Страница:
В следующее мгновение он поднял топор и прыгнул ко мне легким тигриным прыжком. Может, хотел как можно скорее заставить меня замолчать, прежде чем я обвиню его в попытке одурманить или отравить противника.
И я начал сражаться за свою жизнь – с самым известным борцом гладиаторов Занадара!
КНИГА ПЯТАЯ
13. ДАРДЖАН СНИМАЕТ МАСКУ
14. СУДЬБА ЗАНАДАРА
И я начал сражаться за свою жизнь – с самым известным борцом гладиаторов Занадара!
КНИГА ПЯТАЯ
ВОПРЕКИ ВЕРОЯТНОСТИ
13. ДАРДЖАН СНИМАЕТ МАСКУ
Защищаясь, я пятился от яростного натиска Панчана. Краем глаза я видел изумленное лицо Зантора. Битва вокруг нас прекратилась; трибуны смолкли и превратились в молчаливые стены из замерших лиц и широко раскрытых глаз. Но я был слишком занят, оставаясь живым, чтобы обращать на что-нибудь внимание.
Гладиаторский топор – тяжелое, неуклюжее оружие, требующее значительной силы рук. В руках Панчана стальной топор казался легким, как перышко. Он резко свистел, разрезая воздух, когда Панчан описывал им смертоносную восьмерку. И очень скоро мои отчаянные попытки отвести его мощные удары закончились бедой: сверкающее лезвие глубоко впилось в твердое черное дерево, расколов его в щепки. Мгновением позже древко моего копья сломалось. Панчан разрубил его надвое искусным ударом; у меня в руках оставался обломок не длиннее ручки метлы, и им мне предстояло защищаться от величайшего бойца арен Занадара.
На трибунах толпа затаила дыхание в злорадном предвкушении убийства. Могучий Панчан до сих пор только играл, теперь он сблизится и убьет благодаря какой-то телепатии я читал это в напряженных лицах и голодных глазах зрителей. И, по правде говоря, редко кто мог продержаться против Панчана Золотого так долго; не могу объяснить, почему он уже не нанес смертельный удар; может, гнев ослепил его и нарушил координацию движений.
Действительно, он дрожал от ярости, в глазах его горели безумие и гнев гнев избалованного ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. На дергающихся губах его появилась слюна, он фыркал и плевался, как разъяренный кот. Это было бы почти забавно, если бы дело не шло о жизни и смерти.
А смерть была очень близка ко мне – всего в нескольких секундах. Еще мгновение, и он захватит обломок древка в крюк на верху своего топора и вырвет привычным движением железного запястья. Потом топор взметнется и со свистом опустится, чтобы утолить алую жажду в моем теле.
Ничего не оставалось делать – и потому я сделал то, чего Панчан никак не ожидал. Часто в моменты крайней опасности я обнаруживал, что выход в совершенно неожиданном поступке. Это не раз спасало меня от смерти раньше, спасло и сейчас.
Панчан приближался ко мне, в глазах его горело жадное торжество, лезвие топора разрезало воздух. Самое разумное и логичное – осторожно отступать, выигрывать время, оттягивать неизбежный удар. Вместо этого я прыгнул вперед и ткнул обломанным острым концом копья прямо ему в лицо.
Я точно рассчитал, подождав, пока топор не просвистит мимо, и только тогда ударил древком в лицо не ожидавшего этого Панчана.
Захваченный врасплох, он отшатнулся, оберегая свое надутое красивое лицо от острых щепок. На мгновение потерял равновесие, и в этот момент я взмахнул древком и обрушил ему на руку. Он закричал, разжал онемевшие пальцы, тяжелый топор вылетел из его руки и с грохотом ударился о песок арены в десяти футах от нас.
Я снова ударил его обломанным концом, и на этот раз острые щепки разорвали его по-девичьи гладкую щеку, провели кровавую линию от челюсти до уха. Панчан – с кровавой раной, нанесенной плохо обученным рабом-копейщиком, вооруженным палкой? Даже сквозь стук своего сердца, бившегося, как испуганная птица в клетке, я расслышал удивленный вздох, вырвавшийся одновременно из тысяч уст зрителей.
Лицо его, залитое кровью, исказилось, превратилось в кровавую тигриную маску гнева, он легко отскочил в сторону и выхватил из ножен рапиру с золотой рукоятью. Острие устремилось ко мне, танцуя в воздухе, дневной свет блестел на лезвии.
Но теперь я был в своей стихии, а он не достиг и начальной стадии мастерства. Он оказался неуклюжим новичком, а я – без ложной скромности опытнейший фехтовальщик. И хотя в руках у меня была всего лишь сломанная деревянная палка, у нее длина и вес меча, с которым я достиг вершин мастерства. Панчан бранился, потел, топал; я легко парировал все его удары без всяких усилий. Арена загремела. В этот день я давал им зрелище, какого они никогда не видели.
Панчан выглядел жалко, его великолепное золотое тело заливал пот, смешиваясь с пылью и кровью из множества мелких порезов, потому что время от времени мое древко пробивало его защиту и касалось торса. И толпе это нравилось! Мне кажется, часть удовольствия в аплодисментах чемпиону – это тайная дрожь надежды, что он проиграет и тем успокоит так свойственный обычному человеку страх перед тем, кто его превосходит, утолит ненависть к нему. Во всяком случае падение Панчана с высот популярности было стремительным – и глубоким.
Схватка завершилась неожиданно и так, как я не планировал. Я не думал в тот момент о том, чем кончить дуэль; я уже давно утратил контроль над событиями и двигался от одного происшествия к другому.
Панчан яростно набросился на меня. Я парировал и отвел руку назад для ответного удара, но тут он поскользнулся и всей тяжестью упал, наколовшись на мое сломанное копье. Мертвая тишина обрушилась, как гром. Я нагнулся, коснулся его груди и подобрал его рапиру. Ему она больше не понадобится: острый обломок пробил ему сердце.
В оглушительной тишине я распрямился и поднял рапиру Панчана в победоносном приветствии. И толпа обезумела.
Седеющий начальник игр Тон своей палицей сделал мне знак выйти вперед. Я прошел среди приветствующих кераксиан своего отряда к дальней стене; стражники уже прислонили к ней лестницу, ведущую к королевской ложе. Толпа хрипло ревела, забрасывая меня лентами, букетами цветов, дорогими украшениями. По-прежнему держа в руке рапиру Панчана, я шел, не глядя по сторонам, и поднялся по лестнице, чтобы получить из рук Тутона золотой венец.
Не по характеру мне было склоняться перед ним, но я решил, что он должен видеть только мою льняную повязку, а не смотреть мне прямо в лицо. Потому что у Тутона Занадарского были причины запомнить меня.
Но я не подумал о протоколе. Когда я опустился на одно колено, капитан стражи неодобрительно нахмурился.
– Обнажи голову перед принцем, раб! – зарычал он и, быстрый, как мысль, прежде чем я невольным жестом смог удержать его руку, наклонился и сорвал повязку.
– Джандар!
Это голос моей возлюбленной. Я поднял лицо и посмотрел в невероятные изумленные глаза. Тутон отшатнулся и побледнел.
– Джандар?.. – повторил он.
Имя мое пронеслось по стадиону, вначале его произносили удивленно, потом гневно. Они меня узнали – мое имя, мои странного цвета волосы – я Джандар с Каллисто, негодяй, выступивший против небесных пиратов в их собственном логове, тот самый, что выхватил из их рук принцессу Шондакора. Нечестивая радость вспыхнула на бледном лице Тутона, он выхватил их ножен свое оружие и скрестил его с моим.
– Лицом к лицу, наконец-то, собака! – выдохнул он, и мы принялись обмениваться ударами посреди кричащей беспорядочной толпы. – Ты сошел с ума, если решился во второй раз появиться в моих владениях… На этот раз я напою шпагу твоей кровью, а тебя, как падаль, брошу стервятникам со стен Занадара!
И вторично за один час я вынужден был сражаться насмерть. Но на этот раз шпага против шпаги – а Тутон превосходный фехтовальщик. Я не надеялся прервать его яростное нападение и легко сразить, потому что страшно устал, а он был совершенно свеж. А время уходило; со всех сторон к королевской ложе устремились стражники. В любую секунду меня могут ударить сзади. Но я умру с оружием в руках, глядя в лицо своему врагу.
Дарлуна предупреждающе выкрикнула мое имя; я повернулся, глянул через плечо. Капитан стражи, тот самый, что сорвал с моей головы повязку, собирался нанести удар, он находился совсем рядом, и я понял, что его удар пронзит меня насквозь. И понял также, что ничего не могу сделать.
А дальше неощутимый поворот судьбы, наступление которого никогда нельзя предвидеть. Это одна из загадок человеческого сердца.
Внизу, на песке арены, где он стоял в изумлении среди множества гладиаторов, Эргон – лысый уродливый жестокий Эргон – выкрикнул одно слово «Джандар!», взмахнул своим огромным топором, и тот, поворачиваясь, пролетел в воздухе и обрушился на голову капитана, готового уже поразить меня.
В следующее мгновение со своего места среди кераксиан с криком «Джандар!» во второго стоявшего рядом со мной стражника послал свое копье Зантор и пригвоздил его к скамье.
Тысяча гладиаторов подняла голос в едином крике:
– Джандар! Джандар! Джандар!
И прежде чем эхо моего имени замерло в воздухе, гладиаторы Занадара устремились к стене, взбирались на нее и оттуда прыгали на сидения трибун. Взметнулись топоры, копья жадно погружались в тела, стражники, бежавшие на помощь принцу, оказались в кольце свирепых противников, во главе с Зантором и Эргоном.
Толпа зрителей раскололась и превратилась в кричащую, дерущуюся, цепляющуюся мешанину тел; зрители не давали стражникам собраться против восставших рабов, они заклинили все выходы. Они пришли наслаждаться, есть сладости, глядя на умирающих ради их удовольствия людей. Но самим участвовать в смертельной битве им совсем не хотелось.
В узком пространстве королевской ложи, среди множества занавесей, наступая на кубки и раздавленные фрукты, спотыкаясь о подушки, я не мог использовать свой обычный стиль. Я вынужден был против своего желания вести чисто оборонительную дуэль, но все время искал возможности использовать тайный прием, которому научил меня Лукор.
Тутон начал уставать. Он был прекрасным фехтовальщиком несколько показного стиля, но годы сладкой пищи, изысканных вин и роскошной жизни ослабили его руку и лишили его бодрости. Он тяжело дышал и отдувался; лицо его побагровело от напряжения; рука начала дрожать.
Неожиданно он ошибся, острие его шпаги дрогнуло и отошло. И в этот момент я одолел его. Я устремился вперед, рапира моя пропела в воздухе, и чистая сталь пронзила его прогнившее сердце. Я шагнул назад, принц соскользнул с моей рапиры и упал у моих ног, мертвый, как камень.
Так погиб последний принц небесных пиратов Занадара, и так я отомстил за тысячи несчастий, причиненных моей принцессе.
Она стояла у упавшего кресла, одной рукой касалась сердца, вся ее душа светилась в великолепных глазах. Я прошел вперед, обнял ее, прижал к груди и насладился поцелуем ее теплых мягких губ. Губ, которые десятки тысяч раз целовал в сновидениях и мечтаниях… Но в действительности поцеловал в первый раз.
Так мы стояли, окутанные теплым чудом нашей любви. Мир был очень далеко и казался таким незначительным в этот момент восторга. Не стану холодными черными чернилами записывать слова, которые мы тогда шептали друг другу. С самого начала времен любящие произносят эти слова; могу утверждать, что мы не были оригинальны.
Потом мы повернулись – я обнимал рукой ее гибкую талию, чтобы посмотреть на вызванную мною сумятицу. Авангард гладиаторов прорвался к королевской ложе; они окружили нас стальным кольцом. Окровавленными грудами на скамьях лежали стражники; скамьи пустовали: большинство зрителей бежало. Но через проходы вливались новые отряды стражников, как муравьи из потревоженного муравейника. Они мрачными рядами поднимались по ступеням трибун навстречу ревущей толпе гладиаторов. Я повернулся к Дарлуне.
– Оставайся здесь, моя принцесса, – приказал я. – Здесь ты в безопасности.
В ее охрипшем голосе звучала ласка.
– А ты, мой любимый?
– Я должен помочь друзьям, – ответил я. – Не могу оставаться здесь, когда они сражаются и умирают. Из-за дружбы со мной они подняли восстание, и пока хоть один из них жив, я буду с ним рядом.
Я отвернулся от нее, чтобы присоединиться к своим товарищам.
С самого начала схватка была неравной. Гладиаторы были вооружены деревянными копьями и не могли сравняться со стражниками в стальных шлемах и латах, с острыми занадарскими мечами. Но мы остановили натиск стражников и сдерживали их. Человек, сражающийся за свободу, дерется лучше наемного солдата. Но все равно их было много, а нас мало, и исход битвы был ясен. Какое-то время мы сможем их сдерживать. Но недолго.
Эргон ухватил меня за руку, я повернулся. Схватка была ему по душе, лицо его было весело, хотя и исцарапано.
– Джандар, нам нужно спуститься на арену, – предложил он. – Оттуда уйдем в подземелья. Там они смогут подходить только по двое за раз. С горстью гладиаторов я смогу удерживать вход, пока мир не постареет. Подошел Зантор, его строгое лицо было весело, на всегда мрачных губах улыбка.
– В твоих словах есть смысл, друг Эргон, – сказал он. – Но у меня есть лучшая идея. Мы можем прорваться через северные ворота, добраться до судового двора и захватить корабль. Там мой собственный галеон «Ксаксар», конфискованный и опечатанный принцем.
– Может быть, – согласился Эргон. – Но как мы полетим? Никто их нас ничего о кораблях не знает, и ты один не заменишь целый экипаж.
– Не расстраивайся, – улыбнулся Зантор. – Половина моего экипажа вместе со мной попала в рабство; они сражались со мной среди кераксиан; сражались и в восстании Джандара!
– Осторожней, стражники прорываются! – чей-то громкий голос перекрыл шум.
– Что нам делать, Джандар? Обороняться в подземелье или пробиваться к судовому двору? – спросил Эргон.
Но судьба уже приняла решение.
Громовой треск прозвучал над ареной. Стекло – стекло – стекло! Неожиданно оно было повсюду, падая стремительным потоком. Один сверкающий обломок упал на надвигающихся стражников, отрезая руки, перерезая горла. Авангард стражников попятился и в смятении отступил.
Нас накрыла черная тень. Мои товарищи сгибали шеи, в недоумении смотрели на небо и на фантастическое летающее чудовище, которое прорвалось сквозь прозрачный купол, накрывавший арену, как гигантская чаша.
Только я один из всех знал, что бояться нечего. Напряжение покидало меня, я громко рассмеялся, подбросил рапиру Панчана в воздух и поймал ее. Мои друзья с недоумением смотрели на это, считая, что я потерял рассудок. Какая причина для радости в том, что появился один из могучих боевых кораблей Занадара и устремился к нам, затмевая небо?
Я улыбнулся, хлопнул удивленного Эргона по широкому плечу. Перед нами внезапно открылась дорога к бегству.
Наконец-то появился «Джалатадар»!
Гладиаторский топор – тяжелое, неуклюжее оружие, требующее значительной силы рук. В руках Панчана стальной топор казался легким, как перышко. Он резко свистел, разрезая воздух, когда Панчан описывал им смертоносную восьмерку. И очень скоро мои отчаянные попытки отвести его мощные удары закончились бедой: сверкающее лезвие глубоко впилось в твердое черное дерево, расколов его в щепки. Мгновением позже древко моего копья сломалось. Панчан разрубил его надвое искусным ударом; у меня в руках оставался обломок не длиннее ручки метлы, и им мне предстояло защищаться от величайшего бойца арен Занадара.
На трибунах толпа затаила дыхание в злорадном предвкушении убийства. Могучий Панчан до сих пор только играл, теперь он сблизится и убьет благодаря какой-то телепатии я читал это в напряженных лицах и голодных глазах зрителей. И, по правде говоря, редко кто мог продержаться против Панчана Золотого так долго; не могу объяснить, почему он уже не нанес смертельный удар; может, гнев ослепил его и нарушил координацию движений.
Действительно, он дрожал от ярости, в глазах его горели безумие и гнев гнев избалованного ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. На дергающихся губах его появилась слюна, он фыркал и плевался, как разъяренный кот. Это было бы почти забавно, если бы дело не шло о жизни и смерти.
А смерть была очень близка ко мне – всего в нескольких секундах. Еще мгновение, и он захватит обломок древка в крюк на верху своего топора и вырвет привычным движением железного запястья. Потом топор взметнется и со свистом опустится, чтобы утолить алую жажду в моем теле.
Ничего не оставалось делать – и потому я сделал то, чего Панчан никак не ожидал. Часто в моменты крайней опасности я обнаруживал, что выход в совершенно неожиданном поступке. Это не раз спасало меня от смерти раньше, спасло и сейчас.
Панчан приближался ко мне, в глазах его горело жадное торжество, лезвие топора разрезало воздух. Самое разумное и логичное – осторожно отступать, выигрывать время, оттягивать неизбежный удар. Вместо этого я прыгнул вперед и ткнул обломанным острым концом копья прямо ему в лицо.
Я точно рассчитал, подождав, пока топор не просвистит мимо, и только тогда ударил древком в лицо не ожидавшего этого Панчана.
Захваченный врасплох, он отшатнулся, оберегая свое надутое красивое лицо от острых щепок. На мгновение потерял равновесие, и в этот момент я взмахнул древком и обрушил ему на руку. Он закричал, разжал онемевшие пальцы, тяжелый топор вылетел из его руки и с грохотом ударился о песок арены в десяти футах от нас.
Я снова ударил его обломанным концом, и на этот раз острые щепки разорвали его по-девичьи гладкую щеку, провели кровавую линию от челюсти до уха. Панчан – с кровавой раной, нанесенной плохо обученным рабом-копейщиком, вооруженным палкой? Даже сквозь стук своего сердца, бившегося, как испуганная птица в клетке, я расслышал удивленный вздох, вырвавшийся одновременно из тысяч уст зрителей.
Лицо его, залитое кровью, исказилось, превратилось в кровавую тигриную маску гнева, он легко отскочил в сторону и выхватил из ножен рапиру с золотой рукоятью. Острие устремилось ко мне, танцуя в воздухе, дневной свет блестел на лезвии.
Но теперь я был в своей стихии, а он не достиг и начальной стадии мастерства. Он оказался неуклюжим новичком, а я – без ложной скромности опытнейший фехтовальщик. И хотя в руках у меня была всего лишь сломанная деревянная палка, у нее длина и вес меча, с которым я достиг вершин мастерства. Панчан бранился, потел, топал; я легко парировал все его удары без всяких усилий. Арена загремела. В этот день я давал им зрелище, какого они никогда не видели.
Панчан выглядел жалко, его великолепное золотое тело заливал пот, смешиваясь с пылью и кровью из множества мелких порезов, потому что время от времени мое древко пробивало его защиту и касалось торса. И толпе это нравилось! Мне кажется, часть удовольствия в аплодисментах чемпиону – это тайная дрожь надежды, что он проиграет и тем успокоит так свойственный обычному человеку страх перед тем, кто его превосходит, утолит ненависть к нему. Во всяком случае падение Панчана с высот популярности было стремительным – и глубоким.
Схватка завершилась неожиданно и так, как я не планировал. Я не думал в тот момент о том, чем кончить дуэль; я уже давно утратил контроль над событиями и двигался от одного происшествия к другому.
Панчан яростно набросился на меня. Я парировал и отвел руку назад для ответного удара, но тут он поскользнулся и всей тяжестью упал, наколовшись на мое сломанное копье. Мертвая тишина обрушилась, как гром. Я нагнулся, коснулся его груди и подобрал его рапиру. Ему она больше не понадобится: острый обломок пробил ему сердце.
В оглушительной тишине я распрямился и поднял рапиру Панчана в победоносном приветствии. И толпа обезумела.
* * *
Принцу Тутону это не понравилось, но венец был мой, и хотя он с радостью отправил бы меня в подземелье с дельтагарами, недолго правит тот принц, который не награждает героев толпы. А героем арены в этот день был я.Седеющий начальник игр Тон своей палицей сделал мне знак выйти вперед. Я прошел среди приветствующих кераксиан своего отряда к дальней стене; стражники уже прислонили к ней лестницу, ведущую к королевской ложе. Толпа хрипло ревела, забрасывая меня лентами, букетами цветов, дорогими украшениями. По-прежнему держа в руке рапиру Панчана, я шел, не глядя по сторонам, и поднялся по лестнице, чтобы получить из рук Тутона золотой венец.
Не по характеру мне было склоняться перед ним, но я решил, что он должен видеть только мою льняную повязку, а не смотреть мне прямо в лицо. Потому что у Тутона Занадарского были причины запомнить меня.
Но я не подумал о протоколе. Когда я опустился на одно колено, капитан стражи неодобрительно нахмурился.
– Обнажи голову перед принцем, раб! – зарычал он и, быстрый, как мысль, прежде чем я невольным жестом смог удержать его руку, наклонился и сорвал повязку.
– Джандар!
Это голос моей возлюбленной. Я поднял лицо и посмотрел в невероятные изумленные глаза. Тутон отшатнулся и побледнел.
– Джандар?.. – повторил он.
Имя мое пронеслось по стадиону, вначале его произносили удивленно, потом гневно. Они меня узнали – мое имя, мои странного цвета волосы – я Джандар с Каллисто, негодяй, выступивший против небесных пиратов в их собственном логове, тот самый, что выхватил из их рук принцессу Шондакора. Нечестивая радость вспыхнула на бледном лице Тутона, он выхватил их ножен свое оружие и скрестил его с моим.
– Лицом к лицу, наконец-то, собака! – выдохнул он, и мы принялись обмениваться ударами посреди кричащей беспорядочной толпы. – Ты сошел с ума, если решился во второй раз появиться в моих владениях… На этот раз я напою шпагу твоей кровью, а тебя, как падаль, брошу стервятникам со стен Занадара!
И вторично за один час я вынужден был сражаться насмерть. Но на этот раз шпага против шпаги – а Тутон превосходный фехтовальщик. Я не надеялся прервать его яростное нападение и легко сразить, потому что страшно устал, а он был совершенно свеж. А время уходило; со всех сторон к королевской ложе устремились стражники. В любую секунду меня могут ударить сзади. Но я умру с оружием в руках, глядя в лицо своему врагу.
Дарлуна предупреждающе выкрикнула мое имя; я повернулся, глянул через плечо. Капитан стражи, тот самый, что сорвал с моей головы повязку, собирался нанести удар, он находился совсем рядом, и я понял, что его удар пронзит меня насквозь. И понял также, что ничего не могу сделать.
А дальше неощутимый поворот судьбы, наступление которого никогда нельзя предвидеть. Это одна из загадок человеческого сердца.
Внизу, на песке арены, где он стоял в изумлении среди множества гладиаторов, Эргон – лысый уродливый жестокий Эргон – выкрикнул одно слово «Джандар!», взмахнул своим огромным топором, и тот, поворачиваясь, пролетел в воздухе и обрушился на голову капитана, готового уже поразить меня.
В следующее мгновение со своего места среди кераксиан с криком «Джандар!» во второго стоявшего рядом со мной стражника послал свое копье Зантор и пригвоздил его к скамье.
Тысяча гладиаторов подняла голос в едином крике:
– Джандар! Джандар! Джандар!
И прежде чем эхо моего имени замерло в воздухе, гладиаторы Занадара устремились к стене, взбирались на нее и оттуда прыгали на сидения трибун. Взметнулись топоры, копья жадно погружались в тела, стражники, бежавшие на помощь принцу, оказались в кольце свирепых противников, во главе с Зантором и Эргоном.
Толпа зрителей раскололась и превратилась в кричащую, дерущуюся, цепляющуюся мешанину тел; зрители не давали стражникам собраться против восставших рабов, они заклинили все выходы. Они пришли наслаждаться, есть сладости, глядя на умирающих ради их удовольствия людей. Но самим участвовать в смертельной битве им совсем не хотелось.
* * *
Все это я видел мельком, бросая изредка взгляды через плечо на происходящее внизу. Потому что Тутон требовал всего моего внимания. Он сражался, как безумный. Острие его шпаги одновременно оказывалось повсюду, вот оно устремилось к моему горлу, а вот дрожит у груди, вот задело руку. Гладкое белое одутловатое лицо принца заблестело от пота, он выкрикивал невыразимо грязные оскорбления и шаг за шагом теснил меня.В узком пространстве королевской ложи, среди множества занавесей, наступая на кубки и раздавленные фрукты, спотыкаясь о подушки, я не мог использовать свой обычный стиль. Я вынужден был против своего желания вести чисто оборонительную дуэль, но все время искал возможности использовать тайный прием, которому научил меня Лукор.
Тутон начал уставать. Он был прекрасным фехтовальщиком несколько показного стиля, но годы сладкой пищи, изысканных вин и роскошной жизни ослабили его руку и лишили его бодрости. Он тяжело дышал и отдувался; лицо его побагровело от напряжения; рука начала дрожать.
Неожиданно он ошибся, острие его шпаги дрогнуло и отошло. И в этот момент я одолел его. Я устремился вперед, рапира моя пропела в воздухе, и чистая сталь пронзила его прогнившее сердце. Я шагнул назад, принц соскользнул с моей рапиры и упал у моих ног, мертвый, как камень.
Так погиб последний принц небесных пиратов Занадара, и так я отомстил за тысячи несчастий, причиненных моей принцессе.
Она стояла у упавшего кресла, одной рукой касалась сердца, вся ее душа светилась в великолепных глазах. Я прошел вперед, обнял ее, прижал к груди и насладился поцелуем ее теплых мягких губ. Губ, которые десятки тысяч раз целовал в сновидениях и мечтаниях… Но в действительности поцеловал в первый раз.
Так мы стояли, окутанные теплым чудом нашей любви. Мир был очень далеко и казался таким незначительным в этот момент восторга. Не стану холодными черными чернилами записывать слова, которые мы тогда шептали друг другу. С самого начала времен любящие произносят эти слова; могу утверждать, что мы не были оригинальны.
Потом мы повернулись – я обнимал рукой ее гибкую талию, чтобы посмотреть на вызванную мною сумятицу. Авангард гладиаторов прорвался к королевской ложе; они окружили нас стальным кольцом. Окровавленными грудами на скамьях лежали стражники; скамьи пустовали: большинство зрителей бежало. Но через проходы вливались новые отряды стражников, как муравьи из потревоженного муравейника. Они мрачными рядами поднимались по ступеням трибун навстречу ревущей толпе гладиаторов. Я повернулся к Дарлуне.
– Оставайся здесь, моя принцесса, – приказал я. – Здесь ты в безопасности.
В ее охрипшем голосе звучала ласка.
– А ты, мой любимый?
– Я должен помочь друзьям, – ответил я. – Не могу оставаться здесь, когда они сражаются и умирают. Из-за дружбы со мной они подняли восстание, и пока хоть один из них жив, я буду с ним рядом.
Я отвернулся от нее, чтобы присоединиться к своим товарищам.
С самого начала схватка была неравной. Гладиаторы были вооружены деревянными копьями и не могли сравняться со стражниками в стальных шлемах и латах, с острыми занадарскими мечами. Но мы остановили натиск стражников и сдерживали их. Человек, сражающийся за свободу, дерется лучше наемного солдата. Но все равно их было много, а нас мало, и исход битвы был ясен. Какое-то время мы сможем их сдерживать. Но недолго.
Эргон ухватил меня за руку, я повернулся. Схватка была ему по душе, лицо его было весело, хотя и исцарапано.
– Джандар, нам нужно спуститься на арену, – предложил он. – Оттуда уйдем в подземелья. Там они смогут подходить только по двое за раз. С горстью гладиаторов я смогу удерживать вход, пока мир не постареет. Подошел Зантор, его строгое лицо было весело, на всегда мрачных губах улыбка.
– В твоих словах есть смысл, друг Эргон, – сказал он. – Но у меня есть лучшая идея. Мы можем прорваться через северные ворота, добраться до судового двора и захватить корабль. Там мой собственный галеон «Ксаксар», конфискованный и опечатанный принцем.
– Может быть, – согласился Эргон. – Но как мы полетим? Никто их нас ничего о кораблях не знает, и ты один не заменишь целый экипаж.
– Не расстраивайся, – улыбнулся Зантор. – Половина моего экипажа вместе со мной попала в рабство; они сражались со мной среди кераксиан; сражались и в восстании Джандара!
– Осторожней, стражники прорываются! – чей-то громкий голос перекрыл шум.
– Что нам делать, Джандар? Обороняться в подземелье или пробиваться к судовому двору? – спросил Эргон.
Но судьба уже приняла решение.
Громовой треск прозвучал над ареной. Стекло – стекло – стекло! Неожиданно оно было повсюду, падая стремительным потоком. Один сверкающий обломок упал на надвигающихся стражников, отрезая руки, перерезая горла. Авангард стражников попятился и в смятении отступил.
Нас накрыла черная тень. Мои товарищи сгибали шеи, в недоумении смотрели на небо и на фантастическое летающее чудовище, которое прорвалось сквозь прозрачный купол, накрывавший арену, как гигантская чаша.
Только я один из всех знал, что бояться нечего. Напряжение покидало меня, я громко рассмеялся, подбросил рапиру Панчана в воздух и поймал ее. Мои друзья с недоумением смотрели на это, считая, что я потерял рассудок. Какая причина для радости в том, что появился один из могучих боевых кораблей Занадара и устремился к нам, затмевая небо?
Я улыбнулся, хлопнул удивленного Эргона по широкому плечу. Перед нами внезапно открылась дорога к бегству.
Наконец-то появился «Джалатадар»!
14. СУДЬБА ЗАНАДАРА
С палуб «Джалатадара» на стражников обрушился смертоносный дождь стрел. Ряды их дрогнули, превратились в бегущие толпы. С бортов спустили веревочные лестницы, и я пригласил своих друзей гладиаторов подниматься. Сверху на меня невозмутимо смотрел Коджа, держа в руке огромный ятунский меч-хлыст. Рядом с ним мне улыбались Валкар и Лукор. Гладиаторы быстро поднимались по лестницам, а шондакорские лучники стояли на палубе, следя за стражниками, которые могли броситься в последний отчаянный натиск.
Я не знал, какие события на много дней отдалили приход «Джалатадара», но он не мог прибыть более своевременно. Позже мне рассказали, как предатель Ультар искалечил гигантский орнитоптер, как ураганные ветры унесли беспомощный корабль далеко на север к ледяным вершинам Замерших земель, как храбрость юного Томара выманила предателя из его убежища и как экипаж с отчаянными усилиями починил оснастку корабля и корабль полетел к Занадару. Я узнал, как корабль скрывался поблизости, ожидая темноты для посадки, когда рев восстания на арене услышал впередсмотрящий; его зоркий глаз различил мои желтые волосы, и последовал сигнал к нападению.
Зантор коснулся моей руки.
– Позволь мне взять моих людей и двинуться на судовой двор, Джандар, – попросил он. – Если мы воспользуемся внезапностью и этим неожиданным отвлечением, мы захватим «Ксаксар» и присоединимся к тебе. Два корабля лучше одного, особенно если по пятам за нами двинется половина флота Занадара.
А я не сомневаюсь, что так и будет.
– Иди, – ответил я. – Мы постараемся прикрыть тебя. – Он молча сжал мою руку и повернулся, чтобы собрать своих людей. Несколько мгновений спустя они уже двигались к воротам. Сопротивления не было. Стражники дрогнули и бежали, оставив арену в наших руках.
Дарлуна ждала меня в королевской ложе, где лицом вниз в луже застывающей крови лежал труп принца Тутона. Я схватил нижнюю перекладину ближайшей веревочной лестницы, велел принцессе обхватить меня руками за шею и начал быстро подниматься. Я помог ей перебраться через перила и встал на палубе рядом с ней, и громкий торжествующий крик вырвался из сотни глоток. Я увидел слезы на глазах поседевшего Хаакона, прекрасное лицо Валкара светилось от радости, когда он поцеловал руку принцессы и похлопал меня по плечу.
Принцесса оглядывалась, улыбаясь в знакомые лица.
– Неужели вы пришли сюда, чтобы спасти меня? – негромко спросила она. Валкар улыбнулся.
– Джандар предложил, чтобы мы переоборудовали фрегат небесных пиратов, захваченный при нападении на Шондакор, и поставили все на ставку в отчаянной попытке прорвать оборону Занадара и спасти тебя, моя принцесса, – сказал он. – Но из-за предательства среди нас не стало Джандара. Мне следовало знать, что он обязательно появится для последней решающей битвы!
Я принял его приветствие.
– Да, но дело еще не кончено! Все по местам, разместите среди вас гладиаторов. Вторая группа пробивается по улицам, направляясь на судовой двор. К нам скоро может присоединиться второй корабль с дружеским экипажем.
Вывести из строя вражеские корабли было удивительно легко. И тут оказались очень полезными мои друзья гладиаторы. Могучий тариан, вооруженный тридцатифунтовым стальным топором, может очень быстро прорубить дыру в корпусе корабля, выпустив летучий газ. А орнитоптер с пробитым корпусом и выпущенным газом превращается в мертвый вес. К тому времени, как «Ксаксар» перерубил тросы и поднялся в воздух, в порту не оставалось ни одного годного к полетам корабля.
Но не весь занадарский флот находился в порту; свыше полудесятка разведочных фрегатов кружили в воздухе на разной высоте, и им не потребовалось много времени, чтобы понять, что на город напали. Один из них устремился к нам, разрезая носом ветреный воздух.
– Посмотрим, сработает ли мое «секретное оружие» в бою, – сказал я Валкару. – Или вы уже окрестили катапульту в огненной купели?
– Еще нет, – рассмеялся он. – Но скоро мы увидим, сработает ли она. Команда катапульты, по местам!
Сняли покров и подготовили гигантский лук к действию. Оружейники установили большую шестифунтовую стальную стрелу и подготовились к выстрелу в вражеский корабль, приближавшийся к нам. Дальность эффективной стрельбы составляла триста ярдов, но это был предел; на таком расстоянии стрела теряла большую часть своей инерции и могла не пробить даже бумажный корпус. Поэтому Валкар ждал, пока вражеский корабль не подойдет на двести ярдов – опасно близко, – прежде чем дать приказ стрелять из катапульты. Первые вражеские стрелы начали падать рядом с нами на палубу, когда могучая катапульта выбросила свой снаряд.
Стальная стрела просвистела в воздухе и воткнулась в борт вражеского корабля. Мои воины испустили громкий торжествующий крик, когда в корпусе врага образовалась большая дыра. На палубах вражеского корабля тоже закричали, но эти крики заглушило шипение вырывающегося газа. Неожиданно потеряв плавучесть, корсар пьяно пошатнулся и начал падать.
Но у нас не было времени следить за его падением, потому что к нам приближался второй пират, а за ним виднелись еще два. Команда Валкара лихорадочно налаживала катапульту для второго выстрела, тетива запела от напряжения. Один член экипажа вскрикнул и схватился за руку; ее пробила стрела с приближающегося корабля. Раненый пошатнулся, но его место тут же занял широкоплечий гладиатор. С низким стоном и свистом вторая стрела вылетела из гигантского лука.
Как стальная молния, пробила она нос приближающегося корсара и надвое расколола его киль – поразительно удачный выстрел, и с самым неожиданным результатом! Киль соединяет вместе две половины корпуса. И когда он раскололся, корабль под внутренним напряжением тоже начал раскалываться надвое. Потому что, хотя из-за летучего газа в корпусе корабль буквально ничего не весил, масса его оставалась значительной.
Второй корабль буквально разорвался надвое в воздухе. Кричащие люди падали в его палуб и превращались в черные точки, быстро исчезающие внизу. Корабль упал, на лету превращаясь в дождь обломков. А мои воины снова торжествующе закричали.
К этому времени «Ксаксар» уже поднялся в воздух и Зантор схватился с третьим вражеским кораблем, а мы выпустили стрелу в четвертый. Но небесные пираты начали опасаться моего оружия, и вражеский корабль успел свернуть в сторону. Стальной снаряд пролетел со свистом, едва не попав в цель. Четвертый корабль, а за ним и пятый, которого я вначале не заметил, начали осторожно кружить вокруг нас, старательно избегая катапульты.
Зантор, конечно, располагал только обычным оружием, но он прекрасно, гораздо лучше меня, знал правила воздушного боя и решительным и необычным приемом расправился со своим противником. Я гадал, может ли быть воспламеняющимся газ, заключенный в двойном корпусе корабля; возможно, он взрывается, как водород. Зантор подтвердил мою догадку, вооружив своих людей огненными стрелами. Шесть или семь горящих стрел упали на палубу занадарского корабля, не причинив ему вреда, прежде чем восьмой удачный выстрел не пробил корпус и поджег газ.
Вся корма вражеского корабля исчезла в громовом взрыве и сверкающем пламени. И остальная часть корабля, превратившаяся в огненный ад, устремилась вниз, навстречу своей судьбе.
Теперь мы обрушили на два вражеских корабля поток огненных стрел. Это были обычные стрелы, но их концы были обернуты промасленной тряпкой, которую поджигали от взятых в камбузе углей. Через короткое время пятый корабль тоже был охвачен огнем. А шестой попал в поле действия нашей катапульты и полетел вниз с зияющей дырой в корпусе, чтобы разбиться об острый скальный выступ далеко внизу.
Так закончился первый воздушный бой в истории Танатора. Менее чем за двадцать минут мы сбили шесть вражеских кораблей и очистили небо от противника.
В битве один шондакорец был ранен стрелой в руку. Стрелу удалили, рану очистили, смазали бальзамом и перевязали, и раненый в хорошем настроении принялся шутить с товарищами.
Гладиатор показал мне газовые шахты; они находились на вершине горы, непосредственно под ареной и дворцовой крепостью занадарских правителей. В горе обширные полости, заполненные летучим газом; выход из этих полостей занадарцы перекрыли массивными металлическими клапанами. Моему информатору не нужно было долго объяснять, как легко мы уйдем, если нам удастся сбить такой клапан и поджечь газ.
Это предстояло сделать бывшим тарианам. Я объяснил задачу и вызвал добровольцев из числа бывших гладиаторов. И был немного расстроен, когда первым сделал шаг вперед мой друг Эргон.
Он прикрепил свой большой топор к торопливо сделанной перевязи. Мы опустили его на веревке к ряду каменных стволов, предварительно осыпав все внизу стрелами, чтобы отогнать охрану шахт. Затаив дыхание, смотрели мы с палубы корабля, как крошечная фигура Эргона появилась на верху одного из стволов и ударами топора принялась сбивать клапан.
Казалось, это длится целую вечность. Наступила тьма, золотой свет танаторского дня погас. Мир неожиданно погрузился в темноту, и только гигантский шар Юпитера в охровых полосах висел над горизонтом. В темноте на нас неожиданно может напасть вражеский корабль. С каждой минутой пребывания здесь опасность усиливается.
Я не знал, какие события на много дней отдалили приход «Джалатадара», но он не мог прибыть более своевременно. Позже мне рассказали, как предатель Ультар искалечил гигантский орнитоптер, как ураганные ветры унесли беспомощный корабль далеко на север к ледяным вершинам Замерших земель, как храбрость юного Томара выманила предателя из его убежища и как экипаж с отчаянными усилиями починил оснастку корабля и корабль полетел к Занадару. Я узнал, как корабль скрывался поблизости, ожидая темноты для посадки, когда рев восстания на арене услышал впередсмотрящий; его зоркий глаз различил мои желтые волосы, и последовал сигнал к нападению.
Зантор коснулся моей руки.
– Позволь мне взять моих людей и двинуться на судовой двор, Джандар, – попросил он. – Если мы воспользуемся внезапностью и этим неожиданным отвлечением, мы захватим «Ксаксар» и присоединимся к тебе. Два корабля лучше одного, особенно если по пятам за нами двинется половина флота Занадара.
А я не сомневаюсь, что так и будет.
– Иди, – ответил я. – Мы постараемся прикрыть тебя. – Он молча сжал мою руку и повернулся, чтобы собрать своих людей. Несколько мгновений спустя они уже двигались к воротам. Сопротивления не было. Стражники дрогнули и бежали, оставив арену в наших руках.
Дарлуна ждала меня в королевской ложе, где лицом вниз в луже застывающей крови лежал труп принца Тутона. Я схватил нижнюю перекладину ближайшей веревочной лестницы, велел принцессе обхватить меня руками за шею и начал быстро подниматься. Я помог ей перебраться через перила и встал на палубе рядом с ней, и громкий торжествующий крик вырвался из сотни глоток. Я увидел слезы на глазах поседевшего Хаакона, прекрасное лицо Валкара светилось от радости, когда он поцеловал руку принцессы и похлопал меня по плечу.
Принцесса оглядывалась, улыбаясь в знакомые лица.
– Неужели вы пришли сюда, чтобы спасти меня? – негромко спросила она. Валкар улыбнулся.
– Джандар предложил, чтобы мы переоборудовали фрегат небесных пиратов, захваченный при нападении на Шондакор, и поставили все на ставку в отчаянной попытке прорвать оборону Занадара и спасти тебя, моя принцесса, – сказал он. – Но из-за предательства среди нас не стало Джандара. Мне следовало знать, что он обязательно появится для последней решающей битвы!
Я принял его приветствие.
– Да, но дело еще не кончено! Все по местам, разместите среди вас гладиаторов. Вторая группа пробивается по улицам, направляясь на судовой двор. К нам скоро может присоединиться второй корабль с дружеским экипажем.
* * *
Через мгновение мы покинули усеянную трупами арену и поднялись над городом. Зантор и его кераксиане находились на полпути к докам, почти не встретив в пути сопротивления. Они поднялись на борт «Ксаксара» и заняли привычные места, а мы тем временем спустили команду топорников с приказом причинить как можно больше ущерба стоявшим в доках судам.Вывести из строя вражеские корабли было удивительно легко. И тут оказались очень полезными мои друзья гладиаторы. Могучий тариан, вооруженный тридцатифунтовым стальным топором, может очень быстро прорубить дыру в корпусе корабля, выпустив летучий газ. А орнитоптер с пробитым корпусом и выпущенным газом превращается в мертвый вес. К тому времени, как «Ксаксар» перерубил тросы и поднялся в воздух, в порту не оставалось ни одного годного к полетам корабля.
Но не весь занадарский флот находился в порту; свыше полудесятка разведочных фрегатов кружили в воздухе на разной высоте, и им не потребовалось много времени, чтобы понять, что на город напали. Один из них устремился к нам, разрезая носом ветреный воздух.
– Посмотрим, сработает ли мое «секретное оружие» в бою, – сказал я Валкару. – Или вы уже окрестили катапульту в огненной купели?
– Еще нет, – рассмеялся он. – Но скоро мы увидим, сработает ли она. Команда катапульты, по местам!
Сняли покров и подготовили гигантский лук к действию. Оружейники установили большую шестифунтовую стальную стрелу и подготовились к выстрелу в вражеский корабль, приближавшийся к нам. Дальность эффективной стрельбы составляла триста ярдов, но это был предел; на таком расстоянии стрела теряла большую часть своей инерции и могла не пробить даже бумажный корпус. Поэтому Валкар ждал, пока вражеский корабль не подойдет на двести ярдов – опасно близко, – прежде чем дать приказ стрелять из катапульты. Первые вражеские стрелы начали падать рядом с нами на палубу, когда могучая катапульта выбросила свой снаряд.
Стальная стрела просвистела в воздухе и воткнулась в борт вражеского корабля. Мои воины испустили громкий торжествующий крик, когда в корпусе врага образовалась большая дыра. На палубах вражеского корабля тоже закричали, но эти крики заглушило шипение вырывающегося газа. Неожиданно потеряв плавучесть, корсар пьяно пошатнулся и начал падать.
Но у нас не было времени следить за его падением, потому что к нам приближался второй пират, а за ним виднелись еще два. Команда Валкара лихорадочно налаживала катапульту для второго выстрела, тетива запела от напряжения. Один член экипажа вскрикнул и схватился за руку; ее пробила стрела с приближающегося корабля. Раненый пошатнулся, но его место тут же занял широкоплечий гладиатор. С низким стоном и свистом вторая стрела вылетела из гигантского лука.
Как стальная молния, пробила она нос приближающегося корсара и надвое расколола его киль – поразительно удачный выстрел, и с самым неожиданным результатом! Киль соединяет вместе две половины корпуса. И когда он раскололся, корабль под внутренним напряжением тоже начал раскалываться надвое. Потому что, хотя из-за летучего газа в корпусе корабль буквально ничего не весил, масса его оставалась значительной.
Второй корабль буквально разорвался надвое в воздухе. Кричащие люди падали в его палуб и превращались в черные точки, быстро исчезающие внизу. Корабль упал, на лету превращаясь в дождь обломков. А мои воины снова торжествующе закричали.
К этому времени «Ксаксар» уже поднялся в воздух и Зантор схватился с третьим вражеским кораблем, а мы выпустили стрелу в четвертый. Но небесные пираты начали опасаться моего оружия, и вражеский корабль успел свернуть в сторону. Стальной снаряд пролетел со свистом, едва не попав в цель. Четвертый корабль, а за ним и пятый, которого я вначале не заметил, начали осторожно кружить вокруг нас, старательно избегая катапульты.
Зантор, конечно, располагал только обычным оружием, но он прекрасно, гораздо лучше меня, знал правила воздушного боя и решительным и необычным приемом расправился со своим противником. Я гадал, может ли быть воспламеняющимся газ, заключенный в двойном корпусе корабля; возможно, он взрывается, как водород. Зантор подтвердил мою догадку, вооружив своих людей огненными стрелами. Шесть или семь горящих стрел упали на палубу занадарского корабля, не причинив ему вреда, прежде чем восьмой удачный выстрел не пробил корпус и поджег газ.
Вся корма вражеского корабля исчезла в громовом взрыве и сверкающем пламени. И остальная часть корабля, превратившаяся в огненный ад, устремилась вниз, навстречу своей судьбе.
Теперь мы обрушили на два вражеских корабля поток огненных стрел. Это были обычные стрелы, но их концы были обернуты промасленной тряпкой, которую поджигали от взятых в камбузе углей. Через короткое время пятый корабль тоже был охвачен огнем. А шестой попал в поле действия нашей катапульты и полетел вниз с зияющей дырой в корпусе, чтобы разбиться об острый скальный выступ далеко внизу.
Так закончился первый воздушный бой в истории Танатора. Менее чем за двадцать минут мы сбили шесть вражеских кораблей и очистили небо от противника.
В битве один шондакорец был ранен стрелой в руку. Стрелу удалили, рану очистили, смазали бальзамом и перевязали, и раненый в хорошем настроении принялся шутить с товарищами.
* * *
Готовясь к отлету, мы кружили вокруг горной вершины. И один из прежних гладиаторов подсказал мне, как предотвратить возможную месть небесных пиратов. Этот гладиатор раньше работал на газовых шахтах. К арене его присудили за то, что он ударил стражника, который за ничтожное нарушение правил забил до смерти его товарища.Гладиатор показал мне газовые шахты; они находились на вершине горы, непосредственно под ареной и дворцовой крепостью занадарских правителей. В горе обширные полости, заполненные летучим газом; выход из этих полостей занадарцы перекрыли массивными металлическими клапанами. Моему информатору не нужно было долго объяснять, как легко мы уйдем, если нам удастся сбить такой клапан и поджечь газ.
Это предстояло сделать бывшим тарианам. Я объяснил задачу и вызвал добровольцев из числа бывших гладиаторов. И был немного расстроен, когда первым сделал шаг вперед мой друг Эргон.
Он прикрепил свой большой топор к торопливо сделанной перевязи. Мы опустили его на веревке к ряду каменных стволов, предварительно осыпав все внизу стрелами, чтобы отогнать охрану шахт. Затаив дыхание, смотрели мы с палубы корабля, как крошечная фигура Эргона появилась на верху одного из стволов и ударами топора принялась сбивать клапан.
Казалось, это длится целую вечность. Наступила тьма, золотой свет танаторского дня погас. Мир неожиданно погрузился в темноту, и только гигантский шар Юпитера в охровых полосах висел над горизонтом. В темноте на нас неожиданно может напасть вражеский корабль. С каждой минутой пребывания здесь опасность усиливается.