Картленд Барбара. Театр любви

   — Да, конечно, я понимаю, — произнесла миссис Эшли. — Значит, вам с Лавелой нужно подождать.
   — Напротив, — возразил герцог, — подобно вам и вашему мужу мы скроемся!
   Он улыбнулся.
   — Мы следуем вашему примеру, поэтому вы не посмеете обвинить нас, если мы поступим так же!
   — Как… мы… поступим? — спросила Лавела.
   — Твой отец обвенчает нас завтра утром, — ответил герцог, — и мы немедленно уедем.
   Лавела встала в полный рост, она вся светилась.
   — Мы… можем… сделать это? Мы действительно можем… так сделать? — задыхаясь от радости, промолвила она.
   Герцог обнял ее.
   — Именно так мы и сделаем, — подтвердил он, . — и отправимся в продолжительное свадебное путешествие. И у нас будет продолжительный медовый месяц. В мире столько прекрасных мест, которые я хочу показать тебе, и столько всего, что мы можем сделать вместе.
   Они смотрели друг на друга с любовью.
   Они были столь неоспоримо счастливы, что на глаза миссис Эшли навернулись слезы.
   Она протянула руку своему мужу.
   — Вы совершенно правы, — тихо произнес викарий.
   — Я не случайно хочу так поступить, — заметил герцог. — В противном случае длительная помолвка позволила бы моим родственникам отпугнуть Лавелу, убедив ее, что я буду плохим мужем!
   Он говорил шутливо, но Лавела ответила ему серьезно:
   — Неужели ты думаешь, что я… стала бы слушать… их?
   — А теперь тебе придется самой разбираться, хороший я или плохой, — улыбнулся герцог.
   Лавела вскрикнула от восторга и прикоснулась щекой к его руке.
   — Я все приготовлю для вас, — сказал викарий, — и так как вы не хотите, чтобы кто-либо знал о вашем бракосочетании, я предлагаю назначить церемонию на восемь часов утра в вашей часовне.
   — Я и сам так думал, — ответил герцог. — Некоторые мои родственники уедут сегодня, остальные намерены отправиться завтра утром.
   — Это должно… оставаться в тайне… пока мы… не покинем дом, — молвила девушка.
   — Да, — согласился герцог, — и главное — твои папа и мама понимают это. Хорошо, что у моих родственников теперь хватает другой пищи для разговоров!
   Он улыбнулся миссис Эшли.
   — Я чувствовал, существует какая-то загадка вокруг вас и вашего мужа, и удивлялся тому, что вы ограничили свою жизнь Малым Бедлингтоном. Меня мучило любопытство — но я не предполагал найти разгадку столь драматическим образом!
   — Я думала, Алекс не узнает меня после стольких лет, — взгрустнула миссис Эшли.
   — Кто увидит тебя хоть однажды, никогда не сможет забыть тебя, моя дорогая! — изрек викарий.
   Миссис Эшли вложила свою руку в его ладонь.
   — Я думаю, милый, твое мнение пристрастно, — улыбнулась она. — И все же я очень счастлива, что нашла Алекс. Она говорит, ее отец и мать обязательно простят меня. Тогда мы сможем поехать в Данию и посетить мою семью в Германии.
   — А что же тогда будет с бедным Малым Бедлингтоном, — спросил герцог, — если вы будете путешествовать за границей и станете частью лондонского общества?
   Викарий ответил смеясь:
   — Все очень просто. Вы с Лавелой будете поддерживать высокие музыкальные стандарты, которые мы установили в деревне, и, может быть, вам удастся распространить их на все ваше поместье.
   — Это интересная задача, — согласилась Лавела; прежде чем герцог успел выразить свое мнение.
   — Я определенно поразмыслю над этим, — пообещал Шелдон Мур, — но, откровенно говоря, в настоящий момент я не могу думать ни о чем, кроме Лавелы.
 
   Герцог и герцогиня Мурминстерские выехали из Мур-парка в восемь тридцать утра.
   Их никто не провожал, за исключением слуг, викария и миссис Эшли.
   — Благослови тебя Бог, моя дорогая, — произнес викарий, целуя на прощание дочь.
   — Бог уже сделал это, дав мне такого замечательного мужа, — ответила Лавела.
   Она великолепно смотрелась рядом с герцогом в его дорожном экипаже.
   В него была впряжена четверка породистых лошадей.
   Их сопровождали два верховых всадника.
   Бледное солнце только что всплыло на небо.
   В его свете Лавела была похожа на ангела, сошедшего с Небес, чтобы всегда быть с любимым.
   Во время венчания герцог думал о том, что начинает новую главу своей жизни.
   Она будет разительно отличаться от его прежнего бытия.
   По его указанию часовня приобрела совершенно иной вид: она была не такой, как в ту злосчастную ночь, когда Джослин пытался заставить его жениться на Фионе.
   Теперь она казалась беседкой любви.
   На алтаре стояли лилии, и стены были украшены свежими цветами.
   На церемонии присутствовала только миссис Эшли.
   А герцог чувствовал, как над ними летают ангелы и поют для Лавелы; ему даже казалось, будто он различает их мелодию.
   Когда они опустились на колени под благословение, он слышал, как стучат в его сердце слова благодарности, которые мысленно произносила и Лавела.
   » Нам посчастливилось найти друг друга, — размышлял он, — и наша жизнь будет освещена солнечными лучами «.
   К счастью, снег прекратился перед рассветом, исчез и гололед.
   Дороги больше не были опасными.
   Глядя окрест на белое безмолвие, герцог думал, что этот мир так же чист и свеж, как Лавела.
   — Я люблю тебя, моя милая! — выдохнул он.
   — И я тебя люблю!
   Она говорила все тем же восторженным тихим голосом, которым отвечала на вопросы во время венчания.
   Очень бережно герцог снял с нее маленькую шляпку и положил на сиденье.
   Он привлек к себе юную жену со словами:
   — Мы убежали — мы спаслись! Теперь никто не помешает нам быть вместе, и мне не надо больше скрывать, какими глазами я смотрю на тебя.
   Лавела рассмеялась.
   — Я так боялась, что люди заметят, как я гляжу на тебя и как хочу быть близкой тебе, как близки мы сейчас.
   — Мы еще недостаточно близки, — уточнил герцог.
   Он увидел, как покраснела его жена, и прибавил:
   — Сегодня мы остановимся в моем доме по дороге в Дувр. Я пользовался им только в тех случаях, когда уезжал за границу.
   — Ты не заметил, — спросила Лавела, — что я даже не спросила, куда мы едем? Было некогда.
   — Я все продумал, — сказал герцог. — Но мне хочется преподнести тебе сюрприз. Ты должна закрыть глаза, пока я не велю тебе открыть их.
   Она развеселилась.
   — Я буду рада сделать это, если только, когда я… открою глаза… ты не исчезнешь.
   — Можешь быть совершенно уверена, я буду на месте, — ответил герцог.
   Дом, которого они достигли уже далеко за полдень, был небольшой, но весьма комфортабельный.
   Герцог купил его у своего друга, так как не любил останавливаться в гостиницах.
   Доехать же до Дувра на лошадях за один день было невозможно.
   Ему было приятно знать, что он может пересечь Пролив в любое время, когда захочет развлечься.
   Однако же он обычно пересекал его, отправляясь с очередной особой миссией в Европу по поручению либо королевы, либо премьер-министра.
   В подобных случаях этот дом представлял большое удобство.
   Шелдона Мура сейчас радовало то, что он никогда не приглашал сюда женщин.
   Лавела была очарована домом.
   — Он похож на кукольный домик! — воскликнула она.
   — А мне хочется, чтоб ты считала его сказочным дворцом, а меня — заколдованным принцем! — с притворной грустью молвил герцог.
   — Ты сам знаешь, что это так и есть, — выпалила она, — и всегда так будет — хоть в Мур-парке, хоть в пещере! Ты будешь для меня все тем же — самим собой, и это… самое… главное!
   Именно о таком чувстве герцог всегда мечтал, но сомневался, что когда-нибудь ему повезет.
   Мечтал о женщине, которая любила бы его самого, а не его титул или состояние.
 
   Вечером герцог вошел в комнату Лавелы.
   Он думал, что она уже в постели.
   Но она стояла у окна.
   Занавески были раздвинуты, и она смотрела на пейзаж за окном.
   Снег застлал землю сплошным покровом.
   На небе появились первые звезды.
   Полная луна выплыла из-за деревьев.
   Ее свет придавал окружающим предметам некую таинственность.
   Трудно было поверить, что это земля, а не какой-то небесный рай, в котором единственными живыми существами были они.
   Герцог пересек комнату и приблизился к Лавеле.
   — Когда ты смотришь куда-то, отвернувшись от меня, как сейчас, — обнял он ее, — я начинаю бояться, что ты исчезнешь и я никогда не смогу найти тебя вновь.
   — Ты никогда не потеряешь меня, — промолвила Лавела. — Когда нас венчали, я поняла: мы теперь уже не два человека, а один, я… часть тебя, как ты — часть… меня.
   Герцог поцеловал ее в лоб и, подняв на руки, понес к большой кровати под шелковым пологом.
   Он положил ее на подушки.
   Она смотрела туда, где в окно заглядывали звезды.
   Герцог прилег рядом и обнял ее.
   — Это… правда… действительно правда, — спросила она, — что мы… здесь… вместе… и луна и… звезды дарят… нам… свое благословение?
   — Это действительно правда, — подтвердил герцог, — и я буду любить тебя, моя радость, до тех пор, пока звезды не исчезнут с неба навсегда и не пересохнут моря!
   Он целовал ее очень нежно, чтобы не испугать.
   А почувствовав, как ее губы отвечают на поцелуи, а тело трепещет в его руках, стал целовать ее страстно и жадно.
   И запульсировала кровь в его висках.
   И запылал в нем огонь желания.
   Однако эта любовь отличалась от прежних его отношений с женщинами.
   Лавела была столь молода и невинна, что ему следовало быть с ней нежнее, бережнее, дабы не причинить ей боль и не напугать ее.
   Но истина заключалась в том, что эта любовь дарована Богом, а потому все, что он сделает, будет иметь божественный отзвук.
   — Я люблю тебя! О, как я люблю тебя! — воскликнул он.
   — Когда… ты… целуешь меня, — шептала Лавела, — как будто… звезды… сияют в моем… сердце.
   — Я хочу, чтобы они сияли.
   Целуя ее вновь то ласково и мягко, то жарко и неистово, герцог почувствовал, как она отвечает ему.
   Словно сияющие в ней звезды превратились в маленькие язычки пламени.
   Он многому научит ее.
   Они станут еще счастливее.
   А сейчас происходящее с ними было подобно увертюре в театре.
   Она предвещала совершенное чудо, нисходившее с Небес.
   — Я люблю тебя… о… Шелдон… я люблю тебя! — повторяла Лавела. — Когда ты… целуешь меня… я чувствую, как… взлетаю в… небо!
   И герцог тоже как будто взмыл в небо.
   Он целовал ее глаза, губы, шею, ее шелковую кожу, маленькую ложбинку меж грудей.
   И они оба прикоснулись к звездам.
   И свет пылающих звезд проник в их тела и души.
   И теперь им стала принадлежать Вечность.