Картленд Барбара. Венгрия для двоих

Барбара Картленд
Венгрия для двоих

От автора

   На Пасху 1987 года я побывала в Будапеште, и он показался мне одним из красивейших горо­дов Европы.
   Хотя, конечно, Будапешт довольно сильно из­менился с тех пор, как Елизавета, императрица Австрии, назвала его «радостью сердца».
   Во время революции большая часть дворцо­вых покоев была разграблена, но теперь дворец стал музеем.
   В 1933 году был снесен дворец Каролаи, и одновременно с ним исчезло множество старин­ных зданий.
   В Будапеште нет нищеты, но я все время по­мнила о том, что означает «железный занавес» для такого свободолюбивого народа, как венгры.
   Проезжая по берегам Дуная, я любовалась пре­красными видами, а потом спросила:
   – А где же лошади? Разве можно приехать в Венгрию и не посмотреть на ваших лошадей!
   – Сейчас мы проезжаем зону отдыха, – от­ветили мне, – а позади нас остался деловой рай­он. Вскоре мы окажемся в сельскохозяйственной зоне, а уж потом вы увидите наших лошадей.
   Думаю, что настоящего венгра, для которого лошади всегда были частью его семьи, эти слова обидели бы до глубины души.
   Когда я покидала Венгрию, мой паспорт был проверен трижды, а солдаты в аэропорту носили на ремнях огромные пистолеты.
   Думаю, они боялись, как бы я не оказалась гражданкой Венгрии, пытающейся бежать за гра­ницу.

Глава 1

   1878 год
   Леди Алета Линг вбежала в дом, вихрем про­неслась по холлу и распахнула дверь столовой.
   Она знала, что опоздала, но виновата в этом была чудесная погода. Из-за нее она каталась верхом куда дольше обычного.
   Отец Алеты, герцог Буклингтонский, вопроси­тельно на нее посмотрел, и девушка быстро сказала:
   – Простите, что я опоздала, папенька. На улице так хорошо, что я совсем позабыла про время.
   Отец улыбнулся, и Алета с облегчением уви­дела, что он не сердится, – пожалуй, у него даже странно довольный вид.
   Алета сама наполнила свою тарелку. На малень­ком сервировочном столике выстроились ряды заку­сок: были тут и колбаски, и рыба, почки, яйца и свежие грибы.
   Когда она, наконец, села на свое место, отец произнес:
   – Я получил очень хорошие известия.
   – Хорошие известия? От кого, папенька?
   – От императрицы Австрии!
   Алета уронила вилку и воскликнула:
   – Вы хотите сказать, что она приняла ваше приглашение?
   – Именно так, – удовлетворенно ответил герцог. – Ее величество проведет здесь неделю перед тем, как поедет в Коттсбрук-парк, что в Нортхэмптоншире.
   Алета радостно вскрикнула и спросила:
   – Значит, она будет охотиться с Питчли?
   – Да, – ответил герцог. – Вне сомнения, граф Спенсер будет очень доволен!
   Алета припомнила, что два года назад импе­ратрица Елизавета остановилась в Истон-Ньюстоне. Ей хотелось поохотиться со знаменитым Бичестером и гончими герцога Графтонского.
   Сказать, что это вызвало сенсацию, означает ничего не сказать.
   Англичане не верили в рассказы, о ее умении ездить верхом, считая, что такая красавица способна в лучшем случае на верховую прогулку в парке.
   Рассказывали даже, что двое избранных наез­дников, полковник Хант и капитан Бэй Миддлтон, получив указание пропускать императрицу вперед, были не слишком довольны этим.
   – Подумаешь, императрица! – сказал как-то капитан Миддлтон герцогу. – Я, конечно, подчинюсь, но уж лучше бы я охотился в одиночку.
   Однако, увидев императрицу, он немедленно взял свои слова назад.
   Как один из лучших наездников Англии, он по достоинству оценил ее великолепную посадку верхом, не говоря уже о несравненной красоте этой женщины.
   Он сразу же влюбился.
   Хоть тогда Алета была еще очень юна, она все же подозревала, что ее отец тоже потерял голову, увидев прекрасную императрицу.
   Герцог тоже был первоклассным наездником.
   Вернувшись в Австрию, императрица пригла­сила его к себе. После этого визита он стал ува­жать ее еще сильнее.
   Алета догадывалась, что ему очень хотелось, чтобы императрица приняла его приглашение в Аинг-парк. За последние несколько недель ожи­дание так измучило его, что иногда он бывал про­сто невыносим.
   И наконец, ответ пришел.
   – Я так рада за вас, папенька, – сказала Алета. – И потом, мне очень хочется увидеть императрицу.
   Два года назад девушке было всего шестнад­цать лет, и она не попала ни на один из устроен­ных в честь императрицы приемов.
   На охоту со своим отцом она тоже не ездила и все время, пока императрица была в Англии, ос­тавалась в школе.
   Когда Алета приехала домой на Рождество, все вокруг, включая герцога, все еще говорили об этом визите.
   Алета поняла, что для ее отца императрица стала идеалом женщины.
   После смерти жены он был очень одинок. Алета подозревала, что, наверное, нашлось бы немало женщин, желающих осчастливить его, но герцог с головой ушел в заботы о своих поместьях и лоша­дях, не забывал он и о дочери.
   Несомненно, герцог любил Алету и не желал расставаться с ней. Он отослал ее в школу только потому, что так следовало поступить.
   И только теперь, накануне ее дебюта, Алета могла проводить с отцом целые дни, как им обо­им и хотелось.
   У герцога была своя свора гончих, и за едой Алета думала, что сейчас он наверняка выбирает наилучший день для охоты с императрицей.
   Внезапно герцог положил на стол письмо, ко­торое все еще держал в руке, и произнес:
   – Я знаю, что я сделаю! Почему я не поду­мал об этом раньше?!
   – О чем, папенька?
   – Когда императрица останавливалась в Истон-Ньюстоне, она привозила с собой целую ко­нюшню венгерских лошадей.
   – Я не слышала об этом, папенька.
   – Нам нужно больше лошадей, – конечно же больше, – продолжал герцог. – Я куплю их в Венгрии.
   У Алеты загорелись глаза.
   – Я так хотела этого, папа! – воскликнула она. – К тому же императрица любит Венгрию больше всех остальных стран и всегда ездит толь­ко на венгерских лошадях.
   – Она может ездить на них, – произнес герцог, – а мы будем охотиться на них верхом, так что я куплю самых лучших скакунов.
   – Конечно, – согласилась Алета.
   Она знала, что конюшни ее отца полны вели­колепных лошадей, а его скаковые лошади не знают себе равных. И все же там еще было свободное место.
   Сама Алета страстно мечтала о том, чтобы ездить верхом на быстрых, горячих венгерских скакунах, покоривших всю Европу.
   – Если вы поедете в Венгрию, папа, – за­метила Алета, – вы, ведь возьмете меня с собой?
   Герцог вздохнул.
   – Я хотел бы, – сказал он, – но я, же говорил тебе, что на следующей неделе я уезжаю в Данию.
   Алета вскрикнула:
   – Я и забыла! Папенька, неужели вам так необходимо ехать туда?
   – Если бы я мог отказаться! – сказал гер­цог. – Но я должен представлять ее величество королеву – она сама сказала мне об этом два дня назад.
   – Поездка в Венгрию была бы гораздо весе­лее, – заметила Алета.
   – Полностью с тобой согласен, – сказал отец. – Но это невозможно, поэтому вместо меня в Венгрию поедет Хейвуд.
   Джеймс Хейвуд был управляющим графа, но весьма отличался от обычных представителей своей профессии: во-первых, он был джентльменом; во-вторых, в молодости он был великолепным наез­дником-любителем и выиграл множество призов на скачках.
   К несчастью, в результате неких торговых ма­хинаций он потерял почти все свое состояние и потому был вынужден зарабатывать себе на жизнь вместо того, чтобы заниматься верховой ездой.
   Отец герцога прекрасно знал возможности Хейвуда и дал ему работу. Это случилось почти двадцать лет назад.
   Джеймс Хейвуд старел, но его чутье на лоша­дей оставалось прежним.
   Всегда занятый, герцог очень часто доверял ему покупку лошадей, и большую часть его ко­нюшни купил именно Хейвуд.
   – Да, ехать должен Хейвуд, – сказал гер­цог, словно размышляя вслух. – К тем лошадям, что у нас уже есть, нам понадобится еще восемь или десять.
   – Надеюсь, нам хватит времени, чтобы при­учить их к английским ландшафтам и климату до осени? – спросила Алета.
   Ее отец улыбнулся.
   – Черт меня побери, если мы не постараем­ся! – ответил он. – Я уже вижу, как обрадует­ся императрица, когда увидит, что мы для нее приготовили.
   То, как преображался отец, когда говорил об императрице, было очень хорошо знакомо его до­чери, и Алета в тысячный раз пожалела, что это восхищение он не выразил по отношению к ка­кой-нибудь другой женщине, которая могла бы заменить Алете мать.
   Девушка знала, что ревновала бы его к новой жене, но в то же время ей хотелось видеть отца счастливым.
   Герцог все еще был красивым и привлекатель­ным мужчиной.
   Он женился, когда был еще очень молод, и через год после свадьбы на свет появился его сын – ему сейчас было двадцать три года.
   Жена герцога долго болела после рождения сына, и Алета появилась на свет пять лет спустя.
   Самому герцогу еще не было пятидесяти. Он был атлетически сложен и производил впечатление молодого, полного сил человека, его ничуть не портила и легкая седина.
   «Папа будет очень счастлив, принимая здесь императрицу», – подумала Алета, радуясь за отца.
   Ей было только очень обидно, что они с от­цом не смогут вместе съездить в Венгрию. Это было бы такое захватывающее приключение! Сколько радости сулила Алете эта поездка!
   Впрочем, девушка понимала, что отец не мог отказаться от поручения, данного ему королевой.
   Ну, а когда он вернется из Дании, сезон будет в разгаре. Герцога станут приглашать на всевоз­можные светские рауты и приемы, а сама Алета дебютирует на лондонском балу и будет пред­ставлена ко двору.
   – Я сейчас же должен связаться с Хейвудом, – говорил тем временем герцог. – Он здесь или в Ньюмаркете?
   На мгновение Алета задумалась.
   – Я почти уверена, что здесь, папенька. Я видела его два дня назад, а в Ньюмаркет он со­бирался только на следующей неделе.
   – Тогда я пошлю за ним – пошлю немед­ленно, – сказал герцог. – Незачем отклады­вать!
   Он позвонил в золотой колокольчик.
   Дверь открылась.
   По традиции, слуги не присутствовали в сто­ловой во время завтрака.
   Дворецкий Беллью появился почти сразу же, и герцог приказал:
   – Пошлите грума за мистером Хейвудом!
   – Хорошо, ваша светлость.
   Поняв по голосу, что герцог торопится, дво­рецкий вышел из столовой быстрее обычного. После его ухода герцог произнес:
   – Не знаю, стоит ли нам отделывать заново королевские покои?
   – Думаю, в этом нет необходимости, папень­ка, – ответила Алета. – Их готовили два года назад для принцессы Александры, вместе с ком­натами, которые занимал принц Уэльский. А с тех пор в этих покоях никто не жил.
   – Да, насколько я помню, – согласился гер­цог. – К тому же можно сказать наверняка, что больше всего императрицу заинтересуют наши ко­нюшни.
   В его голосе прозвучало самодовольство.
   И отец, и дочь знали, что конюшни в Линге не имели равных и были предметом зависти всех остальных жителей графства.
   – Это должно понравиться нашим охотни­кам, – продолжал герцог. – В последнее время их всех затмил Бичерстер. К тому же они навер­няка будут уязвлены тем, что на этот раз импе­ратрица выбрала Питчли.
   – Это заставит их встряхнуться, – заметила Алета. – А мне понадобится новая амазонка!
   – Сошьешь ее у Бушвина, это самый доро­гой портной Лондона.
   – А вам, папенька, понадобятся новые сапо­ги от Максвелла.
   – Ненавижу новую обувь! – пожаловался герцог. – Мои старые сапоги такие удобные!
   – Они уже не имеют надлежащего вида, – стояла на своем Алета.
   При этих словах она встала из-за стола и по­целовала отца в щеку.
   – Я так рада за вас, папенька! Я знаю, как это обрадует вас, а все эти надутые джентльмены Лондона просто позеленеют от зависти!
   Герцог рассмеялся:
   – Ты мне льстишь! Ты не хуже меня зна­ешь, дорогая моя, что императрица приедет не ради меня, а ради лошадей!
   – По-моему, вы напускаете на себя излишнее смирение, папенька, – поддразнила его Алета. – Всем известно, что императрица любит красивых мужчин! Одна маленькая птичка сказала мне, что, когда вы были в Вене, она каждый вечер танцевала с вами, и даже чаще, чем с кем бы то ни было.
   – Где ты только узнаешь все эти сплетни! – притворно рассердился герцог, однако явно был доволен.
   Алета подумала, что ни одна женщина не смо­жет сказать, что он непривлекателен.
   Позже, днем, герцог рассказал Алете, какие инструкции он дал мистеру Хейвуду, и девушка еще больше пожалела о том, что ее отец не может поехать в Венгрию вместе с ней.
   Она много читала о красотах Будапешта и бес­крайних степях, по которым несутся табуны ло­шадей. Доводилось ей слышать и о великолепных дворцах, которые строили себе венгерские дворя­не – по общему признанию, самые красивые муж­чины Европы.
   Алета могла понять, почему императрица пред­почитает венгров очень прозаичным и скучным австрийцам. Впрочем, всем было известно, что в Австрии она бывает очень несчастна и чувствует себя свободно только в Венгрии. Эта страна не­преодолимо влекла ее.
   Кроме того, Алета слышала множество исто­рий о красивых мужчинах, которые были пре­красными наездниками и поэтически возвышенно говорили императрице о своей любви.
   Алета была, очень невинна и до сих пор не подозревала о существовании амурных отноше­ний, столь обычных в Лондоне, в Мальборо-Хаус, где тон задавал принц Уэльский.
   Истории об императрице Австрии и, о ее нео­бычайной красоте всегда интересовали девушку. Множество таких историй она услышала от гос­тей отца.
   Конечно, и слуги не оставили без внимания столь интересную тему.
   Будь мать Алеты жива, она не одобрила бы, что ее дочь проявляет интерес к сплетням слуг.
   В 1874 году императрица посетила Белвуар, замок герцога Рутландского, – тогда она впер­вые охотилась в Англии.
   Одна из служанок, бывших тогда в замке, те­перь служила у Лингов. Эмили – так ее звали – только и говорила, что о красоте императрицы. Алета немало от нее понаслушалась.
   Ну и, кроме того, Алета слышала кое-что и от отца.
   – Королева в сопровождении Джона Брауна посетила Вентнор, где останавливалась императ­рица, – сказал он как-то одному из своих гостей.
   – Я слышал об этом, – ответил тот. – Ее дочь была больна, и врачи прописали ей солнеч­ные ванны.
   – Именно так, – согласился герцог. – Но мне говорили, что Джон Браун был ослеплен кра­сотой императрицы!
   За этими словами последовал взрыв смеха.
   Алета знала, над чем смеются гости, – Джон Браун был мрачного вида шотландец, всюду со­провождавший королеву Викторию. Будучи ее фа­воритом, он частенько бывал невыносимо груб с придворными и дворянами.
   Когда смех стих, один из гостей герцога заметил:
   – Может, Джон Браун и был повергнут, но маленькая Валерия ужасно испугалась королевы. Она сказала: «Я никогда не видела таких тол­стых дам!»
   Последовал новый взрыв смеха, но Алета не присоединилась к нему. Ее интересовало только то, что говорили о прекрасной императрице.
   Два года назад, когда высокородная дама еще раз посетила Англию, пошли новые сплетни. Все только и говорили, что, о ее связи с капитаном Бэем Миддлтоном, да о том, что императрица неутомима и у нее всегда хорошее настроение.
   Она посещала каждый Стипл-Чеиз по сосед­ству и однажды даже выиграла серебряный ку­бок. Именно после этого сплетники начали строить догадки, отчего она стала еще красивее, чем рань­ше, – из-за охоты или из-за мужчины, с кото­рым она охотилась.
   Алета с отцом были знакомы с капитаном Мид­длтоном, и девушка прекрасно понимала, почему императрица так высоко ценила этого человека.
   Ему было тридцать лет. Он был высок и кра­сив – рыжевато-каштановые волосы и смуглое лицо. Прозвище «Бэй» он получил из-за знаме­нитой лошади, которая выиграла Дерби 1836 года.
   Однажды Бэй Миддлтон был приглашен в Годолло, где он охотился вместе с отцом Алеты. Девушка всегда мечтала о том, как однажды она сможет охотиться вместе с ними.
   А теперь императрица сама приедет в Линг!
   Алета знала, что это самая потрясающая но­вость для ее отца, для нее самой и для всех жите­лей усадьбы и поместья.
   Услышав новости, мистер Хейвуд был замет­но взволнован.
   – Я собирался поговорить с вашей светлос­тью о лошадях, которые поступили в продажу у Тэттерсалла, – сказал он герцогу. – Однако если вы намерены приобрести венгерских произ­водителей, в этом нет нужды.
   – А почему бы не купить и тех, и тех? – спросил герцог. – Если ваш отъезд в Венгрию совпадет с моим, у нас будет достаточно времени, чтобы выучить лошадей к приезду императрицы.
   – Ни для кого не секрет, ваша светлость, что больше всего на свете я люблю тратить ваши день­ги! – заметил мистер Хейвуд.
   Герцог рассмеялся.
   Известие о предполагаемом осеннем визите им­ператрицы, как на крыльях облетело дом, помес­тье, деревни и графство.
   Несколько дней подряд приходили люди, же­лавшие знать, правда ли, что императрица соби­рается гостить в Аинге.
   – Это правда, – снова и снова повторяла Алета и вновь видела в глазах посетителей удив­ление, восхищение и зависть.
   Вопреки ее уверениям, что комнаты для импе­ратрицы не нуждаются в переделке, отец распо­рядился произвести кое-какие улучшения, например, подновить золотые украшения на по­толке и стенные панели.
   – Сколько вы пробудете в Дании, папень­ка? – спросила Алета, когда он начал собирать вещи и достал из сейфа свои медали и всевоз­можные знаки отличия.
   – Боюсь, что не меньше двух недель, доро­гая, – ответил он. – Жаль, что я не могу взять тебя с собой!
   – Очень жаль, – согласилась Алета. – Без вас здесь будет так скучно.
   – Приедет твоя кузина Джейн, – отозвался полковник.
   Алета состроила гримаску, но промолчала.
   Кузине Джейн было за шестьдесят, и к тому же она была глуховата. Она жила всего в не­скольких милях, и всегда была готова побыть в роли компаньонки Алеты, если возникала необходимость.
   Но самое неприятное заключалось в том, что кузина была невероятно скучна. Алета знала, что отец старается не приглашать кузину Джейн, ког­да сам бывает дома.
   Впрочем, у нее был один выход.
   Она могла сбежать от постоянных тетушки­ных жалоб на здоровье, уехав на верховую про­гулку.
   Однажды Алета попыталась взять в компань­онки родственницу помоложе, но вскоре обнару­жила, что та ужасно ездит верхом и обижается, если на прогулке ее оставляют позади.
   Вот кататься с отцом – это совсем другое дело, и когда отец дома, к нему каждый день приезжают интересные люди.
   В провинции полковник устраивал всевозмож­ные состязания и скачки.
   – Возвращайтесь поскорее, папенька! – по­просила Алета.
   – Вернусь сразу же, как только смогу, – ответил герцог. – Я люблю датчан, но все эти протокольные визиты и бесконечные речи просто сводят меня с ума!
   – Разве королева не могла послать вместо вас кого-нибудь еще? – сердито спросила Алета.
   У герцога блеснули глаза.
   – Ее величество хочет, чтобы ее представи­тель выглядел достойно!
   Алета рассмеялась:
   – В точности, как вы, папенька! Подозреваю, что вы, как всегда, оставите за собой целый шлейф разбитых сердец датчанок!
   – Где ты только набралась таких мыслей! – отозвался отец, но Алета знала, что он доволен ее словами.
   За день до отъезда герцога приехал мистер Хей­вуд, чтобы в последний раз перед отъездом обсу­дить с ним некоторые детали своего поручения.
   Они проговорили до вечера.
   Мистер Хейвуд остался на ужин. Перед этим он послал к себе домой грума, и тот привез его вечерний костюм.
   Когда Алета в новом платье – из тех, что специально были куплены для лондонского дебю­та, – спустилась вниз, мистер Хейвуд произнес:
   – Леди Алета, вы, несомненно, будете коро­левой любого бала, который посетите, точь-в-точь, как ваша матушка много лет назад.
   – Мне никогда не бывать такой красивой, – ответила Алета. – Но я приложу все усилия, что­бы отцу не пришлось стыдиться за свою единствен­ную дочь.
   – О нет! Такого просто быть не может! – ответил мистер Хейвуд.
   Его искренность понравилась Алете. Она знала, что понравилась этому человеку, и это знание несколько успокоило ее.
   Она всегда боялась, что не сможет поддер­жать легенду о Лингах, род которых славился своей красотой на протяжении многих веков.
   Лингов писали самые известные художники своего времени, а в галерее Ван-Дейка в Линге висели портреты, имевшие весьма заметное фамиль­ное сходство с Алетой. Впрочем, она не меньше походила на других своих предков, запечатленных на висевших в гостиных портретах кисти Гейнсборо, сэра Джошуа Рейнольдса и Ромни.
   «Я должна буду поддержать этот образ», – думала Алета.
   Она понимала, что раз уж мистер Хейвуд за­метил ее красоту, нет смысла так волноваться по этому поводу – а ведь два-три года назад она всерьез из-за этого переживала.
   Тогда она находилась в «возрасте дурнушек» и частенько слышала, как друзья ее отца говорили:
   – Как, неужели это Алета? Я-то думал, она будет похожа на свою мать, – а уж та была красавица, – которой не было равных.
   Они вовсе не хотели обидеть девочку, но Але­та каждую ночь молилась о том, чтобы стать кра­сивее. И произошло чудо – ее молитвы были услышаны.
   Теперь, глядя в зеркало, она видела черты, очень напоминавшие ее мать и других красавиц герцогинь.
   И все же Алета до сих пор сомневалась в себе.
   Поздно вечером, когда мистер Хейвуд ушел, Алета сказала отцу:
   – Знаете, папенька, я так надеюсь, что мис­тер Хейвуд был прав, и я понравлюсь людям в Лондоне.
   – Не людям, а мужчинам! – ответил герцог. – Уверяю тебя, дорогая моя, ты очень кра­сива и с возрастом будешь только хорошеть.
   – Вы… и вправду так думаете, папенька?
   – Разумеется, – отозвался герцог. – Я уже присматриваю тебе мужа.
   Алета застыла и ошеломленно уставилась на отца.
   – М-мужа? – переспросила она.
   – Ну, конечно же, – заметил герцог. – Если бы твоя мать была жива, она бы не меньше меня желала, чтобы ты сделала прекрасную партию и вышла замуж за человека, которого мы хотели бы видеть своим зятем.
   На мгновение Алета умолкла, а потом негром­ко произнесла:
   – Папенька… я думаю… что лучше сама… найду себе мужа.
   Герцог покачал головой:
   – Это невозможно!
   – Но… почему? – спросила Алета.
   – Потому, что в семьях королей и таких, как мы, дворян браки всегда устраиваются с особым тщанием.
   Помолчав, он добавил:
   – Ты моя единственная дочь, и поэтому я буду особенно строг к твоему будущему мужу. Я хочу, чтобы он, как говорят в народе, был тебе ровня.
   – Но папенька, а что, если я… не буду лю­бить его?
   – Любовь приходит в браке, и к тому же, доченька, я найду такого человека, которого ты обязательно полюбишь.
   – А если он… – тихо произнесла Алета, – если он… не полюбит меня… и женится только потому, что я ваша дочь?
   Отец махнул рукой:
   – Боюсь, что это неизбежно. Конечно, муж­чина, если он аристократ, всегда надеется полю­бить жену так, как я любил твою мать.
   Герцог умолк, словно вернувшись в прошлое, а потом добавил:
   – Но, как правило, он довольствуется тем, что французы называют «mariage de convenance», потому, что его голубая кровь должна смешивать­ся только с такой же, особенно если его невеста красива и сможет достойно продолжить его род.
   Алета молчала. Наконец она произнесла:
   – Мне кажется, что это звучит слишком хо­лодно, словно девушка – товар на прилавке ма­газина.
   – Все не так плохо, – чуть сердито отозвал­ся ее отец. – Обещаю тебе, дорогая моя, что не заставлю тебя выходить за человека, который тебе не понравится.
   – Я хочу… я хочу любить, – тихо сказала Алета, – и хочу… чтобы он любил меня просто потому, что я – это я.
   – Многие мужчины будут любить тебя толь­ко за это, но когда дело коснется брака, я скорее выберу человека, который сможет сделать тебя счастливой, чем того, которого ты, в столь юном возрасте, выберешь сама.
   – Что вы хотите сказать? – спросила Алета.
   – Я имею в виду, – ответил герцог, – что молоденькие девушки, очень часто бывают обма­нуты мужчинами, владеющими даром очаровы­вать.
   Немного подумав, он добавил:
   – Иногда ласковые слова говорятся не про­сто так, если принадлежат холодному человеку, у которого вместо сердца кошелек.
   – Вы хотите сказать, что я могу быть обма­нута тем, что человек говорит, а не тем, что он чувствует? – медленно произнесла Алета.
   – Некоторые мужчины могут быть весьма красноречивы, особенно когда речь идет о день­гах и положении, – цинично заметил герцог.
   Алета промолчала.
   Она знала, что любой англичанин счел бы за счастье стать зятем герцога Буклингтонского.
   А она была его единственной дочерью.
   Конечно, большая часть состояния отойдет ее брату, который в тот момент был советником вице-короля в Индии, но и самой Алете кое-что доста­нется. Да и мать оставила ей довольно много денег.
   Отец не упомянул об этом, но девушка была достаточно умна, чтобы понять, что в Лондоне найдется множество охотников жениться на ней, и не ради нее самой, а только потому, что она – дочь своего отца.
   – Раньше мы не говорили об этом, – доба­вил отец, – но я собирался сделать это перед поездкой в Лондон.
   После паузы он продолжил:
   – Дорогая моя, будь благоразумна и предос­тавь все мне. Ты доверяла мне с самого рожде­ния, и я не верю, что сейчас что-то могло бы измениться.