Карр Филиппа. Слезы печали

   Отослав детей спать, мы направились в бальный зал, который был уже подготовлен к танцам, где играла музыка и где мы веселились допоздна.
   Во время танцев Карлтон спросил меня, считаю ли я выздоровление Эдвина достаточной причиной для столь роскошного празднества.
   — Я думаю, этого вполне достаточно, — ответила я.
   — Благодарственное жертвоприношение по поводу того, что наш юный Эдвин спасен у самых врат смерти?
   Я вздрогнула.
   — Какая ты добрая и глупая мать, Арабелла! Мальчик совершенно здоров. Ты должна благодарить судьбу за мое возвращение к тебе, а не за его возвращение из вышеупомянутых врат.
   — Мы празднуем сразу два счастливых события.
   — Так ты рада моему возвращению?
   — Разве я выражаюсь недостаточно ясно?
   — Временами, — сказал он. — Послушай-ка, взгляни на Тоби!
   Я взглянула. Он танцевал с Харриет. Его лицо было слишком красным, и, как мне казалось, он слегка задыхался.
   — Он выпил слишком много вина, — предположила я.
   — Боюсь, не больше, чем обычно.
   — Харриет не должна позволять ему так утомляться. Ты поговоришь с ней?
   — Поговорю, когда кончится танец.
   Но было уже слишком поздно. Вначале раздался крик, а затем воцарилась мертвая тишина. Я оглянулась. Тоби лежал на полу, а Харриет стояла возле него на коленях.
   Карлтон бросился вперед и склонился к дяде.
   — Он дышит, — сказал он, — мы должны отнести его в комнату. Арабелла, пошли кого-нибудь за врачом.
   На этом танцы закончились. Тоби отнесли в его комнату, потом приехал доктор и сообщил нам, что у Тоби был сердечный приступ. Это случилось, скорее всего, от перенапряжения. Я сидела вместе с Харриет возле его кровати. Она была очень подавлена. На ее лице читалась тревога, и я понимала, что сейчас она думает о том, каким будет ее положение в случае смерти дяди Тоби.
   Но он не умер. Через несколько дней стало ясно, что он поправится. Доктор заявил, что это было первым предупреждением. Дядя Тоби слишком переусердствовал, и на будущее ему не следует забывать о своем возрасте. Он должен быть поосторожнее.
   — Я прослежу за этим, — пообещала Харриет, — я буду ухаживать за тобой, мой дорогой.
   Было очень трогательно видеть, как он доверяет ей, но следует признать, что она самоотверженно ухаживала за ним.
   Карлтон сказал:
   — Возможно, даже хорошо, что это случилось. Теперь до него наконец дойдет, что он вовсе не тот юноша, каким он считал себя до сих пор.
   Настала весна. Эдвин совсем поправился, и теории Салли относительно колдовства стали казаться мне смехотворными. Мальчики очень привязались к Харриет. Она же вела себя как образцовая жена Тоби. Вскоре она начала вызывать у Эдвина и Ли то же восхищение, которое вызывала когда-то у моих братьев и сестры. Она пела для мальчиков, разыгрывала перед ними всякие сценки, и они любили находиться в ее обществе.
   Дядя Тоби наблюдал за ней с умилением.
   — Какая чудесная мать могла бы получиться из нее! — говорил он.
   Хотя я и подозревала о мотивах ее замужества, все же нельзя не сказать, что Тоби был с ней счастлив.
   Харриет никогда не раздражалась и не пыталась демонстрировать ему свое плохое настроение. За глаза она называла его «мой дорогой муж», а к нему всегда обращалась «мой любимый». Он же вкладывал в свое обожание столько чувства, что их отношения не выглядели наигранными, как это часто бывает.
   Карлтон всерьез занялся воспитанием Эдвина. Он обвинил меня в том, что я излишне нянчусь с ним, и заявил, что пора взять мальчика в руки. Поначалу я несколько побаивалась этого. Мне казалось, что он будет вымещать на моем сыне свои обиды. У меня появилось подозрение, что я недостаточно хорошо знаю Карлтона, то есть не настолько, насколько жена должна знать своего мужа. Я знала, что он сильно привязан ко мне; я знала, что он желает меня и что желание это не ослабло со временем. Но иногда мне казалось, что он хочет мне за что-то отомстить. У него была странная, необузданная натура.
   Так или иначе, я не могла запретить Карлтону заниматься воспитанием сына вне дома, а, поскольку Ли постоянно находился вместе с ним, я полагала, что Эдвину действительно будет полезно твердое мужское руководство. Кое-чему обучала их я, и Харриет настояла на том, чтобы помогать мне. Это напомнило мне старые дни в Конгриве. В классной комнате проводились также уроки актерского мастерства, и это, разумеется, нравилось детям.
   Карлтону пришла в голову идея, что для мальчиков необходимо нанять наставника. Нельзя было допустить, чтобы они получили женское воспитание.
   — Кроме того, — сказал он, — это поможет избежать твоих отговорок занятиями с детьми, когда я вновь захочу взять тебя в Лондон.
   Карлтон не любил затягивать выполнение принятых решений, и через несколько недель в доме появился Грегори Стивене.
   Грегори был молодым человеком очень приятной наружности, вторым сыном в титулованной семье, то есть человеком без особых средств к существованию, но с некоторыми перспективами. Превосходный спортсмен, он был к тому же и довольно образованным человеком, интересующимся проблемами воспитания, и поэтому решил занять эту должность в ожидании возможного осуществления его надежд. Карлтон сказал, что у наставника есть все качества, необходимые для воспитания мальчиков, и оказался прав. Грегори был строг, но сумел завоевать уважение детей.
   Харриет настаивала на том, что ей необходимо продолжать изучать с детьми пьесы и разыгрывать перед ними сценки. Сначала Грегори Стивенсу это показалось излишним, но вскоре он согласился с тем, что знания Харриет и ее умение заинтересовать мальчиков литературой пойдут им на пользу.
   Карлтон занимался с ними верховой ездой, стрельбой, соколиной охотой и фехтованием. В этом ему помогал Грегори Стивене, и все мои опасения таяли, когда я слышала восторженные крики триумфа и возбужденную болтовню. Я стала понимать, что Карлтон был прав и я напрасно боялась того, что Эдвин пострадает, обучаясь чисто мужским занятия.
   Я проводила много времени со своей дочуркой, которая уже начала проявлять характер, оказавшийся несколько независимым, что было и неудивительно, принимая во внимание личность ее отца. Меня сердило, что Карлтон почти не проявлял интереса к Присцилле, и я решила, что холодность отца мне следует компенсировать своей любовью.
   В начале весны я вновь забеременела. Карлтон был вне себя от радости. Он не сомневался в том, что на этот раз я сумею родить ребенка нужного пола. Его страстное желание иметь сына беспокоило меня.
   Он не мог говорить ни о чем другом. Он был так нежен и осторожен со мной, что это не могло не радовать меня, однако временами я ощущала обиду.
   Я сказала ему:
   — А что, если это опять будет девочка?
   — Не будет, — твердо сказал он, как будто мог распоряжаться этими вопросами. — Я знаю, что на этот раз появится сын.
   — Это абсурд, — сказала я, — у тебя есть чудесная дочь, а ты ее почти не замечаешь.
   — Ты подаришь мне сына, Арабелла! Я знал об этом с самой первой нашей встречи.
   Я начала волноваться. Салли Нуленс заметила это.
   — Это нехорошо для вас, — сказала она. — Перестаньте-ка. Сидите себе спокойненько да ждите. Хотелось бы мне последовать ее совету… Когда я оставалась одна, в мою спальню часто заходила Харриет. Ей нравилось сидеть и смотреть, как я шью детское приданое. Мне это доставляло огромное удовольствие, хотя портнихой я была не Бог весть какой.
   — Карлтон вне себя от счастья, — сказала Харриет, озабоченно глядя на меня. — Ты встревожена, Арабелла.
   — Я просто хочу, чтобы все это побыстрее кончилось. Я хочу лежать вот в этой кровати и чтобы рядом в колыбельке лежал мой сын.
   — Наверное, он потеснит мадам Присциллу.
   — Никто не сможет изменить моих чувств к ней, — сказала я.
   — Конечно же, нет. Ты идеальная мать. Ах, Арабелла, как многое успело с нами случиться за все эти годы! Мы обе стали матерями… Обе носим фамилию Эверсли. Тебе не кажется это странным?
   — То, что мы обе Эверсли? Да, тут потребовалась некоторая изобретательность.
   — Опять ты за старое! Ну, а почему бы немножко и не поизобретать? Разве Тоби был когда-нибудь таким счастливым, как сейчас?
   — В этом ты права. Но женитьба на тебе потребовала от него чрезмерного напряжения. Это совершенно очевидно.
   — Ты имеешь в виду его сердечный приступ? Я очень забочусь о нем, Арабелла. Я люблю его. О да, это действительно так! А кроме того, в каком положении оказалась бы я, если бы он умер?
   — Этот дом все равно оставался бы твоим.
   — Надеюсь, что так. Но старая леди не любит меня. Карлотта меня ненавидит. Карлтон… — Она рассмеялась. — Вот видишь, на моей стороне только ты. Но и ты меня иногда подозреваешь. А вот если бы я была сейчас беременна, если бы я собиралась родить сына… Тебе никогда не приходило в голову, что мой сын был бы следующим наследником после твоего Эдвина? Если бы он родился до того, как ты родишь сына… или, возможно, не родишь…
   В комнате повисло молчание. У меня вдруг появилось неприятное чувство, что мы здесь не одни.
   Я оглянулась.
   В дверях стояла Салли Нуленс, держа в руках чашку.
   — Вот, я принесла, — обратилась она ко мне. — Хороший крепкий бульон. Это то, что вам нужно.
   Это произошло поздно ночью, после полуночи, как я сообразила позднее, когда ко мне вернулась способность соображать. Мы с Карлтоном уже спали, но нас разбудил крик. Мы оба сели в кровати, и в колеблющемся свете свечи я узнала фигуру Харриет.
   — Арабелла, Карлтон, быстрей! — кричала она. — Тоби плохо!
   Мы вскочили с кровати, набросил» на себя пледы и побежали в комнату, где жили Тоби и Харриет. Тоби лежал в кровати с мертвенно бледным лицом и выпученными глазами.
   Подойдя к нему, Карлтон пощупал пульс, затем приложил ухо к его груди.
   Когда он повернулся, по выражению его лица я поняла, что Тоби очень плох.
   — Наверное, нужен врач? — спросила Харриет.
   — Да, — сказал Карлтон. Она выбежала из комнаты.
   — Карлтон, — спросила я, — мы можем что-нибудь сделать?
   — Принеси немного бренди. Но я боюсь, что… Я подошла к буфету и налила в стакан бренди. Его держали в этой комнате с тех пор, как с дядей Тоби приключился первый приступ. Карлтон поднес стакан к губам больного и попытался влить бренди ему в рот, но оно стекало по подбородку.
   — Слишком поздно! — пробормотал Карлтон. — Этого я и боялся.
   В комнату вернулась Харриет.
   — Я послала одного из слуг, — сказала она. — О, Господи, он выглядит… ужасно.
   — Возможно, уже поздно, — сказал Карлтон.
   — Нет… — прошептала Харриет.
   Она зашла с другой стороны кровати. Карлтон бережно поправил подушку Тоби. Мы стояли и молча смотрели на него. Потом Харриет сказала:
   — Побыстрей бы уж приходил доктор. Как он долго!
   — Слуга только что отправился к нему, — напомнил ей Карлтон. — Должно пройти не менее часа.
   Вновь наступило молчание. Я стояла в голове кровати, Харриет по одну ее сторону, а Карлтон — по другую.
   Позади нас послышалось тяжелое дыхание, и в комнату вошла Карлотта.
   — Я услышала какую-то беготню. Что случилось?
   — У дядюшки приступ, — ответил Карлтон.
   — И… серьезный?
   — Боюсь, что очень серьезный.
   — Ах, бедный, бедный дядя Тоби! И вновь молчание. Я слышала, как на каминной полке зловеще тикают часы.
   Мы стояли вокруг кровати как статуи. Меня поразил вид Карлотты. Казалось, она знает что-то, недоступное мне.
   «Чепуха! — сказала я себе. — Ты переутомлена. Все дело в твоем состоянии».
   Мне вдруг пришло в голову, что мы образуем живую картину, полную скрытого смысла, который я не вполне понимаю.
   Последующие дни были окутаны печалью.
   — Две смерти одна за другой, — сокрушалась Матильда. — Ах, как я ненавижу смерть! Он был так счастлив, так полон любви!
   — Возможно, именно в этом причина смерти, — сказала Карлотта.
   Я заметила, что при этих словах Матильда вздрогнула. Затем она сказала:
   — Он забыл о том, что уже не очень молод. Такое иногда случается.
   — По крайней мере, — напомнила я им, — он был счастлив. Весь последний год, а то и дольше, он жил как в раю.
   — В каком раю? — спросила Карлотта. — В раю для дураков?
   Конечно, она ненавидела Харриет, и ее всегда возмущал способ, которым та сумела проникнуть в нашу семью.
   В этом доме был еще один человек, ненавидевший Харриет, — Салли Нуленс. Но, пожалуй, она скорее боялась ее, чем ненавидела. Она искренне оплакивала Тоби. Ведь она помнила, каким он был в ту пору, когда еще не уехал из дому.
   — Он всегда думал о людях лучше, чем они того заслуживали, — многозначительно сказала Салли.

ЯД В БРАЧНОМ КУБКЕ

   Беременность моя тянулись гораздо дольше, чем в тот период, когда я ждала рождения Присциллы. Я чувствовала себя неважно. Наверное, я боялась, что и на этот раз родится не мальчик.
   Меня раздражал Карлтон. Как глупо возлагать на женщину вину за то, что пол рожденного ею ребенка не тот, о котором мечтал ее муж! В прошлом такое случалось с королями. Я вспомнила об Анне Болейн, обо всем, что случилось с ней из-за того, что она не могла родить сына. Как она чувствовала себя все эти долгие месяцы ожидания, исход которого предрешал ее будущее? Отзвуки этой истории повлияли на судьбу одной из моих прапрабабушек, Дамаск Фарланд, и на судьбу ее семьи. Это было так нечестно, так жестоко и так типично для некоторых мужчин! Таких, как Генрих VIII. Таких, как Карлтон. Да и у нашего короля Карла не было законного наследника, хотя на стороне у него росли несколько сыновей. Что чувствовала в такой ситуации наша кроткая королева? Впрочем, возможно, она беспокоилась меньше, чем я. Карл мог быть на редкость неверным мужем, но при этом оставался добрым человеком.
   Все произошло в жаркий летний день. До ожидаемого рождения моего ребенка оставалось еще четыре месяца. Я гуляла в саду с Присциллой. Мальчики занимались на стрельбище, находившемся за лужайкой. Время от времени раздавался выстрел, а затем вопль восторга или разочарования. Без сомнения, они были довольны. Эдвину даже нравилась дисциплина, которой требовал от них Карлтон, и я с радостью замечала, как растет уважение моего сына к мужу. Он не любил Карлтона — для этого он слишком благоговел перед ним, но наверняка можно было сказать, что он относился к отчиму с почтительностью. Я была вполне удовлетворена этим, как, впрочем, и сам Карл-тон. Я надеялась, что постепенно они сблизятся.
   Размышляя об этом, я упустила из виду Присциллу, которая не замедлила воспользоваться моим невниманием. Она была весьма любознательна и постоянно пыталась куда-нибудь улизнуть. Осматриваясь, я вдруг с ужасом заметила, что она ковыляет к стрельбищу.
   Испугавшись, я вскочила и побежала, выкрикивая на ходу ее имя. Она, видимо, решила, что это какая-то новая игра и заковыляла еще быстрей, радостно смеясь. И тут я зацепилась каблуком за торчащий корень и упала.
   Меня охватили панический страх и боль.
   — Присцилла, Присцилла! — кричала я, пытаясь подняться. — Вернись, вернись!
   Я встала и вновь упала.
   Потом я увидела идущего ко мне Карлтона. Он нес на руках Присциллу.
   Увидев меня, он поставил ее на землю и побежал ко мне.
   — Что случилось?
   — Я испугалась… она побежала на стрельбище. Я… я упала.
   Карлтон взял меня на руки и понес в дом. Ступив на порог, он прокричал слугам:
   — Немедленно отправляйтесь за доктором!
   Я лежала в своей постели. В комнате царил полумрак, так как окна были занавешены тяжелыми портьерами. Я чувствовала себя усталой и разбитой, хотя боль уже прошла.
   Видимо, я была серьезно больна.
   В комнату вошла Салли Нуленс:
   — А, наконец-то проснулись. Она остановилась надо мной, держа в руках чашку с бульоном.
   — Ох, Салли… — сказала я.
   — Все будет в порядке, госпожа, — утешила она меня. — Знаете, лорд Эдвин очень расстраивался. Невозможно было его успокоить. Теперь я хоть могу сказать ему, что вы пошли на поправку.
   — Я потеряла ребенка, — сказала я.
   — Будут и другие дети, — ответила она. — Слава Богу, что вас не потеряли.
   — Значит, я была настолько плоха?
   — Вам сейчас вредно много говорить. Возьмите-ка бульон! Он вас подкрепит.
   Я взяла чашку. Внимательно посмотрев на меня, Салли сказала:
   — Ну, значит, я приведу их посмотреть на вас перед сном. Всех троих. Знаете ли, пришлось пообещать им.
   Она привела детей. Эдвин бросился ко мне и прижался так крепко, что Салли запротестовала:
   — Вы хотите задушить свою маму, молодой человек?
   Ли попытался оттеснить Эдвина.
   — Я тоже хочу, — сказал он.
   Присцилла захныкала, поскольку ей было до меня не добраться.
   Я радостно улыбнулась.
   Как бы то ни было, у меня оставались они.
   Вошел Карлтон и сел возле кровати. Бедный Карл-тон, как он был расстроен!
   — Мне очень жаль! — сказала я и протянула к нему руку, которую он поцеловал.
   — Ничего, Арабелла, у нас впереди много времени.
   — Конечно. Я не успокоюсь, пока не рожу тебе сына.
   — Тебе нужно отдохнуть после этого… По крайней мере, год, как мне сказали. А может, и два.
   — До того, как мы сможем обзавестись ребенком?
   Он кивнул.
   — Во всяком случае, ты выжила, — сказал он. — Знаешь, дела твои были плохи. Если бы ты только не… ну да ладно.
   — Я испугалась.
   — Да, знаю. Присцилла! — Он произнес ее имя почти со злостью.
   — Я подумала, что она может забежать на стрельбище и…
   — Не беспокойся. Она не забежала. Я наверняка увидел бы ее и велел прекратить стрельбу.
   — Ах, Карлтон, мне так жаль!
   — Не нужно говорить об этом. Как будто я какой-то… монстр…
   — Да ты и есть монстр, — сказала я, возвращаясь к моему обычному расположению духа. Карлтон наклонился и поцеловал меня.
   — Поправляйся побыстрее, Арабелла! — прошептал он.
   Пришла Матильда.
   — Ах, мое дорогое милое дитя, как чудесно, что ты уже можешь принимать посетителей. Я была просто вне себя от страха. Это было так ужасно… Мой любимый муж… Тоби… и теперь ты. Как будто в доме поселился какой-то злой дух…
   Она умолкла. Я заметила, что в комнату вошла Салли.
   — Это всего-навсего цепочка несчастных случаев, — сказала я. — Давайте надеяться, что на этом наши неприятности закончатся.
   — Так и есть, ведь ты уже поправляешься. Салли говорила, что тебе с каждым часом становится все лучше и лучше. Правда, Салли?
   — Я знаю, как вылечить миледи, и поставлю ее на ноги еще до конца недели. Вот увидите…
   — Я всегда доверяла тебе, Салли. А, вот и Карлотта.
   В комнату вошла Карлотта.
   — Карлотта, посмотри, как хорошо выглядит Арабелла, — сказала Матильда, — почти как раньше, не правда ли?
   — И даже лучше, — сказала Карлотта. — Я очень рада этому и сожалею о случившемся.
   — Это был несчастный случай, — сказала я, — мне следовало быть осторожней.
   — Да, — тихо согласилась Карлотта.
   — Садись, Карлотта, — пригласила ее мать. — Тебе ведь там неудобно стоять.
   Карлотта послушно села, и некоторое время мы болтали о детях. У бедняжки Эдвина чуть не разорвалось сердце. Пережив смерть дедушки и дяди Тоби, он боялся, что я тоже могу умереть.
   — Было очень трудно его успокоить, — сказала Карлотта, — и лучше всех это удавалось Ли. Мальчики очень сблизились.
   Потом мы поговорили о Присцилле, о том, какая она сообразительная и как она грустила обо мне и плакала, все время повторяя мое имя.
   — Вот видишь, все в доме рады тому, что ты поправляешься, — сказала Матильда Опять вошла Салли и заявила, что мне нельзя переутомляться и, по ее мнению, я уже достаточно наговорилась.
   Они вышли, оставив меня наедине с моими мыслями. Я не могла не думать о разочаровании Карлтона и о том, что он винит меня, а может статься, и Присциллу во всем случившемся.
   Через два дня меня пришла навестить Харриет. Я уже успела значительно окрепнуть, сидела в кровати и даже немножко ходила по комнате.
   — Ходить слишком быстро не следует, — приказала Салли, которой я беспрекословно подчинялась во время болезни.
   Зная, как она устает, выхаживая меня и одновременно занимаясь детьми, я настояла на том, чтобы во второй половине дня она отдохнула. Салли ненадолго прилегла, и я догадалась, что только поэтому Харриет осмелилась заглянуть ко мне.
   Она вошла в комнату на цыпочках, и ее чудесные глаза лукаво поглядывали на меня.
   — Дракон уснул, — произнесла она театральным голосом. — Знаешь ли ты, что она всякий раз изрыгала огонь при моих попытках приблизиться к твоему ложу?
   — Так ты уже заходила?
   — Ну конечно. Не думаешь ли ты, что я оставалась в стороне, зная о том, как ты больна?
   В ее присутствии я оживала. Она излучала жизненную силу. Я была рада видеть ее.
   — Ты не выглядишь умирающей, — заметила Харриет.
   — А я и не умираю.
   — Однако ты заставила нас всех поволноваться.
   — Больше всего я сержусь на себя. После стольких месяцев ожидания… все кончено.
   — Не расстраивайся. Это тебе вредно. Благодари судьбу за то, что твоя любимая семья не лишилась тебя. Эдвин так волновался.
   — Я знаю, мне говорили. Мой дорогой мальчик!
   — Он очень предан своей маме. Впрочем, так и должно быть. Арабелла, я еще никому не говорила. Мне хотелось, чтобы ты первой узнала об этом. Это просто чудесно. Я вновь чувствую себя счастливой. Я ведь любила Тоби, хотя ты и сомневалась в моих чувствах к нему. Ты никогда не простишь мне Эдвина, не так ли?
   — Ах, это… это было так давно.
   — Я знаю твою натуру. Ты можешь простить, но не можешь забыть. Ведь ты мне больше не доверяешь, верно?
   — Пожалуй, да.
   — Я собираюсь заставить тебя поверить мне. Я так люблю тебя, Арабелла! Это вызывает у тебя улыбку. Ты считаешь, что нельзя поступить так, как поступила я, и продолжать любить тебя. А я могу. То, что произошло между мной и Эдвином, не касалось нашей дружбы. Подобное часто случается. Между людьми возникает влечение, и они не в силах противиться ему. Человек забывает обо всем, кроме жажды его удовлетворения. Когда это заканчивается, жизнь вновь входит в нормальную колею и все идет по-старому.
   Я покачала головой.
   — Давай не обсуждать это. Мы никогда не придем к согласию.
   — Я была воспитана совсем не так, как ты, Арабелла. Мне всегда и за все приходилось бороться. Это стало для меня естественным. Я борюсь за то, чего хочу, получаю это, а уж затем начинаю думать об уплаченной цене. Но я пришла сюда вовсе не для того, чтобы рассказывать тебе об этом. Просто, оказываясь с тобой, я всегда вынуждена оправдываться. Арабелла, у меня будет ребенок.
   — Харриет! Возможно ли это?
   — Конечно. Знаешь ли, Тоби был не настолько стар.
   — Я вижу, ты довольна.
   — Это то, чего мне не хватало. Ты лучше всех поймешь меня. Разве не то же самое было и с тобой? Вспомни-ка! Твой муж неожиданно погиб, и после этого вдруг выяснилось, что у тебя будет от него ребенок. Теперь это случилось и со мной. Давай порадуемся вместе! Мне хочется петь благодарственный гимн.
   — Когда?..
   — Через шесть месяцев.
   Харриет подошла ко мне и обняла меня.
   — Это все меняет. Я остаюсь здесь. Теперь у меня есть на это право. Я и раньше имела права, а теперь и подавно. Старая Матильда и Карлотта надеялись, что я уйду. Что же касается твоей Салли, то она смотрит на меня, как на воплощение дьявола. Но меня это не волнует. У меня будет ребенок. Маленький Эверсли. Ты только подумай — мой собственный ребенок.
   — Надеюсь, на сей раз ты не убежишь, оставив его мне? — холодно произнесла я, чувствуя в то же время, что поддаюсь ее чарам. Харриет рассмеялась:
   — Твой язычок вновь стал острым, Арабелла. Ты много практикуешься с Карлтоном.
   — Это так заметно?
   — Конечно. Но ему это, несомненно, нравится.
   Теперь о моем ребенке…
   — Ты говоришь, что еще никому не рассказывала?
   — Я решила, что ты должна быть первой.
   — Как бы обрадовался дядя Тоби, узнав об этом! Ее глаза слегка затуманились.
   — Ах, дорогой мой Тоби! — произнесла она. Я была тронута, но потом вдруг подумала: не играет ли Харриет еще одну из своих ролей?
   Новость о положении Харриет поразила весь дом, и в течение нескольких дней высказывались предположения, будто все это ей лишь показалось. Но со временем стало очевидно, что она не ошиблась.
   Харриет была чрезвычайно довольна собой и явно наслаждалась ситуацией. Она вела себя так, будто ей удалось сыграть великолепную шутку, и нужно признать, что ей удалось добиться желаемого эффекта.
   Карлтон был потрясен.
   — Если у нее будет мальчик, — сказал он, — он будет наследовать вслед за Эдвином.
   — Нет, если Эдвин женится и у него появится сын.
   — Ну, до этого еще пройдет много лет.
   — Знаешь, мне не хочется, чтобы ты говорил об Эдвине так, будто его дни сочтены.
   — Извини. Я всего лишь размышлял…
   — О линии наследования. Можно подумать, что Эверсли — королевский род.
   Его это действительно тяготило. И я часто замечала, что он смотрит на Харриет с той же подозрительностью, что и раньше.
   Между нами стали возникать трения. Теперь наша жизнь текла не так гладко, как до моего выкидыша. Похоже, Карлтон не одобрял моей горячей любви к Присцилле и, конечно, к Эдвину, и, если я отчасти понимала ревность к Эдвину, все же казалось совершенно невероятным, что мужчина может обвинять собственную дочь в потере неродившегося сына.