Картленд Барбара. Повезло в любви

   Лорд Харлестон вскочил:
   — Вы полагаете, яз этого что-нибудь выйдет?
   Но, уже задавая вопрос, он понял, что да, выйдет. Лорд Харлестон пробудил в Долли Дервент такие чувства, такую страсть, которую она прежде не знала, а его богатый опыт общения с женщинами научил Селби тому, что женщина, раз вкусив огонь любви, больше без этого жить не может, ;
   Затем он предался размышлениям о том, насколько тяжело будет жить в вынужденной ссылке. Он пропустит Дерби, не сможет наблюдать, как поскачут его лошади в Аскоте.
   Потом резко, словно боялся передумать, решился:
   — Что угодно, только не женитьба!
   — Ну что же, так тому и быть, — сказал Роберт. — Вы поедете за границу.
   — Но куда? Куда мне ехать? Париж? Слишком очевидно. Да к тому же принц посчитает личным оскорблением, если я предпочту поехать в город, в котором он сам так любит развлекаться, вместо того, чтобы подчиниться его приказу.
   — Нет, конечно, в Париж вам ехать нельзя! — Роберт произнес это так, будто разговаривал с неразумным дитятей. — Дайте-ка подумать… — Он потер лоб и нахмурился. — Такое чувство, будто голова набита ватой.
   — Так выпейте еще бренди.
   — Да, сейчас, момент… Я думаю.
   Снова повисла тишина. Неожиданно Роберт воскликнул:
   — Ну конечно же! Придумал! Я точно знаю, куда вы можете поехать, Селби!
   — Куда? — спросил Лорд Харлестон без всякого энтузиазма.
   — В Колорадо!
   —  — В Колорадо?
   Лорд Харлестон произнес это таким тоном, словно никогда даже и не слышал о таком месте.
   Не дав Роберту ничего добавить, он язвительно поинтересовался:
   — Вы предлагаете мне заняться добычей золота?
   — Разумеется, нет! У вас и так его предостаточно! — ответил Роберт. — Но разве вы забыли, как с месяц назад рассказывали мне, что вложили значительные средства в животноводческую компанию «Прери»?
   Лорд Харлестон кивнул:
   — Да, точно.
   — Мне еще это показалось тогда забавным, — продолжал Роберт. — Новые инвестиции, о которых я прежде не слышал. Один парень у Уайта — не могу вспомнить его имя — уговорил вас вложить деньги в это дело, объясняя, что его поддерживает британский капитал, что оно уже имеет более 50 000 акций и контролирует более двух миллионов акров прерий Колорадо.
   — Да, точно, сейчас припоминаю! — воскликнул лорд Харлестон. — Как и вы, я подумал, что это звучит достаточно заманчиво, к тому же весьма отличается от привычных железных дорог и кораблей.
   — Ну так вот, — произнес Роберт. — Нет ничего дурного в том, чтобы посмотреть, во что же вы вложили свой капитал.
   — Так вы серьезно предлагаете мне ехать в Колорадо?
   — Вы слишком хорошо знаете альтернативу, мне нет нужды повторять.
   Лорд Харлестон немного помолчал и горько рассмеялся.
   — Ну что же, — сказал он. — Чему быть, того не миновать! Я еду в Колорадо!

Глава 2

   Пока «Этрурия» бороздила моря, лорд Харлестон мог лишь благодарить корабельную компанию «Кунард», которая за сорок три года не потеряла ни одного пассажира, а за последние тридцать четыре — ни одного письма.
   Никакая другая компания не могла похвастаться тем же, и это придавало лорду Харлестону уверенности, хотя «Этрурия»и казалась слишком маленькой, а Атлантика слишком большой.
   На самом деле этот корабль был одним из самых больших, пересекавших Атлантический океан.
   С точки зрения пассажиров, корабль, несомненно, был настоящим раем на воде. У всех, кто мог себе это позволить, были отдельные каюты, обогревавшиеся паром, с газовым освещением.
   Лорд Харлестон, расстроенный из-за необходимости покинуть Англию, был благодарен своему секретарю, г-ну Уотсону, которому удалось в самый последний момент зарезервировать две отдельные каюты, одну из которых спешно переделали в гостиную.
   Благодаря этому Селби был избавлен от общения с попутчиками — а один быстрый взгляд на них подтвердил, что он поступил правильно.
   Лорд Харлестон всегда ценил быстроту действий, а г-н Уотсон был в этом настоящий мастер, и потому он смог выехать из Лондона сразу же после обеда и сесть на борт «Этрурии»в Ливерпуле перед самым отплытием.
   Путешествие должно было занять не менее десяти дней — как считал лорд Харлестон, очень мрачных. Роберт попытался утешить его на прощание:
   — Что бы вам ни пришлось претерпеть, Селби, помните: через четыре-пять месяцев все будет позади, а женитьба между тем подразумевает всю жизнь.
   Лорд Харлестон вздрогнул при мысли о том, как принц Уэльский воспримет известие, что жертва ускользнула.
   С помощью Роберта он придумал, как сделать так, чтобы его отъезд выглядел случайностью, а не изощренной попыткой избежать августейшего повеления.
   Кроме того, лорд Харлестон написал графине Дервентской очень умное, как ему хотелось верить, письмо.
   Она сама предоставила ему шанс. Пока друзья продолжали беседу в столовой, швейцар принес его светлости на серебряном подносе записку от Долли.
   Достаточно было одного взгляда на бледно-сиреневый конверт, надписанный знакомыми каракулями, чтобы тут же узнать отправителя. Селби уже собрался швырнуть письмо в камин, но что-то в лице Роберта остановило его.
   Как только дворецкий вышел из комнаты, Роберт сказал:
   — На вашем месте, я бы его распечатал.
   — Зачем? — удивился лорд Харлестон.
   — Не мешало бы знать, сообщили ли ей уже о разговоре принца с вами.
   — Ах да… — Лорд Харлестон вскрыл конверт и прочел письмо. — Ничего необычного, просто приглашение на обед сегодня вечером.
   Он не прибавил, однако, что в письме было еще множество слов о вечной любви, которые он слышал уже не раз.
   Впрочем, это Роберта не касалось.
   — Отлично! — воскликнул Роберт. — Как раз то, что нужно.
   — Что вы хотите сказать?
   — Вы должны сообщить ей, что уезжаете из Англии.
   Просто исчезнуть было бы ошибкой.
   Лорд Харлестон подумал.
   — Хорошо, — согласился он. — Перейдем в кабинет, и вы продиктуете мне ответ.
   Наконец письмо было готово, и оба друга посчитали его настоящим шедевром. Вот что написал лорд Харлестон:
   Моя дорогая Долли!
   С глубочайшим сожалением вынужден вам сообщить, что не могу принять ваше любезное приглашение отобедать с вами сегодня вечером. Увы, только что я узнал, что один мой родственник в Америке находится в отчаянном положении.
   Мои долг — оказать ему помощь, поэтому я сегодня же отбываю в Нью-Йорк.
   Мне искренне жаль, что я не смог повидать вас и услышать из ваших уст пожелание счастливого пути.
   Очень сожалею, что теперь мне придется отменить все планы, связанные с Дерби и Аскотом.
   С наилучшими пожеланиями,
   Селби.
   — Отлично! — воскликнул Роберт. — Мне понравилось, как вы мягко избежали уточнения того, является ли ваш «родственник в беде» мужчиной или женщиной.
   — Я знаю, что заподозрит Долли, — ответил лорд Харлестон, — но ей ничего не удастся доказать.
   Потом он позвонил в колокольчик, и когда почти мгновенно в кабинет вошел г-н Уотсон, колеса «Машины Харлестона», как назвал Роберт их план, были запущены.
   Последующие часы камердинер с помощью лакеев собирал вещи, г-н Уотсон принес лорду Харлестону несколько десятков писем и бумаг, которые требовали его подписи, а лорд Харлестон наставлял своего друга, что нужно сделать во время его отсутствия.
   — Моя ложа в Дерби, разумеется, в вашем распоряжении, Роберт, — сказал он. — То же самое с ложей в Аскоте. Помните, что вы не заменяете меня в мое отсутствие, а развлекаетесь от души.
   — Многие будут удивлены, что я смог себе это позволить, — скривился Роберт.
   — Донесите до всех, а особенно до принца, что я очень огорчен необходимостью столь внезапного отъезда. В то же время вам следует весьма прозрачно намекать всем, особенно принцу, когда я планирую вернуться.
   — И когда, по-вашему, это будет?
   — Когда вы напишите мне, что внимание Долли переключилось на кого-то другого, — ответил лорд Харлестон, — а принц забыл, что я ослушался его повеления.
   — Думаю, он будет без вас скучать.
   — Надеюсь, — кивнул лорд Харлестон. — Это будет значить, что он захочет, чтобы я вернулся, и уверяю вас, Роберт, я не заставлю себя ждать.
   — Но вам там может понравиться, — предупредил Роберт.
   — Никогда не испытывал желания увидеть Америку, — пожал плечами лорд Харлестон. — Хотя с некоторыми американцами, которых мы встречали, было интересно поговорить, а американки довольно привлекательны, все же я всегда чувствовал, что мой духовный дом Европа, а не Дикий Запад.
   — Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, — покачал головой Роберт. — Не забудьте зайти к Вандербильтам, когда будете в Нью-Йорке. Во время своего визита в прошлом году они так уговаривали вас — с чрезмерной настойчивостью, как мне казалось, — остановиться у них, но ваш ответ был достаточно уклончивым.
   — Разумеется, я нанесу им визит, — согласился лорд Ларлестон, — но не думаю, что мне хотелось бы становиться чьим-нибудь гостем, пока я не осмотрюсь.
   Роберт улыбнулся.
   Он знал, что лорд Харлестон не просто чрезвычайно скрупулезен в выборе близких друзей. Он старался еще и не быть слишком приветливым с теми, с кем у него не было духовного родства.
   В то же время ему нравился Уильям Генри Вандербильт, сын Корнелиуса, скончавшегося три года назад.
   Именно Уильям Генри Вандербильт бросил ту знаменитую фразу — «К черту общественность!»— которая переходила из уст в уста. Теперь он был президентом Центрального банка Нью-Йорка и богатейшим человеком в мире.
   Роберту нравилось бывать в его обществе, когда тот приезжал в Англию. Впрочем, сейчас он произнес с изрядной долей цинизма:
   — Главная беда с богачами в том, что их золотая аура редко передается тем, кто с ними общается. Полагаю, что, прибыв в Нью-Йорк, вы обнаружите, — продолжал Роберт, — что знаете там множество людей, но не забывайте: вы решили ехать в Колорадо. Мне хочется услышать ваше мнение об этом месте. Мне и самому хотелось бы поехать с вами.
   — Если мое одиночество станет совсем невыносимым, — ответил лорд Харлестон, — я за вами пошлю.
   — Я действительно хотел бы этого больше всего на свете, — улыбнулся Роберт, — но вы же знаете, я не могу вкинуть отца. Врачи говорят, что он может умереть в любой момент.
   — Мне очень жаль, — сочувственно сказал лорд Харлестон.
   — На самом деле, это лучшее, что может случиться, — пожал плечами Роберт. — Половину времени он не понимает, что происходит вокруг, а остальную половину испытывает сильнейшие боли.
   — Надеюсь только, что со мной такого не произойдет! — воскликнул лорд Харлестон. — Я предпочел бы быструю смерть от пули.
   — Я тоже, — согласился Роберт.
 
   Все было организовано настолько хорошо, что лорду Харлестону осталось только переодеться в дорожный костюм и сесть в экипаж, ожидающий его у дверей дома.
   Г-н Уотсон проводил лорда Харлестона на вокзал и поручил заботам начальника станции, как бесценный пакет.
   Купе было заказано в экспрессе, который ехал до Ливерпуля с астрономической, как считалось, скоростью.
   Распрощавшись с секретарем, лорд Харлестон устроился на диване.
   В купе его ждали всевозможные газеты и журналы на любой вкус, там же стояли корзина с едой и несколько бутылок вина.
   Будь у него чуть больше времени, лорд Харлестон, несомненно, прицепил бы к экспрессу личный вагон.
   Но в данных обстоятельствах ему пришлось довольствоваться отдельным купе, утешая себя тем, что его камердинер вместе с багажом едет в соседнем.
   Проведя всю предыдущую ночь без сна, в беспокойных мыслях, лорд Харлестон чувствовал себя очень уставшим, а потому почти всю дорогу проспал.
   В Ливерпуле уже ждал начальник станции, препроводивший его в экипаж, который быстро домчался до причала, где лорд Харлестон взошел на борт «Этрурии».
   На борту его приветствовали, как члена королевской семьи.
   Служащие компании «Кунард» прекрасно знали, насколько важно встретить по всем правилам титулованных особ.
   Да и вся обстановка на корабле резко отличалась от той, что была во время самых первых рейсов через Атлантику.
   Когда-то, в прежние времена, трансатлантические корабли были не больше пароходиков, что курсируют вдоль побережья морских курортов. Машинное отделение занимало почти все пространство, пассажиры ютились в тесных каютах.
   Лорду Харлестону вспомнилось, как описывал Чарльз Диккенс свое первое путешествие в Америку.
   Войдя в каюту, писатель увидел две койки, одна над другой. Верхняя более всего походила на полку.
   «Никогда я не видел меньшего ложа для сна, разве что гроб», — вспоминал позднее Диккенс.
   Хиггинс, камердинер лорда Харлестона, не в первый раз отправившийся в путь вместе со своим господином, с привычной быстротой преобразил походные условия в роскошную обстановку.
   Вещи его светлости были распакованы; те, что не понадобятся во время путешествия, снова убраны в саквояж. В каюте, словно по волшебству, появились два графина с шерри и бренди из запасов лорда Харлестона. В ведерке со льдом стояло его любимое шампанское.
   На полке уже стояли книги, заботливо собранные г-ном Уотсоном. Среди них лорд Харлестон обнаружил «Путеводитель по Америке», что немало его позабавило.
   И наконец, на столик поставили большую вазу с гвоздиками из его собственной оранжереи. Увы, гвоздики тут же напомнили лорду Харлестону о Долли.
   — Вы будете ужинать внизу, милорд? — спросил Хиггинс.
   Лорд Харлестон задумался.
   — Пожалуй, сегодня я бы предпочел поужинать в своей каюте, — сказал он, — а завтра посмотрю на обеденный салон.
   Лорд Харлестон еще ни разу не был в Америке, но ему часто доводилось плавать на кораблях, направляющихся на Восток, и из прошлого опыта он знал: первая ночь в море всегда похожа на схватку.
   Сложилась даже определенная традиция, согласно которой дамы в первый вечер не надевали вечерние платья, и, как уяснил для себя лорд Харлестон, не стоит спешить в день отплытия занять место за столиком в салоне — потом можно об этом пожалеть.
   Будучи титулованной особой, он мог рассчитывать на место за столом капитана. Впрочем, если это ему покажется скучным, всегда можно потребовать отдельный столик.
   Как бы то ни было, лучше немного подождать и посмотреть, как пойдут дела.
   Еда, которую доставили в каюту, была вполне сносной, слуги вышколены превосходно.
   Когда наконец слуги ушли, а камердинер отправился спать, лорд Харлестон внезапно почувствовал себя очень одиноким. «Видимо, тоскую по Англии», — усмехнулся он.
   Перед его умственным взором мелькали образы прекрасных дам, танцующих под хрустальными люстрами, мужчин, смеющихся над очередной остротой маркиза де Совераля…
   Лорда Харлестона все больше одолевала хандра.
   Во всем виновата Долли. Нет, он никогда не сможет ей этого простить!
   — Будь прокляты все женщины! — воскликнул Селби в сердцах и тут же усмехнулся:
   — Кажется, я становлюсь женоненавистником.
   Впрочем, относительно последнего он прекрасно понимал: это явное преувеличение.
   Однако надеялся, что пройдет немало времени, прежде чем он снова позволит себе безумно увлечься очередной дамой, какой бы прекрасной она ни была.
   Лорд Харлестон попытался переключиться на другие мысли. Но разум, будто запертый в клетке, вновь и вновь возвращался к тем женщинам, которые за последние пять лет были частью его жизни.
   Внезапно он с удивлением осознал, что ни одна из них не оставила глубокий след в его памяти, не говоря уже о сердце.
   Конечно, все его возлюбленные были блистательны и красивы, порой он находил их безумно желанными и ради их любви нередко рисковал собственной репутацией.
   Но прав был тот циничный француз, который сказал;
   «Ночью все кошки серы».
   Сейчас он был вынужден признать, что это именно так;
   — Я никогда не женюсь, — — решительно произнес он. — Впрочем, он прекрасно понимал, что рано или поздно жениться придется.
   Ему нужен сын, которому он сможет передать не только свой титул — титул далеко не самое главное, — но и вековые традиции рода Харлей, которые жили в величественном замке в Букингемшире со времен Карла II.
   Многие его предки верно служили отечеству, прославив отвагой и доблестью родовое имя.
   «Черт побери, я горжусь своей кровью!»— подумал лорд Харлестон.
   А значит, рано или поздно ему придется уступить, как уступали до него другие мужчины, придется жениться — пусть даже только ради сыновей и внуков.
   «Но впереди еще столько времени!»— решил он.
   Эти мысли настолько измучили лорда Харлестона, что он счел за лучшее отправиться в свою каюту и лечь спать.
   Как ни странно, спал он хорошо, а проснувшись, обнаружил, что корабль попал в шторм.
   «Ну что ж, — подумал лорд Харлестон, — значит, большинство пассажиров останутся внизу и палуба будет почти пустой».
   Он всегда хорошо переносил морские путешествия и не раз доказывал это, когда ему приходилось сталкиваться с бурями в Бискайском заливе, ураганами в Средиземноморье, а однажды даже с очень неприятным тайфуном в Китайском море.
   Итак, несмотря на непогоду, лорд Харлестон был решительно настроен размяться, ибо он никогда ни при каких обстоятельствах не позволял себе отказаться от обязательных физических упражнений.
   И в Лондоне, и в своем поместье лорд Харлестон каждое утро ездил верхом. Зимой он охотился, летом играл в поло.
   Он нанимал профессионалов, с которыми мог поупражняться в теннис, а во время военной службы оказался также хорошим боксером.
   Позавтракав у себя в каюте, лорд Харлестои вышел прогуляться на палубу.
   Как он и ожидал, немногим пассажирам хватило смелости выйти из каюты, чтобы посмотреть на бушующую стихию.
   После часа упражнений лорд Харлестон вернулся к себе и занялся книгами, собранными для него господином Уотсоном.
   Чтение несколько развлекло его, и, спустившись в салон к обеду, лорд Харлестон уже с интересом оглядывал зал в надежде встретить родственную душу.
   Но здесь его постигло разочарование.
   Большинство мужчин с виду явно казались торговцами или бизнесменами. Две или три женщины — чрезвычайно непримечательные. Ни одного человека, с которым захотелось бы начать разговор.
   Лорд Харлестон не принадлежал к той категории мужчин, которые любят пропустить стаканчик с незнакомцем в курительном салоне. Он был слишком умен, чтобы играть в карты или в другую азартную игру со случайными попутчиками на корабле.
   Владельцы компании «Кунард» как будто понимали, что единственное, чего они не могут гарантировать пассажирам, — это приятное общество. Видимо, чтобы компенсировать этот недостаток, пассажирам первого класса предлагались десять приемов пищи в день.
   С утра — фрукты. Затем — завтрак, на котором, согласно рекламе, «могли предложить все, что пожелают пассажиры». В одиннадцать часов подавали бульон, а в полдень по палубе разносили сандвичи.
   Оставшуюся часть дня в промежутки между полдником, чаем и обедом предлагались мороженое, кофе и сладости.
   Гастрономический марафон завершался в девять вечера великолепным ужином.
   Лорд Харлестон был весьма умерен в еде — он следил за весом, чтобы можно было ездить на своих скаковых лошадях, а потому вся эта роскошь его не привлекала. Больше заняться на корабле было нечем.
   Вот почему лорд Харлестон был искренне рад, когда корабль наконец вошел в гавань Нью-Йорка, и его взору впервые предстала статуя Свободы.
   Перед отплытием лорд Харлестон велел своему секретарю отправить Вандербильтам телеграмму. А потому не слишком удивился, обнаружив, что на причале его встречает секретарь г-на Вандербильта. Неподалеку уже ждал экипаж.
   Лорд Харлестон с благодарностью принял приглашение.
   Одиночество ему уже успело наскучить.
   Путешествуя в удобном открытом экипаже, лорд Харлестон наслаждался видами Нью-Йорка. Секретарь Вандербильта рассказал ему о стремительном росте города.
   Он сообщил, что первая нью-йоркская телефонная станция выпустила свой первый телефонный справочник, включающий более трехсот имен.
   — Мы также стали серьезно интересоваться фотографией, ваша светлость, — продолжал молодой человек. — Звезды новой «Метрополитен-опера» на Бродвее уже все сфотографировались.
   Лорд Харлестон делал вид, что слушает с интересом.
   Затем секретарь заговорил с ним, как с зеленым юнцом из глубинки, предостерегая против «ловкачей» большого города, о которых должны знать все, особенно иностранцы.
   Лорд Харлестон побывал во многих странах и с улыбкой выслушивал рассказы об игроках, которые постоянно «работали»в поездах, и о том, как постояльцы гостиниц должны следить за своими вещами.
   — Часы выхватывают прямо на улице, железные дороги переполнены карманными ворами, причем многие из них — женщины, — повествовал юный американец.
   Секретарь завершил свои наставления, посоветовав его светлости ни в коем случае не покупать ремень за пять долларов, который, согласно рекламе, делает его обладателя невидимым.
   Лорд Харлестон рассмеялся:
   — В этом вы можете быть уверены. Невидимым я уж точно не захочу быть!
   — Вы даже не представляете, ваша светлость, как процветают в этом городе изворотливость и порок! — воскликнул секретарь.
   — Благодарю вас за предупреждение, — ответил лорд Харлестон.
   Когда экипаж въехал в ворота резиденции Вандербильтов, он вздохнул с облегчением.
   После смерти отца Уильям Генри Вандербильт решил построить для себя королевский дворец.
   Архитекторы уговаривали его использовать при строительстве мрамор, признанный символ власти, но г-н Вандербильт боялся, считая, что в холодном сиянии этого камня таится злой глаз.
   Впрочем, у него были на то причины: два его знакомых миллионера умерли вскоре после того, как были построены их мраморные особняки.
   А потому г-н Вандербильт велел построить три массивных дома из обычного камня — один для себя и по дому для своих детей. На строительстве работали несколько сотен американских рабочих и пятьдесят мастеров-иностранцев.
   — Дом еще недостроен, — сообщил лорду Харлестону секретарь, — но я надеюсь, ваша светлость не будет чувствовать себя неуютно. Уверен, что вам понравится коллекция картин г-на Вандербильта.
   Надо сказать, что дом произвел на лорда Харлестона весьма сильное впечатление.
   Дверные проемы, напоминающие триумфальные арки, позолоченные потолки, украшенные росписью на манер египетских гробниц, бесчисленное множество всевозможных ваз, ламп, статуэток и редких книг… Все это создавало такое ощущение, будто в глазах двоится, как после бренди.
   Не было никаких сомнений, что гостю здесь рады. Спальня размером с бальную залу вряд ли могла заставить его жаловаться на тесноту.
   Невестка г-на Вандербильта встретила лорда Харлестона даже более радушно, чем ее свекор.
   Эта дама всегда была очень честолюбива, и сама мысль о том, что к ней в дом пожаловал знатный и богатый английский дворянин, ее окрыляла — она летала по дому и суетилась вокруг почетного гостя, как пчела.
   Лорд Харлестон быстро сообразил, что следует соблюдать предельную осторожность, иначе весьма скоро он окажется женатым не на Долди, а на какой-нибудь юной американке.
   Г-жа Уильям Кессен Вандербильт, урожденная Альва Смит, представляла ему на выбор молоденьких девушек, как фокусник, извлекающий кроликов из шляпы.
   Не мог же он сказать, что женщины никогда не интересовали его, что он понятия не имеет, о чем с ними говорить и терпеть не может танцев!
   И так вечер за вечером в его честь давались обеды, за которыми неизбежно следовали танцы, и очень скоро лорд Харлестон пришел к выводу, что пора уезжать.
   Его решение уехать подхлестнуло известие о том, что Альва Вандербильт собирается устроить бал-маскарад.
   Если и было что-то на свете, чего лорд Харлестон действительно не любил и в чем не желал принимать участие, так это маскарады.
   Он всегда избегал подобных увеселений в Англии, хотя принц Уэльский чуть ли не умолял друга посетить один костюмированный бал, не уступающий по размаху тем великолепным празднованиям, что устраивал принц-регент в Карлтон-Хаусе.
   Сэр Фредерик Лейтон, президент Королевской академии, был приглашен тогда руководить украшением Мальборо-Хауса. Было разослано почти полторы тысячи приглашений.
   Открывала бал венецианская кадриль во главе с принцем, наряженным в костюм Карла I, его голову украшала белая шляпа, сверкающая бриллиантами.
   Музыка играла до самого рассвета, ужин подавался в двух огромных алых шатрах, и даже Дизраэли, прибывший поздно и не в карнавальном костюме, побывав во дворце, описывал это словами: «величественно, блестяще, фантастично!»
   Единственный отщепенец, единственный человек, получивший приглашение и не явившийся полюбоваться на зрелище, был лорд Харлестон.
   «Будь я проклят, если стану строить из себя шута, чтобы развлечь принца или кого бы то ни было, — сказал он тогда Роберту. — Что может быть глупее толпы взрослых людей, разодетых, как дурни, и гордо вышагивающих в париках!»
   «Где же ваше чувство юмора?»— насмешливо поинтересовался Роберт.
   «Юмора? Вы считаете это смешным? — фыркнул лорд Харлестон. — Я бы лучше кувыркался на траве с какой-нибудь красоткой!»
   Роберт в ответ только рассмеялся. И теперь лорд Харлестон тревожно выслушивал Альву Вандербильт.