— Теперь вам известны все тайны его светлости, миледи, — сказала она. — Я хочу представить вам Роуз. Вместе с четырьмя подчиненными ей горничными она займет мое место.
— Вы хотите уйти, Эмили? — спросила Айлин.
— Как только его светлость приготовит дом для меня, — ответила Эмили. — И его светлость обещали сделать все, как нельзя лучше.
Гордость, которая звучала в голосе женщины, была так трогательна, что Айлин сказала:
— Как бы то ни было, Эмили, вы заслужили это за все, что вы делали в наши трудные годы. И, конечно, мне хочется отблагодарить вас теперь.
— Теперь все будет хорошо, миледи, — сказала Эмили, — так же, как было во времена его светлости, вашего дедушки!
Айлин подумала, что именно из-за экстравагантности деда обеднел ее отец.
Но тут же сказала себе, что прошлое есть прошлое, а теперь и герцог, и она сама благодаря сокровищам низама, имеют достаточно средств, чтобы восстановить имение.
Когда Эмили и Роуз вышли, она легла и произнесла пылкую благодарственную молитву.
Важнее всех богатств герцога и всех сокровищ низама была для Айлин обретенная ею любовь!
Она попыталась описать свои чувства герцогу, когда тот заглянул к ней перед ужином.
Он был так великолепен в своем вечернем костюме, что в первые мгновения она могла лишь молча смотреть на него. Затем он протянул к ней руки и запечатлел поцелуй на ее губах.
Он целовал ее до тех пор, пока глаза девушки не заблестели, щеки покрылись румянцем, а дыхание участилось.
— Ты не устала, моя родная?
— Нет, только… возбуждена…
— И я тоже…
— Это правда?..
— Я отвечу на этот вопрос, когда мы поженимся, мое сокровище, а до тех пор тебе лучше не соблазнять меня. Я боюсь напугать тебя и дать тебе повод снова возненавидеть меня.
— Этого… никогда… не случится!..
— Ты уверена?
— Абсолютно! Я люблю тебя… Ты… заполняешь собою весь мир… Ничто не может быть… важнее.
— И даже сокровища? — поддразнил он ее.
— Так хорошо, что они нашлись! И как это ни мне, ни Дэвиду не пришло в голову подумать о таком замечательном месте! Хотела бы я рассказать ему обо всем…
— Я уверен, он знает, — тихо сказал герцог.
Айлин с удивлением посмотрела на него.
— Я так долго жил на Востоке, что начал верить, что смерти не существует. Мы просто проживаем множество жизней в разном обличье.
Айлин издала тихое радостное восклицание и спрятала лицо на груди герцога. Он сказал:
— Мне нужно столькому научить тебя, моя радость, и нам необходимо столько узнать друг о друге, что на это не хватит и столетия. Так что чем скорее мы начнем, тем лучше.
— Я хочу начать… прямо сейчас…
— Настоящим началом должен стать день нашей свадьбы. Это будет послезавтра! — И так как Айлин замерла в изумлении, герцог добавил:
— Я уже побывал у викария. Он очень стар и помнит еще твою мать. Я не сомневаюсь, что обряд венчания пройдет со всей торжественностью.
Айлин обвила руками его шею.
— Как ты догадался о том, чего я хочу? И мы обвенчаемся здесь, в часовне?
— Конечно, — ответил герцог. — Ее уже восстанавливают, а когда ее украсит целое море цветов, это будет самым великолепным местом, где мы сможем принести друг другу свои клятвы.
Не находя слов, Айлин поцеловала его.
В глазах герцога словно вспыхнул огонь.
Он целовал ее до тех пор, пока они снова словно бы вознеслись в небеса, оставив весь мир далеко внизу.
Затем Шеридан уложил девушку в постель и чуть дрогнувшим голосом произнес:
— Я просил тебя не соблазнять меня. Я хотел бы остаться здесь и целовать тебя всю ночь, но мне надо многое успеть сделать к нашей свадьбе.
Он встал, но Айлин удержала его за руку.
— Обещай мне, что не исчезнешь, что проснувшись завтра утром, я не увижу, что ты ушел навсегда!
— Я клянусь тебе, что останусь здесь и буду любить тебя, — ответил герцог.
Проснувшись утром в день свадьбы, Айлин узнала, что герцог успел позаботиться и о ее свадебном платье.
Множество нарядов было доставлено из Лондона.
Роуз и новые горничные подогнали все по фигуре Айлин.
Когда она примерила свое свадебное платье, она с восторгом обнаружила, что турнюр у него такой же, какой она видела в «Журнале для дам», о каком не смела даже мечтать.
Вуаль казалась сотканной руками фей. Бриллиантовая диадема дополняла свадебный наряд.
Позже она узнала, что за ювелирными украшениями герцог посылал в Лондон Сингха, и тот привез не одну диадему, чтобы Шеридан мог выбрать ту, которая ему больше всего понравится.
Спустившись вниз в день свадьбы, Айлин была изумлена тем, как быстро подвигались ремонт и отделка дома.
Повсюду работали маляры, плотники, обойщики, а часовня, как и обещал герцог, была украшена таким количеством цветов, что они совершенно скрывали кое-какие изъяны, устранение которых требовало многих месяцев.
Когда они преклонили колени перед алтарем, освященным более двух веков назад, Айлин показалось, что она слышит пение ангелов.
После того, как они вернулись в Серебряный салон, старый викарий поднял бокал шампанского и сказал:
— Я верю, Господь благословит вас обоих.
Это чудесный день для всех нас. Так прекрасно было узнать, что ваша светлость собирается вернуть имению его былой облик и что люди могут обратиться к вам за помощью и руководством.
Айлин, затаив дыхание, взглянула на герцога глазами, полными любви, и он тихо сказал:
— У нас с женой много планов помощи людям, которые работают на нас, и мы их непременно осуществим, когда вернемся из нашего свадебного путешествия.
— Правда ли, ваша светлость, — спросил викарий, — что вы снова откроете школу?
— В каждой деревне будет своя школа, — ответил герцог. — Я написал письмо епископу, предлагая прислать молодых священников в опустевшие приходы. Кроме того, я думаю расширить и усовершенствовать здание приюта.
Айлин стиснула руку герцога, без слов выражая этим прикосновением обуревавшие ее чувства.
Когда викарий ушел, а герцог отдал распоряжение развезти по деревням пиво и сидр, чтобы их жители могли выпить за здоровье молодых, она сказала:
— Как только я могла усомниться, что ты и есть истинный герцог!..
Она поддразнивала его, но сама была готова плакать от счастья.
— Я еще успею натворить кучу дел, которые тебе не понравятся!
Айлин засмеялась и, прислонившись к плечу мужа, сказала:
— У меня предчувствие, что я снова и снова буду повторять тебе, как ты прекрасен, и в результате ты возомнишь о себе, Бог знает что!
Он рассмеялся и поцеловал ее.
Потом, словно по повелению волшебной палочки, молодые оказались в Париже.
Там герцог накупил для нее столько великолепных нарядов, что Айлин запротестовала, уверяя Шеридана, что корабль, на котором они собирались плыть в Индию, потонет от тяжести их багажа.
Но когда они поднялись на борт пассажирского парохода в Марселе, где все мужчины не могли оторвать от нее восхищенных взглядов, Айлин почувствовала такую уверенность, которой никогда не знала раньше.
Но прекраснее всего для нее было оставаться наедине с герцогом, а ему — одаривать ее любовью, которая превращала робкую девушку в женщину ослепительной, божественной красоты, перед которой он преклонялся.
— Я искал тебя всю свою жизнь, — говорил он. — На картинах и скульптурах, в музыке, на заснеженных вершинах Гималаев, но до сих пор был уверен, что ты существуешь лишь в моем воображении.
— А вдруг… ты… разочаруешься во мне?..
— Этого никогда не будет, любимая моя!
Всякий раз, когда я гляжу на тебя, всякий раз, когда я к тебе прикасаюсь, я влюбляюсь все больше и больше. Я уверен, что боги предназначили нас друг другу с самого начала времен.
— Мне так хочется верить в это! Расскажи мне еще о переселении душ, чтобы я никогда больше не боялась и… не желала… смерти.
Герцог вспомнил слова, которые девушка произносила в бреду и, крепче прижав ее к себе, сказал:
— Неужели ты не знала, что будешь принадлежать мне? И неужели я хоть на миг мог подумать, что мне удастся избежать своей кармы?
И снова он целовал ее, и больше не было слов, а пламя любви разгоралось все ярче и ярче, пока не достигло небывалых высот наслаждения.
Айлин чувствовала, что они стали единым целым, теперь и навсегда.
Лежа в объятиях Шеридана, прильнув к его плечу, она спросила:
— А как… долго мы… пробудем в Индии?
Она еще не задавала ему этот вопрос, опасаясь услышать ответ.
Конечно, ей хотелось, чтобы их медовый месяц длился вечно, но мысли Айлин всегда возвращались к Дому и людям, которые искренне ждали их возвращения.
Зная, о чем она думает, герцог ответил:
— В мире есть множество мест, которые я хотел бы показать тебе. Не только Индию, но и Сиам, Сингапур.
Он заметил вопрос в ее глазах, и договорил:
— Но ты, моя дорогая, убедила меня, как важно мое присутствие в Англии, и я понимаю, что мы не можем путешествовать слишком долго.
Айлин вздохнула с облегчением.
— Я хочу, чтобы ты сам чувствовал это, ведь порою, когда мне бывает так хорошо… когда я бываю так счастлива, я все равно чувствую себя виноватой перед людьми в имении, помочь которым можешь только ты…
— Я помню об этом, но я оставил вместо себя двух знающих людей. Помимо всего прочего, они должны будут открыть работы на сланцевом и гравийном карьерах, а это значит, что множество молодых людей получат работу и им не нужно будет перебираться в город.
Айлин слушала мужа, не перебивая, а он еще крепче прижимал ее к себе, понимая, что она ждала от него именно этих слов.
— К тому же, — продолжал он, — хоть ты и не говорила мне об этом, но я знаю, что во имя нашего рода я должен выполнять некоторые наследственные обязательства в отношении всего графства и королевского двора, которые твой отец игнорировал.
В его тоне звучали иронические нотки, но уже не было ни злобы, ни цинизма.
Он просто посмеивался над самим собой при мысли, что именно он, некогда изгнанный из Тетберийского аббатства, теперь восстанавливает родовые традиции.
— О, милый, — только и могла произнести Айлин, — в мире нет более прекрасного и замечательного герцога!
Она помолчала и спросила:
— Но… будет ли… тебе это… в радость?
— Прежде, чем ты вывернула весь мой мир наизнанку, я собирался стать крупным торговцем. Так я сколотил свое состояние и был вполне доволен своей жизнью на Востоке.
Айлин слушала, затаив дыхание.
— Но теперь я совершенно настроен не только радоваться жизни в роли герцога, но и, возможно, прославлять нашу фамилию, как это делали предки, которыми ты так страстно восхищаешься.
— Я восхищаюсь одним лишь тобой. А после этих слов, я не только обожаю тебя, но и восхищаюсь и горжусь тобой!
Понизив голос, она добавила:
— Только человек, исполненный величия, мог, подобно тебе, изменить свои взгляды во имя свершения благородных дел, лишь потому, что этого от него ожидают другие.
От внимания герцога не ускользнуло восхищение, которое звучало в ее голосе.
В лучах восходящего солнца Айлин была так прекрасна, и в ее глазах герцог прочел такое восхищение, что он сжал жену в объятиях, и их губы нашли друг друга.
Айлин чувствовала, что все это уже свершалось с нею прежде, не в этой, а во множестве иных жизней, и их любовь была стара, как само время, и молода, как само будущее.
Это была их судьба, их карма, и она верила, что теперь, когда они вместе, им удастся сделать мир чуточку лучше для тех, к кому жизнь была менее благосклонна.
— Я люблю тебя, — шептала она, касаясь губ герцога своими губами. — Ты… такой замечательный… Такой красивый! Ты привел меня в рай, где… царит сама любовь!..
— Милая, я всегда хотел, чтобы ты чувствовала себя именно так, — сказал Шеридан. — Я люблю тебя и намерен посвятить всю свою жизнь тебе, исполняя все твои желания!
Произнося эти слова, он приподнялся, и, глядя на Айлин сверху вниз, медленно, словно у них впереди была целая вечность, склонился над ней и снова приник к ее губам.
Она слышала, как их сердца бьются в унисон и упивалась сознанием того, что огонь, сжигающий их обоих, есть сама любовь, благословленная Богом.
И это была любовь, создающая жизнь.
Айлин мысленно молилась о том, чтобы Господь послал им сына, который станет продолжением рода и внесет достойный вклад в историю своей семьи и страны, которой они принадлежат.
— Вы хотите уйти, Эмили? — спросила Айлин.
— Как только его светлость приготовит дом для меня, — ответила Эмили. — И его светлость обещали сделать все, как нельзя лучше.
Гордость, которая звучала в голосе женщины, была так трогательна, что Айлин сказала:
— Как бы то ни было, Эмили, вы заслужили это за все, что вы делали в наши трудные годы. И, конечно, мне хочется отблагодарить вас теперь.
— Теперь все будет хорошо, миледи, — сказала Эмили, — так же, как было во времена его светлости, вашего дедушки!
Айлин подумала, что именно из-за экстравагантности деда обеднел ее отец.
Но тут же сказала себе, что прошлое есть прошлое, а теперь и герцог, и она сама благодаря сокровищам низама, имеют достаточно средств, чтобы восстановить имение.
Когда Эмили и Роуз вышли, она легла и произнесла пылкую благодарственную молитву.
Важнее всех богатств герцога и всех сокровищ низама была для Айлин обретенная ею любовь!
Она попыталась описать свои чувства герцогу, когда тот заглянул к ней перед ужином.
Он был так великолепен в своем вечернем костюме, что в первые мгновения она могла лишь молча смотреть на него. Затем он протянул к ней руки и запечатлел поцелуй на ее губах.
Он целовал ее до тех пор, пока глаза девушки не заблестели, щеки покрылись румянцем, а дыхание участилось.
— Ты не устала, моя родная?
— Нет, только… возбуждена…
— И я тоже…
— Это правда?..
— Я отвечу на этот вопрос, когда мы поженимся, мое сокровище, а до тех пор тебе лучше не соблазнять меня. Я боюсь напугать тебя и дать тебе повод снова возненавидеть меня.
— Этого… никогда… не случится!..
— Ты уверена?
— Абсолютно! Я люблю тебя… Ты… заполняешь собою весь мир… Ничто не может быть… важнее.
— И даже сокровища? — поддразнил он ее.
— Так хорошо, что они нашлись! И как это ни мне, ни Дэвиду не пришло в голову подумать о таком замечательном месте! Хотела бы я рассказать ему обо всем…
— Я уверен, он знает, — тихо сказал герцог.
Айлин с удивлением посмотрела на него.
— Я так долго жил на Востоке, что начал верить, что смерти не существует. Мы просто проживаем множество жизней в разном обличье.
Айлин издала тихое радостное восклицание и спрятала лицо на груди герцога. Он сказал:
— Мне нужно столькому научить тебя, моя радость, и нам необходимо столько узнать друг о друге, что на это не хватит и столетия. Так что чем скорее мы начнем, тем лучше.
— Я хочу начать… прямо сейчас…
— Настоящим началом должен стать день нашей свадьбы. Это будет послезавтра! — И так как Айлин замерла в изумлении, герцог добавил:
— Я уже побывал у викария. Он очень стар и помнит еще твою мать. Я не сомневаюсь, что обряд венчания пройдет со всей торжественностью.
Айлин обвила руками его шею.
— Как ты догадался о том, чего я хочу? И мы обвенчаемся здесь, в часовне?
— Конечно, — ответил герцог. — Ее уже восстанавливают, а когда ее украсит целое море цветов, это будет самым великолепным местом, где мы сможем принести друг другу свои клятвы.
Не находя слов, Айлин поцеловала его.
В глазах герцога словно вспыхнул огонь.
Он целовал ее до тех пор, пока они снова словно бы вознеслись в небеса, оставив весь мир далеко внизу.
Затем Шеридан уложил девушку в постель и чуть дрогнувшим голосом произнес:
— Я просил тебя не соблазнять меня. Я хотел бы остаться здесь и целовать тебя всю ночь, но мне надо многое успеть сделать к нашей свадьбе.
Он встал, но Айлин удержала его за руку.
— Обещай мне, что не исчезнешь, что проснувшись завтра утром, я не увижу, что ты ушел навсегда!
— Я клянусь тебе, что останусь здесь и буду любить тебя, — ответил герцог.
Проснувшись утром в день свадьбы, Айлин узнала, что герцог успел позаботиться и о ее свадебном платье.
Множество нарядов было доставлено из Лондона.
Роуз и новые горничные подогнали все по фигуре Айлин.
Когда она примерила свое свадебное платье, она с восторгом обнаружила, что турнюр у него такой же, какой она видела в «Журнале для дам», о каком не смела даже мечтать.
Вуаль казалась сотканной руками фей. Бриллиантовая диадема дополняла свадебный наряд.
Позже она узнала, что за ювелирными украшениями герцог посылал в Лондон Сингха, и тот привез не одну диадему, чтобы Шеридан мог выбрать ту, которая ему больше всего понравится.
Спустившись вниз в день свадьбы, Айлин была изумлена тем, как быстро подвигались ремонт и отделка дома.
Повсюду работали маляры, плотники, обойщики, а часовня, как и обещал герцог, была украшена таким количеством цветов, что они совершенно скрывали кое-какие изъяны, устранение которых требовало многих месяцев.
Когда они преклонили колени перед алтарем, освященным более двух веков назад, Айлин показалось, что она слышит пение ангелов.
После того, как они вернулись в Серебряный салон, старый викарий поднял бокал шампанского и сказал:
— Я верю, Господь благословит вас обоих.
Это чудесный день для всех нас. Так прекрасно было узнать, что ваша светлость собирается вернуть имению его былой облик и что люди могут обратиться к вам за помощью и руководством.
Айлин, затаив дыхание, взглянула на герцога глазами, полными любви, и он тихо сказал:
— У нас с женой много планов помощи людям, которые работают на нас, и мы их непременно осуществим, когда вернемся из нашего свадебного путешествия.
— Правда ли, ваша светлость, — спросил викарий, — что вы снова откроете школу?
— В каждой деревне будет своя школа, — ответил герцог. — Я написал письмо епископу, предлагая прислать молодых священников в опустевшие приходы. Кроме того, я думаю расширить и усовершенствовать здание приюта.
Айлин стиснула руку герцога, без слов выражая этим прикосновением обуревавшие ее чувства.
Когда викарий ушел, а герцог отдал распоряжение развезти по деревням пиво и сидр, чтобы их жители могли выпить за здоровье молодых, она сказала:
— Как только я могла усомниться, что ты и есть истинный герцог!..
Она поддразнивала его, но сама была готова плакать от счастья.
— Я еще успею натворить кучу дел, которые тебе не понравятся!
Айлин засмеялась и, прислонившись к плечу мужа, сказала:
— У меня предчувствие, что я снова и снова буду повторять тебе, как ты прекрасен, и в результате ты возомнишь о себе, Бог знает что!
Он рассмеялся и поцеловал ее.
Потом, словно по повелению волшебной палочки, молодые оказались в Париже.
Там герцог накупил для нее столько великолепных нарядов, что Айлин запротестовала, уверяя Шеридана, что корабль, на котором они собирались плыть в Индию, потонет от тяжести их багажа.
Но когда они поднялись на борт пассажирского парохода в Марселе, где все мужчины не могли оторвать от нее восхищенных взглядов, Айлин почувствовала такую уверенность, которой никогда не знала раньше.
Но прекраснее всего для нее было оставаться наедине с герцогом, а ему — одаривать ее любовью, которая превращала робкую девушку в женщину ослепительной, божественной красоты, перед которой он преклонялся.
— Я искал тебя всю свою жизнь, — говорил он. — На картинах и скульптурах, в музыке, на заснеженных вершинах Гималаев, но до сих пор был уверен, что ты существуешь лишь в моем воображении.
— А вдруг… ты… разочаруешься во мне?..
— Этого никогда не будет, любимая моя!
Всякий раз, когда я гляжу на тебя, всякий раз, когда я к тебе прикасаюсь, я влюбляюсь все больше и больше. Я уверен, что боги предназначили нас друг другу с самого начала времен.
— Мне так хочется верить в это! Расскажи мне еще о переселении душ, чтобы я никогда больше не боялась и… не желала… смерти.
Герцог вспомнил слова, которые девушка произносила в бреду и, крепче прижав ее к себе, сказал:
— Неужели ты не знала, что будешь принадлежать мне? И неужели я хоть на миг мог подумать, что мне удастся избежать своей кармы?
И снова он целовал ее, и больше не было слов, а пламя любви разгоралось все ярче и ярче, пока не достигло небывалых высот наслаждения.
Айлин чувствовала, что они стали единым целым, теперь и навсегда.
Лежа в объятиях Шеридана, прильнув к его плечу, она спросила:
— А как… долго мы… пробудем в Индии?
Она еще не задавала ему этот вопрос, опасаясь услышать ответ.
Конечно, ей хотелось, чтобы их медовый месяц длился вечно, но мысли Айлин всегда возвращались к Дому и людям, которые искренне ждали их возвращения.
Зная, о чем она думает, герцог ответил:
— В мире есть множество мест, которые я хотел бы показать тебе. Не только Индию, но и Сиам, Сингапур.
Он заметил вопрос в ее глазах, и договорил:
— Но ты, моя дорогая, убедила меня, как важно мое присутствие в Англии, и я понимаю, что мы не можем путешествовать слишком долго.
Айлин вздохнула с облегчением.
— Я хочу, чтобы ты сам чувствовал это, ведь порою, когда мне бывает так хорошо… когда я бываю так счастлива, я все равно чувствую себя виноватой перед людьми в имении, помочь которым можешь только ты…
— Я помню об этом, но я оставил вместо себя двух знающих людей. Помимо всего прочего, они должны будут открыть работы на сланцевом и гравийном карьерах, а это значит, что множество молодых людей получат работу и им не нужно будет перебираться в город.
Айлин слушала мужа, не перебивая, а он еще крепче прижимал ее к себе, понимая, что она ждала от него именно этих слов.
— К тому же, — продолжал он, — хоть ты и не говорила мне об этом, но я знаю, что во имя нашего рода я должен выполнять некоторые наследственные обязательства в отношении всего графства и королевского двора, которые твой отец игнорировал.
В его тоне звучали иронические нотки, но уже не было ни злобы, ни цинизма.
Он просто посмеивался над самим собой при мысли, что именно он, некогда изгнанный из Тетберийского аббатства, теперь восстанавливает родовые традиции.
— О, милый, — только и могла произнести Айлин, — в мире нет более прекрасного и замечательного герцога!
Она помолчала и спросила:
— Но… будет ли… тебе это… в радость?
— Прежде, чем ты вывернула весь мой мир наизнанку, я собирался стать крупным торговцем. Так я сколотил свое состояние и был вполне доволен своей жизнью на Востоке.
Айлин слушала, затаив дыхание.
— Но теперь я совершенно настроен не только радоваться жизни в роли герцога, но и, возможно, прославлять нашу фамилию, как это делали предки, которыми ты так страстно восхищаешься.
— Я восхищаюсь одним лишь тобой. А после этих слов, я не только обожаю тебя, но и восхищаюсь и горжусь тобой!
Понизив голос, она добавила:
— Только человек, исполненный величия, мог, подобно тебе, изменить свои взгляды во имя свершения благородных дел, лишь потому, что этого от него ожидают другие.
От внимания герцога не ускользнуло восхищение, которое звучало в ее голосе.
В лучах восходящего солнца Айлин была так прекрасна, и в ее глазах герцог прочел такое восхищение, что он сжал жену в объятиях, и их губы нашли друг друга.
Айлин чувствовала, что все это уже свершалось с нею прежде, не в этой, а во множестве иных жизней, и их любовь была стара, как само время, и молода, как само будущее.
Это была их судьба, их карма, и она верила, что теперь, когда они вместе, им удастся сделать мир чуточку лучше для тех, к кому жизнь была менее благосклонна.
— Я люблю тебя, — шептала она, касаясь губ герцога своими губами. — Ты… такой замечательный… Такой красивый! Ты привел меня в рай, где… царит сама любовь!..
— Милая, я всегда хотел, чтобы ты чувствовала себя именно так, — сказал Шеридан. — Я люблю тебя и намерен посвятить всю свою жизнь тебе, исполняя все твои желания!
Произнося эти слова, он приподнялся, и, глядя на Айлин сверху вниз, медленно, словно у них впереди была целая вечность, склонился над ней и снова приник к ее губам.
Она слышала, как их сердца бьются в унисон и упивалась сознанием того, что огонь, сжигающий их обоих, есть сама любовь, благословленная Богом.
И это была любовь, создающая жизнь.
Айлин мысленно молилась о том, чтобы Господь послал им сына, который станет продолжением рода и внесет достойный вклад в историю своей семьи и страны, которой они принадлежат.