Страница:
— Добрый день вам, мисс Денвер! Как делишки? Денек сегодня неплохой выдался. В ее маленьких глазках виднелось любопытство. понимала, что у нее на уме: я была сестрой той, которая «пошла, значит, купаться, и ее утопили. Все из-за этой вражды!»
Люди здесь большей частью верили в это. Вся их жизнь была пронизана предрассудками. — Приятно видеть вас, мисс! — это был один из рыбаков, чинящий свою сеть. Я знала, что, как только отойду на несколько шагов, он скажет своему приятелю: «Это та, что из Трегарленда, у которой сестру…»
Спасения от этого не было. Я пересекла мост и направилась к западным утесам.
Море было спокойным, только покрыто легкой рябью, а белые барашки видны лишь на волнах, ритмично набегавших на черные скалы. Волны накатывались и откатывались с равномерным спокойным рокотом.
Я подошла к коттеджу на утесе и остановилась, чтобы заглянуть в сад. Там росло растение, которое я принесла из Трегарленда. Как я заметила, оно хорошо прижилось.
Должно быть, меня увидели из-за аккуратных кружевных занавесок, потому что дверь открылась и хозяйка вышла на дорожку навстречу мне.
— Здравствуйте, мисс Денвер!
— Доброе утро, миссис Парделл.
Подойдя поближе к забору, она произнесла, как мне показалось, озабоченным тоном:
— Как у вас дела?
— Все в порядке, спасибо, а у вас?
— На цветочки смотрите? — спросила она, кивнув на них головой. — Так, значит, зайдете, может? Чуть-чуть поболтаем, чашечку чая?
Я охотно согласилась. Вскоре я уже сидела в гостиной, глядя на портрет Аннетты, в то время как миссис Парделл на кухне готовила чай.
Она вошла с подносом и, разлив по чашкам чай, сказала:
— Это было просто ужасно! Представляю, что вы чувствуете: мне ли это не знать!
— Да, конечно.
— Все точно так же, правда? Мне это кажется немножко странным!
Она пристально взглянула на меня.
— Не нравится мне это, заставляет задуматься, верно?
Она придвинулась поближе ко мне.
— Вы, значит, решили здесь остаться?
— Да, из-за ребенка.
— Так есть ведь нянька… из Лондона, кажется?
— Да, она вынянчила меня и сестру. Моя мать говорила ее приехать сюда, она ей полностью доверяет, а я пообещала сестре, что если… что-нибудь случится, я позабочусь о малыше.
— Значит, вы здесь… Местные все время говорят о привидениях и прочем… Терпеть не могу такую болтовню! Надо же, привидение! Уж от моей Аннетты избавились не привидения!
— Избавились?
— Пусть мне никто не пытается втолковать, что она не знала, как себя вести в воде! А как плавала ваша сестра?
— Вот ее никак не назовешь хорошей пловчихой! Но правде сказать, меня очень удивило, что она стала купаться по утрам.
— Мне-то ясно…
— Что вам ясно?
— Ну, у мужчины было две жены, и обе погибли одинаково… Вам это ни о чем не говорит?
— А о чем это говорит вам?
— Что здесь дело нечисто, вот о чем! Он женится, лотом жена ему надоедает… и, прощай любимая, было очень приятно… только я считаю, что пора этому положить конец!
— О, это невозможно!
— А почему? Обе пропали одинаково! Море под рукой, так что очень удобно… Если сработало раз… почему бы не попробовать еще?
— Вы не знаете Дермота Трегарленда!
— Не знаю мужа своей дочери? Туда меня никогда не приглашали, но я его знаю! Уж в любом случае я знаю, как они погибли: моя дочь… ваша сестра… Ясно, что он избавился от них!
— Миссис Парделл, это абсурдно! Если бы он избавлялся от них, то не стал бы убивать вторую жену точно так же, как первую. Это привлекает внимание… заставляет людей задуматься… — Послушайте, мисс Денвер, вы слишком наивны! Вы что, не помните дело Ландрю? Того мужчину, что убивал своих жен ради денег вскоре после свадьбы? Он заманивал их в ванну и топил, нескольких подряд — одним способом!
— Я хорошо знаю Дермота Трегарленда: он не может совершить и одного убийства… не говоря уже о двух!
— Слишком вы доверчивы, мисс Денвер! Если бы вы читали детективные романы, вы бы все поняли: убийца всегда тот, кого меньше всего подозревают!
— Все это может быть случайностью! Она покачала головой:
— В это вы меня не заставите поверить! Я представляю, как вы переживаете за сестру, а разве мне не пришлось пройти через это? Теперь вы здесь живете, мисс Денвер, и вам нужно следить в оба — вот в чем ваша задача! Наверняка в этом доме что-то очень неладно! Еще чашечку чая?
— Нет, спасибо, я уверена — вы напрасно думаете так о Дермоте Трегарленде!
— Господи, лучше бы дочь не выходила за него замуж! Наверняка сейчас она была бы жива. Я бы пережила, если бы она нагуляла ребенка… но этого мне не пережить! Теперь я хочу знать, если бы я точно знала…
— Я понимаю, что вы имеете в виду: если что-то знаешь наверняка, то легче смириться с фактом.
— Это верно, — она пристально взглянула на меня, — вы — разумная девушка, мисс Денвер. Смотрите в оба, смотрите, нет ли у него на уме подыскать жену номер третий?
— О, что вы! Он совершенно разбит горем!
Она недоверчиво глянула на меня:
— Ну конечно, ему же нужно, чтобы мы так думали, да?
— Я уверена, что он не притворяется!
— Убийцы очень хитрые! Они ведь хотят, чтобы все сошло им с рук.
— Только не две жены подряд и одинаково, миссис Парделл.
— А Синяя Борода?
Несмотря на всю серьезность разговора, я не могла не улыбнуться.
— Послушайте, не будьте слишком доверчивы! — воскликнула она. — Глядите в оба! Я рада, что вы зашли. Я вас все время вспоминаю: очень мило, что вы подарили мне это растение. Не хотелось бы мне, чтобы с вами что-то случилось!
— Со мной?
— Ну, когда люди пытаются выяснить то, что другие хотели бы скрыть, они подвергают себя опасности. Вы следите, только так, чтобы он этого не заметил!
С портрета мне улыбалась Аннетта. Она умерла, и ее тело выбросило на берег через несколько дней после того, как она утонула. А Дорабелла… Возможно, найдется и ее тело?
Прощаясь с миссис Парделл, я пообещала ей вновь зайти.
Я шла обратно в Трегарленд. «Бедная миссис Парделл! — думала я. — Мы с ней похожи: наше горе так велико, что мы хотим найти виновника, и она выбрала Дермота». Бедный, разбитый, бестолковый Дермот! Он менее всех годился на роль Синей Бороды. Мысль об этом была настолько абсурдна, что я даже улыбнулась ей, — такого со мной давно не случалось.
Встретившись лицом к лицу с Дермотом, я припомнила слова миссис Парделл и вновь подумала, что она очень ошибается.
Дермот сидел в саду, глядя вниз, где море мягко накатывалось на камни. Когда я, подойдя, села рядом, он слабо улыбнулся мне.
— Дермот, хватит горевать!
— А вы не горюете?
— Нам обоим пора прекратить это…
— Я не могу прекратить думать! Почему она сделала это? И почему меня здесь не было?Я положила ладонь на его руку.
— Нам нужно постараться пережить это горе!
— Вы на это способны? — чуть ли не со злостью спросил он. — Я все время думаю о ней! Вы помните, как я впервые встретил вас возле того коттеджа? Взглянув на Дорабеллу, я сразу понял, что это — та самая! Она отличалась от всех, кого я прежде знал: она была так полна жизни, радости… Вы понимаете, что я имею в виду? Она смеялась просто потому, что была счастлива, а не оттого, что видела нечто забавное!..
— Я понимаю, о чем вы говорите…
— Она была единственной и несравненной… и ее не стало! Даже неизвестно, что с ней. Как вы думаете, может быть, она найдется?
— У меня такое предчувствие, что это случится. Бедный Дермот, вам пришлось пережить это… дважды!
Он сразу изменился. Казалось, он замкнулся, лицо его стало жестким.
— Там. было другое дело!
— Аннетта тоже утонула!
— Это не то же самое: Дорабелла была для меня всем!
— Аннетта…
— Я не люблю о ней говорить, а ваша сестра… Я знаю, как вы относились к ней… так же, как я. Вы ведь были очень близки. Я боялся… всегда боялся потерять ее! Нет, я думал не об этом, просто я считал себя недостойным ее, боялся, что она найдет кого-то другого! Временами…
— Она была вашей женой, Дермот!
— Я понимаю, но…
— А я не понимаю! — перебила я. Он нахмурился, а я продолжила: — Расскажите мне…
— Ну, она была не из тех, кто поступает определенным образом только потому, что так принято. Она не питала уважения к общепринятым нормам, любила их нарушать…
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
Дермот молчал и чувствовалось, уже жалел о только что сказанном. Наконец, он сказал:
— Аннетта… она тоже была веселой, живой, добродушной, но если бы не будущий ребенок, свадьбы не произошло бы. С Дорабеллой все было по-иному… Меня ничто не интересует, все кажется пустым, не стоящим внимания… Я взвалил все дела на Гордона…
В большей степени, чем когда-либо.
— Но вы всегда так поступали, разве нет?
— Да, Гордон очень способный, с ним я чувствую себя неудачником. Только после рождения Тристана у меня появился интерес к делам. Видите ли, со временем он унаследует все это… после меня, конечно, хотя Гордон все время будет жить здесь. Но теперь, после случившегося, мне на все наплевать…
Некоторое время Дермот пустым взглядом смотрел на море.
— Я рад, что вы здесь, Виолетта! Рад, что вы с ребенком…
— Вы же знаете, это желание Дорабеллы.
— Я знаю. Нянька хороша, но она старовата. Ребенку нужно, чтобы возле него был кто-то помоложе, и вы… вы можете заменить ему мать. Вы ведь надолго останетесь здесь, правда?
— Полагаю, лучше всего было бы мне отправиться в Кэддингтон, забрав с собой Тристана и нянюшку Крэбтри.
— Мой отец против этого…
— Да, он совершенно ясно заявил об этом. Что ж, нужно посмотреть, как будут складываться дела.
Я еще немножко посидела рядом с Дермотом: мы смотрели на море и думали о Дорабелле.
Нянюшка Крэбтри разволновалась:
— Тристан подхватил насморк! Не слишком сильный, но мне это не нравится, нужно проследить за ним.
Он лежал в колыбельке и тихонько хныкал. Я подошла и взяла его на руки. Тристан успокоился. У него была милая привычка хватать меня за палец и крепко сжимать его, как бы не желая отпускать от себя.
— По-моему, у него легкий жар? — заметила я.
— Есть немножко, — согласилась няня. — Надо подержать его в тепле, вот и все.
В полдень пришло письмо от Ричарда.
«Милая моя Виолетта!
Я прибываю в четверг. Я узнал, что в Полдери есть отель. Называется он «Черная скала». Я заказал там номер на несколько дней. Я знаю телефон Трегарленда и сразу же, как приеду, позвоню вам. Нам нужно о многом поговорить.
До скорой встречи, с любовью,
Ричард.»
В четверг, а сегодня была среда. Я восприняла это сообщение со смешанными чувствами. Конечно, мне хотелось видеть Ричарда, но он наверняка будет убеждать меня оставить Корнуолл, а как раз этого я делать не собиралась, во всяком случае — сейчас.
Что ж, я выслушаю то, что он собирается сказать, и заставлю его понять, что я пообещала Дорабелле заботиться о ее сыне, причем это священная клятва, которую я обязана выполнить любой ценой. Ричард — разумный человек, он поймет.
Весь день я думала о нем, вспоминая, как приятно мы проводили время, и чем дальше, тем больше мне не терпелось встретиться с ним.
На следующее утро я первым делом отправилась в детскую, к Тристану.
— Все еще хлюпает носом, — сказала няня. — Придется его светлости еще денек побыть без прогулок!
К концу дня позвонил Ричард: он только что прибыл в отель «Черная скала» и приглашал меня пообедать с ним. Я приду в отель, или он явится ко мне? Если я приду в отель, мы сможем побыть вдвоем. Он уже, позаботился об автомобиле, так что сможет подвезти меня. Мы решили, что именно так и следует поступить.
Я сообщила Матильде о приезде Ричарда. Она, похоже, обрадовалась и сказала, что это пойдет мне на пользу. Когда он прибыл, она приняла его очень дружелюбно. Тут же оказался Гордон, я представила их друг другу, а через некоторое время поехала вместе с Ричардом в отель «Черная скала». Это было приятное место, с террасой, выходящей на море. Черная скала, в честь которой был назван отель, была хорошо видна отсюда, и мы с Ричардом посматривали на нее.
— Наверное, вы уже скоро должны вернуться? — спросил Ричард.
— Пока у меня нет определенных планов. Сейчас события управляют нами, а не мы — ими. — Понимаю, это было ужасным потрясением! — Дело сейчас в ребенке…
— Насколько я знаю, у него превосходная нянька! — Да, но это не то же самое, вы согласны? — Не то же самое?
— Дело в том, что ребенок потерял мать… и тянется ко мне, я чувствую это.
— Но он слишком мал, чтобы ощутить потерю?
— Вы правы, но я чувствую, что он нуждается во мне!
Ричард недоверчиво поглядел на меня. — Возможно, вам трудно понять это… — начала я.
— О нет, я прекрасно понимаю ваши переживания! — возразил он. — Все случилось так неожиданно, как удар, и вы пока не полностью ориентируетесь в происходящем… У меня был разговор с вашей матерью.
— И что она сказала?
— Она считает, что вам следует оставить Корнуолл и возвращаться домой. Она полагает, что здесь должны здраво рассудить и отпустить с вами ребенка. Она сказала, что так будет лучше для всех, и она надеется, что все, в конце концов, поймут это.
— Не знаю… — Наверняка это лучший выход! Если вы решились… относительно нас с вами… будет просто естественно, что ваша мать заберет этого ребенка.
— Видите ли, есть и другие соображения: в свое время это поместье будет принадлежать ему, и его дед хочет, чтобы он воспитывался здесь.
— А ваша мать сказала, что этот дед — довольно странная личность, и у нее складывается впечатление, что он просто привередничает. Она уверена, что в глубине души ему все безразлично.
— В любом случае следует считаться и с мнением отца Тристана.
— По словам вашей матери — это слабая личность: он смиряется с обстоятельствами.
— Это не совсем так, просто сейчас он очень тяжело переживает потрясение.
— Да, конечно. Хватит, впрочем, об этих людях, поговорим о нас. Скажите, вы что-нибудь решили… о нас?
— Я была не способна думать о чем-то еще, кроме того, что случилось!
— Вы уже пережили это, так что…
— Мы всю жизнь жили бок о бок с Дорабеллой, пока она не вышла замуж. Мне и сейчас не верится, что ее нет, и ни о чем другом я думать не могу!
Ричард пал духом и, по-моему, расстроился.
— Извините, Ричард! Я просто не могу сейчас заглядывать далеко вперед.
— Я понимаю, — примирительно ответил он. — Позвольте, я расскажу вам о событиях в Лондоне. Моя мать надеется, что вы приедете и некоторое время погостите у нас.
— Да, — вяло согласилась я.
— Что касается Мэри Грейс, то она очень скучает по вас…
— Она закончила тот портрет?
— Да, он вызвал восхищение, и уже двое претендуют на право позировать ей! Вот видите, как много вы сделали для нашей семьи? Ах, Виолетта, я уверен, у нас все будет хорошо! Пожалуйста, прошу… подумайте об этом! Я уверен, что это — самое лучшее решение!
Я не была так уж уверена в этом. Конечно, Ричард. судил здраво, считая, что моя мать вполне способна позаботиться о ребенке, но он понимал далеко не все. Конечно, я была рада видеть его, но здесь многие события выглядели по-иному, не так, как из Лондона. Ричард сообщил, что может задержаться всего на два дня: он обязательно должен быть в понедельник в Лондоне, так что выезжать следует в воскресенье. Жаль, что ехать сюда так далеко. — Вскоре я снова смогу приехать, а вы позвоните, когда решите что-нибудь определенное. Я буду ждать звонка!
Я чувствовала, что он слишком во многом уверен. Похоже, он считал почти решенным то, что я выйду за него замуж. Хотелось бы мне обладать его уверенностью. Казалось, он не понимал, что случившееся не давало возможности строить долгосрочные планы. Я продолжала думать о Дорабелле. Может быть, все обстояло бы иначе, умри она естественной смертью? Я никак не могла избавиться от странного ощущения, что она жива, — наверное, потому, что не видела ее мертвой. В общем, радостной встречи у нас не получилось, так что я не слишком жалела, когда настало время отправляться назад, в Трегарленд.
На следующий день няня Крэбтри забеспокоилась с раннего утра.
— Я хочу, чтобы пришел доктор и взглянул на Тристана! У него хрипы! Это уже не насморк, похоже, что-то с грудью. В общем, хочу, чтобы его посмотрел доктор!
— Мы немедленно вызовем его! Я сама позвоню.
Я отправилась проведать Тристана. Он был бледен и лежал в колыбельке с закрытыми глазами. Было ясно, что он очень болен, и я решила присутствовать при врачебном осмотре. Я позвонила Ричарду, поскольку мы договорились, что он заедет за мной в десять часов: я собиралась показать ему окрестности. Я сказала ему, что после визита доктора позвоню и сообщу, когда мы сможем встретиться.
Доктор прибыл лишь к одиннадцати часам, извинившись за задержку. Одна из его пациенток должна была рожать, и он задержался у нее. Он осмотрел Тристана.
— Довольно неприятная простуда! Берегите его от сквозняков, и через денек-другой он должен поправиться.
Присутствовавшая тут же Матильда заявила:
— Няня Крэбтри проследит за этим, я уверена!
— Сами знаете, как бывает с детьми, — сказал доктор. — Быстро заболевают и быстро поправляются, нужно только смотреть, как бы это не перекинулось на легкие. Закутайте его потеплей, пусть слегка попарится, и скоро все будет в порядке.
Когда доктор ушел, Матильда спросила меня:
— Что с вашим знакомым?
— Я отложила встречу с ним, надо позвонить.
— Сейчас подадут обед. Почему бы вам не пригласить его сюда?
Я позвонила Ричарду и передала ему приглашение Матильды. Он принял его, похоже, без особого удовольствия. Я постепенно узнавала Ричарда: он терпеть не мог, когда разрушались его планы.
Он приехал, и обед оказался очень приятным. Дермот отсутствовал: он был не в силах встречаться с людьми, зато Гордон с Ричардом быстро нашли общие темы.
Обед закончился в половине третьего, для дальней поездки не оставалось времени, так что мы решили посидеть в саду. Там было очень хорошо — позади нас стоял дом, впереди расстилалось море, а вниз к пляжу сбегали дорожки. Всякий раз, глядя на пляж, я представляла сбегавшую туда Дорабеллу… сбрасывающую халат вместе с туфлями на камень, так, чтобы их не унесло в море…
Нельзя было сказать, что день удался. Ричард наверняка остался недоволен изменением наших планов, которое, по-моему, он считал совершенно неоправданным: его краткое пребывание здесь было испорчено ракой-то простудой ребенка. Тем не менее, он был очень любезен и продолжил свой рассказ о событиях в Лондоне. Мы говорили про Эдварда и Гретхен, про спектакли, которые ему удалось недавно посмотреть. По-моему, он пытался дать мне понять, какой насыщенной и интересной может быть наша совместная жизнь. Рассказал он и о своей работе: сейчас он вел дело, где его клиента обвиняли в мошенничестве, и сам он сомневался в невинности подзащитного. — А что происходит, когда вы пытаетесь убедить суд присяжных в том, во что сами до конца не верите? — спросила я.
— Про себя я думаю, что лучше бы его признали виновным.
— Должно быть, вы многое узнали о человеческой природе, — сказала я. — Да, пожалуй.
Мы поговорили о ситуации в Европе, которая, по его словам, становилась все более серьезной. Англия и Франция совершили ошибку, не вмешавшись в австрийский вопрос. На этом дело не закончится, следующей будет Чехословакия. Гитлер уже проинструктировал Конрада Хенлейна вести там агитацию.
— Хенлейн — лидер немецкого меньшинства и устраивает демонстрации судетских немцев. Конечно, Гитлер планирует аннексировать Чехословакию. Очень неприятные предчувствия!
— Что, по вашему мнению, может произойти дальше?
— Гитлер захватит Чехословакию, и все скажут: «Ну, это далеко от нас, какое нам до этого дело?» Дальше собственного носа люди не видят, они умеют только зарывать голову в песок, а тех, кто видит опасность, называют поджигателями войны. Нам следует вооружаться, Чемберлен это понимает. Уверен, он отбросит политику миротворения, чтобы мы как можно скорее вооружались.
— Вы думаете, что будет война?
— Такая возможность есть, но, если бы она разразилась сейчас, мы оказались бы неподготовленными к ней. Даже сейчас есть такие, которые голосуют против вооружения. Лейбористы, либералы и несколько консерваторов проголосуют против, и тогда…
— Вы рисуете мрачную картину, Ричард!
— К сожалению, да, но она определяется развитием событий. Нельзя же верить в то, что Гитлер удовлетворится Австрией? Вскоре он захватит Чехословакию, потом попытается занять Польшу, а потом… что будет потом? Именно те, кто громче всех требуют мира, и являются причиной войн!
— Будем надеяться, что этого не случится!
— Ни одна из предыдущих катастроф не случилась бы, если бы люди были более дальновидными.
— Вы считаете, что еще что-то можно сделать?
— Уже поздновато, но если мы, французы и весь остальной мир будем держаться вместе, то это может положить конец гитлеровскому захвату.
— Я думаю о Гретхен…
— Да, бедняжка чрезвычайно озабочена.
— Я рада, что она здесь, с Эдвардом.
— Она думает о своей семье и о своей стране.
— Наверное, это ужасно — видеть, что делают с твоим народом!
Я смотрела вниз, на пляж, и представляла ее… сбрасывающую халат… вбегающую в море.
Нет… нет… не могу поверить в такое! Море еще было очень холодным, и большинство людей начинает купаться не раньше, чем в мае, а Дорабелла любила комфорт и всегда была склонна к лени… Я не могла поверить в случившееся, просто не могла!
Я вспомнила о присутствии Ричарда.
— Не считайте, что меня не интересует то, о чем вы говорите, — пробормотала я. — Просто я не могу не думать о Дорабелле…
— Вам нужно уехать! — сказал он мне. — Лучшее, что можно сейчас сделать, — это уехать подальше отсюда! — Он сжал мою руку. — В Лондоне все будет по-другому, там у вас найдется, чем заняться, и не останется времени для печальных размышлений.
— Наверное, вы правы, но только не сейчас, Ричард! Я должна подождать, мне нужно разобраться в самой себе.
Он грустно кивнул, и мы продолжали сидеть. Матильда присоединилась к нам.
— Я надеюсь, что вы останетесь поужинать с нами? — сказала она. — Так приятно принимать лондонских друзей Виолетты!
Ричард принял приглашение.
Перед отъездом он напомнил мне, что должен возвращаться в Лондон и завтра — его последний день здесь.
— Устроим что-нибудь по этому поводу? — предложил он.
В субботу нянюшка Крэбтри ворвалась ко мне с раннего утра. Я только что проснулась и еще лежала в кровати. Ричард должен был заехать за мной в десять, и нужно было к этому подготовиться. Следовало как-то возместить ему разочарование предыдущего дня.
С первой секунды я поняла, что дело плохо. Няня Крэбтри была бледна, но глаза у нее горели. Она была страшно возбуждена.
— Немедленно нужен врач!
Я подскочила.
— Тристан? — воскликнула я. — Значит, ему хуже?.. Я немедленно позвоню доктору!
— Обязательно! Перекинулось на грудь… он с трудом дышит! Нужно побыстрей!
Набросив халат, я побежала вниз. Нянюшка Крэбтри бежала за мной. Пока я звонила, она стояла рядом. Доктор сказал, что прибудет через час.
— Насколько все серьезно? — спросила я няню.
— Это один Бог знает! Началось все в четыре утра. Мне показалось, что он кашляет… Я проснулась. Когда имеешь дело с детьми — сразу просыпаешься. Я зашла к нему и вижу: все одеяльца сдернуты, и не знаю, поверит ли кто, но окошко возле колыбели раскрыто настежь! Как специально, чтобы продуло! Я глазам не поверила: я же кутала его так, что ему ни за что не развернуться, и окно сама запирала! А ветер с моря холодный! Наверное, кто-то из горничных, хотя не знаю, что бы им делать в детской? Я ему перестелила, и он уснул…
— Должно быть, он ужасно промерз?
— До мозга костей, вот что получилось! Нужно молиться, чтобы это была не пневмония, слишком уж он маленький! Если бы знать, кто открыл это окно, — я бы убила его!
Я поднялась к Тристану. Он был закутан в одеяло, а по бокам лежали грелки. Личико пылало, и время от времени по телу пробегала дрожь. Глаза потеряли блеск. Открыв их на несколько секунд, он вновь опустил веки. От страха мне стало дурно: я поняла, что он действительно серьезно болен.
— Скорей бы уж доктор пришел! — сказала нянюшка. — Что он там тянет?
— Он сказал, что будет через час, а прошло всего минут пятнадцать. Няня… что ты думаешь об этой болезни?
— Ничего хорошего: у него уже была простуда! Я оставляла его спящим и хорошенько укутанным, думала, ему будет лучше сегодня! У детей все быстро проходит: не успеешь испугаться, что он заболел, глядишь, через полчаса опять свеженький, но здесь я, беспокоилась. Тут ведь ничего не знаешь… всякое случается. Значится говорю, в четыре… услышала, что кашляет, и пошла сюда. Как вошла — прямо остолбенела! Смотрю — лежит раскрытый, а ветер дует прямо на него! Ну, я сразу же захлопнула окно и начала его кутать, греть. Он был прямо, как ледышка! Что он хорошенько простыл — это ясно! Быстрей бы уж доктор пришел!
Я успела умыться и одеться к приходу доктора. Он сразу прошел к Тристану, и по выражению его лица я поняла, что наша тревога была не напрасной.
— Придется хорошенько заняться им! Это не пневмония… пока. Что ж, будем делать все возможное. Он крепкий мальчишка, но слишком еще мал… совсем малыш. Когда я его осматривал в прошлый раз, он выглядел уже неплохо.
Люди здесь большей частью верили в это. Вся их жизнь была пронизана предрассудками. — Приятно видеть вас, мисс! — это был один из рыбаков, чинящий свою сеть. Я знала, что, как только отойду на несколько шагов, он скажет своему приятелю: «Это та, что из Трегарленда, у которой сестру…»
Спасения от этого не было. Я пересекла мост и направилась к западным утесам.
Море было спокойным, только покрыто легкой рябью, а белые барашки видны лишь на волнах, ритмично набегавших на черные скалы. Волны накатывались и откатывались с равномерным спокойным рокотом.
Я подошла к коттеджу на утесе и остановилась, чтобы заглянуть в сад. Там росло растение, которое я принесла из Трегарленда. Как я заметила, оно хорошо прижилось.
Должно быть, меня увидели из-за аккуратных кружевных занавесок, потому что дверь открылась и хозяйка вышла на дорожку навстречу мне.
— Здравствуйте, мисс Денвер!
— Доброе утро, миссис Парделл.
Подойдя поближе к забору, она произнесла, как мне показалось, озабоченным тоном:
— Как у вас дела?
— Все в порядке, спасибо, а у вас?
— На цветочки смотрите? — спросила она, кивнув на них головой. — Так, значит, зайдете, может? Чуть-чуть поболтаем, чашечку чая?
Я охотно согласилась. Вскоре я уже сидела в гостиной, глядя на портрет Аннетты, в то время как миссис Парделл на кухне готовила чай.
Она вошла с подносом и, разлив по чашкам чай, сказала:
— Это было просто ужасно! Представляю, что вы чувствуете: мне ли это не знать!
— Да, конечно.
— Все точно так же, правда? Мне это кажется немножко странным!
Она пристально взглянула на меня.
— Не нравится мне это, заставляет задуматься, верно?
Она придвинулась поближе ко мне.
— Вы, значит, решили здесь остаться?
— Да, из-за ребенка.
— Так есть ведь нянька… из Лондона, кажется?
— Да, она вынянчила меня и сестру. Моя мать говорила ее приехать сюда, она ей полностью доверяет, а я пообещала сестре, что если… что-нибудь случится, я позабочусь о малыше.
— Значит, вы здесь… Местные все время говорят о привидениях и прочем… Терпеть не могу такую болтовню! Надо же, привидение! Уж от моей Аннетты избавились не привидения!
— Избавились?
— Пусть мне никто не пытается втолковать, что она не знала, как себя вести в воде! А как плавала ваша сестра?
— Вот ее никак не назовешь хорошей пловчихой! Но правде сказать, меня очень удивило, что она стала купаться по утрам.
— Мне-то ясно…
— Что вам ясно?
— Ну, у мужчины было две жены, и обе погибли одинаково… Вам это ни о чем не говорит?
— А о чем это говорит вам?
— Что здесь дело нечисто, вот о чем! Он женится, лотом жена ему надоедает… и, прощай любимая, было очень приятно… только я считаю, что пора этому положить конец!
— О, это невозможно!
— А почему? Обе пропали одинаково! Море под рукой, так что очень удобно… Если сработало раз… почему бы не попробовать еще?
— Вы не знаете Дермота Трегарленда!
— Не знаю мужа своей дочери? Туда меня никогда не приглашали, но я его знаю! Уж в любом случае я знаю, как они погибли: моя дочь… ваша сестра… Ясно, что он избавился от них!
— Миссис Парделл, это абсурдно! Если бы он избавлялся от них, то не стал бы убивать вторую жену точно так же, как первую. Это привлекает внимание… заставляет людей задуматься… — Послушайте, мисс Денвер, вы слишком наивны! Вы что, не помните дело Ландрю? Того мужчину, что убивал своих жен ради денег вскоре после свадьбы? Он заманивал их в ванну и топил, нескольких подряд — одним способом!
— Я хорошо знаю Дермота Трегарленда: он не может совершить и одного убийства… не говоря уже о двух!
— Слишком вы доверчивы, мисс Денвер! Если бы вы читали детективные романы, вы бы все поняли: убийца всегда тот, кого меньше всего подозревают!
— Все это может быть случайностью! Она покачала головой:
— В это вы меня не заставите поверить! Я представляю, как вы переживаете за сестру, а разве мне не пришлось пройти через это? Теперь вы здесь живете, мисс Денвер, и вам нужно следить в оба — вот в чем ваша задача! Наверняка в этом доме что-то очень неладно! Еще чашечку чая?
— Нет, спасибо, я уверена — вы напрасно думаете так о Дермоте Трегарленде!
— Господи, лучше бы дочь не выходила за него замуж! Наверняка сейчас она была бы жива. Я бы пережила, если бы она нагуляла ребенка… но этого мне не пережить! Теперь я хочу знать, если бы я точно знала…
— Я понимаю, что вы имеете в виду: если что-то знаешь наверняка, то легче смириться с фактом.
— Это верно, — она пристально взглянула на меня, — вы — разумная девушка, мисс Денвер. Смотрите в оба, смотрите, нет ли у него на уме подыскать жену номер третий?
— О, что вы! Он совершенно разбит горем!
Она недоверчиво глянула на меня:
— Ну конечно, ему же нужно, чтобы мы так думали, да?
— Я уверена, что он не притворяется!
— Убийцы очень хитрые! Они ведь хотят, чтобы все сошло им с рук.
— Только не две жены подряд и одинаково, миссис Парделл.
— А Синяя Борода?
Несмотря на всю серьезность разговора, я не могла не улыбнуться.
— Послушайте, не будьте слишком доверчивы! — воскликнула она. — Глядите в оба! Я рада, что вы зашли. Я вас все время вспоминаю: очень мило, что вы подарили мне это растение. Не хотелось бы мне, чтобы с вами что-то случилось!
— Со мной?
— Ну, когда люди пытаются выяснить то, что другие хотели бы скрыть, они подвергают себя опасности. Вы следите, только так, чтобы он этого не заметил!
С портрета мне улыбалась Аннетта. Она умерла, и ее тело выбросило на берег через несколько дней после того, как она утонула. А Дорабелла… Возможно, найдется и ее тело?
Прощаясь с миссис Парделл, я пообещала ей вновь зайти.
Я шла обратно в Трегарленд. «Бедная миссис Парделл! — думала я. — Мы с ней похожи: наше горе так велико, что мы хотим найти виновника, и она выбрала Дермота». Бедный, разбитый, бестолковый Дермот! Он менее всех годился на роль Синей Бороды. Мысль об этом была настолько абсурдна, что я даже улыбнулась ей, — такого со мной давно не случалось.
Встретившись лицом к лицу с Дермотом, я припомнила слова миссис Парделл и вновь подумала, что она очень ошибается.
Дермот сидел в саду, глядя вниз, где море мягко накатывалось на камни. Когда я, подойдя, села рядом, он слабо улыбнулся мне.
— Дермот, хватит горевать!
— А вы не горюете?
— Нам обоим пора прекратить это…
— Я не могу прекратить думать! Почему она сделала это? И почему меня здесь не было?Я положила ладонь на его руку.
— Нам нужно постараться пережить это горе!
— Вы на это способны? — чуть ли не со злостью спросил он. — Я все время думаю о ней! Вы помните, как я впервые встретил вас возле того коттеджа? Взглянув на Дорабеллу, я сразу понял, что это — та самая! Она отличалась от всех, кого я прежде знал: она была так полна жизни, радости… Вы понимаете, что я имею в виду? Она смеялась просто потому, что была счастлива, а не оттого, что видела нечто забавное!..
— Я понимаю, о чем вы говорите…
— Она была единственной и несравненной… и ее не стало! Даже неизвестно, что с ней. Как вы думаете, может быть, она найдется?
— У меня такое предчувствие, что это случится. Бедный Дермот, вам пришлось пережить это… дважды!
Он сразу изменился. Казалось, он замкнулся, лицо его стало жестким.
— Там. было другое дело!
— Аннетта тоже утонула!
— Это не то же самое: Дорабелла была для меня всем!
— Аннетта…
— Я не люблю о ней говорить, а ваша сестра… Я знаю, как вы относились к ней… так же, как я. Вы ведь были очень близки. Я боялся… всегда боялся потерять ее! Нет, я думал не об этом, просто я считал себя недостойным ее, боялся, что она найдет кого-то другого! Временами…
— Она была вашей женой, Дермот!
— Я понимаю, но…
— А я не понимаю! — перебила я. Он нахмурился, а я продолжила: — Расскажите мне…
— Ну, она была не из тех, кто поступает определенным образом только потому, что так принято. Она не питала уважения к общепринятым нормам, любила их нарушать…
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
Дермот молчал и чувствовалось, уже жалел о только что сказанном. Наконец, он сказал:
— Аннетта… она тоже была веселой, живой, добродушной, но если бы не будущий ребенок, свадьбы не произошло бы. С Дорабеллой все было по-иному… Меня ничто не интересует, все кажется пустым, не стоящим внимания… Я взвалил все дела на Гордона…
В большей степени, чем когда-либо.
— Но вы всегда так поступали, разве нет?
— Да, Гордон очень способный, с ним я чувствую себя неудачником. Только после рождения Тристана у меня появился интерес к делам. Видите ли, со временем он унаследует все это… после меня, конечно, хотя Гордон все время будет жить здесь. Но теперь, после случившегося, мне на все наплевать…
Некоторое время Дермот пустым взглядом смотрел на море.
— Я рад, что вы здесь, Виолетта! Рад, что вы с ребенком…
— Вы же знаете, это желание Дорабеллы.
— Я знаю. Нянька хороша, но она старовата. Ребенку нужно, чтобы возле него был кто-то помоложе, и вы… вы можете заменить ему мать. Вы ведь надолго останетесь здесь, правда?
— Полагаю, лучше всего было бы мне отправиться в Кэддингтон, забрав с собой Тристана и нянюшку Крэбтри.
— Мой отец против этого…
— Да, он совершенно ясно заявил об этом. Что ж, нужно посмотреть, как будут складываться дела.
Я еще немножко посидела рядом с Дермотом: мы смотрели на море и думали о Дорабелле.
Нянюшка Крэбтри разволновалась:
— Тристан подхватил насморк! Не слишком сильный, но мне это не нравится, нужно проследить за ним.
Он лежал в колыбельке и тихонько хныкал. Я подошла и взяла его на руки. Тристан успокоился. У него была милая привычка хватать меня за палец и крепко сжимать его, как бы не желая отпускать от себя.
— По-моему, у него легкий жар? — заметила я.
— Есть немножко, — согласилась няня. — Надо подержать его в тепле, вот и все.
В полдень пришло письмо от Ричарда.
«Милая моя Виолетта!
Я прибываю в четверг. Я узнал, что в Полдери есть отель. Называется он «Черная скала». Я заказал там номер на несколько дней. Я знаю телефон Трегарленда и сразу же, как приеду, позвоню вам. Нам нужно о многом поговорить.
До скорой встречи, с любовью,
Ричард.»
В четверг, а сегодня была среда. Я восприняла это сообщение со смешанными чувствами. Конечно, мне хотелось видеть Ричарда, но он наверняка будет убеждать меня оставить Корнуолл, а как раз этого я делать не собиралась, во всяком случае — сейчас.
Что ж, я выслушаю то, что он собирается сказать, и заставлю его понять, что я пообещала Дорабелле заботиться о ее сыне, причем это священная клятва, которую я обязана выполнить любой ценой. Ричард — разумный человек, он поймет.
Весь день я думала о нем, вспоминая, как приятно мы проводили время, и чем дальше, тем больше мне не терпелось встретиться с ним.
На следующее утро я первым делом отправилась в детскую, к Тристану.
— Все еще хлюпает носом, — сказала няня. — Придется его светлости еще денек побыть без прогулок!
К концу дня позвонил Ричард: он только что прибыл в отель «Черная скала» и приглашал меня пообедать с ним. Я приду в отель, или он явится ко мне? Если я приду в отель, мы сможем побыть вдвоем. Он уже, позаботился об автомобиле, так что сможет подвезти меня. Мы решили, что именно так и следует поступить.
Я сообщила Матильде о приезде Ричарда. Она, похоже, обрадовалась и сказала, что это пойдет мне на пользу. Когда он прибыл, она приняла его очень дружелюбно. Тут же оказался Гордон, я представила их друг другу, а через некоторое время поехала вместе с Ричардом в отель «Черная скала». Это было приятное место, с террасой, выходящей на море. Черная скала, в честь которой был назван отель, была хорошо видна отсюда, и мы с Ричардом посматривали на нее.
— Наверное, вы уже скоро должны вернуться? — спросил Ричард.
— Пока у меня нет определенных планов. Сейчас события управляют нами, а не мы — ими. — Понимаю, это было ужасным потрясением! — Дело сейчас в ребенке…
— Насколько я знаю, у него превосходная нянька! — Да, но это не то же самое, вы согласны? — Не то же самое?
— Дело в том, что ребенок потерял мать… и тянется ко мне, я чувствую это.
— Но он слишком мал, чтобы ощутить потерю?
— Вы правы, но я чувствую, что он нуждается во мне!
Ричард недоверчиво поглядел на меня. — Возможно, вам трудно понять это… — начала я.
— О нет, я прекрасно понимаю ваши переживания! — возразил он. — Все случилось так неожиданно, как удар, и вы пока не полностью ориентируетесь в происходящем… У меня был разговор с вашей матерью.
— И что она сказала?
— Она считает, что вам следует оставить Корнуолл и возвращаться домой. Она полагает, что здесь должны здраво рассудить и отпустить с вами ребенка. Она сказала, что так будет лучше для всех, и она надеется, что все, в конце концов, поймут это.
— Не знаю… — Наверняка это лучший выход! Если вы решились… относительно нас с вами… будет просто естественно, что ваша мать заберет этого ребенка.
— Видите ли, есть и другие соображения: в свое время это поместье будет принадлежать ему, и его дед хочет, чтобы он воспитывался здесь.
— А ваша мать сказала, что этот дед — довольно странная личность, и у нее складывается впечатление, что он просто привередничает. Она уверена, что в глубине души ему все безразлично.
— В любом случае следует считаться и с мнением отца Тристана.
— По словам вашей матери — это слабая личность: он смиряется с обстоятельствами.
— Это не совсем так, просто сейчас он очень тяжело переживает потрясение.
— Да, конечно. Хватит, впрочем, об этих людях, поговорим о нас. Скажите, вы что-нибудь решили… о нас?
— Я была не способна думать о чем-то еще, кроме того, что случилось!
— Вы уже пережили это, так что…
— Мы всю жизнь жили бок о бок с Дорабеллой, пока она не вышла замуж. Мне и сейчас не верится, что ее нет, и ни о чем другом я думать не могу!
Ричард пал духом и, по-моему, расстроился.
— Извините, Ричард! Я просто не могу сейчас заглядывать далеко вперед.
— Я понимаю, — примирительно ответил он. — Позвольте, я расскажу вам о событиях в Лондоне. Моя мать надеется, что вы приедете и некоторое время погостите у нас.
— Да, — вяло согласилась я.
— Что касается Мэри Грейс, то она очень скучает по вас…
— Она закончила тот портрет?
— Да, он вызвал восхищение, и уже двое претендуют на право позировать ей! Вот видите, как много вы сделали для нашей семьи? Ах, Виолетта, я уверен, у нас все будет хорошо! Пожалуйста, прошу… подумайте об этом! Я уверен, что это — самое лучшее решение!
Я не была так уж уверена в этом. Конечно, Ричард. судил здраво, считая, что моя мать вполне способна позаботиться о ребенке, но он понимал далеко не все. Конечно, я была рада видеть его, но здесь многие события выглядели по-иному, не так, как из Лондона. Ричард сообщил, что может задержаться всего на два дня: он обязательно должен быть в понедельник в Лондоне, так что выезжать следует в воскресенье. Жаль, что ехать сюда так далеко. — Вскоре я снова смогу приехать, а вы позвоните, когда решите что-нибудь определенное. Я буду ждать звонка!
Я чувствовала, что он слишком во многом уверен. Похоже, он считал почти решенным то, что я выйду за него замуж. Хотелось бы мне обладать его уверенностью. Казалось, он не понимал, что случившееся не давало возможности строить долгосрочные планы. Я продолжала думать о Дорабелле. Может быть, все обстояло бы иначе, умри она естественной смертью? Я никак не могла избавиться от странного ощущения, что она жива, — наверное, потому, что не видела ее мертвой. В общем, радостной встречи у нас не получилось, так что я не слишком жалела, когда настало время отправляться назад, в Трегарленд.
На следующий день няня Крэбтри забеспокоилась с раннего утра.
— Я хочу, чтобы пришел доктор и взглянул на Тристана! У него хрипы! Это уже не насморк, похоже, что-то с грудью. В общем, хочу, чтобы его посмотрел доктор!
— Мы немедленно вызовем его! Я сама позвоню.
Я отправилась проведать Тристана. Он был бледен и лежал в колыбельке с закрытыми глазами. Было ясно, что он очень болен, и я решила присутствовать при врачебном осмотре. Я позвонила Ричарду, поскольку мы договорились, что он заедет за мной в десять часов: я собиралась показать ему окрестности. Я сказала ему, что после визита доктора позвоню и сообщу, когда мы сможем встретиться.
Доктор прибыл лишь к одиннадцати часам, извинившись за задержку. Одна из его пациенток должна была рожать, и он задержался у нее. Он осмотрел Тристана.
— Довольно неприятная простуда! Берегите его от сквозняков, и через денек-другой он должен поправиться.
Присутствовавшая тут же Матильда заявила:
— Няня Крэбтри проследит за этим, я уверена!
— Сами знаете, как бывает с детьми, — сказал доктор. — Быстро заболевают и быстро поправляются, нужно только смотреть, как бы это не перекинулось на легкие. Закутайте его потеплей, пусть слегка попарится, и скоро все будет в порядке.
Когда доктор ушел, Матильда спросила меня:
— Что с вашим знакомым?
— Я отложила встречу с ним, надо позвонить.
— Сейчас подадут обед. Почему бы вам не пригласить его сюда?
Я позвонила Ричарду и передала ему приглашение Матильды. Он принял его, похоже, без особого удовольствия. Я постепенно узнавала Ричарда: он терпеть не мог, когда разрушались его планы.
Он приехал, и обед оказался очень приятным. Дермот отсутствовал: он был не в силах встречаться с людьми, зато Гордон с Ричардом быстро нашли общие темы.
Обед закончился в половине третьего, для дальней поездки не оставалось времени, так что мы решили посидеть в саду. Там было очень хорошо — позади нас стоял дом, впереди расстилалось море, а вниз к пляжу сбегали дорожки. Всякий раз, глядя на пляж, я представляла сбегавшую туда Дорабеллу… сбрасывающую халат вместе с туфлями на камень, так, чтобы их не унесло в море…
Нельзя было сказать, что день удался. Ричард наверняка остался недоволен изменением наших планов, которое, по-моему, он считал совершенно неоправданным: его краткое пребывание здесь было испорчено ракой-то простудой ребенка. Тем не менее, он был очень любезен и продолжил свой рассказ о событиях в Лондоне. Мы говорили про Эдварда и Гретхен, про спектакли, которые ему удалось недавно посмотреть. По-моему, он пытался дать мне понять, какой насыщенной и интересной может быть наша совместная жизнь. Рассказал он и о своей работе: сейчас он вел дело, где его клиента обвиняли в мошенничестве, и сам он сомневался в невинности подзащитного. — А что происходит, когда вы пытаетесь убедить суд присяжных в том, во что сами до конца не верите? — спросила я.
— Про себя я думаю, что лучше бы его признали виновным.
— Должно быть, вы многое узнали о человеческой природе, — сказала я. — Да, пожалуй.
Мы поговорили о ситуации в Европе, которая, по его словам, становилась все более серьезной. Англия и Франция совершили ошибку, не вмешавшись в австрийский вопрос. На этом дело не закончится, следующей будет Чехословакия. Гитлер уже проинструктировал Конрада Хенлейна вести там агитацию.
— Хенлейн — лидер немецкого меньшинства и устраивает демонстрации судетских немцев. Конечно, Гитлер планирует аннексировать Чехословакию. Очень неприятные предчувствия!
— Что, по вашему мнению, может произойти дальше?
— Гитлер захватит Чехословакию, и все скажут: «Ну, это далеко от нас, какое нам до этого дело?» Дальше собственного носа люди не видят, они умеют только зарывать голову в песок, а тех, кто видит опасность, называют поджигателями войны. Нам следует вооружаться, Чемберлен это понимает. Уверен, он отбросит политику миротворения, чтобы мы как можно скорее вооружались.
— Вы думаете, что будет война?
— Такая возможность есть, но, если бы она разразилась сейчас, мы оказались бы неподготовленными к ней. Даже сейчас есть такие, которые голосуют против вооружения. Лейбористы, либералы и несколько консерваторов проголосуют против, и тогда…
— Вы рисуете мрачную картину, Ричард!
— К сожалению, да, но она определяется развитием событий. Нельзя же верить в то, что Гитлер удовлетворится Австрией? Вскоре он захватит Чехословакию, потом попытается занять Польшу, а потом… что будет потом? Именно те, кто громче всех требуют мира, и являются причиной войн!
— Будем надеяться, что этого не случится!
— Ни одна из предыдущих катастроф не случилась бы, если бы люди были более дальновидными.
— Вы считаете, что еще что-то можно сделать?
— Уже поздновато, но если мы, французы и весь остальной мир будем держаться вместе, то это может положить конец гитлеровскому захвату.
— Я думаю о Гретхен…
— Да, бедняжка чрезвычайно озабочена.
— Я рада, что она здесь, с Эдвардом.
— Она думает о своей семье и о своей стране.
— Наверное, это ужасно — видеть, что делают с твоим народом!
Я смотрела вниз, на пляж, и представляла ее… сбрасывающую халат… вбегающую в море.
Нет… нет… не могу поверить в такое! Море еще было очень холодным, и большинство людей начинает купаться не раньше, чем в мае, а Дорабелла любила комфорт и всегда была склонна к лени… Я не могла поверить в случившееся, просто не могла!
Я вспомнила о присутствии Ричарда.
— Не считайте, что меня не интересует то, о чем вы говорите, — пробормотала я. — Просто я не могу не думать о Дорабелле…
— Вам нужно уехать! — сказал он мне. — Лучшее, что можно сейчас сделать, — это уехать подальше отсюда! — Он сжал мою руку. — В Лондоне все будет по-другому, там у вас найдется, чем заняться, и не останется времени для печальных размышлений.
— Наверное, вы правы, но только не сейчас, Ричард! Я должна подождать, мне нужно разобраться в самой себе.
Он грустно кивнул, и мы продолжали сидеть. Матильда присоединилась к нам.
— Я надеюсь, что вы останетесь поужинать с нами? — сказала она. — Так приятно принимать лондонских друзей Виолетты!
Ричард принял приглашение.
Перед отъездом он напомнил мне, что должен возвращаться в Лондон и завтра — его последний день здесь.
— Устроим что-нибудь по этому поводу? — предложил он.
В субботу нянюшка Крэбтри ворвалась ко мне с раннего утра. Я только что проснулась и еще лежала в кровати. Ричард должен был заехать за мной в десять, и нужно было к этому подготовиться. Следовало как-то возместить ему разочарование предыдущего дня.
С первой секунды я поняла, что дело плохо. Няня Крэбтри была бледна, но глаза у нее горели. Она была страшно возбуждена.
— Немедленно нужен врач!
Я подскочила.
— Тристан? — воскликнула я. — Значит, ему хуже?.. Я немедленно позвоню доктору!
— Обязательно! Перекинулось на грудь… он с трудом дышит! Нужно побыстрей!
Набросив халат, я побежала вниз. Нянюшка Крэбтри бежала за мной. Пока я звонила, она стояла рядом. Доктор сказал, что прибудет через час.
— Насколько все серьезно? — спросила я няню.
— Это один Бог знает! Началось все в четыре утра. Мне показалось, что он кашляет… Я проснулась. Когда имеешь дело с детьми — сразу просыпаешься. Я зашла к нему и вижу: все одеяльца сдернуты, и не знаю, поверит ли кто, но окошко возле колыбели раскрыто настежь! Как специально, чтобы продуло! Я глазам не поверила: я же кутала его так, что ему ни за что не развернуться, и окно сама запирала! А ветер с моря холодный! Наверное, кто-то из горничных, хотя не знаю, что бы им делать в детской? Я ему перестелила, и он уснул…
— Должно быть, он ужасно промерз?
— До мозга костей, вот что получилось! Нужно молиться, чтобы это была не пневмония, слишком уж он маленький! Если бы знать, кто открыл это окно, — я бы убила его!
Я поднялась к Тристану. Он был закутан в одеяло, а по бокам лежали грелки. Личико пылало, и время от времени по телу пробегала дрожь. Глаза потеряли блеск. Открыв их на несколько секунд, он вновь опустил веки. От страха мне стало дурно: я поняла, что он действительно серьезно болен.
— Скорей бы уж доктор пришел! — сказала нянюшка. — Что он там тянет?
— Он сказал, что будет через час, а прошло всего минут пятнадцать. Няня… что ты думаешь об этой болезни?
— Ничего хорошего: у него уже была простуда! Я оставляла его спящим и хорошенько укутанным, думала, ему будет лучше сегодня! У детей все быстро проходит: не успеешь испугаться, что он заболел, глядишь, через полчаса опять свеженький, но здесь я, беспокоилась. Тут ведь ничего не знаешь… всякое случается. Значится говорю, в четыре… услышала, что кашляет, и пошла сюда. Как вошла — прямо остолбенела! Смотрю — лежит раскрытый, а ветер дует прямо на него! Ну, я сразу же захлопнула окно и начала его кутать, греть. Он был прямо, как ледышка! Что он хорошенько простыл — это ясно! Быстрей бы уж доктор пришел!
Я успела умыться и одеться к приходу доктора. Он сразу прошел к Тристану, и по выражению его лица я поняла, что наша тревога была не напрасной.
— Придется хорошенько заняться им! Это не пневмония… пока. Что ж, будем делать все возможное. Он крепкий мальчишка, но слишком еще мал… совсем малыш. Когда я его осматривал в прошлый раз, он выглядел уже неплохо.