Карр Филиппа. Слезы печали

   — Почему он остался в Англии?
   — Он отказался покинуть страну. «Здесь мой дом, и здесь я останусь», — заявил он. Он был твердо убежден в том, что кто-то должен это сделать. Если все уедут из Англии, то как мы узнаем, когда страна достаточно созреет для возвращения короля? Вот поэтому Карлтон и остался. Я считаю, что эта роль ему подходит. С тех пор как король покинул родину, Карлтон действует в качестве королевского шпиона в Эверсли… и не только там. Он разъезжает по стране и прощупывает настроение людей. В случае необходимости он в состоянии собрать небольшую армию, хотя мы, конечно, рассчитываем на мирное возвращение короля. Нам не нужна еще одна гражданская война. Надеюсь, что и народ ее не хочет. Последняя война была достаточно разрушительной. О да, Карлтон хорошо поработал. Я не сомневаюсь в том, что король пожелает должным образом вознаградить его. — Карлтон из тех людей, которые должны нравиться королю.
   — Так же, как и ты.
   — У меня нет его остроумия, его сообразительности, его красноречия. Он из тех людей, которых король любит держать возле себя.
   — Я слышала, что король склонен окружать себя женским обществом.
   — Ты очень деликатно выразилась, дорогая.
   — А твой кузен?
   — Это еще одна черта, общая для моего кузена и нашего короля.
   — Так у Карлтона нет жены?
   — Нет, он женат. Но у них нет детей, и это источник постоянных переживаний для него.
   — А что думает его жена об… интересе мужа к лицам противоположного пола?
   — Она прекрасно его понимает и разделяет его убеждения.
   — Наверное, у них не слишком счастливый брак.
   — Почему же? У него свои интересы, у нее — свои.
   — Ах, Эдвин, как несчастна была бы я, если бы наша с тобой жизнь сложилась подобным образом!
   — Я могу дать тебе твердое обещание, Арабелла, что этого с нами не случится.
   Я взяла его лицо в ладони и расцеловала.
   — Было бы слишком невероятно, если бы все были так же счастливы, как мы, — торжественно заявила я.
   Эдвин согласился со мной.
   Но как же быстро летели дни! Мне хотелось ловить их и держать, чтобы они не убегали, ведь каждый ушедший день означал приближение разлуки.
   Иногда Эдвин на несколько часов пропадал. Один или два раза он возвращался лишь под утро.
   — Нужно успеть очень многое сделать, милая, — говорил он. — Ты даже не знаешь, как мне тяжело вдали от тебя.
   Потом мы предавались страстной любви, и я упрашивала его побыстрее разделаться со своим поручением и вернуться ко мне.
   Настал неизбежный день разлуки.
   Эдвин был коротко острижен и очень скромно одет. Это могло бы изменить его до неузнаваемости, если бы не живое, веселое выражение лица, столь характерное для него, считающего, что жизнь — всего лишь шутка, которую не следует принимать всерьез.
   Я попрощалась с мужем и долго смотрела ему вслед, пока они с Томом — слугой, который должен был сопровождать его в пути, — не исчезли из виду. Потом я пошла в спальню, чтобы побыть в одиночестве.
   Закрыв дверь, я обнаружила, что в комнате есть еще кое-кто. С кресла поднялась Харриет.
   — Значит, он уехал, — сказала она.
   Я почувствовала, как дрожат мои губы.
   — Бедная брошенная новобрачная! — насмешливо продолжала Харриет. — Но у тебя нет причин оставаться в таком положении.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Мне кажется, ты его разочаровала, Арабелла. Я изумленно уставилась на нее.
   — Подумай, что сделала бы на твоем месте верная подруга? И не нужно смотреть на меня с недоумением. Ты не думаешь, что она последовала бы за любимым?
   — Последовать за ним?!
   — А почему бы и нет? В радости и в горе… и все такое прочее. В Англии или во Франции… во дни мира и во дни войны… в безопасности и перед лицом угрозы…
   — Прекрати, Харриет. Она пожала плечами.
   — Раньше ты вела слишком уединенную жизнь. Но я вижу, что брак доставляет тебе удовольствие. Ты чуть ли не мурлычешь, будто кот, слизывающий сливки. Я знаю, как это бывает. Ну, а теперь что? Будешь сидеть в башне, надев пояс верности и дожидаясь возвращения храброго рыцаря?
   — Не шути такими вещами, Харриет! Я сейчас в таком настроении, что не воспринимаю шуток.
   — Шутки! Я говорю вполне серьезно. Знаешь, что сделала бы на твоем месте хорошая жена?
   — Что?
   — Последовала бы за мужем.
   — Ты имеешь в виду…
   — Я имею в виду то, что сказала. Почему бы и нет? Думаю, он ожидал от тебя именно этого.
   — Последовать за ним… Но ведь я не смогу найти его.
   — Это вполне преодолимо. Он доберется до побережья за три дня, потом будет ждать прилива. Если мы уедем сегодня с наступлением темноты, когда все улягутся спать…
   — Мы?!
   — Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя одну?
   — Это безумие.
   Она покачала головой.
   — Безумием будет остаться. Откуда ты знаешь, что с ним случится? Мужчине, который только что женился, необходимо, чтобы жена была рядом. Отведав сладость меда на супружеском ложе, он станет ощущать недостаток лакомств — и начнет их искать. И если поблизости не окажется тебя…
   — Прекрати, Харриет.
   — Подумай, — сказала она. — Еще есть время. Если решишься, то мы поедем вместе, одной тебе ехать я не позволю.
   Харриет встала и пошла к двери. Там она остановилась и обернулась. На ее губах играла легкая, хитрая улыбка. Казалось, она старается проникнуть в мои сокровенные мысли, и это ей удается.
   Когда она вышла, я почувствовала себя сбитой с толку, но мысли мои уже начали работать в определенном направлении. Безумный замысел? Возможно. Но чем дольше я размышляла, тем яснее понимала: теперь, когда мне его предложили, я готова его осуществить.
   Через день или чуть позже мы вновь будем вместе.
   Харриет была необыкновенно возбуждена. Видимо, ее очень привлекало предстоящее приключение. Как она была права, говоря, что родилась авантюристкой!
   Остаток дня мы провели вместе, разрабатывая подробный план. Надо было выехать сразу после того, как все лягут спать. Если ехать всю ночь, то к утру мы должны добраться до постоялого двора, где будет ночевать Эдвин.
   Харриет знала его название, которое Эдвин как-то раз упомянул в разговоре, — «Ананас», в деревушке Марлон.
   — Чем скорее мы присоединимся к нему, тем лучше, поскольку неприлично, когда две женщины разъезжают по стране без сопровождения.
   Поначалу Харриет подумывала о том, чтобы нам переодеться мужчинами. Видимо, в ней говорила актриса. Но даже ей не удалось бы сыграть эту роль достаточно убедительно.
   — Что же касается тебя, — сказала Харриет, — то в тебе все говорит о том, что ты женщина.
   Меня била лихорадка от волнения. Я оставила две записки: одну — для моей свекрови, другую — для Лукаса. В них я написала, что уверена в своем скором возвращении… вместе с Эдвином. Что же касается Лукаса, то ему надо вернуться в Конгрив (впрочем, ему пришлось бы сделать это в любом случае) и присмотреть за малышами.
   — Ах, Харриет! — воскликнула я, когда мы отъехали от замка. — Как я рада, что мы решились на это. Интересно, что скажет Эдвин?
   — Он будет смеяться над тобой, — ответила она. — Он скажет: «Неужели ты не можешь обойтись без меня несколько недель?»
   Я громко рассмеялась от радости:
   — Ах, Харриет, как хорошо, что ты поехала со мной! Без тебя у меня не хватило бы духу сделать такое. Мне бы это и в голову не пришло.
   — Разве я не говорила тебе, что ты лишь начинаешь жить?
   И это было правдой.
   Я была так счастлива во время этой ночной поездки!
   Нам очень повезло: мы сразу нашли постоялый двор «Ананас»с вывеской, изображающей этот экзотический плод, и лицом к лицу столкнулись с Эдвином.
   Мы въехали в конюшню в тот самый момент, когда он со своим слугой собирался выезжать из нее.
   Мне показалось, что он был не слишком удивлен случившимся, хотя и изобразил изумление, а я была взволнована встречей с ним, и меня переполняла благодарность к Харриет. В одиночку я ни за что не решилась бы на такую авантюру.
   Мы спешились и оказались перед Эдвином. Широко раскинув руки, он обнял нас обеих.
   — Что… — начал он. — Ну… — А потом, как и предсказывала Харриет, рассмеялся.
   — Я должна была приехать, Эдвин, — сказала я, — чтобы быть рядом с тобой.
   Кивая, он переводил взгляд то на меня, то на Харриет.
   — Это показалось нам наилучшим решением, — сказала она.
   Секунду-другую Эдвин колебался, а потом сказал:
   — Это нужно отпраздновать. Правда, хозяин может предложить лишь обыкновенное вино, причем, заранее вас предупреждаю, весьма обыкновенное. Давайте зайдем, присядем и выпьем за встречу.
   Он взял нас под руки, и мы вошли в гостиницу.
   — Вы должны все рассказать мне. Что сказала моя мать?
   — Она узнает о нашем отъезде сегодня утром, прочитав мою записку, — сказала я.
   — Ах, значит, записка? Очень драматично! Ты просто молодец! За всю свою жизнь я никогда не был так счастлив, как сегодня, когда увидел тебя.
   — Тогда все в порядке, Эдвин! — воскликнула я. — Ты не сердишься? Мы не слишком безрассудно поступили?
   — Ну, скажем, безрассудно, но восхитительно. Какой очаровательный час мы провели на этом постоялом дворе! Принесли вино, и мы с Харриет сели по обе стороны от Эдвина.
   — Вы знаете, — сказал он, — как ни странно, но я надеялся на то, что вы приедете. Именно поэтому я и не спешил покидать постоялый двор, хотя мне следовало отправиться отсюда еще не рассвете.
   — Это придумала Харриет. Эдвин слегка сжал ее руку.
   — Чудесная Харриет! — сказал он.
   — Следует сознаться, — пролепетала я, — что, впервые услышав ее предложение, я подумала, что оно совершенно неприемлемо, и не могла воспринять его всерьез. Я боялась, что ты рассердишься.
   — Разве ты когда-нибудь видела меня сердитым?
   — Нет, но, может быть, я до сих пор не давала тебе повода к этому.
   — Ты просто прелесть! — сказал мой муж. — Ты никогда не приносишь мне ничего, кроме радости. А вот с одеждой нам придется что-то придумать. Вы обе выглядите слишком роскошно для пуританской Англии. Как вы переносите морские путешествия?
   Мы заявили, что переносим их превосходно, хотя я вовсе не была в этом убеждена. Полностью я была уверена только в том, что счастлива рядом с Эдвином.
   — Не представляю, что скажет мой кузен Карл-тон, когда я приеду в сопровождении двух прекрасных дам. Он ждет только меня и моего слугу. Ну что ж, чем больше народу, тем веселей.
   Я внезапно посерьезнела.
   — Надеюсь, наше присутствие не сделает твою миссию более опасной, Эдвин?
   — Разумеется, нет. Скорее наоборот. Джентльмен-пуританин, сопровождающий двух дам, — это естественно, в то время как одинокий мужчина со спутником, несомненно, являющимся его слугой… Вот это и в самом деле может вызвать подозрения.
   — Я вижу, — сказала Харриет, — что твой муж решил приветствовать наш приезд.
   — Приветствую, — воскликнул Эдвин, — как майские цветы!
   Я была настолько счастлива, что мне хотелось петь. Особенно меня радовало отношение Эдвина к Харриет. Он был с ней так любезен, что она, по-моему, чувствовала себя не хуже, чем я.
   Вскоре мы выехали, уверив Эдвина в том, что не нуждаемся в отдыхе, несмотря на ночь, проведенную в седле. Мы ехали и пели — Эдвин в центре, а мы по обеим сторонам от него… ехали к побережью, к Англии…
   Ступить на землю родины, вдали от которой прошли долгие годы изгнания, — это ни с чем не сравнимое чувство.
   Кутаясь в простой грубый плащ, приобретенный перед выходом в море, я чувствовала радостное возбуждение. Здесь был мой родной дом, о котором мы вспоминали много лет, уверенные в том, что настанет день — и мы сюда вернемся. И вот мы оказались дома.
   Я не могла не вспоминать о той ночи, когда мы ехали к побережью в сопровождении бабушки и дедушки. Я помнила запах моря, помнила, как поднималось и опускалось утлое суденышко и как мама крепко прижимала нас с Лукасом к своей груди, а ветер трепал наши волосы. Я помнила дедушку с бабушкой, стоявших на берегу, и странное смешанное чувство грусти и оживления, охватившее меня тогда.
   Сейчас я ощущала лишь радостное возбуждение. Том, слуга Эдвина, выпрыгнул из лодки и, бредя по колено в воде, вышел на берег. Затем из лодки выбрался Эдвин. Он взял меня на руки и вынес на берег, а потом то же самое проделал с Харриет.
   Было темно. Эдвин шепнул мне:
   — Не бойся Я знаю каждый дюйм этого побережья. Эверсли в шести милях отсюда. Я часто приезжал сюда верхом, чтобы поиграть на берегу моря. Пойдем.
   Левой рукой он взял за руку меня, правой — Харриет, и мы пошли, ступая по гальке.
   — Ты ничего не видишь, Том? — спросил он слугу.
   — Нет, сэр. Может, если вы посидите где-нибудь с дамами, я постараюсь что-то разведать.
   — Я знаю, куда мы отправимся, — сказал Эдвин. — В пещеру Белой скалы. Мы будем ждать тебя там. Не слишком задерживайся, Том.
   — Разумеется, сэр. Я приду в пещеру минут через двадцать, если не найду того, что мы ищем.
   Я слышала удалявшиеся шаги Тома, хруст гальки под его ногами. Потом Эдвин сказал:
   — Дамы, следуйте за мной.
   Через несколько минут мы оказались в пещере.
   — Пещера Белой скалы, — объявил он. — Понятия не имею, почему ее так называют. Тут кругом сплошные белые скалы. Я здесь прятался в детстве. Разводил костер и проводил здесь долгие часы. Это было моим убежищем.
   — Как удачно, что мы высадились именно здесь, — сказала Харриет.
   — Это благодаря тому, что я отличный штурман.
   — А что скажет твой кузен, когда увидит нас? — спросила я.
   — Это мы вскоре узнаем, — беззаботно ответил Эдвин.
   — Мне не терпится сыграть роль пуританки, — сказала Харриет. — Это будет сложная роль, потому что я чувствую к пуританам особую неприязнь.
   — Так же, как и все мы, — подтвердил Эдвин.
   — Эдвин, — спросила я, — а чего могут ожидать от меня и Харриет в Эверсли?
   — Поскольку нас вообще не ждут, то вряд ли чего-то особенного, — заявила Харриет, и они с Эдвином рассмеялись, оценив это высказывание как удачную шутку.
   Но я продолжала настаивать:
   — У тебя важная миссия, а мы присоединились к тебе… поступив достаточно опрометчиво. Твой кузен будет удивлен, увидев нас, я в этом уверена, но, раз уж мы здесь, нам надо подумать, чем мы можем облегчить твою задачу.
   — Карлтон быстро сообразит, как вас использовать, если сочтет это нужным, — сказал Эдвин. — А нам для начала надо бы выяснить, что ему удалось разузнать. Я сумею убедить его в том, что гораздо меньшие подозрения вызывает мужчина, сопровождающий двух дам, чем мужчина со слугой. Думаю, он согласится со мной.
   — Ну, значит, мы принесем какую-то пользу, — сказала Харриет. — Приятно чувствовать себя полезной.
   Мы привалились к жестким камням, и я вдруг поняла, что никогда в жизни не чувствовала такого волнения. В мою тихую жизнь внезапно ворвалось потрясающее приключение. Казалось, что письмо от матери, в котором сообщалось, что меня приглашают Эверсли, я читала много лет назад. Могла ли я предположить, что это письмо окажется ключиком, открывающим дверь в сказочный мир?
   Эдвин рассказывал о своем детстве, о днях, которые он провел в этой пещере.
   — Это мое тайное убежище. Во время высокого прилива вода заливает вход, и можно попасть в ловушку. Но это случается раз в полсотни лет, так что не тревожьтесь. Сейчас приливы невысокие, и в это время года никакой опасности нет. К тому же скоро вернется Том. Можете быть уверены: кузен Карлтон нас не подведет. Где-то поблизости должны быть лошади, на которых мы доберемся до Эверсли.
   — Сколько лошадей?
   — Только две, дорогая Но нас четверо.
   — Ничего страшного, вы поедете на седельных подушках. Одна — со мной, другая — с Томом.
   — Ну что ж, вы неплохо подготовились, — сказала Харриет.
   В темноте раздался довольный смех Эдвина.
   — Как нельзя лучше.
   Послышались шаги, и в пещеру вошел Том.
   — Лошади готовы, сэр.
   Мы встали и по покатому полу пещеры прошли к выходу.
   — Итак, мы — путешественники, у которых появились трудности, — весело сказал Эдвин. — Пошли. — Некоторое время он колебался, переводя взгляд с меня на Харриет, и, наконец, сказал:
   — Я повезу свою жену, а ты, Том, возьми госпожу Мэйн.
   Мы уселись на лошадей и поехали сквозь предрассветные сумерки.
   До Эверсли-корта мы добрались с первыми лучами солнца. Замок окружала высокая стена, над которой виднелись очертания двускатных крыш. Ворота были распахнуты, и мы въехали внутрь. Суровый аскетизм окружающего подействовал на меня, как порыв ледяного ветра. Замок Контрив и Вийе-Туррон были захудалыми, второсортными поместьями, предложенными изгнанникам в качестве временного места проживания. Этот замок производил совсем другое впечатление: повсюду чувствовался порядок, было очень чисто, но на всем лежала печать пуританства, считавшего грехом яркие краски, красоту, любые радости жизни.
   Я могла представить, как когда-то выглядело это место: буйство пестрых цветов на клумбах, искусно подстриженные тисы, фонтаны, уединенные дорожки Кое-где еще оставались очажки былой роскоши, но все явно говорило о том, что этот сад должен быть не красивым, а полезным. Здесь росли лечебные травы, фруктовые деревья и овощи — все для пользы и ничего для красоты.
   — Господи! — шепнул Эдвин. — Как все изменилось! Эверсли при пуританах!
   Мое возбуждение стало уступать место мрачным предчувствиям. Эдвину было опасно возвращаться в родной дом, хотя с момента его отъезда прошло, вероятно, лет десять. Теперь ему было двадцать два, так что уезжал он в возрасте двенадцати лет. Вдруг кто-нибудь узнает его? Двадцатидвухлетний мужчина может напомнить двенадцатилетнего мальчика, но только тем людям, которые его хорошо знали.
   — Том, — сказал Эдвин, — войди в дом и скажи, что мы нуждаемся в приюте. Ты свою роль знаешь. Мы останемся при лошадях.
   Вскоре Том вернулся с конюхом, который с любопытством посмотрел на нас и сказал:
   — Если вы пройдете в дом, то хозяин готов вас принять.
   — Ах, — сказал Эдвин, — я был уверен, что нам не откажут в приюте. Помоги с лошадьми, Том.
   Наш слуга последовал за конюхом, а мы, пройдя по дорожке, вошли в холл. Там стояла поджидавшая нас служанка. Я заметила, что она, бегло посмотрев на нас, уставилась на Харриет, которая в своей пуританской одежде выглядела не менее красивой, чем обычно. Меня удивило то, как она сумела изобразить застенчивость, — свойство, ей совершенно чуждое. Воистину Харриет была великолепной актрисой.
   — Прошу вас подождать, — сказала служанка, — сейчас хозяин спустится к вам.
   Я стала рассматривать холл с высоким сводчатым потолком, со стенами, обшитыми деревянными панелями, на которых было развешано всевозможное оружие. Я решила, что это вполне соответствует пуританскому духу, поскольку именно силой оружия они победили роялистов и вынудили их отправиться в изгнание. Кое-где на стенах виднелись светлые пятна — видимо, там раньше висели гобелены. Посередине стоял длинный обеденный стол, на котором была расставлена оловянная посуда, а по обеим его сторонам стояли грубые скамьи. Я решила, что их поставили специально, чтобы создать неудобства во время еды.
   Никакой другой мебели в холле не было, и, хотя на дворе стояло лето и день обещал быть жарким, здесь было прохладно.
   Я никогда не забуду первого впечатления от Карл-тона Эверсли.
   Он спустился по лестнице в дальнем конце холла. Прекрасная лестница из резного дерева, какие я видела в детстве, до того, как покинула Англию, типичная для эпохи Тюдоров, когда была построена или перестроена эта часть замка.
   Как и говорил Эдвин, Карлтон был высоким и, несомненно, импозантным мужчиной, причем в простом черном пуританском платье он выглядел, вероятно, более эффектно, чем в шелковой и кружевной мишуре, которую носили при роялистах. Его темные волосы были коротко острижены, отчего на голове образовалось что-то вроде шапочки, — таков был единственный допустимый в этом обществе фасон, а его одежда подчеркивала налет суровости, бросавшейся в глаза уже в первые часы пребывания в Англии.
   Да, Карлтон производил сильное впечатление: бледная кожа лица, темные блестящие глаза, густые брови, крупные и резкие черты лица. Несомненно, Эдвин был прав, говоря о нем как о личности, яркой и замечательной.
   Карлтон шел к нам, и его шаги гулко звучали на каменных плитах пола. По нему было совершенно незаметно, что он узнал Эдвина или удивился, увидев Харриет и меня.
   — Боже храни тебя, друг! — сказал он. Эдвин ответил:
   — Боже храни тебя, друг! — и продолжал:
   — Я еду из Лондона с женой и ее сестрой. Мы остановились переночевать на постоялом дворе, и ночью нас обокрали воры, покинувшие постоялый двор еще до рассвета. С нами мой слуга, и я собираюсь послать его домой в Честер, чтобы он привез мне денег. Но до той поры мы будем находиться в очень затруднительном положении. Проезжая мимо вашего дома, сэр, мы заехали сюда в надежде найти временный кров над головой и, возможно, хлеб насущный.
   — Вы получите здесь кров и пищу, друг, пока ваш слуга не выручит вас.
   — И тогда, сэр, вы будете вознаграждены за все оказанные нам услуги.
   — Слово Божие учит нас: не прогоняй странника от врат дома твоего, — ответил Карлтон Эверсли, и я не могла не отметить странность таких речей в его устах. Он скорее напоминал пирата елизаветинских времен, чем богобоязненного пуританина.
   Он подошел к веревке колокольчика и дернул ее. Откуда-то из-за перегородок тут же появились две служанки. Одну из них мы уже видели до этого.
   — У нас в доме странники, нуждающиеся в крове, Джейн, — сказал Карлтон. — Прошу тебя, приготовь для них комнаты. Мужчина с женой… я не ошибся, друг? Его свояченица и его слуга. Итак, две комнаты: одну — для мужа с женой, другую для его сестры. Слуга будет жить вместе с нашими слугами.
   — Хорошо, господин, — сказала девушка, слегка поклонившись.
   — Несомненно, вы голодны, — продолжал Карлтон.
   Он не ошибся. Во время морского путешествия нам редко удавалось поесть, а с тех пор, как мы ступили на землю Англии, у нас во рту не было ни крошки.
   — Усаживайтесь за стол, — предложил он. — Мы питаем отвращение к плотским утехам, и еда у нас очень простая.
   И он нам не солгал. Принесли ржаной хлеб, холодный бекон и по кружке сидра.
   Мы уже собрались приняться за еду, но хозяин строго взглянул на нас: мы забыли возблагодарить Господа за хлеб насущный.
   Эта простая пища показалась нам нектаром и амброзией, хотя я была слишком взволнована и не особенно хотела есть.
   Карлтон сидел вместе с нами за столом и время от времени задавал нам вопросы, касавшиеся нашего дома в Честере. Между ним и Харриет даже завязался разговор. Харриет дала ему детальный отчет о своих цветочных клумбах, где по бордюру пущены розмарин и лаванда и майоран, и сообщила, как ей нравится ухаживать за цветами.
   Она слишком увлеклась, описывая выращиваемые ею превосходные цветы, в то время как я была уверена, что она в жизни не посадила ни единого деревца или цветка.
   Карлтон сурово посмотрел на нее и холодно спросил, не собирается ли она посвятить свое время более достойным занятиям, нежели выращивание цветов, от которых нет никакой пользы.
   Харриет скромно потупилась.
   — Господь сотворил цветы красивыми, — напомнила она ему, — но я вижу, друг, что вы уловили мою слабость. Действительно, я так люблю свои цветы, что впала в грех гордыни.
   — Гордыню следует смирять, — заявил Карлтон, сложив ладони и подняв глаза к сводчатому потолку.
   Я позволила себе усомниться в его безгрешности. Даже очень беглое знакомство с ним склоняло к таким сомнениям.
   — Грех, — продолжал он, — есть западня. Мы постоянно должны следить за собой, чтобы не упасть в отверзающиеся под ногами бездны греха.
   — Аминь, — сказала Харриет, и я подумала, как мы вдоволь посмеемся, оставшись наедине.
   Надо признаться, мне было бы очень любопытно познакомиться с женщиной, которая вышла замуж за этого человека. О ее существовании я знала со слов Эдвина и поэтому поинтересовалась, будем ли мы иметь честь познакомиться с хозяйкой дома.
   — В данное время госпожи Эверсли нет дома, — ответил он мне.
   — Как жаль, что мы не будем иметь удовольствия поблагодарить ее за гостеприимство!
   — Господь сотворил нас не для удовольствий, госпожа, — прервал меня Карлтон, — таким образом, вы, к счастью, лишены возможности согрешить.
   При этом мне показалось, что он улыбнулся уголками губ, наслаждаясь разыгрываемой сценой.
   — Стало быть, вас зовут… — повернулся он к Эдвину.
   — Эдвин Лисон, — без запинки ответил Эдвин. — Моя жена Бэлла и моя свояченица Харриет Гроупер. Карлтон слегка поклонился.
   — После еды вас проводят в предназначенные для вас комнаты. Я уверен, что поездка в Честер и обратно займет несколько дней. До возвращения вашего слуги вы будете гостями Эверсли.
   — Господь вознаградит вас на небесах за вашу доброту к несчастным путникам, — с набожным видом проговорил Эдвин.
   — Я не ищу вознаграждения, — возразил Карлтон. — Я всего лишь стараюсь выполнять свой долг перед Господом.
   Я стала задумываться, не слишком ли далеко они заходят, но опыт последовавших за этим дней показал, что подобные разговоры были вполне характерны для пуританского дома.
   Не было ничего удивительного в том, что в стране зрело недовольство и люди ждали возвращения нового короля, который установил бы иные законы и нормы поведения.