Домоправительница должна была упаковать все ее вещи.
   После этого герцог решил не думать больше о Фионе. — Всего его мысли сосредоточились на Лавеле.
   Теперь, в безжалостном свете дня, трудности женитьбы на ней, казалось, слетелись на него как хищные птицы.
   Он беспокоился не о себе, а о ней.
   Он слишком хорошо знал своих родственников.
   Они ужаснутся, что он не женится на ком-либо равном ему по крови.
   На той, которая сможет с достоинством занять положение герцогини.
   А этого трудно ожидать от девушки, весьма редко покидающей деревню Малый Бедлингтон.
   Они могли даже проявить к ней неуважение и грубость.
   Герцогу были известны примеры, когда женщины, особенно преклонного возраста, притесняли и унижали молодую девушку.
   С еще большим фанатизмом они способны отнестись к девушке, которую не могут уважать.
   Всеми силами он уже был готов защищать Лавелу.
   Если не от физической обиды, то от всего, что могло ранить ее душевно.
   Он не хотел и думать о том, как пострадали бы ее доверчивость и благорасположение к людям.
   Она всегда жила в атмосфере любви.
   Она никогда не сталкивалась с завистью, враждой и злобой светского мира.
   Герцог решил для начала постараться, чтобы никто не узнал о их чувствах друг к другу.
   Это должно быть абсолютной тайной до тех пор, пока не завершится празднование Рождества и открытие театра.
   Он хотел, чтобы гости видели в Лавеле прекрасного, очаровывающего всех своим пением ангела.
   А отнюдь не местную девушку, которой удалось какими-то ухищрениями заманить герцога.
   Поэтому он послал своего камердинера с запиской к горничной, прислуживавшей Лавеле, — передать ей, что он желает немедленно видеть Лавелу в театре.
   Конечно, его требование будет воспринято однозначно: оно связано с участием Лавелы в постановке.
   Герцог ждал ее в ложе театра.
   Через пять минут она торопливо прошла через дверь, ведущую из дома в театр.
   Она не сразу увидела его.
   Он наблюдал, как она оглядывает помещение в поисках его.
   Когда он заметил сияние в ее глазах от предвкушения встречи с ним, сердце в груди подпрыгнуло от радости.
   Он очень нежно и тихо произнес ее имя, и она тотчас обнаружила его в ложе рядом с собой.
   Она вскрикнула от восторга.
   Импульсивно, не раздумывая, бросилась в его распахнутые руки.
   Он прижал ее к себе.
   — Это правда… действительно правда… что вы… сказали вчера… будто вы… любите меня? — пролепетала она.
   — Я обожаю тебя! — с чувством произнес герцог.
   Она улыбнулась.
   — Когда я проснулась… я подумала, что этого… не может быть и что мне… это лишь приснилось.
   — Со мной было то же самое, — сказал он.
   Он целовал ее до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.
   — Теперь послушай, мое сокровище, — произнес он наконец. — Я думаю, было бы непростительной ошибкой — и ты наверняка думаешь так же — показать всем, как мы любим друг друга, до завтрашнего вечера.
   — Да… конечно… я понимаю, — кивнула девушка. — Я хочу, чтобы все думали не о нас, а о твоей… музыкальной пьесе и поняли, какой… ты талантливый.
   — Надеюсь, они так и подумают! — улыбнулся герцог. — А когда моя семья покинет дом и все остальные тоже уйдут, мы сможем подумать о себе.
   Она одарила его улыбкой.
   Сейчас она была еще прелестнее, чем представлялась ему, когда он думал о ней вчера перед сном.
   — Я люблю тебя! — сказал он. — Я хочу все время говорить тебе об этом, но нам много еще предстоит сделать.
   Лавела согласилась.
   Затем уже другим тоном она спросила:
   — Ты позаботился… чтобы никто не рассказывал о… том, что случилось… ночью?
   — Я абсолютно уверен, — успокоил ее герцог, — а потому не думай об этом. Сосредоточься на репетиции с детьми.
   — Да, конечно, — обрадовалась она.
   Герцог вновь поцеловал ее.
   — Нам обоим нужно быть очень, очень осторожными, чтобы никто не догадался о нашей драгоценной тайне. Но если ты будешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас, нам не удастся скрыть ее!
   — Тогда я… попытаюсь не смотреть на тебя, — серьезно ответила Лавела, — но это будет трудно, потому что я все время думаю… ты… слишком замечательный, чтобы быть… реальным.
   — Я очень реален, и я люблю тебя так же, как ты меня, — молвил герцог. — Но теперь мы должны спуститься на землю, то есть позавтракать!
   Лавела рассмеялась.
   — Я чувствую, мы должны теперь питаться амброзией — это намного романтичней, чем бекон с яичницей!
   Герцог вновь поцеловал ее.
   Он отвел ее из театра в дом.
   Лавела направилась в столовую для завтраков, он же прошел в свой кабинет.
   Там его ждал мистер Уотсон, что было довольно необычно, поскольку герцог никогда не вызывал его так рано.
   — Боюсь, я принес вам плохие вести, — сказал мистер Уотсон.
   — В чем дело? — спросил герцог.
   — Я только что узнал, ваша светлость, что ночью на пересечении дорог за деревней произошел несчастный случай.
   Герцог хранил невозмутимость.
   — Что там случилось?
   — Почтовая карета, в которой находились мистер Джослин и какой-то священник, столкнулась с грузовой подводой.
   Герцог ждал продолжения.
   — По словам возчика, ваша светлость, кучер кареты был пьян и нахлестывал своих лошадей самым отчаянным образом.
   — Продолжайте, — велел герцог.
   — Почтовая карета перевернулась, — повествовал далее мистер Уотсон. — У священника перелом ноги, но должен сказать вам с сожалением, ваша светлость, что мистер Джослин получил большие повреждения и находится в коме.
   — Он жив? — спросил герцог, чувствуя, что голос его звучит странно.
   — Доктор говорит, спасти его вряд ли удастся, но он и священник сейчас в госпитале.
   Герцог сел за стол.
   Он не был столь лицемерным, чтобы притворяться, будто его удручает возможность смерти кузена.
   В то же время он испытывал потрясение от осознания того, что, отправив его в этой карете, он частично ответствен за происшедшее.
   — Мне кажется, — высказал свое соображение мистер Уотсон, — что, если их королевские высочества прибывают сегодня, лучше было бы не говорить ничего о состоянии мистера Джослина до окончания представления завтра вечером.
   — Да, конечно, вы правы, — согласился герцог.
   — Доктор Грэхэм ожидает указаний вашей светлости. Он узнал мистера Джослина, который был в вечернем костюме. Но никому больше не известно, что мистер Джослин присутствовал здесь, и доктор умолчал об этом.
   Герцог хорошо знал доктора Грэхэма.
   Этот пожилой человек лечил его отца и его самого, а также не отказывал в помощи любому члену его семьи, нуждавшемуся в его услугах во время пребывания в Мур-парке.
   В данном случае доктор проявил тактичность, с присущей ему чуткостью поняв сложность ситуации.
   Неминуемая смерть Джослина сделала бы невозможным празднование Рождества в присутствии принца и принцессы Уэльских.
   Доктор Грэхэм был так тесно связан с семейством Муров, что, несомненно, знал о порочащем всю родню поведении Джослина.
   В деревне тоже ходили слухи о его разгульной жизни и бесшабашных тратах семейных средств.
   — Я заеду к доктору Грэхэму сам, как только позавтракаю, — сказал герцог.
   — Я не сомневался, что вы, ваша светлость, скажете это, — ответил мистер Уотсон.
   — Он прав, конечно, — продолжал герцог. — Наша завтрашняя постановка в театре да и весь праздник будут испорчены, если кто-либо узнает о происшедшем.
   — Доктор Грэхэм сказал, лишь несколько деревенских жителей знают о том, что произошло столкновение на дороге, но они не представляют, что почтовая карета имеет какое-либо отношение к мистеру Джослину.
   — Я крайне благодарен доктору Грэхэму за его предусмотрительность, — отметил герцог. — Славу Богу, Уотсон, я могу полагаться и на вашу тоже.
   Секретарь улыбнулся.
   Герцог вышел из кабинета и направился в столовую для завтраков.
   Идя туда, он думал, что Лавеле нет нужды напоминать ему вновь о благодарности Всевышнему.
   Он и сам понимал, что судьбе или Богу было угодно проявить такую щедрость к нему.

Глава 7

   Их королевские высочества прибыли в пятницу вечером.
   Они были крайне обходительны со всеми родственниками Шелдона Мура.
   Ему же была интересна реакция Лавелы на происходящее.
   В ее глазах горело возбуждение ребенка, попавшего на представление сказки.
   Все гости пошли переодеваться к ужину.
   Шеф-повар, такой же разгоряченный, как и все, превзошел себя в своем искусстве.
   Каждое блюдо само по себе было поэмой.
   Принц не впервые посещал Мур-парк с ночевкой.
   Однако впервые гостил здесь с принцессой.
   — Я с нетерпением ожидаю открытия вашего театра, — молвила принцесса Александра своим нежным голосом. — Уверена, вы приготовили для нас нечто восхитительное.
   — Я лишь надеюсь, что вам это понравится, мадам, — ответил герцог. — Во всяком случае, это будет необычно.
   Вместе с тем он вспомнил, что принцесса очень музыкальна.
   Ее семья бедствовала до той поры, как ее отец вступил на датский трон, поэтому мать сама обучала ее.
   Королева являлась членом семейства Гессе-Кассель, и все шестеро ее детей отличались разнообразными талантами.
   Герцог не сомневался, принцесса Александра будет приятно удивлена, узнав, что все исполнители на открытии театра собрались из одной маленькой деревни.
   Когда джентльмены присоединились к дамам после ужина, герцог вздохнул с облегчением, оттого что Фионы там больше не было.
   Теперь он не боялся, что она обратится за помощью к принцу, преследуя цель женить его на себе.
   Он мог также не беспокоиться, что Джослин совершит нечто оскорбительное для всей семьи.
   Войдя в гостиную, он увидел, к своему удивлению, что Лавела сидит рядом с принцессой Александрой.
   Они оживленно беседовали.
   Он поразился тому, что такая молодая и неискушенная девушка, как Лавела, не чувствует напряженности или стеснительности в присутствии членов королевской семьи.
   Она вела себя совершенно свободно и естественно.
   Когда он проходил через гостиную, чтобы присоединиться к ним, Лавела и принцесса над чем-то смеялись.
   — Хотелось бы знать, ваше королевское высочество, — подошел к ним герцог, — чем это Лавела так рассмешила вас.
   — Мы говорили о музыкантах и странных приметах, которыми они пользуются перед выступлением, — ответила принцесса.
   Герцог непонимающе поднял брови, и Лавела объяснила:
   — Я рассказывала ее королевскому высочеству об одном друге моего папы, в прошлом знаменитом скрипаче. У него была странная привычка целовать платок, который он укладывал под подбородок на свой инструмент, надеясь, что это принесет ему удачу.
   — А я рассказывала мисс Эшли, — в свою очередь молвила принцесса, — об одном из самых выдающихся наших пианистов в Дании, который ради удачи держит в кармане коробочку с пауком, когда играет в карты.
   Герцог со смехом резюмировал:
   — У знаменитых людей часто бывают подобные странности. Если их опубликовать, получилась бы весьма интересная книга.
   Принцесса тоже рассмеялась, но Лавела возразила:
   — Но они по прочтении могут расстроиться и, возможно, не будут уже играть так хорошо.
   Герцог подумал, что это — доброе замечание, и улыбнулся ей.
   Когда же она улыбнулась в ответ, он спохватился — ведь они должны казаться безразличными друг другу.
   В этот вечер все улеглись рано.
   Шелдон Мур был уверен, что многие гости лежат без сна, предвкушая сюрпризы завтрашнего дня.
   Он сам мечтал завтра быть рядом с Лавелой и помогать ей репетировать с детьми, спавшими сейчас в восточном крыле.
   Для принцессы у него была намечена на завтра экскурсия по дому.
   Принц пожелает посетить конюшни и посмотреть лошадей.
   Поскольку королевская чета была очень занята всю предыдущую неделю и в рождественские дни, он предполагал, что они не захотят слишком активно проводить завтрашний день, Он уже интересовался у принца насчет охоты.
   Его высочество ответил, что у него болит рука после чересчур рьяной охоты в Сэдрингеме.
   Принц, следовательно, предпочтет провести день спокойно.
   Герцог был доволен этим, так как на охоту у него не оставалось времени, оно было необходимо для стольких дел в театре.
   Но если б его королевское высочество пожелал охотиться, он был бы обязан присутствовать на ней как хозяин.
 
   Следующим утром герцог предоставил своих родственников самим себе.
   Он нашел Лавелу в театре.
   Она дирижировала детским хором из оркестровой ямы.
   Дети исполняли гимн на сцене.
   Лавела включила в представление кое-что новое со времени их последней репетиции.
   Между куплетами гимна дети брались за руки и танцевали, образуя круг.
   Дети были еще малы, и это выглядело в высшей степени трогательно.
   Такое зрелище удачно гармонировало с самой сценой, которую герцог украсил цветами.
   От них распространялось благоухание на весь зал.
   Большие горшки с лилиями почти полностью скрывали два рояля. ;
   Герцог почему-то считал эти инструменты внешне не очень привлекательными.
   Они были задвинуты в глубь сцены, так что зрители могли видеть лишь двух пианистов.
   Герцог решил, что, когда они закончат исполнение увертюры, рояли отодвинут еще дальше назад невидимые зрителям помощники.
   Он прошел по центральному проходу и остановился позади Лавелы.
   Она ощущала его присутствие.
   Наконец отзвучал последний куплет гимна, и дети, пройдя вперед, сделали изящный реверанс.
   Герцог захлопал в ладоши.
   — Браво! — крикнул он. — Конечно, вечером вас ожидают восторженные аплодисменты. В этом случае вы должны сделать второй реверанс, прежде чем занавес опустится.
   Дети поняли это.
   Когда они ушли со сцены, герцог обнял девушку за плечи.
   — Я люблю тебя! — сказал он очень тихо.
   Она подняла на него глаза.
   Не было необходимости говорить, что она чувствует к нему.
   — Ты волнуешься? — спросил он.
   — Я боюсь лишь… разочаровать тебя, — ответила она.
   Он был уверен — это невозможно.
   Из-за слишком нежного возраста детей герцог решил устроить представление до ужина.
   В шесть часов зрители начали занимать места.
   Принц и принцесса вошли, когда публика уже расселась.
   Все встали под звуки гимна «Боже, храни Королеву!».
   Свет в зале погас, и герцог с Лавелой исполнили увертюру.
   Их наградили щедрыми аплодисментами.
   Затем викарий в образе Арлекина с юмором прочитал вступительную поэму.
   Поднялся занавес, и на сцене появились дети, размещенные в форме букета цветов, что вызвало восторженную реакцию зрителей.
   Программа была составлена на таком же профессиональном уровне, как если б она предназначалась для лондонской сцены.
   Эпизод, сочиненный герцогом, оказался превосходным, и он сожалел, что постановка состоится лишь один раз.
   Мария Кальцайо пела столь же блестяще, как на прославленных оперных сценах Европы.
   Она, однако, не затмила Лавелу.
   Девушка и в самом деле так походила на прекрасного ангела, что герцог не мог оторвать от нее глаз.
   Слова ее песни волновали до слез:
   Я знаю, что мы навсегда не уйдем.
   Пусть тело увянет, лишенное сил,
   Но станет душа лучезарным огнем,
   Опорой надежной для тех, кто нам мил.
   Песня внушала каждому, кто был в зале, что добрые дела и любовь, которую человек дарит здесь, на земле, будут жить вечно.
   Когда занавес опустился, публика словно затаила дыхание: в течение долгого времени стояла тишина, которая так дорога артистам.
   Эта проникновенная тишина является для них величайшей наградой.
   А потом загремели аплодисменты и слышался возглас принца Уэльского: «Браво! Браво!»
   После этого, на взгляд герцога, все шло как по маслу.
   Наконец он появился в образе Санта-Клауса.
   Дети сбежали со сцены и рассыпались по всему залу, раздавая гостям подарки, оказавшиеся для каждого приятной неожиданностью.
   Герцог дал мистеру Уотсону carte blanhe в приобретении подарков, которые тот сочтет подходящими.
   Никто не был разочарован подарком.
   Затем мужской хор исполнил английский народный гимн «Возрадуйтесь, мужчины!».
   Возрадуйтесь, мужчины, ничто не страшно вам:
   Родился ваш Спаситель на горе всем врагам,
   Влекущим вас к пороку под властью Сатаны,
   Бессильного, пока вы Спасителю верны.
   Дети, раздававшие подарки, возвратились на сцену.
   Занавес опустился под аккомпанемент нового шквала аплодисментов.
   Принц и принцесса высказали герцогу свое желание встретиться с исполнителями.
   Красный занавес вновь поднялся.
   Их королевские высочества покинули ложу и прошли на сцену.
   Со свойственным им обаянием они тепло поздравили каждого.
   Герцог снял костюм Санта-Клауса и проводил их со сцены.
   Они почти дошли до ступеней, ведущих из театра в дом, когда принцесса Александра неожиданно остановилась.
   В последнем ряду партера вместе с пятью мамами выступавших детей сидела миссис Эшли.
   Принцесса с изумлением смотрела на нее.
   Герцог решил, что должен представить ее принцессе, но ее королевское высочество вдруг воскликнула:
   — Луиза! Ведь это же Луиза!
   Миссис Эшли, всхлипнув, протянула к ней руки.
   Пораженный, герцог наблюдал, как эти женщины целовали друг друга со слезами на глазах.
   — Луиза, я нашла тебя! Я нашла тебя наконец! Я так страдала без тебя все эти годы!
   — Как и я без тебя, Алекс, — промолвила миссис Эшли.
   Принц и герцог не скрывали своего изумления.
   Все зрители повернулись к ним.
   Заметив всеобщее недоумение, принцесса Александра объяснила супругу:
   — Дорогой, это — моя кузина Луиза Гессе-Кассель, которая пропала много лет назад, и мы не имели представления, куда она скрылась!
   — Могу представить, как ты удивилась, обнаружив ее здесь! — молвил принц. — Ты должна рассказать нам всю историю.
   В разговор вмешался герцог.
   — Думаю, нам будет удобнее, если мы пройдем в дом, — предложил он. — К тому же, ваше высочество, нас ждет ужин.
   — Луиза должна пойти с нами, — торопливо произнесла принцесса.
   — Конечно, — ответил герцог. — Вы, ваше королевское высочество, уже знакомы с обаятельным мужем миссис Эшли и ее прекрасной дочерью Лавелой.
   Принцесса взяла миссис Эшли за руку.
   — Как ты могла так внезапно исчезнуть, Луиза? Я плакала ночами, когда ты оставила нас.
   — О, дорогая Алекс, я не хотела причинить тебе боль, — призналась миссис Эшли, — но я была так влюблена!
   Принцесса рассмеялась.
   — Тогда, конечно, я должна простить тебя!
   Они поднимались по лестнице, сопровождаемые принцем и герцогом, который едва мог поверить в только что услышанное.
   Если миссис Эшли является, как выразилась принцесса, ее кузиной, то, следовательно, он может свободно жениться на Лавеле с одобрения семейства Муров.
 
   Герцог не мог сказать Лавеле, что собирается сделать, пока королевская чета не покинет Мур-парк.
   Весь предыдущий вечер шел снег, но теперь вышло солнце.
   Парк, и сады, и огромный дом выглядели еще прекраснее, чем обычно.
   Миссис Эшли провела ночь в Мур-парке, но не только потому, что принцесса не отпустила ее.
   К концу ужина снегу навалило столько, что кучер герцога счел слишком опасной поездку в экипаже, а иначе было невозможно добраться до Малого Бедлингтона.
   По этой же причине осталась и Мария Кальцайо.
   Герцог подумал, что после стольких fete и поздравлений от каждого гостя она в будущем не захочет оставаться инкогнито.
   Больше всего Шелдон Мур был заинтригован тайной семьи Эшли и с самого начала хотел докопаться до истины.
   И вот теперь он узнал, что Эндрю Эшли был младшим сыном лорда Эшбрука.
   После окончания Оксфорда он решил стать священником.
   Он не сразу принял доставшуюся ему от отца часть поместья — у него было стремление получше узнать мир.
   И он покинул Англию почти на три года.
   Путешествовал по всей Европе, посетил Восток и по пути домой заехал в Санкт-Петербург.
   Оттуда отправился в Данию.
   — В тот миг, когда я увидел Луизу, — рассказывал викарий, — я понял, она — та женщина, которую я искал всю жизнь.
   — А я почувствовала то же самое к Эндрю, — нежно произнесла миссис Эшли.
   — Вы поступили жестоко, похитив ее у нас! — укорила его принцесса Александра.
   — Я просто не мог оставить ее, мадам, — ответил викарий.
   — Ты не должна осуждать Эндрю, — вступилась за него миссис Эшли. — Он пытался спасти меня от самого себя, но мы оба знали, что вся наша жизнь превратится в сплошное страдание, если мы расстанемся.
   — Вы были счастливы? — спросила принцесса Александра.
   — Так безгранично, так фантастически счастливы, что я ни одной минуты не чувствовала раскаяния из-за побега с ним, если не считать того, дорогая Алекс, что я скучала по тебе.
   Герцог не верил своим ушам — неужели возможно подобное счастье?
   Но ведь и его чувства к Лавеле такие же, как чувства ее отца и матери друг к другу.
   Ради любви они даже решились на побег; наверняка нечто подобное придется совершить и ему.
   После смерти Джослина свадьба в их семействе станет возможной по крайней мере не раньше чем через шесть месяцев.
   А королева Виктория сочтет и этот срок недостаточным.
   Он вышел из Голубой гостиной, где продолжался конфиденциальный разговор королевской четы и супругов Эшли, и отправился на поиски мистера Уотсона.
   Дав ему ряд поручений, он прошел в салон, где собралась вся его семья.
   Родственникам не терпелось узнать, что произошло. — Когда он рассказал им, кем на самом деле является викарий, которым они восхищались, они нисколько не были удивлены этим.
   — Он такой видный и обаятельный! — заявила одна из тетушек герцога. — Я чувствовала, он не может быть обычным викарием в Малом Бедлингтоне.
   Герцог склонялся к той мысли, что они придерживались бы такой же точки зрения, если б он женился на Лавеле без ее королевской родни.
   — Это был лучший праздник в Мур-парке! — заявил принц Уэльский, прощаясь с ним.
   — Для нас было огромной честью ваше присутствие, сэр! — ответил герцог.
   Принцесса Александра поцеловала на прощание миссис Эшли.
   — Ты должна обещать мне, Луиза, — сказала она, — что посетишь нас в Мальборо-Хаус.
   А когда мы в следующий раз поедем в Сэдрингем, вы все трое будете нашими гостями.
   — Конечно, мы приедем, милая Алекс, — промолвила миссис Эшли, — ведь ты знаешь, я очень хочу увидеть твоих детей.
   — Мы дадим специальный бал для Лавелы уже в этом сезоне, — пообещала принцесса.
   После отбытия королевской четы герцог взял за руку Лавелу и обратился к викарию и миссис Эшли:
   — Я просил бы вас зайти в мой кабинет, чтобы сообщить нечто важное.
   Супруги удивленно взглянули на него.
   Однако последовали за герцогом, все еще державшим Лавелу за руку, по коридору.
   Дворецкий открыл перед ними дверь.
   — Постой возле двери, Нортон, — сказал герцог, — позаботься, чтобы нам не помешали.
   — Слушаюсь, ваша светлость, — ответил тот.
   Дверь закрылась, и Шелдон Мур прошел к камину, встав спиной к огню.
   Лавела была рядом с ним, ее отец и мать сели напротив.
   Он освободил ее руку, и она опустилась на стул, глядя на него снизу, и в глазах ее было заметно беспокойство.
   «— Лавела и я, — объявил герцог, — хотим немедленно пожениться!
   — Пожениться? — воскликнула миссис Эшли, глядя на дочь. — О дорогая, почему же ты не сказала мне?
   Лавела вскочила и встала на колени рядом с ее креслом.
   Миссис Эшли поцеловала ее.
   — Я могу лишь пожелать тебе этого, — сказала она, — если женитьба сделает тебя счастливой.
   — Это для меня… самое замечательное, что только может… случиться, — тихо произнесла Лавела.
   Викарий поднялся и протянул руку герцогу.
   — Нет в мире никого, кроме вас, кому я доверил бы мою дочь!
   — Благодарю вас, — ответил герцог. — Однако есть одно затруднение, и мне нужна ваша помощь.
   Он рассказал им вкратце, что случилось прошлой ночью.
   Он был искренен и в отношении той роли, которую играла в его жизни Фиона.
   В то же время он ясно дал понять, что, несмотря на ее желание выйти за него замуж, у него не было намерения жениться на ком-либо, пока он не встретил Лавелу.
   — Такие же чувства я испытывал к Луизе, — признался викарий.
   — Тогда вы поймете, что я лишь ожидал, когда закончится этот вечер, чтобы сказать ей, что она для меня значит.
   Викарий кивнул.
   — Однако этим утром, — продолжал герцог, — я узнал нечто, способное воспрепятствовать нашей женитьбе в течение длительного времени.
   Лавела, все еще стоявшая на коленях у кресла матери, испуганно вскрикнула:
   — Но… почему? Что… случилось?
   — Прошлой ночью, после того как Джослин уехал, — сказал герцог, — с ним и с его негодным священником произошел несчастный случай.
   — Несчастный случай? — опешил викарий.
   Герцог повторил то, что рассказал ему мистер Уотсон.
   Священник сломал ногу, а вот надежды на спасение жизни Джослина нет никакой, он не проживет и нескольких дней.
   Все молчали, потрясенные этим сообщением, а герцог спокойно пояснил:
   — Вы понимаете, если он умрет, я буду в трауре по моему кузену.
   Он посмотрел на каждого из присутствующих.
   — Для меня станет невозможной женитьба в ближайшем будущем, так как она вызовет злословие в обществе и, конечно, неодобрение семьи Муров.