Страница:
И снова у Тины мелькнула спасительная мысль о побеге. Она была уверена, что Кендрик в любом случае помог бы им, из дома можно было бы ускользнуть ночью, перебраться через садовую стену и оказаться на французской территории еще до рассвета… А потом… Потом потребуется еще по крайней мере неделя, чтобы выяснить, кто помог ей совершить побег, а за это время они сумели бы уже обвенчаться совершенно законно и она была бы его женой как перед Богом, так и перед людьми… По история о кузине Гертруде снова пришла ей на память. Не случится ли подобного и с ними? Жизнью графа девушка не могла рисковать и потому решила быть откровенной до конца.
И, словно читая ее мысли, как случалось уже не раз, граф сказал:
— В любом случае ты должна сказать мне правду. Тина. Секреты между любящими людьми отравляют любовь и ставят меж ними ненужные преграды.
Это было правдой.
И граф должен знать ее, сколь бы убийственной она ни была. Тина решилась пожертвовать собой ради их великой любви.
Она набрала в легкие побольше воздуха и на одном дыхании, зажмурив глаза, выпалила:
— Я — принцесса Мария-Терезия Виденштайнская!
Наступило гробовое молчание. Слезы лились по щекам девушки, и она подняла руки к лицу, чтобы закрыться.
— Это действительно правда? — медленно и тихо переспросил граф.
Будучи не в силах говорить, девушка только кивнула.
— И вы, дочь короля, отправились в Париж изображать распутную женщину, не имея ни малейшего представления об этой стороне жизни?
— Я… Мы с Кендриком были так несчастны… — уже в голос заплакала Тина. — Папа сказал нам, что его отправит в прусские казармы в Дюссельдорф, чтобы сделать настоящим офицером….
— О, как я понимаю его чувства! — воскликнул граф. — Но как он посмел взять в Париж вас?!
— Мы всегда и везде… были вместе… И с его стороны было бы очень жестоко… оставить меня одну…
— Но ведь он мог бы взять вас ив качестве сестры!
— Но в таком случае, как он думал, мы не могли бы повеселиться, потому что мне нужна сопровождающая, ну и все прочее… И поэтому мы выбрали вариант… любовницы…
— Мне понятен ход размышлений вашего брата, но, с другой стороны, вся идея ужасна и безнравственна с самого начала. И где были ваши сопровождающие?
— Нам удалось убежать, потому что мы ехали как раз сюда, в Эттинген. Парижский экспресс остановился на узловой станции как раз тогда, когда там стоял и наш поезд… Мы просто перешли с одного поезда на другой, а этим двум старикам, что ехали с нами… оставили письмо, в котором написали, что если они… все расскажут папе, то им не миновать неприятностей…
— Весьма изобретательно. Но день расплаты все же настал. Что же вы намерены предпринять в отношении нас?
Тина порывисто подалась к графу.
— Я хочу выйти за вас замуж! Я только об этом и молюсь, чтобы быть с вами всю жизнь и обожать вас… Но это невозможно. Никогда.
— Отчего же? Неужели роскошь и обстановка королевского дворца для вас дороже нашей любви?
Тина отошла от окна и положила обе руки графу на плечи.
Он же продолжал стоять неподвижно, и холодная улыбка блуждала по его окаменевшему лицу.
— Я люблю, люблю тебя… и клянусь, люблю больше жизни… Если ты женишься на мне, я пойду с тобой на край света, куда угодно…
— По, будучи принцессой, вы не можете этого сделать.
— Но я хочу! Если же мы сможем быть вместе, только скрываясь и оставив все, то я согласна и на это!
— Но, даже несмотря на такие столь пылкие чувства, вы отсылаете меня?
— Я… вынуждена это сделать.
— Почему? — В глазах графа теперь стоял холод.
Тина умоляюще подняла на него глаза.
— Прошлой ночью я как раз говорила Кендрику, что не могу без тебя жить, что готова бежать в Париж хоть сейчас, чтобы найти тебя…
— Но Кендрик, конечно, совершенно разумно отговорил вас от этого безумного шага?
— Он сказал, что если я сделаю это, то… то ты можешь умереть! Граф невольно вздрогнул.
— Из чего же он сделал такой вывод?
— Такая история произошла с одной нашей кузиной. Она влюбилась в дипломата, в то время как должна была выйти замуж за короля Албании…
— И что же произошло?
— Они с дипломатом решили сбежать, думая, что про их планы никто не знает, но в последний день ее возлюбленный поехал на верховую прогулку и с ним произошел так называемый несчастный случай — он был найден около лошади со сломанной шеей.
— И вы думаете, подобное может произойти и со мной?
— Кендрик в этом просто уверен, а если ты персона менее значительная, то тебя просто посадят в тюрьму, обвинив, например, в шпионаже.
— В случае шпионажа я буду не посажен в тюрьму, а расстрелян, — сухо заметил граф.
Тина вскрикнула.
— Так как же я могу позволить это?! Как я могу рисковать твоей жизнью?! Ведь я люблю тебя, люблю столь отчаянно, что, если бы не этот страх, я тотчас собрала бы чемодан и уехала с тобой прямо сейчас! Но если с тобой что-нибудь случится, мне останется тоже только… покончить с собой! — Последние слова Тина произнесла еле слышно, но граф уловил их.
Он решительно обнял девушку, что вызвало у нее новый поток слез.
— Я люблю тебя, — плакала она, — жить без тебя я не могу, без тебя словно сотни раскаленных ножей вонзаются в мое сердце! Но что же мне делать? Я не могу, чтобы ты ради меня… умер! — Рыдания готовы были перейти уже в истерику. По тут губы графа коснулись ее волос.
— Не плачь, родная моя, не плачь, наша любовь победит все преграды, и пусть мы встретились при таких странных обстоятельствах, ты никогда не пожалеешь об этом.
— Я и не жалею! Встреча с тобой — самое счастливое событие в моей жизни! По ведь тебе оно принесло так много горя, тебя мог убить на дуэли маркиз, а теперь мы и вовсе должны расстаться… И все это по моей вине! — продолжала рыдать девушка.
— Здесь вина не твоя, а, скорее, Судьбы. Это она сделала вас с братом настолько отважными, что вы отправились в Париж, она столкнула нас на Балу художников, она дала мне возможность вновь обрести тебя, когда я уже думал, что потерял тебя навеки.
— И все же ты должен покинуть меня… — Тина глядела на графа, заплаканная, с покрасневшим носиком, но даже и такой она казалась ему прекрасней всех на свете.
— Я люблю тебя, — повторил он. — Один Бог знает, как я люблю тебя, но и ты должна быть мужественной, моя девочка.
— Это не так легко… Ведь я сказала тебе еще не все…
— Что же?
— Папа с мамой уже приготовили мою свадьбу.
— Итак, ты помолвлена, но с кем?
— С… англичанином.
— И это ужасает тебя?
— Конечно! Англичане холодны, бесчувственны и жестоки… Мне придется всю жизнь жить среди таких бессердечных людей, людей, которые никогда не смеются и никого не любят… жить без тебя…
— Кто же этот суровый англичанин?
— Герцог Фэйверстоун. Он скоро приедет сюда на «Золотой приз». — Тина подумала, что граф не понял, и пояснила: — Это наши самые знаменитые скачки.
— Я наслышан о них. Но зачем тебе выходить за английского герцога?
— Потому что сейчас нет подходящих принцев в царствующих домах, а он родственник королевы Виктории.
— И ты думаешь, что будешь с ним несчастна?
— Как же иначе? Тем более после того, как полюбила тебя? — Тина тяжело вздохнула. — Моя сестра Мелани так отчаянно несчастлива со своим мужем, кронпринцем Фюрстенбурга… Так будет и со мной…
Граф немного помолчал, а затем решительно, но мягко уверил девушку:
— Итак, поскольку я не в силах буду вынести твое несчастье, моя радость, я спасу тебя.
— Спасешь? — изумилась Тина, и на мгновение свет надежды блеснул в ее глазах. Правда, он тут же погас, едва она прошептала: — Но ты не можешь ничего сделать. Кендрик не шутил, и папа никогда не простит мне бегства в Париж… Словом, я постоянно буду находиться в страхе и тоске за твою жизнь…
— Подумай, действительно ли моя любовь тебе дороже того, что может предоставить принцессе Виденштайнской английский герцог? Ведь если мы с тобой удалимся в изгнание, то нас ждет почти бедность, а готова ли ты к ней после столь многолетней привычки к хорошим платьям, драгоценностям, комфорту, слугам? Лишиться всего этого — ради одного мужчины?!
— Я готова носить лохмотья… мыть полы… просить милостыню — лишь бы быть с тобой! — Что-то новое, решительное и властное, прозвучало теперь в словах девушки, и граф, уже не колеблясь, прижал ее к груди. Когда же для продолжения поцелуя у них не хватило уже дыхания, он сказал:
— Я найду выход из этого тупика, и, может быть, он будет не таким уж пугающим, как тебе представляется.
— Значит, я смогу быть с тобой?
— Быть моей женой, — улыбнулся граф. — В первый раз, поверь мне. Тина, я прошу женщину стать моей женой, ибо в первый раз я встретил существо, с которым, я уверен, буду счастлив до конца дней.
— А я — с тобой.
— И никогда ни один мужчина не заинтересует тебя?
— Никогда. Ни один. — При этом Тина вспомнила о герцоге и вздрогнула от отвращения. — Так что же мы будем делать? Что?
— Я уже как-то раз просил тебя оставить все хлопоты мне, — напомнил граф. — А поскольку я должен быть уверен в успехе, позволь мне пока ничего об этом не говорить.
— Но если… у тебя ничего не выйдет?
— Убедит ли тебя в успехе тот факт, что я всегда добивался в жизни всего, чего бы ни захотел? А тебя. Тина. я хочу так, как ничего никогда в жизни не хотел.
— Я буду молиться, снова молиться, как перед дуэлью, чтобы… Но все же, я боюсь…
— Я тоже боюсь потерять тебя, и поэтому теперь, после того, как ты сообщила мне о своем происхождении, мне лучше покинуть Эттинген.
Тина обвила руками его шею.
— Но как мне отпустить тебя? А если я никогда не увижу тебя больше? Что со мной тогда будет? Я не могу потерять тебя еще раз, Жан!
— Как и я. Именно поэтому ты и должна мне верить безоговорочно.
— Я знаю, что ты самый благородный, самый удивительный человек во всем мире! Но ведь есть еще папа, и двор, и вся страна… Как тебе одолеть их всех?
— Любовь побеждает все. И надо верить, что и наши чувства способны на многое.
— Да-да, наши чувства спасут нас! — с жаром подхватила девушка. — Ведь ты для меня весь мир! Теперь нет для меня ни неба, ни моря, ни луны, ни солнца, ни звезд — есть только ты один!
Граф нежно прижался щекой к ее щеке.
— Я обожаю тебя! И когда-нибудь докажу это… Когда мы поженимся.
— Ах, если бы это произошло побыстрей!
— Главное в деле победы — верить в нее, — улыбнулся граф. — И поэтому, прошу тебя. Тина, верь в меня, верь!
Девушка задохнулась от счастья.
— Я верю.
— Тогда мы выиграем, моя любовь.
И он снова стал целовать ее до тех пор, пока горячая воина не затопила обоих — и все стало понятно без слов.
И пусть разум Тины еще сопротивлялся — ее тело, душа, сердце и детская вера в Бога говорили о том, что все будет хорошо.
Господь подарил ей эту любовь — и она верила, что он воплотит в жизнь все ее радости.
Глава 7
И, словно читая ее мысли, как случалось уже не раз, граф сказал:
— В любом случае ты должна сказать мне правду. Тина. Секреты между любящими людьми отравляют любовь и ставят меж ними ненужные преграды.
Это было правдой.
И граф должен знать ее, сколь бы убийственной она ни была. Тина решилась пожертвовать собой ради их великой любви.
Она набрала в легкие побольше воздуха и на одном дыхании, зажмурив глаза, выпалила:
— Я — принцесса Мария-Терезия Виденштайнская!
Наступило гробовое молчание. Слезы лились по щекам девушки, и она подняла руки к лицу, чтобы закрыться.
— Это действительно правда? — медленно и тихо переспросил граф.
Будучи не в силах говорить, девушка только кивнула.
— И вы, дочь короля, отправились в Париж изображать распутную женщину, не имея ни малейшего представления об этой стороне жизни?
— Я… Мы с Кендриком были так несчастны… — уже в голос заплакала Тина. — Папа сказал нам, что его отправит в прусские казармы в Дюссельдорф, чтобы сделать настоящим офицером….
— О, как я понимаю его чувства! — воскликнул граф. — Но как он посмел взять в Париж вас?!
— Мы всегда и везде… были вместе… И с его стороны было бы очень жестоко… оставить меня одну…
— Но ведь он мог бы взять вас ив качестве сестры!
— Но в таком случае, как он думал, мы не могли бы повеселиться, потому что мне нужна сопровождающая, ну и все прочее… И поэтому мы выбрали вариант… любовницы…
— Мне понятен ход размышлений вашего брата, но, с другой стороны, вся идея ужасна и безнравственна с самого начала. И где были ваши сопровождающие?
— Нам удалось убежать, потому что мы ехали как раз сюда, в Эттинген. Парижский экспресс остановился на узловой станции как раз тогда, когда там стоял и наш поезд… Мы просто перешли с одного поезда на другой, а этим двум старикам, что ехали с нами… оставили письмо, в котором написали, что если они… все расскажут папе, то им не миновать неприятностей…
— Весьма изобретательно. Но день расплаты все же настал. Что же вы намерены предпринять в отношении нас?
Тина порывисто подалась к графу.
— Я хочу выйти за вас замуж! Я только об этом и молюсь, чтобы быть с вами всю жизнь и обожать вас… Но это невозможно. Никогда.
— Отчего же? Неужели роскошь и обстановка королевского дворца для вас дороже нашей любви?
Тина отошла от окна и положила обе руки графу на плечи.
Он же продолжал стоять неподвижно, и холодная улыбка блуждала по его окаменевшему лицу.
— Я люблю, люблю тебя… и клянусь, люблю больше жизни… Если ты женишься на мне, я пойду с тобой на край света, куда угодно…
— По, будучи принцессой, вы не можете этого сделать.
— Но я хочу! Если же мы сможем быть вместе, только скрываясь и оставив все, то я согласна и на это!
— Но, даже несмотря на такие столь пылкие чувства, вы отсылаете меня?
— Я… вынуждена это сделать.
— Почему? — В глазах графа теперь стоял холод.
Тина умоляюще подняла на него глаза.
— Прошлой ночью я как раз говорила Кендрику, что не могу без тебя жить, что готова бежать в Париж хоть сейчас, чтобы найти тебя…
— Но Кендрик, конечно, совершенно разумно отговорил вас от этого безумного шага?
— Он сказал, что если я сделаю это, то… то ты можешь умереть! Граф невольно вздрогнул.
— Из чего же он сделал такой вывод?
— Такая история произошла с одной нашей кузиной. Она влюбилась в дипломата, в то время как должна была выйти замуж за короля Албании…
— И что же произошло?
— Они с дипломатом решили сбежать, думая, что про их планы никто не знает, но в последний день ее возлюбленный поехал на верховую прогулку и с ним произошел так называемый несчастный случай — он был найден около лошади со сломанной шеей.
— И вы думаете, подобное может произойти и со мной?
— Кендрик в этом просто уверен, а если ты персона менее значительная, то тебя просто посадят в тюрьму, обвинив, например, в шпионаже.
— В случае шпионажа я буду не посажен в тюрьму, а расстрелян, — сухо заметил граф.
Тина вскрикнула.
— Так как же я могу позволить это?! Как я могу рисковать твоей жизнью?! Ведь я люблю тебя, люблю столь отчаянно, что, если бы не этот страх, я тотчас собрала бы чемодан и уехала с тобой прямо сейчас! Но если с тобой что-нибудь случится, мне останется тоже только… покончить с собой! — Последние слова Тина произнесла еле слышно, но граф уловил их.
Он решительно обнял девушку, что вызвало у нее новый поток слез.
— Я люблю тебя, — плакала она, — жить без тебя я не могу, без тебя словно сотни раскаленных ножей вонзаются в мое сердце! Но что же мне делать? Я не могу, чтобы ты ради меня… умер! — Рыдания готовы были перейти уже в истерику. По тут губы графа коснулись ее волос.
— Не плачь, родная моя, не плачь, наша любовь победит все преграды, и пусть мы встретились при таких странных обстоятельствах, ты никогда не пожалеешь об этом.
— Я и не жалею! Встреча с тобой — самое счастливое событие в моей жизни! По ведь тебе оно принесло так много горя, тебя мог убить на дуэли маркиз, а теперь мы и вовсе должны расстаться… И все это по моей вине! — продолжала рыдать девушка.
— Здесь вина не твоя, а, скорее, Судьбы. Это она сделала вас с братом настолько отважными, что вы отправились в Париж, она столкнула нас на Балу художников, она дала мне возможность вновь обрести тебя, когда я уже думал, что потерял тебя навеки.
— И все же ты должен покинуть меня… — Тина глядела на графа, заплаканная, с покрасневшим носиком, но даже и такой она казалась ему прекрасней всех на свете.
— Я люблю тебя, — повторил он. — Один Бог знает, как я люблю тебя, но и ты должна быть мужественной, моя девочка.
— Это не так легко… Ведь я сказала тебе еще не все…
— Что же?
— Папа с мамой уже приготовили мою свадьбу.
— Итак, ты помолвлена, но с кем?
— С… англичанином.
— И это ужасает тебя?
— Конечно! Англичане холодны, бесчувственны и жестоки… Мне придется всю жизнь жить среди таких бессердечных людей, людей, которые никогда не смеются и никого не любят… жить без тебя…
— Кто же этот суровый англичанин?
— Герцог Фэйверстоун. Он скоро приедет сюда на «Золотой приз». — Тина подумала, что граф не понял, и пояснила: — Это наши самые знаменитые скачки.
— Я наслышан о них. Но зачем тебе выходить за английского герцога?
— Потому что сейчас нет подходящих принцев в царствующих домах, а он родственник королевы Виктории.
— И ты думаешь, что будешь с ним несчастна?
— Как же иначе? Тем более после того, как полюбила тебя? — Тина тяжело вздохнула. — Моя сестра Мелани так отчаянно несчастлива со своим мужем, кронпринцем Фюрстенбурга… Так будет и со мной…
Граф немного помолчал, а затем решительно, но мягко уверил девушку:
— Итак, поскольку я не в силах буду вынести твое несчастье, моя радость, я спасу тебя.
— Спасешь? — изумилась Тина, и на мгновение свет надежды блеснул в ее глазах. Правда, он тут же погас, едва она прошептала: — Но ты не можешь ничего сделать. Кендрик не шутил, и папа никогда не простит мне бегства в Париж… Словом, я постоянно буду находиться в страхе и тоске за твою жизнь…
— Подумай, действительно ли моя любовь тебе дороже того, что может предоставить принцессе Виденштайнской английский герцог? Ведь если мы с тобой удалимся в изгнание, то нас ждет почти бедность, а готова ли ты к ней после столь многолетней привычки к хорошим платьям, драгоценностям, комфорту, слугам? Лишиться всего этого — ради одного мужчины?!
— Я готова носить лохмотья… мыть полы… просить милостыню — лишь бы быть с тобой! — Что-то новое, решительное и властное, прозвучало теперь в словах девушки, и граф, уже не колеблясь, прижал ее к груди. Когда же для продолжения поцелуя у них не хватило уже дыхания, он сказал:
— Я найду выход из этого тупика, и, может быть, он будет не таким уж пугающим, как тебе представляется.
— Значит, я смогу быть с тобой?
— Быть моей женой, — улыбнулся граф. — В первый раз, поверь мне. Тина, я прошу женщину стать моей женой, ибо в первый раз я встретил существо, с которым, я уверен, буду счастлив до конца дней.
— А я — с тобой.
— И никогда ни один мужчина не заинтересует тебя?
— Никогда. Ни один. — При этом Тина вспомнила о герцоге и вздрогнула от отвращения. — Так что же мы будем делать? Что?
— Я уже как-то раз просил тебя оставить все хлопоты мне, — напомнил граф. — А поскольку я должен быть уверен в успехе, позволь мне пока ничего об этом не говорить.
— Но если… у тебя ничего не выйдет?
— Убедит ли тебя в успехе тот факт, что я всегда добивался в жизни всего, чего бы ни захотел? А тебя. Тина. я хочу так, как ничего никогда в жизни не хотел.
— Я буду молиться, снова молиться, как перед дуэлью, чтобы… Но все же, я боюсь…
— Я тоже боюсь потерять тебя, и поэтому теперь, после того, как ты сообщила мне о своем происхождении, мне лучше покинуть Эттинген.
Тина обвила руками его шею.
— Но как мне отпустить тебя? А если я никогда не увижу тебя больше? Что со мной тогда будет? Я не могу потерять тебя еще раз, Жан!
— Как и я. Именно поэтому ты и должна мне верить безоговорочно.
— Я знаю, что ты самый благородный, самый удивительный человек во всем мире! Но ведь есть еще папа, и двор, и вся страна… Как тебе одолеть их всех?
— Любовь побеждает все. И надо верить, что и наши чувства способны на многое.
— Да-да, наши чувства спасут нас! — с жаром подхватила девушка. — Ведь ты для меня весь мир! Теперь нет для меня ни неба, ни моря, ни луны, ни солнца, ни звезд — есть только ты один!
Граф нежно прижался щекой к ее щеке.
— Я обожаю тебя! И когда-нибудь докажу это… Когда мы поженимся.
— Ах, если бы это произошло побыстрей!
— Главное в деле победы — верить в нее, — улыбнулся граф. — И поэтому, прошу тебя. Тина, верь в меня, верь!
Девушка задохнулась от счастья.
— Я верю.
— Тогда мы выиграем, моя любовь.
И он снова стал целовать ее до тех пор, пока горячая воина не затопила обоих — и все стало понятно без слов.
И пусть разум Тины еще сопротивлялся — ее тело, душа, сердце и детская вера в Бога говорили о том, что все будет хорошо.
Господь подарил ей эту любовь — и она верила, что он воплотит в жизнь все ее радости.
Глава 7
Поезд, направлявшийся в столицу, набрал скорость уже через несколько минут после узловой станции, и Тина, не спускавшая глаз с брата, заметила, что он волнуется не меньше ее.
Волнение это началось еще вчера, когда в Эттинген прибыл курьер из дворца с требованием немедленно возвращаться. Разгадать причину такой спешки брат с сестрой так и не смогли, а потому сильно беспокоились.
Как только они остались наедине, Тина спросила:
— Как ты думаешь, неужели все это потому, что папа узнал о наших похождениях в Париже? По кто мог сообщить ему об этом?
— Кто угодно, но только, мне кажется, вызывают нас в столицу совсем не по этой причине.
— К чему же тогда такая спешка?
— Ума не приложу.
И тогда Тина рассказала брату секрет о приезде графа, который она скрывала от него целых два дня.
— Он приезжал сюда?! — недоверчиво воскликнул брат.
Девушка молча кивнула, а затем поведала Кендрику и то, что рассказала возлюбленному об их происхождении, а он, в свою очередь, пообещал жениться на ней, несмотря ни на какие препятствия и трудности.
— Ты сумасшедшая, если поверила его обещаниям, — презрительно усмехнулся Кендрик.
— Он сказал, что я должна только верить ему — и все будет хорошо… Кендрик заботливо обнял сестру.
— Послушай, Тина, я знаю о твоих чувствах к графу, знаю о твоих страданиях, но я не хочу, чтобы ты поддавалась ложным обольщениям. Они сделают тебя лишь еще более несчастной, чем сейчас.
— Но я люблю его, — тихо ответила Тина. — Я слишком люблю его, Кендрик!
— Я знаю, — мягко сказал брат, — но и я люблю тебя, а потому говорю прямо и откровенно: забудь его. Ведь если граф даже осмелится попросить у отца твоей руки, то ничем иным, как крупными неприятностями, дело для него не кончится.
— Я уже предупредила его об этом.
— Тогда он должен прислушаться к твоим словам, ибо он умен — и безоговорочно вернуться в Париж. Я бы на его месте поступил именно так.
— Наверное, и я… тоже, — согласилась Тина и уже в который раз заплакала.
Поезд прибывал в столицу Виденштайна поздним полуднем, и Тина, как только увидела на платформе статс-секретаря и множество дворцовых слуг, почувствовала, что дверцы золотой клетки готовы за ней захлопнуться.
Отныне она больше не Тина Бельфлер и даже не графиня де Кастельно, а ее королевское высочество принцесса Мария-Терезия.
Брат с сестрой проследовали до кареты, окруженные бесчисленным количеством дежурных офицеров, раздвигавших толпу, восторженно приветствовавшую их высочеств.
При первой же возможности Тина спросила у статс-секретаря:
— По почему за нами было послано с такой поспешностью? Мы собирались вернуться еще только через десять дней.
— Полагаю, что его королевское величество объяснит вам все причины возвращения. Я же прошу и вас и его королевское высочество по прибытии во дворец тотчас отправиться в свои покои и срочно переодеться. — Тина в изумлении посмотрела на секретаря. — Его королевское величество пребывает с гостями, и вы найдете его в Красной приемной.
Услышав о Красной приемной, девушка сразу поняла, что речь идет о каких-то очень важных гостях, и уныло задумалась о цели их очередного визита.
Большего от статс-секретаря добиться было все равно невозможно, и Тина погрузилась в молчаливое созерцание народа, во множестве собравшегося по сторонам их дороги и махавшего им шляпами и платками.
— Что же произошло, как ты думаешь? — спросила она брата только под конец, когда они уже поднимались по мраморным дворцовым ступеням.
— Совершенно ничего не понимаю, — ответил он, — но буду благодарен любой отсрочке, которая хоть немного задержит бурю, уже готовую разразиться над нашими головами.
Испуганная и тоже ничего не понимающая, девушка переоделась, как могла быстро, даже особо не обратив внимания на платье, которое выбрала для нее камеристка.
На самом же деле оно было очень милым, пусть не таким роскошным, как те, которые она брала с собой в Париж, но зато его простота делала Тину еще более юной и похожей на весну.
Через несколько минут к ней в комнату зашел Кендрик, чтобы пойти в приемную вместе, и как школьники, которых уличили в прогуле, брат с сестрой отправились вниз. Лакей немедленно распахнул перед ними двери.
В приемной, кроме их родителей, оказалось еще всего несколько человек.
Эрцгерцог даже поднялся им навстречу, и Тина подставила отцу щеку для поцелуя.
— Вот мы и дома, папа!
— Рад видеть тебя, моя дорогая! Произнесенные слова и, главное, сам тон отца дали Тине понять, что все их страхи необоснованны, а их срочное возвращение во дворец продиктовано отнюдь не отцовским гневом.
— А как ты, мой мальчик? — поинтересовался эрцгерцог у Кендрика.
— Счастлив вернуться домой, сир. Леопольд улыбнулся, понимая, что штудии профессора Шварца сыну надоели изрядно, а затем взял за руку дочь.
— Я вернул вас домой, — начал он, — потому, что герцог Фэйверстоун прибыл к нам несколько раньше, чем предполагалось. Сейчас он разговаривает с твоей матерью, и я представлю его тебе.
Тина на мгновение окаменела, но ничего невозможно было сделать, стоя в толпе придворных и политиков, и оставалось только смотреть в ту сторону, где ее мать действительно с кем-то серьезно разговаривала.
В эту минуту она поняла, что, конечно, ее брат был прав и что даже такой человек, как граф, никогда не добьется, чтобы она стала его женой. И слабый проблеск надежды, который теплился в ее сердце со времени приезда графа в Эттинген, погас, как огонь свечи, потушенный грубой рукой. Отныне уже никто и ничто не спасет ее от брака с ненавистным англичанином.
Ей захотелось убежать прочь, устроить скандал, все, что угодно, лишь бы не знакомиться с герцогом, но долгие годы дисциплины и дворцовой школы заставили ее отступиться от столь безумного шага, а спокойно подойти вместе с отцом к человеку, из-за которого судьба ее решалась так трагически — и который лишал ее счастья любви.
Единственное, на что еще можно было надеяться, что пол приемной сейчас разверзнется и поглотит ее — или она умрет еще каким-нибудь способом.
Тем не менее ничего подобного не произошло, она продолжала стоять рядом с отцом, стараясь только не поднимать глаз на того, кому суждено было стать ее нелюбимым мужем.
— Ах, вот и ты. Тина, — раздался над ее ухом голос матери. Но отвечать ей даже не пришлось, ибо отец уже представлял ей герцога:
— Позволь мне представить тебе, Тина, герцога Фэйверстоуна, нашего нежданного, но дорогого гостя!
Девушка автоматически протянула руку, которая тотчас оказалась в крепком пожатии, и низкий мужской голос произнес:
— Счастлив познакомиться с ее королевским высочеством.
Что-то до боли знакомое почудилось Тине в этом голосе и в этом прикосновении, и медленно, словно через силу. Тина подняла на говорившего глаза. На мгновение ей показалось, что она снова грезит — или просто сошла с ума.
На нее смотрел ее Жан, высокий, темноволосый и прекрасный, с улыбкой на губах и любовью во взгляде.
Девушке почудилось, что она теряет сознание, и как в бреду она услышала тихие обращенные к ней знакомые слова:
— Я же говорил, чтобы ты верила мне.
Платформа была покрыта алым ковром, а королевский поезд отливал белым и малиновым, только что заново покрашенный.
Аплодисменты толпы, растянувшейся на всю дорогу от дворца до станции, беспрерывно сопровождали молодых к свадебному поезду.
Наконец в здании вокзала принцесса Мария-Терезия герцогиня Фэйверстоун с мужем начали прощаться с августейшей семьей и многочисленными гостями, пришедшими проводить жениха и невесту в свадебное путешествие.
Поезд сегодня отправлялся значительно позже, чем обычно, ибо молодые задержались на королевском банкете, который устроили после венчания.
Банкет, по обычаю, должен был состояться еще вчера, но поскольку лошади герцога выиграли главный приз скачек, то он провел предыдущий вечер в Жокей-клубе за обедом, который всегда дается в честь победителя.
Свадебная же церемония длилась целый день, но несмотря на это, Тина не устала ни капли.
Она была так счастлива и так возбуждена, что казалось, все происходящее только удивительный сон, а сама она парит на крыльях экстаза.
По побыть с графом наедине у нее практически не было никакой возможности.
А у девушки были к нему тысячи вопросов, которые можно было задать, только оставшись вдвоем да еще и в полной уверенности, что их не подслушивают.
Через два дня пребывания во дворце Виденштайна граф уехал обратно в Англию, чтобы сообщить королеве и прочим родственникам о принятом решении и совершить необходимые приготовления.
Их оставили наедине всего лишь на пять минут, чтобы герцог, как и полагается, официально сделал принцессе предложение.
Но разговора даже в эти короткие мгновения не получилось, ибо влюбленные немедленно бросились друг к другу и соединились в долгом поцелуе, забыв про все вопросы и ответы.
— Так это правда… что ты герцог Фэйверстоун? — задыхаясь от поцелуев, все-таки спросила напоследок Тина.
— Я задавал себе точно такой же вопрос, когда Тина де Кастельно утверждала, что она принцесса Мария-Терезия, — улыбнулся герцог, после чего вновь стал целовать невесту, сделав ненужными все дальнейшие расспросы.
Прощаясь с сестрой, Кендрик весело шепнул ей на ухо:
— Клянусь, ты теперь вечно должна благодарить меня, что я взял тебя с собой в Париж!
— О. у меня даже нет слов, чтобы выразить тебе всю благодарность за столь блистательную авантюру! — и близнецы заговорщицки подмигнули друг другу. Теперь они были счастливы оба, ибо в вечер возвращения эрцгерцог вызвал к себе сына и заявил:
— Кстати, Кендрик, мои планы в отношении тебя изменились. В Дюссельдорф ты не поедешь. — Не веря своему счастью, Кендрик молчал. — Наш министр обороны полагает, что Пруссия рано или поздно все же начнет свое вторжение во Францию, и потому с нашей стороны не стоит никаким образом намекать Бисмарку на нашу поддержку.
— Совершенно с тобой согласен, папа!
— Таким образом, мы решили, что будет гораздо лучше, если мы пошлем военную миссию под командованием генерала Нихаймса сначала в Англию, а потом и в другие страны Европы. А ты станешь адъютантом генерала. — Па лице сына отразился такой восторг, что эрцгерцог не удержался и добавил: — Правда, генерал считает, что первым делом надо все-таки посетить не Лондон, а Париж.
— Какие прекрасные новости, папа!
Леопольд положил руку на плечо принца.
— Я знал, что эта новость обрадует тебя больше всего. Я, пожалуй, и сам поеду с вами.
— Конечно, это абсолютно верное решение, сир: вы непременно должны увидеть, с каким блеском я справляюсь с возложенной на меня ответственной миссией!
Эрцгерцог рассмеялся.
— Вижу, вижу, Кендрик, в тебе уже есть зачатки дипломата. Я подумаю о твоих словах.
Отец с сыном обменялись многозначительными улыбками, и счастливый принц помчался наверх поделиться радостными новостями с сестрой.
Первые мгновения он даже не мог ничего сказать, а только пылко обнимал Тину, хлопая ее по спине, как бывало в детстве.
— Увидишь ли ты в Париже свою Ивонну? — спросила она.
— Ну, на этот раз я обращу свои взоры на кого-нибудь повыше рангом!
— Но покупать драгоценности у Массина ты все равно не сможешь. — улыбнулась Тина, и они оба расхохотались.
И вот теперь наступила пора прощания. Тина поцеловала брата, а потом отца и мать.
— Желаю тебе всяческого счастья, — ласково напутствовал дочь эрцгерцог.
— Я уже и так счастливей, чем была когда-нибудь в жизни! — призналась Тина.
Отец немного удивился, но остался вполне доволен ответом дочери, посчитав, что такая откровенность совершенно излишня, но, с другой стороны, радуясь счастью младшей дочери. Сердце эрцгерцога постоянно грызло раскаяние за судьбу старшей, несчастной Мелани, которую выдали замуж против ее воли за человека нелюбимого и несимпатичного.
Но на сей раз сияющие глаза дочери и некий свет радости, исходивший от новобрачной, говорили отцу, что его любимая Тина действительно счастлива.
Поезд тронулся, увозя махавшую платками счастливую пару.
Когда же вся королевская семья скрылась из виду. Тина наконец повернулась к мужу, мгновенно оказавшись в его объятиях.
Но через некоторое время герцог ласково отстранил ее, сказав:
— Сегодня у тебя был долгий-долгий день, моя радость. Ложись-ка в постель, пока я сниму с себя всю эту мишуру.
Тина улыбнулась:
— Но ты выглядишь в ней так роскошно!
На герцоге был надет мундир генерал-полковника королевской конной гвардии, вся грудь которого была увешана галунами и орденами.
— О том, как выглядишь ты, я предпочту пока умолчать и скажу тебе чуть позже. Впрочем, поскольку я очень хочу это сделать, прошу тебя поторопиться отправиться в постель.
Тина немного покраснела, но поспешила в спальню, расположенную рядом с салоном. Она очень хорошо знала этот королевский поезд, поскольку ее отец, частенько разъезжавший по всей Европе, брал дочь с собой куда только возможно.
Правда, в главной спальне, тем более почти заново переделанной к ее свадьбе, она еще никогда не спала.
Вагон отделывали в спешке, ибо герцог очень торопил со свадьбой, объясняя это тем, что мать его тяжело больна, и случись с ней что, бракосочетание будет отложено на год по случаю траура. Впоследствии, правда, выяснилось, что сын весьма преувеличил опасность, и свекровь
Тины, находясь под наблюдением врачей, прожила рядом с ними еще долгие годы.
Но в Виденштайне все это приняли близко к сердцу — и началась бурная подготовка к свадьбе. Все произошло буквально в три дня, и страна ликовала, воздавая должное настойчивости и пылу влюбленного герцога.
Поначалу отец с матерью возражали против такой, как они выражались, "невиданной поспешности», но потом смирились, и, провожая дочь в собор, эрцгерцог даже признался ей:
— Сказать честно, я даже доволен тем, что весь Виденштайн восстал от многолетнего сна из-за твоей свадьбы!
— Что ты имеешь в виду, папа?
— А то, что будучи вынуждены торопиться с приготовлениями, все оживились, а те толпы, что приехали в нашу столицу поглазеть на свадьбу наследной принцессы, сыграли весьма на руку нашей торговле и промышленности.
Тина гордо подняла голову.
«И все это благодаря Жану!" — Или Джону, как ведено было теперь называть его, — хотелось сказать невесте, но она сочла за лучшее промолчать.
Волнение это началось еще вчера, когда в Эттинген прибыл курьер из дворца с требованием немедленно возвращаться. Разгадать причину такой спешки брат с сестрой так и не смогли, а потому сильно беспокоились.
Как только они остались наедине, Тина спросила:
— Как ты думаешь, неужели все это потому, что папа узнал о наших похождениях в Париже? По кто мог сообщить ему об этом?
— Кто угодно, но только, мне кажется, вызывают нас в столицу совсем не по этой причине.
— К чему же тогда такая спешка?
— Ума не приложу.
И тогда Тина рассказала брату секрет о приезде графа, который она скрывала от него целых два дня.
— Он приезжал сюда?! — недоверчиво воскликнул брат.
Девушка молча кивнула, а затем поведала Кендрику и то, что рассказала возлюбленному об их происхождении, а он, в свою очередь, пообещал жениться на ней, несмотря ни на какие препятствия и трудности.
— Ты сумасшедшая, если поверила его обещаниям, — презрительно усмехнулся Кендрик.
— Он сказал, что я должна только верить ему — и все будет хорошо… Кендрик заботливо обнял сестру.
— Послушай, Тина, я знаю о твоих чувствах к графу, знаю о твоих страданиях, но я не хочу, чтобы ты поддавалась ложным обольщениям. Они сделают тебя лишь еще более несчастной, чем сейчас.
— Но я люблю его, — тихо ответила Тина. — Я слишком люблю его, Кендрик!
— Я знаю, — мягко сказал брат, — но и я люблю тебя, а потому говорю прямо и откровенно: забудь его. Ведь если граф даже осмелится попросить у отца твоей руки, то ничем иным, как крупными неприятностями, дело для него не кончится.
— Я уже предупредила его об этом.
— Тогда он должен прислушаться к твоим словам, ибо он умен — и безоговорочно вернуться в Париж. Я бы на его месте поступил именно так.
— Наверное, и я… тоже, — согласилась Тина и уже в который раз заплакала.
Поезд прибывал в столицу Виденштайна поздним полуднем, и Тина, как только увидела на платформе статс-секретаря и множество дворцовых слуг, почувствовала, что дверцы золотой клетки готовы за ней захлопнуться.
Отныне она больше не Тина Бельфлер и даже не графиня де Кастельно, а ее королевское высочество принцесса Мария-Терезия.
Брат с сестрой проследовали до кареты, окруженные бесчисленным количеством дежурных офицеров, раздвигавших толпу, восторженно приветствовавшую их высочеств.
При первой же возможности Тина спросила у статс-секретаря:
— По почему за нами было послано с такой поспешностью? Мы собирались вернуться еще только через десять дней.
— Полагаю, что его королевское величество объяснит вам все причины возвращения. Я же прошу и вас и его королевское высочество по прибытии во дворец тотчас отправиться в свои покои и срочно переодеться. — Тина в изумлении посмотрела на секретаря. — Его королевское величество пребывает с гостями, и вы найдете его в Красной приемной.
Услышав о Красной приемной, девушка сразу поняла, что речь идет о каких-то очень важных гостях, и уныло задумалась о цели их очередного визита.
Большего от статс-секретаря добиться было все равно невозможно, и Тина погрузилась в молчаливое созерцание народа, во множестве собравшегося по сторонам их дороги и махавшего им шляпами и платками.
— Что же произошло, как ты думаешь? — спросила она брата только под конец, когда они уже поднимались по мраморным дворцовым ступеням.
— Совершенно ничего не понимаю, — ответил он, — но буду благодарен любой отсрочке, которая хоть немного задержит бурю, уже готовую разразиться над нашими головами.
Испуганная и тоже ничего не понимающая, девушка переоделась, как могла быстро, даже особо не обратив внимания на платье, которое выбрала для нее камеристка.
На самом же деле оно было очень милым, пусть не таким роскошным, как те, которые она брала с собой в Париж, но зато его простота делала Тину еще более юной и похожей на весну.
Через несколько минут к ней в комнату зашел Кендрик, чтобы пойти в приемную вместе, и как школьники, которых уличили в прогуле, брат с сестрой отправились вниз. Лакей немедленно распахнул перед ними двери.
В приемной, кроме их родителей, оказалось еще всего несколько человек.
Эрцгерцог даже поднялся им навстречу, и Тина подставила отцу щеку для поцелуя.
— Вот мы и дома, папа!
— Рад видеть тебя, моя дорогая! Произнесенные слова и, главное, сам тон отца дали Тине понять, что все их страхи необоснованны, а их срочное возвращение во дворец продиктовано отнюдь не отцовским гневом.
— А как ты, мой мальчик? — поинтересовался эрцгерцог у Кендрика.
— Счастлив вернуться домой, сир. Леопольд улыбнулся, понимая, что штудии профессора Шварца сыну надоели изрядно, а затем взял за руку дочь.
— Я вернул вас домой, — начал он, — потому, что герцог Фэйверстоун прибыл к нам несколько раньше, чем предполагалось. Сейчас он разговаривает с твоей матерью, и я представлю его тебе.
Тина на мгновение окаменела, но ничего невозможно было сделать, стоя в толпе придворных и политиков, и оставалось только смотреть в ту сторону, где ее мать действительно с кем-то серьезно разговаривала.
В эту минуту она поняла, что, конечно, ее брат был прав и что даже такой человек, как граф, никогда не добьется, чтобы она стала его женой. И слабый проблеск надежды, который теплился в ее сердце со времени приезда графа в Эттинген, погас, как огонь свечи, потушенный грубой рукой. Отныне уже никто и ничто не спасет ее от брака с ненавистным англичанином.
Ей захотелось убежать прочь, устроить скандал, все, что угодно, лишь бы не знакомиться с герцогом, но долгие годы дисциплины и дворцовой школы заставили ее отступиться от столь безумного шага, а спокойно подойти вместе с отцом к человеку, из-за которого судьба ее решалась так трагически — и который лишал ее счастья любви.
Единственное, на что еще можно было надеяться, что пол приемной сейчас разверзнется и поглотит ее — или она умрет еще каким-нибудь способом.
Тем не менее ничего подобного не произошло, она продолжала стоять рядом с отцом, стараясь только не поднимать глаз на того, кому суждено было стать ее нелюбимым мужем.
— Ах, вот и ты. Тина, — раздался над ее ухом голос матери. Но отвечать ей даже не пришлось, ибо отец уже представлял ей герцога:
— Позволь мне представить тебе, Тина, герцога Фэйверстоуна, нашего нежданного, но дорогого гостя!
Девушка автоматически протянула руку, которая тотчас оказалась в крепком пожатии, и низкий мужской голос произнес:
— Счастлив познакомиться с ее королевским высочеством.
Что-то до боли знакомое почудилось Тине в этом голосе и в этом прикосновении, и медленно, словно через силу. Тина подняла на говорившего глаза. На мгновение ей показалось, что она снова грезит — или просто сошла с ума.
На нее смотрел ее Жан, высокий, темноволосый и прекрасный, с улыбкой на губах и любовью во взгляде.
Девушке почудилось, что она теряет сознание, и как в бреду она услышала тихие обращенные к ней знакомые слова:
— Я же говорил, чтобы ты верила мне.
Платформа была покрыта алым ковром, а королевский поезд отливал белым и малиновым, только что заново покрашенный.
Аплодисменты толпы, растянувшейся на всю дорогу от дворца до станции, беспрерывно сопровождали молодых к свадебному поезду.
Наконец в здании вокзала принцесса Мария-Терезия герцогиня Фэйверстоун с мужем начали прощаться с августейшей семьей и многочисленными гостями, пришедшими проводить жениха и невесту в свадебное путешествие.
Поезд сегодня отправлялся значительно позже, чем обычно, ибо молодые задержались на королевском банкете, который устроили после венчания.
Банкет, по обычаю, должен был состояться еще вчера, но поскольку лошади герцога выиграли главный приз скачек, то он провел предыдущий вечер в Жокей-клубе за обедом, который всегда дается в честь победителя.
Свадебная же церемония длилась целый день, но несмотря на это, Тина не устала ни капли.
Она была так счастлива и так возбуждена, что казалось, все происходящее только удивительный сон, а сама она парит на крыльях экстаза.
По побыть с графом наедине у нее практически не было никакой возможности.
А у девушки были к нему тысячи вопросов, которые можно было задать, только оставшись вдвоем да еще и в полной уверенности, что их не подслушивают.
Через два дня пребывания во дворце Виденштайна граф уехал обратно в Англию, чтобы сообщить королеве и прочим родственникам о принятом решении и совершить необходимые приготовления.
Их оставили наедине всего лишь на пять минут, чтобы герцог, как и полагается, официально сделал принцессе предложение.
Но разговора даже в эти короткие мгновения не получилось, ибо влюбленные немедленно бросились друг к другу и соединились в долгом поцелуе, забыв про все вопросы и ответы.
— Так это правда… что ты герцог Фэйверстоун? — задыхаясь от поцелуев, все-таки спросила напоследок Тина.
— Я задавал себе точно такой же вопрос, когда Тина де Кастельно утверждала, что она принцесса Мария-Терезия, — улыбнулся герцог, после чего вновь стал целовать невесту, сделав ненужными все дальнейшие расспросы.
Прощаясь с сестрой, Кендрик весело шепнул ей на ухо:
— Клянусь, ты теперь вечно должна благодарить меня, что я взял тебя с собой в Париж!
— О. у меня даже нет слов, чтобы выразить тебе всю благодарность за столь блистательную авантюру! — и близнецы заговорщицки подмигнули друг другу. Теперь они были счастливы оба, ибо в вечер возвращения эрцгерцог вызвал к себе сына и заявил:
— Кстати, Кендрик, мои планы в отношении тебя изменились. В Дюссельдорф ты не поедешь. — Не веря своему счастью, Кендрик молчал. — Наш министр обороны полагает, что Пруссия рано или поздно все же начнет свое вторжение во Францию, и потому с нашей стороны не стоит никаким образом намекать Бисмарку на нашу поддержку.
— Совершенно с тобой согласен, папа!
— Таким образом, мы решили, что будет гораздо лучше, если мы пошлем военную миссию под командованием генерала Нихаймса сначала в Англию, а потом и в другие страны Европы. А ты станешь адъютантом генерала. — Па лице сына отразился такой восторг, что эрцгерцог не удержался и добавил: — Правда, генерал считает, что первым делом надо все-таки посетить не Лондон, а Париж.
— Какие прекрасные новости, папа!
Леопольд положил руку на плечо принца.
— Я знал, что эта новость обрадует тебя больше всего. Я, пожалуй, и сам поеду с вами.
— Конечно, это абсолютно верное решение, сир: вы непременно должны увидеть, с каким блеском я справляюсь с возложенной на меня ответственной миссией!
Эрцгерцог рассмеялся.
— Вижу, вижу, Кендрик, в тебе уже есть зачатки дипломата. Я подумаю о твоих словах.
Отец с сыном обменялись многозначительными улыбками, и счастливый принц помчался наверх поделиться радостными новостями с сестрой.
Первые мгновения он даже не мог ничего сказать, а только пылко обнимал Тину, хлопая ее по спине, как бывало в детстве.
— Увидишь ли ты в Париже свою Ивонну? — спросила она.
— Ну, на этот раз я обращу свои взоры на кого-нибудь повыше рангом!
— Но покупать драгоценности у Массина ты все равно не сможешь. — улыбнулась Тина, и они оба расхохотались.
И вот теперь наступила пора прощания. Тина поцеловала брата, а потом отца и мать.
— Желаю тебе всяческого счастья, — ласково напутствовал дочь эрцгерцог.
— Я уже и так счастливей, чем была когда-нибудь в жизни! — призналась Тина.
Отец немного удивился, но остался вполне доволен ответом дочери, посчитав, что такая откровенность совершенно излишня, но, с другой стороны, радуясь счастью младшей дочери. Сердце эрцгерцога постоянно грызло раскаяние за судьбу старшей, несчастной Мелани, которую выдали замуж против ее воли за человека нелюбимого и несимпатичного.
Но на сей раз сияющие глаза дочери и некий свет радости, исходивший от новобрачной, говорили отцу, что его любимая Тина действительно счастлива.
Поезд тронулся, увозя махавшую платками счастливую пару.
Когда же вся королевская семья скрылась из виду. Тина наконец повернулась к мужу, мгновенно оказавшись в его объятиях.
Но через некоторое время герцог ласково отстранил ее, сказав:
— Сегодня у тебя был долгий-долгий день, моя радость. Ложись-ка в постель, пока я сниму с себя всю эту мишуру.
Тина улыбнулась:
— Но ты выглядишь в ней так роскошно!
На герцоге был надет мундир генерал-полковника королевской конной гвардии, вся грудь которого была увешана галунами и орденами.
— О том, как выглядишь ты, я предпочту пока умолчать и скажу тебе чуть позже. Впрочем, поскольку я очень хочу это сделать, прошу тебя поторопиться отправиться в постель.
Тина немного покраснела, но поспешила в спальню, расположенную рядом с салоном. Она очень хорошо знала этот королевский поезд, поскольку ее отец, частенько разъезжавший по всей Европе, брал дочь с собой куда только возможно.
Правда, в главной спальне, тем более почти заново переделанной к ее свадьбе, она еще никогда не спала.
Вагон отделывали в спешке, ибо герцог очень торопил со свадьбой, объясняя это тем, что мать его тяжело больна, и случись с ней что, бракосочетание будет отложено на год по случаю траура. Впоследствии, правда, выяснилось, что сын весьма преувеличил опасность, и свекровь
Тины, находясь под наблюдением врачей, прожила рядом с ними еще долгие годы.
Но в Виденштайне все это приняли близко к сердцу — и началась бурная подготовка к свадьбе. Все произошло буквально в три дня, и страна ликовала, воздавая должное настойчивости и пылу влюбленного герцога.
Поначалу отец с матерью возражали против такой, как они выражались, "невиданной поспешности», но потом смирились, и, провожая дочь в собор, эрцгерцог даже признался ей:
— Сказать честно, я даже доволен тем, что весь Виденштайн восстал от многолетнего сна из-за твоей свадьбы!
— Что ты имеешь в виду, папа?
— А то, что будучи вынуждены торопиться с приготовлениями, все оживились, а те толпы, что приехали в нашу столицу поглазеть на свадьбу наследной принцессы, сыграли весьма на руку нашей торговле и промышленности.
Тина гордо подняла голову.
«И все это благодаря Жану!" — Или Джону, как ведено было теперь называть его, — хотелось сказать невесте, но она сочла за лучшее промолчать.