— Можете в этом не сомневаться, — ответил герцог.
   Он поцеловал руку маркизы, и, когда они оба встали, она наклонилась и поцеловала его в щеку.
   — Благодарю вас еще раз, Элстон, — сказала Энид Трампингтон со слезами на глазах.
   Герцог проводил гостью до парадной двери. Лорд Гилмур дожидался маркизу у подъезда возле автомобиля. Они тепло простились, пообещав друг другу встретиться в Лондоне.
   Поднимаясь по ступеням, герцог подумал, что его бы волновали теперь совсем другие чувства, если бы они выехали в другом направлении, по дороге, ведущей в порт и к переправе на континент. Он бы до конца дней испытывал чувство вины перед семьями Джека и Энид.
   Маркиза была права — в их положении оба они имели обязанности, которыми нельзя было пренебречь.
   Герцог шел через вестибюль, когда навстречу ему спустился сэр Хьюго.
   — Энид уже уехала? — спросил он. — Я хотел проститься с ней.
   — Только что, — кивнул герцог.
   — Значит, я увижу их в Лондоне.
   — Да, в Лондоне. А как Лорена? У нее уже был доктор? — спросил герцог.
   — Да, час назад. Завтра она сможет встать. Доктор сказал, что ей лучше соблюдать покой несколько дней, поэтому нам придется задержаться до четверга, если ты не возражаешь.
   — Разумеется, нет, — кивнул герцог. — Я бы хотел поговорить с ней сейчас, если можно.
   — Я помог ей перебраться в будуар, рядом с ее спальней, — сказал сэр Хьюго. — Чай ей подадут туда.
   — Тогда я поднимусь к ней, — сказал герцог. — Меня просили передать ей кое-что, а Энид пригласила Лорену к себе, если Китти не пожелает принять ее в своем доме.
   Герцог заметил, что сэр Хьюго упрямо сжал губы.
   — Вы с Китти решили что-нибудь насчет будущего Лорены? — решился спросить он.
   — В этом случае решение буду принимать я! — отвечал сэр Хьюго.
   Глаза герцога блеснули лукавой усмешкой, но он ничего не сказал.
   Словно торопясь изменить тему разговора, сэр Хьюго заметил:
   — Кстати, тебе будет интересно узнать, что Арчи добросовестно расплатился сегодня утром перед отъездом. Он сказал, что трудно спорить с кем-то, у кого на руках все козыри.
   Сэр Хьюго засмеялся.
   — Но мне кажется, что Арчи не стал спорить еще и потому, что слишком торопился в Лондон. Готов держать пари, что он хотел попасть в клуб раньше Келвина и Джека, чтобы изложить там свою теорию о влиянии питьевой воды на скаковых лошадей.
   Герцог тоже рассмеялся.
   — Не сомневаюсь, что честь этого открытия Арчи припишет себе, хотя все мы знаем, что его сделала Лорена.
   — У меня есть все основания ею гордиться, — сказал сэр Хьюго. — Признаюсь тебе, что, встречая ее на вокзале Виктория, я очень волновался, боясь оконфузиться перед вами. Но она оказалась на высоте!
   — Можно мне навестить ее сейчас? — спросил герцог.
   Сэр Хьюго сильно подозревал, что Элстон не слышал ни одного слова из сказанного им. Поэтому он просто ответил:
   — Конечно. У нее на виске огромный синяк, а в остальном все в порядке.
   Сэр Хьюго внезапно понял, что говорит в пустоту, потому что его собеседник уже был наверху лестницы.
 
   Сидя на софе в будуаре рядом со своей спальней, Лорена размышляла, какую из книг, принесенных ей миссис Кингстон, стоит почитать.
   Дядя уже сообщил ей, что они уезжают в Лондон в четверг, и Лорене не хотелось, покидая Миер, оставить здесь недочитанный роман.
   Откинувшись на подушки, она внимательно осматривала комнату, стараясь как можно лучше запечатлеть в памяти все, что ее окружало. Купидоны с украшавших стены полотен Буше гармонировали с росписью потолка, изысканной французской мебелью, бирюзовым шелком занавесей и обивки кресел в стиле Людовика XIV.
   » Все в Миере так прекрасно! — подумала Лорена, — и герцог должен быть счастлив тем, что он живет здесь «.
   И при мысли, что ей скоро придется расстаться со всем этим, она испытывала более сильную боль в сердце, чем в ушибленном виске.
   Но, по правде говоря, ее больше всего преследовала мысль о владельце Миера, который, как она знала, останется навечно не только в ее памяти, но и в душе, и в сердце.
   » Я спасла его!«— подумала она с упоением, как только пришла в сознание.
   Хотя она испытывала невыносимую головную боль и легкую дурноту, ничто не имело значения, кроме того, что герцог не пострадал и что ей удалось не дать графине осуществить ее намерение.
   » Как может женщина быть такой… жестокой и такой… злобной?! — подумала Лорена. — Она ведь говорила, что любит герцога, а сама навела на него пистолет «.
   Лорена не могла понять этого, потому что, любя герцога, она желала защитить его не только от физических страданий, но и от душевной боли, причиняемой тяжелыми переживаниями и разочарованием.
   Если он любит графиню, как мучительно должно было быть для него видеть такое ее поведение. Но если, судя по ее словам, герцог не любит ее больше, как унизительно для него сознавать, что он растратил свое чувство на женщину, способную проявить полное отсутствие сдержанности и приличий.
   » Вчера мне удалось спасти его, — подумала Лорена, — но что, если она… сделает новую попытку?«
   Мысль о том, что герцог может снова оказаться в опасности и ее не будет с ним рядом, чтобы она могла защитить его, причиняла ей душевную боль.
   » Но ведь это глупо «, — сказала она себе.
   В его жизни Лорена не имела никакого значения. Ей просто выпало необыкновенное счастье выразить ему свою любовь так, как она и мечтать не могла.
   Это был чистый случай, что как раз в тот момент она находилась именно на том месте.
   Будь Лорена в любом другом углу гостиной, она не успела бы броситься на графиню и помешать ей совершить меткий выстрел, как бы ни был в ней силен инстинкт, предвещавший опасность.
   » Ты храбрая девочка, и я очень горжусь тобой «, — сказал ей вчера вечером сэр Хьюго, навестив ее после ухода доктора.
   Лорена страстно желала спросить его, а что сказал герцог по поводу случившегося, но застенчивость не позволила ей задать подобный вопрос.
   Считая, что племяннице хочется заснуть и что ей нужно дать покой, сэр Хьюго тихонько удалился, и Лорена осталась наедине со своими мыслями.
   Она знала, что если бы открыла одну из лежавших на столе возле нее книг, то не смогла бы разобрать и строчки. Лицо герцога неотступно стояло перед ней.
   Никакая книга не могла доставить ей большего наслаждения и завладеть ее воображением сильнее, чем его милый облик, стоявший перед ее мысленным взором.
   Лорена откинулась на подушки и снова предалась воспоминаниям о том, что произошло с момента их первой встречи.
   Она вспомнила то утро, когда они вместе выехали на верховую прогулку, а потом завтракали в уютном фермерском домике.
   » Как бы я хотела, чтобы это могло повториться!«— подумала Лорена.
   Но это означало желать невозможное: как только Лорена покинет Миер, герцог станет для нее так же недоступен, как луна в небе.
   В это время раздался стук в дверь, и прежде чем она успела что-нибудь сказать, в комнату вошел герцог.
   Поскольку все ее мысли в этот момент были сосредоточены на нем, он показался ей не человеком из плоти и крови, а скорее порождением ее воображения.
   Но когда герцог приблизился к софе, на которой она лежала, краска бросилась ей в лицо. Под кружевной накидкой на ней был только пеньюар, волосы ее были свободно распущены.
   Лорена не могла не заметить странного выражения его глаз.
   Пеньюар из белого шелка с застежкой доверху, отложным воротником и длинными рукавами выглядел очень скромно. Она носила его еще в пансионе.
   Но сейчас, с распущенными волосами, Лорена казалась в нем особенно юной и чистой, похожей на неземное существо, сошедшее с небес. Герцог вспомнил, что столь же удивительно прекрасной она показалась ему, когда они вместе встречали восход солнца.
   Он подошел к софе и протянул руку.
   — Как вы себя чувствуете, Лорена? — участливо спросил Элстон. — Ваш дядя сказал мне, что я могу повидать вас.
   — Я… я вполне здорова, — ответила Лорена. Собственный голос показался ей чужим. — Завтра… я смогу встать.
   Она подала ему руку, видя, что герцог ожидает этого, и он сжал обеими руками ее тонкие пальчики. А затем, к ее большому удивлению, герцог сел рядом с ней на софу, а не в кресло, как она этого ожидала.
   — Вы очаровательны, — проникновенно сказал он. — Я всегда думал, что ваши волосы именно так и должны выглядеть.
   Лицо Лорены пылало от смущения, а глаза оживленно блестели. Она потупилась, и ее длинные ресницы легли тенью на белоснежную кожу щек.
   По-прежнему не выпуская ее руку, он сказал:
   — Прежде чем мы скажем друг другу все, что нам хочется сказать, я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь.
   По тому, как задрожали ее пальцы, герцог понял, насколько близко к сердцу она приняла то, что могло случиться.
   Не сводя с девушки восхищенного взгляда, Элстон мягко произнес:
   — Я хочу, чтобы вы забыли о происшедшем. Это было чудовищно и отвратительно, и об этой событии никогда больше не нужно вспоминать, Лорена.
   — Я… я так испугалась… за вас, — тихо призналась она.
   — Я знаю, — ответил герцог. — Вы были очень решительны и храбры. Вы одна не растерялись в эту минуту. Но я цел и невредим, поэтому не думайте об этом больше.
   Повинуясь властной нотке в его голосе, Лорена проговорила:
   — Я… постараюсь.
   — У нас найдется еще над чем подумать, — сказал герцог с улыбкой. — У меня есть приятное поручение к вам от маркизы Трампингтон. Она хочет, чтобы вы приехали к ней и не только в гости, но и остались бы, если пожелаете, на неопределенное время.
   Лорена посмотрела на него с удивлением.
   — Вы хотите сказать… я могла бы поселиться у нее? — не могла поверить она в услышанное.
   — Я именно так и понял ее желание, — с улыбкой подтвердил герцог, — но мне кажется, у вашего дяди на этот счет есть собственные планы.
   — Дядя Хьюго сказал… мне показалось, что он бы не возражал, чтобы я жила у них… но я знаю… тетя Китти… не захочет терпеть мое присутствие в своем доме.
   — Во всяком случае, у вас уже есть два предложения на выбор, — сказал герцог. — Но мне бы хотелось, чтобы вы выслушали и третье предложение — мое.
   Лорена смотрела на него молча.» Никакая другая женщина, — подумал он, — не могла бы выразить столько одним лишь взглядом «.
   Герцог посмотрел на ее руку, которую он все еще держал в своих, и затем сказал, тщательно выбирая слова:
   — Вы так хорошо начитанны, что, вероятно, помните, греки говорили, если вы спасли человеку жизнь, вы навсегда берете на себя за него ответственность.
   Лорена молчала, пальцы ее застыли в его руках.
   — Поэтому, Лорена, я и задумался, что вы намерены делать со мной, — неожиданно сказал герцог.
   — Я… я не понимаю.
   — Я думаю, вы обязательно должны присматривать за мной, — улыбнулся герцог, — потому что вы нужны мне, как никто другой мне никогда в жизни еще не был нужен.
   По дрожи ее пальцев он догадался, что Лорена начинает понимать, о чем он говорит, но в то же время она не смела поверить его словам.
   — О чем… вы… просите меня? — едва слышным голосом спросила девушка.
   — Я прошу тебя, дорогая, стать моей женой, — сказал герцог. — Я понял, что люблю тебя, когда мы вместе наблюдали рассвет, но я не мог найти случая сказать тебе об этом.
   — Вы… любите… меня?
   Никакие слова не могли выразить охватившую ее радость.
   — Я люблю тебя! — торжественно произнес герцог. — И я надеюсь, поскольку мы уже стали так близки друг другу духовно, что и ты любишь меня хоть немного.
   — Я люблю тебя! О да, я люблю тебя! — воскликнула Лорена. — Моя любовь к тебе не знает границ… Но…я не могу стать твоей женой, — упавшим голосом закончила она.
   Герцог с трудом расслышал ее последние слова, так тихо они были сказаны.
   — Ты сказала, что не можешь быть моей женой? — спросил он в изумлении. — Но почему, Лорена?
   Ему никогда не приходило в голову, что какая-нибудь женщина может отказаться выйти за него замуж, и уж, конечно, не такая скромная и робкая, как Лорена.
   — Я не могу стать твоей женой, — сказала Лорена на этот раз твердым голосом. — Но я всегда буду гордиться… твоим предложением.
   Герцог с силой стиснул ее пальцы.
   — Но почему ты отказываешь мне? — с удивлением спросил он. — Ведь ты только что сказала, что любишь меня.
   — Я люблю тебя и… и на свете для меня нет… ничего прекраснее твоей любви и… — голос Лорены все время прерывался от волнения, — и хотя мне невыносима мысль о разлуке с тобой…
   Тут она совсем замолкла, но, собравшись с силами, все-таки продолжила:
   — Память о тебе… всегда будет жить в моем сердце и… она будет мне поддержкой, когда я…уже не буду видеть тебя… слышать твой голос.
   Герцогу почудилось, что в ее глазах блеснули слезы.
   — Ты так любишь меня и все же не хочешь стать моей женой? — ничего не понимал он.
   — Потому… что я… слишком люблю тебя. Дрожащим голосом Лорена продолжила:
   — Сейчас, перед тем, как ты вошел, я думала о , тебе… о том, что я люблю тебя так, что хочу всегда оберегать тебя, заботиться о тебе… не дать никому не только причинить тебе вред, но и задеть твои чувства… ранить твою душу, — признания давались Лорене с большим трудом.
   Она тяжело перевела дыхание.
   — Вот чего бы я хотела, если бы… стала твоей женой.
   — Но ты отказываешь мне?
   — Потому что… я не могу… принимать участие в твоей жизни. Твои друзья никогда не примут меня в свой круг, — наконец выдавила из себя Лорена.
   Она умоляюще смотрела на него, всем сердцем стараясь заставить его понять.
   — По их представлениям, я… не только неинтересна и неопытна, но и… Она остановилась.
   — И? — подсказал герцог.
   Лорена молчала, и он спросил мягко, но настойчиво:
   — Скажи мне, что ты еще чувствуешь. Она взглянула на него, и против воли у нее вырвались слова:
   — Меня… смущает… их поведение! Она не решилась поднять на него глаза после этих слов.
   Боясь, что герцог рассердится, Лорена крепко держала его за руку, как тогда, когда они вместе наблюдали рассвет.
   Герцог понял все, что она хотела сказать, и на его лице появилось выражение, какого еще никогда не доводилось увидеть ни одной женщине.
   — Значит, ради моего счастья, — сказал он, — ты готова уйти, покинуть меня, зная, что наша любовь такая необыкновенная, такая всепоглощающая, что для меня она как солнце, на наших глазах затопившее своим светом небо.
   — Это… это правда, что ты… испытал такое чувство? — недоверчиво спросила она.
   — Да, и еще многое, — отвечал герцог. — Как и ты, я видел солнце, рассеявшее ночную тьму. Так и наша любовь очистит нашу жизнь от всего темного и безобразного и всего того, что смущает тебя, моя любимая.
   — А если… если ты будешь., несчастлив со мной?
   — Я знаю, что без тебя я буду настолько несчастлив, что жизнь потеряет для меня всякую цену.
   Лорена наконец поверила в реальность происходящего и не удержалась от радостного возгласа.
   Герцог продолжал:
   — Но если тебя, моя бесценная, больше всего беспокоит, что мои друзья не примут тебя в свой круг, я тебе сейчас скажу кое-что неожиданное.
   — Что? — удивилась Лорена;
   — Твой дядя привез тебя в Миер потому, — сказал герцог, — что они поспорили с лордом Арчибальдом Карнфортом из-за событий, изложенных в пьесе» Пигмалион «. Ты читала ее?
   — Да, я прочла ее здесь, — отвечала Лорена. — Я нашла ее в твоей библиотеке.
   — Так как ты уже знакома с ее содержанием, ты легко поймешь причину спора. Лорд Карнфорт утверждал, что так преобразить девушку — кажется, героиню пьесы звали Элиза Дулиттл, — чтобы ее безоговорочно приняли в высшем обществе, невозможно.
   Лорена слушала его, широко раскрыв глаза.
   — Твой дядя, со своей стороны, заявил, что это вполне могло случиться. У каждого из них в этом словесном поединке нашлись сторонники. Лорд Карнфорт потребовал, чтобы твой дядя в доказательство своей правоты привез в Миер молодую неискушенную девушку, которую бы приняли в этом тесном изысканном кружке как свою.
   — И это была… я? — с изумлением спросила Лорена.
   — Твой дядя понятия не имел, что ты собой представляешь, потому что не видел тебя три года, — ответил герцог, — но поскольку они с Арчи Карнфортом постоянно о чем-нибудь ожесточенно спорят, он легкомысленно согласился на это пари.
   — В тот первый вечер, — проговорила Лорена, — когда все смотрели на меня с таким… любопытством, я почувствовала, что происходит что-то мне непонятное.
   — Ты сразу же нас всех обворожила, — признался герцог. — Когда мы завтракали вместе на следующее утро, я убедился, что ты совсем не такая, какой я ожидал тебя увидеть. Ты настолько заинтересовала меня, что меня охватило какое-то волнение.
   — Волнение? — переспросила Лорена.
   — Правильнее будет сказать, ты околдовала меня. Мне показалось, что ко мне впервые в жизни пришла любовь.
   Наклонившись к ней ближе, герцог продолжил:
   — У меня возникло такое чувство, какого я никогда не испытывал раньше. Мне хотелось не только прикасаться к тебе, целовать тебя, потому что ты была так прелестна, но и защищать тебя, заботиться о тебе, охранять тебя от всего, что могло бы повредить тебе.
   — И у меня было… такое же чувство, — отметила Лорена.
   Наклонившись еще ближе, он тихо сказал:
   — Как я могу отказаться от самого замечательного чуда на свете, от любви к женщине, которую я искал всю жизнь?
   — А ты… прекрасный принц… о котором я мечтала всегда.
   Больше ничего ей сказать не удалось, потому что она оказалась в объятиях герцога, и его поцелуй заставил ее забыть обо всем.
   Сжимая ее в своих объятиях, он думал, что никогда еще не встречал женщины более прелестной, более нежной и более чистой.
   Его охватило никогда еще не испытанное им блаженство, и, как и Лорена, он не сомневался в том, что это чувство было даром свыше.
   Ее чувство к нему было подобно солнцу, поднимающемуся над горизонтом, в чьих всемогущих ослепительных лучах бледнели и таяли звезды.
   Лорена чувствовала, что своим поцелуем он навсегда взял ее сердце и душу, завладев ими безраздельно. В его объятиях она обрела защиту и уверенность, которых была лишена со дня смерти родителей.
   Но теперь Лорена принадлежала ему, и ей уже никогда не придется испытать чувство страха и одиночества.
   Подняв голову, герцог взглянул на нее. Она была так счастлива, что глаза ее излучали удивительный свет.
   — Я… люблю тебя… Я люблю тебя! — шептала Лорена, словно наслаждалась этими волшебными звуками.
   Всю ночь она повторяла эти слова, не надеясь когда-нибудь сказать их ему.
   — И я люблю тебя! — сказал герцог. — Моя любимая, моя бесценная, что бы случилось со мной, если бы я не встретил тебя? Что, если бы Шоу не написал» Пигмалион»и твой дядя не поспорил бы с Арчи Карнфортом?
   — Быть может, это была… судьба. Быть может, мне было суждено оказаться в Миере, — сказала Лорена, — но я думаю, что судьба так или иначе… устроила бы нашу встречу.
   Она обворожительно улыбнулась ему.
   — Быть может, я бы спасла тебя из-под колес автомобиля или копыт лошади! Герцог засмеялся.
   — У тебя на это еще целая жизнь, а я, моя прелесть, стану оберегать тебя от всего, что может огорчить тебя, и в этом приношу торжественную клятву!
   — Но я не могу… просить тебя изменить всю твою жизнь, — несмело сказала она.
   — Ты изменишь не только мою жизнь, — покачал головой герцог, — но я твердо знаю, что исходящая от тебя сила так благотворна, что ты изменишь и жизнь наших друзей. До остальных нам нет дела, дорогая.
   При этих словах герцог вспомнил, как Лорена уже изменила жизнь маркизы Трампингтон и Джека Гилмура, что Келвин Фэйн, обретя смысл жизни, уже не будет больше «порхать из будуара в будуар», что сэр Хьюго неожиданно нашел в себе решимость противостоять своей жене и не дать ей в будущем компрометировать себя, а Лайонел Дартфорд выбрал полезное поприще взамен пустому времяпрепровождению.
   И это чудо сотворила молоденькая девушка, потому что у нее были правильные понятия, и, быть может, еще потому, что, по ее собственным словам, она полагалась на помощь, дарованную ей богом.
   — Ты уверен, что… не совершаешь ошибку, предлагая мне стать твоей женой? — спросила Лорена, все еще сомневаясь в выпавшем на ее долю счастье.
   — Я сделал бы величайшую ошибку, если бы не женился на тебе! — ответил герцог. — Но ошибка это или не ошибка, ты станешь моей женой, и никто и ничто меня не остановит!
   Решительность, с которой он произнес эти слова, привела Лорену в восхищение.
   — Как я люблю тебя… таким! — воскликнула она.
   — Каким? — уточнил он.
   — Твердым и властным. Сначала меня это… подавляло, но таким ты и должен быть. Руководителем… вызывающим у всех уважение и восхищение.
   — Смотри, как бы я не зазнался! — улыбнулся герцог. — Но я знаю, любимая, что мне не стать таким, если тебя не будет со мной рядом, чтобы указывать мне путь.
   — Этого я бы и хотела, — сказала Лорена, — но…
   — Больше никаких «но»! — перебил ее герцог. — Ты хочешь, чтобы я был властным, и я проявляю властность! Я намерен как можно скорее сделать тебя своей женой, чтобы мы могли уже никогда не расставаться! И тогда мы научим друг друга любить. Я не сомневаюсь, что мне многому предстоит у тебя научиться, дорогая, — с улыбкой сказал он.
   Он не дал Лорене возможности ответить. Его поцелуй был горячим, требовательным и настойчивым, как будто он желал убедиться в том, что она безраздельно принадлежит ему, и устранить какие-то тайные опасения, что в последний момент она может ускользнуть от него.
   Лорене показалось, что алое жгучее солнце пылало теперь в его глазах и на его устах.
   Подчиняясь ему во всем, уступая его желаниям, она стремилась слиться с ним настолько, чтобы быть частью его, так же как он успел стать частью ее.
   Лорена знала, что это и была настоящая любовь, о которой она часто слышала от родителей и о которой просила для себя в молитвах.
   Для нее не имело никакого значения, был ли ее возлюбленный герцогом или нищим. Это правда, что Миер казался ей сказочным местом, но герцог заполнял собой все ее существование, и среди всех сокровищ, которыми он владел, она видела только его.
   Герцог продолжал целовать ее, пока Лорена не почувствовала, что весь мир остался где-то внизу, а она поднялась с ним в небо, и они растворились в солнечных лучах.
   — Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя! — прошептал он наконец. Голос его был глухим и нетвердым. — Когда ты наконец станешь моей женой, любимая? Я не могу дождаться момента, когда ты станешь моей, и мы больше не будем разлучаться ни днем ни ночью! — поклялся Элстон.
   — Я готова выйти за тебя… хоть сейчас же! — с улыбкой ответила Лорена. Он засмеялся.
   — Я надеялся услышать от тебя именно это, но мне нужно немного времени, чтобы подготовить нашу свадьбу, и я полагаю, сначала должен просить разрешения твоего дяди на наш брак.
   Заметив выражение лица Лорены, он спросил:
   — Что тебя беспокоит?
   — Ты, быть может, сочтешь это за… глупость с моей стороны, — сказала она, — но я… я боюсь, что пышная свадьба в присутствии всех твоих друзей… нарушит… чистоту нашего чувства.
   Раньше герцог не понял бы, о чем она говорит. Но теперь он знал, что его любовь к Лорене была нечто драгоценное и святое, чего, как хрупкого цветочного лепестка, не должно было коснуться что-либо приземленное и тривиальное.
   — Я хочу, — тихо произнесла Лорена, — чтобы в церкви с нами был только бог и его любовь, а не… люди.
   — Все будет так, как ты хочешь, любовь моя, — сказал герцог. — Наша свадьба состоится послезавтра, в той самой церкви, где мы вместе молились в воскресенье. Ты согласна?
   — Это было бы прекрасно! — с восхищением воскликнула Лорена. — Но вдруг… дядя Хьюго… не согласится? — неожиданная мысль испугала ее.
   — Согласится! — уверенно сказал герцог. — И тебе не нужно будет возвращаться с ним в Лондон в четверг. Я получу специальное разрешение на брак, и мы не будем никого посвящать в наши планы, пока свадебная церемония не свершится и ты не станешь моей.
   Лорена знала, что это было проявлением трусости с ее стороны, но она не могла без ужаса подумать, какую сцену устроила бы Дейзи Хеллингфорд, узнав о предстоящей свадьбе.
   Кроме того, девушка хотела избежать шуток и разговоров друзей герцога на этой церемонии, столь важной для них двоих.
   Но больше всего она не желала присутствия женщин, подобных виконтессе Сторр или своей тети Китти Бенсон, для которых брак был чем-то несущественным, вроде игры, а не таинством, каковым считал его ее отец.
   Следя за выражением ее лица, герцог сказал:
   — Предоставь все эти хлопоты мне, моя прелесть. Я знаю, о чем ты думаешь, и разделяю твои чувства. Никого из посторонних не будет, кроме твоего дяди, твоего посаженого отца. А медовый месяц мы проведем в моем доме на берегу моря, где будем совершенно одни и сможем посвятить целиком все свое время друг другу…
   Лорена издала восторженное восклицание.
   — И почему ты такой замечательный? Как ты можешь угадывать все мои желания и при этом… оставаться таким… какой ты есть?
   — Я понимаю тебя, так же как и ты понимаешь меня, — сказал герцог. — Потому что мы принадлежим друг другу и чувствуем не столько разумом, сколько сердцем.
   — Я тоже это чувствую, — согласилась Лорена, слегка вздохнув. — И так счастлива, так бесконечно, так безумно счастлива! Когда я приехала сюда, мистер Гиллингэм сказал, что это сказочный дворец, в котором обитает прекрасный принц, — продолжала она. — Ты уверен, что все это происходит на самом деле? Что я неожиданно не проснусь, и окажется, что это был сон и что ты так и останешься сказочным принцем, созданием моего воображения?
   — Если это и так, дорогая, — сказал герцог, — значит, нам снится один и тот же сон.
   — Я хочу, чтобы так было всегда, — улыбнулась Лорена. — Но мне хочется верить, что ты действительно станешь моим мужем, а я твоей женой.
   — В этом не может быть никакого сомнения, — ответил герцог. — Когда мы встречали вдвоем рассвет и ты вложила свою руку в мою, я знал, что уже никогда не расстанусь с тобой, никогда не отпущу тебя от себя, — убежденно сказал он.
   Он снова поцеловал ее пылко и страстно. Лорена не испытывала никакого страха, ее охватило какое-то непонятное ей возбуждение.
   Его поцелуи разжигали внутри ее таинственный огонь. Разгораясь, огненный вихрь сметал все ее сомнения и опасения, не оставляя от них и следа.
   Лорена обвила руками его шею, теснее привлекая к себе Элстона.
   Рассвет любви наступил во всей своей дивной красоте.
   Его поцелуи становились все жарче, кольцо ее рук сжималось все плотнее.
   — Я люблю тебя! Я люблю тебя, и ты… ты уносишь меня с собой в небеса, — шептала Лорена. — В целом мире… во всей вселенной для меня нет никого… кроме тебя!
   Элстон смотрел на любимую, вглядываясь в ее сиявшее счастьем лицо, и чувствовал, что его тоже возносит ввысь божественная сила любви.
   — Я боготворю тебя, мое сокровище, — сказал он. — Небо послало мне тебя, и теперь ты моя навек!
   Этот торжественный обет прозвучал из глубины его души.
   Лорена вновь предалась волшебной власти его поцелуев. Она свято верила, что этому сладкому сну наяву не будет конца.