Карр Филиппа. Слезы печали

   — Я вижу, дети весьма уважительно относятся к ней, — заметила мама.
   Не понимаю, как ей удалось успокоить меня, но она это сделала. Она заставила меня понять, что я была счастлива и уже поэтому должна благодарить судьбу. Печально, конечно, что мое счастье было столь недолгим, но у меня, по крайней мере, остались воспоминания о нем.
   Мама сказала, что собирается навестить леди Зверели по пути в Кельн, где ее ждет наш отец, и что было бы хорошо, если бы я поехала вместе с ней в замок Туррон и некоторое время побыла с Матильдой. Это облегчило бы горе моей свекрови. Затем мама поедет в Кельн, а я вернусь в Контрив.
   Так мы и договорились.
   Бедная Матильда! Как я и предполагала, она была раздавлена обрушившимся на нее горем.
   Она обнимала меня, называла дорогой доченькой и постоянно говорила об Эдвине:
   — Он был надеждой нашей семьи. И вот он погиб, наш единственный сын… нам остается только оплакивать его.
   Позже мама сказала мне:
   — Боюсь, дорогая, что это отнюдь не смягчает твоего горя, но ей легче оттого, что ты здесь. Так что держись ради нее.
   Она была права. Мне и самой становилось легче, когда я утешала Матильду Эверсли.
   Карлотта была похожа на печальный серый призрак. Бедная Карлотта сначала потеряла своего любимого, а потом и брата! Казалось, она живет, ожидая, какой очередной удар нанесет ей судьба.
   Я прогуливалась с нею по саду, и она расспрашивала меня о гибели Эдвина. Я могла лишь пересказать ей то, что говорила Харриет.
   — Значит, Харриет была последним человеком, который видел его живым. Так и должно было случиться.
   — Она находилась в старой беседке и услышала, как Эдвин подъезжает к дому. Видимо, поблизости сидел кто-то в засаде.
   Карлотта прищурилась и спросила:
   — А что она делала в этой беседке? Ты ее спрашивала?
   Я поспешно ответила:
   — Мы все обязаны были выполнять какие-нибудь работы по дому. Она вышла собирать целебные травы, а потом, наверное, захотела отдохнуть в беседке.
   Карлотта крепко сжала губы. Конечно, она никогда не простит Харриет за то, что та отняла у нее Чарльза Конди.
   И тогда я излила ей все свои чувства. Я рассказала ей о пуговице и о моем глупом поведении, которое вызвало серьезные подозрения.
   — Ты не могла все предвидеть, — сказала она. — Все это кажется таким невинным. Не стоит терзаться.
   Она относилась ко мне так мягко, так нежно, и я поняла, что в лице Карлотты обрела друга.
   Какая скорбь царила в этом доме и как мучительно мне было выслушивать слова Матильды, благодарившей меня за то, что я сделала счастливыми последние недели Эдвина!
   Она сказала:
   — У нас военная семья. Мой сын погиб за своего короля, и мы должны этим гордиться. Он умер на поле брани, как и его предки. Не будем забывать об этом.
   Однажды, когда мы сидели вместе с Матильдой, моя мать заговорила о Харриет. Карлотты с нами не было. Я догадалась, что мама не хотела задевать эту щекотливую тему при Карлотте, которую это могло больно ранить.
   — Весьма странная молодая женщина, — сказала мать. — Арабелла рассказала мне о том, как она попала в наш дом. Что вы о ней думаете, Матильда?
   Матильда Эверсли заколебалась.
   — Ей очень удался этот спектакль, — сказала она. — Мы сочли ее присутствие здесь очень удачным… поначалу.
   — А потом? — спросила мама.
   — Ну, здесь был Чарльз Конди… Я вмешалась:
   — Вряд ли можно ставить это в вину Харриет. Он в нее всерьез влюбился.
   — Она очень привлекательна, — признала мама.
   — Это оказалось несчастьем для бедной Карлотты.
   — Но в конечном итоге — везением, раз он столь непостоянен.
   — Может быть, и так, — вздохнула Матильда.
   — И это все? — продолжала настаивать моя мать. — До этого инцидента вы были вполне довольны ее пребыванием здесь?
   — Это был самый лучший семейный праздник с тех пор, как мы покинули Англию.
   — И все благодаря Харриет, — поспешно вставила я.
   — Да, это правда, — согласилась моя свекровь. Казалось, что мать отчасти удовлетворена этим разговором, но я, хорошо знавшая ее, чувствовала, что она продолжает напряженно размышлять, и мне стало ясно, что она не избавилась от своих сомнений относительно Харриет.
   Я попрощалась с мамой и семейством Эверсли и, добравшись до замка Конгрив, встретила там горячий прием. Мадам Ламбар испекла пирог с надписью из теста: «Добро пожаловать домой, Арабелла!», трое малышей хором спели приветственную песенку, которой их научила Харриет и которую, как она шепнула мне на ухо, они повторяли каждый день. Я была просто обязана показать им, как я рада.
   — Никаких слез, — шепнула мне Харриет. — Дети так старались. Нельзя их расстраивать.
   Да я и не собиралась этого делать. С удивлением я обнаружила, что мрак, окружавший меня, немного рассеялся.
   Это снизошло на меня неожиданно, как откровение.
   Я проснулась погожим утром, как обычно открыв глаза и вспомнив, что я вдова, ощутила чувство страшного одиночества. Некоторое время я лежала, думая о том, как просыпалась рядом с Эдвином, как рассматривала его и как однажды он неожиданно расхохотался, потому что уже давно не спал.
   Затем мне следовало закрыть глаза и погрузиться в свое горе, уверяя себя в том, что жизнь для меня кончена. Потом я все же заставила бы себя встать и напомнила бы себе о том, что ради малышей нельзя выглядеть слишком мрачной.
   Но сегодня утром в моем сознании словно сверкнула молния. Это было возможно. Неужели это случилось?
   Если так, то все представало передо мной в ином свете.
   Конечно, пока и речи не было о какой-либо уверенности. Но если это так, — о, Боже! — я смогу начать жизнь снова.
   Я лежала, закутавшись в кокон надежды.
   В течение нескольких недель станет ясно, верно ли это, есть ли у меня причина продолжать жить.
   Сейчас я лишь могла твердить себе: я снова начну жить.
   Изменения, которые произошли во мне, стали заметны всем.
   — Ты начинаешь выправляться, — сказала Харриет, взглянув на меня так, что я поняла: она действительно любит меня.
   Дети тоже обратили внимание на перемены. Они скакали вокруг меня и весело визжали, как прежде. Лукас, милый Лукас, так повзрослевший за эти месяцы, тихо радовался за меня.
   Да, конечно, я была благодарна им за то, что они помогли мне выйти из этого непроглядного мрака. Но если моя догадка была верна… ах, если бы только это оказалось правдой… тогда, значит, я не совсем потеряла Эдвина.
   К концу июля моя уверенность окрепла.
   Я знала, что у меня будет ребенок.
   Мадам Ламбар, выполнявшая в округе обязанности акушерки, подтвердила мои предположения.
   Она так обрадовалась, что сначала даже разрыдалась, а потом разразилась потоком слов.
   Добрая женщина сказала мне, что милосердный Господь услышал ее молитвы. Она молилась о том, чтобы он даровал мне это благо. И вот он благословляет меня.
   Она и Господь милосердный вместе собиралась заботиться обо мне. Имея таких покровителей, я могла ни о чем не беспокоиться, зная, что мне будут обеспечены должные уход и внимание. Я вновь буду счастлива.
   Да, подумалось мне, я еще могу стать счастливой. Когда мне положат на руки моего… нашего с Эдвином ребенка, я действительно буду счастлива.
   Конечно, я рассказала об этом Харриет.
   Она так развеселилась, что на нее напал приступ смеха.
   — Что ты видишь в этом забавного? — поинтересовалась я.
   — Просто меня сразила твоя новость, — ответила она. — Я рада за тебя, Арабелла. Я уверена, что это совершенно изменит твою жизнь.
   — Да, Харриет, это верно.
   Я немедленно написала письмо родителям и уже потом вспомнила о Матильде Эверсли. В конце концов, это касалось и ее.
   Ответ от нее я получила незамедлительно:
   «Моя дорогая доченька!
   Письмо, полуценное от тебя, наполнило меня таким счастьем, которого я уже и не ждала. Будь благословен тот день, когда ты переступила порог нашего дома! Эдвин останется для нас живым. Будем молиться о том, чтобы родился мальчик, хотя мы, будем рады и девочке. Но рождение мальчика решило бы многие наши проблемы. Видишь ли, дорогое дитя, я могу говорить с тобой об этом, поскольку ты вошла в нашу семью. Эдвин был наследником знаменитого рода и титула, и то, что он был единственным в семье сыном, стало трагедией. Унаследовать все права должен мой племянник Карлтон, с которым ты познакомилась в Англии. Безусловно, он весьма достойный человек, но если ты родишь мальчика, то продолжится наш род по прямой линии, что очень важно для нас. Мой дорогой внучек! Лорд Эверсли будет вне себя от радости. Я немедленно напишу ему. Господи, какое это счастье! Как радостно получать добрые вести! Береги себя. Возможно, будет лучше, если ты, приедешь к нам. Я не могу передать, какую радость доставило мне твое письмо…»
   О да, теперь я вновь могла быть счастлива. Я просыпалась по утрам с легким сердцем. Мой брак еще не завершился. Мне было, ради чего жить.
   Я написала Матильде, уверив ее в том, что мадам Ламбар — лучшая акушерка во всей округе, и так как она сама вызвалась присматривать за мной, то лучше всего положиться на нее. Этот ребенок особенно дорог нам ввиду обстоятельств, связанных с его появлением на свет. Я решила не идти на неизбежный риск, связанный с переездом. Я полностью доверяю мадам Ламбар и уверена: ребенок будет вне опасности.
   Гонцы прибывали в замок и отправлялись из него. Мои родители были в восторге.
   Отец писал, что ситуация меняется коренным образом и надежда крепнет.
   «Новости с родины звучат обнадеживающе. Эдвин сумел прислать ценную информацию. От его кузена, ведущего столь важную работу, продолжают поступать хорошие известия.
   Моя дорогая дочь, может случиться так, что к моменту рождения твоего ребенка окончательно созреет решение короля вернуться в Англию. Какой радостью стало бы это для всех нас!»
   В его словах сквозила небывалая уверенность, а он был человеком, реально смотревшим на вещи. Поэтому можно было считать наши надежды обоснованными.
   Я начала мечтать о будущем.
   Мой ребенок должен был появиться на свет в январе следующего, тысяча шестьсот шестидесятого года.
   Теперь дни летели быстро. Просыпаясь по утрам, я чувствовала себя совсем иначе, чем раньше. Мне даже нравились те мелкие неудобства, которые доставляет беременность. Я начала отмечать дни и месяцы в предвкушении момента, когда смогу взять на руки свое дитя.
   Настроение ожидания пронизывало весь замок. Главной темой разговоров было: «Вот когда появится ребенок…»Я приступила к подготовке приданого для малыша под руководством Жанны, оказавшейся неплохой портнихой. И хотя мне трудно было хвастать успехами в этой области, я получала огромное удовлетворение от своей работы.
   Детям сказали, что в доме ждут появления нового младенца, и тогда они станут его дядями и тетей. Это привело их в неописуемый восторг, в особенности Фенна, самого младшего в семье, который впервые ощутил значимость собственной персоны. Каждый день он спрашивал, не родился ли малыш, не стал ли он уже дядей.
   Когда я работала, Харриет любила сидеть возле меня и для приятного времяпрепровождения иногда читала мне разные пьесы в лицах Любили послушать ее и дети. Сама Харриет тоже изменилась. Я не могла точно определить характер этих изменений: может, она просто стала более задумчивой, стала как-то более плавно двигаться и, на мой взгляд, слегка располнела.
   Она была озабочена тем, что, судя по всему, не понравилась моей матери, и выспрашивала меня о том, какие именно вопросы задавала мне мама. Упоминала ли я д'Амбервиллей?
   — Не называя их имен, — отвечала я. — И всего лишь сказала, что ты была вынуждена уйти от них, потому что один из сыновей начал ухаживать за тобой.
   Я видела, что Харриет встревожена.
   Помню, на дворе стоял июль, жаркий и душный, и я чувствовала какое-то умиротворение, зная, что причиной тому — ребенок, которого я жду.
   Пришло письмо от матери.
   «Дорогая Арабелла!
   Какие прекрасные новости! Я уверена, что ты сумеешь позаботиться о себе и что мадам Ламбар поможет тебе в этом. Она очень гордится своим опытом в этой области и, по-моему, не без оснований.
   Мне очень хотелось бы быть рядом с тобой, но, поскольку это невозможно, я рада тому, что можно положиться на мадам Ламбар. При первом же удобном случае я приеду к тебе. Как ты понимаешь, здесь происходят очень важные события, и похоже, что в это же время в следующем году мы будем жить дома. Так радостно будет собраться всем вместе…»
   О да, подумала я, еще есть вещи, ради которых стоит жить. Я продолжила чтение, и мое настроение испортилось.
   «Я размышляла о Харриет. Нам здесь нужен человек, который мог бы оказать помощь в наших приготовлениях. Я рассказала твоему отцу о Харриет, и он полагает, что будет очень неплохо, если она присоединится к нам. В конце концов, если нам суждено вскоре вернуться в Англию, с образованием младших детей можно слегка повременить. Нам уже рекомендовали прекрасного учителя…»
   Письмо выпало у меня рук. Я хорошо знала свою мать. Она явно не хотела, чтобы Харриет оставалась здесь, с нами.
   День-другой я ничего не говорила Харриет. Я хотела сделать это, но всякий раз мне трудно было начать. Она была достаточно умна, чтобы понять, что моей матери не нравится сложившаяся ситуация и она хочет удалить отсюда Харриет.
   Конечно, рано или поздно я должна была написать матери ответ, и поэтому, когда зашел разговор о возвращении в Англию, я решилась:
   — Харриет, мама написала мне письмо. Она хочет, чтобы ты поехала к ней. Она уставилась на меня.
   — Поехать к ней?
   Лицо ее мгновенно побледнело. Впервые в жизни я увидела Харриет испуганной.
   — Что это значит? — резко спросила она.
   — Так она мне пишет. Им там нужен кто-нибудь… то есть, ты понимаешь… у них много подготовительной работы. А ты хорошо пишешь и, наверное, каким-то образом сможешь…
   — Ей нужно, чтобы я уехала отсюда, да?
   — Она этого не написала.
   — Но имела в виду именно это. Я не поеду, Арабелла. Я не могу ехать.
   — Я напишу ей и сообщу, что нам здесь не обойтись без тебя. Не сердись, Харриет. Я не хотела расставаться с тобой.
   Некоторое время она молчала, как бы решаясь на что-то, а затем медленно проговорила:
   — Арабелла, мне надо кое-что тебе сказать. Я нахожусь в том же положении, что и ты. У меня тоже будет ребенок.
   — Харриет!
   Она жалобно смотрела на меня:
   — Это правда.
   — Как же это могло случиться?
   Харриет попыталась изобразить обычное легкомыслие.
   — О, как обычно.
   — Но кто?.. И когда?..
   — Примерно тогда же, когда и ты… Ну, возможно, чуть раньше.
   Она несколько истерически засмеялась, поскольку вовсе не была такой хладнокровной, какой хотела казаться.
   — Кто? Кто?.. — настаивала я, и тут меня осенило:
   — Чарльз Конди!
   Она спрятала лицо в ладони.
   Я сказала:
   — Ах, Харриет, как ты могла! Значит, ты должна выйти за него замуж. Немедленно напиши ему. Интересно, где он сейчас?..
   Харриет подняла лицо и рассерженно взглянула на меня:
   — Я никогда не выйду замуж за Чарльза Конди.
   — Но он отец твоего ребенка.
   — Ничто не заставит меня выйти за него замуж.
   — Но как же?
   — Позволишь ли ты мне остаться здесь и родить ребенка? Ты не выгонишь меня?
   — Харриет, как ты только могла подумать об этом! Но все так сложно…
   — Да, это непростая ситуация.
   — А что скажут люди?
   Она пожала плечами:
   — Такое случалось и прежде.
   — Кто-нибудь еще знает?
   — Думаю, мадам Ламбар подозревает.
   — Ты ей сказала?
   — Я не сказала никому, кроме тебя. Но в свое время об этом узнают все. Мадам Ламбар будет очень гордиться своей проницательностью.
   — О, Харриет!
   — Не смотри на меня так. Я всегда говорила тебе, что я не из тех, кого называют порядочными женщинами. Рано или поздно я должна была попасться.
   — Не говори так, пожалуйста.
   — А как мне еще говорить? Теперь ты понимаешь, почему я не могу уехать к твоим родителям?
   — Да, Харриет, понимаю.
   — Узнав об этом, они тем более захотят убрать меня отсюда.
   — Конечно, нет. Моя мать тебя поймет. Она ведь сама…
   Я была возбуждена и думала о своем собственном достаточно нетрадиционном рождении. Мама должна была проявить сострадание к Харриет, ведь она сама родила меня от человека, который в то время был мужем ее родной сестры. Я знала, что она не подведет меня. Она всегда с пониманием относилась к служанкам, у которых случались неприятности.
   Я продолжала:
   — Не бойся, Харриет. Мы позаботимся о тебе. Но мне все же кажется, что Чарльз Конди должен об этом знать.
   — Пожалуйста, не пытайся его разыскать или что-то ему сообщить.
   — Я не буду этого делать, раз ты так просишь.
   — Ах, Арабелла, в какой чудесный день я приехала в замок Конгрив! Я сразу почувствовала, что между нами возникла какая-то связь. Ведь мы с тобой, как сестры… У тебя будет ребенок… и у меня тоже. Я рада, что все так сложилось…
   Я взяла ее за руку:
   — О, Харриет, мы всегда должны помогать друг другу.
   Эта новость, потрясшая поначалу всех домочадцев, быстро перестала быть предметом всеобщих толков. Нужно сказать, что Харриет держалась превосходно: складывалось такое впечатление, будто она совершила какой-то подвиг, а вовсе не поступок, которого следует стыдиться.
   Слуги болтали между собой: она нашла себе любовника в замке Туррон. Она решила не выходить за него замуж. Такое случалось с девушками и раньше, но она имела возможность выйти замуж — и отказалась!
   Разумеется, у Харриет все должно было происходить по-особому.
   Настала прекрасная пора. Большую часть времени мы проводили вместе. Харриет смеялась над изменениями, которые происходили с нашими фигурами, и называла нас «объемистыми дамами». Она устраивала из этого комедию. Что бы ни происходило с Харриет, это всегда напоминало спектакль. А я вновь начинала чувствовать себя счастливой. Бывало, я часами не вспоминала об Эдвине, а ведь всего несколько недель назад мне трудно было поверить, что такое возможно.
   Разговоры о детях занимали массу времени. Мадам Ламбар подолгу рассказывала о родах, которые ей доводилось принимать, и выражала удовлетворение по поводу нашего с Харриет состояния. Мысль о том, что в доме почти одновременно появятся два младенца, доставляла ей двойную радость, а то, что один из них родится не вполне в соответствии с принятыми обычаями, ее не смущало.
   Лето подходило к концу.
   Мне пришлось сообщить матери о том, что Харриет беременна. Она желала знать имя отца, и я написала, что это один из молодых людей, которые присутствовали на памятном приеме в Турроне. Он предложил ей вступить в брак, но она не испытывала к нему чувства любви и храбро решилась сама заботиться о своем ребенке.
   Мама не стала ее осуждать и согласилась с тем, что мы должны позаботиться о будущей матери.
   Лукас был несколько ошеломлен новостью, но полностью сохранил свою преданность Харриет. Я думаю, что он даже женился бы на ней, если бы только она согласилась. Что же касается малышей, их было трудно удивить. Ведь Харриет была такой умной, и если я ждала ребенка, то она, естественно, не могла отставать от меня.
   Фенн объявил, что он может стать дважды дядей, если Харриет не будет возражать. Она крепко обняла его и пообещала назначить его дядей всех ее будущих детей. Фенн по секрету сказал Анджи, что, по его предположениям, у Харриет будет десять детей, и если все они одновременно заплачут, вот тут-то он и использует свои полномочия дяди, чтобы их развеселить. Главное, чтобы не пришлось ждать этого события слишком долго.
   Счастливые это были дни, безмятежные. Пришло Рождество, а затем и Новый год. Настал январь.
   Мадам Ламбар была наготове.
   — Теперь уже недолго ждать, — бормотала она.
   Характерно, что Харриет и здесь решила обогнать меня. Пятнадцатого января она родила здорового мальчика.
   Я сидела возле ее кровати, ощущая ребенка внутри себя. Харриет лежала, откинувшись на подушки, мокрые волосы облепили ее лоб. Она выглядела победительницей, но несколько жалкой.
   Мадам Ламбар принесла ребенка и показала его мне.
   — Если бы я родила девочку, я назвала бы ее Арабеллой, — сказала Харриет, — а его я назову Ли. Видишь ли, я хочу, чтобы его имя как-то напоминало о тебе, а ты ведь теперь Арабелла Эверсли. У тебя нет никаких возражений?
   — Конечно, нет. Это прекрасная идея и прекрасное имя. Ты должна гордиться своим маленьким Ли. А если у меня родится мальчик, знаешь, как я его назову?
   — Эдвин, — сказала она. Я кивнула в ответ.
   Через две недели у меня родился сын. Я сдержала слово: его нарекли Эдвином.
   Странные это были дни, но счастливые. Всеобщее возбуждение нарастало. Надо признать, что я не могла проявлять такой же интерес к происходящим событиям, как другие люди, поскольку была полностью поглощена своими материнскими обязанностями.
   Я была в восторге, когда брала ребенка на руки и он улыбался мне; его плач приводил меня в ужас. По десять раз на день я звала на помощь мадам Ламбар. Она только посмеивалась.
   — Ах, мадам, вы страдаете страхом первого ребенка, — объяснила она. — С первым младенцем всегда так бывает. А как пойдут второй, третий, четвертый — там уж совсем другое дело.
   Я уверенно сказала:
   — У меня будет только один ребенок, мадам Ламбар. Я никогда больше не выйду замуж.
   Почувствовав, что разговор приобретает нежелательный оборот, она захотела утешить меня и заявила, что юный месье Эдвин (она назвала его Эдвен) — самый здоровый и веселый ребенок из всех, кого она первой приветствовала на этом свете.
   — Счастлив тот дом, — заявила она, — под крышей которого живут такие чудесные малыши, как месье Эдвин и Ли, хотя, следует признать, появление второго из упомянутых месье было несколько неожиданным.
   Харриет великолепно передразнивала ее, и, признаюсь, мы вволю посмеялись в эти месяцы. Харриет, конечно, любила своего ребенка, но совсем не так, как я своего. Она им гордилась. Для нее было особым удовольствием отмечать, что он ведет себя лучше или растет быстрее, чем Эдвин. Она предпочитала гордиться им, чем любить его. Я объясняла это различием обстоятельств, при которых родились наши дети. Мне было любопытно, часто ли Харриет вспоминает Чарльза Конди.
   Матильде Эверсли не терпелось увидеть своего внука, и, поскольку я пока не могла путешествовать, она сама приехала в Конгрив.
   Услышав о ее предстоящем приезде, Харриет состроила гримасу.
   — Матильда в ужасе возденет руки, увидев крошку Ли, — сказала она.
   — Харриет, мне и сейчас кажется, что тебе следовало выйти замуж за отца ребенка. Ведь поначалу ты наверняка была влюблена в него.
   — Чарльз никогда мне особенно не нравился, — ответила она.
   — Тем не менее… ты сделала это.
   — Легкомысленно с моей стороны, правда? И все-таки я люблю моего маленького Ли и очень рада тому, что он у меня появился.
   — Ты неисправима, Харриет. Но что же мы скажем миссис Эверсли?
   — Что я втайне обвенчана.
   — С кем?
   — Только не с Чарльзом Конди. Бога ради, не впутывай его в это дело. Некий человек заехал сюда по пути в Англию. Мы полюбили друг друга, поженились, и вот плод нашего союза.
   — Ты не слишком считаешься с истиной.
   — Напротив, я питаю к ней огромное уважение. Но бывают случаи, когда ею следует поступиться… в интересах леди Эверсли.
   — А не в твоих собственных?
   — Дорогая моя Арабелла, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, как мне постылы всяческие условности. Если я их придерживаюсь, то лишь в интересах людей, которые перед ними благоговеют. Вот поэтому я и расскажу леди Эверсли свою маленькую сказку, а ты не будешь меня разоблачать, ведь она расстроится, узнав правду.
   Приехала леди Эверсли. Внук совершенно очаровал ее. Она держала его на руках и плакала. Эдвина заинтересовали и развеселили катящиеся по ее щекам слезы. Наверное, он подумал, что эту новую игру изобрели специально для него.
   Выглядела моя свекровь очень трогательно.
   — Такая трагедия, дорогая Арабелла! — сказала она мне. — Вначале с Карлоттой. Она так страдала, бедняжка. А потом это ужасное несчастье. Господи, как я рада, что вы поженились до его отъезда! Теперь мы получили замену, не так ли?
   Она ясно дала понять, что считает юного Эдвина превосходящим любого другого ребенка во всех отношениях.
   — Есть и другие радостные новости, — сообщила она. — Уже очень скоро мы окажемся в Англии, дорогая Арабелла. Лорд Эверсли пишет, что генерал Монк вступил в контакт с наиболее лояльными сторонниками монархии и уже ведутся переговоры. Каким счастливым будет день, когда мы сможем возвратиться на родину и восстановить наши дома! На нас с тобой давит груз огромного горя. Но когда мы вернемся, ты будешь жить в Эверсли-корте. Мы постараемся превозмочь чувство утраты, ведь теперь у нас есть наш маленький Эдвин. Мы вместе будем строить планы его будущего. С сегодняшнего дня он становится смыслом моей жизни.
   До сих пор я не думала о переезде в Эверсли-корт, но поняла, что от меня этого ждут.
   Я спросила:
   — А как с Карлтоном Эверсли? После смерти Эдвина он, наверное, считает себя наследником.
   — Так оно и было… до тех пор, пока не появился на свет наш малыш. Карлтон будет рад. Он прекрасно относился к Эдвину, когда тот был ребенком. Правда, иногда поведение Карлтона тревожило меня. Он бывал слишком резок с нашим мальчиком, но муж сказал, что это только на пользу. Милый Эдвин был мягок по натуре. Хотя он был очень живым ребенком, он совсем не походил на Карлтона. Карлтон заставлял его фехтовать, боксировать и ездить верхом. Он пытался сделать Эдвина подобным себе. — Она покачала головой. — Милый добродушный Эдвин! Он старался, как мог. Я уверена, что Карлтон будет прекрасно относиться и к нашему маленькому Эдвину.