Карр Филиппа. Паутина любви

   — Вряд ли вы найдете какое-нибудь отличие, — заметил он. — По-моему, весь сидр в этой округе из одного и того же источника!
   Когда мы остались вдвоем, он продолжил:
   — Поздравляю вас! Я слышал, вас вырвали из когтей смерти?
   Я рассмеялась.
   — Дорабелла была права…
   — В чем именно?
   — Она сказала, что вы уже слышали об этом по местной «информационной сети».
   — Естественно, за завтраком мне сообщил об этом один из слуг. Он изложил это весьма драматично: «Эта, значит, мисс, как ее там, ну, вы знаете, сэр, которая чья-то там сестра у Трегарлендов, она чуть было не утонула! Прихватило ее в этой бухточке. Вы же знаете, как это бывает, сэр, как бывает с приливом, нежданно-негаданно! И чего ей было там делать? Видать, насчет приливов она мало разбирается».
   Джоуэн прекрасно имитировал косноязычную речь слуги. Я рассмеялась, а он наблюдал за мной.
   — Полученный вами отчет весьма точен, — подтвердила я. — Меня и в самом деле «прихватил прилив». Его лицо стало серьезным.
   — Вы подвергались реальной опасности!
   — Теперь я это понимаю, раньше я не подумала об этом.
   — Весьма легкомысленно с вашей стороны!
   — Зато я получила урок и обогатилась опытом!
   — По-моему, кто-то сказал: «Своим ошибкам мы присваиваем звание опыта».
   — Не иначе как это сказал Оскар Уайльд! Конечно, это правда, и все-таки наши ошибки помогают избегать в будущем некоторых глупостей.
   — Что ж, значит, вы пострадали не напрасно?
   — Гордон Льюит проявил себя великолепно.
   — Вне всякого сомнения, полагаю, он совершил настоящий подвиг!
   — Мне очень повезло, что он проходил мимо и заметил меня.
   Внимательно посмотрев на меня, Джоуэн произнес:
   — Это ему повезло! Хотелось бы мне оказаться на его месте…
   — Очень мило с вашей стороны.
   — Бедняга Льюит, незавидное у него там положение!
   — Он предан Трегарлендам.
   — Да, но это место никогда не будет принадлежать ему, а жаль: он сделал для него больше, чем кто бы то ни было! Джеймс Трегарленд…
   — Это старый мистер Трегарленд?
   — Да, он здесь все пустил на самотек, не лежат у него руки к земле! Говорят, что он умен, а я полагаю, что он, скорее, хитер. Здесь он почти не бывал, все время в Лондоне: по-моему, азартные игры! Он довольно поздно женился… очаровательная во всех отношениях леди, но он не из тех, кто способен утихомириться. Он женился только ради продолжения рода — так я слышал. Что ж, его жена родила требуемого сына — Дермота, а через пять лет неожиданно умерла.
   Потом появились эти Льюиты… Мать была очень миловидной женщиной, какие-то, как говорили, дальние родственники… и вместе с ней появился ее маленький сын. На некоторое время все утихомирились, но Джеймс Трегарленд и не собирался заниматься землями. К счастью, Гордон, повзрослев, сам занялся делами, и именно он спас поместье от катастрофы, как раз вовремя. Такие имения могут выдержать бесхозяйственность в течение одного поколения, но не больше, поэтому то, что Гордон появился так вовремя и оказался таким умелым, можно считать настоящим чудом! Тем не менее, все это пойдет на пользу лишь Дермоту.
   — Дермот тоже безразличен к делам.
   — Похоже, что так. Трегарленды должны благодарить небеса за Гордона!
   — Как я благодарила их вчера! Кстати, я говорила с парнем на конюшне. Вы что-нибудь Знаете о нем?
   Джоуэн озадаченно взглянул на меня.
   — Похоже, он что-то хотел мне объяснить, но он производит впечатление не вполне нормального. Когда я уезжала, он начал рассказывать мне очень странные вещи. Он явно слышал о случившемся вчера на утесах и, судя по всему, считает, что некая злая сила пыталась погубить меня! Из-за моих связей с Трегарлендами… Я — сестра новобрачной…
   — Да? И что же он сказал?
   — Что-то насчет этой бухточки: какая-то из ваших прабабок, утонувшая в море из-за несчастной любви, которая и поныне мстит женщинам из семейства Трегарлендов…
   — Значит, «бедняга Сет»? Да, говорят, у него не все в порядке с головой!
   — Я слышала, что он «порченый»…
   — Это одно и то же — умственное помешательство! Должно быть, он услышал о вашем вчерашнем приключении, вспомнил о некогда утонувшей миссис Трегарленд, взял и связал две темы!
   — Он всегда был таким? — О нет, что-то случилось с пареньком, когда ему было лет десять. Он — сын одного из конюхов и прекрасно разбирается в лошадях. Однажды в конюшне произошел несчастный случай: вырвалась необъезженная лошадь. Мальчик был там, лошадь сбила его с ног, и он попал под копыта. У него была повреждена голова, с тех пор все и началось.
   Потом я рассказала ему о миссис Парделл и о нашем разговоре с ней.
   — Вы расположили ее к себе! — похвалил он. — Обычно с ней нелегко сблизиться.
   — Мне жаль ее! По-моему, она действительно очень горюет по своей дочери…
   — Она относится к тем людям, которые не умеют выражать свои чувства. Им всегда чего-то не хватает, как вы полагаете?
   Я согласилась с ним.
   — Но рядом с ней я ощущала, что она любила свою дочь и тоскует по ней, — заметила я. — Кое-что она говорила и об Аннетте. Похоже, это была весьма яркая личность?
   — Да, действительно, она очень хорошо подходила для своей работы. Вокруг нее всегда была толпа почитателей!
   — И среди них — Дермот, — добавила я.
   — Вы же знаете, как любят болтать люди! Говорят, что он — один из нескольких, а она сочла его наиболее подходящим для того, чтобы объяснить свою беременность.
   — И он принял эту роль?
   — Дермот — благородный молодой человек! Он делает то, что считает справедливым.
   — Я убеждена, что он ее любил.
   — Не знаю, в таком местечке, как Полдери, вокруг подобной ситуации всегда рождаются слухи, тем не менее, все это уже в прошлом. Давайте выпьем за нынешнюю миссис Трегарленд, за то, чтобы она родила здорового сына и жила после этого долго и счастливо!
   — Я пью за это!
   Подняв кружку, Джоуэн улыбнулся мне:
   — Я бы не прочь познакомиться с ней.
   — А она не прочь познакомиться с вами!
   — Вы говорили с ней обо мне?
   — С ней, но ни с кем другим, принимая во внимание вашу смехотворную вражду! Когда сестра вновь будет в форме, мы посоветуемся с ней и посмотрим, каким образом можно положить этому конец.
   Джоуэн поднял свою кружку:
   — За ваш успех!
   Я была довольна его обществом. Назад мы ехали вместе и договорились встретиться через несколько дней.

ОБЕЩАНИЕ

   Вернулась я в Кэддингтон в начале сентября. Мне было жаль оставлять Дорабеллу. Более того, я чувствовала, что меня все сильнее поглощала жизнь Трегарлендов. Тем не менее, я понимала, что мать не хочет, чтобы я слишком долго задерживалась там. Мать сказала так:
   — Я знаю, что Дорабелла очень любит, когда ты возле нее, но теперь у нее есть муж, и ей следует вести семейную жизнь. Кроме того, у тебя есть своя собственная жизнь, ты не должна стать лишь частью жизни Дорабеллы!
   Я, конечно, понимала, что она имеет в виду. Мать собиралась устраивать званые обеды и приглашать на них подходящих молодых людей. Мне эта затея не нравилась, и я сказала ей, что не желаю быть выставляемой на аукцион.
   — Что за чепуха! — отвечала она. — Тебе нужно повидать жизнь, вот и все.
   Ее обрадовало предложение Эдварда отправиться в Лондон. Он написал: «Ричард Доррингтон был бы рад, если бы вы и Виолетта, а также сэр Роберт, разумеется, если он сможет приехать, провели недельку у них в Лондоне. Вам, должно быть, захочется посмотреть наш дом. У нас тут некоторый беспорядок, поскольку мы еще толком не устроились. Однако, независимо от этого, некоторое время вы можете погостить у нас. Мэри Грейс собирается написать вам».
   — Я думаю, что они чувствуют себя обязанными пригласить нас, потому что здесь гостил Ричард, — сказала я.
   — Это очень милый дружеский жест, — ответила мать. — Я была бы не прочь поехать к ним. Не знаю только, как к этому отнесется твой отец.
   Мой брат Роберт вновь начал ходить в школу. Он постоянно жаловался на то, что из-за школы ему приходится упускать множество интересных возможностей, которыми пользуется остальная семья.
   — Со временем ты избавишься от этой обузы, — утешила я. — Нам всем пришлось пройти через это.
   Я была довольна открывшейся перспективой посещения Лондона, и, как выяснилось, визит к семье Доррингтонов оказался интересным.
   Миссис Доррингтон была просто очаровательной, и она сдружилась с моей матерью. Мне понравилась Мэри Грейс: немного моложе Ричарда, довольно тихая и застенчивая девушка, занимавшаяся в основном уходом за своей матерью.
   Дом был большим и комфортабельным, с немалым штатом прислуги. Он выходил на тихую площадь с садом, что было характерно для этого района.
   Вновь приобретенный дом Эдварда находился неподалеку — на улице, обсаженной деревьями. Он и Гретхен были, судя по всему, очень счастливы и довольны друг другом, хотя временами я замечала в глазах Гретхен грусть и полагала, что знаю ее причину: она, наверное, думала о своей семье в Германии. Насколько я могла судить, ситуация там не изменилась.
   Ричард Доррингтон приложил все усилия к тому, чтобы наш визит оказался удачным. Он постоянно водил нас в театр, после чего мы обычно ужинали в небольшом ресторанчике возле Лейчестер-сквер, который часто посещали актеры. После провинциальной жизни это было очень интересно.
   Днем Ричард и Эдвард были заняты работой, так что мы с матерью могли вволю походить по магазинам. Главным образом нас интересовали приобретения для будущего ребенка. Мэри Грейс тоже интересовалась этим и иногда сопровождала нас.
   Однажды мы отправились с ней в музей, на выставку миниатюр, и я тут же поняла, что она весьма глубоко разбирается в этом предмете. Отбросив застенчивость, она позволила себе пространные и эмоциональные высказывания.
   Меня порадовал проявленный ею интерес, и я внимательно слушала ее. Она стала необычайно разговорчива и, в конце концов, призналась в том, что сама занимается живописью.
   — Немного, — добавила она, — и без особых успехов, но все равно это — увлекательное занятие!
   Я сказала, что хотела бы познакомиться с ее работами, и она сразу приуныла:
   — О, ничего достойного внимания!
   — И все-таки я хотела бы посмотреть, покажи мне, пожалуйста!
   Мэри продолжила:
   — Есть — такие люди, которых сразу же хочется нарисовать: есть в них что-то такое…
   — То есть, они красивы?
   — Ну, не обязательно, в расхожем смысле этого слова… Просто в них есть что-то такое… Мне хотелось бы нарисовать тебя!
   Я удивилась и, признаюсь, слегка оторопела. Рассмеявшись, я сказала:
   — Вот с моей сестры-близнеца Дорабеллы получился бы очень хороший портрет! Мы похожи, но она все же другая: она жизнелюбива и очень привлекательна. Вот если бы ты увидела ее, тут же захотела бы написать ее! Вскоре ей рожать, но, может быть, после родов ты сможешь написать ее? Я уверена, что она будет более подходящей моделью, чем я.
   Мэри Грейс сказала, что ей нравится ни с чем не сравнимое чувство, которое возникает у нее перед началом работы. Специально пока еще ей никто не позировал. Заметив привлекательное лицо, она набрасывала его по памяти, а затем начинала писать: делала эскиз, а затем прорабатывала детали.
   — Это мне подходит, — сказала я. — Несколько набросков ты можешь сделать.
   — О, ты не возражаешь? Только никому не говори!
   — Это будет нашей тайной.
   На следующий день я пришла в ее комнату, и она сделала несколько набросков, но отказалась показать их мне. Зато Мэри продемонстрировала работы, сделанные ранее. Среди них было несколько акварельных миниатюр, которые я нашла очаровательными. Она вспыхнула от удовольствия, я редко видела ее столь довольной.
   Мать заметила мне:
   — Я очень рада тому, что ты подружилась с Мэри Грейс. Похоже, ей нравится твое общество?
   — Очень милая девушка, — ответила я, — но слишком уж неуверенная в себе.
   — В отличие от своего брата! Нужно, чтобы кто-нибудь помог ей найти себя.
   В этот вечер мы отправились в оперу. В Ковент-Гардене давали «Травиату». Ричард заранее знал, что будет именно эта опера, и приложил все старания, чтобы раздобыть на нее билеты. С того самого момента, как поднялся занавес и показалась с изысканностью оформленная сцена, как только Виолетта поприветствовала своих гостей, — до самого конца все было сплошным наслаждением.
   После спектакля мы ужинали в ресторане неподалеку. Настроение было веселое, и постоянно обыгрывалось мое имя, совпадавшее с именем героини оперы.
   — На этом и кончается всякое сходство, — завершил Эдвард.
   Мать заметила:
   — Надо мной смеялись, когда я дала ей это имя, но я ничуть не жалею об этом. Мне оно кажется красивым… и, по-моему, подходит ей?
   С этим согласились все.
   — А Дорабелле пришлось нести еще большее бремя, — сказала я.
   — «Дорабелла» тоже звучит красиво, — возразил Ричард. — Как жаль, что ее сегодня нет с нами!
   — При встрече я дам ей детальный отчет о сегодняшнем вечере, — пообещала я.
   Домой мы возвратились поздно. Вечер был очень удачным. Я вспоминала Дорабеллу, которая наверняка разделила бы нашу радость, и вновь задумалась о том, как ей удастся прижиться в Корнуолле.
   На следующее утро мать сказала мне:
   — Вчерашний вечер был просто великолепен, не так ли? Ричард, по-моему, просто молодец!
   — Да, он очень предусмотрителен.
   — С его стороны было так мило пригласить нас на эту оперу! Он сказал, что решающую роль сыграла именно «„Травиата“… то есть то, что тебя зовут Виолеттой.
   — Наше сходство на этом кончается, как справедливо заметил Эдвард.
   — Хотелось бы на это надеяться. Было бы ужасно думать о том, что ты проживешь, такую жизнь и безвременно увянешь.
   Я рассмеялась, а она добавила:
   — А ты помнишь, что нас ожидает? С этой суетой вокруг рождения ребенка я чуть не позабыла: ваш день рождения!
   — Конечно… в следующем месяце. Я еще не позаботилась о подарке для Дорабеллы.
   — Я тоже, а что бы ты предпочла? Нужно решать, пока мы еще в Лондоне. Завтра пойдем и что-нибудь присмотрим, только не позабудь об этом.
   — Не позабуду!
   В этот вечер нас ждал званый ужин. Доррингтоны пригласили какого-то юриста с женой, а с ними недавно вышедшую замуж их дочь с супругом.
   Разговор за столом главным образом шел о ситуации в Европе. Престарелый юрист сказал, что ему не нравится, как там развиваются события.
   — Этот союз между итальянским и немецким диктаторами весьма опасен, таково мое мнение!
   — Нам не следовало спокойно наблюдать за тем, как Италия захватывала Абиссинию, — сказал Ричард.
   — А что мы могли поделать? — спросил Эдвард. — Неужели нужно было ввязываться в войну?
   — Если бы все европейские государства вместе с Америкой вели единую политику и приняли бы санкции, Муссолини отказался бы от этой затеи!
   — Теперь уже слишком поздно, — заметил юрист. Я бросила взгляд на Гретхен. Ей было не по себе, как всегда бывало при обсуждении европейской политики. Я подумала, что следовало бы сменить предмет разговора. Тема действительно сменилась, но, по-моему, для Гретхен вечер уже был испорчен.
   На следующее утро Мэри Грейс сказала, что хочет что-то показать мне. Я отправилась в ее комнату. На столе лежала живописная миниатюра. Мэри указала на нее и отступила назад, отвернувшись, словно не желая видеть мою реакцию.
   Я как зачарованная рассматривала портрет. Это была великолепная работа: цвета мягкие, затушеванные. Это было мое лицо, но в нем было нечто такое… приковывавшее взгляд. Выражение глаз как будто пыталось передать что-то невысказанное, а легкая улыбка на губах противоречила ему.
   Я не могла поверить в то, что Мэри создала столь утонченное произведение искусства. В удивлении я повернулась к ней, и она заставила себя посмотреть мне в глаза.
   — Тебе не понравилось? — пробормотала она.
   — Просто не знаю, что тебе и сказать. Ведь ты настоящий художник, Мэри! Почему ты это скрываешь?
   Она была смущена.
   — Я считаю, что это чудесная работа! Да так оно и есть! Казалось бы, небольшой портрет, и все-таки… в нем все есть. Это произведение, которое заставляет вглядеться в лицо и задуматься над тем, что же кроется за этой улыбкой?
   Неужели я и в самом деле выглядела так? О чем же я думала, когда позировала Мэри Грейс? О предмете, который постоянно занимал мои мысли? Дорабелла и, Дермот… их брак… миссис Парделл, не верившая в то, что ее дочь умерла… этот хитроумный старик, который наблюдал за нами все время так, будто мы были пауками в банке, откуда нам все равно никуда не деться. Вот какие мысли преследовали меня, когда я позировала ей.
   Я восхищенно посмотрела на Мэри. Ее талант действительно поразил меня, и я заговорила, пытаясь придать словам ироничный оттенок, так как Мэри и вправду была взволнована:
   — Мэри Грейс, вы обвиняетесь в умышленном сокрытии своего таланта! Известна ли вам притча о талантах? Вы были одарены талантом и скрыли это, а человек, владеющий талантом, обязан пользоваться им!
   — Я просто не верю…
   — Тебе необходимо поверить в себя! Я собираюсь купить у тебя эту миниатюру и буду твоим первым заказчиком!
   — Нет, нет… я подарю ее!
   — Я не имею права принять такой дар, но очень хочу получить эту вещь, и получу. Послушай-ка, а ты ведь разрешила одну проблему: в октябре у моей сестры день рождения, и у меня тоже. Я ломала голову над тем, что бы ей подарить? Теперь этот вопрос решен, и я не имею права получить от тебя в подарок вещь, которую собираюсь дарить другому! Это настоящая находка! Теперь мы с ней не слишком часто видимся, хотя до ее замужества постоянно жили бок о бок. Этот , портрет будет идеальным подарком в день рождения! Мы с тобой пойдем и вместе подберем для вето красивую рамку… а потом я подарю его Дорабелле. Она будет в восторге! Очень красиво и совершенно неожиданно! Ах, Мэри, огромное тебе спасибо! Ты нарисовала прекрасный портрет и в то же время решила для меня важную проблему!
   Она смотрела на меня, приоткрыв рот от изумления.
   — Милая Мэри! — воскликнула я. — Да что ты глядишь, как будто тебя сглазили, — как говорят в Корнуолле?
   Наконец, и ее захватил мой энтузиазм. Она в самом деле была необычным человеком. Те немногие художники, которых я знала, имели преувеличенное представление о собственной значимости, и единственное критическое слово об их творчестве означало смертельную вражду. Мэри была скромна и искренне удивлена. Исключительно редкое сочетание — талантливый и скромный художник!
   Я уже представляла себе лицо Дорабеллы, рассматривающей эту миниатюру. Наверняка она тоже захочет позировать. «Еще один заказчик для Мэри Грейс!» — с удовольствием подумала я.
   Мы с Мэри объявили о том, что вместе отправляемся за покупками. Взяв с собой миниатюру, мы пошли в ювелирную лавку на Хай-стрит, которую я приметила заранее, поскольку в ее витрине было выставлено несколько интересных вещей, некоторые из них — старинные, редкие и красивые.
   Звякнул колокольчик у входной двери, и мы вошли в помещение. Из-за прилавка встал пожилой мужчина.
   — Доброе утро, леди! Чем могу служить?
   — Мы хотели бы рамку… небольшую… вот для этого, — я выложила миниатюру на стол.
   Внимательно разглядев ее, он улыбнулся мне:
   — Очень мило! И великолепное сходство! — Я покосилась на Мэри Грейс, которая сразу же покраснела.
   — У вас найдется что-нибудь подходящее? — спросила я.
   — Рамка нужна небольшая, — сказал он. — Такие размеры нечасто встречаются. Небольшая и овальная. Большинство рамок весьма заурядно, а такой образец хорошего искусства нуждается в чем-то необычном, верно?
   — Да, это будет подарок.
   — Чудесный подарок! — он задумался. — Недавно к нам поступила пара серебряных рамок. Подождите минутку. Томас! — позвал он.
   Появился какой-то мужчина, значительно моложе первого. — Да, сэр?
   — Что с теми рамками, которые поступили накануне? От Марлона. Наверное, они подойдут для этой картины?
   Мужчина подошел и взглянул на миниатюру.
   — Превосходно! — заметил он, улыбнувшись мне. — Для этого действительно нужна красивая рамка. — И он ушел.
   Старик повернулся к нам:
   — Рамки поступили к нам лишь накануне. Мы еще толком и не разглядели их, да и все остальное, что поступило вместе с ними. Подержанные вещи, знаете ли. Они достались нам на распродаже. Такие вещи могут передаваться из поколения в поколение, а потом кто-нибудь умирает, и все идет с молотка.
   Он развлекал нас болтовней, пока не появился Томас с рамками. Они были действительно хороши.
   — Им, по крайней мере, лет двести! — сообщил наш старик. — В те времена умели делать такие вещи: настоящие мастера! В наше время они не часто встречаются. Что ж, я думаю, эта картина прекрасно подходит сюда по размеру. К сожалению, рамки продаются только парно!
   Меня осенило.
   — Скорее всего, нам как раз пара и понадобится! — сказала я. Ведь если Дорабелла захочет иметь такую же миниатюру, вторая рамка окажется очень кстати. — Но я не совсем уверена в этом.
   — Что ж, тогда пока берите одну, но в случае нужды дайте мне знать, хорошо? Я пока отложу другую… скажем, до конца октября, а после этого пущу ее в продажу. Конечно, им следовало бы идти в паре, но раз уж так…
   — Это было бы чудесно! — воскликнула я. — А вы не можете вставить миниатюру в эту рамку?
   — Думаю, что смогу, — сказал старик. Вновь появился Томас, и начали выяснять, сможет ли он вставить миниатюру в рамку.
   — Придется чуточку подрезать, — заявил он. — Работа тонкая, но мы справимся. Так всегда 6ывает, редко случается, что картина точно вписывается в рамку. Не зайдете ли вы во второй половине дня?
   Мы согласились, договорились о цене и радостные вышли на улицу. Мэри Грейс все еще была ошеломлена.
   Мать спросила меня:
   — Удачно ходили сегодня за покупками?
   — Очень удачно! — ответила я таким тоном, что она непременно задала бы дополнительные вопросы, если бы не была так занята собственными делами.
   С трудом я дождалась послеобеденного времени.
   В этой серебряной рамке миниатюра выглядела еще лучше, и мне захотелось показать ее всем присутствующим.
   В этот вечер мы собрались в гостиной Доррингтонов. Я сообщила матери:
   — Мне удалось купить чудесный подарок для Дорабеллы!
   — Должно быть, ты купила его сегодня? — предположила она.
   — Сегодня он принял окончательный вид!
   — Что это? Я пояснила:
   — Мне хочется сначала показать, а уже потом все объяснить.
   — Ну, так где же подарок?
   — Подожди, — сказала я, покосившись на Мэри Грейс, погруженную в разговор с Эдвардом и Гретхен. — Сейчас я его принесу.
   Я вернулась с миниатюрой, упакованной в бумагу. Развернув ее, я протянула портрет матери.
   Взяв в руки, она стала внимательно разглядывать его.
   — Это проста чудесно! — воскликнула она.
   — Мэри Грейс ходила вместе со мной выбирать рамку.
   — Но… это же ты? — удивилась мать. — Иди-ка сюда, Мэри Грейс, и сознавайся во всем! — воскликнула я — Я уже выговорила ей за то, что она зарывает свой талант. — Я обратилась к Ричарду, изумленно рассматривавшему картину. — А вы и не знали, что у вас в семье есть художник?
   — Мэри Грейс… — начал он.
   — Я знала, что она возится с красками… — произнесла миссис Доррингтон.
   — И это вы называете возней с красками? — возмущенно воскликнула я. — Я выяснила, чем она занимается, и она нарисовала мой портрет! Он просто чудесный. Дорабелла будет потрясена! Я заберу Мэри Грейс к Трегарлендам, и там она нарисует портрет Дорабеллы. В ювелирной лавке есть рамка, парная с этой. Дорабелла получит этот портрет в подарок на день рождения, а я, возможно, получу похожий подарок на Рождество!
   Все заговорили одновременно, и теперь внимание сосредоточилось на Мэри. Она была растеряна, но, по-моему, и довольна. Я порадовалась за нее.
   За обедом все разговоры крутились вокруг Мэри и того, как великолепно ей удалось передать мою внешность.
   Особенно довольна была моя мать. Она сочла эту миниатюру необыкновенно удачным подарком и сказала, что завидует мне, поскольку какой бы подарок ни подобрала она, ему будет не сравниться с моим.
   Мэри Грейс говорила сегодня гораздо более оживленно чем, обычно, и ей явно доставляло удовольствие находиться в центре внимания.
   Мать заявила:
   — Скоро нам отправляться в Корнуолл: девочки всегда праздновали день рождения вместе, это был двойной праздник. Просто не знаю, что сказала бы Дорабелла, если бы мы не собрались вместе в этот день! Через пару недель нам нужно быть там. По такому случаю, Виолетта, и твой отец должен появиться там, что бы ни произошло. Жаль, что вы не сможете поехать, Эдвард! Без вас праздник многое потеряет.
   Эдвард сказал:
   — Мне бы хотелось, чтобы Дорабелла жила не так далеко. Как было бы приятно, если бы мы с Гретхен могли заглянуть к вам на праздник!
   — Конечно, и мне хотелось бы иметь ее поближе, — согласилась мать.
   Мы оставили мужчин за портвейном, а когда они присоединились к нам, оказалось, что я сижу по соседству с Ричардом. Он сказал мне:
   — Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для Мэри Грейс! Она кажется совсем другим человеком.
   — Не я одарила ее талантом: он всегда был при ней!
   — Да, но он был спрятан, вы вывели его на свет!