Картленд Барбара. Неподдельная любовь

   Дальнейших уговоров не потребовалось.
   Лила тотчас поняла — сообщение о тетушкиной смерти появится в голландских газетах. А так как баронесса — англичанка, отчет о ее похоронах напечатают, конечно, «Тайме» и «Морнинг пост».
   Следовательно, этот отчет попадет в руки сэра Роберта, и тот догадается, где она нашла приют.
   — Вы… правы, — едва слышно промолвила она. — Мне… нельзя здесь оставаться.
   Наверное… мне следует вернуться в Англию.
   — Думаю, это было бы разумнее всего, — согласился маркиз. — Надевайте шляпку. Как только вы будете готовы, мы отправимся в Амстердам.
   Лила послушно отправилась за шляпкой.
   Провожая ее взглядом, маркиз осознал, что принял в ней гораздо большее участие, нежели намеревался. И в то же время он не видел возможности изменить нынешнее положение вещей.
   Дело не только в том, что Никлас ван Алнрадт представлял серьезную угрозу для беззащитной девушки. Будучи столь юной, невинной и безыскусной, Лила могла стать жертвой практически любого мужчины!
   Она была не только удивительно красива — природное очарование сочеталось в ней с чистотой и непорочностью, перед которыми, о чем прекрасно знал маркиз, большинство мужчин устоять не могут.
   «Я отвезу ее в Англию, — решил он. — А там у нее наверняка найдутся родственники, которые о ней позаботятся».
   Перед тем как уехать, он собрал всю прислугу и сообщил, что вот-вот должен появиться фургон — или даже два, — предоставленный музеем «Маурицхейс». Служащие музея, которые приедут с ним, заберут на хранение все картины из дома.
   — Пока они не приедут, — строго наказывал им маркиз, — двери дома должны оставаться запертыми. Впустить можно только врача и гробовщика — больше никого. А позднее должен прийти нотариус барона, которого, полагаю, вы знаете в лицо.
   — Мы сделаем все, как вы нам велите, милорд, — пообещала Гертруда.
   Однако маркиз и Лила еще успели убедиться, что картины попадут в надежные руки: ее сундуки как раз укрепляли на крыше кареты, в которой маркиз приехал в Гаагу, когда у дверей дома остановилось два фургона с впряженными в них крепкими лошадками — по две в каждом.
   Подозревая, что у слуг денег может не оказаться, маркиз перед отъездом дал на чай служащим музея, приехавшим за картинами.
   Это не ускользнуло от восхищенного взгляда Лилы: она снова явилась свидетелем его щедрости и внимания к окружающим.
   Кто, кроме него, мог бы так чудесно спасти ее от вороватого Никласа и придумать способ сохранить картины?
   И, что еще важнее, благодаря маркизу она избегнет риска быть обнаруженной отчимом.
   Она содрогнулась при мысли, что сэр Роберт мог неожиданно появиться на похоронах тетушки. Да к тому же привезти с собой этого ужасного мистера Хопторна!
   Пока она наверху надевала шляпку, няня заканчивала собирать их вещи.
   — У меня просто голова кругом идет, скажу я вам, мисс Лила! — призналась старушка.
   — Его милость везет нас на свою яхту, няня, — объяснила ей Лила. — И теперь нам предстоит найти какое-то безопасное место в Англии, где мой отчим нас не найдет!
   — Я надеялась, что мы тут хотя бы месяц-другой будем в безопасности, — тихо проворчала няня.
   — Я тоже на это надеялась, — вздохнула девушка. — Но разве мы могли предположить, что тетя Эдит… больна так серьезно?
   Голос у нее невольно дрогнул, и няня сурово ее одернула.
   — Только не вздумайте себя терзать, мисс Лила! Ваша тетя на небе, она встретилась с вашей матушкой, и они обе не пожелали бы, чтоб вы были бледная, словно привидение. И к тому же джентльмены терпеть не могут женщин, которые готовы себе все глаза выплакать!
   — Я… постараюсь… этого не делать, — прошептала Лила. — Но… все случилось… так неожиданно!
   — Знаю, знаю, — смягчилась няня. — Но, может, все это к лучшему. Мы — англичанки, и нечего нам делать в этих басурманских странах. Нам осталось только придумать, что мы будем делать, когда окажемся в Англии.
   Лиле хотелось напомнить старушке, что это как раз и составляет главную проблему, однако она решила ее не расстраивать.
   К ним явился слуга, чтобы отнести в карету оставшиеся вещи.
   Лила понимала, нехорошо заставлять маркиза дожидаться ее, но все-таки прежде зашла в спальню к тетушке.
   В доме уже побывал гробовщик со своей подручной, которая обмывала покойниц. Они оставили ее в традиционной позе, со скрещенными на груди руками.
   Несколько секунд Лила молча смотрела на тетю, а потом опустилась на колени.
   В своей молитве она просила Бога, чтобы почившая встретилась не только с мужем, которого так любила, но и с сестрой, и с другими родственниками.
   Лила молилась от всей души — а заодно присоединила и небольшую молитву о себе.
   — Пожалуйста, не оставьте меня! — просила она. — Может быть, вам с мамой удастся… помешать отчиму… найти меня… и заставить выйти замуж… за человека, который мне так противен! Помогите мне! Помогите! Я так одинока… И мне очень страшно!
   Молясь, Лила склонила голову и закрыла глаза. И вдруг ей показалось, будто комнату залил яркий свет. Но это были не лучи солнца, а нечто еще более яркое!
   Видение было мимолетным и сразу же исчезло, но Лила обрела уверенность, что ее молитва услышана, и страх ее несколько поутих.
   Она поднялась с колен и сбежала по лестнице.
   Маркиз, любуясь ее светлыми волосами и голубыми глазами, мысленно сравнил ее с богиней весны.
 
   Лила простилась с прислугой, и Гертруда снова расплакалась — пожилой служанке было страшно оставаться без госпожи, а к Лиле она уже успела привязаться.
   Войдя в карету, девушка села на заднее сиденье рядом с маркизом, а няня устроилась напротив них.
   — У моего друга прекрасные лошади, — заметил маркиз. — Наверняка, направляясь из Амстердама в Гаагу, мы поставили рекорд скорости.
   — Мой отец без конца пытался ставить рекорды, когда правил экипажем, — вспомнила Лила. — Но лошади у нас были не очень породистые, так что, боюсь, чаще всего ему приходилось испытывать разочарование.
   Маркиз с огромным воодушевлением начал рассказывать ей о лошадях, которых держал в Кейне, а особенно о жеребце, выигравшем уже несколько стипль-чезов.
   Лила оказалась не просто внимательной слушательницей: она явно неплохо разбиралась в лошадях и с интересом расспрашивала маркиза, причем вопросы ее сделали бы честь многим знатокам-мужчинам.
   Маркизу было доподлинно известно, что светские дамы вроде леди Бертон ездят верхом в парке только потому, что такое времяпрепровождение считается модным. В лошадях же они не разбираются и хотят только одного: чтобы оседланное для них животное было как можно спокойнее и послушней.
   Лила же, несмотря на видимую хрупкость и воздушность, должна прекрасно держаться в седле. А ведь научиться этому может далеко не каждый: для этого нужны как природные способности, так и любовь к животным.
   Маркиз был уверен, что не ошибается в ее способностях.
   Когда разговор о лошадях подошел к концу, Лила перенесла свой восторг на ветряные мельницы.
   Маркиз объяснил ей, как с их помощью регулируется уровень воды в канале, и немало поразился тому, что и эта тема заинтересовала его юную спутницу.
   За беседой дорога показалась обоим совсем недолгой. Они даже не успели заметить, как их карета очутилась на улицах Амстердама и теперь направлялась к Херенграхт-канал.
   Маркиза уже не удивляли восхищенные возгласы Лилы при виде необычайно красивых домов, выстроившихся вдоль канала.
   — Я был уверен, что вы их оцените, — сказал он. — Это самый красивый канал Амстердама. И, по-моему, самый красивый дом на этом канале тот, в котором я пребываю в качестве гостя.
   — Так вы не живете на своей яхте? — спросила Лила.
   — Нет, я остановился у моего друга графа Ганса ван Рейдаля, — ответил маркиз. — Сегодня вы с няней будете ночевать на «Цапле» одни, а завтра мы отплывем в Англию.
   Он заметил, от этих слов по ее лицу пробежала тень. Это еще больше разожгло в нем любопытство: почему она так боится возвращения в Англию?
   Не раз ему приходило в голову, что такой страх мог внушить Лиле какой-то мужчина, но сейчас он поймал себя на мысли, что горит желанием убить того, кто мог испугать это хрупкое и нежное существо.
   Маркиз еще не забыл обуявшую его ярость, когда он увидел, как Никлас ван Алнрадт ударил ее.
   Он пытался убедить себя, что это была вполне естественная реакция любого мужчины при виде избиения женщины, однако в душе понимал — дело не только в этом.
   Карета продолжала катиться вдоль канала, и, когда они проезжали мимо дома графа, маркиз увидел своего друга в дверях.
   Ван Рейдаль был крайне удивлен, что маркиз не один и что карета не остановилась у дома, а покатилась дальше, туда, где стояла на якоре «Цапля».
   Яхта с военно-морским флагом на корме выглядела великолепно.
   Лила завороженно смотрела на судно, не находя слов, чтобы выразить свой восторг, а потом чуть наивно промолвила;
   — Ваша яхта гораздо больше, чем я ожидала. Как это, наверное, приятно — иметь собственную яхту!
   — Я уверен, вам на ней будет удобно, — ответил маркиз.
   Они поднялись на борт; маркиз представил Лилу и няню капитану, одновременно сообщив ему, что утром они отплывают в Англию.
   Потом он показал Лиле салон, который она нашла очень уютным. А напоследок проводил своих гостий вниз, в каюты, отведенные им на время пути.
   — Я впервые попала на яхту, — сказала Лила. — У меня такое чувство, будто я оказалась в волшебном кукольном домике!
   Маркиз рассмеялся.
   Неожиданно он подумал, как забавно было бы показывать Лиле самые разные вещи, которых она никогда еще не видела, и самые разные места, где она не бывала…
   Но тут он одернул себя, напомнив, что все женщины ему неприятны. Сопровождая эту юную девушку — почти девочку — в Англию, он всего лишь выполняет свой долг!
   Когда они вернулись в салон, там оказался граф ван Рейдаль.
   — Я решил проверить, не хочешь ли ты тайком от меня сбежать, Кэрью! — так объяснил он свое присутствие.
   Маркиз иронично улыбнулся — без сомнения, друг последовал за ними из чистого любопытства.
   Представляя его Лиле, он сказал:
   — Граф Ганс ван Рейдаль был наирадушнейшим хозяином дома в течение всего моего пребывания в Голландии.
   Граф протянул Лиле руку.
   — Я слышал, вы гостите у вашей тети, — сказал он. — Так почему вы столь поспешно покидаете Голландию?
   — Этим утром баронесса умерла, — опередил Лилу маркиз. — А мисс Кавендиш была расстроена некими происшествиями, имевшими место во время ее пребывания в Гааге.
   — Мне чрезвычайно грустно это слышать, — извиняющимся тоном произнес граф. — Но еще больше меня огорчает известие о вашем отъезде.
   — Мне тоже жаль уезжать, — ответил маркиз. — Но, если честно, благодаря твоей помощи я приобрел то, ради чего приехал.
   — Ты не так уж много купил, — возразил было граф, но тут же признался; — Дома тебя ждут еще две картины. Я думаю, ты оценишь их по достоинству.
   — Я приду на них посмотреть, — пообещал маркиз.
   В течение всего разговора он не мог отделаться от чувства раздраженности, вызванного тем, что, хотя граф обращался к нему, взгляд его был устремлен на Лилу. Причем у ван Рейдаля был такой вид, словно он не верит своим глазам.
   И, наконец, граф сказал:
   — Я был бы весьма невежлив, если б не пригласил мисс Кавендиш отобедать сегодня с нами. Дело в том, что у меня уже будет некое лицо, которому очень хотелось познакомиться с маркизом, так что ваше присутствие, мисс Кавендиш, украсило бы наше общество.
   Сначала на лице девушки отразилась радость, но потом, словно засомневавшись, приличествует ли ей принять такое приглашение, она устремила вопросительный взгляд на маркиза.
   Без всяких слов он понял, что Лила боится сделать предосудительный шаг и в то же время ей страшно оставаться одной, без защиты, которую обеспечило бы его присутствие.
   — По-моему, это прекрасная мысль, Ганс!
   Может быть, ты пришлешь свою карету за мисс Кавендиш за четверть часа до обеда?
   — Именно это я и хотел предложить, — с укоризной в голосе ответил граф: мол, к чему излишнее указание на то, как ему следует себя вести. А потом, повернувшись к Лиле, он сказал уже совершенно другим тоном:
   — Пожалуйста, пообедайте со мной! Я хочу показать вам мои картины, но должен предупредить вас: ни одна из них не может соперничать красотой с вами!
   Маркиза покоробило от того, что граф отпустил Лиле комплимент, который больше подходил для флирта с гораздо более опытной женщиной.
   Стараясь не выдать своих чувств, он направился к выходу.
   — Пошли, Ганс, — сказал он. — Мне нужно успеть до обеда как следует рассмотреть картины, которые ты для меня приготовил. Ты ведь не устаешь твердить мне, что при покупке картин спешить не следует!
   Между тем граф успел завладеть пальцами Лилы.
   — Я буду считать минуты до нашей новой встречи! — галантно произнес он, поднося ее руку к губам.
   Лила покраснела, когда граф на секунду прикоснулся к ее нежной коже.
   Однако учтивость не позволила ван Рейдалю задержаться подле очаровательной гостьи своего друга, и он вынужден был последовать за маркизом; тот уже садился в карету, которую кучер успел развернуть в обратном направлении.
   Когда карета тронулась, маркиз довольно резко заметил:
   — Мисс Кавендиш слишком молода и неопытна. Ты рискуешь испугать ее, Ганс!
   — Испугать? — удивленно переспросил граф. — Мне еще не встречались женщины, которых пугали бы комплименты.
   — Тогда я должен предупредить тебя, что мисс Кавендиш испугать очень легко.
   Его интонация была столь агрессивной, что граф посмотрел на него с искренним изумлением. А потом вдруг весело рассмеялся.
   — Так вот откуда ветер дует! — воскликнул он. — Дело дошло уже до объявления «Руки прочь!». Извини, Кэрью, но я поверил, когда ты сказал мне, будто женщины тебе надоели!
   — Дело вовсе не в этом! — буркнул маркиз. — Я просто выполняю свой долг по отношению к соотечественнице, оказавшейся в затруднительном положении.
   — По-моему, «долг» — неподходящее слово, когда речь идет об этом ослепительном создании! — ничуть не смутившись, парировал граф.
   И маркиз совершенно оторопел, поняв, что пылает гневом на друга, общество которого всегда было ему приятно.
 
   Оставшись на яхте, Лила стала думать, не допустила ли она грубую и непростительную ошибку, согласившись обедать в гостях именно в день смерти тетушки.
   Однако она понимала, что если б осталась на яхте, то чувствовала бы себя донельзя испуганной и одинокой. К тому же ей было бы очень трудно избавиться от тревожных мыслей о том, что она будет делать, вернувшись в Англию.
   «Маркиз такой добрый, — думала она. — Я уверена, следует послушаться его совета и вернуться на родину».
   А еще она решила, что в этом случае тех небольших денег, которые остались у нее с няней, хватит на более длительное время. Ведь теперь в Гааге им пришлось бы платить за жилье!
   Конечно, она совершенно не представляла себе, где можно найти недорогое жилье.
   Лила вспоминала друзей отца и матери, живших в провинции, и прикидывала, удобно ли попросить у кого-нибудь из них убежища.
   Но в то же время ее не оставляло опасение, что, зная о состоятельности сэра Роберта, они сочтут, будто она просто капризничает.
   А многие, кто не знал ни сэра Роберта, ни мистера Хопторна, решили бы, что она проявляет неблагодарность, отказываясь пойти навстречу пожеланиям отчима.
   — Что мы можем предпринять, няня? — спросила она, готовясь к визиту.
   Она уже успела вымыться и теперь надевала свое любимое вечернее платье.
   — Хотела бы я знать, милочка, — со вздохом ответила та. — Я ломаю над этим голову с той минуты, как мы уехали из дома вашей тети. Но пока я так и не придумала, где мы были бы в безопасности.
   — Но такое место должно найтись! — жалобно воскликнула Лила.
   — Будем уповать на Господа, — молвила старушка. — Может, у его милости найдется домик, где никто нас не отыщет.
   У Лилы даже загорелись глаза.
   — Какая прекрасная мысль, няня! — обрадовалась она. — Странно, что мне самой это не пришло в голову!
   Но в то же время Лила понимала, как неловко было бы навязываться маркизу, который и без того сделал для нее очень много. А еще она чувствовала, что этот вопрос не следует обсуждать с ним до тех пор, пока они не окажутся в Англии.
 
   Карета графа, ожидавшая у яхты, отвезла Лилу к его дому, который оказался совсем рядом.
   Когда девушка вышла из кареты, в дверях дома ее встретил маркиз.
   — В отличие от большинства женщин вы очень пунктуальны! — заметил он.
   — Моя мама всегда говорила, что опаздывать невежливо… И потом — я ужасно проголодалась! — разоткровенничалась Лила.
   Маркиз весело рассмеялся.
   Он провел ее в гостиную, где уже находилась гостья, которую граф пригласил специально для того, чтобы познакомить со своим другом.
   Ею оказалась обаятельная француженка, жена некоего голландского дипломата, который уехал по делам в Германию. Она была не очень красива, но обладала типичным для многих француженок шармом.
   Ее наряд отличался элегантностью — с первого взгляда можно было безошибочно определить, что он куплен в Париже.
   Разговаривая с каким бы то ни было мужчиной, она непременно прибегала к изысканным приемам с помощью глаз, губ и красноречивых телодвижений.
   Эта искушенная женщина уже приложила старания к тому, чтобы завлечь маркиза, тотчас определив, что граф пригласил ее именно ради этого.
   Когда появилась Лила, граф и маркиз были покорены очарованием юности. С ней в гостиную словно ворвался луч солнца.
   Лила с нескрываемым восхищением наблюдала за виконтессой. По наивности она не догадывалась, что в каждом ее слове кроется двусмысленность.
   Маркиз улыбнулся, подумав, что взгляды мужчин будут прикованы именно к Лиле, несмотря на все уловки более зрелой дамы, опытной в искусстве обольщения.
   Все были словоохотливы и много смеялись, и хотя Лила не всегда понимала, о чем говорили остальные, она чувствовала себя счастливой, потому что рядом находился маркиз.
   На какое-то время она забыла о своем страхе перед будущим.
   После обеда все снова перешли в гостиную, следуя французскому обычаю, по которому мужчины не задерживались за столом после ухода дам, чтобы выпить портвейна.
   Маркиз как бы между прочим спросил у Лилы:
   — Интересно, нет ли среди ваших талантов и музыкального? Вы играете на пианино?
   — Немного, — скромно ответила она.
   — Тогда предлагаю вам испытать свои силы на этом внушительном рояле.
   В углу стоял действительно прекрасный инструмент.
   Граф сказал, что получил его в подарок от матери, хотя сам почти никогда за него не садится, предоставляя это право своим гостям.
   Лила легко пробежала пальцами по клавишам, и маркиз сразу же понял, что не ошибся: она разбирается не только в живописи, но и в музыке.
   За его просьбой поиграть крылось желание избавить Лилу от ощущения неловкости: он не сомневался, что она была далека от смысла разговоров, которые велись за столом.
   Его ничуть не удивило, что в гостиной виконтесса села рядом с ним.
   Она флиртовала, умело играя голосом и мимикой, и до своего разочарования в женщинах он нашел бы ее в высшей степени обольстительной.
   Но теперь его крайне раздражал граф, усевшийся рядом с роялем и не спускавший с Лилы восхищенного взгляда.
   На лице ван Рейдаля было ясно написано, что он испытывает к Лиле.
   «Дьявольщина, почему он не оставит девушку в покое! Она слишком юна!» — возмущался маркиз.
   Вскоре он поймал на себе недовольный взгляд виконтессы: она была обижена тем, что он не слушает ее.
   Лила сыграла сперва ноктюрн Шопена, потом несколько романтических вальсов Штрауса.
   Играя хорошо знакомые вещи, она думала о том, как красив маркиз, и с невольным любопытством смотрела на виконтессу, пытаясь угадать, о чем она может ему говорить.
   Лила решила, что француженка относится к числу женщин, которые должны занимать маркиза, и что ему, наверное, очень скучно с такой простушкой, как она. Он был добр к ней только потому, что она — англичанка, соотечественница, оказавшаяся в затруднительном положении.
   «Он не только красив и знатен, — рассуждала девушка, — он еще необыкновенно умен! Конечно, он находит меня неинтересной, ведь я не разбираюсь в тех вещах, которые увлекают его, если не считать лошадей и картин».
   Лила и сама не смогла бы объяснить, почему ей стало вдруг невыносимо грустно. Она решила, что просто страшно устала.
   Позади был очень тяжелый день.
   Когда она переодевалась к обеду, няня в ужасе вскрикнула, увидев огромный синяк у нее на плече — результат бесчинства Никласа. В тот момент он был ярко-багровый, а теперь, наверное, постепенно синел.
   Она могла только радоваться тому, что все-таки успела увернуться: ведь Никлас хотел ударить ее кулаком в лицо! Однако плечо болело все сильнее, так что даже играть на рояле становилось трудно.
   Закончив очередную пьесу, она немного неуверенно встала из-за инструмента.
   — Пожалуйста, поиграйте еще! — взмолился граф. — Я очарован вашим исполнением не меньше, чем вашей красотой!
   Он говорил очень тихо, так что ни маркиз, ни виконтесса не могли услышать его слов. Но Лила отошла от рояля и обратилась к маркизу:
   — Пожалуйста… вечер был… чудесный, однако… наверное, мне лучше… вернуться на яхту.
   Маркиз сразу же поднялся.
   — Разумеется, вы правы. Я знаю, вы очень устали. Я отвезу вас обратно.
   — Нет-нет… пожалуйста, не беспокойтесь…
   Я вполне могу уехать одна! — смущенно возразила Лила.
   Не обращая внимания на ее протесты, маркиз спросил у графа:
   — Твоя карета ждет, Ганс?
   — Конечно!
   Лила попрощалась с виконтессой, а потом очень мило поблагодарила графа за возможность побывать у него дома.
   — Я постараюсь завтра снова увидеть вас — если только его милость не умчит вас в Англию! — пообещал граф.
   Подойдя к ней ближе, он прибавил:
   — Я никогда не смогу вас забыть. Надеюсь, вы разрешите мне навестить вас, когда я в следующий раз буду в Англии.
   — Спасибо… — пролепетала Лила, сознавая, что не может дать графу адреса, по которому тот нашел бы ее.
   Она направилась к двери, и маркиз последовал за ней.
   — Мне… не хотелось бы… отрывать вас от друзей, — тихо сказала она ему уже в холле. — Я могу… ехать одна.
   — Я еду с вами! — твердо заявил маркиз.
   Он взял ее накидку у лакея и набросил ей на плечи, а затем помог спуститься по лестнице и сесть в карету.
   Лила с удивлением отметила, что от прикосновения его руки по ее телу пробежал странный трепет.
   Когда карета повезла их к стоявшей поблизости яхте, ей вдруг захотелось, чтобы дорога была длинной — такой же длинной, как путь из Гааги в Амстердам.
   Ей хотелось говорить с маркизом так, как они разговаривали днем — и чего не могли сделать вечером, в присутствии графа и виконтессы.
   Лила не понимала своих чувств, она только знала, что ей приятно его присутствие и хочется подольше быть с ним.
   «Цапля» представляла собой романтическую картину.
   Огни яхты отражались в темной воде канала, а лунный свет пробивался сквозь листву деревьев на набережной.
   Выходя из кареты, Лила думала, что маркиз попрощается с ней и она поднимется на борт одна, однако он сказал кучеру:
   — Обратно я пойду пешком, можешь не дожидаться.
   При мысли о том, что он побудет рядом еще какое-то время, у нее радостно затрепетало сердце.
   Лила подняла голову и умоляюще посмотрела на маркиза.
   Эта юная красавица, стоящая перед ним под звездами, освещенная огнями яхты, была прекраснее всех картин на свете. Ни один художник не смог бы передать ее одухотворенную красоту!
   Долгие секунды они стояли неподвижно, глядя друг на друга, и казалось, лунный свет произносит за них те слова, которые они не решаются сказать.
   А потом Лила заставила себя повернуться и, поднявшись на борт яхты, вошла в салон.
   Маркиз следовал за ней.
   — День у вас был долгий и трудный. И мне хотелось сказать вам, что вы держались необычайно мужественно. Я уверен, ваш отец гордился бы вами.
   От его доброты Лила так растрогалась, что на глаза навернулись слезы.
   Она очень тихо ответила:
   — Вы… сказали мне… необыкновенно важные слова. И… я знаю… папа был бы благодарен вам… за то, что вы… так добры ко мне!
   Маркиз сел в уютное кресло.
   Увидев, что он не собирается сразу уходить, Лила устроилась поблизости, сбросив накидку.
   Вечернее платье, купленное во Флоренции, очень ей шло, оно выгодно оттеняло юную свежесть ее лица. А еще оно подчеркивало стройность ее фигуры, высокую грудь и тонкую талию.
   Немного помолчав, маркиз сказал:
   — Я много думал о том, что делать с вами, когда мы вернемся в Англию, Лила.
   — Со… со мной будет все в порядке! — поспешно заявила она.
   Девушка твердо решила: она ни за что не станет для него обузой.
   — О чем вы думали сегодня вечером, — неожиданно спросил он, — когда граф осыпал вас комплиментами и заставлял смущаться?
   — Когда я… гостила дома у своих одноклассниц… их братья иногда… делали мне комплименты… Но они были итальянцы… поэтому их слова… казались мне… неискренними.
   — И вы посчитали, что граф тоже был неискренним? — строго спросил маркиз.
   Лила задумалась над ответом.