— «Все это стало просто смешным», — подумал Сильваниус. Но возвращение назад только еще больше ухудшило бы ситуацию.
   В конце концов, когда лошади остановились перед дверями замка, герцог ощущал себя идущим на эшафот.
   Винить, кроме себя, было некого, но от этого ему не стало лучше. И поэтому, выходя из фаэтона, он выглядел весьма хмурым, идя навстречу ожидавшему его у дверей герцогу Норталертону.
   — Добро пожаловать, мой дорогой Линчестер! — добродушно приветствовал его герцог. — Как приятно видеть вас здесь после стольких лет ссоры между нашими семьями.
   Они пожали друг другу руки и прошли в гостиную, где их ждала герцогиня.
   Герцог Линчестер не знал, что перед его приходом в доме разразилась гроза.
   Герцог, как и обещал, вернулся в гостиную в три часа, где застал только свою жену.
   — Где Каролина? — спросил он резко.
   — Я только что послала наверх напомнить ей о времени, — ответила герцогиня.
   Она отвечала рассеянно, так как думала в это время о рассаде новых редких сортов лилий, оставленных ею в саду, которые необходимо было высадить в землю прежде, чем пойдет дождь.
   Старший садовник, который был уже настолько стар и опытен, что превратился в пророка, сказал ей задумчиво утром:
   — Вашей светлости необходимо поторопиться — скоро будет дождь. Я это чувствую по ломоте в костях. А слишком много воды так же плохо, как и слишком мало.
   Герцогиня согласилась с ним. Но, как она ни торопилась с высадкой лилий, а она никому не доверяла свои драгоценные цветы, ей удалось справиться лишь с четвертью тех растений, которые ожидали в ящике своей очереди.
   Ее мысли были далеки настолько, насколько были далеки от гостиной невысаженные цветы, когда она наконец заметила, что муж раздраженно ходит из угла в угол, как тигр в клетке.
   — Не ворчи, Артур, — сказала она, — Каролина пунктуальная девочка и не заставит себя ждать.
   — Пунктуальная? Пунктуальная? — взревел герцог. — Уже десять минут четвертого! Когда я говорю три часа, я имею в виду три часа, Элизабет!
   — Да, Артур.
   Герцог вышел из гостиной и обратился к первому попавшемуся слуге.
   — Пошлите служанку к леди Каролине и скажите, что я ее здесь жду! — приказал он.
   Когда герцог отдавал это распоряжение слуге, он увидел одну из горничных, спускающуюся со второго этажа, и подумал, что она сообщит ему, что происходит с его дочерью.
   — В чем дело? Где леди Каролина? Служанка опустила глаза к полу.
   — Леди извиняется, ваша светлость, у нее болит голова.
   — Голова, — рассвирепел герцог. — Что ты имеешь в виду? Немедленно отправляйся к леди Каролине и скажи ей, что, болит у нее голова или нет — она должна спуститься немедленно!
   Служанка побежала выполнять приказание, а герцог вернулся в гостиную.
   — Каролина сказала, что у нее болит голова, — сказал он враждебно, как будто в этом была вина герцогини.
   — Она жаловалась на это еще во время завтрака, если ты помнишь.
   — Это все нервы. Только нервы! Все женщины одинаковы: они всегда устраивают истерики, когда речь идет о чем-нибудь важном.
   — Мне кажется, Артур, Каролина вела себя очень хорошо, — сказала герцогиня. — Несмотря ни на что, она даже не возразила, когда ты ей сообщил, что она должна выйти замуж за герцога, хотя она любит Эдварда.
   Герцог отмахнулся от нее, как бы говоря, что он не желает затевать разговор на эту тему.
   — Эй! — закричал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Сколько можно передавать мои слова леди!
   Однако ему пришлось прождать еще несколько минут, прежде чем ему сообщили, что леди Эльфа делает все возможное, чтобы помочь сестре, но старшей дочери он пока так и не увидел.
   В результате уже к половине четвертого герцог готов был разнести все вокруг.
   — Иди наверх и поговори с этой чертовой девчонкой! — кричал он жене. — В конце концов, это твоя дочь!
   — И твоя, Артур, — ответила герцогиня тихо.
   — Хорошо, я пойду сам, — заорал герцог.
   Он бросился вверх по лестнице, и Эльфа услышала его шаги.
   — Папа идет! — вскрикнула она. — Теперь твой вы — , ход, Каролина, и помни, что ты делаешь это для Эдварда.
   — Нет… папа… — в ужасе пробормотала Каролина, но Эльфа уже выскользнула из комнаты сестры в свою спальню.
   Перед спальней дочери герцог замедлил свои тяжелые шаги. Постучав в дверь, он тут же открыл ее.
   — Я велел тебе спуститься… — начал он. Затем увидел дочь, лежащую в постели в одной сорочке с мокрым платком на лбу.
   — Ты не одета! — воскликнул он.
   — Я… больна… папа.
   Она еле говорила, настолько была напугана. Хотя она знала, что отец любит ее, и сама любила его, но считала его чересчур властным, если не сказать диктатором. Она также знала, что, если он что-нибудь решил, вся семья должна этому подчиняться, даже если от этого страдали все остальные.
   Герцог подошел к кровати.
   — Что с тобой? — спросил он. — Сейчас не время для фокусов!
   Он застыл в ожидании ответа, и Каролина после долгого молчания, не смея открыть глаза, прошептала:
   — Это… моя… голова.
   Увидев темные круги под ее глазами, герцог смутился. Он вдруг подумал, что, если он заставит ее, она, конечно, спустится, но, как бы прекрасна она ни была, сейчас она выглядит не столь привлекательной. И Линчестер может усомниться в своем, и так не слишком сильном, желании жениться на ней.
   Герцог знал о многочисленных любовных приключениях молодого соседа и, хотя не ожидал от него, что тот будет верен своей будущей жене, все же искренне надеялся, что тот будет поражен красотой его дочери и рано или поздно полюбит ее.
   Герцог был светским человеком и прекрасно знал, что большинство аристократических браков заключаются по материальным соображениям, но считал, что браки легче устраивать, когда обе стороны испытывают чувства друг к другу.
   Он сам восхищался своей старшей дочерью и поэтому не мог себе представить, что какой-либо молодой человек мог остаться равнодушным к ее красоте.
   Его вдруг поразила мысль, что Линчестер не будет слишком оскорблен, если их встреча с Каролиной немного отложится. Это может даже внести некоторую пикантность в их отношения, которой пока не хватает.
   Вслух он произнес:
   — Я даже представить себе не мог, что ты заболеешь в столь неподходящее время, но мне не хочется, чтобы твой жених впервые увидел тебя в таком виде, и я приглашу его завтра на ужин. К этому времени, надеюсь, ты будешь на ногах.
   — Я… постараюсь… папа, — дрожащим голосом произнесла Каролина.
   — Надеюсь.
   Резкость слов герцога контрастировала с нежностью в его глазах. Эта двойственность раздражала его, и он сильно хлопнул дверью, выходя из комнаты.
   Эльфа слышала, как он вышел из спальни, и, когда его шаги затихли вдали, бросилась к Каролине.
   — Умница! — одобрила она. — Ты убедила папу, и теперь все должно получиться.
   Каролина уселась на кровати и сняла со лба платок.
   — Он сказал, что собирается пригласить герцога на ужин завтра, — чуть слышно прошептала она. Эльфа глубоко вздохнула.
   — К этому времени, если все не сорвется, он уже попросит моей руки.
   Каролина всхлипнула:
   — Ах, Эльфа, а вдруг он не сделает этого? Что мы… будем делать тогда?
   — Нам остается только надеяться, что он сдержит свое слово, — ответила Эльфа.
 
   Герцогиня с некоторым вызовом смотрела на герцога Линчестера.
   Она тоже видела его раньше издалека во время охоты и находила весьма красивым. Он сидел напротив нее с вежливо-холодным видом, который казался ей несколько высокомерным.
   Она знала от своего мужа, как высоко герцоги оценивают себя, и была наслышана, что Линчестеры в этом далеко не из последних.
   Элизабет Норталертон полюбила своего мужа после того, как они уже поженились, но ей часто приходило в голову, что если бы она вышла замуж за обыкновенного фермера, который бы так же, как и она, интересовался садоводством, то была бы по-человечески более счастлива. Та жизнь, которую она была вынуждена вести согласно своему положению, тяготила ее.
   — Мне много рассказывали, ваша светлость, о великолепии вашего сада, — неожиданно сказал герцог Линчестер. — Я также слышал, что все это достигнуто благодаря вашим трудам и заботам.
   Глаза герцогини заблестели — она почувствовала себя весьма польщенной.
   Она ведь не знала, что о ее саде Сильваниусу рассказал Гарри Шелдон, которому в свою очередь все это поведала собственная мать, также увлекающаяся садоводством.
   — Я уверена, что сады Честер-хауза очень красивы, — вежливо ответила герцогиня, — и мне хотелось бы посмотреть их.
   — Это теперь легко будет сделать, но я боюсь, что они не настолько совершенны, как мне хотелось бы, а, как прекрасно знает ваша светлость, любые усовершенствования требуют времени.
   — Именно так, — улыбнулась герцогиня.
   В то время как Сильваниус Линчестер говорил, она подумала, что ее мнение о нем полностью изменилось: она была уверена, что мужчина, который любит сад, будет хорошим мужем.
   Ее супруг заговорил, тщательно подбирая слова, и Элизабет с пониманием посмотрела на него.
   — Боюсь, у нас несколько разочаровывающие новости для вас, Линчестер, — сказал он герцогу. — Моя дочь Каролина, которая с нетерпением ожидала знакомства с вами, к сожалению, слегла с ужасной головной болью. Но ничего серьезного, виновата погода.
   — Я крайне огорчен самочувствием вашей дочери, — ответив герцог, — но в данном случае я прибыл, чтобы увидеть не леди Каролину, а леди Эльфу.
   Если бы в этот момент в гостиной взорвалась бомба, герцог и герцогиня не были бы больше поражены.
   — Эльфу? — воскликнул герцог. — Почему вы пожелали увидеть ее?
   Сильваниус Линчестер постарался ответить как можно спокойнее:
   — Потому что именно леди Эльфе я хотел бы засвидетельствовать свое почтение.
   Герцогу понадобилось время, чтобы обрести голос. Затем он воскликнул:
   — Нет! Нет! Вы ошиблись! Вы хотите жениться на Каролине — моей старшей дочери!
   — У меня нет намерений спорить с вами, Норталертон, но меня интересует именно леди Эльфа.
   Герцогиня никак не могла понять, что происходит, и сидела молча, а герцог, вскочив, повысил голос:
   — Я не понимаю! Когда мы обсуждали этот вопрос, я предложил вам Магнус Крофт в качестве приданого, моей дочери Каролины.
   — Боюсь, что вынужден возразить вам, герцог, — высокомерно заявил Линчестер. — Ваши точные слова были «моей дочери».
   — Честно говоря, я не имел в виду Эльфу, — возразил герцог. — Она ведь только что закончила школьное обучение и еще не была представлена королевскому двору.
   Губы герцога Линчестера растянулись в холодно-вежливую улыбку.
   — Перечисленные обстоятельства не могут служить препятствием для ее замужества.
   — Но Каролина подходит во всех отношениях, — не сдавался герцог Норталертон. — Она украсит наш стол, и на ней фамильные бриллианты засверкают как ни на ком другом.
   Сильваниус Линчестер понял, почему Эльфа говорила о бриллиантах.
   Так или иначе он прекрасно понимал состояние герцога Норталертона, потому что сам находился почти в аналогичном.
   Затем, сознавая, что говорит о весьма деликатной вещи, медленно и тихо произнес:
   — Насколько я знаю, сердце леди Каролины уже занято.
   Его слова вновь произвели аффект изорвавшейся бомбы. Воцарилось молчание. Казалось, ни герцог, ни герцогиня не могут найти нужных слои.
   Наконец герцог Норталертон заговорил:
   — Кто сказал вам это?
   Вопрос прозвучал весьма резко, но герцог Линчестер только пожал плечами.
   — Слухами, как вы знаете, земля полнится. Как только герцогиня почувствовала, что может наконец вставить слово в разговор двух мужчин, она торопливо сказала:
   — Я уверена, что, если ваша светлость действительно хочет жениться на Эльфе, мой муж будет только счастлив дать нашей младшей дочери свое благословение.
   Она посмотрела на герцога, который все еще стоял с выражением крайнего изумления на лице.
   — Я полагаю, Артур, ты должен послать за Эльфой. Она где-то в доме.
   Не говоря ни слова, ошеломленный герцог повернулся и как загипнотизированный пошел к двери.
   Герцогиня посмотрела на Линчестера, и на этот раз В ее глазах было выражение благодарности.
   — Эльфа, конечно, еще очень молода, — сказала она. — Она во многих отношениях весьма отличается от Каролины, и мой муж не понимает ее. Она очень чувствительная девушка.
   Герцог чуть не сказал ей, что сам думает точно так же, но вовремя вспомнил, что он не должен показывать вида, что уже встречался с Эльфой.
   — Я хотел бы познакомиться с леди Эльфой, — сказал он твердо.
   Герцогиня вздохнула. Она сочла, что сделала все необходимое в подобной ситуации для своей старшей дочери.
   Она знала, что ее младшая дочь сильно отличается не только от Каролины, но и от всех других людей. Настолько, что даже мать не понимала ее.
   Даже когда она была младенцем. Эльфа не желала лежать в колыбели и никогда не капризничала, как другие дети.
   Артур называл ее «чэнджелинг», и, возможно, он был прав — настоящий эльф, который по ошибке оказался среди смертных, в то время как она была существом из мира волшебства и сказок.
   Герцогиня опомнилась: то, о чем она думала, было смешно — ведь если ребенок и отличается от других, в этом вина только родителей и никого больше.
   Артур души не чаял в Каролине, потому что она была очень красивой, а герцогиня, если уж говорить правду, знала, что любит сыновей намного больше, чем дочерей.
   Герцог вернулся в гостиную.
   — Я послал за Эльфой. И надеюсь, что вы, ваша светлость, не будете разочарованы своим выбором.
   В его голосе звучали такое разочарование и обида, что герцог Линчестер не сдержал улыбки.
 
   — Спасибо вам! Огромное спасибо! — благодарно воскликнула Эльфа.
   Им предложили прогуляться по саду, чтобы герцог мог наедине высказать ей свое формальное почтение.
   Когда они спустились с террасы на газон, герцог с удивлением отметил, что смотрит на девушку с интересом.
   Она сменила свой костюм для верховой езды на зеленое платье, которое очень хорошо гармонировало с зеленым покровом земли, и выглядела, как ему подумалось, еще больше похожей на эльфа, чем при их первой встрече.
   Он не мог знать, что Эльфа впервые надела одно из платьев, которые были приготовлены для поездки в Лондон, где она должна быть представлена королевскому двору.
   Для дебютантки при дворе полагался белый цвет. Но если Каролина в нем смотрелась как ангел, то для Эльфы он не подходил.
   Герцогиня была слишком занята своим садом, чтобы волноваться о том, что носят ее дочери, и поэтому в выборе нарядов у них было больше свободы, чем у других их сверстниц, которые находились под неусыпным вниманием своих матушек.
   Если для Каролины почти все платья заказывались у лучших портных в Лондоне, то Эльфа, за исключением этого платья и еще одного, которые были сшиты специально для представления ко двору, вынуждена была довольствоваться трудами проворных пальцев миссис Бэнкс, которая была портнихой семейства Норталертонов в Тауэрсе.
   За долгие годы работы она приобрела большую сноровку в копировании моделей из «Журнала для дам»и платьев леди, которые появлялись в их доме. Она проникала в их комнаты, когда знала, что те находятся за столом или в саду, рассматривала их наряд и потом рассказывала о своих открытиях Каролине или Эльфе.
   — У ее светлости, госпожа, прекрасное платье из Парижа, — сообщила она Эльфе три месяца назад, — скроенное самим Бортом, и, если вы достанете подходящий материал, я сошью для вас такое же, как будто вы в нем родились.
   Когда Эльфа увидела это платье, она поняла, что миссис Бэнкс была права.
   У Эльфы настолько хорошо было развито воображение, что она легко уловила вдохновение, которое водило рукой Ворта при создании этого платья. Она послала слуг в Лондон за шелком, атласом и тюлем не только для этого наряда, но и для копирования других платьев, увиденных портнихой у этой гостьи.
   Вечернее платье, которое на ней было сейчас, представляло собой хорошую имитацию творения Ворта. Оно волнами опоясывало ее стройную фигуру, в отличие от облегающих, платьев, которые заказывала ей мать. Герцог подумал, что девушка удивительно вписывается в обстановку сада.
   А когда она произнесла несколько любезных фраз голосом, в котором звучала неподдельная искренность, он поймал себя на том, что размышляет о ее странного цвета волосах, которые совсем не нуждаются в драгоценных камнях, чтобы обратить на себя внимание.
   — Я никогда не думал, что меня будут благодарить за то, что я не сделал женщине предложение, — цинично заметил он.
   — Я поблагодарю вас, — сказала Эльфа, — когда вы сделаете его мне.
   — Вы хотите формального предложения? — спросил он.
   — Ну конечно! — улыбнулась Эльфа. — Ведь я должна записать что-то интересное сегодня в свой дневник. Герцог гневно посмотрел на нее.
   — Мне кажется, что вы смеетесь надо мной, а это как раз то, чего вам решительно не следует делать.
   — Почему? — удивилась Эльфа. — Если бы вы знали, какой переполох наделал ваш визит, вы бы тоже смеялись от всей души.
   — У вашей сестры действительно сильная головная боль?
   — Нет, конечно, нет! Она была неописуемо счастлива, когда я ей сообщила, что вы с пониманием отнеслись к моим словам, и я даже испугалась, что папа заподозрит неладное.
   — Я нахожу все это недостойным, — уныло сказал Сильваниус.
   — Я не вижу, в чем вы можете себя укорять, — возразила Эльфа. — В конце концов вас интересовало только поместье Магнус Крофт, и вы его получили.
   — И вдобавок своенравную жену! — добавил он.
   — Я предупреждала вас, что я не из самых кротких девушек.
   — Но вы пообещали мне, что сделаете все, чтобы стать мне хорошей женой, — сказал он и увидел, как искры сверкнули в ее глазах, но не понял, что бы это значило.
   — Я действительно сделаю все, что смогу, — сказала она задумчиво, — но вам придется рассказать мне подробно, какой я, по вашему мнению, должна быть на ваших приемах в качестве хозяйки. И, по правде сказать, мне всегда хотелось быть приглашенной на один из них. Говорят, они гораздо интереснее, чем те, что бывают в нашем доме.
   — Что вы хотите знать о моих приемах? — резко спросил герцог.
   — Только то, что шокировало мою маму и что означает, что они проходят весьма весело! Герцог рассмеялся.
   — Какое разочарование! Если вы вновь будете мне пересказывать сплетни стареющих матрон, я вынужден буду сообщить вам, что большинство жителей провинции — стары, помпезны, скучны и крайне глупы!
   Герцог неожиданно рассмеялся, прежде чем сказать:
   — Я полагаю, Эльфа, что, если это то, что нас ждет в провинции, — нам лучше развлекаться в Лондоне. Она ничего не ответила, и он спросил:
   — О чем вы думаете?
   — Я лишь подумала, что, раз уж вы называете меня по имени, мне тоже надо знать, как вас зовут.
   — Генри Фредерик Сильваниус, — ответил он, — но, так же как и вас, меня все зовут по последнему имени.
   Он заметил, что после этих слов Эльфа странно посмотрела на него.
   — Сильваниус! — воскликнула она.
   — Да. А что в этом плохого?
   — Это имя духа деревьев.
   — Вы знаете это?
   — Ну конечно! Ведь деревья значат для меня так много, а Сильваниус — очень важное божество, и я весьма почитаю его.
   Она говорила так вдохновенно, что герцог с удивлением посмотрел на нее.
   — Должен признаться, я никогда не думал об этом всерьез. Вообще-то моя первая гувернантка учила меня древней мифологии, но, учась в Оксфорде, я считал древнегреческий слишком сложным языком.
   — Как вы могли? Я всегда мечтала выучить его, но папа считал, что для женщины он совершенно необязателен. Вообще-то Сильваниус — бог древнеримского пантеона, но большинство их богов были заимствованы из Древней Греции.
   Удивление Эльфы его невежеством было настолько очевидным, что он холодно сказал:
   — Возможно, вы сможете отдаться этому увлечению после замужества.
   — Я всегда мечтала о двух вещах, — ответила она, — выучить древнегреческий и путешествовать.
   — В Грецию, я полагаю?
   — И туда, конечно. Но больше всего мне хотелось бы поехать на Кавказ, где, как мне кажется, деревья самые высокие и красивые в мире.
   Она говорила так мечтательно и увлеченно, что, казалось, забыла, где и с кем находится.
   — Я думаю, что в ближайшее время вряд ли удается посетить Кавказ, — сказал герцог, — но, если вы настолько любите леса, я могу предложить вам Австрию и, конечно, Черный лес.
   Эльфа издала какой-то испуганный возглас, а затем, словно вернувшись на землю, сказала:
   — Я уверена, что эти места будут скучны для вашей светлости, но надеюсь, что в вашем поместье деревья ничуть не хуже, чем у нас.
   — Мне не приходило в голову сравнивать наши леса, но, конечно, я уверен, что мои более красивые.
   Она улыбнулась»и он снова имел возможность полюбоваться ямочками на ее щеках.
   — Впредь я буду думать, прежде чем сказать вам, правы вы или нет.
   — Если вы тактичная женщина, каковую я только и вижу в качестве своей жены, вы, конечно, будете говорить, что я прав, даже когда будете считать, что это не так, — с усмешкой сказал Сильваниус.
   — Мне не кажется, что вы действительно этого хотите. Вы представляетесь мне настоящим мужчиной, которого не пугают споры, препятствия и даже сражения, чтобы отстоять свою точку зрения.
   Пораженный герцог уставился на нее.
   — Что заставляет вас так думать?
   Ей показалось, что она и так уже слишком много сказала и даже выдала секрет. Поэтому она быстро ответила:
   — Мне просто… так кажется.
   — Теперь вы говорите не правду. Что вы обо мне слышали такое, что заставило вас думать именно так? — настаивал герцог.
   — Я не слышала… ничего особенного.
   — Но, а все-таки, что же вы слышали? На ее лице отразилось сомнение, и ему показалось, что она размышляет, можно ли ему доверять или нет. Он потребовал:
   — Скажите мне. Эльфа. Я желаю это знать. Она посмотрела на него своими ясными детскими глазами. Но в этих глазах была такая глубокая мысль, что он понял, как далеко ушло ее сознание от детства.
   — Могу ли я… сказать, — ответила она через минуту, — что мне подсказала это моя душа?
   — Вы хотите сказать, что вы понимаете меня душой?
   — Да, я знаю… какой вы! — загадочно ответила Эльфа.
   — Откуда?
   — Иногда я очень хорошо понимаю… людей. Я не могу этого объяснить… но я никогда не ошибаюсь. Герцог был заинтригован.
   — Что же вы знаете обо мне?
   — Пока ничего особенного. Все мои знания приходят мне в голову как озарения. Это так, и я ничего не могу поделать с этим.
   Герцог подумал, что это очень странная беседа, с кем бы она ни велась, не говоря уже о молодой девушке, которую он видит всего второй раз в жизни.
   — Мне кажется, — сказал он, — нам следует вернуться в дом. Мы достаточно долго гуляли, чтобы я успел сделать вам предложение, а вы ответили на него согласием.
   — Кажется, я разболталась. Но я обязательно запишу ваши последние слова в свой дневник.
   — Вы действительно ведете дневник?
   — Нет… не совсем дневник.
   — А что же?
   — Я иногда пишу стихи, — задумчиво сказала она, — и записываю мысли и изречения, которые мне кажутся… интересными.
   — Полагаю, что это именно то, чем, как полагают люди, занимаются эльфы, — заметил герцог.
   Он рассмеялся, удивляясь нелепости своих слов.
   — Я не писал стихов с восемнадцати лет, когда впервые влюбился.
   — Какая она была?
   — Она играла Джульетту в заезжей труппе в Оксфорде, и мне казалось, что она самая прекрасная женщина, какую мне когда-либо доводилось встречать. Я целую неделю каждый вечер ходил на все спектакли, прежде чем решился зайти в ее гримерную.
   — И что же произошло затем?
   — То, что неизбежно происходит в жизни, — ответил герцог. — Я был разочарован.
   — Почему?
   — Она была очень опытной актрисой, но ей уже было под сорок, что без грима сразу бросалось в глаза.
   — И вы порвали свои стихи, хотя так и не смогли их изгнать из сердца.
   Герцог чуть было не спросил ее, откуда она это знает, но сдержался, решив, что и так слишком раскрылся.
   — Я уже забыл, насколько глуп был тогда. Вскоре я утопил в вине все свои печали.
   Во время своего рассказа Сильваниус видел по выражению ее лица, что она не верит ему. И сам не понимал, почему это задело его.
   Они вернулись в дом через террасу.
   Герцог с герцогиней ждали их в гостиной. Эльфа была уверена, что вплоть до их с Линчестером возвращения родители отчаянно ссорились.
   Она прекрасно знала причину этой ссоры, о чем красноречиво свидетельствовало глубокое разочарование в глазах отца после того, как герцог сообщил ее родителям о том, что их младшая дочь дала свое согласие стать его женой.
   — В выходные я устраиваю прием. Затем мне необходимо вернуться в Лондон, но, надеюсь, вскоре мы увидимся вновь.
   — Предпочитаете ли вы, чтобы объявление в газеты дал я? — спросил герцог Норталертон. — Или вы сделаете это сами?
   — Я был бы благодарен вам, если бы вы смогли взять это на себя, — ответил Сильваниус. — При следующей встрече мы могли бы выбрать наиболее подходящую дату для свадьбы и обсудить ее детали.
   Говоря это, он подумал, что чем раньше его лесники смогут освоить Магнус Крофт, тем лучше. Его главный лесничий уже много раз жаловался ему, что там развелось огромное количество птиц и зверей, которых необходимо отстреливать, «Сороки, куницы и белки повсюду, ваша светлость! Я никогда ничего подобного не видел!»— повторял он многократно в прошлый охотничий сезон.