Страница:
— Мне кажется, в этом есть что-то нечестное. Так что же мы будем делать?
— Тебе придется сыграть Джульетту, и то, как ты это сделаешь, скорее сдержит любовный пыл, чем подстегнет.
— Знаешь, бывают моменты, когда ты просто невыносима, — сказала я. — Мне кажется, ты считаешь свои интересы единственно важными.
Я начала думать об Эдвине, о его нежном взгляде, легкой улыбке, высокой стройной фигуре и слегка сонных карих глазах. Я была влюблена в Эдвина. Наши родители хотели, чтобы мы поженились. Так почему я должна негодовать по поводу того, что у Харриет отняли ее роль? Меня это только радовало.
Я хотела бы сыграть Джульетту. Мы с Эдвином будем проводить вместе целые часы, репетируя наши роли. Я все время буду с ним. Мне немного надоела уже леди Капулетти.
Нужно признаться, Харриет меня поразила. Я понимала, что ей был нанесен чувствительный удар. Будучи профессиональной актрисой, она хотела играть заглавную роль и, безусловно, имела на это право. Но после откровенного взрыва чувств, который она не сумела скрыть от меня, ей удалось полностью овладеть собой.
Она собрала труппу и объявила, что некоторые роли будут перераспределены. Сама она очень загружена режиссерской работой, так что ей придется отказаться от роли Джульетты, с которой, по ее мнению, вполне справлюсь я. Харриет же сыграет роль кормилицы, тоже очень важную. Естественно, что это потребует кое-каких изменений в ходе репетиций.
Я взглянула на Эдвина, чтобы проверить, не будет ли он возражать.
Он улыбнулся мне своей чудесной ласковой улыбкой и, взяв мою руку, поцеловал ее так, как научила его Харриет во время репетиций.
— Вы увидите, что я слабый актер, — предупредил, он.
— Так же, как и я.
— Не могу в это поверить.
Он нежно пожал мою руку. Я была счастлива. Потом мне вспомнилось, как он говорил о том, что следует подчиняться прихотям судьбы. Но я была уверена, что он с радостью сыграет роль моего любимого.
Что же касается меня, то я продолжала вспоминать слова леди Эверсли, сказанные Харриет. Наши родители хотят, чтобы мы поженились. Я тоже хочу этого. Теперь все зависит от Эдвина.
Это были волшебные дни. Почти все время я проводила с Эдвином. Мы репетировали наши роли. Его роль я уже знала наизусть и постоянно подсказывала ему. Нам было нетрудно изображать влюбленных, и я даже начала думать, что он влюблен в меня не меньше, чем я в него.
Казалось странным, что основой пьесы служит вражда двух семейств, не позволяющая влюбленным пожениться. В нашем случае все обстояло наоборот: наши родители предоставили нам возможность влюбиться друг в друга.
И мы так и сделали! Мы влюбились! Мне хотелось петь.
Мне нравилось, как он произносит:
« О, там восток! Джульетта — это солнце!
Встань, солнце ясное, убей луну-завистницу…»
Как-то раз он добавил:
— Я понимаю, что он имел в виду. Для него свет дня начинает сиять лишь с появлением Джульетты.
— Однако незадолго до того он был влюблен в другую, — заметила я. — Как вы думаете, если бы он стал мужем Джульетты, был бы он ей верен?
— Я в этом убежден.
— В противном случае, — добавила я, — все это было бы бессмысленно.
— Иногда жизнь бывает бессмысленной, но давайте верить в то, что он любил бы ее до гробовой доски. Тем более, что… так и произошло.
— Ни на что иное у него просто не было времени. Эдвин чуть не расхохотался. Он вносил в наши репетиции некоторый дух легкомыслия, в то время как я вкладывала в них всю свою душу.
Никогда в жизни я не была так счастлива, как сейчас.
Поскольку мне доставляли наслаждение близость Эдвина, прикосновения его рук, страсть, звучавшая в его голосе, когда он обнимал меня, то я понимала, что хочу, чтобы он стал моим мужем. До знакомства с Харриет я, в общем-то, находилась в неведении относительно взаимоотношений мужчин и женщин, но с тех пор узнала об этом многое. Я уже прочитала дневник своей матери. Передавая его мне, она сказала, что я похожа на нее. А это значит, что физический аспект любви не будет пугать меня, как это бывает с некоторыми женщинами и как это было с моей покойной тетушкой Анжелет.
Я знала, что хочу физической близости с Эдвином и что на брачное ложе лягу без содрогания.
Мне очень нравилась сцена на балконе, когда Ромео и Джульетта вместе, но уже настает рассвет, и он должен покинуть ее.
Я смаковала каждое слово:
Ты хочешь уходить, но день еще не скоро:
То соловей — не жаворонок был.
И Ромео отвечает:
То жаворонок был, предвестник утра.
Не соловей. Смотри, любовь моя,
Завистливым лучом уж на востоке
Заря завесу облак прорезает.
Ночь тушит свечи; радостное утро
На цыпочки встает на горных кручах.
Уйти — мне жить; остаться — умереть.
Мы вновь и вновь репетировали эту сцену. Эдвин сказал мне, что тоже любит ее, хотя очень не хочется покидать меня.
— Это всего лишь игра, — рассмеялась я.
— Иногда мне кажется, что я вовсе не играю, — признался он. — Да я и не могу этого делать: я самый бездарный в мире актер.
Харриет весьма критично относилась к нашим репетициям. Теперь она пыталась сделать из роли кормилицы главную роль пьесы, и, надо признать, у нее это получалось, хотя, конечно, роль ей не подходила. Иногда мне казалось, что она добивается именно такого эффекта. Ей хотелось, чтобы все говорили, что она создана для роли Джульетты.
Но в любом случае репетировать было большим удовольствием, и Харриет была превосходна. Лукас играл Париса, молодого человека, которого родители Джульетты прочили ей в мужья, и играл гораздо лучше, чем я ожидала.
Он признался мне, что никогда не был так доволен жизнью, как сейчас.
— И все это благодаря Харриет, — добавил он. А потом, нахмурившись, сказал:
— Она не совсем верно рассказала о том, как попала в наш дом.
Лукас обожал Харриет и не желал признать, что предмет его поклонения сильно приукрасил правду. Улыбнувшись, мой брат заметил:
— Харриет — прирожденная актриса и не смогла удержаться от того, чтобы не разыграть перед зрителями очередную роль.
Я поняла, что Лукас взрослеет.
Накануне спектакля в замке царило радостное возбуждение. Зрителей должно было собраться довольно много, потому что леди Эверсли решила заполнить зал до отказа, пригласив всех, живущих в округе.
— Если понадобится, — сказала она, — они смогут переночевать на полу в главном холле. Такое уже бывало.
Мы провели генеральную репетицию, от которой я получила наслаждение. Мне всегда нравилось веселить детишек, изображая мисс Блэк, и я помню, как Дик и Анджи покатывались от хохота. А как-то раз я переоделась и изобразила разбойника, который пробрался в замок, чтобы всех нас похитить. Дети так перепугались, что несколько недель не могли успокоиться, и мне стало ясно, что хотя я поступила глупо, но все же роль свою сыграла убедительно. А теперь я была полна решимости успешно сыграть Джульетту, и не только потому, что мне нравилось играть вместе с Ромео-Эдвином; мне хотелось доказать Харриет, что я, может быть, и не столь выдающаяся актриса, как она, но вполне сносная.
Несомненно, Харриет обладала какой-то магической силой: когда она появлялась на сцене, пусть даже в роли кормилицы, внимание зрителей сосредоточивалось именно на ней. Текст она знала назубок. Время от времени она весьма надменно смотрела на меня, и у меня складывалось впечатление, будто она рассчитывает на то, что я забуду свой текст. Сцены с участием Джульетты и кормилицы стали теперь гораздо более развернутыми, чем в первоначальном варианте, поскольку Харриет дополнила соответствующие фрагменты роли кормилицы. Я чувствовала, что она постоянно посматривает на шляпу Джульетты, которую ей так хотелось поносить, и мне казалось, что в любой момент она готова сорвать эту шляпу с моей головы.
Настал великий день. Харриет объявила, что репетиций больше не будет и нам следует выбросить из головы все мысли о спектакле. Генеральная репетиция прошла весьма гладко, и теперь мы должны спокойно ждать вечера.
Я рассмеялась и сказала, что она принимает все это слишком уж всерьез. Ведь мы не профессиональные актеры, чье пропитание впрямую зависит от качества их работы.
Я решила прогуляться по саду, и Эдвин присоединился ко мне.
Он спросил меня, не волнуюсь ли я перед спектаклем.
— Это ведь всего лишь игра, — ответила я. — Если мы забудем текст, все только рассмеются и от этого получат, вероятно, большее удовольствие, чем получили бы от профессионального исполнения, на которое мы в любом случае не способны.
— Моя мать надеется, что сегодня вечером будет объявлено о помолвке, — сказал он.
Сердце бешено заколотилось у меня в груди, и я замерла, но он продолжал:
— Она надеется, что Чарльз будет просить руки Карлотты, когда она выйдет на сцену после окончания спектакля вместе со всей труппой. — Он нахмурился и добавил:
— Я несколько обеспокоен.
— Почему?
— Чарльз изменился. Боюсь, бедная Карлотта понимает это. Вы заметили в ней перемены?
— Мне кажется, она выглядит немного опечаленной. Я не очень хорошо с ней знакома, но, по-моему, она и раньше была не слишком оживленной.
— Карлотта всегда была такой… полная противоположность своему брату. Она очень серьезна и умеет скрывать свои эмоции, но сейчас, я думаю, она чувствует себя несчастной.
— Она действительно хочет выйти замуж за Чарльза, или это заранее запланированный брак?
— Она страстно этого желает, во всяком случае, желала. Но в последнее время многое изменилось.
Я подумала: это с тех пор, как мы приехали сюда. Чарльз явно влюблен в Харриет. Ох, бедняжка Карлотта! Как, должно быть, ей хочется, чтобы мы никогда не появлялись в ее доме!
— Но, возможно, я и ошибаюсь, — сказал Эдвин и сделал характерное для него уточнение:
— Я уверен, что ошибаюсь. Вот увидите, сегодня вечером будет объявлено о помолвке. В конце концов, именно ради этого он и приехал.
Он взял меня за руку и пожал ее. Я была счастлива.
— Вы знаете, — продолжал он, — ведь мне вскоре, видимо, придется уехать отсюда.
— Вы присоединитесь к отцу?
— Нет, поеду… в Англию.
— Это, наверное, опасно.
— Я поеду туда под чужим именем. Мы тайно пересечем Ла-Манш и высадимся в каком-нибудь безлюдном месте. Нам придется носить мрачную одежду, чтобы не отличаться от остальных. Я собираюсь поездить по стране, поговорить кое с кем из тех, кто, по нашему предположению, остался роялистом, узнать настроение народа… В общем, вымостить дорогу для возвращения короля.
— Когда?
— Я жду приказа. В любой день может явиться гонец с сообщением о том, что мне пора отправляться.
— Но уж не раньше, чем мы сыграем спектакль! Он рассмеялся:
— О, не бойтесь этого! Невелика была бы трагедия. Неужели вы думаете, что без меня не обойдутся?
— Да где же я найду другого Ромео?
Он повернулся ко мне и нежно улыбнулся.
— Вы можете найти, — сказал он, — гораздо более достойного кандидата, чем я.
— После всех этих репетиций! Он смущенно отвел глаза:
— Я уверен, что все обойдется. Несомненно, нас предупредят за несколько недель. Но мы должны быть наготове. Такие операции требуют тщательного обдумывания… и репетиций гораздо более серьезных, чем в случае с» Ромео и Джульеттой «.
— Я понимаю.
Он вновь взял меня за руку:
— Похоже, вы и в самом деле взволнованы.
— Мне не нравится, что вы будете подвергаться опасности.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Дорогая Арабелла, — сказал он, — вы очень добрая и милая. Хотелось бы мне… — Я молчала, и он продолжил:
— Если соблюдать осторожность, то никакой опасности не будет. Мы окажемся в своей собственной стране, и, имея актерский опыт, я вполне убедительно сыграю пуританина, полностью удовлетворенного происходящим вокруг, да и встречаться мы будем с людьми, которые, надеюсь, являются нашими друзьями. Так что у вас нет оснований для беспокойства.
— Как вы думаете, народ действительно мечтает о возвращении короля?
— Именно это мы и собираемся выяснить. Если это так, он вернется, но если народ не на его стороне, то все попытки будут бесполезны.
— Вы хорошо знаете короля?
— Настолько, насколько вообще его можно знать. Карл прекрасный приятель — веселый, остроумный, любящий пошутить. Никогда нельзя быть уверенным в том, что он говорит всерьез.
— Вы хотите сказать, что он… ненадежен?
— Возможно. Но я не знаю более обаятельного человека.
— Не объясняется ли его обаяние королевским происхождением?
— Частично, видимо, да. Все готовы обожать короля, а если он к тому же дает для этого повод — ну что ж, тогда любовь к нему растет. О да, Арабелла, я уверен в том, что мы скоро вернемся. Какой же это будет день, когда мы ступим на родную землю!
— Интересно, что мы там увидим?
Он слегка коснулся моей щеки и сказал:
— Подождем — и тогда все узнаем.
Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.
Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому — поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.
В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.
В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.
Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте:» До этой ночи я не понимал значенья слова «красота»«.
В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились — по крайней мере, я — точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.
Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, » отравленного ядом «, я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, » вонзила» его в свое сердце и упала на труп любимого.
Это было похоже на Эдвина — сделать предложение именно в такой момент. «Не унывайте, — шепнул он. — Вы согласны выйти за меня замуж?»Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.
Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.
Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.
Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.
Затем Эдвин сделал шаг вперед.
— Я хочу сделать объявление, — сказал он. — У этой пьесы появилось новое окончание. В конце концов, Ромео и Джульетта не умерли. Они выжили для того, чтобы пожениться и счастливо жить друг с другом. — Он повернулся, взял меня за руку и притянул к себе. — С искренним удовольствием имею честь сообщить вам о том, что сегодня Арабелла согласилась стать моей женой.
На миг все притихли, а потом зал вновь взорвался аплодисментами. Леди Эверсли поднялась на сцену, обняла нас, а затем торжественно расцеловала.
— Это идеальный финал пьесы, — сказала она.
Праздник продолжался. Его программа включала в себя песни и танцы. Гости были счастливы. Только ближе к полуночи те, кто жил неподалеку, начали разъезжаться по домам, а остальные стали готовиться ко сну.
Я провела весь вечер в костюме Джульетты и, даже оказавшись в нашей с Харриет комнате, не решалась снять его. Я боялась, что вместе с ним пропадет какое-то магическое ощущение.
Харриет наблюдала за мной.
— Я представляю, как запомнится тебе этот вечер, — сказала она.
— Полагаю, каждой женщине запомнится день, когда ей делают предложение.
— Оно было сделано по всем законам драмы. Ты должна благодарить за это своего будущего мужа. Момент показался мне подходящим.
— Во всяком случае, выглядело это эффектно, поверь мне.
— Ты чем-то недовольна, Харриет?
— Недовольна! Что это тебе в голову взбрело? Эдвин — прекрасная партия. О такой мечтает всякая девушка. Если король вернется в Англию и Эверсли восстановит свои владения, а то и прихватит еще что-нибудь, у тебя будет очень богатый муж. Когда он сделал тебе предложение?
— Когда мы лежали в гробу.
— Не слишком удачно, а?
— Для меня — вполне удачно, — взволнованно ответила я.
— Ты смущена.
— Я имею право быть сегодня счастливой или нет?
— Не строй особых надежд.
— Да что с тобой, Харриет?
— Я размышляю о твоем счастье.
— Так возрадуйся, поскольку я никогда в жизни не была так счастлива.
Харриет поцеловала меня в лоб, а потом отступила назад.
— Эта шляпка тебе маловата, — сказала она. — От нее осталась отметина.
— Она скоро пройдет.
Мне было немножко жаль Харриет. Она так хотела сыграть Джульетту, и то, что этого не случилось, было потерей для всех актеров, поскольку я знала, что все лестные комплименты, полученные мной, она заслуживала в гораздо большей мере.
Весь следующий день я находилась в состоянии, близком к эйфории. Я принимала поздравления, едва слыша их. Потом леди Эверсли отвела меня в сторонку и сказала, что она посылает своему мужу и моим родителям письма, чтобы и они могли разделить нашу радость. Не хочу ли я написать матери и отцу о том, как я счастлива? Я написала обоим:
«Дорогие мои мама и папа!
Произошло чудесное событие. Эдвин Эверсли просил моей руки. Я очень счастлива. Эдвин — очаровательный, милый, добрый, веселый человек. Он все время шутит. Я ни разу не видела его хмурым. Огромное удовольствие доставила нам постановка» Ромео и Джульетты «, где он играл Ромео, а я — Джульетту. Он сделал мне предложение во время кульминационной сцены в склепе. Поскорее напишите ответ и сообщите, что вы тоже счастливы за меня. У меня больше нет времени писать — гонец уже ждет.
Ваша любящая дочь Арабелла Толуорти.»
Гонец с письмами уехал, а Матильда Эверсли задержала меня, чтобы поговорить со мной о нашей совместной жизни. Она была совершенно уверена в том, что их семья скоро будет восстановлена во всех имущественных правах. К счастью, их родовое поместье Эверсли-корт не было разрушено этими ужасными «круглоголовыми».
Она никак не хотела отпускать меня, хотя мне не терпелось встретиться с Эдвином, а когда мне, наконец, удалось отделаться от нее, я узнала, что Эдвин отправился на верховую прогулку вместе с другими гостями. Я пошла к себе в комнату. Платья для верховой езды, принадлежащего Харриет, на месте не оказалось, так что она, вероятно, тоже уехала на прогулку.
Было уже поздно, когда они вернулись. Харриет, по всей видимости, пребывала в отличном настроении.
Некоторые из гостей продолжали оставаться в замке, и в этот вечер в большом холле разговор вертелся вокруг вчерашнего представления и помолвки, объявленной в его завершение.
Музыканты играли, а мы пели. Харриет очаровала присутствующих своим пением. Потом начались танцы. Открыли бал мы с Эдвином, и, как мне потом сказали люди, наблюдавшие за нами, они на краткий миг почувствовали себя так, словно находятся дома, что все трудности позади, что смутьяны побеждены и добрый король Карл занял свой трон.
— Вам понравилась сегодняшняя прогулка? — спросила я.
Несколько секунд он колебался, а потом пожал плечами.
— Там не было вас, — ответил он. Мне было очень приятно это слышать.
— Значит, вам не хватало меня?
— Этот вопрос, моя дорогая Арабелла, я назвал бы совершенно лишним.
— Я все-таки хотела бы услышать ответ.
— Мне всегда будет недоставать вас, когда вас не будет рядом. Я знал о том, что вы беседуете с моей матерью и что она хотела поговорить с вами, поэтому решил принести себя в жертву. В конце концов, остаток жизни нам суждено провести вместе.
— Я не знала о том, что вы поедете кататься.
— Вы, конечно, захотели бы поехать с нами, но я предпочел, чтобы вы поговорили с моей матерью.
— Я и не слышала, как вы все уехали. Потом мне стало известно, что и Харриет была с вами.
— О да, и Харриет, — сказал он.
— Бедняжка Харриет! Как жаль, что ей не удалось сыграть Джульетту! Она сделала бы это великолепно.
— Просто по-иному, — сказал он. — Но теперь мы вместе и давайте думать о будущем.
— Ни о чем другом я и не думаю.
— Когда мы вернемся в Англию… что это будет за время! Тогда мы заживем нормально, как будто и не было этой смехотворной войны. Вот чего я жду по-настоящему.
— Но для начала нужно туда попасть. Ведь вы вскоре должны уехать.
— Это займет немного времени. А потом я вернусь, и больше мы не расстанемся.
Одной из причин, по которой мне нравилось быть с Эдвином, не говоря о моей глубокой любви к нему, была та, что он умел заразить собеседника своим оптимизмом и тот начинал разделять его отношение к жизни.
Как счастлива я была в последующие дни! А потом произошло неприятное событие. Уехал Чарльз Конди. Он сослался на важные дела, но я знала истинную причину. В вечер накануне его отъезда Харриет сообщила мне, что он просил ее руки. Говоря об этом, она внимательно смотрела на меня.
— Харриет! — воскликнула я. — И ты сказала «да»? Задавая этот вопрос, я думала о бедной Карлотте. Харриет медленно покачала головой.
— Конечно, — сказала я, — я знаю, что ты его не любишь.
Я считала себя такой мудрой, обремененной опытом. Я была так счастлива, что хотела поделиться счастьем со всеми, а особенно — с Харриет. Мне казалось, что было бы просто чудесно, если бы мы с ней одновременно обручились.
— Это не вполне подходящая партия, — сказала она.
— Но, Харриет…
Она резко повернулась ко мне.
— Достаточно подходящая для меня, ты это хочешь сказать? Для ублюдочной бродячей актрисы… Верно?
— Харриет, как ты можешь так говорить!
— Ты собираешься выйти замуж за отпрыска старинного рода. Со временем у него будут деньги и титул. Леди Эверсли — это просто здорово! Ты дочь крупного военачальника. Ну, а мне сойдет, что угодно.
— Но он из хорошей семьи, Харриет. Это симпатичный молодой человек.
— Третий сын. Без средств к существованию.
— Но Эверсли, судя по всему, считали его достойным женихом для Карлотты. В голосе Харриет вдруг появились ядовитые интонации.
— Им пришлось сильно потрудиться, чтобы найти для Карлотты хоть какого-нибудь жениха. Они дали бы за ней приличное приданое. После их возвращения в Англию Чарльзу Конди была бы обеспечена безбедная жизнь.
— Это доказывает, что он поступил благородно, оставив ее. Я имею в виду, что вначале он, кажется, действительно был влюблен.
— Дорогая Арабелла, нас сейчас интересуют не его мотивы поведения, а мои. Когда я выйду замуж, то это будет кто-то, равный твоему прекрасному жениху.
— Тебе придется сыграть Джульетту, и то, как ты это сделаешь, скорее сдержит любовный пыл, чем подстегнет.
— Знаешь, бывают моменты, когда ты просто невыносима, — сказала я. — Мне кажется, ты считаешь свои интересы единственно важными.
Я начала думать об Эдвине, о его нежном взгляде, легкой улыбке, высокой стройной фигуре и слегка сонных карих глазах. Я была влюблена в Эдвина. Наши родители хотели, чтобы мы поженились. Так почему я должна негодовать по поводу того, что у Харриет отняли ее роль? Меня это только радовало.
Я хотела бы сыграть Джульетту. Мы с Эдвином будем проводить вместе целые часы, репетируя наши роли. Я все время буду с ним. Мне немного надоела уже леди Капулетти.
Нужно признаться, Харриет меня поразила. Я понимала, что ей был нанесен чувствительный удар. Будучи профессиональной актрисой, она хотела играть заглавную роль и, безусловно, имела на это право. Но после откровенного взрыва чувств, который она не сумела скрыть от меня, ей удалось полностью овладеть собой.
Она собрала труппу и объявила, что некоторые роли будут перераспределены. Сама она очень загружена режиссерской работой, так что ей придется отказаться от роли Джульетты, с которой, по ее мнению, вполне справлюсь я. Харриет же сыграет роль кормилицы, тоже очень важную. Естественно, что это потребует кое-каких изменений в ходе репетиций.
Я взглянула на Эдвина, чтобы проверить, не будет ли он возражать.
Он улыбнулся мне своей чудесной ласковой улыбкой и, взяв мою руку, поцеловал ее так, как научила его Харриет во время репетиций.
— Вы увидите, что я слабый актер, — предупредил, он.
— Так же, как и я.
— Не могу в это поверить.
Он нежно пожал мою руку. Я была счастлива. Потом мне вспомнилось, как он говорил о том, что следует подчиняться прихотям судьбы. Но я была уверена, что он с радостью сыграет роль моего любимого.
Что же касается меня, то я продолжала вспоминать слова леди Эверсли, сказанные Харриет. Наши родители хотят, чтобы мы поженились. Я тоже хочу этого. Теперь все зависит от Эдвина.
Это были волшебные дни. Почти все время я проводила с Эдвином. Мы репетировали наши роли. Его роль я уже знала наизусть и постоянно подсказывала ему. Нам было нетрудно изображать влюбленных, и я даже начала думать, что он влюблен в меня не меньше, чем я в него.
Казалось странным, что основой пьесы служит вражда двух семейств, не позволяющая влюбленным пожениться. В нашем случае все обстояло наоборот: наши родители предоставили нам возможность влюбиться друг в друга.
И мы так и сделали! Мы влюбились! Мне хотелось петь.
Мне нравилось, как он произносит:
« О, там восток! Джульетта — это солнце!
Встань, солнце ясное, убей луну-завистницу…»
Как-то раз он добавил:
— Я понимаю, что он имел в виду. Для него свет дня начинает сиять лишь с появлением Джульетты.
— Однако незадолго до того он был влюблен в другую, — заметила я. — Как вы думаете, если бы он стал мужем Джульетты, был бы он ей верен?
— Я в этом убежден.
— В противном случае, — добавила я, — все это было бы бессмысленно.
— Иногда жизнь бывает бессмысленной, но давайте верить в то, что он любил бы ее до гробовой доски. Тем более, что… так и произошло.
— Ни на что иное у него просто не было времени. Эдвин чуть не расхохотался. Он вносил в наши репетиции некоторый дух легкомыслия, в то время как я вкладывала в них всю свою душу.
Никогда в жизни я не была так счастлива, как сейчас.
Поскольку мне доставляли наслаждение близость Эдвина, прикосновения его рук, страсть, звучавшая в его голосе, когда он обнимал меня, то я понимала, что хочу, чтобы он стал моим мужем. До знакомства с Харриет я, в общем-то, находилась в неведении относительно взаимоотношений мужчин и женщин, но с тех пор узнала об этом многое. Я уже прочитала дневник своей матери. Передавая его мне, она сказала, что я похожа на нее. А это значит, что физический аспект любви не будет пугать меня, как это бывает с некоторыми женщинами и как это было с моей покойной тетушкой Анжелет.
Я знала, что хочу физической близости с Эдвином и что на брачное ложе лягу без содрогания.
Мне очень нравилась сцена на балконе, когда Ромео и Джульетта вместе, но уже настает рассвет, и он должен покинуть ее.
Я смаковала каждое слово:
Ты хочешь уходить, но день еще не скоро:
То соловей — не жаворонок был.
И Ромео отвечает:
То жаворонок был, предвестник утра.
Не соловей. Смотри, любовь моя,
Завистливым лучом уж на востоке
Заря завесу облак прорезает.
Ночь тушит свечи; радостное утро
На цыпочки встает на горных кручах.
Уйти — мне жить; остаться — умереть.
Мы вновь и вновь репетировали эту сцену. Эдвин сказал мне, что тоже любит ее, хотя очень не хочется покидать меня.
— Это всего лишь игра, — рассмеялась я.
— Иногда мне кажется, что я вовсе не играю, — признался он. — Да я и не могу этого делать: я самый бездарный в мире актер.
Харриет весьма критично относилась к нашим репетициям. Теперь она пыталась сделать из роли кормилицы главную роль пьесы, и, надо признать, у нее это получалось, хотя, конечно, роль ей не подходила. Иногда мне казалось, что она добивается именно такого эффекта. Ей хотелось, чтобы все говорили, что она создана для роли Джульетты.
Но в любом случае репетировать было большим удовольствием, и Харриет была превосходна. Лукас играл Париса, молодого человека, которого родители Джульетты прочили ей в мужья, и играл гораздо лучше, чем я ожидала.
Он признался мне, что никогда не был так доволен жизнью, как сейчас.
— И все это благодаря Харриет, — добавил он. А потом, нахмурившись, сказал:
— Она не совсем верно рассказала о том, как попала в наш дом.
Лукас обожал Харриет и не желал признать, что предмет его поклонения сильно приукрасил правду. Улыбнувшись, мой брат заметил:
— Харриет — прирожденная актриса и не смогла удержаться от того, чтобы не разыграть перед зрителями очередную роль.
Я поняла, что Лукас взрослеет.
Накануне спектакля в замке царило радостное возбуждение. Зрителей должно было собраться довольно много, потому что леди Эверсли решила заполнить зал до отказа, пригласив всех, живущих в округе.
— Если понадобится, — сказала она, — они смогут переночевать на полу в главном холле. Такое уже бывало.
Мы провели генеральную репетицию, от которой я получила наслаждение. Мне всегда нравилось веселить детишек, изображая мисс Блэк, и я помню, как Дик и Анджи покатывались от хохота. А как-то раз я переоделась и изобразила разбойника, который пробрался в замок, чтобы всех нас похитить. Дети так перепугались, что несколько недель не могли успокоиться, и мне стало ясно, что хотя я поступила глупо, но все же роль свою сыграла убедительно. А теперь я была полна решимости успешно сыграть Джульетту, и не только потому, что мне нравилось играть вместе с Ромео-Эдвином; мне хотелось доказать Харриет, что я, может быть, и не столь выдающаяся актриса, как она, но вполне сносная.
Несомненно, Харриет обладала какой-то магической силой: когда она появлялась на сцене, пусть даже в роли кормилицы, внимание зрителей сосредоточивалось именно на ней. Текст она знала назубок. Время от времени она весьма надменно смотрела на меня, и у меня складывалось впечатление, будто она рассчитывает на то, что я забуду свой текст. Сцены с участием Джульетты и кормилицы стали теперь гораздо более развернутыми, чем в первоначальном варианте, поскольку Харриет дополнила соответствующие фрагменты роли кормилицы. Я чувствовала, что она постоянно посматривает на шляпу Джульетты, которую ей так хотелось поносить, и мне казалось, что в любой момент она готова сорвать эту шляпу с моей головы.
Настал великий день. Харриет объявила, что репетиций больше не будет и нам следует выбросить из головы все мысли о спектакле. Генеральная репетиция прошла весьма гладко, и теперь мы должны спокойно ждать вечера.
Я рассмеялась и сказала, что она принимает все это слишком уж всерьез. Ведь мы не профессиональные актеры, чье пропитание впрямую зависит от качества их работы.
Я решила прогуляться по саду, и Эдвин присоединился ко мне.
Он спросил меня, не волнуюсь ли я перед спектаклем.
— Это ведь всего лишь игра, — ответила я. — Если мы забудем текст, все только рассмеются и от этого получат, вероятно, большее удовольствие, чем получили бы от профессионального исполнения, на которое мы в любом случае не способны.
— Моя мать надеется, что сегодня вечером будет объявлено о помолвке, — сказал он.
Сердце бешено заколотилось у меня в груди, и я замерла, но он продолжал:
— Она надеется, что Чарльз будет просить руки Карлотты, когда она выйдет на сцену после окончания спектакля вместе со всей труппой. — Он нахмурился и добавил:
— Я несколько обеспокоен.
— Почему?
— Чарльз изменился. Боюсь, бедная Карлотта понимает это. Вы заметили в ней перемены?
— Мне кажется, она выглядит немного опечаленной. Я не очень хорошо с ней знакома, но, по-моему, она и раньше была не слишком оживленной.
— Карлотта всегда была такой… полная противоположность своему брату. Она очень серьезна и умеет скрывать свои эмоции, но сейчас, я думаю, она чувствует себя несчастной.
— Она действительно хочет выйти замуж за Чарльза, или это заранее запланированный брак?
— Она страстно этого желает, во всяком случае, желала. Но в последнее время многое изменилось.
Я подумала: это с тех пор, как мы приехали сюда. Чарльз явно влюблен в Харриет. Ох, бедняжка Карлотта! Как, должно быть, ей хочется, чтобы мы никогда не появлялись в ее доме!
— Но, возможно, я и ошибаюсь, — сказал Эдвин и сделал характерное для него уточнение:
— Я уверен, что ошибаюсь. Вот увидите, сегодня вечером будет объявлено о помолвке. В конце концов, именно ради этого он и приехал.
Он взял меня за руку и пожал ее. Я была счастлива.
— Вы знаете, — продолжал он, — ведь мне вскоре, видимо, придется уехать отсюда.
— Вы присоединитесь к отцу?
— Нет, поеду… в Англию.
— Это, наверное, опасно.
— Я поеду туда под чужим именем. Мы тайно пересечем Ла-Манш и высадимся в каком-нибудь безлюдном месте. Нам придется носить мрачную одежду, чтобы не отличаться от остальных. Я собираюсь поездить по стране, поговорить кое с кем из тех, кто, по нашему предположению, остался роялистом, узнать настроение народа… В общем, вымостить дорогу для возвращения короля.
— Когда?
— Я жду приказа. В любой день может явиться гонец с сообщением о том, что мне пора отправляться.
— Но уж не раньше, чем мы сыграем спектакль! Он рассмеялся:
— О, не бойтесь этого! Невелика была бы трагедия. Неужели вы думаете, что без меня не обойдутся?
— Да где же я найду другого Ромео?
Он повернулся ко мне и нежно улыбнулся.
— Вы можете найти, — сказал он, — гораздо более достойного кандидата, чем я.
— После всех этих репетиций! Он смущенно отвел глаза:
— Я уверен, что все обойдется. Несомненно, нас предупредят за несколько недель. Но мы должны быть наготове. Такие операции требуют тщательного обдумывания… и репетиций гораздо более серьезных, чем в случае с» Ромео и Джульеттой «.
— Я понимаю.
Он вновь взял меня за руку:
— Похоже, вы и в самом деле взволнованы.
— Мне не нравится, что вы будете подвергаться опасности.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Дорогая Арабелла, — сказал он, — вы очень добрая и милая. Хотелось бы мне… — Я молчала, и он продолжил:
— Если соблюдать осторожность, то никакой опасности не будет. Мы окажемся в своей собственной стране, и, имея актерский опыт, я вполне убедительно сыграю пуританина, полностью удовлетворенного происходящим вокруг, да и встречаться мы будем с людьми, которые, надеюсь, являются нашими друзьями. Так что у вас нет оснований для беспокойства.
— Как вы думаете, народ действительно мечтает о возвращении короля?
— Именно это мы и собираемся выяснить. Если это так, он вернется, но если народ не на его стороне, то все попытки будут бесполезны.
— Вы хорошо знаете короля?
— Настолько, насколько вообще его можно знать. Карл прекрасный приятель — веселый, остроумный, любящий пошутить. Никогда нельзя быть уверенным в том, что он говорит всерьез.
— Вы хотите сказать, что он… ненадежен?
— Возможно. Но я не знаю более обаятельного человека.
— Не объясняется ли его обаяние королевским происхождением?
— Частично, видимо, да. Все готовы обожать короля, а если он к тому же дает для этого повод — ну что ж, тогда любовь к нему растет. О да, Арабелла, я уверен в том, что мы скоро вернемся. Какой же это будет день, когда мы ступим на родную землю!
— Интересно, что мы там увидим?
Он слегка коснулся моей щеки и сказал:
— Подождем — и тогда все узнаем.
Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.
Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому — поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.
В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.
В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.
Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте:» До этой ночи я не понимал значенья слова «красота»«.
В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились — по крайней мере, я — точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.
Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, » отравленного ядом «, я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, » вонзила» его в свое сердце и упала на труп любимого.
Это было похоже на Эдвина — сделать предложение именно в такой момент. «Не унывайте, — шепнул он. — Вы согласны выйти за меня замуж?»Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.
Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.
Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.
Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.
Затем Эдвин сделал шаг вперед.
— Я хочу сделать объявление, — сказал он. — У этой пьесы появилось новое окончание. В конце концов, Ромео и Джульетта не умерли. Они выжили для того, чтобы пожениться и счастливо жить друг с другом. — Он повернулся, взял меня за руку и притянул к себе. — С искренним удовольствием имею честь сообщить вам о том, что сегодня Арабелла согласилась стать моей женой.
На миг все притихли, а потом зал вновь взорвался аплодисментами. Леди Эверсли поднялась на сцену, обняла нас, а затем торжественно расцеловала.
— Это идеальный финал пьесы, — сказала она.
Праздник продолжался. Его программа включала в себя песни и танцы. Гости были счастливы. Только ближе к полуночи те, кто жил неподалеку, начали разъезжаться по домам, а остальные стали готовиться ко сну.
Я провела весь вечер в костюме Джульетты и, даже оказавшись в нашей с Харриет комнате, не решалась снять его. Я боялась, что вместе с ним пропадет какое-то магическое ощущение.
Харриет наблюдала за мной.
— Я представляю, как запомнится тебе этот вечер, — сказала она.
— Полагаю, каждой женщине запомнится день, когда ей делают предложение.
— Оно было сделано по всем законам драмы. Ты должна благодарить за это своего будущего мужа. Момент показался мне подходящим.
— Во всяком случае, выглядело это эффектно, поверь мне.
— Ты чем-то недовольна, Харриет?
— Недовольна! Что это тебе в голову взбрело? Эдвин — прекрасная партия. О такой мечтает всякая девушка. Если король вернется в Англию и Эверсли восстановит свои владения, а то и прихватит еще что-нибудь, у тебя будет очень богатый муж. Когда он сделал тебе предложение?
— Когда мы лежали в гробу.
— Не слишком удачно, а?
— Для меня — вполне удачно, — взволнованно ответила я.
— Ты смущена.
— Я имею право быть сегодня счастливой или нет?
— Не строй особых надежд.
— Да что с тобой, Харриет?
— Я размышляю о твоем счастье.
— Так возрадуйся, поскольку я никогда в жизни не была так счастлива.
Харриет поцеловала меня в лоб, а потом отступила назад.
— Эта шляпка тебе маловата, — сказала она. — От нее осталась отметина.
— Она скоро пройдет.
Мне было немножко жаль Харриет. Она так хотела сыграть Джульетту, и то, что этого не случилось, было потерей для всех актеров, поскольку я знала, что все лестные комплименты, полученные мной, она заслуживала в гораздо большей мере.
Весь следующий день я находилась в состоянии, близком к эйфории. Я принимала поздравления, едва слыша их. Потом леди Эверсли отвела меня в сторонку и сказала, что она посылает своему мужу и моим родителям письма, чтобы и они могли разделить нашу радость. Не хочу ли я написать матери и отцу о том, как я счастлива? Я написала обоим:
«Дорогие мои мама и папа!
Произошло чудесное событие. Эдвин Эверсли просил моей руки. Я очень счастлива. Эдвин — очаровательный, милый, добрый, веселый человек. Он все время шутит. Я ни разу не видела его хмурым. Огромное удовольствие доставила нам постановка» Ромео и Джульетты «, где он играл Ромео, а я — Джульетту. Он сделал мне предложение во время кульминационной сцены в склепе. Поскорее напишите ответ и сообщите, что вы тоже счастливы за меня. У меня больше нет времени писать — гонец уже ждет.
Ваша любящая дочь Арабелла Толуорти.»
Гонец с письмами уехал, а Матильда Эверсли задержала меня, чтобы поговорить со мной о нашей совместной жизни. Она была совершенно уверена в том, что их семья скоро будет восстановлена во всех имущественных правах. К счастью, их родовое поместье Эверсли-корт не было разрушено этими ужасными «круглоголовыми».
Она никак не хотела отпускать меня, хотя мне не терпелось встретиться с Эдвином, а когда мне, наконец, удалось отделаться от нее, я узнала, что Эдвин отправился на верховую прогулку вместе с другими гостями. Я пошла к себе в комнату. Платья для верховой езды, принадлежащего Харриет, на месте не оказалось, так что она, вероятно, тоже уехала на прогулку.
Было уже поздно, когда они вернулись. Харриет, по всей видимости, пребывала в отличном настроении.
Некоторые из гостей продолжали оставаться в замке, и в этот вечер в большом холле разговор вертелся вокруг вчерашнего представления и помолвки, объявленной в его завершение.
Музыканты играли, а мы пели. Харриет очаровала присутствующих своим пением. Потом начались танцы. Открыли бал мы с Эдвином, и, как мне потом сказали люди, наблюдавшие за нами, они на краткий миг почувствовали себя так, словно находятся дома, что все трудности позади, что смутьяны побеждены и добрый король Карл занял свой трон.
— Вам понравилась сегодняшняя прогулка? — спросила я.
Несколько секунд он колебался, а потом пожал плечами.
— Там не было вас, — ответил он. Мне было очень приятно это слышать.
— Значит, вам не хватало меня?
— Этот вопрос, моя дорогая Арабелла, я назвал бы совершенно лишним.
— Я все-таки хотела бы услышать ответ.
— Мне всегда будет недоставать вас, когда вас не будет рядом. Я знал о том, что вы беседуете с моей матерью и что она хотела поговорить с вами, поэтому решил принести себя в жертву. В конце концов, остаток жизни нам суждено провести вместе.
— Я не знала о том, что вы поедете кататься.
— Вы, конечно, захотели бы поехать с нами, но я предпочел, чтобы вы поговорили с моей матерью.
— Я и не слышала, как вы все уехали. Потом мне стало известно, что и Харриет была с вами.
— О да, и Харриет, — сказал он.
— Бедняжка Харриет! Как жаль, что ей не удалось сыграть Джульетту! Она сделала бы это великолепно.
— Просто по-иному, — сказал он. — Но теперь мы вместе и давайте думать о будущем.
— Ни о чем другом я и не думаю.
— Когда мы вернемся в Англию… что это будет за время! Тогда мы заживем нормально, как будто и не было этой смехотворной войны. Вот чего я жду по-настоящему.
— Но для начала нужно туда попасть. Ведь вы вскоре должны уехать.
— Это займет немного времени. А потом я вернусь, и больше мы не расстанемся.
Одной из причин, по которой мне нравилось быть с Эдвином, не говоря о моей глубокой любви к нему, была та, что он умел заразить собеседника своим оптимизмом и тот начинал разделять его отношение к жизни.
Как счастлива я была в последующие дни! А потом произошло неприятное событие. Уехал Чарльз Конди. Он сослался на важные дела, но я знала истинную причину. В вечер накануне его отъезда Харриет сообщила мне, что он просил ее руки. Говоря об этом, она внимательно смотрела на меня.
— Харриет! — воскликнула я. — И ты сказала «да»? Задавая этот вопрос, я думала о бедной Карлотте. Харриет медленно покачала головой.
— Конечно, — сказала я, — я знаю, что ты его не любишь.
Я считала себя такой мудрой, обремененной опытом. Я была так счастлива, что хотела поделиться счастьем со всеми, а особенно — с Харриет. Мне казалось, что было бы просто чудесно, если бы мы с ней одновременно обручились.
— Это не вполне подходящая партия, — сказала она.
— Но, Харриет…
Она резко повернулась ко мне.
— Достаточно подходящая для меня, ты это хочешь сказать? Для ублюдочной бродячей актрисы… Верно?
— Харриет, как ты можешь так говорить!
— Ты собираешься выйти замуж за отпрыска старинного рода. Со временем у него будут деньги и титул. Леди Эверсли — это просто здорово! Ты дочь крупного военачальника. Ну, а мне сойдет, что угодно.
— Но он из хорошей семьи, Харриет. Это симпатичный молодой человек.
— Третий сын. Без средств к существованию.
— Но Эверсли, судя по всему, считали его достойным женихом для Карлотты. В голосе Харриет вдруг появились ядовитые интонации.
— Им пришлось сильно потрудиться, чтобы найти для Карлотты хоть какого-нибудь жениха. Они дали бы за ней приличное приданое. После их возвращения в Англию Чарльзу Конди была бы обеспечена безбедная жизнь.
— Это доказывает, что он поступил благородно, оставив ее. Я имею в виду, что вначале он, кажется, действительно был влюблен.
— Дорогая Арабелла, нас сейчас интересуют не его мотивы поведения, а мои. Когда я выйду замуж, то это будет кто-то, равный твоему прекрасному жениху.