна, снаружи или изнутри, заметить невозможно.
   2. Попытаться (три совершенно неразборчивых слова).
   3. Надежный свидетель (Джордж Хатауэй?) дает показания на судебном слушании, что в ночь убийства он слышал звук напильника — вероятно, пилили оконную решетку. Но на окнах этой комнаты нет решеток, да и вообще нигде в доме. Это важно: упомянуть самое малое дважды.
   4. Нашли ли они напильник? Излишне!»
   И это было все, если не считать аккуратного примечания внизу, сделанного с обстоятельностью покойного доктора Уолкера.
   «Вышерасположенный текст я скопировал с разрешения моего друга Марка Рутвена. Оригинал записок находится на форзаце книги из библиотеки Уилки Коллинза — „Рассказы о привидениях и таинственные истории“ Шеридана Ле Фану (Дублин, 1851 г.), которая была продана на аукционе и сейчас принадлежит мистеру Рутвену».
   Слушая тиканье часов и поскрипывание старых костей дома, помнящих смерть и насилие, Марк прочел примечание.
   Джудит в своей коричневой с белым пижаме, примостившись на краю дивана, смотрела на него так, словно, кроме Марка, ничего в мире для нее не существовало.
   — Марк, что означают эти заметки?
   — Понятия не имею.
   — Но ты говорил…
   — Я надеялся, Джудит, что ты, не в пример доктору Феллу, все поймешь правильно. Когда я говорил тебе, что мне известно многое, я имел в виду факты, а не эти фокусы.
   — Доктор Фелл? — вскинула она голову. — Ах да! Он должен был приехать сюда! Мне ничего не сказали. Он здесь?
   — Да. Сейчас он в Красном коттедже. Кажется, осматривает письменный стол.
   — Что он думает об этих заметках?
   — Он их еще не видел. Но сказал, что они могут подождать.
   — Разве нет никаких других свидетельств? Прошлым вечером в библиотеке ты прочитал мне одно письмо к Диккенсу. Но ведь есть еще два других?
   — Да, есть еще два. Но они никоим образом не могут нам помочь. В них идет речь только о сюжете и о действующих лицах, нет никаких упоминаний закрытой комнаты; они не имеют ровно никакого отношения к нашей проблеме.
   Держа копию заметок в одной руке, Марк другой рукой извлек из внутреннего кармана упоминавшееся письмо и показал Джудит то и другое.
   — Все, что у нас есть относительно этого проклятого романа, — вздохнул он, — вот тут, на этих двух клочках бумаги. И дальше идти мы не можем.
   — А нужно ли нам идти дальше? Если бы можно было как-то истолковать их или совместить?…