Карр Филиппа. Роковой шаг

   — Это завершит цепь перемен, — сказал Ли. Сабрина и я пошли навестить Смита в его коттедже. Он устроился очень хорошо, вел холостяцкое хозяйство и держал Демона для компании.
   — Бедный старина Демон, — сказал Смит. — Он стареет, как и я.
   У Смита появилась и другая собака — чуть больше щенка.
   — Он будет стоять на посту, когда старина Демон умрет, — продолжал Смит. — Трудно прожить без собаки.
   Сабрина с удовольствием играла со щенком. Теперь она больше напоминала того ребенка, каким была прежде.
   — Вы славно поработали с этой колючкой, — сказал Смит. — Отец не правильно обращался с ней, и я говорил ему об этом. Он обычно выслушивал все, но это не меняло его поведения. Он был таким несчастным… как собака, покалеченная капканом. Совершенно замкнул в себе. О, я хорошо знал его. Вы — единственная, кто может присматривать за мисс Сабриной. И вы будете это делать. В ней много хорошего… если поискать.
   Я чувствовала умиротворение, беседуя с этим мудрым стариком.
   Но на протяжении последующих месяцев я порой приходила в отчаяние из-за Сабрины. Бывали времена, когда казалось, что она настроена причинять неприятности. Думаю, что мы все были с ней терпеливы. Нэнни Керлью привыкла к ней, но Нэнни Госуэлл была настроена критически, сравнивая ее со «славным мужичком», который даже в младенческом возрасте, по мнению Нэнни, более уважительно относился к другим людям, чем мисс Сабрина. Нэнни Керлью объясняла своей кузине, что Сабрина много выстрадала в связи с несчастным случаем и что ей требуется особая забота.
   Что же до Эммы, она заходила в детскую довольно редко и была совершенно счастлива тем, что ее сын остается на попечении Нэнни Госуэлл. На Сабрину она не обращала внимания до инцидента с картами.
   У Сабрины был альбом с вырезками, который она очень любила. Мне было приятно видеть ее заинтересованной каким-то делом, и мы часто вместе обсуждали, как лучше разместить картинки, которые она собирала. Мы прекрасно проводили время, сравнивая один цвет с другим и совмещая их. Она собирала все гравюры, которые мы могли найти, а также старые песни, баллады и вырезки из газет. Много счастливых часов было проведено с банкой клея над раскрытым альбомом. Если я говорила:
   — Давай-ка взглянем на альбом, — Сабрина всегда с радостью соглашалась.
   Мы устраивали званый обед, один из тех, которые не доставляли мне радости, так как после него, конечно, собирались играть, и я знала, что ставки будут высоки. Иногда я спрашивала себя, не собирается ли Ланс поставить на кон наш дом.
   В таких обстоятельствах Ланс обычно бывал чуть рассеян. Он, как всегда, был очарователен, но мысли его явно были заняты не мною.
   Пока мы одевались я сказала ему:
   — Меня немного беспокоит Эмма.
   — Показалось ли мне или он действительно встревожился?
   — Из-за чего? — быстро спросил он. — Кажется, она вполне счастлива.
   — Не играет ли она по-крупному? Ланс рассмеялся:
   — О, ты снова об игре, не так ли? Ну, я бы ответил, что умеренно.
   — И выигрывает?
   — Она по натуре удачлива. Некоторым людям везет, но не всегда, конечно.
   — Вернула ли она то, что одалживала у тебя… для разгона?
   — О да, и довольно быстро. Я бы сказал, что ей везло гораздо больше обычного. Одно время она была настоящим любимцем фортуны.
   Да, подумала я и представила, как Эмма вытаскивает карту из кармана нижней юбки.
   — У нее есть намерение скопить достаточно денег на дом для себя и Жан-Луи, — засмеялся Ланс. — Я говорил ей, что ее дом здесь, пока она этого хочет. Я не мог сказать иначе твоей единокровной сестре.
   — Спасибо, Ланс, Ты очень добр ко мне… и к Эмме.
   Он подошел и поцеловал меня. Я видела его отражение в зеркале: элегантный, изящный, он как будто исполнял свою роль на сцене. Ему всегда можно было доверять во всем, что касалось этикета и хороших манер.
   — Дорогая, это ты добра ко мне.
   — Мне кажется, Ланс, ты сделал бы многое, чтобы я была счастлива.
   — Был бы рад такой возможности.
   — За исключением одной вещи: ты никогда не откажешься ради меня от игры.
   — Леопарды не могут поменять свою окраску, дорогая, а игроки не могут отказаться от игры.
   — Я думала иначе, — сказала я.
   — Я знаю, что тебе никогда это не нравилось, но я не в состоянии отказаться от игры. Эти чары владеют мною с рожденья. Когда мне было восемь лет, я заключал пари с конюхами на пару жуков, ползущих по земле. Это врожденное свойство, и это непоправимо.
   Я бы сделал это для тебя, если б смог, но не могу. Я бы перестал тогда быть самим собой.
   — Понимаю, Ланс.
   — И ты простишь меня за это?
   Он взял меня за подбородок и улыбнулся мне.
   — Да, если ты простишь меня за мою докучливость и постоянное напоминание тебе об этом.
   — Я знаю, что ты заботишься о моем благе, и благославляю тебя, дорогая; я благодарен тебе.
   Он выглядел таким привлекательным и печальным, что я почувствовала стыд за мою смутную неудовлетворенность, и за мои подозрения, и за мои грезы о Диконе.
   Обед, как всегда, прошел весело, и сразу после него все удалились в другую комнату играть в карты. Я пошла с ними, чтобы перед сном по привычке проверить как они устроились. Карты лежали на столах, за которыми усаживались гости. Я наблюдала за Эммой. Я никогда не могла без удивления видеть ее за карточным столом. В ее глазах появилось алчное, возбужденное выражение, которое я так часто замечала у Ланса.
   Вдруг раздался крик изумления. Я обернулась.
   Ланс держал в руках колоду карт и пытался разъединить их. Кто-то вскрикнул за одним из столов:
   — Они склеены!
   Все остолбенели. Карты хранились в шкафу в этой комнате. Любому из домочадцев было это известно. Я сразу все поняла.
   — Вот дьявол.. — проговорил Ланс, пытаясь сдержать вспышку гнева. — Что это за шалость?
   — Все ли они склеены? — спросила я.
   — Кажется, да, — сказал один из гостей.
   — И эти тоже, — показал другой. Ланс закричал слуге голосом, которого я никогда не слышала у него раньше:
   — Принеси еще карт!
   К счастью, в доме было множество колод, их немедленно принесли, и игра началась.
   Выходя из комнаты, я увидела, как на лестнице мелькнуло что-то белое. Я поднялась к Сабрине. Она лежала в кровати, закрыв лицо простыней. Я подошла к ней и стащила простыню. Глаза у девочки были крепко закрыты, как будто она спала.
   — Бесполезно, Сабрина, — сказала я. — Я знаю, что ты не спишь. Я видела тебя на лестнице.
   Она открыла глаза и посмотрела на меня, пытаясь подавить смех.
   — На самом деле вовсе не смешно, — сказала я.
   — Нет, смешно, — возразила она.
   — Все очень сердились.
   — И он тоже?
   — Очень.
   Она выглядела удовлетворенной.
   — Сабрина… зачем?
   Она молчала и улыбалась.
   — Ты не должна делать вещей, которые огорчают людей, — сказала я.
   — А я и не огорчала. Я сделала это потому, что ты не хочешь, чтобы они играли в карты. Они и не смогли бы, если бы все карты были склеены. Что он сделает?
   — Он может поговорить с тобой.
   Это заставило Сабрину снова рассмеяться.
   — Мне нет до него дела.
   — Но тебе следует с ним считаться.
   — Почему?
   — Потому что ты живешь в его доме, и он любит тебя.
   — Он не любит меня. Он не любит никого. Он любит карты.
   Я села на кровать и задумалась. Интересно, удастся ли мне когда-нибудь перевоспитать Сабрину? Вдруг она вскочила с постели и взобралась ко мне на колени.
   — Кларисса, ты не сердишься на меня? Скажи, что нет. Ведь я сделала это для тебя.
   — Сабрина, я не хочу, чтобы ты так поступала.
   — Он рассердился, — сказала она, прижавшись лицом к моим волосам. — Возможно, он отошлет меня отсюда. Поедем со мной, Кларисса. Давай уедем далеко-далеко. Давай убежим.
   — Ланс, конечно, не захочет, чтобы ты уезжала. Он простит тебя.
   — А мне не нужно его прощение.
   — О, Сабрина, пожалуйста…
   — Расскажи мне сказку.
   Поколебавшись, я начала рассказывать сказку с поучительным содержанием.
   Я просидела с ней, пока она не заснула, и тогда бесшумно выскользнула из комнаты. Было уже поздно, когда Ланс вошел в спальню. По выражению его лица трудно было понять, повезло ли ему в игре, так как он никогда не предавался унынию при проигрышах, хотя мог прийти в восторг при значительном выигрыше.
   Невозмутимость при неудачах была для него основой хороших манер, и этому кодексу он следовал неуклонно.
   Мы не говорили с ним об инциденте с картами. Он только рассмеялся и сказал:
   — Мне кажется, что это — проделки шалуньи Сабрины.
   И на этом вопрос был исчерпан.
   Я нежно любила его за это. Он не был злопамятен, и гнев, который он почувствовал в момент происшествия, полностью прошел. Он заставил себя забыть про это дело.
   На следующее утро после завтрака Сабрина спустилась вниз, одетая для урока верховой езды. Она выглядела прелестно в коричневом костюме и в такой же шляпе, надетой набекрень. У нее был торжествующий и воинственный вид, и она явно ожидала наказания за свое поведение в предыдущую ночь.
   Когда она появилась, Ланс был в холле. Я увидела, что ее лицо изменилось. Она чуточку оробела, несмотря на напускную браваду.
   Ланс сказал:
   — Привет, Сабрина. Прямо на боевого коня?
   — Да, — быстро сказала она.
   — Не гони его слишком сильно.
   Сабрина была сбита с толку: Ланс ничего не сказал о карточном инциденте. Очевидно, он забыл о нем. Сабрина была слишком удивлена, чтобы скрыть свое разочарование. Я подумала тогда, что наилучший способ реагировать на ее выходки — это делать вид, что в них нет ничего особенного.
   Она была все еще задумчива при возвращении с занятий. Я последовала за ней в детскую. Там находились Эмма, решившая в кои веки раз навестить Жан-Луи. Нэнни Госуэлл расхваливала достоинства ее «мужичка»; Нэнни Керлью чинила платье Сабрины;
   Жанна раскладывала только что выстиранную одежду.
   Эмма неодобрительно взглянула на Сабрину и сказала:
   — А, вот и она. Я как раз говорила о тебе. Ты — негодная девчонка, и тебя следует высечь.
   Глаза Сабрины вспыхнули от гнева. Она ненавидела Эмму, и я чувствовала, что после спокойного восприятия ее поступка Лансом девочка готова пуститься в ссору.
   — Вы не смеете пороть меня, — сказала она.
   — Я не смею? Мне бы следовало сечь тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о прощении. Ты плохая, злая девочка, которая всем приносит неприятности. Например, склеивает карты. Зачем ты это сделала? Чтобы досадить всем? Все решили, что ты — самая непослушная девочка, какую они когда-либо встречали.
   Я хотела вмешаться, но не сделала этого, ибо чувствовала, что Сабрине надо узнать, как воспринимаются ее поступки людьми.
   — Я хотела бы, чтобы ты получила то, что заслуживаешь, — продолжала Эмма. — Ты — неблагодарный звереныш. Тебе предоставили здесь кров…
   Я остановила ее. Мне не хотелось, чтобы Сабрина копила новые обиды. Я сказала:
   — Сабрина очень огорчена. Она больше не будет делать подобных вещей.
   — Нет, буду, — сказала Сабрина, сурово глядя на Эмму.
   Я сняла с нее шляпу и взъерошила ей волосы.
   — Нет, ты не должна этого делать, — сказала я. — Переоденься, дорогая. Нам пора за уроки.
   Я учила Сабрину сама. Мы решили, что гувернантку можно нанять позднее.
   Нэнни Керлью взяла Сабрину за руку и повела ее к спальне.
   — У тебя будут хлопоты с этим ребенком, Кларисса, — сказала Эмма.
   — Я справлюсь, — ответила я.
   — Она должна бы быть благодарной. Ведь ей предоставили кров.
   — Я не хочу, чтобы она так думала, — ответила я быстро. — Я хочу, чтобы она воспринимала этот дом как свой собственный, как родной.
   — Ты портишь ее. То, что она сделала прошлой ночью, было по-настоящему зловредно.
   — Это всего лишь озорство. Нэнни Госуэлл сказала:
   — Нэнни Керлью наказала Сабрину. Она не получит сегодня клубничного варенья.
   — Не получит варенья! — воскликнула Эмма. — Что это за наказание! Оно только вдохновит ее на новые шалости.
   Я не хотела спорить с Эммой и поэтому вышла.
   Жанна пошла со мной.
   — А кто она такая, чтобы говорить Сабрине о предоставленном крове, а? Объясните мне это. Что это за госпожа Эмма, а? Славный видок бы она имела, если бы этот кров не был предложен ей самой.
   Я молчала и не спорила с ней. Она только сказала то, о чем я думала сама.
   Позже в тот же день я пошла погулять в лес с Сабриной. Мне хотелось объяснить ей, что она была бы гораздо счастливее, если бы не ссорилась с людьми. Я не ссылалась на случай с картами, так как чувствовала, что мы уже достаточно поговорили об этом. Но она должна была понять, что нужно стараться помогать людям, а не раздражать их.
   Сабрина веселилась, бегая и собирая колокольчики. Они казались нежной туманной синевой под деревьями. Приближалось лето.
   — Когда наступит теплая погода мы устроим в лесу пикник, — сказала я. — Тебе это понравится, правда, Сабрина?
   — Правда.
   Потом мы затеяли игру: называли вещи, которые хотели бы положить в корзину для пикника, а затем проверяли память друг у друга, вспоминая их в том же порядке. Сабрина любила такие игры и вкладывала в них много энтузиазма, тем более что она неизменно выигрывала. Смеясь, она поправляла мои ошибки и в эти моменты была обычным счастливым ребенком.
   Мы пришли к долиновой дыре. Это была одна из искусственно вырытых в доисторическое время ям, которые были обнаружены в Кенте и в Эссексе. Она находилась примерно в трех четвертях миль от дома. Сабрину всегда притягивала это место, и я заставила девочку поклясться не подходить к ней слишком близко. Помня о несчастном случае на льду, она обещала, и я не сомневалась, что она не нарушит данного мне слова. Но ноги сами вели ее к яме, и она, бывало, стояла поодаль, рассматривая яму с благоговейным страхом.
   — Зачем ее сделали? — спросила она.
   — Мы не знаем. Прошло слишком много времени. Может быть, в ней прятались от врагов. В то время постоянно воевали. Или она служила для хранения продовольствия.
   — Но как туда спуститься?
   — Должно быть, существовали какие-то приспособления.
   — Как лестница у Джейкоба.
   — Возможно.
   — Насколько глубока яма?
   — Говорят, очень глубока. Я не думаю, чтобы кто-либо когда-либо спускался туда.
   Тогда Сабрина сделала то, что делала всегда: она подобрала камень, бросила в отверстие и застыла, прислушиваясь. При падении камня на дно не раздалось никакого звука, и это внушало доверие к рассказам о том, что у ямы нет дна.
   — Она идет прямо вниз и вниз, к центру земли, — сказала Сабрина.
   — Поэтому будь осторожна и обещай не подходить слишком близко.
   Она кивнула и попятилась.
   Неделя за неделей проходили спокойно, и я надеялась, что случай с картами оказал хорошее воздействие на Сабрину. Единственным, кто сердился на нее, была Эмма, но Сабрина не слишком обращала на нее внимание.
   Она проводила со мной много времени, и казалось, что ее предубеждение к Лансу проходит. По-моему, он начинал ей нравиться. Она считала, что Жан-Луи глупый ребенок и что Нэнни Госуэлл любит его до безрассудства. Она любила Нэнни Керлью, которая хладнокровно относилась к ее проделкам, и уважала свою няню за это.
   Несомненно, мы с Сабриной становились все ближе Она учила со мной уроки и была при этом сообразительной и прилежной. Ей не хотелось получить гувернантку, и она старалась доказать мне, что я могу учить ее гораздо лучше, чем кто-либо другой. Самое горячее ее желание заключалось в том, чтобы я проводила с ней как можно больше времени; тогда Сабрина была счастлива.
   Теперь ее прегрешения бывали очень нечасты — маленькие вспышки озорства, например, запирание Жан-Луи в кладовке, куда Сабрина заманила его обещанием угостить пирожками с голубятиной. Когда мы все старательно искали малыша, она повинилась в содеянном. Мы нашли Жан-Луи крепко спящим на полу после чрезмерного употребления пирожков.
   — Он так любит хорошо поесть, — сказала Сабрина ироническим тоном, — что я подумала, как славно было бы запереть его там, где много еды.
   — Он мог объесться и заболеть! — негодующе воскликнула Нэнни Госуэлл.
   — Тогда это послужило бы ему хорошим уроком, — сказала Сабрина сурово.
   — Есть еще кое-кто, кому не помешает урок, — парировала Нэнни Госуэлл.
   Нэнни Керлью сказала, что без наказания не обойтись, и Сабрину послали в постель. Я зашла к ней, когда подошло время спать, и застала ее за чтением.
   — Мне нравится, когда меня посылают в постель, — сказала она благодушно.
   Я попыталась ей объяснить, как мы все беспокоились о Жан-Луи. Сабрина обвила руками мою шею и сказала, что вовсе не хотела тревожить меня, а думала только о старой тете Эмме, которой не вредно побеспокоиться, потому что она отнимает у меня Ланса при помощи этих дурацких старых карт.
   Не было никакого сомнения в ее любви ко мне; что касается меня, то она удовлетворяла потребность моей натуры в детях, которую мой брак далеко не удовлетворял.
   Был и другой случай — снова с картами. Мы уже отобедали, и как раз в тот момент, когда наши гости собирались идти в комнату для игры, на лестнице раздался шум и появилась Сабрина. Она оделась в одной из моих наиболее изысканных платьев, которое свободно висело на ней и волочилось по полу. И это шило еще не все: она нарумянила щеки кармином, густо напудрила лицо и приклеила мушку на подбородок. На ней были мое изумрудовое ожерелье, брошь и безоаровое кольцо.
   — Сабрина! — воскликнула я.
   — Я подумала, что было бы приятно присоединиться к карточной компании, — сказала она. Ланс захохотал во все горло.
   — Иди же сюда, Сабрина, — позвал он. — Во что ты будешь играть? Сегодня вечером мы намеревались в «фараон».
   — Как вы пожелаете, — томно сказала Сабрина.
   — Где ты взяла эти вещи? — спросила я.
   — Ты же знаешь. Это твои вещи.
   На лестнице появилась Нэнни Керлью.
   — О, мисс Шалунья, — пробормотала она.
   — Уведи Сабрину, — велела я. — Она собиралась присоединиться к нам, но для нее уже немного поздновато.
   — Я не устала, — нетерпеливо возразила Сабрина. Нэнни Керлью крепко взяла ее за руку и утащила.
   — Что за очаровательное создание, — протянула одна из дам.
   — Это кузина Клариссы, — объяснил Ланс. — Она обеспечивает нас развлечениями. Ну, а теперь за дело. Когда мы наконец займемся «фараоном»?
   Они расселись, и я поднялась в детскую. Сабрина, лишенная пышного наряда и облаченная в свою ночную рубашку, приняла смиренный вид.
   Я смыла косметику с ее гладкой молодой кожи и не смогли удержаться от смеха, когда вспомнила ее недавний вид. Сабрина тоже рассмеялась.
   — Тебе понравилось, правда? — спросила она. — Я была очень смешной?
   — Не стоило появляться в таком виде… но ты действительно выглядела очень смешно.
   — И Лансу понравилось, — сказала она. Я поняла, что девочка все сильнее привязывается к Лансу, и так как он достигал этого без малейшего усилия, это говорило в пользу его очарования.
   Я еще раз застала сцену в детской, и снова в ней участвовала Эмма. Няни беседовали о вчерашнем происшествии.
   — Там была она, эта шалунья, — говорила Нэнни Керлью. — Вся разукрашенная, с мушками и в пудре. Я никогда не видела ничего подобного.
   Сабрина стояла тут же и внимательно слушала.
   — И не только это, — вставила Жанна. — Она была в лучших изумрудах миледи и с ее кольцом. Все сверкало и блестело…
   — Должно быть, она выглядела смешно, — сказала Нэнни Госуэлл.
   — Она выглядела нелепо, — сказала Эмма. — Этому следует положить конец. Была бы моя воля…
   Сабрина исподтишка высунула язык и посмотрела в сторону Эммы.
   — Все эти драгоценности, — размышляла Жанна, — стоят кучу денег. Да за их цену можно купить цветочный магазин в центре Парижа!
   Эмма сказала:
   — А, привет, Кларисса. Мы разговариваем о прошлой ночи.
   — Сабрина не прочь принарядиться, — сказала я.
   — А где она взяла эти драгоценности? Ты довольно беззаботно с ними обращаешься.
   — Обычно нет. Я собиралась надеть их прошлой ночью, но в последнюю минуту изменила решение. Они лежали в моей шкатулке для драгоценностей.
   — На трюмо, — пискнула Сабрина. — Я знала, где их взять.
   Эмма пожала плечами в знак полной беспомощности.
   Я ничего не сказала. Мне не хотелось обсуждать поведение Сабрины с Эммой, поэтому я повернулась к дверям, и когда она выходила вслед за мной, я услышала ее тихий шепот:
   — Надо что-то делать с этим ребенком. Она вырастет чудовищем.
   Я оглянулась, надеясь, что Сабрина не расслышала ее. Кажется, она действительно не слышала, потому что прислушивалась к Жанне, чьи руки потянулись к Иоанну Крестителю, которого она носила под блузкой. Жанна бормотала:
   — Все эти прекрасные драгоценности. Боже мой, она могла что-нибудь потерять. И этого достаточно для покупки цветочного магазина в центре Парижа.
 
   Прошло несколько месяцев, и лето почти кончилось. Наступил сентябрь, и листья пожелтели, но большинство из них еще держались на деревьях, и было так приятно прогуливаться по лесу. Когда я входила в него, то думала, что очень скоро нам придется покинуть деревню ради Лондона, поскольку к началу сезона Ланс хотел быть там. Он умел найти какой-нибудь предлог для возвращения в город, и так как управление имением было в хороших руках, здесь его ничто не держало.
   В деревне тоже можно было играть в карты, но в Лондоне было больше возможностей делать крупные ставки. Лансу нравилось ходить в клубы и играть, и именно в Лондоне у него был круг безрассудных друзей.
   Я решила, что в оставшиеся теплые дни буду ездить верхом или прогуливаться по этим милым, усыпанным листьями тропинкам и наблюдать приход осени с ее туманами, плодами и серебряными паутинами.
   Я отчетливо вспоминаю наше с Сабриной возвращение с прогулки. Она была теперь вполне умелой маленькой наездницей. Ради езды с упряжью она заменила своего пони небольшой кобылой, которую дал ей Ланс. Она очень любила лошадь и все больше привязывалась к Лансу. Ей нравилось его равнодушие к ее выходкам, и мне кажется, что она была немного увлечена его привлекательной внешностью и элегантной одеждой.
   — Он — мой кузен, — сказала она однажды с явным удовольствием. — Конечно, не настоящий кузен, а только благодаря твоему браку с ним.
   Сабрине было трудно чувствовать к кому-либо безразличие. Казалось, что для нее существуют только горячая любовь и пылкая ненависть. Я была очень рада тому, что Ланс начинал входить в группу избранных.
   Итак, мы подошли к тому дню, не подозревая, что могло произойти нечто необычное. У нас был званый обед, и я пошла в свою комнату переодеться. Обычно там хлопотала Жанна, достававшая мои вещи, но в этот день она отсутствовала и ничего не было приготовлено.
   Я позвонила в колокольчик, и одна из горничных пришла на мой вызов.
   — Пожалуйста, найди Жанну и скажи ей, что я жду, — сказала я.
   Она пошла на поиски.
   Это само по себе было странно, так как в подобные дни Жанна всегда принимала важный вид и суетилась в моей комнате задолго до того, как я начинала переодеваться.
   Жанна все не шла. Через некоторое время появилась запыхавшаяся и обеспокоенная горничная.
   — Извините, миледи, но я не могу найти Жанну. Кажется, ее нет в доме.
   Это было уже совсем странно. Неужели она ушла куда-то и потеряла счет времени? Это требовало объяснений. Она никогда не ходила очень далеко. Иногда она прогуливалась по лесу, собирая травы, так как ей нравилось делать медицинские и косметические смеси. Она любила замечать, что все ценное выходит из земли. Эта старая поговорка владела ее воображением.
   Какое-то время я ожидала, что она вбежит, запыхавшись от спешки. Но этого не случилось. Время шло, а Жанна все не возвращалась.
   Я решила надеть парчовое платье кремового цвета, полагая, что мои изумруды хорошо подойдут к нему. Я подошла к шкафу и вынула платье, затем открыла шкатулку для драгоценностей. К моему ужасу, она была пуста. Изумрудное ожерелье и брошь исчезли вместе с безоаровым кольцом.
   Это было совершенно непонятно, и теперь я начинала ощущать тревогу.
   Я пошла в комнату Жанны. Она была пуста. Кровать была аккуратно застелена, но ничто не говорило о присутствии Жанны. Я подошла к шкафу. Он опустел. Ее лучшее черное платье, которое она любила надевать по вечерам, исчезло. Там вообще ничего не было. Я выдвинула ящики комода — все они были пусты.
   Жанна ушла!
   Это было невозможно. Должно было существовать какое-то объяснение. Как будто она могла уйти подобным образом! Как будто она могла исчезнуть, ничего не сообщая мне! Но где же она?
   Я начала неистово искать записку. Ее не было.
   Вернувшись в свою комнату, я дернула шнур звонка. Маленькая горничная появилась опять.
   Я твердо сказала:
   — Найдите Жанну. Пусть все ищут ее. Ее спальня пуста. Вся одежда исчезла.
   Горничная уставилась на меня с открытым ртом.
   — Мы должны найти ее, — сказала я. Однако нам не удалось найти Жанну. Ее не было в доме, и никто не видел, как она выходила, но все ее вещи исчезли.
   Мне нужно было одеваться. Званый вечер должен был состояться независимо от моего настроения.
   Я отбросила парчовое платье. Мне не хотелось глядеть на эту пустую шкатулку. Должно было существовать объяснение исчезновению драгоценностей. Был один ответ, но я отказывалась в него верить, хотя логика событий заставляла меня сделать это.