Страница:
В ответ на призыв папы митрополит острова Кипр Сергий собрал собор 29.V. 643 г., который выразил солидарность с римским православием, подчеркивая согласие со словами папы Льва «agit utraque forma…» и заявляя готовность умереть за православие; надо уничтожить все, что противно Халкидонскому собору. Сергий сообщает, что его предшественник Аркадий молчал, ожидая исправления заблуждения. Но теперь Сергий уже не питает этих иллюзий.
Св. Максим Исповедник
Типос (648 г.)
Папа Мартин I и Латеранский собор 649 г.
Суд над преподобным Максимом Исповедником
Св. Максим Исповедник
С этого времени выступает на сцену героический борец против монофелитства, около которого на некоторый срок сосредоточивается вся борьба.
Он родился около 580 г. в одной из аристократических семей Константинополя. Был образованным юристом и состоял на службе при самом императоре Ираклии. Затем с 630 г. жил в Константинопольском монастыре Βασσαι в Хрисополе (Скутари). Около 633 г., когда Софроний поднял борьбу против Кира Александрийского, Максим его поддерживал. Но почему-то в эпоху появления «Эктезиса» мы не слышим его голоса в Константинополе. Сергию на запрос о предполагаемом издании «Эктезиса» Максим ответил смиренно-монашеским почтительным письмом, ссылаясь на свою некомпетентность, но указывая на ряд трудностей, связанных с «миа энергиа». Казалось, он не будет страстным борцом против монофелитства. Но вот что-то переменилось и в его внешней и внутренней жизии. Около 640 г. множество христиан с Востока и даже из Египта убежало от нашествия арабов в Западную Африку и Максим оказывается там же в качестве беженца.
Беженцы из Сирии, Египта и Ливии в Карфагенскую Африку были настроены антиварварски, антимухаммедански, но среди них имелось множество монофизитов. На новом месте монофизиты увлеклись пропагандой своей ереси, организовали свои монастыри, начали перекрещивания и т.д. Государственная власть вынуждена была вмешаться и наказывала обращенцев-монахов отбиранием y них монастырских имуществ. Господствующее церковное мнение (и низов, и епископата) здесь было дружественно церковному Риму и осуждало еретичество Востока и еретичество константинопольских императоров. Императорский экзарх Григорий, сын Никиты, двоюродного брата Ираклия, держался этого православного направления. Может быть, он даже рассчитывал свергнуть слабых сыновей Ираклия. Максим, попавший в эту среду, был принят ею чрезвычайно дружественно. Он вскоре стал ее кумиром и оракулом. Его жизнеописатель говорит, что его философский ум и ораторский талант покорили всех: «He только клирики и епископы, но и народ и власть смотрели ему в рот и тянулись к святому, как железо к магниту, или как мореплаватели увлекались песнями сирен, так и они его речами». Когда здесь очутился и Пирр, он попробовал сговориться с Максимом. Но Максим не склонен был ни к какой «политике». Тогда Пирр почувствовал, что ему как только «политику» здесь надо приспособиться к совершенно противоположному фронту. Он, вероятно, испугался, что Григорий отсюда придет на константинопольский императорский трон. Пирр охотно согласился выступить публично на богословском диспуте с Максимом и, видимо, заранее готов был разыграть роль не только побежденного (что, вероятно, он считал неизбежным), но и переубежденного, чтобы быть принятым всей этой «римской» средой. B просторечии эта хитрость называется «игрой в поддавки».
Диспут в июле 645 г. состоялся, по-видимому, в Карфагене, в присутствии экзарха Григория, многих епископов и представителей власти и общества. Точный протокол этого интересного диспута сохранился до нас в собрании сочинений Максима Исповедника, и y Манси, и y Барония. Экстракт его имеется и в лекциях Болотова. Мы не будем пересказывать этот интересный для истории догматов и богословия материал. B нем и Пирр выступает во всеоружии образованного богослова. Но и св. Максим над ним возвышается прямо великаном диалектики, a греческое мышление и греческий философский язык блещут своим превосходством над деревянностью мысли и языка латинских. Явно, что весь спор чужд духу и интересу латинства.
B заключение спора Пирр соглашается анафематствовать свое заблуждение и отправляется с Максимом в Рим, чтобы «поклониться гробницам апостолов и папе» и вручить последнему свое письменное отречение от ереси. B Риме он присоединен был к церкви папой Теодором в торжественном собрании клира и народа. В своем исповедании Пирр отрекся от всех аргументов, и своих, и патриарха Сергия, и был опять признан папой Теодором в правах патриарха. Папа еще раньше писал патриарху Павлу, поставленному вместо Пирра, что отречение Пирра от константинопольской кафедры было следствием политического давления на него, a не вызывалось каноническими причинами. Теперь, с отречением от ереси, каноническая причина вообще устранялась. Сделано было это не без расчета морально нажать на Павла, монофелитство которого становилось все более очевидным из его неотречения от «Эктезиса». Наоборот, отречение Пирра произвело общую сенсацию в Италии и в Африке. Ряд Африканских соборов (в Нумидии, Бизацене, Мавритании и Проконсульской части (Карфаген)) вынесли постановления об уничтожении «Эктезиса» и писали o том папе, императору в Константинополь и патриарху Павлу.
Но эти искренние для Запада постановления попали в Константинополе в самую неблагоприятную в политическом отношении атмосферу обоснованного подозрения против Африки. Игравший на православии Африки экзарх Григорий действительно замышлял восстание против императора Констанса II. И всех епископов, с их нападением на «Эктезис», и папу, с его восстановлением Пирра в правах патриарха, подозревали в сознательном соучастии в плане свержения государственной и церковной властей в Константинополе и замене их Григорием и Пирром. Что касается Григория, то он действительно в 646 г. счел момент удобным для того, чтобы провозгласить свое восстание и объявить себя императором. Еще памятен был успех Ираклия 36 лет тому назад. Пирр уже мечтал, как он будет короновать в Св. Софии Григория, как вдруг этот карточный домик разлетелся в прах. Арабы двинулись из Египта на Бизацену, и в битве при Суфетула Григорий был не только разбит, но и убит. Арабы взяли тяжелую дань за уход из Бизацены. Приближался и здесь конец Римской Африке!
Циничный древневосточный «политик» Пирр, увидев свою мечту разрушенной, тотчас же убежал из Рима в Равенну к византийскому экзарху Платону. Там он снова принял «веру» своего василевса и отправился в Константинополь. Возмущенный папа Теодор собрал против него в Риме собор и произнес анафему, подписав ее святой кровию из евхаристической чаши. Это известие хрониста Феофана не нравится новым католическим историкам, но иx папские легаты то же самое делали и впоследствии в Константинополе, осуждая патриарха Фотия. Конечно, это грубое суеверие. Суеверие живет в тесном психологическом соседстве с подлинной верой.
Он родился около 580 г. в одной из аристократических семей Константинополя. Был образованным юристом и состоял на службе при самом императоре Ираклии. Затем с 630 г. жил в Константинопольском монастыре Βασσαι в Хрисополе (Скутари). Около 633 г., когда Софроний поднял борьбу против Кира Александрийского, Максим его поддерживал. Но почему-то в эпоху появления «Эктезиса» мы не слышим его голоса в Константинополе. Сергию на запрос о предполагаемом издании «Эктезиса» Максим ответил смиренно-монашеским почтительным письмом, ссылаясь на свою некомпетентность, но указывая на ряд трудностей, связанных с «миа энергиа». Казалось, он не будет страстным борцом против монофелитства. Но вот что-то переменилось и в его внешней и внутренней жизии. Около 640 г. множество христиан с Востока и даже из Египта убежало от нашествия арабов в Западную Африку и Максим оказывается там же в качестве беженца.
Беженцы из Сирии, Египта и Ливии в Карфагенскую Африку были настроены антиварварски, антимухаммедански, но среди них имелось множество монофизитов. На новом месте монофизиты увлеклись пропагандой своей ереси, организовали свои монастыри, начали перекрещивания и т.д. Государственная власть вынуждена была вмешаться и наказывала обращенцев-монахов отбиранием y них монастырских имуществ. Господствующее церковное мнение (и низов, и епископата) здесь было дружественно церковному Риму и осуждало еретичество Востока и еретичество константинопольских императоров. Императорский экзарх Григорий, сын Никиты, двоюродного брата Ираклия, держался этого православного направления. Может быть, он даже рассчитывал свергнуть слабых сыновей Ираклия. Максим, попавший в эту среду, был принят ею чрезвычайно дружественно. Он вскоре стал ее кумиром и оракулом. Его жизнеописатель говорит, что его философский ум и ораторский талант покорили всех: «He только клирики и епископы, но и народ и власть смотрели ему в рот и тянулись к святому, как железо к магниту, или как мореплаватели увлекались песнями сирен, так и они его речами». Когда здесь очутился и Пирр, он попробовал сговориться с Максимом. Но Максим не склонен был ни к какой «политике». Тогда Пирр почувствовал, что ему как только «политику» здесь надо приспособиться к совершенно противоположному фронту. Он, вероятно, испугался, что Григорий отсюда придет на константинопольский императорский трон. Пирр охотно согласился выступить публично на богословском диспуте с Максимом и, видимо, заранее готов был разыграть роль не только побежденного (что, вероятно, он считал неизбежным), но и переубежденного, чтобы быть принятым всей этой «римской» средой. B просторечии эта хитрость называется «игрой в поддавки».
Диспут в июле 645 г. состоялся, по-видимому, в Карфагене, в присутствии экзарха Григория, многих епископов и представителей власти и общества. Точный протокол этого интересного диспута сохранился до нас в собрании сочинений Максима Исповедника, и y Манси, и y Барония. Экстракт его имеется и в лекциях Болотова. Мы не будем пересказывать этот интересный для истории догматов и богословия материал. B нем и Пирр выступает во всеоружии образованного богослова. Но и св. Максим над ним возвышается прямо великаном диалектики, a греческое мышление и греческий философский язык блещут своим превосходством над деревянностью мысли и языка латинских. Явно, что весь спор чужд духу и интересу латинства.
B заключение спора Пирр соглашается анафематствовать свое заблуждение и отправляется с Максимом в Рим, чтобы «поклониться гробницам апостолов и папе» и вручить последнему свое письменное отречение от ереси. B Риме он присоединен был к церкви папой Теодором в торжественном собрании клира и народа. В своем исповедании Пирр отрекся от всех аргументов, и своих, и патриарха Сергия, и был опять признан папой Теодором в правах патриарха. Папа еще раньше писал патриарху Павлу, поставленному вместо Пирра, что отречение Пирра от константинопольской кафедры было следствием политического давления на него, a не вызывалось каноническими причинами. Теперь, с отречением от ереси, каноническая причина вообще устранялась. Сделано было это не без расчета морально нажать на Павла, монофелитство которого становилось все более очевидным из его неотречения от «Эктезиса». Наоборот, отречение Пирра произвело общую сенсацию в Италии и в Африке. Ряд Африканских соборов (в Нумидии, Бизацене, Мавритании и Проконсульской части (Карфаген)) вынесли постановления об уничтожении «Эктезиса» и писали o том папе, императору в Константинополь и патриарху Павлу.
Но эти искренние для Запада постановления попали в Константинополе в самую неблагоприятную в политическом отношении атмосферу обоснованного подозрения против Африки. Игравший на православии Африки экзарх Григорий действительно замышлял восстание против императора Констанса II. И всех епископов, с их нападением на «Эктезис», и папу, с его восстановлением Пирра в правах патриарха, подозревали в сознательном соучастии в плане свержения государственной и церковной властей в Константинополе и замене их Григорием и Пирром. Что касается Григория, то он действительно в 646 г. счел момент удобным для того, чтобы провозгласить свое восстание и объявить себя императором. Еще памятен был успех Ираклия 36 лет тому назад. Пирр уже мечтал, как он будет короновать в Св. Софии Григория, как вдруг этот карточный домик разлетелся в прах. Арабы двинулись из Египта на Бизацену, и в битве при Суфетула Григорий был не только разбит, но и убит. Арабы взяли тяжелую дань за уход из Бизацены. Приближался и здесь конец Римской Африке!
Циничный древневосточный «политик» Пирр, увидев свою мечту разрушенной, тотчас же убежал из Рима в Равенну к византийскому экзарху Платону. Там он снова принял «веру» своего василевса и отправился в Константинополь. Возмущенный папа Теодор собрал против него в Риме собор и произнес анафему, подписав ее святой кровию из евхаристической чаши. Это известие хрониста Феофана не нравится новым католическим историкам, но иx папские легаты то же самое делали и впоследствии в Константинополе, осуждая патриарха Фотия. Конечно, это грубое суеверие. Суеверие живет в тесном психологическом соседстве с подлинной верой.
Типос (648 г.)
Папа тогда потребовал от патриарха Павла определенного ответа по вопросу о вере. Ответ Павла был таков, что папа счел нужным провозгласить низложение Павла. Павел в ответ на это наложил интердикт на церковь св. Плакиды во дворце папских послов в Константинополе. Патриарх Павел, видя, что прямая проповедь «миа энергиа» и «эн телима» производит смуты, посоветовал императору Консте издать уже прямо декрет (а не соборное постановление, каковым был «Эктезис») с полицейским приказом прекратить спорить o том и другом выражении, что и было сделано в 648 г. … Это так называемый τύπος περί πίστεως. To есть Павел повторил опыт Энотикона после опыта Энкиклиона Василиска. В Типосе предписывалось «ни порицать, ни осуждать никого за учение в прошлом об одной воле и одной энергии, ни за учение о двух волях и двух энергиях». Приказывалось, чтобы во имя мира в церкви «документы, трактующие этот вопрос и с давнего времени вывешенные в притворе великой церкви (разумеется, „Эктезис“), были убраны». За неповиновение, кроме наказаний церковных, налагались и наказания от императора: лишение должностей, имущества, a для низших — битье и ссылка. Казалось бы, наивно повторять ни разу не удававшийся со времени арианства опыт насильственной остановки догматического движения. Ho вот снова это оскорбление православного диофелитства, поставленного здесь на одну линию под запрещение вместе с ересью монофелитства. Очевидно, как и ранее, эта мера не могла иметь успеха, несмотря на действительное применение репрессивных мер молодым Констой, вообразившим, что он сделает то, чего не достигла мудрость его праотцев.
Папа Мартин I и Латеранский собор 649 г.
Папа Теодор умер, не узнав о Типосе. На его место избран был Мартин, бывший апокрисиарием в Константинополе. Человек выдающийся и своей внешностью, и своими знаниями в спорном вопросе. В это время, после папы Иоанна IV, римский клир старался избегать представления пап на утверждение еретичествовавших императоров. По-видимому, не представлен был и новоизбранный Мартин. Впоследствии его греки обвиняли в том, что он irregulariter et sine lege episcopatum subrapuisse.
Первым своим делом Мартин признал необходимость соборно отвергнуть Типос. Он открыл собор 5 октября 649 г. в константиновской базилике Спасителя в Латеране. Собор имел пять заседаний до 31 октября 649 г. Собрано было много епископов, до 500 человек, из Италии, Сицилии, Сардинии, Африки. Был представитель Востока в лице Палестинского епископа Стефана Дорийского (сирская Дура), присланного в Рим еще Софронием. Составился собор, приближающийся по авторитету ко вселенскому. После речи папы, изложившего историю вопроса, прочитаны были документы, исходившие от архиепископа Равенны, от епископов и монахов Палестины, от архиепископа Кипрского Сергия и от соборов африканских. Затем прочитаны и еретические документы: «Эктезис», Типос, заявления Кира, Сергия, Пирра, Павла; затем догматические определения пяти вселенских соборов и цитаты из отцов церкви. K пересказу постановления Халкидонского собора сделано такое добавление: et duas Ejusdem sicuti naturas unitas inconfuse, ita et duas naturales voluntates, divinam et humanam et duas naturales operationes, divinam et humanam in approbatione perfecta et indiminuta Eumdem Veraciter esse perfectum Deum et hominem perfectum (μόνης δίχα της αμαρτίας) Eumdem atque unum Dominum nostrum et Deum Jesum Christum, utpote volentem et operantem divine et humane nostram salutem.
Затем b 20 канонах-анафематизмах осуждается все монофелитское учение детально. B сопровождении энциклики акты были опубликованы, посланы церквам и императору Констансу II, но не патриарху Павлу, ибо он еще раньше был папой низложен. На энциклику папы откликнулся утвердительно не только Запад, но отчасти и Восток.
Но двор решил подавить православную оппозицию Типосу. Еще не разъехался Латеранский собор, как из Константинополя прибыл новый экзарх Олимпий с жесткими полномочиями против папы. Он должен был потребовать принятия Типоса всем епископатом, клиром, знатью и местными войсками. Но никто на это не пошел, и Олимпию пришлось думать о прямом насилии. Есть рассказ, будто Олимпий поручил одному своему свитскому офицеру убить папу, подойдя к святой Чаше. Liber Pontifпcalis рассказывает, что злоумышленник ослеп в момент приближения к Чаше и не мог разглядеть ничего. Это поразило Олимпия и побудило его примириться с папой и даже открыть папе замысел византийского двора. Оценив положение и настроение местного гарнизона, Олимпий пошел было по пути африканского Григория, начал думать о восстании против Константинополя. Однако был убит в стычке с арабами (сарацинами) или умер от эпидемии в этом походе. Вся эта политическая авантюра и измена Олимпия вменена была Константинопольским двором в вину папе Мартину. Якобы папа знал о заговоре и не удержал Олимпия. Для Константинополя это было лучшим способом отделаться от сильного религиозного противника под предлогом политического преступления. На место Олимпия Константинополь назначает старого экзарха Италии Феодора Каллиопу (653 г.) с очень воинственным окружением. Прибывшие военные были настроены возбужденно. Им внушили, будто в Латеранском дворце против них заготовлено оружие и груды камней. Каллиопа направил военных произвести обыск и назначил папе день своего собственного визита к нему. Папа уже несколько месяцев лежал в подагре. Опасаясь всего худого, он заранее велел перенести себя в постели к престолу в домовой Латеранской церкви.
Церковь наполнилась буйно настроенными вооруженными людьми. Окружавшему папу клиру прочитан был указ императора, объявлявший папу незаконно поставленным, a потому и низложенным. Заключалось все требованием — доставить папу в Константинополь. Попутно на словах прибавлялись разные обвинения, и религиозные, и политические, будто папа неправославно учил о Богородице или что он посылал деньги сарацинам. Явно было решение Константинополя оклеветать и загубить папу. Так как многие клирики выразили желание не покидать папу, то Каллиопа лживо пообещал взять их в путешествие вместе с папой. A народу, который выкликал анафему против обвинителей папы Мартина, Каллиопа счел нужным сам лично объяснить, что дело идет совсем не о вопросах веры, что между римлянами и греками нет никаких различий в вере.
Однако папа перевезен был в резиденцию экзарха, в Палатинский дворец. Оттуда через день, ночью, взяли его одного с семью служителями, тайком погрузили на судно на Тибре и вывезли в мope, где пересадили на морской корабль. Ворота города были заперты, чтобы никто из клириков папы не мог последовать за ним. В пути стража обращалась с бедным больным старцем, как с политическим преступником. He позволяли сходить на берег, принимать милостыню от сердобольных людей. Охранники варварски вырывали приносимую провизию и издевательски съедали ее на глазах папы. Народ отгоняли от «политического преступника». Через три месяца плаванья пристали к острову Наксосу (в Архипелаге), где оставили папу на целый год под арестом. Высадили его на берег и поместили в гостинице, без всяких удобств и с физическими лишениями. За все время дали узнику только два-три раза помыться. Наконец в сентябре 654 г. привезли его в Константинополь. Высадили лежащего на постели папу на берег и натравили толпу издеваться над «политическим преступником», не открывая секрета, что это за личность. Лишь под вечер привезли папу в тюрьму «Прандеария», где и продержали 93 дня, утаивая от тюремщиков его имя, чтобы не изменить в лучшую сторону отношения толпы.
Здесь 47 дней ему не давали воды, чтобы умыться, скверно его питали, a он страдал катаром кишечника. Истощили старца до крайности. Наконец 19 декабря 654 г. собралось судебное отделение Сената под председательством сакелария Вуколеона. Несчастного узника на носилках принесли в суд. Потребовали стоять перед судом. И так как сам он стоять был не в силах, то два гайдука должны были поднять его и держать стоймя.
«Скажи, несчастный, какое зло умыслил ты против императора?» — начал допрос председатель. Папа молчал. Выдвинута вереница свидетелей. Это были подчиненные Олимпия и его солдаты. Спасая свои животы, они должны были заслужить прощение за участие в деле Олимпия путем лжесвидетельства против папы. И они старались лгать по подсказке. Папа, слыша все эти гнусности, просил судей не приводить этих свидетелей к присяге, чтобы не отягощать их преступления еще и клятвопреступлением.
Когда спросили папу Мартина, что он на это скажет, он начал было свою речь: «Когда Типос был опубликован и прислан в Рим…» На этом его оборвал префект Троил: «Ты должен говорить не о вере, a только о бунте и твоем участии в нем. Ты знал, что Олимпий кует оковы против императора, и ты его не остановил. Наоборот, ты был с ним в сговоре».
«Ну a ты, — ответил папа, — ты помешал Георгию и Валентину восстать против императора?» (Это было восстание в Константинополе, путем которого воцарен был Конста, ныне царствующий.) «Удалось ли вам помешать? Так как же я (безоружный), что мог я сделать против человека, располагавшего всеми сухопутными и морскими силами Италии?» к этому папа добавил: «Прошу вас, Христа ради, сделайте со мной скорее, что вы хотите. Всякая смерть будет для меня благодеянием».
Это было и простое возражение от здравого смысла, и ядовитая стрела, пущенная в лицемеров. За точный перевод этих язвительных слов папы с латинского председатель суда даже обругал добросовестного переводчика. Он нашел, что судоговорение принимает соблазнительный характер и что на этом моменте выгодно возбудить против Мартина императора. Он прервал заседание и отправился с докладом к василевсу.
Тем временем папу вынесли на его носилках в атриум, т.е. во дворик судебной палаты, где уже собралась науськанная толпа; отсюда его выставили на особую площадку, специально предназначенную для показа преступников толпе. A напротив с балкона своего дворца император мог видеть эту картину. От него генерал-прокурор Вуколеон вернулся со смертным приговором. Члены синклита — судьи собрались около осужденного мученика. Выступил чиновник с обращением к папе: «Ты боролся с императором — на что ты теперь надеешься? Ты отступил от Бога, и Бог отступил от тебя». И он велел сорвать с папы его патриарший омофор (ψαχνιον) и его черно-белые сапоги, эти приметы его сана. Подавая их градоначальнику (префекту), сказал: «Возьми и разруби их на куски». Затем сорвали с папы его верхнюю священническую одежду, a нижнюю тунику разодрали во многих местах и этим полуобнажили тело папы. Чиновник пригласил толпу анафематствовать преступника. Откликнулись лишь немногие. Народ был удручен и воздыхал от сочувствия страдальцу. Лишь отребье поносило «преступника». С цепью на шее и преднесением меча папу провели по городу на гауптвахту (в преторий) и бросили в камеру с уголовными. Через час увели его в холодную одиночку для смертников (в тюрьму Диомида) уже с такой жестокостью, что поранили ему ноги и залили кровью лестницу тюрьмы. Мартин был полумертвым. Одному клирику папы, однако, разрешено было остаться при нем для услуг, но под надзором специального сторожа, назначенного беречь смертников. Тюремные сторожихи, мать и дочь, когда начальство удалилось, смогли просунуть страдальцу одеяло, чтобы не замерз. Поздним вечером явился посыльный от градоначальника Григория с пищей — выразить надежду, что «даст Бог, папа так не умрет», и приказал снять кандалы с шеи. Папа ничего не сказал, только глубоко вздохнул. Он искренно ничего уже не хотел, кроме мученического конца своих мытарств.
На другой день василевс был с визитом y болящего патриарха Павла и сообщил ему о суде над папой. Это потрясло Павла, уже помышлявшего о смертном часе. «Увы мне, — воскликнул он, — вот еще вина моя на грядущем суде! He гope ли, что так обращаются с первосвятителями!» Павел упрашивал царя, чтобы не причиняли Мартину новых мук. Когда Мартин узнал об этом, он не обрадовался, ибо не видел впереди ничего, кроме тюремных страданий.
Он был прав — впереди не было просвета. Павел умер. И пaпa снова был свидетелем человеческой низости. Пирр хлопотал о восстановлении его на месте Павла. Но многие находили слишком циничным, чтобы этот вчерашний «диофелит» с его римским исповеданием в эту минуту вдруг вышел бы сухим из воды. к папе в тюрьму явился чиновник Демосфен с задачей собрать материал о якобы насильственном произнесении Пирром в Риме его диофелитского исповедания. Папа, конечно, сказал, что Пирр явился в Рим по своей доброй воле, что он заявил об искренней перемене его взглядов и потому папа Теодор признал его патриархом, ибо Павел рассматривался Римом как поставленный незаконно. Демосфен допрашивал папу Мартина: не был ли Пирр в Риме закован в цепи? (!) Вот какова была ложь Пирра! Возмущенный Мартин сказал Демосфену: «Да сделайте же со мной наконец то, что вы говорили, изрубите меня в куски, только знайте, что с Константинопольской церковью я в общении не буду!»
Пирр, конечно, восторжествовал…
Папа через три месяца тюремного сидения, в марте 655 г., был тайно погружен на судно и увезен в ссылку в наш Крымский Херсонес, где еще прострадал до 16 сентября. Отсюда он написал несколько писем, отразивших его страдания в этом медвежьем уголке византийской державы, среди варварского населения и в лишениях необходимой пищи. Здесь, на перепутье хлебной дороги из Скифии в Грецию, папе не давали хлеба. Он жаловался в письме: «Хлеб известен здесь только по имени… Я удивлялся и удивляюсь безучастию моих друзей и родни. Они забыли о моем несчастии. Кажется, не хотят даже знать, существую ли я еще на свете или нет. Хотя римская церковь и не имеет денег, но она богата, по милости Божией, хлебом, вином и всем нужным для жизни. Очевидно, на людей напал страх, так что они чуждаются даже исполнения заповедей Божиих, страх, где не должно быть никакого страха». Папе действительно было горько, что порыв любви к нему, свидетелем которого он был при первом аресте, совсем исчез. Императорский террор привел всех в оцепенение.
Мартина огорчало и то, что римские клирики принципиально «предали» его и канонически. Когда он был еще на острове Наксосе, они уже поставили себе 10 августа 654 г. нового папу Евгения, a избрали его еще раньше, принимая во внимание, что эта дата есть дата уже императорского утверждения. Папа Мартин тогда был еще в Константинополе и не подозревал этого. Очевидно, что в империи считалось правилом: кафедра считается вакантной, если ее епископ обвинен государственной властью как политический преступник. И раньше, в арианскую эпоху, вместо сосланного императорским указом папы Ливерия был избран Феликс II, и в эпоху Юстиниана вместо обвиненного в измене Сильверия избран папа Вигилий. Это пример уступчивости церкви перед требованиями государственной власти. Очевидно, и по отношению к Мартину y римского клира власть потребовала того же принятого канонического отношения, вне вопроса о вере. Но в момент избрания Евгения Мартин еще не был формально судим и осужден. Клирики здесь, конечно, смалодушествовали перед полицейским давлением.
16 сентября 655 г. папа Мартин скончался и погребен в Херсонесской церкви Богородицы Влахернской. Он причислен к лику святых и греческой церковью. Память его как исповедника празднуется 11 (24 н.ст.) апреля и как мученика — 12 (25 н.ст.) ноября.
Первым своим делом Мартин признал необходимость соборно отвергнуть Типос. Он открыл собор 5 октября 649 г. в константиновской базилике Спасителя в Латеране. Собор имел пять заседаний до 31 октября 649 г. Собрано было много епископов, до 500 человек, из Италии, Сицилии, Сардинии, Африки. Был представитель Востока в лице Палестинского епископа Стефана Дорийского (сирская Дура), присланного в Рим еще Софронием. Составился собор, приближающийся по авторитету ко вселенскому. После речи папы, изложившего историю вопроса, прочитаны были документы, исходившие от архиепископа Равенны, от епископов и монахов Палестины, от архиепископа Кипрского Сергия и от соборов африканских. Затем прочитаны и еретические документы: «Эктезис», Типос, заявления Кира, Сергия, Пирра, Павла; затем догматические определения пяти вселенских соборов и цитаты из отцов церкви. K пересказу постановления Халкидонского собора сделано такое добавление: et duas Ejusdem sicuti naturas unitas inconfuse, ita et duas naturales voluntates, divinam et humanam et duas naturales operationes, divinam et humanam in approbatione perfecta et indiminuta Eumdem Veraciter esse perfectum Deum et hominem perfectum (μόνης δίχα της αμαρτίας) Eumdem atque unum Dominum nostrum et Deum Jesum Christum, utpote volentem et operantem divine et humane nostram salutem.
Затем b 20 канонах-анафематизмах осуждается все монофелитское учение детально. B сопровождении энциклики акты были опубликованы, посланы церквам и императору Констансу II, но не патриарху Павлу, ибо он еще раньше был папой низложен. На энциклику папы откликнулся утвердительно не только Запад, но отчасти и Восток.
Но двор решил подавить православную оппозицию Типосу. Еще не разъехался Латеранский собор, как из Константинополя прибыл новый экзарх Олимпий с жесткими полномочиями против папы. Он должен был потребовать принятия Типоса всем епископатом, клиром, знатью и местными войсками. Но никто на это не пошел, и Олимпию пришлось думать о прямом насилии. Есть рассказ, будто Олимпий поручил одному своему свитскому офицеру убить папу, подойдя к святой Чаше. Liber Pontifпcalis рассказывает, что злоумышленник ослеп в момент приближения к Чаше и не мог разглядеть ничего. Это поразило Олимпия и побудило его примириться с папой и даже открыть папе замысел византийского двора. Оценив положение и настроение местного гарнизона, Олимпий пошел было по пути африканского Григория, начал думать о восстании против Константинополя. Однако был убит в стычке с арабами (сарацинами) или умер от эпидемии в этом походе. Вся эта политическая авантюра и измена Олимпия вменена была Константинопольским двором в вину папе Мартину. Якобы папа знал о заговоре и не удержал Олимпия. Для Константинополя это было лучшим способом отделаться от сильного религиозного противника под предлогом политического преступления. На место Олимпия Константинополь назначает старого экзарха Италии Феодора Каллиопу (653 г.) с очень воинственным окружением. Прибывшие военные были настроены возбужденно. Им внушили, будто в Латеранском дворце против них заготовлено оружие и груды камней. Каллиопа направил военных произвести обыск и назначил папе день своего собственного визита к нему. Папа уже несколько месяцев лежал в подагре. Опасаясь всего худого, он заранее велел перенести себя в постели к престолу в домовой Латеранской церкви.
Церковь наполнилась буйно настроенными вооруженными людьми. Окружавшему папу клиру прочитан был указ императора, объявлявший папу незаконно поставленным, a потому и низложенным. Заключалось все требованием — доставить папу в Константинополь. Попутно на словах прибавлялись разные обвинения, и религиозные, и политические, будто папа неправославно учил о Богородице или что он посылал деньги сарацинам. Явно было решение Константинополя оклеветать и загубить папу. Так как многие клирики выразили желание не покидать папу, то Каллиопа лживо пообещал взять их в путешествие вместе с папой. A народу, который выкликал анафему против обвинителей папы Мартина, Каллиопа счел нужным сам лично объяснить, что дело идет совсем не о вопросах веры, что между римлянами и греками нет никаких различий в вере.
Однако папа перевезен был в резиденцию экзарха, в Палатинский дворец. Оттуда через день, ночью, взяли его одного с семью служителями, тайком погрузили на судно на Тибре и вывезли в мope, где пересадили на морской корабль. Ворота города были заперты, чтобы никто из клириков папы не мог последовать за ним. В пути стража обращалась с бедным больным старцем, как с политическим преступником. He позволяли сходить на берег, принимать милостыню от сердобольных людей. Охранники варварски вырывали приносимую провизию и издевательски съедали ее на глазах папы. Народ отгоняли от «политического преступника». Через три месяца плаванья пристали к острову Наксосу (в Архипелаге), где оставили папу на целый год под арестом. Высадили его на берег и поместили в гостинице, без всяких удобств и с физическими лишениями. За все время дали узнику только два-три раза помыться. Наконец в сентябре 654 г. привезли его в Константинополь. Высадили лежащего на постели папу на берег и натравили толпу издеваться над «политическим преступником», не открывая секрета, что это за личность. Лишь под вечер привезли папу в тюрьму «Прандеария», где и продержали 93 дня, утаивая от тюремщиков его имя, чтобы не изменить в лучшую сторону отношения толпы.
Здесь 47 дней ему не давали воды, чтобы умыться, скверно его питали, a он страдал катаром кишечника. Истощили старца до крайности. Наконец 19 декабря 654 г. собралось судебное отделение Сената под председательством сакелария Вуколеона. Несчастного узника на носилках принесли в суд. Потребовали стоять перед судом. И так как сам он стоять был не в силах, то два гайдука должны были поднять его и держать стоймя.
«Скажи, несчастный, какое зло умыслил ты против императора?» — начал допрос председатель. Папа молчал. Выдвинута вереница свидетелей. Это были подчиненные Олимпия и его солдаты. Спасая свои животы, они должны были заслужить прощение за участие в деле Олимпия путем лжесвидетельства против папы. И они старались лгать по подсказке. Папа, слыша все эти гнусности, просил судей не приводить этих свидетелей к присяге, чтобы не отягощать их преступления еще и клятвопреступлением.
Когда спросили папу Мартина, что он на это скажет, он начал было свою речь: «Когда Типос был опубликован и прислан в Рим…» На этом его оборвал префект Троил: «Ты должен говорить не о вере, a только о бунте и твоем участии в нем. Ты знал, что Олимпий кует оковы против императора, и ты его не остановил. Наоборот, ты был с ним в сговоре».
«Ну a ты, — ответил папа, — ты помешал Георгию и Валентину восстать против императора?» (Это было восстание в Константинополе, путем которого воцарен был Конста, ныне царствующий.) «Удалось ли вам помешать? Так как же я (безоружный), что мог я сделать против человека, располагавшего всеми сухопутными и морскими силами Италии?» к этому папа добавил: «Прошу вас, Христа ради, сделайте со мной скорее, что вы хотите. Всякая смерть будет для меня благодеянием».
Это было и простое возражение от здравого смысла, и ядовитая стрела, пущенная в лицемеров. За точный перевод этих язвительных слов папы с латинского председатель суда даже обругал добросовестного переводчика. Он нашел, что судоговорение принимает соблазнительный характер и что на этом моменте выгодно возбудить против Мартина императора. Он прервал заседание и отправился с докладом к василевсу.
Тем временем папу вынесли на его носилках в атриум, т.е. во дворик судебной палаты, где уже собралась науськанная толпа; отсюда его выставили на особую площадку, специально предназначенную для показа преступников толпе. A напротив с балкона своего дворца император мог видеть эту картину. От него генерал-прокурор Вуколеон вернулся со смертным приговором. Члены синклита — судьи собрались около осужденного мученика. Выступил чиновник с обращением к папе: «Ты боролся с императором — на что ты теперь надеешься? Ты отступил от Бога, и Бог отступил от тебя». И он велел сорвать с папы его патриарший омофор (ψαχνιον) и его черно-белые сапоги, эти приметы его сана. Подавая их градоначальнику (префекту), сказал: «Возьми и разруби их на куски». Затем сорвали с папы его верхнюю священническую одежду, a нижнюю тунику разодрали во многих местах и этим полуобнажили тело папы. Чиновник пригласил толпу анафематствовать преступника. Откликнулись лишь немногие. Народ был удручен и воздыхал от сочувствия страдальцу. Лишь отребье поносило «преступника». С цепью на шее и преднесением меча папу провели по городу на гауптвахту (в преторий) и бросили в камеру с уголовными. Через час увели его в холодную одиночку для смертников (в тюрьму Диомида) уже с такой жестокостью, что поранили ему ноги и залили кровью лестницу тюрьмы. Мартин был полумертвым. Одному клирику папы, однако, разрешено было остаться при нем для услуг, но под надзором специального сторожа, назначенного беречь смертников. Тюремные сторожихи, мать и дочь, когда начальство удалилось, смогли просунуть страдальцу одеяло, чтобы не замерз. Поздним вечером явился посыльный от градоначальника Григория с пищей — выразить надежду, что «даст Бог, папа так не умрет», и приказал снять кандалы с шеи. Папа ничего не сказал, только глубоко вздохнул. Он искренно ничего уже не хотел, кроме мученического конца своих мытарств.
На другой день василевс был с визитом y болящего патриарха Павла и сообщил ему о суде над папой. Это потрясло Павла, уже помышлявшего о смертном часе. «Увы мне, — воскликнул он, — вот еще вина моя на грядущем суде! He гope ли, что так обращаются с первосвятителями!» Павел упрашивал царя, чтобы не причиняли Мартину новых мук. Когда Мартин узнал об этом, он не обрадовался, ибо не видел впереди ничего, кроме тюремных страданий.
Он был прав — впереди не было просвета. Павел умер. И пaпa снова был свидетелем человеческой низости. Пирр хлопотал о восстановлении его на месте Павла. Но многие находили слишком циничным, чтобы этот вчерашний «диофелит» с его римским исповеданием в эту минуту вдруг вышел бы сухим из воды. к папе в тюрьму явился чиновник Демосфен с задачей собрать материал о якобы насильственном произнесении Пирром в Риме его диофелитского исповедания. Папа, конечно, сказал, что Пирр явился в Рим по своей доброй воле, что он заявил об искренней перемене его взглядов и потому папа Теодор признал его патриархом, ибо Павел рассматривался Римом как поставленный незаконно. Демосфен допрашивал папу Мартина: не был ли Пирр в Риме закован в цепи? (!) Вот какова была ложь Пирра! Возмущенный Мартин сказал Демосфену: «Да сделайте же со мной наконец то, что вы говорили, изрубите меня в куски, только знайте, что с Константинопольской церковью я в общении не буду!»
Пирр, конечно, восторжествовал…
Папа через три месяца тюремного сидения, в марте 655 г., был тайно погружен на судно и увезен в ссылку в наш Крымский Херсонес, где еще прострадал до 16 сентября. Отсюда он написал несколько писем, отразивших его страдания в этом медвежьем уголке византийской державы, среди варварского населения и в лишениях необходимой пищи. Здесь, на перепутье хлебной дороги из Скифии в Грецию, папе не давали хлеба. Он жаловался в письме: «Хлеб известен здесь только по имени… Я удивлялся и удивляюсь безучастию моих друзей и родни. Они забыли о моем несчастии. Кажется, не хотят даже знать, существую ли я еще на свете или нет. Хотя римская церковь и не имеет денег, но она богата, по милости Божией, хлебом, вином и всем нужным для жизни. Очевидно, на людей напал страх, так что они чуждаются даже исполнения заповедей Божиих, страх, где не должно быть никакого страха». Папе действительно было горько, что порыв любви к нему, свидетелем которого он был при первом аресте, совсем исчез. Императорский террор привел всех в оцепенение.
Мартина огорчало и то, что римские клирики принципиально «предали» его и канонически. Когда он был еще на острове Наксосе, они уже поставили себе 10 августа 654 г. нового папу Евгения, a избрали его еще раньше, принимая во внимание, что эта дата есть дата уже императорского утверждения. Папа Мартин тогда был еще в Константинополе и не подозревал этого. Очевидно, что в империи считалось правилом: кафедра считается вакантной, если ее епископ обвинен государственной властью как политический преступник. И раньше, в арианскую эпоху, вместо сосланного императорским указом папы Ливерия был избран Феликс II, и в эпоху Юстиниана вместо обвиненного в измене Сильверия избран папа Вигилий. Это пример уступчивости церкви перед требованиями государственной власти. Очевидно, и по отношению к Мартину y римского клира власть потребовала того же принятого канонического отношения, вне вопроса о вере. Но в момент избрания Евгения Мартин еще не был формально судим и осужден. Клирики здесь, конечно, смалодушествовали перед полицейским давлением.
16 сентября 655 г. папа Мартин скончался и погребен в Херсонесской церкви Богородицы Влахернской. Он причислен к лику святых и греческой церковью. Память его как исповедника празднуется 11 (24 н.ст.) апреля и как мученика — 12 (25 н.ст.) ноября.
Суд над преподобным Максимом Исповедником
В то же время, как Феодор Каллиопа арестовал в Риме папу Мартина, арестован был там также и преподобный Максим со своим учеником по имени Анастасий. Он был простым монахом. Другой ученик Максима, тоже Анастасий, был апокрисиарием папы в Константинополе. Максима и Анастасия привезли в Константинополь еще задолго до Мартина, в 653 г., и тоже с пристани бросили в тюрьму. Но суд над ними был назначен лишь после увоза папы Мартина в Крым, уже при патриаршестве Пирра. Суд в том же составе под председательством Вуколеона.
Суд начался с вопроса: «Христианин ли ты?» — «Да, по милости Божией». — «Это неправда, если бы ты был христианином, то не отвергал бы императора». Подразумевается византийский взгляд на каноническую роль императора. И далее предъявлены обвинения, как и папе Мартину, в политическом преступлении, даже в государственной измене: «Это ты предал сарацинам Египет, Александрию, Пентаполь, Триполитанию и Африку». Свидетели утверждали, что Максим не советовал префекту Нумидии Петру сопротивляться арабам, ибо Бог не поможет императору Ираклию за его ересь. Другие свидетельствовали, что папа Теодор поощрял бунт Григория ссылкой на сновидение Максима, которому ангелы сказали: «Григорий — император, победитель!» Максим отверг это, как клевету. Третий свидетель показал, что он в Риме от самого Максима слышал, что тот не признает за императором священнических прав. На вопрос: «Τί ούν; ουκ εστί πας βασιλεύς χριστιανός καί ιερεύς;» — Максим отвечал без колебаний: «Ουκ εστιν».
Что император — не священник, Максим доказывал тем, что при богослужении императоры поминаются после лиц священного сана, во главе мирян. В русской церкви на ектениях императоров поминали раньше священства, так что аргумент Максима не имел бы силы.
На обвинение, что Максим вел пропаганду оригенизма, Максим просто ответил анафематствованием Оригена, т.е. присоединился к постановлению Константинопольского собора 543 г., бывшего как раз перед V Вселенским собором.
Максима отвели в тюрьму. В тот же вечер к нему явились два сановника от императора — допрашивать его о споре с Пирром в Африке. Максим, рассказав все, пояснил, что он не может иметь общение с церковью Константинопольской из-за «глав» Кира Александрийского, «Эктезиса» и Типоса. «А как же, — возразили ему, — вот только что вчера прибыли папские апокрисиарии, и они готовы приобщаться с патриархом».
Увы, это была правда! В это время в Константинополе пресвитер Петр, будущий патриарх, подготовил хитрый план догматического компромисса. Предлагалось принять и одну волю пo ипостаси, и две воли по природам. И одно действие по ипостаси и два действия по природам, смотря по углу зрения в каждом отдельном случае. Пирр обрадовался этой выдумке! И она (в который раз!) обманула несложные головы апокрисиариев папы. Максим, услышав это, заявил, что апокрисиарии превысили свои полномочия. У них на руках одно письмо к императору, но нет папских писем к патриарху. Действительно, миссия этих апокрисиариев папы Евгения ограничивалась простым донесением об избрании папы и получении формального утверждения со стороны императора. Да и в момент отъезда апокрисиариев из Рима им была еще не известна смерть патриарха Павла и возведение на его место Пирра, и вообще они не имели полномочий входить в общение с патриаршим возглавлением императорской церкви. Преподобного Максима и его учеников, однако, очень поразило это «падение» римских послов, и преподобный Максим молил Бога, чтобы Господь спас веру в Риме и «исполнил свое обещание князь апостолов». Пирр торжествовал и, издеваясь, просил передать Максиму: «Посмотрим, к какой же теперь церкви ты принадлежишь? к Константинополю, Риму, Антиохии, Александрии, Иерусалиму? Все теперь согласны». Вот тут и сказал преподобный Максим те слова, которые мы читаем в его житии: «Аще и вся вселенная начнет причащатися с патриархом, аз не имам причаститися с ним». Это место — излюбленное нашими раскольниками-старообрядцами, начиная с Аввакума.
Суд начался с вопроса: «Христианин ли ты?» — «Да, по милости Божией». — «Это неправда, если бы ты был христианином, то не отвергал бы императора». Подразумевается византийский взгляд на каноническую роль императора. И далее предъявлены обвинения, как и папе Мартину, в политическом преступлении, даже в государственной измене: «Это ты предал сарацинам Египет, Александрию, Пентаполь, Триполитанию и Африку». Свидетели утверждали, что Максим не советовал префекту Нумидии Петру сопротивляться арабам, ибо Бог не поможет императору Ираклию за его ересь. Другие свидетельствовали, что папа Теодор поощрял бунт Григория ссылкой на сновидение Максима, которому ангелы сказали: «Григорий — император, победитель!» Максим отверг это, как клевету. Третий свидетель показал, что он в Риме от самого Максима слышал, что тот не признает за императором священнических прав. На вопрос: «Τί ούν; ουκ εστί πας βασιλεύς χριστιανός καί ιερεύς;» — Максим отвечал без колебаний: «Ουκ εστιν».
Что император — не священник, Максим доказывал тем, что при богослужении императоры поминаются после лиц священного сана, во главе мирян. В русской церкви на ектениях императоров поминали раньше священства, так что аргумент Максима не имел бы силы.
На обвинение, что Максим вел пропаганду оригенизма, Максим просто ответил анафематствованием Оригена, т.е. присоединился к постановлению Константинопольского собора 543 г., бывшего как раз перед V Вселенским собором.
Максима отвели в тюрьму. В тот же вечер к нему явились два сановника от императора — допрашивать его о споре с Пирром в Африке. Максим, рассказав все, пояснил, что он не может иметь общение с церковью Константинопольской из-за «глав» Кира Александрийского, «Эктезиса» и Типоса. «А как же, — возразили ему, — вот только что вчера прибыли папские апокрисиарии, и они готовы приобщаться с патриархом».
Увы, это была правда! В это время в Константинополе пресвитер Петр, будущий патриарх, подготовил хитрый план догматического компромисса. Предлагалось принять и одну волю пo ипостаси, и две воли по природам. И одно действие по ипостаси и два действия по природам, смотря по углу зрения в каждом отдельном случае. Пирр обрадовался этой выдумке! И она (в который раз!) обманула несложные головы апокрисиариев папы. Максим, услышав это, заявил, что апокрисиарии превысили свои полномочия. У них на руках одно письмо к императору, но нет папских писем к патриарху. Действительно, миссия этих апокрисиариев папы Евгения ограничивалась простым донесением об избрании папы и получении формального утверждения со стороны императора. Да и в момент отъезда апокрисиариев из Рима им была еще не известна смерть патриарха Павла и возведение на его место Пирра, и вообще они не имели полномочий входить в общение с патриаршим возглавлением императорской церкви. Преподобного Максима и его учеников, однако, очень поразило это «падение» римских послов, и преподобный Максим молил Бога, чтобы Господь спас веру в Риме и «исполнил свое обещание князь апостолов». Пирр торжествовал и, издеваясь, просил передать Максиму: «Посмотрим, к какой же теперь церкви ты принадлежишь? к Константинополю, Риму, Антиохии, Александрии, Иерусалиму? Все теперь согласны». Вот тут и сказал преподобный Максим те слова, которые мы читаем в его житии: «Аще и вся вселенная начнет причащатися с патриархом, аз не имам причаститися с ним». Это место — излюбленное нашими раскольниками-старообрядцами, начиная с Аввакума.