Герцог пронес Айлин к камину и осторожно усадил на диван.
   Он стоял перед ней спиной к камину, который тоже был уставлен цветами, а она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   — Как… вы это все сделали?.. — прошептала она.
   — Скажите, так ли все это должно выглядеть?
   — Все чудесно… Еще прекрасней, чем… было прежде. Но, я не понимаю…
   Вместо ответа герцог подошел к столику в углу комнаты, взял с серебряного подноса бокал и наполнил его шампанским, вынув бутылку из ведерка со льдом.
   Айлин, ошеломленная, не спускала с него глаз.
   Канделябры, недавно покрытые пылью, блестели. Все вокруг было вымыто и вычищено, поблекшие краски обрели свежесть и яркость.
   Герцог протянул Айлин бокал с шампанским и взял другой себе.
   — Я думаю, Айлин, — сказал он, — нам следует выпить за будущее.
   — За… будущее?..
   Голос Айлин дрожал.
   — За будущее, — тихо повторил герцог, — которое может принести вам то, чего вы желаете.
   Айлин робко взглянула на него, не смея верить тому, что только что услышала.
   Не находя слов, она отпила чуть-чуть шампанского.
   После смерти матери ей не приходилось пробовать его, а теперь ей казалось, что оно, как нельзя лучше, соответствует игре солнечного света.
   Когда наконец к ней вернулся дар речи, она спросила:
   — Что… произошло? Я… не понимаю…
   — Нам надо о многом поговорить, Айлин, — ответил герцог, — но пока я хочу, чтобы вы просто наслаждались моментом. У нас будет время для объяснений.
   — Как вам… удалось… сделать все это… так быстро?
   — Мне хотелось сделать вам сюрприз, — просто ответил герцог.
   — Вам… удалось. Когда вы… несли меня вниз, я боялась…
   — Я знаю, чего вы боялись, а теперь я хочу, чтобы вы сказали мне все, чего я не знаю.
   — Что… вы хотите… узнать?
   — Например, кто именно из моих предков привез сюда картины французских художников.
   Откуда те красивые табакерки, что я видел в кабинете. И какой из герцогинь мы обязаны изумительной вышивкой на тех креслах.
   Айлин стиснула руки.
   — Вы… правда… хотите это узнать?
   — Я готов слушать вас.
   Их взгляды встретились, и на мгновение у Айлин перехватило дыхание.
   В этот момент отворилась дверь, и дворецкий провозгласил:
   — Обед готов, ваша светлость.
   Голос мистера Берда окреп, а когда он шествовал по коридору впереди них, Айлин заметила, что двигался он гораздо быстрее и энергичнее, чем последние горькие годы.
   Только когда герцог на руках внес ее в столовую, она начала понимать, хотя была настолько сбита с толку, что мысли у нее путались.
   Вместо Сингха, за каждым стулом стоял лакей, еще двое, находились наготове с другого конца стола.
   Они сели за стол, украшенный цветами, как это было, по словам ее матери, во времена дедушки Айлин. Ее внимание привлекло столовое серебро.
   — Это… обеденный сервиз «Корона Дерби», — заметила она.
   Одни блюда сменяли другие. Можно было не сомневаться, что не одна Глэдис помогала миссис Берд.
   Тем временем герцог говорил ей:
   — Как только вы окончательно поправитесь, вам надо будет заглянуть в конюшню.
   — Вы знаете, я и так хотела бы это сделать!
   — Не только из-за Пегаса. Кстати, скоро он будет ждать вас у парадного входа, чтобы рассказать, как он по вас соскучился.
   Айлин ответила ему сияющим взглядом.
   — Я подумал, что Пегас будет рад, если у него появятся друзья, кроме Гнедого, с которыми можно поболтать. Так что потихоньку в конюшне появляются новые жильцы. Конечно, если вы их одобрите.
   Айлин затаила дыхание, говорить она не могла, а герцог продолжал:
   — К сожалению, пока конюшня не до конца отремонтирована и места маловато, но работы ведутся каждый день. Надеюсь, вы будете приятно удивлены.
   — Не могу… поверить, что… это правда, — повторила Айлин, когда дар речи вернулся к ней.
   — Завтра я докажу вам это, — пообещал герцог, — а после того, как вы увидите Пегаса, я покажу вам еще кое-что.
   Только когда обед подошел к концу и слуги вышли, она, словно боясь услышать ответ, тихо и неуверенно спросила:
   — Скажите мне… почему вы… сделали все это? Как это… оказалось возможно?..
   Откинувшись на своем стуле с высокой спинкой, герцог, держа в руке бокал бренди, посмотрел на Айлин, как ей показалось с насмешливой улыбкой:
   — Иными словами, Айлин, вы хотите узнать, как я смог себе все это позволить?
   — Что… вы… продали?
   Ей с трудом дались эти слова, ибо она боялась услышать ответ.
   — В общем, ничего из принадлежавшего имению.
   В ответ на удивленное восклицание девушки он спросил:
   — Почему вы были так уверены в том, что я нищий?
   — Наверное, — откровенно призналась она, — меня смутила ваша одежда.
   Герцог рассмеялся, но на этот раз в его смехе не было ни горечи, ни цинизма.
   — Мне бы такое и в голову не пришло.
   Я около года жил на севере Сиама и плохо представлял, что происходит в цивилизованных странах.
   — Я никогда… не думала об этом.
   — Вы и не должны были. Когда я приехал в Калькутту и получил письмо от мистера Уиккера, в котором тот сообщал мне о смерти вашего отца, я понял, что мне необходимо срочно вернуться в Англию. Я сел на корабль, не тратя времени на приведение в порядок своего гардероба.
   Айлин тихо вздохнула.
   — С моей стороны… было… достаточно глупо… судить только по одежде…
   — Однако вполне резонно. Кроме того, вам было известно мое отношение к титулу и к семейству Бери в целом.
   Воцарилось молчание. Айлин не сводила глаз с серебряной утвари на столе и цветов, как будто пытаясь убедиться в их реальности. Затем она шепотом спросила:
   — А теперь… они изменились?..
   И снова повисла тишина. Наконец герцог ответил:
   — Вы спасли мне жизнь, Айлин. Теперь, когда я радуюсь жизни, я не могу больше ненавидеть то, что вы так нежно любите.
   Он поставил бокал и сказал:
   — Пойдемте, мне нужно вам кое-что еще показать, прежде чем мы продолжим разговор, а Пегас, как вы знаете, не любит, чтобы его заставляли ждать.
   Девушка, чувствуя, как воскресают ее надежды, попыталась вскочить на ноги, но, сделав слишком резкое движение, пошатнулась. Слабость еще давала себя знать.
   Не говоря ни слова, герцог снова подхватил ее на руки, и Айлин, чувствуя, как от переизбытка чувств у нее кружится голова, прижалась щекой к его плечу и закрыла глаза.
   С девушкой на руках герцог и направился к выходу.
   Айлин чувствовала, как сердца их бьются в унисон.
   Они достигли парадного входа, и герцог осторожно спустился со ступенек.
   Старый конюх держал Пегаса под уздцы, и, когда Шеридан поставил Айлин на ноги, конь радостно потянулся к ней.
   Она обвила его шею руками и чуть дрожащим голосом сказала:
   — Как ты, мой… милый? Я так… по тебе соскучилась…
   Как-то по-своему, Пегас ответил ей, что тоже скучал. Его уздечка была украшена цветами, и гирлянда цветов обвивала шею коня.
   Словно читая ее мысли, Джейкобс сказал:
   — Приукрасить его было трудновато, миледи, хотя он, я думаю, понимал, что это ради встречи с вами.
   — Как ваши дела, Джейкобс? — спросила Айлин. — Его светлость сообщил мне, что в конюшне появились новые лошади.
   — Да такие, которыми можно гордиться, миледи, — ответил Джейкобс. — К тому же, у меня под началом теперь служат еще четверо. Я чувствую себя совсем другим человеком!
   Слыша этот гордый, довольный голос, Айлин вдруг поняла, что сейчас расплачется от счастья, и не желая, чтобы герцог видел ее слезы, она прижалась лицом к шее Пегаса.
   Но Шеридан подхватил ее на руки.
   — Пегас не имеет права занимать все ваше внимание, — сказал он. — У нас еще есть дела.
   Вы увидитесь с ним завтра.
   Что-то в его голосе говорило о том, что он прекрасно понимает ее чувства.
   — Спасибо… Джейкобс, — выдавила из себя Айлин.
   Джейкобс повел Пегаса в конюшню, а герцог понес ее вверх по ступеням крыльца.
   Они прошли по коридору, и Шеридан открыл дверь в кабинет. Айлин сразу заметила, что на полу, вместо старого вытертого ковра лежит новый.
   Мебель блестела так, словно тысячи рук неделями полировали ее. На креслах и диванах лежали новые атласные подушки. В каждом углу комнаты стояли огромные корзины цветов.
   Герцог усадил ее на диван и, видя, что Айлин оглядывается по сторонам, сказал:
   — Я заказал новые занавеси и принес вас сюда, чтобы узнать, какие ламбрекены вы предпочитаете.
   Я познакомился с чертежами, которые Адам сделал для этой комнаты. Он разработал два разных решения, но ни одно из них не было осуществлено.
   Шеридан протянул Айлин чертежи, и, когда она углубилась в них, он проговорил:
   — Эта комната значит для меня больше, чем какая-либо другая. Здесь, Айлин, вы спасли мне жизнь, и здесь я понял, что не позволю ни грабителям, ни кому-то другому забрать у меня то, что принадлежит мне.
   Айлин слушала его, едва дыша. Поймав ее взгляд, герцог добавил:
   — Кроме того, здесь я понял, что никогда не смогу оставить или потерять вас.
   Он говорил так тихо, что на долю секунды Айлин показалось, что она ослышалась. Герцог присел на диван рядом с ней.
   — Вы говорили, что ненавидите меня, и все же спасли мне жизнь. Я хочу знать, что вы думаете обо мне сейчас.
   Айлин вздохнула, взглянула ему в глаза, и вдруг ощутила, как ее душу заполняет странное чувство.
   Ее сердце словно освободилось от страха и тревоги.
   Она пыталась заговорить, но не могла.
   Сердце бешено колотилось у нее в груди. Ей казалось, что вся комната залита ослепительным светом, нисходящим с небес, и этот свет поглощал и герцога, и ее саму.
   Он придвинулся чуть ближе к ней, еще не смея коснуться девушки, и произнес:
   — Кажется, мне было суждено влюбиться в вас. Я люблю вас больше, чем любил кого-либо в своей жизни, и поэтому я больше не могу никого ненавидеть. Все прошлое исчезло, я думаю лишь о будущем — нашем будущем, Айлин.
   Осторожно, словно боясь напугать ее, герцог обнял девушку и прижал к себе.
   Он чувствовал, как она дрожит, видел, что она пытается спрятать лицо на его плече. Приподняв ее голову, Шеридан взглянул Айлин в глаза.
   — Я люблю тебя, — сказал он тихим, слегка дрогнувшим голосом. — Мне нужно знать, моя прекрасная, моя милая, что ты думаешь обо мне.
   И не дожидаясь ответа, Шеридан прильнул к ее губам.
   И Айлин поняла, что сама ждала этого мига, неосознанно молилась об этом.
   Мягкость ее губ возбуждала его, и нежный поцелуй становился все настойчивее, все требовательнее.
   Айлин казалось, что они возносятся к небу, а тоска, уныние и страх исчезают без следа.
   Она не была больше собой, только частью его. Сильные руки Шеридана, его настойчивые губы дарили ей ощущение такой защищенности, о которой девушка никогда не смела даже мечтать.
   И в то же время это был божественный восторг и наслаждение.
   Лишь когда Айлин стало казаться, что душа ее, сбросив оковы плоти, летит ввысь, сопровождаемая звуками музыки и ароматом цветов, ослепленная солнечным сиянием, герцог поднял голову.
   Слова сами срывались с губ девушки:
   — Я… люблю тебя! Я давно поняла, что… люблю тебя, но… я не знала раньше, что… это любовь!..
   — Ты любишь меня! — чуть охрипшим от волнения голосом выговорил герцог. — О, моя драгоценная? Как я хотел услышать эти слова!..
   И их губы снова слились в поцелуе, пока оба не задохнулись. Он так крепко сжимал ее в своих объятиях, что Айлин казалось, будто она умерла и оказалась в раю.
   Когда герцог снова оторвался от Айлин, девушка уткнулась лицом в его шею.
   Он ощущал ее прерывистое дыхание, слышал, как сильно колотится ее сердце, словно готовое выскочить из груди.
   — Я люблю тебя! — повторял герцог. — Боже! Как я люблю тебя!..
   Он стал покрывать поцелуями ее волосы и вдруг тихонько рассмеялся:
   — Как я мог думать, что сумею избежать того, что ты называешь зовом крови? Но дело в том, что для меня он воплотился в одном человеке, в тебе.
   — Я люблю тебя, — сказала Айлин. — Я никогда не думала, что встречу такого человека.
   Такого прекрасного, такого желанного и… так желающего меня…
   — Я докажу, как сильно хочу тебя, — проговорил герцог, — но прежде всего, мое сокровище, нам необходимо пожениться, и как можно скорее.
   — П-пожениться?..
   — Ты думаешь, я слишком стар для тебя?
   Но тебе нужно столькому научить меня и вдохновить на совершение еще более достойных дел, чем те, которыми славился род Бери. И чем быстрее мы начнем, тем лучше.
   В его голосе уже не слышалось былой горечи и боли.
   Айлин теснее прижалась к нему, задыхаясь от счастья.
   — Ты совсем… не стар для меня, но… я боюсь… Я ничего… не знаю об этом… мире и могу… показаться тебе скучной…
   Герцог улыбнулся, властно притянул ее к себе и поцеловал еще более страстно, чем раньше.
   Потом он ослабил свои объятия и произнес:
   — Ты думаешь, я не хочу научить тебя чему-нибудь, кроме любви? Я жажду показать тебе весь мир, моя дорогая, во время нашего медового месяца!
   Ей хотелось о многом спросить его, но он снова поцеловал ее и продолжал целовать, пока она не призналась себе, что за всю жизнь ей не доводилось испытать ничего более прекрасного.
   Его любовь дарила ей чувство такого восторга, о возможности которого она и не подозревала.
   Это было так чудесно, так немыслимо прекрасно, что она не мечтала для себя в будущем ни о чем, кроме счастья быть рядом с ним.

Глава 7

 
   — Думаю, дорогая, — сказал наконец герцог, — тебе лучше пойти наверх и прилечь.
   — Я не хочу… расставаться с тобой, — прошептала Айлин.
   Все ее существо ликовало от прикосновения его губ, и она боялась, что, отпустив Шеридана, потеряет его навсегда.
   Слишком не правдоподобным было это внезапно обретенное счастье.
   Айлин смотрела на него, думая, что нет на свете больше человека, столь же обаятельного, красивого и мужественного.
   — Я… люблю тебя… Я люблю тебя!..
   Обнимая ее, он говорил:
   — И я люблю тебя, моя радость, моя красавица. Я так хочу, чтобы ты поскорее выздоровела и мы могли бы обвенчаться и быть вместе.
   — Я… тоже хочу… этого…
   Он смотрел на нее, и его глаза были полны нежности.
   — Ты так невероятно прекрасна, что я рад был бы остаться и целовать тебя без конца.
   С этими словами герцог разжал свои объятия и продолжал:
   — Но мне придется лишь думать о тебе, пока я буду разговаривать с важными персонами, которые, наверное, уже ждут встречи со мной.
   — Важными персонами? — удивилась Айлин.
   — Один из них должен заделать отверстие в портрете второго герцога, пробитое пулей, которая, если бы не ты, убила бы меня. — Герцог улыбнулся. — Я собираюсь позолотить эту пулю и носить на цепочке для часов на счастье.
   — Но я уже… так счастлива…
   — И я, моя дорогая!..
   Он поцеловал ее в лоб и сказал:
   — Пойдем, я уложу тебя в постель, а то нам с Пегасом придется еще долго ждать твоего выздоровления.
   Айлин улыбнулась ему.
   — Я сделаю все, как ты скажешь. Ведь ты считаешь, что женщина должна быть услужлива и покорна.
   Герцог расхохотался.
   — Сомневаюсь, что ты такая, но я все равно очень люблю тебя!
   Он хотел взять ее на руки, но Айлин остановила его.
   — Погоди. Я только взгляну на портрет. Я так благодарна судьбе, что… пострадал второй герцог, а не ты…
   Она обошла стол, и герцог заметил:
   — На самом деле пуля попала в угол рамы.
   Сам герцог не пострадал. Похоже, удача даже тут не оставила представителя рода Бери.
   — Ему всегда улыбалась удача. Хотела бы я только знать, куда он спрятал свои драгоценности.
   Она взглянула на портрет своего прапрадеда и впервые заметила некоторое сходство между ним и своим возлюбленным.
   Затем, видя, что герцог спешит, она осмотрела раму.
   Пуля попала в самый угол и отбила большой кусок позолоты, который лежал теперь на столе.
   Айлин пригляделась к раме повнимательнее и вдруг удивленно воскликнула:
   — Как странно! Папа всегда говорил мне, что большинство картин, в особенности портретов предков, были вставлены в деревянные рамы.
   Их вырезали из древесины тех деревьев, что росли на территории имения, а потом покрывали позолотой.
   — А эта отличается от них? — спросил герцог.
   — Видишь? Это гипс. Интересно, почему никто раньше этого не замечал!
   Посередине белого пятна в углу рамы выделялось какое-то вкрапление. Айлин потерла его пальцем, полагая, что это дерево, поверх которого позже был нанесен гипс.
   От прикосновения крошки гипса осыпались, но вместо дерева под ее рукой что-то блеснуло.
   Несколько секунд Айлин не могла прийти в себя от изумления, потом громко вскрикнула.
   — Что? Что случилось? — спросил герцог.
   Дрожащим голосом, который совсем не походил на ее собственный, Айлин проговорила:
   — Мне кажется… хоть это и невероятно, но я… нашла… сокровища низама!..
 
   Корабль покачивался на ровной поверхности моря. Было раннее утро. Тишину нарушал лишь мерный шум паровых двигателей. Он и разбудил Айлин.
   Придя в себя, она поняла, что ее голова лежит на плече мужа, который еще крепко спит.
   Золотые лучи солнца проникали через занавеси иллюминаторов. И ей казалось, что их сияние — символ сказочного счастья. Такой стала ее жизнь со дня их свадьбы.
   Каждый день, хотя, казалось, это уже невозможно, Айлин все сильнее влюблялась в герцога.
   Каждую ночь, благодаря ему, она все глубже понимала и познавала любовь.
   И каждое мгновение она готова была спрашивать себя: «Как может он быть столь совершенным?»
   Восторг, который они обретали вместе, возносил их на небеса, где не было ничего, кроме любви.
   «Я так счастлива! Так немыслимо счастлива!..» — думала Айлин.
   , 0т избытка чувств она не удержалась и, повернув голову, поцеловала плечо мужа.
   Не открывая глаз, он притянул ее к себе, и Айлин поцеловала его снова.
   — Люблю… тебя… — шептала она.
   Герцог открыл глаза. В сумраке каюты его жена казалась ему невероятно прекрасной и совершенно неземной.
   Белокурые волосы рассыпались по ее плечам, голубые глаза влюбленно смотрели на него.
   — Каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты становишься еще красивее! — воскликнул герцог.
   Айлин тихо рассмеялась.
   — Я как раз собиралась спросить, как это может быть: каждое утро я люблю тебя еще сильнее, чем накануне?
   — Это правда?
   — Ты знаешь, я всегда говорю тебе правду!
   Он коснулся ее нежной щеки, провел пальцами до подбородка.
   Как всегда, его прикосновение вызвало у нее странное ощущение, что ее пронзили солнечные лучи. Ее сердце забилось сильнее. Она не сомневалась, что герцог ощущает то же самое.
   — Сегодня мы будем в Калькутте, — сказал он. — Должен предупредить тебя, дорогая, что сегодня мы будем на приеме у вице-короля.
   Надеюсь, ты насладишься восточной роскошью.
   — Мне нравится, что ты занимаешь важное положение в обществе. Но в то же время, мне хочется, чтобы… ты был… только со мной…
   Айлин подумала, что ничего не может быть прекраснее их медового месяца на этом корабле, где никто не мог их потревожить.
   С того момента, когда он впервые поцеловал ее, Айлин поверила, что ей никогда больше не придется страшиться будущего и что печали прошлого растаяли, как утренний туман перед восходом солнца.
   Даже находка сокровищ низама не стало более волнующим событием для нее, чем первый поцелуй будущего мужа.
   Сокровища низама были действительно искусно спрятаны вторым герцогом.
   Под разбитым пулей слоем гипса обнаружились бриллианты, изумруды и рубины такой величины, что герцог затруднился назвать им цену.
   Бусины, составлявшие орнамент на раме картины, скрывали в себе жемчужины низама.
   Герцог с помощью Айлин достал часть сокровищ, но потом решил, что спешить в этом деле не годится. Можно было поцарапать жемчужины или повредить какие-нибудь камни.
   Глаза Айлин сияли.
   — Не могу поверить! — говорила она. — Подумать только, ведь мы с Дэвидом обыскали чердаки, подвалы, часовню и все закоулки в доме…
   Она не то засмеялась, не то всхлипнула.
   — Однажды мы сняли почти все книги с полок в библиотеке, так как подумали, что герцог мог спрятать сокровища там!..
   Не в силах побороть волнение, Айлин кинулась к Шеридану и, уткнувшись в его плечо, дрожащим голосом произнесла:
   — Теперь… мы сможем сделать столько всего… для тех людей, что были… преданы нам все эти… тяжкие годы…
   — Я уже подумал об этом. И я уверен, дорогая, что ты можешь распоряжаться этими сокровищами по своему усмотрению. В моем распоряжении довольно внушительное состояние, которое я сумел заработать.
   Айлин рассмеялась, а герцог сказал:
   — Поверишь ли, я до сих пор злюсь на тебя за то, что ты приняла меня за нищего только потому, что я был недостаточно хорошо одет!
   — Прости меня… — прошептала она. — Сейчас ты выглядишь… совсем иначе…
   — Сказочный принц сумел разглядеть в Золушке свою возлюбленную, несмотря на ее обноски, а ты судила обо мне лишь по моему виду.
   Айлин поняла, что он нарочно поддразнивает ее. Шеридан боялся, что находка сокровищ слишком потрясет ее, а излишнее напряжение после болезни было ей вредно.
   — Ну вот, — сказала она, — последняя туча скрылась за горизонтом, и теперь солнце светит для нас обоих…
   — Пусть будет так, — согласился герцог. — Но все же сейчас я отнесу тебя наверх, чтобы ты отдохнула!
   Айлин сморщила носик, а Шеридан добавил:
   — Ты считала, что властность подобает герцогу, так что теперь тебе придется подчиниться.
   Она рассмеялась, а герцог поднял ее и взглянул в глаза девушки с такой нежностью, что сердце замерло у нее в груди.
   — Ты чересчур легкая, — сказал он. — Тебе надо побольше есть. Забудь те дни, когда приходилось экономить на еде!
   — Так… трудно поверить, что… они… действительно закончились…
   Герцог повернулся к портрету второго герцога и сказал:
   — Мы должны поблагодарить его за то, что эти сокровища так долго оставались ненайденными. Теперь он может быть спокоен: они не будут проиграны или пущены на ветер.
   Поцеловав Айлин в лоб, Шеридан добавил:
   — Как твой муж, я должен тебя заверить, что они не будут вложены в сомнительные компании или проекты.
   Айлин подумала, что герцог прав. Если бы сокровища отыскал ее дед, он потратил бы их на вино, женщин и лошадей. А ее отец после смерти жены наверняка растратил бы все, что еще осталось.
   Теперь она думала о миллионе разных дел, которые необходимо было совершить в имений, а это означало, что для его жителей начиналась новая жизнь.
   Молодежь могла надеяться получить работу, а сам Дом мог теперь снова занять подобающее место в сердцах не только нынешнего, но и грядущих поколений рода Бери.
   Герцог понял, о чем думает Айлин, и сказал:
   — Как раз этим я и начал заниматься, но, разумеется, дорогая, мне необходима твоя помощь, без которой я не сумею справиться.
   Сознание, что она нужна Шеридану вызвало у Айлин такой прилив радости, что девушка крепко обвила его шею руками и прижалась к нему.
   — Ты не даешь мне отнести тебя наверх, — укоризненно сказал Шеридан.
   Герцог нежно поцеловал ее и вышел с нею из комнаты.
   Когда они прошли из коридора в холл, Айлин подумала, что все вокруг них сияет ослепительным блеском счастья.
   «Неужели это возможно?» — удивлялась она.
   Словно по мановению волшебной палочки, герцог, из человека, которого она ненавидела, превратился в самого близкого и желанного. Каждое его слово излучало любовь.
   Склонив голову на его плечо, Айлин думала, что чудо, о котором она молилась, произошло, Господь услышал ее просьбы.
   Возможно, Дэвид знал обо всем с самого начала, и дела должны теперь пойти на лад.
   На верху лестницы герцог повернул Айлин лицом к залитому солнцем холлу с лакеями у парадного входа.
   Пока девушка пыталась найти слова, чтобы выразить свое восхищение, он засмеялся и понес ее по коридору в западное крыло.
   — Как ты сумел сделать так, что никто не проговорился о том, что ты готовишь мне такой сюрприз?
   — Все в доме любят тебя и, когда узнали о моих планах, поняли, что я лишь хочу сделать тебя счастливой!
   — Сколько человек ты отправил помогать миссис Берд?
   — Я сбился со счета, — улыбнулся герцог. — Когда она почувствовала, что может просить сколько угодно помощниц, то каждый день стала требовать по одному человеку то в кухню, то в буфетную, то в кладовку или на сыроварню.
   Айлин рассмеялась.
   — Тебе придется постараться, чтобы все они были заняты!
   — Мы этим займемся, когда вернемся из нашего свадебного путешествия.
   Видя ее изумленный взгляд, герцог сказал:
   — Думаю, на сегодня у тебя достаточно впечатлений. Оставь мне кое-что на завтра, а то я боюсь разочаровать тебя.
   — Как ты… можешь… разочаровать меня?
   Не в силах совладать с собой, герцог снова остановился и поцеловал ее.
   Наконец Шеридан сделал усилие над собой и пронес девушку через классную комнату в спальню.
   Она взглянула на него, будто вновь хотела сказать, как прекрасно все было, и герцог сжал ее в своих объятиях.
   Их поцелуй длился долго… так долго, что Айлин поняла: чудо, о котором она молилась, именовалось любовью, и любовь изменила все вокруг, в том числе и самого герцога.
   Герцог послал за Эмили, чтобы уложить девушку в постель. Она действительно устала.
   Вместе с Эмили вошла приятная молодая женщина, которую Эмили называла Роуз.