— Презренный тип! — громко сказала она. — Я ненавижу его! Ненавижу!
   Когда она произнесла это, то поняла, что ненависть, которую испытывала к нему последние четыре года, стала более сильной и более реальной, потому что он сумел разозлить ее уже непосредственно своими собственными усилиями.
   И не столько его слова, сколько странный взгляд серых глаз, проникающий в самое сердце, заставил ее ощутить свою слабость и неуверенность в себе.
   Тогда, в первый раз, когда он вошел в комнату, невероятно красивый и безупречно одетый, она ощутила себя ничтожной в своем поношенном платье, с небрежно уложенными волосами и особенно ясно осознала, как безнадежно далеко она отстала от светского общества.
   Почему он привел ее в такое смятение? Она чувствовала, что сэр Родерик проживет недолго, и тогда лорд Мельбурн уедет обратно в Лондон и она никогда больше не увидит его.
   — Я ненавижу его, ненавижу, — повторяла она снова, вспоминая, как он ее целовал.
   Она вытерла губы, но знала, что никогда не сможет полностью стереть память о первых поцелуях, которые под конец стали почти сладостными.
   От этих мыслей у нее возникло странное чувство — она подумала, что если подпадет под власть его поцелуев, то потеряет саму себя.
   Она не знала точно, что это означало: просто чувствовала себя заключенной в объятия его сильных рук и такой маленькой и слабой, что была не в силах противостоять.
   Он, казалось, чего-то требовал от нее, что-то хотел получить, что-то отобрать и сделать навсегда своим. У нее было тревожное ощущение, что это ее сердце.
   — Он не имел права дотрагиваться до меня! — гневно говорила она вслух, но все-таки в глубине души признавала, что она сама спровоцировала его на столь бурный гнев.
   Она признавала, что ему, наверное, было досадно видеть ее с Джулианом, и он ведь не знал, что она всего лишь утешала несчастного молодого человека, который готов был расплакаться оттого, что ему приходилось прощаться с ней.
   Уже одно это могло рассердить его светлость, но Кларинда понимала, что присутствие его подруги при этой сцене повергло его просто в унизительное положение. Она слышала голос женщины и ее смех — притворный светский смех, отметила она про себя презрительно, — вспомнила, как промелькнула высокая шляпа с летящими перьями, длинная мантилья из ярко-алого шелка. Больше она не видела ничего, потому что повернулась и бросилась бежать, ища убежища в зарослях кустарника.
   При этой мысли лицо ее разгорелось огнем. Как она могла поступить так глупо!
   Она должна была сохранить спокойствие, пойти и поприветствовать новую гостью в Прайори и объяснить, что Джулиан — ее старый друг и он пришел попрощаться, уходя в армию.
   — Почему, — спрашивала она себя страдальчески, — почему я не могла вести себя как леди, а не как ребенок?
   Она вновь спрятала лицо в подушку, сгорая от стыда за содеянное. Она говорила себе, что должна простить лорду Мельбурну его гнев, но он целовал ее — а этого она никогда не сможет ему простить.
   — Он неразборчив в средствах, когда дело касается женщин, — говорила она самой себе.
   Вспомнила тихий голос Джессики, рассказывающей ей, как она боролась с ним, пока у нее не иссякли силы и она не смогла больше противостоять ему.
   Позже она боролась с собственным сердцем, чтобы не влюбиться в него, но не смогла совладать со своими чувствами.
   Кларинда вспомнила тот ужас, который охватил ее, когда Джессика Тэнсли рассказала ей свою историю.
   Кларинде в то время было пятнадцать лет, Джессике незадолго до этого исполнилось семнадцать, она выступала дебютанткой в светском обществе и уже была представлена их величествам.
   Джессика была хорошенькой девушкой, с темными волосами, изогнутыми бровями и слегка раскосыми темными глазами. Но так как она выросла в деревне, то подружкой ее стала Кларинда, и Джессика хвасталась ей своими многочисленными победами, рассказывая истории о высшем обществе, о светских раутах, маскарадах, ассамблеях и балах — о том мире, где джентльмены подстерегают хорошеньких женщин, будто дичь, за которой они охотятся. Кларинда слушала ее с широко раскрытыми глазами.
   Однажды Джессика рассказала ей, как она встретила лорда Мельбурна и что он вызвал у нее восхищение помимо ее собственной воли.
   — После этого я влюбилась, — сказала она со слезами на глазах. — Я не могла с этим ничего поделать!
   Я бросилась к его ногам и умоляла жениться на мне, но он только рассмеялся. Да, он смеялся, Кларинда, а я лежала, с разбитым сердцем и покинутая, и лишь мои длинные волосы, спадающие с плеч, прикрывали мою наготу.
   Кларинда чувствовала, что в этот самый драматический Момент исповеди Джессика позволяла себе поэтическую вольность, потому что ее волосы никогда не дорастали ниже плеч. Но, несмотря на это, история о жестокости лорда Мельбурна так ее потрясла, что возникла стойкая ненависть к мужчине, который обошелся с молодой и невинной девушкой столь безжалостным образом.
   — Я отдала ему мое тело, мое сердце, мою душу, — рыдала Джессика. — Но я не могла ничего с собой поделать.
   — Но кто-нибудь из женщин отказывал ему? — спросила она Джессику.
   — Ни одна, — ответила та, — потому что ему невозможно противостоять. Именно поэтому его прозвали в Лондоне Неотразимым, ведь он, Кларинда, действительно неотразим. Бедные слабые женщины не могут устоять перед его магнетизмом, и над любой из них он обретает неоспоримую власть.
   Джессика покинула Прайори и уехала в Лондон, чтобы вновь отдаться развлечениям и веселью, а Кларинда осталась в деревне и думала о том, как она будет себя вести, если, к своему несчастью, повстречает лорда Мельбурна.
   Она никак не должна реагировать на него — говорила она самой себе. Мужчине, целующему женщину, нелегко будет ощутить ледяной айсберг в своих руках. Речь, заготовленная для него, была наполнена презрением, и Кларинда повторяла ее снова и снова, пока не выучила наизусть.
   Теперь она признавалась самой себе, что произнесла ее блестяще, за исключением концовки, когда вышла из себя и вспыхнула от гнева. Возможно, это произошло потому, что так непредсказуемо и невероятно изумила ее нежность его поцелуев.
   В своих предположениях о его возможном поведении она никак не допускала, что он может быть разгневан. Он крепко держал ее в своих объятиях, но не собирался заниматься с ней любовью, как с Джессикой.
   Та боролась с его непреодолимой страстью, но никак не с гневом.
   Кларинда вспомнила, как грубо он ее тряс. Она подумала, что завтра, наверное, на ее плечах появятся синяки.
   Сейчас ей хотелось бы знать, кто была его гостья и что они с Джулианом сказали друг другу, когда оказались одни. Кларинда почувствовала, что снова покраснела. Как она могла проявить такую бестактность и броситься бежать? Ей хотелось бы знать, как объяснит лорд Мельбурн ее поведение той леди и находятся ли они еще в гостиной или уже покинули дом?
   Когда она гадала о том, что произошло дальше, в дверь спальни постучали. Она села на кровати, напряженная и испуганная. Потом поняла, что лорд Мельбурн, если бы захотел войти в комнату, не стал бы стучать так робко.
   — Входите! — закричала Кларинда.
   Дверь открыл Бейтс, камердинер.
   — Его светлость передает вам поклон, — провозгласил он, — и возвращается в Мельбурн. Его светлость просил сообщить вам о том, что он собирается приехать к сэру Родерику сегодня вечером и будет премного вам обязан, если вы пригласите его на обед. Для него будет слишком поздно обедать в Мельбурне после того, как он вернется от сэра Родерика.
   Кларинда на секунду ошеломленно смотрела на Бейтса. Как мог лорд Мельбурн позволить себе напроситься в гости в Прайори после того, как он себя вел!
   Но, слегка вздернув подбородок, она сказала себе, что не боится его.
   — Хорошо, Бейтс, — сказала она. — Прикажи повару приготовить обед для услады его светлости.
   — Слушаюсь, мисс Кларинда, — ответил Бейтс, но затем, с некоторым колебанием, спросил:
   — Полагаю, я должен сообщить вам, мисс, что кучер леди Ромины Рамси сказал мне, что ее светлость примчалась в Мельбурн потому, что мистер Николас услышал о помолвке его светлости. И он стал бушевать, словно его обожгли огнем, как сказала горничная ее светлости.
   Кларинда слегка вскрикнула.
   — О, Бейтс, я надеюсь, мистер Николас не приедет сюда, чтобы расстраивать сэра Родерика.
   — Надеюсь, нет, мисс, — ответил Бейтс, прежде чем закрыть за собой дверь.
   Когда он ушел, Кларинда подумала о Николасе, и в глазах ее появился страх. Николас в этот момент «бушует, словно его обожгли огнем», так как узнал, что его лишили наследства и что она, Кларинда, станет владелицей Прайори.
   При мысли о Николасе тело охватила дрожь. Она ненавидела лорда Мельбурна, но ее чувства к Николасу были совсем иного рода. Недоверие к нему омрачало ей жизнь с тех пор, как она впервые увидела его.
   Оно появилось еще в те дни, когда она впервые приехала в Прайори после смерти ее отца и матери, погибших в дорожной катастрофе. Двухколесный экипаж, которым управлял Лоуренс Верной, столкнулся с почтовой каретой, и более легкая повозка не устояла — она покатилась по крутому склону и упала в каменистое русло горного потока. Когда подоспели спасатели, Лоуренс Верной и его жена были уже мертвы.
   Сэр Родерик Верной приехал к ним в дом и увез Кларинду в Прайори. Он был добрый человек, и скоро она искренне полюбила его.
   Николас был в то время за границей, но, когда он вдруг неожиданно появился в доме — размашистым шагом вошел в гостиную, — она сперва обрадовалась ему, потому что подумала, что этот взрослый и изысканный молодой человек будет ее товарищем. Но вскоре, встречаясь с ним, она стала чувствовать смятение — особенно когда он пристально смотрел на нее и будто ненароком дотрагивался до ее по-девичьи незрелого тела.
   Она стала замечать за собой, что начала сторониться его. Избегала его общества и старалась найти оправдание, чтобы не оставаться с ним наедине.
   Однажды ночью, после того, как легла уже спать, она услышала, что кто-то открывает дверь ее комнаты. Она подумала, что это экономка или кто-нибудь из женской прислуги. Но в свете свечи, горящей в изголовье кровати, она увидела Николаев, прокрадывающегося в комнату, и по выражению его лица, как наивна она ни была, догадалась, что он замышляет что-то недоброе.
   Он все ближе и ближе подходил к ее кровати, блеск его глаз заставил ее пронзительно закричать.
   Ее ужас был инстинктивным — но инстинкт подсказал, что над ней нависла опасность.
   На ее крик в комнату прибежал сэр Родерик. Она вскочила с кровати и, горько рыдая, бросилась к нему на шею, однако шумные лживые оправдания Николаса не произвели на отца никакого впечатления.
   Сэр Родерик уже слышал немало историй о том, как обращался его сын с молодыми женщинами. Он слышал о дочери фермера, у которой теперь родился ребенок, и о других бесчисленных скандалах, которые время от времени достигали его ушей.
   Но проникновение Николаев в комнату Кларинды вызвало у сэра Родерика небывалый гнев. И когда Николас после полугодового отсутствия вновь вернулся в Прайори, он уже мало обращал внимания на Кларинду, только время от времени посмеивался над ней, называя «кукушкой в чужом гнезде». Но она была очень осторожна, по возможности старалась не попадаться ему на глаза и никогда не оставалась с ним наедине.
   Затем, три месяца назад, он приехал домой, когда его отец был уже серьезно болен.
   — Мне нужны деньги, — резко сказал он Кларинде. — Сколько их у тебя припрятано?
   — У меня нет денег, — ответила Кларинда.
   — Мне не нужны твои грошовые побрякушки, — сказал он грубо, — у тебя есть доступ к арендной плате и другим доходам имения.
   — Но их нельзя трогать! — пыталась уговорить его Кларинда.
   Он вырвал ключ из ее рук, в то время как она старалась его спрятать, открыл сейф и выгреб все, несмотря на то что она пыталась остановить его.
   — Расскажи насчет этого какую-нибудь сказку моему отцу, — глумился он, зная о том, что она не будет расстраивать тяжелобольного сэра Родерика.
   На следующее утро, когда, к облегчению Кларинды, Николас объявил, что уезжает в Лондон, она застала его в библиотеке с картиной в руках. Это был Ван Дейк, который, как говорил сэр Родерик, являлся большой фамильной ценностью и передавался из рода в род по наследству.
   — Что ты делаешь? — спросила она, прежде чем поняла, что происходит на самом деле.
   — Беру то, что мне принадлежит или очень скоро будет моим, — ответил он.
   — Но ты не имеешь права брать это, пока отец твой жив, — запротестовала она.
   Он посмотрел на нее жестким взглядом, однако губы его скривились в улыбке.
   — Ты не сможешь мне помешать!
   — Конечно нет — ведь я не имею на это никакого права, — ответила она, — но ты должен понимать, что этого нельзя делать, даже если когда-нибудь эта картина будет принадлежать тебе.
   — Маленькая жеманница! — воскликнул он.
   Николас положил картину и встал перед Клариндой.
   — Я думаю, что, пожалуй, было бы очень мудро жениться на тебе, — сказал он медленно. — Ты бы неотлучно жила здесь и присматривала за поместьем, что, как я вижу, тебе хорошо удается, а я бы развлекался в Лондоне. Я уверен, ты была бы очень удобной женой.
   — У меня нет никакого желания выходить за тебя замуж, — быстро ответила Кларинда, — кроме того, я сомневаюсь, что ты способен говорить серьезно.
   — Я вполне серьезен! — ответил Николас. — Да, это хорошая мысль. Ты сильно повзрослела за последние годы, Кларинда, и стала такой привлекательной. Этот взгляд недотроги — как он очарователен!
   Его глаза сузились, когда он произносил эту фразу, и Кларинда внезапно ощутила опасность. Она повернулась и направилась к выходу из библиотеки, но он схватил ее за руку.
   — Девственница! — тихо сказал он сам себе, будто мысль об этом внезапно пришла ему в голову.
   — Пусти меня, — сказала она с неожиданным ощущением страха.
   — Бойся меня, — попросил он. — Ну, почему бы и нет? Страх зачастую эффективно стимулирует наши желания.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Кларинда. — Пусти! Ведь твой отец, наверное, нуждается во мне.
   — И я тоже! — пробормотал Николас. — И я тоже!
   Он отпустил ее руку, она выбежала из комнаты и, удаляясь от него прочь, чувствовала, что боится этого человека так, как никогда в своей жизни не боялась никого.
   Очень скоро после этого до нее стали доходить скандальные слухи о Николасе. Сначала она не догадывалась, откуда они исходят, но, судя по замечаниям, которые высказывали слуги, а также по тому, что сэр Родерик был необычайно добр к ней, она поняла, что Николас совершил непростительный грех или преступление.
   Это не удивило ее, она всегда знала о его порочности и вновь вспоминала тот ужас, который охватил ее, когда Николас пришел к ней в комнату или когда застал ее в библиотеке и заговорил о женитьбе.
   Возможно, все мужчины порочны, думала она.
   Возможно, все мужчины испорчены, безжалостны, грубы. Она ненавидела Николаев и ненавидела лорда Мельбурна. Если они так одинаковы в своих сексуальных проявлениях, то не лучше ли женщине, соблюдая все правила приличия, держаться от всех них подальше?
   Кларинда вновь и вновь повторяла про себя, что она ненавидит лорда Мельбурна, но все-таки, будучи женщиной, она не могла удержаться от того, чтобы не приодеться как можно лучше к обеду.
   Выбор нарядов оказался не слишком велик. У нее было три вечерних платья, что уже несколько лет висели в гардеробе. Сэр Родерик купил их после того, как привезенные из родного дома платья стали ей до неприличия тесны.
   Сэр Родерик терпеть не мог тратить деньги на что-нибудь еще, кроме своего любимого поместья. И Кларинда слишком любила его, чтобы досаждать просьбами о деньгах. Ведь она знала, что ему будет жаль потратить на ее наряды даже одно пенни.
   Сейчас, однако, она желала, чтобы у нее было что-то очаровательное и модное, что могло бы потрясти лорда Мельбурна. Ведь она знала, как элегантно он будет одет к обеду. Было поразительно, как умудрялся он одеваться по последней моде, но вместе с тем не выглядеть щеголем.
   Она подумала о том, что Джулиан казался ей хорошо одетым лишь до того, как она увидела лорда Мельбурна. Она никогда не могла представить себе, что плащ на мужчине может сидеть так ладно, без единой складки, а шарф можно повязать столь изысканно, что он будет казаться естественным, а не искусственным украшением.
   Кларинда разочарованно взглянула на три простых платья, из которых должна была выбрать одно.
   Наконец она остановилась на бледно-зеленом, которое, она знала, подчеркивало белизну ее кожи и яркость рыжих волос. К этому простому платью, сшитому сельским портным, Кларинда добавила несколько атласных лент.
   Когда она была готова, то взглянула на свое отражение в зеркале. Вынув две белые розы из вазы, стоящей на туалетном столике, она прикрепила их к платью и подумала о том, что у нее нет никаких украшений, которые могли бы скрасить простоту ее наряда.
   Она оделась гораздо быстрее, чем ожидала, и увидела, что до приезда лорда Мельбурна остается еще целый час. Она поняла, что ощущает не только робость, но и странное волнение при мысли о том, что вновь увидит его. Он был ей врагом, но мысль сразиться в словесном поединке пробуждала в ней боевой задор.
   Он сумел поцеловать ее насильно, но он не сможет заставить ее признаться, почему она столь страстно ненавидит его. Она знала, что это раздражает его и ставит в тупик, но в ее загадочном молчании была неуловимая месть.
   «Жизнь все-таки интересна и не столь скучна и бедна событиями», — думала она, сбегая вниз по ступенькам.
   Она решила, что будет прибираться в гостиной, что обычно забывали делать горничные, и увидит, сочтет ли Бейтс нужным достать для гостя бутылочку лучшего бренди, имеющегося у сэра Родерика.
   Она открыла дверь в гостиную и остановилась в неподвижности, охваченная ледяным страхом. На коврике перед камином, рядом с каким-то мужчиной, стоял Николас.
   — Добрый вечер, Кларинда, — сказал Николас.
   При звуке его голоса и под его взглядом она почувствовала внутреннюю дрожь, но горделиво подняла голову.
   — Почему ты здесь? — сумела она выговорить через секунду.
   — Я приехал повидать тебя, — ответил Николас. Бейтс сказал мне, что ты переодеваешься к обеду, поэтому я приказал ему не беспокоить тебя. Ты спустилась вниз быстрее, чем я ожидал.
   — Мы не ждали тебя, — сказала Кларинда, чувствуя, что говорить более откровенно в присутствии незнакомца было бы неприлично.
   Николас перехватил ее взгляд, брошенный на человека, стоящего радом с ним, и сказал:
   — Джеральд, позволь представить тебе племянницу моего отца. Сэр Джеральд Кеган — мисс Кларинда Верной. Кларинда скоро будет моей женой.
   На мгновение Кларинда потеряла дар речи, затем, запинаясь, она произнесла:
   — Это не п-правда! Почему ты… говоришь т-такие… в-вещи?
   — Потому что это скоро будет правдой, — ответил Николас. — Я приехал за Тобой, Кларинда. Сегодня вечером мы поженимся.
   — Ты, должно быть, сошел с ума, — возмутилась Кларинда. — Ты прекрасно знаешь о том, что я никогда не выйду за тебя замуж.
   Николас посмотрел на нее.
   — Я всегда думал, что ты очень опасна, Кларинда, — но твои происки мало значат, потому что когда ты станешь моей женой, то и поместье станет моим, как, впрочем, и твоим.
   Кларинда сделала глубокий вдох.
   — Послушай, Николас, — сказала она. — Я знаю о том, что твой отец лишил тебя наследства — он завещал все земли мне. Но уверяю тебя, я не собираюсь ими владеть. Они принадлежат тебе по праву, и я намеревалась передать тебе большую часть из того, что дядя Родерик оставляет мне. Мне нужно всего лишь несколько домов в деревне для пожилых людей и отправленных на покой рабочих поместья, а также небольшой дом — тот, что называется Четырехскатным, — для меня. Вот все, что мне нужно. Остальное — твое.
   Николас скривил губы.
   — Ты очень сговорчива, когда тебя загоняют в угол, Кларинда, но я уверяю тебя, что мой вариант гораздо лучше. И я считаю, что споры здесь неуместны.
   — Неужели ты и вправду думаешь, что я соглашусь выйти за тебя замуж? — спросила Кларинда, и теперь в ее голосе сквозила нескрываемая ненависть.
   — Я думаю, что потом ты будешь благодарна мне за это, — сказал Николас, и что-то зловещее прозвучало в его тоне. — Как ты думаешь, Джеральд?
   Кларинда быстро взглянула на джентльмена, будто ждала от него помощи.
   Сэр Джеральд Кеган был мужчиной примерно сорока лет, и Кларинда подумала, что никогда прежде не видела более порочного лица. Под глазами у него были припухшие круги, а его взгляд был столь красноречив, что даже неопытной Кларинде стало понятно, что этот человек погружается в пучину разврата и разложения.
   И она поняла, что помощи от такого человека не дождется.
   — Мисс Верной будет очень замечательная… жена, — сказал сэр Джеральд в ответ на вопрос Николаса. Он помедлил перед тем, как произнести слово «жена», будто думал совсем о другом.
   — Бери свой плащ, Кларинда, — сказал Николас, — мой экипаж уже ждет.
   — Я не поеду с тобой, — сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти, но Николас схватил ее за руку.
   — А теперь послушай, Кларинда, — сказал он. — Сейчас ты поедешь со мной в Пещеры. Я думаю, ты о них уже слышала.
   Он почувствовал, как она напряглась, и увидел внезапный ужас в ее глазах.
   — Когда наше собрание к вечеру завершится, я намереваюсь сделать тебя моей женой, — продолжил он. — Множество молодых женщин, посвященных в тайну нашего общества, не удостоились такой чести.
   Но ты — исключение, потому что являешься наследницей моего отца.
   — Что ты говоришь? — спросила Кларинда тихим испуганным голосом. — Отпусти меня, Николас, ты не должен этого делать.
   — А я сделаю это, — сказал он. — Никто не может лишить меня прав, данных мне от рождения. Нет, Кларинда, я не такой дурак, как вы могли подумать с моим отцом. А теперь тихо пойдем — или ты хочешь, чтобы я лишил тебя чувств? Я думаю, у тебя пропадет охота сопротивляться, когда я волью в твое белое горлышко вот это.
   С этими словами он указал на маленький пузырек, который достал из кармана сэр Джеральд Кеган. Это была черная склянка, в которой аптекари обычно хранят яды. Кларинда тихо вскрикнула от ужаса.
   — Выбирай, что ты хочешь, — сказал он.
   Кларинда почувствовала себя крайне беспомощной. Этого не может быть! Этого не должно произойти! Кто ей поможет? Она вспомнила о том, что лорд Мельбурн собирается приехать на обед, но ведь до этого Николас может уже увезти ее.
   — Выбирай, — сказал Николас резким голосом, потому что она безмолвствовала. — Поедешь ли ты добровольно, или я волью в тебя одурманивающее зелье?
   — Я поеду… не надо… зелья, — запинаясь, произнесла Кларинда. — Я поеду… с тобой.
   — Я так и думал, что ты согласишься, — сказал он с улыбкой триумфатора.
   Он отпустил ее руку, и Кларинда незаметно огляделась вокруг в поисках выхода. Губы Николаев искривились в усмешке.
   — Я очень хорошо бегаю, хотя и не имею хорошей подготовки. И если ты сейчас поднимешь крик — кто придет сюда, кроме старого Бейтса, которого я могу уложить без всяких усилий, или хихикающей экономки, которую я забыл соблазнить в свой прошлый приезд?
   Кларинда чувствовала, что готова закричать, но внутренняя гордость не позволила ей этого сделать.
   Николас получил бы большое удовлетворение, увидев, что она потеряла над собою контроль.
   — Я сказала… что пойду… с тобой, — сказала она. — Я не собираюсь… бежать.
   — Тогда пойдем, — сказал Николас.
   Насмешливым жестом он предложил ей свою руку.
   Она приняла ее и поняла, что ощущали французские аристократы, идя на гильотину.
   Когда они дошли до двери гостиной, Николас сказал:
   — Ты можешь послать человека за своей накидкой.
   Я не могу позволить тебе самой сходить за ней, потому что у тебя могут возникнуть глупые мысли о побеге.
   Они прошли в холл, где у парадной двери стоял Бейтс. Кларинда увидела беспокойство и тревогу на его лице. Она уже была готова с ним заговорить, когда увидела наверху лестницы Розу, свою горничную, которая приехала с ней в Прайори из родного дома.
   Кларинда повысила голос.
   — Роза! — воскликнула она. — Пожалуйста, принеси накидку из моей спальни — ту, что с капюшоном.
   — Хорошо, мисс Кларинда, — ответила Роза.
   В ее голосе послышалась дрожь, и Кларинда поняла, что оттого, что Николасу было запрещено появляться в Прайори, слуги знали, что само его присутствие было грубым нарушением воли хозяина дома.
   Роза вскоре поспешно вернулась с накидкой и подошла к Кларинде, по обе руки которой стояли Николас и сэр Джеральд. Кларинда повернулась к Розе спиной, чтобы та помогла ей одеться, и произнесла:
   — Мои розы плохо держатся, приколи их покрепче.
   Роза стала прикалывать цветы на платье, а Кларинда, улучив момент, когда Николас слегка отвернулся от нее, шепнула:
   — Скажи его светлости о Пещерах.
   После этого, завернувшись в накидку и высоко подняв голову, она прошла через холл к центральной двери и вышла к ожидающему снаружи экипажу. Она будто оцепенела — все происходящее казалось нереальным и было похоже на кошмарный сон.
   Экипаж был большой и роскошный — краем сознания отметила про себя Кларинда. Заднее сиденье было широким, и двое мужчин уселись по обе стороны от. нее. Николас — по правую, сэр Джеральд — по левую.