Лорд Харлестон не раз покупал наряды для красавиц, которые радовались, что он за них платил.
   Посему он считал себя специалистом и подумал, что должен был сразу понять, когда впервые увидел Нельду в разорванном, пыльном платье, лежащую на кровати в доме Дженни Роджерс, что в элегантном наряде эта девушка будет выглядеть совсем по-другому.
   Тогда он сердился на то, что ему пришлось спасать ее от участи «девочки маман», но думал о ней лишь как о члене семьи, а не как о красивой женщине.
   Теперь, видя, что каждое новое платье смотрится на Нельде все более и более привлекательно и все лучше подчеркивает ее красоту, лорд Харлестон не переставал изумляться.
   Когда Нельда надела небесно-голубое шелковое платье, он подумал, что только такой величайший художник, как Фрагонар, способен передать на холсте ее красоту, грацию и еще нечто неуловимое, чего нельзя найти в других женщинах.
   Чем больше он был рядом с Нельдой, тем лучше понимал, что она обладает духовной аурой, исходящей не от совершенства лица и фигуры, не от удивительного цвета волос, а от какого-то внутреннего света ее души.
   Этот свет озарял ее, и с каждым днем лорд Харлестон все более явственно ощущал, что эта девушка не только желанна, но и обладает исключительной личностью.
   Он обнаружил, что очарован ее умом — быстрым, цепким и удивительно оригинальным.
   Как он не раз жаловался Роберту, женщины, с которыми у него были романы, редко говорили что-нибудь такое, чего он не ожидал услышать, и он цинично добавлял, что «ночью все кошки серы».
   Но с Нельдой все было по-другому.
   Он никогда не мог предсказать, каким будет ее отношение к тому или иному предмету, никогда не слышал, чтобы она сказала что-нибудь банальное.
   Его любовь росла с каждым днем, с каждым часом, и иногда для него было настоящим мучением разыгрывать равнодушие и скрывать эмоции, которые, казалось, пожирали его.
   Впервые за всю свою жизнь он думал о ком-то, а не о себе. Он понимал, что это из-за того, что он был единственным человеком в ее жизни, и одно неосторожное или поспешное слово может разрушить ее доверие, ее ощущение безопасности, и тогда она снова останется одна, одинокая и несчастная.
   Он любил ее и не мог рисковать.
   Он учил себя разговаривать с Нельдой естественно, не быть с ней слишком близким, стараться, чтобы с каждой минутой она все больше полагалась на него и, как он молился, полюбила его.
   Каждый день приходили письма и цветы от Уальдо.
   Если он и просил Нельду о встрече, она об этом не говорила, а лорд Харлестон намеренно не спрашивал о том, что она читала в его письмах.
   Они ходили в театр, где Нельда сидела завороженная, будто ребенок, в балет, в «Метрополитен-Опера», где они заказали для себя ложу, что привело ее в восторг.
   Так как они остановились в апартаментах животноводческой компании «Прери», пресса не знала, что лорд Харлестон вернулся в Нью-Йорк.
   Он внимательно выбирал, куда бы пойти, чтобы не показываться в ресторанах и других местах, где мог встретить кого-то, кто бы его узнал.
   Быть с Нельдой было для него радостью и мукой, ибо он любил ее так сильно, что с трудом мог заставить себя заснуть, когда она в соседней комнате.
   «Сколько я смогу так выдержать?»— десятки раз спрашивал он себя.
   Но все же он слишком нервничал, чтобы предпринять атаку и спросить Нельду, какие чувства она испытывает к нему.
   Он видел, как загорались ее глаза, когда она входила в комнату, где он сидел по вечерам, видел, что она с неохотой покидает его и хочет продолжить беседу.
   Но при всем при этом его по-прежнему мучило предположение, что Нельда относится к нему как к отцу.
   «Что мне делать? Как заставить ее смотреть на меня как на мужчину?»— мучился он и сразу же сам смеялся над собой.
   Не было еще ни одной женщины, которая, побыв несколько минут с ним наедине, не давала ему тут же понять, что он для нее желанный.
   Но когда Нельда вкладывала свою ладошку в его ладонь, когда они шли по коридору, лорд Харлестон понимал, что это прикосновение доверчивого ребенка.
   «Я люблю ее! Я ее люблю!»— снова и снова повторял он.
   Когда Нельда входила в комнату, демонстрируя перед ужином новое вечернее платье, он слышал, как стучит в висках кровь, и понимал, что в один прекрасный день воля предаст его, и он заключит Нельду в объятия и поцелует нежно и страстно.
   — Спокойной ночи, это был чудесный-чудесный вечер, как и все остальные, которые мы провели вместе, — говорила Нельда.
   — Мне тоже понравилось, — вторил ей лорд Харлестон.
   — Вы уверены, что вы не скучали?
   — Ни единой секунды!
   — Я так рада! Я боюсь вам наскучить, ведь я так невежественна, и вы наверняка порой считаете меня… глупой.
   — Я никогда не считал вас глупой!
   — А я молюсь, чтобы этого никогда не случилось. Благодарю вас снова… и спокойной ночи.
   — Спокойной ночи, Нельда!
   Подходя к дверям, она дарила ему очаровательную улыбку, но во взгляде не было того, что он мечтал увидеть.
   А потом Нельда уходила, и он с отчаянием ждал еще одну бессонную, тоскливую ночь.
   Они пробыли в Нью-Йорке почти неделю. День выдался жаркий, и они сидели, беседуя, в гостиной. Слуга открыл дверь, объявив:
   — Г-н Уальдо Альтман-младший!
   Лорд Харлестон выпрямился в кресле. Нельда вскрякнула.
   Уальдо вошел в комнату с огромным букетом орхидей.
   — Я приехал, чтобы увидеть вас, — сказал он Нельде, — ибо на мои письма вы не отвечаете.
   Нельда мгновенно поднялась с кресла, машинально взяла протянутый ей букет и положила на стол.
   — Как вы можете быть так жестоки, Нельда? И это после того, как я говорил вам, что больше всего на свете желаю вас видеть? — спросил он. — Я каждый день ждал от вас письма.
   Нельда молчала.
   — Мы были очень заняты, Уальдо, — ответил за нее лорд Харлестон.
   —  — Ваша светлость! Здравствуйте! — проговорил Уальдо. Молодой человек лишь сейчас понял, что они с Нельдой здесь не одни.
   — Я предполагал, что вы можете приехать в Нью-Йорк, — сказал лорд Харлестон.
   — Я писал Нельде каждый день, — ответил Уальдо, с упреком глядя на девушку.
   — Мы были очень заняты, — повторил лорд Харлестон. — Мы глубоко признательны вашему отцу за то, что он позволил нам остановиться здесь. Здесь весьма уютно.
   Этими словами лорд Харлестон хотел напомнить Нельде, что она — гостья г-на Альтмана.
   — Я рад, что вам здесь уютно, — сказал Уальдо.
   Но смотрел он не на лорда Харлестона, а на Нельду.
   — Мне нужно поговорить с вами, — настоятельно попросил он, как если бы они были вдвоем. — Мне нужно поговорить с вами наедине.
   Нельда вскрикнула:
   — Нет! Вам нечего мне сказать! Абсолютно нечего!
   Она умоляюще посмотрела на лорда Харлестона, но он покачал головой.
   — Я думаю, вам следует исполнить просьбу Уальдо. В конце концов, он проделал такой долгий путь, чтобы повидаться с вами.
   — Мне нечего сказать ему… нечего! — воскликнула Нельда. — Пожалуйста… пожалуйста… выгоните его… и я больше не хочу получать… от него письма!
   Девушка бросилась к лорду Харлестону и обеими руками схватила его за руку.
   — Пожалуйста, отправьте его… прочь! — умоляла она.
   Чувствуя себя неловко, лорд Харлестон произнес:
   — Мне очень жаль, Уальдо, но как я вам и говорил, все решает Нельда.
   Однако ему казалось, что Уальдо не слышит его.
   Молодой человек не отрываясь смотрел на Нельду. Он внимательно отслеживал все перемены в ее лице, он видел, как девушка бросилась к лорду Харлестону за поддержкой, видел, как она обеими руками держалась за его руку.
   Уальдо смотрел долго, а потом глухо произнес:
   — Вот, значит, как! Ну что же, я должен был этого ожидать… Раз так, выходите за него замуж. Но предупреждаю вас, его репутация еще хуже, чем у вашего отца, и он сделает вас несчастной. С ним вам будет чертовски плохо, куда как хуже, чем со мной!
   Он резко повернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
   Мгновение Нельда стояла, будто окаменев.
   Когда же до нее дошел весь смысл сказанного Уальдо, с ее уст сорвался сдавленный стон, и она отвернулась, пряча лицо на плече лорда Харлестона.
   Он обнял ее и прижал к себе.
   Нельда разрыдалась и еле слышно, очень неуверенно произнесла:
   — Простите… я не хотела… чтобы вы… знали!..
   Он сжал ее еще крепче в объятиях и спросил, не узнавая собственного голоса:
   — Вы хотите сказать. Нельда, что вы меня любите?
   Девушка глубоко вздохнула и прошептала:
   — Я… не могла с собой ничего поделать… Пожалуйста… не отсылайте меня!
   В ее голосе звучал страх. Она подняла лицо и умоляюще посмотрела на него. Глаза ее были полны слез. Лорд Харлестон сжал ее лицо в ладонях так, чтобы она не могла отвернуться.
   — Вы любите меня, — медленно произнес он, будто не мог поверить своим словам. — О, моя дорогая, вы возродили меня! А я уже думал, что никогда не смогу открыть вам, как сильно я люблю вас!
   Нельда недоверчиво посмотрела ему в глаза. Ее лицо осветилось каким-то таинственным светом.
   — Вы… вы… меня любите? — переспросила она, едва дыша.
   — Я боготворю вас! — воскликнул лорд Харлестон. — Я люблю вас так долго, что, кажется, прошла уже целая вечность! Но я не осмеливался спросить вас о ваших чувствах ко мне.
   — А я люблю вас… так сильно… я так боялась, что вы отправите меня в Англию, и я… молилась… и молилась, чтобы я могла… остаться с вами.
   — И ваши молитвы были услышаны! — воскликнул лорд Харлестон. — Вы останетесь со мной, любовь моя, до конца наших дней, и я смогу научить вас любви. Я так давно хотел вас этому научить!
   С этими словами он еще крепче сжал ее в объятиях, его губы нашли ее.
   Он целовал ее очень нежно, боясь напугать. И лишь когда почувствовал, как она растворяется в нем, поцелуи стали более требовательными, более настойчивыми.
   Ощутив мягкость ее губ, он испытывал такой восторг, какого никогда еще не знал, и он не сомневался, что она чувствует то же самое.
   Это было так чудесно, так упоительно, так отличалось от той дикой страсти, которую прежде означал для него поцелуй, что лорд Харлестон никак не мог поверить в реальность происходящего.
   Губы ее задрожали, она вся трепетала, но не от страха, а от его поцелуев. И тогда он стал еще более страстным и требовательным.
   Именно этого он так безумно жаждал, искал и уже не надеялся отыскать.
   А Нельде казалось, будто открылись Небеса и возлюбленный пронес ее сквозь небесный свет.
   Это была та любовь, которую испытывали ее отец и мать, о которой она мечтала и которую давно поклялась искать. А если ей не суждено ее найти, то она никогда никого не полюбит и не позволит мужчине дотронуться до нее.
   Уальдо Альтман был уверен, что она сделает все, что он захочет, и Нельда знала — если бы лорд Харлестон не защитил бы ее, ей негде было бы укрыться.
   Сначала ей казалось, что лорд Харлестон — воплощение мощи, силы, что он занял место ее отца, но потом, проводя с ним все больше времени. Нельда постепенно осознала, что становится словно частью его.
   Засыпая, она мечтала о нем, а когда просыпалась утром, ее первая мысль была о том, что она увидит его и будет с ним.
   И все же долгое время она не понимала, что лорд Харлестон для нее — единственный человек в мире, и что если она не сможет быть с ним, она умрет.
   Но даже тогда она не осознавала до конца, что любит его как мужчину. Просто он был для нее больше, чем жизнь, он постоянно присутствовал в ее молитвах, мыслях, снах.
   И только когда Уальдо захотел сделать ее своей женой, девушка поняла, что есть только один человек, за которого она желала бы выйти замуж, и этот человек — лорд Харлестон.
   «Как он может захотеть меня, ведь он думает, что я — всего лишь дитя, тяжкая обуза?»— отчаянно спрашивала она себя.
   Она до смерти боялась, что лорд Харлестон догадается о ее чувствах, начнет ее презирать и отправит в Англию еще раньше, чем собирался.
   Мать всегда учила Нельду владеть собой и не показывать свои чувства, а отец говорил, что более всего на свете его раздражали женщины, которые слезами и рыданиями пытались добиться своего. Вот почему Нельде удалось скрыть свою любовь.
   Порой ей казалось, что лорд Харлестон все равно должен понять, как она жаждет быть рядом с ним.
   «Я люблю его! Я его люблю!»— мысленно повторяла она в поезде, когда они вели долгие беседы в гостиной.
   Для нее было ужасной мукой расставаться с ним каждый вечер и идти к себе в комнату, когда ее единственным желанием было остаться с ним и лечь подле него, как тогда, на ферме.
   «Почему тогда я не понимала, что люблю его?»— удивлялась она.
   Но она знала, что даже если разум тогда молчал, то интуиция побудила ее вложить ему в руку свою ладонь. И тогда она чувствовала себя в безопасности, потому что он был рядом.
   Сейчас, ощущая прикосновение его губ. Нельда наконец осознала, что все это правда: она принадлежит ему и стала его неотъемлемой частью.
   И лишь когда они взлетели на самую вершину блаженства и казалось, что лишь человеческая хрупкость не позволит ему длиться вечно, лорд Харлестон поднял голову, и они вернулись на землю.
   — Я люблю вас! — прошептал он. — Как я мог предположить, что вы заставите меня испытать такое?
   — Испытать… что? — переспросила Нельда. Ее глаза блестели, губы были приоткрыты от восторга.
   — Я больше не человек, мое сокровище, — проговорил он. — Вы любите меня, и теперь я — бог! Мы вместе прикоснулись к Небесам, и наша жизнь уже не будут такой, как прежде.
   Нельда вскрикнула от счастья.
   — Я тоже так думаю! Мы чувствуем одинаково, думаем одинаково, и теперь, когда вы любите меня, мне хочется преклонить колени и возблагодарить Господа за то, что он ответил на мои молитвы.
   — Я тоже молился, — сказал лорд Харлестон, — О, моя драгоценная, ненаглядная моя, как же мне несказанно повезло, что я нашел вас!
   — Если вам повезло… то как же повезло мне!
   Она поколебалась мгновение и задумчиво добавила:
   — Вы… вы сказали, что… хотели бы… жениться на мне?
   — Я собираюсь жениться на вас немедленно! — воскликнул лорд Харлестон; — Вы будете моей женой, моей драгоценной супругой, и ничто, никто никогда не напугает вас.
   — Я ничего не буду бояться, если я… с вами, — прошептала она, — и я хочу повторять снова и снова… Я люблю вас!
   Но лорд Харлестон закрыл ей рот поцелуем, захватив ее губы в восхитительный плен, пока оба не почувствовали, что они плывут над миром и что они больше не человеческие существа.
   Он целовал ее, пока у них не истощились силы, а тогда они рухнули на софу, сплетенные в объятиях, и голова Нельды покоилась на его плече.
   Он целовал ее лоб, глаза, маленький носик, ее нежные губы.
   — Я хотел бы, — вымолвил он, когда смог говорить, — выяснить, когда мы можем пожениться, как скоро я смогу сделать вас своей женой.
   — Я хотела бы стать вашей… женой сегодня же!
   — И я тоже этого бы хотел, — ответил лорд Харлестон, — но, боюсь, это займет немного больше времени, моя любовь.
   Нельда поднялась на ноги и подошла к окну.
   Она долго смотрела на громадные здания, деревья, крыши домов.
   — Вы любите меня, поэтому для меня везде рай, — сказал лорд Харлестон, — но я бы очень хотел отвезти вас домой, любовь моя, туда, где мы оба должны быть.
   — Не имеет значения где, лишь бы с вами! — воскликнула Нельда. — И я чувствую, что даже ваши… родственники не будут плохо отзываться о папе, если… вы будете со мной.
   — Можете быть уверены! — пообещал он. — И не «мои родственники», любовь моя, а «наши родственники»!
   — Мне нравится быть Харль, это делает меня ближе к вам, — просто сказала Нельда.
   Он целовал ее, не переставая наслаждаться каждым мгновением, а потом открылась дверь, и они неохотно оторвались друг от друга.
   Слуга принес телеграмму.
   Лорд Харлестон, еще не распечатав бланк, уже знал, что там написано, но он приказал себе не быть слишком оптимистичным.
   Когда он пробежал телеграмму, слова плясали у него перед глазами. Затем он заставил себя все внимательно прочесть, чтобы не было никаких ошибок.
   Телеграмма гласила:
   Долли объявляет завтра о своей помолвке с Эльмсдалем. Возвращайтесь. Скучаю.
   Роберт.
   Лорд Харлестон помнил графа Эльмсдаля, богатого пэра, который уже давно был влюблен в Долли.
   Он глубоко вздохнул, будто гора с плеч свалилась.
   — Что это? Что произошло? — встревожилась Нельда.
   — Я только что перевернул еще одного туза, — ответил лорд Харлестон. — Это такое удивительное везение, моя драгоценная, что мне кажется, удача вашего отца передалась мне. И, если это правда, я очень, очень благодарен!
   Нельда выглядела удивленной, и он объяснил:
   — В этой телеграмме говорится, что мы можем ехать домой. Когда-нибудь я расскажу вам все, но не сейчас.
   Он улыбнулся и продолжил:
   — Если бы мы были более благоразумны, мы бы подождали и поженились дома, чтобы все наши родственники могли присутствовать на нашей свадьбе. Но я собираюсь жениться на вас завтра, здесь, в Нью-Йорке, и домой мы поедем как муж и жена.
   Он не добавил, что жениться здесь будет более благоразумно, поскольку тогда Нельда не будет скомпрометирована тем, что путешествует с ним наедине.
   Никто в Англии не узнает, что они провели эти дни вместе, а вести о том, что с ними произошло в Денвере, не должны просочиться в Букингемшир или Лондон.
   — Я бы тоже хотела, чтобы наша свадьба была здесь… чтобы я могла быть… вдвоем с… вами, — произнесла Нельда.
   — Таково и мое желание, — повторил лорд Харлестон. — И, любовь моя, разве имеет значение, где мы? Мы уже побывали с вами вдвоем в странных местах, это научило нас тому, что единственное, что имеет значение, — это наша любовь.
   Нельда обвила руками его шею и наклонила его голову.
   — Я так… счастлива, так безумно… восхитительно счастлива… что мне едва верится, что я смогу быть еще счастливее, когда мы… поженимся.
   — Я сделаю вас счастливой! — пообещал лорд Харлестон. — Я научу вас любить, моя драгоценная, прекрасная жена, и я сделаю так, чтобы вы поняли: моя любовь к вам заполняет весь мир и ни для чего другого не остается места.
   Нельда вскрикнула от счастья и тихо сказала:
   — Мы нашли друг друга, и я хочу любить вас с этого мгновения до конца дней.
   — А моя любовь, — ответил лорд Харлестон, — защитит и охранит вас. Пока мы вместе, вам нечего бояться.
   — Я люблю вас! — прошептала Нельда.
   А потом его губы нашли ее, и больше она не могла говорить. Ей казалось, что они летят в божественном свете и что весь мир остался позади…