Картленд Барбара. Возвращение герцога

   Она сначала попыталась сопротивляться, но вдруг положила голову ему на плечо.
   — О, Дэвид… Дэвид! — еле слышно шептала она. — Я… проиграла! Он не послушает меня… Он собирается… уничтожить все, что мы… любим. Все, что у нас… осталось…
   Она всхлипнула и неожиданно жалобно спросила:
   — Ты сердишься, что я… не оправдала твоих надежд и… потеряла имение? О, Дэвид… мне так стыдно, что я оказалась такой… глупой и… бессильной…
   Слезы покатились у нее из глаз.
   Герцог смотрел, как рыдания сотрясают ее тело. Девушка все еще не пришла в себя, похоже, у нее был жар.
   Она плакала, а Шеридан только крепче обнимал ее. Он надеялся, что принимая его за Дэвида, Айлин чувствует себя хоть немного спокойнее.
   Она заговорила снова, и ее голос был полон отчаяния:
   — Я… проиграла… Я проиграла!..
   Герцог осторожно опустил ее голову на подушку, и положил на лоб холодный компресс.
   Видимо, от холода температура немного спала, и Айлин снова впала в забытье.
   Шеридан вытер ей лоб полотенцем и прикрыл девушку одеялом.
   Вместо того чтобы вернуться в классную, он остался сидеть у нее в изголовье.
 
   Айлин очнулась и открыла глаза. Она была в своей спальне, но в приоткрытую дверь ей было видно, что в классной комнате кто-то есть.
   Было уже утро, и солнечный свет через незанавешенное окно заливал классную. В ее спальне занавеси были задернуты.
   Она попыталась вспомнить, что с ней случилось и почему кто-то сидит в соседней комнате.
   Вспомнив грабителей, которые требовали у нее сокровища низама, пистолет, направленный на герцога, она тихо вскрикнула от ужаса.
   На ее голос, человек в соседней комнате встал и подошел к двери спальни. Она узнала Сингха.
   — Вы прийти в себя, леди-саиб? Вы узнавать меня?
   — Вы Сингх, — ответила Айлин. — Что случилось? Почему вы здесь?
   Сингх подошел к окну и раздвинул занавеси.
   — Вы быть больны, леди-саиб. Быть без сознания четыре дня.
   — Четыре дня! — воскликнула Айлин. — Не может быть!
   — Четыре, — подтвердил Сингх. — Теперь леди-саиб лучше.
   Он налил что-то в стакан и протянул его девушке.
   — Леди-саиб пить, — сказал он. — Свежий ячменный отвар.
   Айлин показалось, что стакан очень тяжелый. Она с трудом удержала его.
   Сделав несколько глотков, она протянула стакан Сингху и вновь опустилась на подушки.
   — Вы были при мне сиделкой? — спросила Айлин.
   Сингх кивнул.
   — Рана на голове много лучше. Жар уйти.
   — И вы сидели со мной всю ночь?
   Сингх покачал головой.
   — Нет. Мастер делать это. Теперь он принимать ванна и спать перед прогулкой верхом.
   Айлин вскрикнула от изумления.
   — А Пегас! С ним все… в порядке?
   — Мастер ездить на нем каждый день. Очень хороший конь.
   — Очень хороший, — согласилась Айлин и с улыбкой закрыла глаза. Она чувствовала себя безумно усталой, но в то же время, счастливой.
   Герцог был здесь. Он не уехал.
 
   Несколько часов спустя, в спальню вошла Эмили с теплой водой для умывания и свежей ночной рубашкой. Рубашка когда-то принадлежала матери Айлин и была гораздо красивее, чем ее собственная.
   Она была украшена оборками и голубыми лентами, каждая из которых завязывалась на конце маленьким бантиком.
   Когда Эмили поправила постель и расчесала волосы Айлин, вошел Сингх. Он перевязал рану и заверил девушку, что дела идут на поправку.
   — Доктор говорить, леди-саиб почти здорова, — сообщил он. — Все очень рад!
   Эмили рассказала ей, что цветы, которые заполняли комнату, присланы ей жителями деревень.
   — Все так беспокоились о вас, миледи. Сперва дети принесли цветы, затем Бен, кучер, привез трех старушек из деревни. Они справлялись о здоровье вашей милости!
   — Как они добры, — воскликнула Айлин. — Надеюсь, с ними хорошо обошлись?
   — Его светлость лично принял их. Все хотели видеть его. Ваша светлость может не сомневаться, они расскажут о нем всей деревне.
   Айлин рассмеялась, представив, какие разговоры пойдут по деревне!
   Последним событием за многие годы была смерть ее отца.
   Конечно, история о грабителях, которые проникли в дом и напали на нее, будет обсуждаться еще много лет.
   Когда Эмили закончила свои дела и вышла, Айлин вдруг испугалась, что необходимость сидеть с ней по ночам, вероятно, была для герцога нелегким испытанием и раздражала его.
   Как он вообще согласился на это? Но ведь и Эмили, и миссис Берд были слишком стары, чтобы дежурить около нее круглые сутки. А Глэдис была слишком занята в кухне.
   Шеридан в роли сиделки — это и поражало, и смущало Айлин.
   Стоило ей подумать о нем, как она услышала шаги герцога.
   Он подошел к двери в ее спальню, и Айлин уставилась на него широко раскрытыми глазами: впервые с момента их встречи герцог был одет с той элегантностью, которая, по ее понятиям, пристала джентльмену.
   — Доброе утро, Айлин, — сказал герцог, подходя к постели. — Мне сказали, что вы пришли в себя. Я уже боялся, что вы Спящая Красавица, и в ближайшую сотню лет пауки оплетут вас своей паутиной.
   Айлин рассмеялась.
   — Мне очень… жаль, что… я доставила вам… столько хлопот.
   — Да уж, за вас пришлось побеспокоиться, — невозмутимо произнес он и спросил:
   — Голова очень болит?
   — Не очень, только вот этот ушиб на лбу еще побаливает.
   Герцог опустился на кровать рядом с ней:
   — Как только вы могли подумать, что в одиночку способны справиться с грабителями?
   Айлин вспыхнула:
   — Наверное, это было действительно глупо.
   Я не успела подумать…
   — К счастью, я видел, как вы взбежали по ступенькам.
   — Так вот почему вы… появились как раз вовремя! — воскликнула Айлин и добавила:
   — Я помню, тот человек сказал, что отрежет мне палец, если я не скажу, где спрятаны… сокровища низама!..
   — Я услышал слова «сокровища низама», еще когда шел по коридору, и сразу понял, зачем эти люди здесь!
   — Если бы вы… не пришли…
   — Забудем об этом. Они предстанут перед судом примерно через неделю. Мистер Уиккер уверен, что их сошлют в Австралию или же они получат по пятнадцать лет тюрьмы.
   — Их… не… повесят? Эти люди так ужасны… Я бы не хотела, чтобы подобное произошло… еще с кем-нибудь!
   — Они могли пристрелить меня. Если бы вы позволили им сделать это, все ваши беды могли бы кончиться.
   Айлин не решилась взглянуть на него, но герцог видел, как краска заливает ее лицо.
   — Не будем говорить об этом сейчас. Лучше я скажу, что Пегас ждет не дождется вашего возвращения.
   Глаза Айлин загорелись.
   — Он хорошо вас слушался?
   — Он относился ко мне терпимо. Но давал ясно понять, что предпочитает другого хозяина.
   Айлин улыбнулась.
   — Я бы хотела увидеть его! Вот только боюсь лестница будет узка для него.
   — Лучше уж вы сами навестите его, как только будете в силах сделать это.
   — Мне уже хорошо! Я думаю, завтра я смогу встать.
   — Я больше чем уверен, что доктор Дэвисон не позволит вам этого. Но он сказал мне, что вы неплохо играете в шахматы. Если вам будет скучно, я готов сразиться с вами. Я и сам увлекаюсь этой игрой.
   Айлин захлопала в ладоши.
   — Я была бы рада! Папа часто играл со мной, пока… был еще здоров… И с Дэвидом мы играли, когда погода была неподходящая для верховой езды.
   — Посмотрим, как вы будете себя чувствовать завтра, — пообещал герцог.
   Они немного помолчали, затем Айлин с тревогой спросила:
   — Чем вы… были заняты… все эти… четыре дня?
   В ужасе она ждала, что он скажет ей что-нибудь о своих распоряжениях относительно дома.
   Но Шеридан поднялся со словами:
   — У меня было не так уж много времени.
   Пришлось привыкать бодрствовать ночью и высыпаться днем.
   — Это так… благородно… с вашей стороны… И я могу лишь просить прощения за то, что… была такой… обузой… для вас.
   — Я бы не стал употреблять это слово. А теперь, думаю, вам лучше отдохнуть. Я зайду к вам попозже.
   Шеридан пошел к выходу. Когда он уже был в дверях, Айлин сказала:
   — Я уверена, что… больше… нет необходимости сидеть со мной… ночью. Если мне будет… что-нибудь нужно, я… справлюсь сама.
   — Конечно, — ответил герцог. — Однако я уверен, что доктор Дэвисон посоветует вам не торопиться.
   Он постоял, словно ожидая ответа, и Айлин сказала:
   — Спасибо… еще раз… за вашу доброту.
   При этих словах девушка взглянула на герцога, и их взгляды встретились. Ей показалось, что в его глазах мелькнуло странное выражение, она не поняла, какое именно.
   В начищенных сапогах, в элегантном костюме для верховой езды, Шеридан выглядел как подлинный герцог. Когда он повернулся и вышел, Айлин с удивлением отметила, что почему-то больше не чувствует к нему ненависти.

Глава 6

 
   — Мат!
   Айлин разочарованно смотрела на доску.
   — Вы снова выиграли? — воскликнула она. — А я-то считала себя хорошим игроком.
   Герцог улыбнулся.
   — Меня научил играть отец еще много лет назад. Быть может, шахматы в нашей семье — это традиция?
   — Почему бы и нет? С тех пор, как эту игру придумали китайцы, она всегда считалась .развлечением для интеллектуалов.
   — Вы и меня относите к ним? — поинтересовался герцог.
   Расставляя фигуры на доске, Айлин сказала:
   — Я думаю, вы довольно умны в… некоторых отношениях, и изрядно… глупы — в других.
   Она произнесла это, не подумав, но, сообразив, как грубо прозвучали ее слова, смущенно подняла глаза на герцога.
   — Простите… Я… не хотела… этого говорить…
   — Я ценю откровенность, — ответил Шеридан, — даже если она звучит не слишком приятно.
   Помолчав немного, он спросил:
   — Думаю, мне известны причины, по которым вы считаете меня глупым, и все же мне хотелось бы услышать это от вас.
   — Вы… этого… хотите?
   Герцог кивнул, и Айлин, сидя напротив него за столиком в классной комнате, подумала — в который раз, — что этот человек, несомненно, очень приятен и в то же время совершенно не похож на лондонского джентльмена, как она представляла его себе.
   Главное, что ощущалось при общении с ним, были его энергия и жизненная сила. Они и притягивали к нему, и мешали думать о нем, как об обычном человеке, вроде ее отца или Дэвида.
   Было в нем что-то от инопланетянина.
   И все же в течение последних трех дней, пока Айлин поправлялась после болезни, он был необычайно добр к ней.
   Доктор Дэвисон решительно запрещал ей резкие движения.
   — О травмах головы известно очень немного, — говорил он. — Единственное, в чем я убедился, вылечив немало подобных случаев, произошедших на охоте, так это то, что до тех пор, пока не исчезнет опухоль, необходимо как можно меньше двигаться. Пусть тело само занимается своим исцелением.
   — Я не хочу… лежать, — раздраженно отвечала Айлин. — Я хочу… спуститься вниз и… проехаться верхом на Пегасе…
   — Его светлость с успехом справляется с этим за вас. А у меня нет ни малейшего желания наблюдать, как вы превращаетесь в слабоумную. Я настаиваю на том, чтобы вы не выходили отсюда до тех пор, пока я не разрешу вам.
   Айлин рассмеялась, что ей необыкновенно шло.
   — Я помню, вы говорили мне почти то же самое, когда мне было восемь лет и я упала с моего пони. И вы угрожали привязать меня к кровати или запереть в спальне!
   — Вам повезло, что я не сделал ни того, ни другого, — сказал доктор Дэвисон. — Когда вы были маленькой, вы нередко падали.
   — Я всегда была сорви-головой, — тихо произнесла Айлин, — ас тех пор, как я выросла, мне редко доводилось почувствовать себя так же свободно.
   Она вспомнила долгие часы, проведенные у постели отца, его крик и обвинения по любому поводу, и по ее лицу пробежала тень.
   Только Пегас помог ей тогда не потерять рассудок.
   Во время верховых прогулок ранним утром она успокаивалась. Иногда камердинер отца освобождал ее ненадолго и днем.
   Пожалуй, за те два года, которые казались ей столетиями, не будь Пегаса, она могла умереть раньше отца.
   Теперь этот кошмар остался позади, а впереди уже маячил другой: если герцог закроет дом, ей придется решать, как жить дальше.
   Она ложилась и вставала, задавая себе одни и те же вопросы, и не находила ответа.
   Если бы герцог регулярно не навещал ее, эти мысли не давали бы ей покоя и днем. Когда Айлин почувствовала себя настолько хорошо, что смогла выйти в классную комнату, он принес туда старую, потертую кожаную шахматную доску, на которой она играла еще с отцом, и предложил ей сыграть.
   От радости ее глаза засверкали, а на бледных щеках проступил румянец.
   Доктор Дэвисон еще не разрешал ей одеваться, как обычно, поэтому, Айлин надела изящный халат, принадлежавший еще ее матери.
   Он был сшит из голубого атласа — чуть темнее ее глаз — и оторочен кружевами. Герцогиня перешила его из бального платья, которое она носила еще в молодости.
   Шею облегал кружевной воротник, а рукава — отделаны двумя рядами оборок.
   Чтобы не утомляться, укладывая волосы в прическу, Айлин просто перевязала их бантом на затылке.
   Солнечный луч, светивший в окно, окружал ее головку подобием золотого нимба, но девушка и не догадывалась, что это делало ее похожей на ангела.
   Сидя перед шахматной доской в ожидании герцога, она чувствовала себя несколько неловко.
   Впрочем, девушка пыталась убедить себя, что после ночей, проведенных Шериданом у ее кровати, смущаться было нелепо.
   Накануне они уже сыграли несколько партий, и сегодня, к ее восторгу, герцог опять пришел к ней сразу после обеда.
   — Вы ездили на Пегасе сегодня утром? — спросила она, когда Шеридан уселся напротив нее.
   — Конечно, — ответил герцог. — Я бы не решился предстать перед вами, если бы недоглядел за ним.
   — А где вы были? — задумчиво спросила Айлин.
   — Далеко, — неожиданно сказал герцог. — Я обнаружил на северной границе имения сланцевый карьер.
   — Да, я знаю о нем.
   — Я поговорил с людьми в деревне…
   — Литтл-Флэдбери?
   — Да, Литтл-Флэдбери, — кивнул герцог, — и они сказали, что сланцевый пласт в карьере еще не исчерпан, но разработки прекратились десять лет назад, так как заказов на сланцы не поступало.
   — Боюсь, в этом была папина вина. Он поссорился с нашим управляющим, который, как мне помнится, действительно, мало понимал в делах. Но, выгнав его, папа так и не нашел ему замену, потому что уже был стеснен в средствах.
   — Значит, некому было искать заказчиков на ваш сланец? Полагаю, с гравийным карьером произошла та же история?
   Айлин улыбнулась.
   — Вы и его отыскали?
   — Просто невероятно, что можно так сильно нуждаться в средствах, как ваш отец, и не заняться разработкой природных богатств на территории своего же имения!
   Айлин беспомощно развела руками.
   — Должно быть, вы правы, но отец никогда не был деловым человеком.
   — Но кто-то ведь мог посоветовать ему?
   — Возможно, мистер Уиккер и его партнеры пытались, но, я уверена, он их не слушал.
   Мама очень любила его, поэтому никогда не спорила с ним и не противоречила ему, кроме исключительных случаев.
   — Именно так и должны вести себя женщины!
   Это прозвучало вызывающе, но Айлин видела, как герцог слегка прищурился и насмешливо улыбнулся.
   — Если женщина хочет… вдохновлять своего мужа, — подумав, ответила девушка, — она должна с ним спорить, если знает, что он… поступает не правильно. Должна хотя бы попытаться… направить его по верному пути…
   Однако чувствуя себя не вправе осуждать мать, Айлин добавила:
   — Скорее всего мама и не знала об этих карьерах. Я сама услышала о них только от слуг.
   — И вы не напомнили об их существовании отцу?
   — До маминой смерти — нет. Потом дела пошли еще хуже, и я предлагала папе восстановить разработку гравия.
   Айлин вспомнила, как отец закричал, чтобы она не лезла не в свое дело, что когда ему понадобится совет, он сам его попросит.
   В гневе он добавил, что не собирается, подобно лавочнику, распродавать то, что принадлежит ему.
   По выражению лица герцога она поняла, что нет нужды рассказывать ему, как отнесся отец к ее предложению.
   — Разумеется, — небрежно произнес он, — меня долго не было в Англии, и я не знаю, как положено вести себя английскому джентльмену, но трудно поверить, что все они так богаты, что не обратят внимания и на золотую жилу, если найдут ее в собственном саду.
   Его слова отвлекли Айлин от тяжелых воспоминаний. Она рассмеялась и ответила:
   — Про золотые жилы мне неизвестно, но я слышала, что некоторые из представителей знати имеют угольные копи и весьма преуспевают, а герцог Вестминстерский получает баснословную прибыль от аренды принадлежащих ему домов в Лондоне.
   — К сожалению, ни угольных копей, ни жилых кварталов в имении я не обнаружил, — ответил герцог.
   — Насколько я помню, мой прапрадед проиграл несколько улиц и площадей, которые принадлежали семье. Все, что осталось, это лишь несколько домов, за которые арендаторы платят один-два шиллинга в неделю, да и то, если вспомнят об этом.
   — И куда деваются эти драгоценные шиллинги?
   Айлин строго взглянула на герцога и ответила:
   — Вы… знаете. Дома находятся в таком… плохом состоянии, а люди… так стеснены в средствах, что я… не могу брать с них денег…
   Герцог улыбнулся.
   — Так я и предполагал! Вы, Айлин, такой же неделовой человек, как и ваш отец!
   — Я знаю, — ответила девушка. — Мне часто бывает так стыдно из-за того, что мы ничем не можем помочь арендаторам, что порою мне кажется, что… это мы должны платить им.
   Герцог не ответил, и, помолчав, она осторожно спросила:
   — Что… станет с ними, когда… вы уедете?..
   Призрак работного дома был частью ее ночных кошмаров.
   Там жен и мужей отделяли друг от друга, и попав в это огромное мрачное здание, старики были уверены, что не выйдут оттуда живыми.
   — Об этом я не хотел бы говорить прямо сейчас, — сухо ответил герцог, и Айлин подумала, что он боится возобновления споров, не хочет больше слушать ее мольбы.
   Какой смысл ему повторять лишний раз, что решение принято, и он не собирается его менять.
   Словно опасаясь ее настойчивости, герцог встал из-за стола.
   — Вы… уже уходите? — быстро спросила Айлин. — Пожалуйста, давайте сыграем еще раз…
   Герцог бросил взгляд на каминные часы.
   — Я бы с удовольствием, — ответил он, — но кое-кто хотел увидеть меня, и я вынужден просить прощения.
   — Увидеть… вас?
   Не отвечая на вопрос, герцог сказал:
   — Перед ужином я приду пожелать вам спокойной ночи, а пока, чтобы порадовать вас, сообщаю добрую весть. Доктор Дэвисон сказал, что если вы хорошо выспитесь, то сможете завтра спуститься вниз к обеду.
   Айлин вскрикнула от радости.
   — Он так сказал? Он… правда так сказал?
   — С одним условием, — уточнил герцог, — вы должны выспаться и ни в коем случае не будете самостоятельно спускаться и подниматься по лестнице.
   Айлин с недоумением посмотрела на него:
   — Это значит, что я сам отнесу вас. Думаю, вы стали еще легче, чем были, когда я принес вас сюда из кабинета.
   Он улыбнулся и добавил:
   — Это приказ. И еще вам необходимо как следует поужинать. Я скажу миссис Берд, что вы ужасно проголодались!
   — О нет!.. Прошу вас, не делайте этого!.. — воскликнула Айлин, но герцог уже вышел из комнаты.
   Она чувствовала приятное волнение от того, что ее заточение близится к концу, но, подобно туче, набежавшей на солнце, его омрачала мысль о том, что герцог, возможно, уже начал заколачивать окна в пустующих комнатах, готовясь к отъезду.
   В последние дни чувствовалось, что герцог чем-то озабочен.
   Айлин не сомневалась, что он по-прежнему враждебно или равнодушно относится ко всему, что было связано с их родовым владением.
   Казалось, он подчеркнуто не желал иметь никакого отношения к тем богатствам, которые хранились в доме.
   «Не думаю, — размышляла про себя Айлин, — что смогу спокойно смотреть на то, как он будет уничтожать все, что я любила, все, что — нравится ему это или нет — является частью нас обоих…»
   Когда Эмили помогала Айлин ложиться спать, девушка снова с трудом сдерживала слезы.
 
   Наутро, к ее удивлению, Айлин проснулась свежей и бодрой.
   Ночью она горячо молилась о спасении имения, о том, чтобы герцог отказался от своих планов.
   — Господи, прошу тебя… — шептала девушка, — пусть он поймет, что… должен… остаться там, где он… нужнее всего!..
   Она и мысли не допускала, что где-то в нем могут нуждаться больше, чем в имении.
   Впрочем, Айлин признавала, какие трудные задачи ставит имение перед человеком, у которого нет больших денег и который привык к жизни в экзотических странах.
   «Но ведь при его уме он сумел бы найти способ возродить имение и восстановить хотя бы одну ферму», — говорила она себе.
   Силу его ума Айлин ощущала постоянно, порою она просто ошеломляла ее.
   Правда, Айлин отдавала себе отчет в том, как мало она знала о мужчинах.
   И все-таки ей казалось, что недюжинный ум герцога наверняка должен был помочь ему заработать денег за границей.
   Она вспомнила, что слышала о людях, сколотивших состояние в Индии, Сингапуре или Гонконге.
   «Почему мы не можем быть такими, как они?» — спрашивала она себя, глядя на портрет брата.
   Затем Айлин подумала, что, если никакое чудо не может спасти Дом, ей необходимо подумать о своем будущем.
   — Помоги мне, Дэвид… помоги… — произнесла она вслух.
   Ответом ей было молчание, и она подумала, что не только Дэвид, но и сам Господь позабыл о ней, и ничего с этим поделать она не может…
   Готовясь первый раз после болезни спуститься вниз, Айлин надела свое лучшее платье, а Эмили помогла ей уложить волосы.
   — Как вы себя чувствуете, миледи? — заботливо спросила горничная, когда Айлин поднялась со стула перед туалетным столиком.
   — В ногах еще чувствуется слабость, — ответила девушка, — но мне так не терпится спуститься вниз и…
   Она осеклась.
   Айлин собиралась сказать: «увидеть, что происходит», но в данный момент ей меньше всего хотелось об этом думать, поэтому она договорила:
   — ..и увидеть Пегаса!
   — Я знаю, как вы беспокоились о своем коне, миледи, — отозвалась Эмили. — Мы все так рады вашему выздоровлению! А миссис Берд приготовила все ваши любимые блюда.
   — Мне надо добраться до кухни и поблагодарить ее.
   — Но для этого вам придется… — начала было Эмили, но замолчала, успев удержать слова, которые вертелись у нее на языке.
   Айлин с удивлением взглянула на Эмили, но та уже повернулась к ней спиной и открыла дверь.
   В коридоре появился герцог.
   — Доброе утро, ваша светлость, — поздоровалась Эмили. — Ее светлость готовы и ждут вас.
   Айлин не успела выйти в классную комнату, как герцог уже вошел в спальню.
   На нем был изящного покроя сюртук, надетый поверх двубортного жилета, из кармана которого выглядывала золотая цепочка для часов.
   Айлин понимала, что думать об этом ей не пристало, но в голове у нее вертелся вопрос: сколько все это стоило и где он взял деньги?
   На мгновение у нее мелькнула мысль, что герцог успел продать одну из картин!
   Но она тут же осадила себя, решив, что это его дело, в которое она не имеет права вмешиваться.
   Только с момента приезда герцога, у нее на сердце лежал тяжелый груз, и иногда Айлин казалось, что ее сердце не выдержит такого ужаса и отчаяния.
   Однако герцог улыбался, и она нашла в себе силы улыбнуться в ответ.
   — Я пришел вызволить вас из этой темницы. Вы готовы к встрече с внешним миром?
   — Да… Конечно!..
   — Должен сказать, вы прекрасно выглядите! Словно сама весна!
   Айлин с удивлением посмотрела на Шеридана.
   Это был первый комплимент, который она услышала от него, и девушка решила, что он попросту поддразнивает ее.
   — Если у вас столь поэтичное… настроение, вы… должны догадываться… о моих чувствах, — произнесла она в ответ.
   Он поднял ее на руки, и по ее телу пробежала странная дрожь — чувство, никогда не испытанное ею ранее.
   И пока герцог нес ее через спальню и классную комнату, это чувство не покидало ее.
   Он нес ее по коридору, который соединял левое крыло с центральной частью здания.
   Забыв о себе, Айлин со страхом ожидала того, что могло предстать перед ней.
   Ей хотелось закрыть глаза.
   Герцог стал медленно и осторожно спускаться по лестнице, и Айлин увидела, как солнечные лучи, проникая в холл сквозь высокие окна с мозаичными гербами, освещали флаги по обеим сторонам камина.
   Она не верила своим глазам.
   Она даже слегка вздрогнула, и герцог крепче прижал ее к себе. Айлин тихо вскрикнула.
   Впервые за многие годы у парадной двери стояли четверо лакеев в ливреях с блестящими серебряными пуговицами и полосатых жилетках.
   Она смотрела на них, не понимая, сон это или явь.
   Ее губы тронула робкая улыбка, и, заглянув в глаза герцога, она еле слышно выдавила из себя:
   — Откуда… они здесь?..
   — Это то, что я хотел увидеть, когда приехал сюда.
   Айлин замолкла, не в силах больше вымолвить ни слова.
   Герцог ступил на мраморный пол и пронес ее мимо лакеев к Серебряному салону.
   У массивных дверей красного дерева стоял еще один лакей.
   Когда они подошли, он распахнул перед ними дверь салона, мебель в котором стояла в чехлах еще со смерти ее матери.
   И снова девушке показалось, что она грезит наяву.
   Ставни были открыты, и солнце освещало парчовую обивку и позолоту мебели работы Роберта Адама, картины, фарфор, огромные вазы с цветами, стоявшие на столах.