Картленд Барбара. Театр любви

   Он лишь надеялся, что Лавеле никогда не придется иметь дело с подобным воплощением зла.
   Он видел, что она пользуется большим успехом.
   Кавалеры наперебой приглашали ее.
   Когда ее карточка очередности ангажементов была уже заполнена, они настояли, чтобы она ее продлила.
   Герцог видел также, что и викарий доволен вечером.
   Он беседовал с его бабушкой и другими старшими родственниками.
   Многие выразили герцогу свой восторг от общения с таким очаровательным человеком и спрашивали, почему они не встречались с ним раньше.
   — Я сам виноват, что не знал о его существовании, — объяснял герцог. — Но, уверяю вас, исправлю эту досадную оплошность в будущем.
   — У него прелестная дочь! — заметила одна из тетушек. — Я не сомневаюсь, в Лондоне она вызвала бы настоящую сенсацию.
   — Это могло бы испортить ее, — тотчас возразил герцог.
   Когда вечер подошел к концу и оркестр заиграл «Боже, храни Королеву!», все сожалели, что пора расходиться.
   Те, кто возвращался в свои дома в округе, просили герцога почаще устраивать такие балы.
   — Я обязательно подумаю об этом, — пообещал он.
   Желая ему доброй ночи, Лавела промолвила:
   — Благодарю вас за самый восхитительный вечер в моей жизни! Это было необыкновенно!
   Мне кажется, я повторяю это слово вновь и вновь с тех пор, как встретилась с вами.
   — Все, что мы с вами должны сделать теперь, — ответил герцог, — заставить каждого повторять это слово в субботу вечером.
   — Я совершенно уверена, они повторят его тысячу раз! — улыбнулась Лавела.
   Она поднялась по лестнице вместе с отцом.
   Герцог пожелал доброй ночи своим родственникам.
   Многие из них, более старшего возраста, — уже отправились к себе.
   Фионы не было видно, чему он весьма обрадовался.
   Сказав дворецкому Нортону, что все прошло так, как он желал, герцог тоже отправился спать.
   Придя в свою комнату, где его ждал камердинер, он совсем не чувствовал усталости.
   Его ублаготворил прошедший день.
   А самым большим удовольствием для него было видеть сияющие как звезды, счастливые глаза Лавелы.
   Он отодвинул занавески, чтобы взглянуть на небо, и услышал сзади голос камердинера:
   — Доброй ночи, ваша светлость! Я приду завтра утром в обычное время, ваша светлость?
   — Да, конечно, — ответил герцог.
   Он продолжал стоять у окна и смотреть на звезды.
   Дверь открылась вновь, и он с досадой подумал, что Дженкинз забыл что-то.
   Но голос, который он услышал за спиной, заставил его резко обернуться.
   В его спальне стоял не Дженкинз, а кузен Джослин.
 
   Подобно герцогу Лавела не чувствовала усталости, войдя в свою комнату после бала.
   Хотя было уже два часа ночи, ей казалось, она могла бы танцевать до рассвета.
   Она никогда до этого не танцевала с молодыми людьми, только иногда дома со своим отцом.
   Еще когда она была ребенком, мама настаивала, чтобы отец давал ей уроки танцев дважды в неделю.
   Она была уверена, что навсегда запомнит, как танцевала сегодня с герцогом.
   Как легко он вел ее!
   А когда он держал ее руку в своей руке, ей казалось, будто он передает ей через прикосновение часть своей силы и великолепия.
   «Он такой замечательный, — думала она, — такой необыкновенный! Во всем мире нет такого, как он!»
   Ей захотелось поблагодарить Бога за этот вечер.
   И не только за него, а за все захватывающие события, которые происходят с нею с тех пор, как герцог услышал ее игру на органе, там, в их церкви.
   Дома, когда ей хотелось произнести какую-нибудь особенную молитву, поблагодарить за что-нибудь Бога, она могла пойти в их церковь по подземному переходу.
   Этот переход был построен много лет назад одним викарием, страдавшим от болезни легких.
   Он не мог выходить на открытый воздух в холодную, ветреную погоду.
   Теперь Лавела испытывала страстное желание пойти в церковь и помолиться перед алтарем.
   И тут она вспомнила, что в Мур-парке должна быть часовня.
   Отец рассказывал ей, какая она красивая.
   Часовня эта пристроена где-то позади дома, недалеко от ее спальни.
   — У нас бывают иногда службы, мисс, — сказала служанка, — но викарий проводит их в другой, отдельной церкви.
   — А мне хотелось бы увидеть старую часовню.
   — Это совсем нетрудно, мисс, — стала объяснять ей служанка. — Если вы спуститесь по лестнице с другой стороны коридора, то переход будет прямо перед вами, а часовня — как раз в конце его.
   — Спасибо, — кивнула девушка.
   И теперь она подумала. Что, несмотря на поздний час, должна помолиться в этой часовне.
   Она казалась ей подходящим местом для благодарственной молитвы Всевышнему за все, что герцог сделал для нее.
   Отец рассказывал ей, что часовня эта была возведена за сто лет до того, как началась перестройка Мур-парка.
   Открыв дверь, она обнаружила, что коридор все еще освещен, и без труда прошла к лестнице.
   Там тоже горели свечи в серебряных подсвечниках, и ей совсем не трудно было найти проход внизу.
   Она тихо ступала по проходу, пока не увидела прямо перед собой вход в часовню.
   Сквозь полуоткрытую дверь наружу проливался свет.
   Ей показалось странным, что часовня освещена ночью.
   Но затем она вспомнила про огонь, поддерживаемый во всех без исключения помещениях Мур-парка.
   Приблизившись к двери, она поняла, что в часовне кто-то есть.
   Боясь помешать кому-нибудь, она остановилась.
   И тут она услышала резкий мужской голос:
   — Ты должен жениться на ней, Шелдон, и другого выхода у тебя нет!
   — Я категорически отказываюсь!
   Это был голос герцога, отвечавшего какому-то мужчине.
   Удивленная и одновременно напуганная тем, что происходит нечто странное, Лавела придвинулась вплотную.
   Теперь она могла созерцать трех человек, стоящих перед алтарем.
   Одним из них был герцог в длинном халате, подобном тому, какой надевал ее отец поверх ночной рубашки.
   Она увидела леди Фэвершем, выглядевшую, по ее мнению, восхитительно в сверкающих и переливающихся драгоценностях.
   По другую сторону от герцога стоял Джослин Мур, представленный ей на балу.
   Несмотря на его внешнюю привлекательность, она почувствовала тогда в нем что-то неприятное, отталкивающее.
   Даже прикосновение руки выдавало его недобрую сущность.
   Теперь же она увидела в его руке револьвер, направленный на герцога.
   Она с трудом подавила чуть не вырвавшийся из глубины души крик ужаса.
   Потом она заметила еще одного человека, стоявшего лицом к остальным.
   Вначале она не обратила на него внимания, поскольку он был невысок и как будто тушевался, стараясь не выделяться.
   На нем был стихарь , и она поняла, что это приходской священник.
   — Тебе придется жениться на Фионе, Шелдон, — повторил Джослин Мур все тем же грубым голосом.
   — Ты привел меня сюда, заявив, что с кем-то из моих людей случилось несчастье. А теперь я возвращаюсь в свою спальню, и если ты не покинешь мой дом завтра утром, я вышвырну тебя из него! — бросил ему в лицо герцог.
   Джослин Мур захохотал, и смех его прозвучал гадко и низменно.
   — Неужели ты действительно думаешь, Шелдон, что способен противостоять мне? — развеселился он. — Ты стоишь под дулом до основания заряженного револьвера!
   — Если ты убьешь меня, тебя повесят, — спокойно заметил герцог. — Я ни за что не поверю, что ты стремишься к этому.
   — Я стремлюсь, — прорычал Джослин, — к тому, чтобы ты женился на Фионе, так как ты ее скомпрометировал. А это значит, что я стану третьим герцогом Мурминстерским!
   — Что заставляет тебя верить в это? — спросил герцог.
   — Фиона сказала мне, ты уже знаешь, что она не может иметь детей, — ответил кузен. — И хотя ты еще молод, нельзя исключить случайности, которая избавит меня от слишком долгого ожидания твоих похорон!
   — Неужели ты думаешь, что тебе удастся запугать меня угрозами, рассказывая, будто уже изобрел способ моего устранения? — презрительно сузил глаза Шелдон Мур.
   — Я повторяю, у тебя нет выбора, и мы напрасно тратим время. Если ты не женишься на Фионе — а священник уже готов соединить вас в священном супружестве, — я без колебания использую этот револьвер!
   — И убьешь меня? — насмешливо спросил герцог.
   Джослин покачал головой.
   — О нет! — ответил он. — Но я покалечу тебя так, что ты никогда не сможешь снова сблизиться с женщиной и стать отцом ребенка.
   Задыхаясь от ненависти, он как будто выплюнул эти слова в лицо Шелдона Мура.
   Лавела слушала, объятая паникой.
   Она отчаянно пыталась что-нибудь придумать для спасения герцога.

Глава 6

   Лавела колебалась, не зная, что делать.
   Может, побежать за помощью?
   Она, однако, боялась, что, пока будет искать кого-нибудь, его уже насильно женят.
   Если б она успела привести своего отца, он наверняка сумел бы предотвратить свершающееся на ее глазах злодеяние.
   В то время как она лихорадочно раздумывала над выходом из этой ситуации, Джослин Мур приказал священнику:
   — Приступай, и чем быстрее, тем лучше!
   Священник открыл молитвенник, и Лавела поняла — времени для размышлений больше нет.
   В полном смятении, почти не сознавая, что делает, она продвинулась дальше в часовню.
   По обе стороны двери стояли постаменты в виде колонн, и на каждом возвышалась фигура ангела с крыльями.
   Герцог купил их в Баварии.
   Они были созданы сто лет назад с тем уникальным мастерством, которое свойственно баварским резчикам.
   Они ласкали взор своими нежными тонами и служили прекрасным украшением баварских церквей.
   Лавела стояла за одной из колонн.
   Священник приступил к обряду.
   — Дорогие возлюбленные… — затянул он.
   — Прекращай эту глупость! — скомандовал Джослин Мур. — Переходи сразу к бракосочетанию.
   — Если этот человек понимает, что ему грозит, он откажется от подобного богохульства, — предупредил герцог, — а я не замедлю обратиться в суд!
   Джослин рассмеялся.
   — И вызвать скандал? Мой дорогой кузен, ты знаешь так же хорошо, как и я, что 1Ы всегда боялся лишь одного — бросить хотя бы малейшую тень на нашу благородную фамилию!
   Последние слова он произнес с нескрываемой насмешкой, и Фиона попыталась урезонить его:
   — Не горячись, Джослин! Какой смысл еще больше выводить из себя Шелдона? Я лишь хочу стать его женой!
   — И ты будешь ею! — ответил Джослин.
   Он вновь взглянул на священника.
   — Делай то, за что тебе заплачено, — велел он, — не то я лишу тебя сана, или что там делают с такими, как ты.
   — Я делаю все, что нужно, мистер Мур, — проблеял священник дрожащим голосом.
   Он перевернул две страницы своего молитвенника.
   И тогда Лавела, все время только молившая о помощи, поняла, что она должна сделать.
   Она почти физически ощущала мучительную борьбу в сознании герцога.
   Она знала, — как будто он сам сказал ей это, — что он пытается найти какой-нибудь способ сбить своего кузена с ног и разоружить его.
   Все что угодно, лишь бы не свершилось это издевательство над достойным человеком.
   Между тем герцог, так же как и Лавела, видел, что Джослин держит его под прицелом, направив револьвер ниже пояса.
   Его палец был на спусковом крючке.
   — О Боже, что мне делать? — шептала она. — Помоги… мне! Пожалуйста… Господи… помоги.. мне!
   Молясь, она подняла руки и прижала их к ангелу.
   Она думала, что он прочно прикреплен к каменному подножию.
   Но вот, крепче упершись в него, она вдруг ощутила, как статуя чуть-чуть сдвинулась.
   Тогда она выше подняла руки и толкнула ее с силой, на какую только была способна.
   Ангел подвинулся, покачнулся и вдруг опрокинулся, свалившись на каменный пол с оглушительным грохотом.
   Грохот повторился громогласным эхом внутри часовни.
   Джослин непроизвольно обернулся, застигнутый врасплох этим крушением.
   Подобная оказия и нужна была герцогу.
   Левой рукой он схватился за револьвер и рванул его вверх.
   Одновременно, вложив в правый кулак всю мощь своего атлетического тела, он нанес Джослину удар в подбородок.
   Этот сокрушительный удар вызвал бы восхищение профессионального боксера.
   Кузен пошатнулся и рухнул на спину.
   Падая, он нажал на курок, и пуля достигла потолка.
   Звук выстрела добавился к грохоту упавшего ангела.
   За ними последовал пронзительный визг Фионы.
   Джослин стукнулся головой о каменный пол и теперь лежал не шевелясь.
   Герцог наклонился и поднял револьвер, валявшийся недалеко от кузена.
   Когда он выпрямился, священник съежился у алтаря, повторяя дрожащим голосом:
   — Он заставил меня сделать это! Он заставил меня сделать это!
   Герцог бросил на него презрительный взгляд и повернулся к Фионе.
   В это время в часовню вбежали ночной сторож и дежурный лакей из холла.
   Они проскочили мимо Лавелы, не заметив ее.
   Она тихо скользнула в тень внутри часовни.
   Ночной сторож первым подбежал к герцогу.
   — С вами все в порядке, ваша светлость?
   Мы слышали выстрел.
   Он взглянул на револьвер в руке господина.
   — Все в порядке, — обронил Шелдон Мур.
   Когда к ним приблизился лакей, дежуривший в холле, герцог спросил его:
   — Как этот священник попал сюда?
   — Он приехал в почтовой карете, ваша светлость. Она ждет его снаружи.
   — Тогда отведите его туда, — велел герцог, — и доставьте в тот же экипаж мистера Джослина!
   Лакей и сторож были явно удивлены.
   Однако, повинуясь, они подошли к лежавшему без чувств Джослину.
   Подняли его за плечи и за ноги.
   Герцог наблюдал, как они двинулись по проходу.
   Жестом он приказал священнику следовать за ними.
   Тот с завидной резвостью прошмыгнул мимо герцога, словно боялся, что и его ударят.
   В ту минуту, когда он поспешно удирал по проходу, герцог сказал Фионе:
   — Поскольку вы женщина, а сейчас позднее время, я не настаиваю, чтобы вы уезжали с ними. Но с наступлением утра вы покинете этот дом!
   Она подвинулась к нему.
   — Как ты можешь так поступать со мной, Шелдон? — умоляла она. — Я люблю тебя! Я всегда хотела быть твоей женой!
   — Напротив — я проявляю милосердие, не заставляя вас ехать с вашим любовником, — сказал как отрубил он, — и я надеюсь никогда не видеть вас вновь!
   Фиона, пораженная, смотрела на него.
   Но затем она осмыслила то, что он сказал, и то, что он знал о ней и Джослине.
   Ее веки дрогнули.
   Поняв, что это крах всех ее планов и намерений, она вышла с высоко поднятой головой.
   Лишь после того, как она исчезла из виду, герцог тихо позвал:
   — Лавела!
   Он глядел в затемненный угол часовни, где она скрывалась.
   Все еще переполненная страхом, она выбежала к нему.
   Не в силах сдерживать свое волнение, она прерывисто твердила:
   — Я молилась… я молилась… в отчаянии, как можно… помочь вам!
   — Вы спасли меня, — тихо молвил герцог. — Как выразить словами мою благодарность?
   Он тяжело вздохнул.
   — Мне даже не верится, что все это было в действительности и что вы оказались здесь в нужный момент.
   — Я… спустилась… по лестнице… в часовню, потому что я… хотела… вознести благодарственную молитву… за… удивительный вечер, — запинаясь, рассказывала Лавела, — но я думаю… Бог, должно быть, послал меня… на помощь вам.
   — Я уверен в этом, — ответил герцог.
   Он положил револьвер, который все еще сжимал в руке, на скамью.
   — Я думаю, мы должны вознести нашу благодарственную молитву вместе, — произнес он.
   Девушка улыбнулась ему и стала от этого еще более походить на ангела.
   Она опустилась на колени у подножия алтаря.
   Герцог присоединился к ней, и они оба закрыли глаза.
   Закончив самую усердную молитву из когда-либо произнесенных им за всю жизнь, герцог встал и, протянув руку Лавеле, помог ей подняться.
   — Вы спасли меня! — повторил он, как будто все еще никак не мог поверить в реальность происшедшего.
   — Вы не… думаете, что он… попытается вновь… напасть на вас? — прошептала она.
   — Я думаю, попытается, — подтвердил герцог, — и мне остается лишь надеяться, что вам, моему ангелу-хранителю, удастся каким-то образом защитить меня.
   — Я буду… стараться… вы знаете, что я буду… стараться, — пролепетала Лавела, — но… я напугана.
   Она была столь прелестна, когда смотрела на него снизу вверх с беспокойством в глазах, что герцог произнес:
   — Я поблагодарил Бога, но, думаю, Лавела, я должен поблагодарить и вас!
   Он осторожно взял ее за плечи и, наклонив голову, поцеловал.
   Он поцеловал ее очень нежно — ведь в ту минуту он не думал о ней как о привлекательной женщине.
   Она была ангелом, спасшим его от страшной и унизительной будущности.
   Но когда он ощутил сладость ее мягких губ, его поцелуй стал горячим и страстным.
   И в то же время в нем сохранялось почтительное благоговение перед Лавелой.
   Девушка почувствовала, будто перед ней внезапно открылись Небесные Врата и она вознеслась в их пределы.
   Ее еще никто не целовал, и это прикосновение губ изумило и поразило ее.
   Ей казалось невероятно прекрасным, что столь великолепный и добрейший человек целует ее.
   Затем она испытала странное ощущение, которого ранее не знала.
   Словно звездный свет проник в нее и она сама становилась звездой.
   Она понимала, что и герцог ощутил этот необычный свет, который назывался божественным.
   Безотчетно она придвинулась ближе к нему.
   Его руки теснее обвились вокруг нее, обостряя переполнявшие ее чувства.
   Чувства эти были столь сильны и кристальны, как будто их послал сам Бог, и она поняла — это Любовь.
   Любовь умопомрачительная и всеобъемлющая.
   Герцог вновь овладел ее губами, и она ощущала, что принадлежит уже не себе, а ему.
   Когда он поднял голову и взглянул на нее, ее лицо светилось неземным счастьем.
   В целом мире он не мог бы найти более прекрасного лица.
   А по тому, как она смотрела на него, он понял, что боготворим ею.
   — Моя дорогая, как тебе удалось пробудить во мне такие чувства? — прошептал он.
   И вновь приник к ее губам.
   Теперь он целовал уже не ангела, а женщину, которую безумно желал.
   Так как они были в часовне и только что пережили неописуемый ужас, чувства его к Лавеле не имели ничего общего с тем, что он испытывал когда-либо к другим женщинам.
   Наконец, немного придя в себя, он поцеловал ее более трепетно и сдержанно.
   — Я думаю, никто не должен знать, что случилось здесь сегодня, — промолвил он.
   — А слуги… не проговорятся? — спросила неуверенно Лавела.
   — Я позабочусь об этом! — ответил герцог.
   Он ласково посмотрел на нее.
   — Я хочу, чтобы сейчас ты пошла спать и забыла о случившемся, а помнила лишь замечательный вечер, когда ты была так счастлива.
   — Как я могу забыть это… если вы… все еще… в опасности? — тихо произнесла Лавела.
   — Пока я в полной безопасности, — уверил ее герцог, — а мой бессовестный кузен по крайней мере в течение сорока восьми часов не будет в состоянии причинить кому-либо вреда!
   — Н… но… после этого…
   — После этого я буду полагаться на тебя и, конечно, на Бога, и все будет хорошо, — просто сказал герцог.
   Его искренность и чистосердечие, с которым он произнес эти слова, в другое время удивили бы его самого.
   Глаза Лавелы вновь излучали свет, изгнавший тревогу.
   — Я буду делать то, что вы скажете, — молвила она, — 4 — но… обещайте, что будете…'осторожны.
   — Мы поговорим об этом завтра.
   Герцог взял ее за руку, и они вышли из часовни, оставив ее с непогашенными свечами.
   У лестницы, ведущей на этаж, где находилась спальня Лавелы, герцог вновь поцеловал ее.
   — Доброй ночи, моя любимая, счастливых тебе снов, и забудь о кошмаре, через который мы прошли.
   — Я буду… видеть сны… о вас, — ответила Лавела.
   Он глядел ей вслед, пока она не поднялась наверх.
   Она помахала ему рукой и исчезла из виду.
   Он направился в холл.
   Как он и предполагал, ночной сторож и лакей были там.
   В открытую входную дверь врывался холодный ночной ветер.
   Герцог еще успел увидеть почтовую карету, запряженную двумя лошадьми, отъехавшую уже на значительное расстояние.
   Она покатила по мосту, переброшенному через озеро.
   Вскоре она скрылась под ветвями древних дубов, возвышавшихся по обе стороны длинной подъездной дороги.
   Шелдон Мур резко сказал:
   — Закрой дверь!
   Лакей повиновался — задвинул два засова и повернул ключ в замке.
   Потом герцог предупредил ночного сторожа и лакея, что о ночном происшествии не следует говорить никому в доме и где-либо еще.
   К этому он прибавил, что в случае огласки они будут моментально уволены без рекомендаций.
   — Я не говорил такого раньше никому из моих служащих, — заметил герцог, — но поскольку это дело очень серьезное, я хочу услышать от вас слово чести, что никому и никогда не расскажете об этом.
   — Даю вам слово чести, ваша светлость! — произнес ночной сторож, и лакей повторил за ним эту фразу.
   Уходя, герцог спросил:
   — Откуда приехала эта карета?
   — Из Лондона, ваша светлость, и кучер говорил мне, они почти четыре часа ехали сюда из-за того, что его преподобие останавливался по дороге у каждой гостиницы, чтобы выпить.
   Герцог не произнес ни слова, и лакей продолжал:
   — Кучер, ваша светлость, попросил у меня кружку эля, когда приехал, и я дал ему. А когда они отъезжали, он уже распевал песни.
   Герцог подумал, что от священника, которого посчастливилось нанять Джослину, ничего иного и не следовало ожидать.
   Он знал, в Лондоне всегда можно найти того, кто согласится сочетать пары поздней ночью.
   Их часто использовали неразборчивые в средствах женщины, готовые поймать в супружеские сети напившихся богатых мужчин, не соображающих, что с ними происходит.
   Если б его женили на Фионе, ему, возможно, и не удалось бы доказать, что брачная церемония была незаконной.
   Кроме того, как и рассчитывал Джослин, герцог вряд ли решился бы затеять такого рода судебный процесс, потому что слишком дорожил честью семьи.
   Он поднимался к своей спальне, ощущая неизмеримую благодарность за дарованное ему избавление от подобного отчаяния.
   Он чудом избежал ловушки, которая; несомненно, разбила бы всю его жизнь.
   Готовясь ко сну, он думал о Лавеле.
   Не только о том, как она прекрасна, но и о том, какой она оказалась находчивой и умной.
   Другая женщина не смогла бы найти какой бы то ни было способ предотвратить эту женитьбу.
   Джослин так изобретательно все продумал.
   Очутившись в комнате герцога, кузен воскликнул не своим голосом:
   — Несчастный случай, Шелдон! В часовне, как ни странно! Я думаю, тебе лучше спуститься туда поскорей!
   Упоминание о часовне сразу навело герцога на мысль о Лавеле, и он спросил:
   — Кто там? Что случилось?
   — Некогда обсуждать, — ответил Джослин, — ты лучше поспеши за мной!
   Он устремился вперед, и герцог не мог больше задавать вопросы.
   Когда он спустился в часовню, там уже была Фиона.
   Джослин тотчас вынул револьвер, и герцог понял, что его заманили.
   Он вдруг подумал, как символично, что Лавела, столь похожая на ангела, использовала такую статую, чтобы спасти его.
   Он очень гордился этими двумя баварскими ангелами.
   Он надеялся, что того, который лежит теперь на каменном полу, удастся полностью восстановить.
   Но разве можно сравнить эту неприятность с тем, что он сам получил чудесное избавление по крайней мере на данный момент!
   А также с тем, что он любит Лавелу.
   «Я слишком стар, чтобы увлечь ее!» — одергивал он себя.
   Но, вспоминая, как она ответила на его поцелуй, как она затрепетала в его объятиях, он чувствовал, она любит его.
   Любит именно так, как ему хотелось, чтобы его любили.
   Не за то, что он — герцог.
   В тот миг, когда они молились вместе у алтаря, между ними возникла необычная близость, но он не понял сначала, что это любовь Это было совсем новое чувство, какого ему еще не приходилось когда-либо испытывать.
   Вот почему он не распознал его сразу.
   Эта любовь не была похожа на яростно бушующий огонь страсти.
   На чисто физическое влечение, которое он чувствовал к Фионе и другим женщинам до нее.
   Он знал теперь, Лавела обожает его, как и он ее.
   В ней было все, что совершенно в женщине.
   Он без всяких слов понимал, что она любит его не только всем сердцем, но и всей душой.
   До настоящего времени Шелдон Мур не задумывался о своей душе.
   Но теперь он знал: если он обладает ею, то она отдана Лавеле.
   Засыпая, он подумал, что нет в мире человека более счастливого, чем он.
   Одно лишь немного беспокоило — что скажет его семья?
   Родственники скорее всего с неодобрением отнесутся к тому, что он женится на дочери викария из Малого Бедлингтона.
 
   Герцог проснулся рано.
   Его первой мыслью было немедленно заставить Фиону подчиниться его приказанию.
   Он надеялся, что она покинет дом прежде, чем успеет пообщаться с кем-либо из прочих его гостей.
   Однако он рассудил, что поскольку она оказалась в униженном положении, то вряд ли станет о чем-нибудь распространяться.
   А впрочем, можно ли всецело уповать на сдержанность женщины?
   Поэтому, вызвав камердинера Дженкинза, он велел ему разыскать мистера Уотсона.
   Затем поручил мистеру Уотсону проследить, чтобы леди Фэвершем отправилась в Лондон первым же поездом, который остановится на частном полустанке герцога.