Картленд Барбара. Бесценный выигрыш

   — Если это не вероломство, то это жестокость, — ответила Лорена. — Я не хочу быть жестокой ни с кем, и, пожалуйста, оставьте меня в покое. Я хочу вернуться в дом.
   Голос ее слегка дрожал, и в лунном свете она выглядела такой прелестной и такой трогательно юной Она казалась не старше, чем дитя-Эрос посредине пруда, и Келвин Фэйн отступил, как будто ее оружие оказалось сильнее волшебных стрел бога любви.
   — Я не пойду против вашего желания, Лорена, — покорно сказал он, — только пообещайте мне кое-что.
   — Еще одно обещание? — спросила Лорена.
   — Обещанием, которое вы мне дали за завтраком, я желал оградить вас от тех переживаний, которое принесло бы вам более близкое знакомство с нашим хозяином. Сейчас я намерен просить вас совсем о другом.
   — О чем же?
   Лорена все еще была насторожена, все еще встревожена, как показалось герцогу, потому что она осознала, как никогда раньше, что мужчина желал от нее чего-то.
   — Я хотел просить вас, когда мы уедем отсюда, позволить мне видеться с вами. Здесь, как вы, вероятно, заметили, это немного сложно. Я хочу видеть вас, Лорена, я не могу вам даже сказать, насколько мне это необходимо, — с неожиданной страстностью произнес обычно уравновешенный Келвин — Я была бы рада видеть вас, — ответила Лорена, — но я даже не знаю, что со мной будет, где стану жить.
   — Это неважно. Я найду вас. И тогда, Лорена, мы узнаем друг друга так, как мне бы этого хотелось, — пообещал Келвин Фэйн.
   Настойчивость в его голосе побудила Лорену снова сказать:
   — Я думаю, нам пора вернуться. Она сделала неуверенный шаг вперед, но тут взгляды их сомкнулись, и наблюдавший за ними герцог замер, ожидая исхода этого столкновения двух характеров.
   «Странно, — подумал он, — что такая молодая неопытная девушка, как Лорена, могла сопротивляться такому опытному и такому пылкому соблазнителю».
   С замиранием сердца он ожидал увидеть, чем все это кончится.
   Лорена одержала победу. Келвин Фэйн отступил в сторону, она прошла вперед, и он последовал за ней по узкой тропинке к выходу из садика.
   Благодаря своей сноровке, вызванной регулярными занятиями спортом, герцог опередил их, и, когда Лорена с майором вышли на газон, он двинулся им навстречу, как будто только что спустившись с террасы.
   — А вот и вы! — воскликнул он. — Я хотел сказать тебе, Келвин, что твои партнеры ждут тебя за столом, или, вернее, ждут твоих денег!
   — В таком случае они их не получат! — отвечал Келвин Фэйн. — Я не намерен сегодня играть, и, по правде говоря, баккара мне надоела. Я предпочел бы партию в бридж или, если хочешь, сыграем с тобой в пикет.
   Встреча с герцогом оказалась для них неожиданностью, но Келвин Фэйн говорил спокойным и естественным тоном.
   У Лорены сердце дрогнуло от радости. Она не надеялась, что та сцена у пруда, когда майор так настойчиво просил ее поцелуя, закончится столь быстро и благополучно. Лорене очень хотелось избежать неловкой и неприличной сцены.
   Она еще никогда не оказывалась в такой ситуации. Когда майор сказал, что хочет поцеловать ее, и она решительно отказала ему, ею, казалось, руководила какая-то высшая сила.
   И все же страх не покидал ее, и, когда она увидела высокую атлетическую фигуру герцога, первым ее порывом было броситься к нему и сказать, как она рада его видеть.
   Когда они все трое направились к дверям гостиной, из окон которой лился на террасу золотистый свет, Лорена почувствовала, что все опять стало чудесно и ее сладостный сон продолжается, потому что она все еще видит в нем герцога.
   Они подошли к террасе, и герцог остановился, облокотившись на перила.
   — Ступай, Келвин, — сказал он, — я сейчас догоню тебя.
   Келвин должен был понять, что их совместное появление с Лореной вызвало бы недовольство Сары и Дейзи.
   Келвин вошел в гостиную, и Лорена услышала, как его позвала сидевшая за столом маркиза.
   — Мне кажется, Миер выглядит всего красивее при лунном свете, — сказал герцог непринужденным тоном, обращаясь к Лорене.
   — Боюсь, что я… дурно поступила, отправившись одна в сад, — ответила Лорена.
   — Не то чтобы дурно, скорее неблагоразумно, — заметил герцог.
   — Мне очень жаль… я все время делаю ошибки.
   — Я бы не назвал это ошибками, — возразил герцог. — Не думайте больше об этом. Я бы хотел, чтобы вы сейчас сели за рояль и поиграли, как вы это сделали после ужина.
   — С удовольствием. Вы уверены, что я никому не помешаю своей игрой? — спросила девушка.
   — Вы не можете помешать игрокам, а поскольку они будут знать, где вы, у них не будет оснований о вас сплетничать.
   — Я понимаю… вы правы… Простите, что я повела себя так глупо, — смущенно пробормотала Лорена.
   — Когда вы поиграете какое-то время, вы можете присоединиться к нам, а если пожелаете, можете идти спать, — подсказал герцог.
   — Это не покажется невежливым?
   — Никто не сочтет невежливым нежелание бросаться деньгами, когда, по вашим словам, нет шансов выиграть.
   Лорена засмеялась.
   — Я бы не стала играть, даже если бы у меня были деньги. Я пойду к себе и почитаю. Я сегодня нашла очень интересные книги в вашей библиотеке.
   — Я так и думал, что рано или поздно вы их обнаружите.
   — Я обнаружила еще и многое другое, а мистер Эшли говорит, что завтра я смогу и еще кое-что посмотреть.
   — А когда вы все увидите, вам не станет скучно?
   — Никогда! Разве здесь можно соскучиться! Прекрасные вещи не могут наскучить, только люди иногда.
   Лорена постоянно удивляла его такими странными неожиданными высказываниями.
   Лорена улыбнулась ему.
   — Спокойной ночи, ваша светлость, и еще раз благодарю вас… за все!
   Она вошла в уже опустевшую гостиную.
   Герцог подождал немного, пока до него не донеслись звуки музыки. Пианистка играла мастерски. Она несомненно любила музыку, и у нее чувствовалась хорошая школа.
   Прислушиваясь, он догадался, что это был своего рода гимн благодарности за все увиденное ею в Миере.
   Она с легкостью переводила на язык звуков все, что думала и чувствовала.
   Послушав несколько минут, герцог медленно вошел в комнату и присоединился к гостям.
   — Элстон, где вы были? — окликнула его Дейзи. — Здесь есть для вас место.
   Герцог подошел к карточному столу и сел рядом с ней.
   — Где вы были? — снова спросила она.
   — На воздухе, — отвечал он. — Здесь сегодня душно.
   Он надеялся, что этим объяснением успокоит ее подозрения.
   — Вы могли бы мне сказать, — заметила графиня. Сдавая ему карты, Дейзи сказала почти шепотом, так, что только он один мог ее слышать:
   — Дорогой, мне скучно без тебя! Ты же знаешь, как я не люблю расставаться с тобой даже на несколько минут.
   То, как она это сказала, вызвало у герцога такое чувство, как будто она вцепилась в него руками и держала в плену, как свою добычу.
   Элстон ощутил неожиданный прилив гнева.
   Он не желал себя связывать, не желал принадлежать какой бы то ни было женщине.
   Он вспомнил, как Келвин Фэйн назвал себя свободным человеком, но это была ложь.
   Все они были пленниками.
   Эти женщины были твердо намерены держать их в цепях, и он, герцог, был так же связан с Дейзи, как Келвин Фэйн с Сарой.
   «Черт возьми! — сказал он про себя. — Человек я или мышь какая-то? Как я мог допустить, чтобы это случилось со мной?»
   Герцог взглянул на свои карты и бросил их на стол.
   — Я не хочу сегодня играть, — сказал он. — Слишком жарко.
   Он резко отодвинул стул и встал.
   — Но Элстон! Ведь это… — протестующе воскликнула Дейзи.
   Герцог знал, что она скажет, но не стал ее слушать. Он подошел к Келвину Фэйну, со скучающим выражением на лице слушающему Сару Сторр, которая встала из-за игрального стола, чтобы поговорить с ним.
   — Не знаю, как ты, Фэйн, — сказал герцог, — а я бы сыграл партию в бильярд. Ты не откажешься составить мне компанию?
   — Конечно, — ответил майор. — Вот это прекрасная идея!
   — Я хочу, чтобы вы со мною сыграли в бридж, — возразила Сара Сторр.
   — У вас уже есть партнеры, — ответил Келвин Фэйн. — И они вас с нетерпением ждут.
   Герцог направился к двери, и майор уже собрался за ним последовать, когда Сара ухватила его за рукав.
   — Не задерживайся, — сказала она шепотом. Я буду ждать тебя, любимый.
   Келвин Фэйн ничего ей не ответил. Он знал, что этой ночью Сара его не увидит.

Глава 6

   Герцог крепко спал этой ночью, но рычание его собаки Руфуса, который спал в комнате, разбудило его.
   Руфус никогда не тревожил его по ночам, поэтому герцог решил, что, вероятно, наступило утро.
   Но, открыв глаза, он увидел, что в комнате еще темно. Было так жарко, что перед тем как лечь, он раздвинул шторы и теперь мог видеть звезды в ночном небе.
   Руфус снова угрожающе зарычал.
   «Что бы могло его встревожить?»— подумал герцог. Собака подошла к двери и принюхалась.
   Теперь герцог был уверен, что в коридоре кто-то есть.
   Было маловероятно, чтобы кто-то проходил мимо его спальни, потому, что он занимал анфиладу комнат на втором этаже в главном корпусе дворца, где была еще только одна спальня.
   Там помещалась графиня, но она не могла разгуливать в это время ночи или направляться к нему.
   Вчера герцог не пришел к ней, как она того ожидала.
   Он знал, что она его ждала, как и в предыдущую ночь, но у него не было настроения видеться с ней, и она достаточно опытна в своих отношениях с мужчинами, чтобы догадаться о том, что происходит.
   Тем не менее, когда все стали расходиться, Дейзи задержалась.
   Они вместе дошли до двери ее спальни.
   — Спокойной ночи, Дейзи, — сказал он. — Я рад, что ты сегодня снова выиграла.
   — Разве нам обязательно расставаться? — спросила она.
   В огне горящих золотых канделябров свечей ее лицо казалось изумительно-прекрасным, и герцог не мог понять, почему он не испытывает ни малейшего желания прикоснуться к ней. Ему даже не хотелось поцеловать ей руку, хотя он чувствовал себя обязанным это сделать.
   — Я что-то сегодня устал, — сказал он. Ему было неловко приводить такую банальную причину, тем более, что он знал, что Дейзи ему не поверит.
   Герцог поцеловал ей руку, и, когда она попыталась притянуть его к себе, он решительно отстранился.
   — Спокойной ночи, Дейзи, — еще раз сказал он. — Уже очень поздно, так что я уверен, что ты быстро заснешь.
   Она сделала движение, как бы пытаясь удержать его, но Элстон, не оглядываясь, направился к своим дверям.
   А сейчас Руфус продолжал принюхиваться и рычать, а герцог слушал и напряженно ждал.
   Было бы верхом неприличия, если бы Дейзи явилась сейчас в его спальню и устроила скандал. Но дверь оставалась закрытой, и никто не пытался войти.
   Теперь герцог был уверен, хотя сам не знал почему, что кто-то прошел по коридору.
   Неожиданно ему пришло в голову, что это мог быть грабитель.
   Во дворце были ночные сторожа, нанятые еще его родителями, но они уже постарели, и герцог подумывал о том, чтобы установить сигнализацию — новое и очень эффективное, как он слышал, средство защиты.
   До сих пор в Миере не было необходимости принимать такие меры предосторожности, но последнее время шли разговоры о случаях ограбления богатых поместий, а герцог знал, что находившиеся в его владении сокровища могут оказаться слишком сильным искушением для «коллекционеров», часто пользующихся сомнительными методами для увеличения своих коллекций.
   Наконец он вскочил с постели и, надев домашние туфли и длинный бархатный халат, подошел к двери.
   Не желая зажигать свет, герцог добрался до двери и, нащупав ручку, осторожно ее повернул.
   Как всегда по ночам, сторожа оставляли в коридоре только слабый свет.
   Когда герцог вышел, ему показалось, что в конце коридора мелькнула какая-то тень.
   Полный решимости расследовать все до конца, он поспешил туда и, только оказавшись в конце коридора, заметил небольшую винтовую лестницу, которая вела на крышу.
   Он уже так давно не проходил по коридору дальше своих собственных комнат, что почти забыл о ее существовании.
   Теперь герцог не сомневался, что кто-то, нарушивший спокойствие Руфуса, поднялся по этой лестнице, собираясь скрыться.
   У него промелькнула мысль, что грабители могли не только спрятаться на огромной крыше Миера, но и незаметно спуститься оттуда в удобном месте.
   Торопливо поднимаясь по лестнице, он подумал, что глупо было не захватить с собой какое-нибудь оружие.
   Он всегда держал револьвер в одном из ящиков стола в своей спальне, но такой сильный и здоровый человек, как он, мог с таким же успехом воспользоваться тяжелой тростью или кочергой.
   «А впрочем, — подумал герцог с улыбкой, — я мог бы справиться с любым нарушителем спокойствия и голыми руками и даже получил бы от этого удовольствие».
   В Оксфорде он был чемпионом по боксу в своей весовой категории и преуспел в этом искусстве и в армии.
   Ему давно уже не случалось участвовать в боях, и он был бы не прочь сейчас поупражняться, если бы только у него не оказалось одновременно много противников. Но он рассудил, что будь их несколько, Руфус бы громко лаял вместо того, чтобы принюхиваться, рыча.
   Когда герцог достиг двери, ведущей на крышу, она оказалась открытой. Он осторожно вышел и увидел перед собой стройную фигуру в белом, стоявшую лицом к востоку.
   Элстон сразу же понял, кто это и почему она здесь. Прошло уже много лет с тех пор, как и он, стоя на крыше, наблюдал рассвет, и он знал, что Лорена не захочет пропустить это зрелище. Кто-то, скорее всего мистер Эшли, рассказал ей, насколько это было красиво.
   Глядя на нее сейчас, герцог заметил в то же время, что небо светлеет и звезды постепенно гаснут.
   Теперь он мог как следует разглядеть ее черты, ее маленький прямой нос и острый подбородок. Лорена закинула голову так, что обнажилась ее стройная длинная шея, и она сейчас походила на статую, вроде тех, что украшали дворцовый подъезд.
   Элстон подошел ближе и остановился рядом с ней.
   Лорена не повернула головы, но он знал, что она чувствует его присутствие, и, словно повинуясь ее желанию, герцог стоял молча, глядя, как и она, на восток.
   Небо светлело, и по бледному горизонту разливалось золото, прогоняя ночную тьму и звезды, мерцавшие теперь только на западе.
   И перед тем, как появиться солнцу, герцог почувствовал, как рука Лорены оказалась в его руке. Он сжал ее пальцы. По ней пробежала легкая дрожь, то ли от возбуждения, вызванного замечательным зрелищем, то ли от его прикосновения.
   И вдруг, золотое и сияющее, появилось солнце, сначала в виде языка пламени, а потом вспыхнувшее ослепительным пожаром.
   Лорена затаила дыхание. Она не выпускала его руки. Казалось, что их соединило это потрясающее прекрасное явление.
   День разгорался.
   Лорена и герцог оставались неподвижными. Затем он почувствовал, что пожатие ее пальцев ослабело, и, сознавая, что она все еще под впечатлением совершившегося чуда, он отпустил ее руку.
   Девушка глубоко вздохнула и повернулась к нему. Ее глаза отражали солнечный блеск, и все лицо ее показалось ему дивно преображенным, озаренным невиданной им еще красотой.
   Улыбнувшись ему, она молча скрылась за дверью и стала спускаться вниз по лестнице. Герцог смотрел ей вслед, как будто не веря, что ее уже нет с ним. Казалось невероятным, что после того, как они вместе пережили такой необычный момент, она не сказала ему ни единого слова.
   Но он знал, что так и должно быть. Никакими словами нельзя было описать увиденное ими, и любая попытка это сделать могла бы только испортить его совершенство.
   Он знал, какие чувства испытывала Лорена, и, хотя ее безмолвный уход удивил его, она была права. Но ведь ничего другого он и не ожидал от нее.
   Герцог взглянул на солнце, освещавшее сейчас огромные пространства вокруг. Перед ним живой картой расстилались леса, долины, водоемы, фермы с многочисленной живностью.
   «И все это мое», — подумал он.
   Но это была не просто его собственность. Это было священное достояние, переданное ему на сохранение его отцом и еще более отдаленными предками, которое он в свою очередь должен передать своему сыну и его наследникам.
 
   Лорена проспала дольше обычного и, проснувшись, почувствовала, что ей довелось испытать нечто столь замечательное, что навсегда останется у нее в сердце И этот волшебный момент был тем не менее более замечательным, что герцог разделил его с ней Лорена не знала, как он догадался, что она на крыше Она восприняла это как чудо, что он оказался рядом с ней и она могла держать его за руку.
   Когда мистер Эшли упомянул, что с крыши открывалась прекраснейшая панорама во всем графстве, Лорена сразу же решила, в какой момент она увидит это зрелище.
   В Риме она часто вставала рано и подходила к окну взглянуть, как встает над городом рассвет и сияет в лучах утреннего солнца купол собора Святого Петра.
   Но она знала, что это впечатление померкнет перед тем, что она увидит в Миере, где с высоты стоявшего на возвышенности дворца окрестности были видны на многие мили.
   И ее предчувствие оправдалось.
   Она знала, что никогда не забудет эту минуту, никогда не забудет то чувство, которое вызвало в ней пожатие руки герцога.
   Вернувшись к себе в спальню и ложась в постель, Лорена осознала, что это чувство не что иное, как любовь. И оно зародилось в ней уже давно, только она не смела признаться в этом даже самой себе.
   — Я люблю его! — прошептала она. — Именно так я представляла себе любовь: прекрасный совершенный божий дар.
   Ей хотелось в молитве выразить благодарность за ниспосланное ей чудо, она не могла по-иному выразить переполнявшую ее радость.
   — Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она снова и снова.
   Ее радость не омрачало сознание, что он никогда не полюбит ее, что между ними не может быть ничего личного, что он навсегда останется для нее тем, кем он явился ей впервые — прекрасным сказочным принцем.
   «Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, — подумала она, — он всегда будет в моих мыслях, ничто не сможет отнять у меня блаженство, которое я испытала, когда мы вместе наблюдали восход солнца».
   Откуда-то, словно издалека, ей пришла туманная мысль, что он принадлежит графине, но даже это обстоятельство казалось незначительным, настолько велико было переживаемое ею счастье.
   «Любить такого замечательного человека — большая честь, — подумала Лорена. — Я могу молиться за него, и, быть может, мои молитвы защитят его и сохранят».
   Графиня не может понять и оценить такого человека, как герцог, решила она. И тут смиренно сказала себе, что не ей об этом судить. Графиня будет бороться за него, потому что потерять его было бы для нее смертельным ударом.
   Лорена заснула, думая о герцоге, и видела его во сне.
   А когда она проснулась, ей показалось, что он по-прежнему был с ней и ее рука лежала в его руке.
   Спустившись вниз после завтрака, который Эмили подала ей в постель, потому что она проспала, Лорена застала сэра Хьюго и Перри ожидающими ее, чтобы поехать кататься верхом.
   Ей хотелось спросить, где герцог, но прежде чем она сообразила, в какой форме ей задать этот вопрос, сэр Хьюго сказал:
   — Почти все уже выехали, а герцог занимается своим управляющим, так что мы не станем его дожидаться.
   Лорена хотела сказать, что она с удовольствием подождет, но воздержалась, зная, что дядя сочтет это странным.
   Так что она села на лошадь, пытаясь внушить себе, что раз уж ей повезло с прогулкой, то было бы грешно желать большего.
   Ей так хотелось видеть герцога с ними, на его великолепном вороном коне, смотреть ему в лицо, слышать его голос.
   Они проездили два часа, и на обратном пути Лорена испытывала радостное волнение при мысли, что она сейчас снова его увидит.
   «Я люблю его! — говорила она себе. — Но я должна быть осторожна. Я не должна дать ему догадаться о моих чувствах, а тем более допустить, чтобы кто-нибудь заподозрил».
   Больше всего она боялась возбудить подозрения графини.
   Когда Лорена подумала, как хороша собой Дейзи Хеллингфорд, ей показалось, как будто тень набежала на солнце.
 
   Герцог был в библиотеке, подписывая принесенные ему секретарем бумаги, когда туда вошла графиня.
   Она была необыкновенно красива в платье из бледного розовато-лилового шифона и в шляпе с широкими полями, украшенными цветами глицинии — Извините, Дейзи, я очень занят, — сказал герцог, но его секретарь поспешно заметил:
   — Это последний документ, ваша светлость. Я прошу извинения, что отнял у вас так много времени.
   При таких обстоятельствах герцог ничего не мог поделать. Когда секретарь вышел с подписанными бумагами, он встал и подошел к камину, возле которого стояла Дейзи.
   — Я не ожидал увидеть тебя так рано, — сказал он. — Теперь я закончил свои дела и собираюсь выехать верхом. Почему бы тебе не поехать со мной?
   Герцог знал, что в его приглашении не было смысла, поскольку Дейзи терпеть не могла верховой езды и даже избегала подходить близко к лошадям.
   — Я хочу поговорить с тобой, Элстон. Герцог примирился с тем, что должно было случиться рано или поздно.
   — Будем говорить здесь, — спросил он, — или выйдем в сад?
   — То, что я имею сказать, не терпит отлагательства, — отвечала Дейзи, — и где состоится этот разговор, не имеет никакого значения.
   — Ну что же, — сказал герцог, — я слушаю.
   — Ты ведешь себя в высшей степени странно, Элстон, и я требую объяснения. Во-первых, с первого момента моего приезда я заметила, что ты и твои друзья что-то затеваете, только мне пока не понятно, что именно. Во-вторых, ты избегаешь меня.
   Герцог собрался было ответить, но она жестом остановила его.
   — Я еще не кончила, — сказала она. — На прошлой неделе в Лондоне ты держался уклончиво. Я говорила себе, это потому, что в нашей жизни слишком много суеты, в Миере все будет по-другому.
   Графиня остановилась, чтобы перевести дыхание, и герцог начал:
   — Послушай, Дейзи…
   — Нет, это ты послушай! — метнула она на него гневный взгляд. — Я люблю тебя, Элстон! Я думала, что и ты любишь меня, но с тех пор, как я здесь, ты близко ко мне не подходишь. Я желаю знать, почему.
   В этом-то и была вся суть проблемы.
   Герцог уже решил для себя, что рано или поздно это должно было случиться, и, поскольку Дейзи была намерена выяснить отношения, ему ничего не оставалось делать, как пойти на это.
   Он отошел к окну, размышляя, почему это женщины всегда должны высказывать то, что и без слов достаточно ясно.
   Некоторое время Элстон смотрел в залитый солнцем сад, потом сказал:
   — Я полагаю, Дейзи, что мы оба достаточно взрослые люди, чтобы принимать то, что с нами происходит в жизни, без взаимных обвинений и упреков. Вряд ли есть необходимость ставить все точки над «i».
   Дейзи не сразу ответила, и, повернувшись к ней, он увидел на лице ее выражение, какое, вероятно, ему и следовало ожидать.
   Это было выражение крайнего удивления.
   — Ты хочешь сказать, что я тебе наскучила? — спросила она глухим голосом.
   По ее тону герцог понял, что такое развитие событий было для нее совершенно непостижимо.
   — Не то чтобы наскучила, — сказал герцог уклончиво, — но мне кажется, Дейзи, что мы оба несколько утратили былую свежесть и пылкость чувств.
   — Только не я! — вскрикнула Дейзи. — Я люблю тебя, Элстон, и мои чувства ничуть не изменились.
   — Не думаю, чтобы это было так, — сказал герцог. — Однако я не хочу об этом спорить. Когда мы вернемся в Лондон, я пришлю тебе подарок, который, я надеюсь, ты сохранишь навсегда как память о нашем счастье, и я надеюсь, что мы останемся друзьями.
   В его собственных ушах эти слова отдавали ханжеством, но он не мог себе вообразить, как можно было иначе порвать с Дейзи. Он понимал, что между ними все было кончено, и ей придется с этим смириться.
   — Значит, ты просто хочешь отделаться от меня? — прошипела Дейзи. — Меня еще в жизни так никто не оскорблял! Поверь мне, Элстон, ты совершаешь большую ошибку, и ты в этом еще раскаешься, — пригрозила она.
   Дейзи, без сомнения, была намерена заставить его раскаяться, но в настоящий момент он мог только дать буре пронестись. Она не дала ему возможности сказать ни слова.
   Герцог давно слышал, что Дейзи Хеллингфорд вспыльчива и мстительна, но пока она наслаждалась своей властью над ним, а он во многом находил ее привлекательной, ему не случалось видеть ее в гневе.
   Наблюдая за тем, как она, взвинчивая себя до бешенства, осыпала его ядовитыми упреками, он решил, что больше всего ненавидит женщин, не умеющих владеть собой.
   Впрочем, от такой особы, как Дейзи, этого можно было ожидать — как в любви, так и в ярости она не знала удержу.
   Герцог чувствовал, однако, что этим неистовым взрывом гнева она унизила не только себя, но и его.
   Элстон хотел остановить ее, прекратить становившуюся все более отвратительной сцену, но с таким же успехом он мог бы попытаться остановить циклон или усмирить шторм.
   Дейзи продолжала бесноваться, и с каждой минутой герцог испытывал к ней все больше презрения.
 
   Лорена вошла в вестибюль в сопровождении сэра Хьюго и Перри.
   — У нас еще достаточно времени, чтобы переодеться к завтраку, — сказал сэр Хьюго, взглянув на огромные золоченые французские часы в углу.
   — Прекрасно! — заметил Перри. — Я хочу принять ванну. Давно не припомню такой жары, как сегодня.
   — Да, должно быть, градусов под тридцать, — согласился сэр Хьюго.
   Когда все они направлялись к лестнице, из гостиной появился лорд Карнфорт.