Страница:
Как только они отдалились от палаццо на достаточное расстояние, чтобы их не могли услышать, Паолина решилась наконец задать вопрос, который вертелся у нее на языке:
– Почему вы отказались? Мне очень хотелось бы побывать в театре, и вы сами говорили, что знакомство с маркизом может оказаться для нас весьма полезным. Почему же мы не можем пойти туда?
Сэр Харвей ответил не сразу. Только когда Паолина обернулась к нему, еле сдерживая раздражение, и повторила свой вопрос, он произнес в ответ:
– Потому, что маркиз женат!
– О! – невольно сорвалось с губ Паолины.
– Да, он женат, – повторил сэр Харвей.
– Почему же он ни разу не упомянул об этом? Где его жена? Она тоже была с ним.
– Нет. По-видимому, они не живут вместе, хотя и не разведены. Семейство Долиони не потерпело бы подобного скандала. Но он женатый человек и, стало быть, вам он ни к чему.
– Но он казался таким милым и обходительным, – произнесла Паолина. – Мне он понравился.
– Это было видно сразу, – отозвался сэр Харвей. – Если только у вас нет желания стать его любовницей, совершенно незачем тратить время на человека, который не может предложить вам ничего другого.
– Неужели вы не можете выражаться не так грубо? – произнесла возмущенно Паолина. – Неужели все в нашей жизни должно зависеть от того, какую это нам принесет выгоду? Неужели мы не вправе иметь друзей, с которыми можно просто поговорить по душам?
– На все ваши вопросы я отвечаю «да», – отрезал сэр Харвей, даже не повысив голоса.
– Я не могу в это поверить, . – возразила Паолина. – Разве мы здесь не для того, чтобы получать удовольствие, и, кроме того...
Внезапно Паолина осеклась. Она вдруг спросила себя, почему ее так возмутил резкий отзыв сэра Харвея о маркизе. Действительно ли он нравился ей, или просто потому, что его серьезность и сдержанность делали его в ее глазах надежным прибежищем после всех преследований со стороны герцога?
– Видите ли, – продолжал тем временем урезонивать ее сэр Харвей, – вам нет никакого смысла терять время, отвечая на ухаживания маркиза или подобных ему. Он уже оказал нам услугу, введя нас в высшее общество Венеции. Завтра нас забросают приглашениями, но сегодня остаток вечера мы проведем дома в тишине и покое.
– Но мы вполне могли бы пойти в театр, – возразила Паолина.
– Чтобы вы могли там встретиться с маркизом! Так ведь? – огрызнулся сэр Харвей.
– О Боже, неужели вы действительно думаете, будто он может что-то значить для меня лично? – ответила вопросом на вопрос Паолина. – Честное слово, это просто нелепо. Только он показался мне очень любезным и... чутким.
– И уж, конечно, весьма неравнодушным к вам, – закончил за нее сэр Харвей.
– Он делал мне комплименты, – ответила Паолина, – но я не думаю, что их следует воспринимать всерьез.
– Весь вопрос не в том, какое значение вкладывал в них маркиз, – произнес сэр Харвей, – но в том, как воспринимаете их вы сами.
Говоря это, он обернулся и взглянул в ее сторону, и впервые Паолина заметила жесткое, почти суровое выражение в его глазах.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она сухо. – Я для вас всего лишь дрессированная зверюшка, которая должна выделывать свои трюки по первому требованию хозяина и только перед подходящей публикой.
– Сказано слишком резко, но полагаю, что в общем вы довольно верно оцениваете ситуацию, – ответил сэр Харвей.
Паолина внезапно притопнула ножкой.
– Иногда я вас просто ненавижу! – вспылила она.
– Боюсь, что меня это нисколько не волнует, – отозвался сэр Харвей. – Все, о чем я вас прошу, – поступать так, как вам говорят.
Гондола между тем подплыла к ступенькам, которые вели к их дворцу. Даже не коснувшись руки сэра Харвея, Паолина соскочила на набережную и скрылась в дверном проеме, опередив его. Голова девушки была поднята высоко, в груди горел огонь негодования. Слова сэра Харвея почему-то испортили для нее все впечатление от вечера. Там, в гостиной, рядом с маркизом, шептавшим ей на ухо любезности, у Паолины на один короткий миг создалось ощущение, будто она на самом деле принадлежит к этому кругу, будто она не совсем чужая здесь, как ей казалось в те первые тревожные часы в Ферраре, когда она пустилась вместе с сэром Харвеем на поиски приключений.
И теперь он резко и грубо снова поставил ее на место. Она была всего лишь девушкой, которую он вытащил из морских волн, не имевшей ни благородного происхождения, ни веса в обществе, и которая была просто облагодетельствована им. Она была обязана ему всем, начиная с платьев, которые носила, и вплоть до каждого куска хлеба, который она ела.
«Это нестерпимо», – снова и снова повторяла про себя Паолина, поднимаясь по лестнице. И все же, несмотря на то, что в груди ее все кипело от раздражения, девушка отдавала себе отчет в том, что гнев ее был вызван не тем, что сэр Харвей отверг приглашение маркиза, но тем, что он постоянно направлял все свои действия к одной конечной цели, ради которой они и затеяли эту игру, – избавиться от нее, выдав замуж за человека достаточно богатого, чтобы с лихвой возместить понесенные им убытки.
Оказавшись у себя в комнате, Паолина сняла платье из серебристого ламэ и бросилась ничком на кровать. Перина оказалась на удивление мягкой, и только тут девушке пришло в голову, до какой степени она должна быть признательна сэру Харвею. Что бы там ни случилось, ей довелось все это испытать. Впервые в жизни она оказалась в Венеции, окруженная сказочной роскошью, познакомилась с людьми, которых, как она прекрасно понимала, вряд ли имела бы возможность даже просто увидеть, разве что на расстоянии, живи она как прежде со своим отцом.
Все эти блага принес ей сэр Харвей – горничную, ожидавшую ее в палаццо, из окна которого она могла любоваться необыкновенной красотой Большого канала.
– Я в Венеции! В Венеции! – снова и снова твердила про себя Паолина, как будто пытаясь вернуть этим словам тот магический смысл, который они имели для нее несколько часов назад. Однако, оказавшись здесь, она в конце концов поняла, что ее куда более заботила ее личная судьба, чем то, что она видела вокруг себя.
Маркиз был женат, и все же она чувствовала к нему невольную симпатию. Это было своего рода прихотью судьбы – привести в их дом человека, который благодаря своему влиянию мог ввести их в высшее общество Венеции, повергнуть его к ее ногам в порыве искреннего восхищения и затем воздвигнуть между ними барьер, который должен был разделить их навсегда, как бы они ни нравились друг другу.
Это казалось выше ее сил, однако Паолина понимала, что ничего другого ей не оставалось. Сэр Харвей был прав. Не было смысла попусту растрачивать свое время и свои чувства на человека, который не мог предложить ей ничего существенного.
Некоторое время спустя Паолина поднялась с постели и, накинув капот поверх нижних юбок, осторожно приоткрыла дверь своей комнаты. Ей хотелось узнать, где сейчас сэр Харвей и какими были его планы на вечер. Теперь она чувствовала стыд из-за того, что в порыве гнева бросилась бежать от него. Ей следовало извиниться перед ним и попросить прощения.
Длинный ряд комнат впереди казался совершенно пустым. Паолина проследовала через анфиладу в надежде найти сэра Харвея на балконе или в маленькой библиотеке. Но его нигде не было, и внезапно девушку охватил страх. Вдруг он ушел куда-нибудь без нее, рассерженный и сытый по горло ее неблагодарностью?
И тогда она увидела его. Он лежал на диване, вытянув ноги и прикрыв глаза. По-видимому, он крепко спал, и только сейчас Паолина поняла, как сильно, должно быть, он устал. Ему не пришлось выспаться прошлой ночью, как ей, да и поединок с герцогом потребовал значительной доли его сил, хотя сэр Харвей и вышел из него победителем.
Паолина взглянула на него сверху вниз и в первый раз заметила, что он был молод. Вероятно, потому, что сэр Харвей до сих пор всегда выступал в качестве покровителя по отношению к ней, она думала о нем, как о человеке в годах, почти ровеснике своего отца. Теперь девушка увидела, что когда он был спокоен и отдыхал, лицо его казалось совсем юным, в нем было даже что-то до странности уязвимое. Он совсем не был похож на беспринципного авантюриста или на человека, которому удавалось выжить только благодаря своему уму и ловкости. Напротив, он выглядел как истинный английский джентльмен, заслуживающий полного доверия, всегда любезный и обходительный с дамами, надежный защитник от любых невзгод, которые могут обрушиться на них в этом мире.
Паолина довольно долго стояла рядом с диваном, и, судя по всему, ее пристальный взгляд потревожил сон сэра Харвея. Все еще не открывая глаз, он повернул голову и хрипловатым голосом чуть слышно спросил:
– Паолина, с вами все в порядке?
Она опустилась рядом с ним на колени.
– Да, конечно, – ответила она. – И я глубоко раскаиваюсь в том, как недавно себя вела. Я этого не хотела. Не понимаю, как я могла быть настолько неблагодарной после всего того, что вы для меня сделали. Пожалуйста, простите меня.
Тогда сэр Харвей открыл глаза и увидел над собою лицо девушки, обрамленное золотистыми локонами, словно ореолом, большие глаза, полные беспокойства и грусти.
– Разумеется, я прощаю вас, – ответил он сквозь сон. – Это все лишь потому, что я волнуюсь за вас. Вы так прекрасны, так дивно, неописуемо прекрасны…
Сэр Харвей снова закрыл глаза, и Паолина заметила, что усталость буквально сморила его. И все же в его голосе было нечто, что заставило ее сердце забиться сильнее. Но по его спокойному, ровному дыханию девушка поняла, что он снова погрузился в спокойный сон. Она поднялась с колен и, вернувшись к себе в комнату, принесла оттуда стеганое одеяло из атласа, набитое лебяжьим пухом, чтобы прикрыть ему колени. Затем Паолина уселась рядом с сэром Харвеем, не отводя взгляда от его лица. Она уже поняла, что сегодня вечером не будет никаких новых развлечений, посещения театра, казино или балов. И тем не менее она чувствовала странное удовлетворение в душе, сидя рядом с ним и наблюдая за тем, как солнце закатилось и на прозрачном небе одна за другой вспыхивали яркие звезды.
Глава седьмая
– Почему вы отказались? Мне очень хотелось бы побывать в театре, и вы сами говорили, что знакомство с маркизом может оказаться для нас весьма полезным. Почему же мы не можем пойти туда?
Сэр Харвей ответил не сразу. Только когда Паолина обернулась к нему, еле сдерживая раздражение, и повторила свой вопрос, он произнес в ответ:
– Потому, что маркиз женат!
– О! – невольно сорвалось с губ Паолины.
– Да, он женат, – повторил сэр Харвей.
– Почему же он ни разу не упомянул об этом? Где его жена? Она тоже была с ним.
– Нет. По-видимому, они не живут вместе, хотя и не разведены. Семейство Долиони не потерпело бы подобного скандала. Но он женатый человек и, стало быть, вам он ни к чему.
– Но он казался таким милым и обходительным, – произнесла Паолина. – Мне он понравился.
– Это было видно сразу, – отозвался сэр Харвей. – Если только у вас нет желания стать его любовницей, совершенно незачем тратить время на человека, который не может предложить вам ничего другого.
– Неужели вы не можете выражаться не так грубо? – произнесла возмущенно Паолина. – Неужели все в нашей жизни должно зависеть от того, какую это нам принесет выгоду? Неужели мы не вправе иметь друзей, с которыми можно просто поговорить по душам?
– На все ваши вопросы я отвечаю «да», – отрезал сэр Харвей, даже не повысив голоса.
– Я не могу в это поверить, . – возразила Паолина. – Разве мы здесь не для того, чтобы получать удовольствие, и, кроме того...
Внезапно Паолина осеклась. Она вдруг спросила себя, почему ее так возмутил резкий отзыв сэра Харвея о маркизе. Действительно ли он нравился ей, или просто потому, что его серьезность и сдержанность делали его в ее глазах надежным прибежищем после всех преследований со стороны герцога?
– Видите ли, – продолжал тем временем урезонивать ее сэр Харвей, – вам нет никакого смысла терять время, отвечая на ухаживания маркиза или подобных ему. Он уже оказал нам услугу, введя нас в высшее общество Венеции. Завтра нас забросают приглашениями, но сегодня остаток вечера мы проведем дома в тишине и покое.
– Но мы вполне могли бы пойти в театр, – возразила Паолина.
– Чтобы вы могли там встретиться с маркизом! Так ведь? – огрызнулся сэр Харвей.
– О Боже, неужели вы действительно думаете, будто он может что-то значить для меня лично? – ответила вопросом на вопрос Паолина. – Честное слово, это просто нелепо. Только он показался мне очень любезным и... чутким.
– И уж, конечно, весьма неравнодушным к вам, – закончил за нее сэр Харвей.
– Он делал мне комплименты, – ответила Паолина, – но я не думаю, что их следует воспринимать всерьез.
– Весь вопрос не в том, какое значение вкладывал в них маркиз, – произнес сэр Харвей, – но в том, как воспринимаете их вы сами.
Говоря это, он обернулся и взглянул в ее сторону, и впервые Паолина заметила жесткое, почти суровое выражение в его глазах.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она сухо. – Я для вас всего лишь дрессированная зверюшка, которая должна выделывать свои трюки по первому требованию хозяина и только перед подходящей публикой.
– Сказано слишком резко, но полагаю, что в общем вы довольно верно оцениваете ситуацию, – ответил сэр Харвей.
Паолина внезапно притопнула ножкой.
– Иногда я вас просто ненавижу! – вспылила она.
– Боюсь, что меня это нисколько не волнует, – отозвался сэр Харвей. – Все, о чем я вас прошу, – поступать так, как вам говорят.
Гондола между тем подплыла к ступенькам, которые вели к их дворцу. Даже не коснувшись руки сэра Харвея, Паолина соскочила на набережную и скрылась в дверном проеме, опередив его. Голова девушки была поднята высоко, в груди горел огонь негодования. Слова сэра Харвея почему-то испортили для нее все впечатление от вечера. Там, в гостиной, рядом с маркизом, шептавшим ей на ухо любезности, у Паолины на один короткий миг создалось ощущение, будто она на самом деле принадлежит к этому кругу, будто она не совсем чужая здесь, как ей казалось в те первые тревожные часы в Ферраре, когда она пустилась вместе с сэром Харвеем на поиски приключений.
И теперь он резко и грубо снова поставил ее на место. Она была всего лишь девушкой, которую он вытащил из морских волн, не имевшей ни благородного происхождения, ни веса в обществе, и которая была просто облагодетельствована им. Она была обязана ему всем, начиная с платьев, которые носила, и вплоть до каждого куска хлеба, который она ела.
«Это нестерпимо», – снова и снова повторяла про себя Паолина, поднимаясь по лестнице. И все же, несмотря на то, что в груди ее все кипело от раздражения, девушка отдавала себе отчет в том, что гнев ее был вызван не тем, что сэр Харвей отверг приглашение маркиза, но тем, что он постоянно направлял все свои действия к одной конечной цели, ради которой они и затеяли эту игру, – избавиться от нее, выдав замуж за человека достаточно богатого, чтобы с лихвой возместить понесенные им убытки.
Оказавшись у себя в комнате, Паолина сняла платье из серебристого ламэ и бросилась ничком на кровать. Перина оказалась на удивление мягкой, и только тут девушке пришло в голову, до какой степени она должна быть признательна сэру Харвею. Что бы там ни случилось, ей довелось все это испытать. Впервые в жизни она оказалась в Венеции, окруженная сказочной роскошью, познакомилась с людьми, которых, как она прекрасно понимала, вряд ли имела бы возможность даже просто увидеть, разве что на расстоянии, живи она как прежде со своим отцом.
Все эти блага принес ей сэр Харвей – горничную, ожидавшую ее в палаццо, из окна которого она могла любоваться необыкновенной красотой Большого канала.
– Я в Венеции! В Венеции! – снова и снова твердила про себя Паолина, как будто пытаясь вернуть этим словам тот магический смысл, который они имели для нее несколько часов назад. Однако, оказавшись здесь, она в конце концов поняла, что ее куда более заботила ее личная судьба, чем то, что она видела вокруг себя.
Маркиз был женат, и все же она чувствовала к нему невольную симпатию. Это было своего рода прихотью судьбы – привести в их дом человека, который благодаря своему влиянию мог ввести их в высшее общество Венеции, повергнуть его к ее ногам в порыве искреннего восхищения и затем воздвигнуть между ними барьер, который должен был разделить их навсегда, как бы они ни нравились друг другу.
Это казалось выше ее сил, однако Паолина понимала, что ничего другого ей не оставалось. Сэр Харвей был прав. Не было смысла попусту растрачивать свое время и свои чувства на человека, который не мог предложить ей ничего существенного.
Некоторое время спустя Паолина поднялась с постели и, накинув капот поверх нижних юбок, осторожно приоткрыла дверь своей комнаты. Ей хотелось узнать, где сейчас сэр Харвей и какими были его планы на вечер. Теперь она чувствовала стыд из-за того, что в порыве гнева бросилась бежать от него. Ей следовало извиниться перед ним и попросить прощения.
Длинный ряд комнат впереди казался совершенно пустым. Паолина проследовала через анфиладу в надежде найти сэра Харвея на балконе или в маленькой библиотеке. Но его нигде не было, и внезапно девушку охватил страх. Вдруг он ушел куда-нибудь без нее, рассерженный и сытый по горло ее неблагодарностью?
И тогда она увидела его. Он лежал на диване, вытянув ноги и прикрыв глаза. По-видимому, он крепко спал, и только сейчас Паолина поняла, как сильно, должно быть, он устал. Ему не пришлось выспаться прошлой ночью, как ей, да и поединок с герцогом потребовал значительной доли его сил, хотя сэр Харвей и вышел из него победителем.
Паолина взглянула на него сверху вниз и в первый раз заметила, что он был молод. Вероятно, потому, что сэр Харвей до сих пор всегда выступал в качестве покровителя по отношению к ней, она думала о нем, как о человеке в годах, почти ровеснике своего отца. Теперь девушка увидела, что когда он был спокоен и отдыхал, лицо его казалось совсем юным, в нем было даже что-то до странности уязвимое. Он совсем не был похож на беспринципного авантюриста или на человека, которому удавалось выжить только благодаря своему уму и ловкости. Напротив, он выглядел как истинный английский джентльмен, заслуживающий полного доверия, всегда любезный и обходительный с дамами, надежный защитник от любых невзгод, которые могут обрушиться на них в этом мире.
Паолина довольно долго стояла рядом с диваном, и, судя по всему, ее пристальный взгляд потревожил сон сэра Харвея. Все еще не открывая глаз, он повернул голову и хрипловатым голосом чуть слышно спросил:
– Паолина, с вами все в порядке?
Она опустилась рядом с ним на колени.
– Да, конечно, – ответила она. – И я глубоко раскаиваюсь в том, как недавно себя вела. Я этого не хотела. Не понимаю, как я могла быть настолько неблагодарной после всего того, что вы для меня сделали. Пожалуйста, простите меня.
Тогда сэр Харвей открыл глаза и увидел над собою лицо девушки, обрамленное золотистыми локонами, словно ореолом, большие глаза, полные беспокойства и грусти.
– Разумеется, я прощаю вас, – ответил он сквозь сон. – Это все лишь потому, что я волнуюсь за вас. Вы так прекрасны, так дивно, неописуемо прекрасны…
Сэр Харвей снова закрыл глаза, и Паолина заметила, что усталость буквально сморила его. И все же в его голосе было нечто, что заставило ее сердце забиться сильнее. Но по его спокойному, ровному дыханию девушка поняла, что он снова погрузился в спокойный сон. Она поднялась с колен и, вернувшись к себе в комнату, принесла оттуда стеганое одеяло из атласа, набитое лебяжьим пухом, чтобы прикрыть ему колени. Затем Паолина уселась рядом с сэром Харвеем, не отводя взгляда от его лица. Она уже поняла, что сегодня вечером не будет никаких новых развлечений, посещения театра, казино или балов. И тем не менее она чувствовала странное удовлетворение в душе, сидя рядом с ним и наблюдая за тем, как солнце закатилось и на прозрачном небе одна за другой вспыхивали яркие звезды.
Глава седьмая
Паолина сидела, прислонившись к спинке кровати, и, как обычно по утрам, допивала шоколад, когда раздался стук в дверь и, прежде чем девушка успела что-либо сказать, она распахнулась. Паолина удивленно подняла глаза. Тереза, ее горничная, прибиралась в комнате, а парикмахер нагревал перед камином щипцы для завивки. К ее замешательству, поскольку он никогда раньше не появлялся в ее спальне, перед нею предстал сэр Харвей.
Он был почти полностью одет, но вместо камзола на нем был яркий парчовый халат, в котором он почему-то выглядел более франтоватым и добродушным, чем обычно.
Паолина поставила чашку с шоколадом на столик, и так как на ней не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки, инстинктивно прикрылась простыней. Впрочем, ее светлые волосы, ниспадавшие на плечи и разметавшиеся по подушке, сами по себе могли служить прикрытием для ее наготы.
– Доброе утро, сестренка, – обратился к ней сэр Харвей и, щелкнув пальцами, дал знать Терезе и парикмахеру, чтобы те покинули комнату.
Они удалились, а Паолина взглянула на него широко раскрытыми от изумления глазами.
– Известия, которые я вам принес, не могут ждать, – объяснил сэр Харвей. Усевшись на краю кровати, он добавил: – Сегодня утром вы выглядите на редкость красивой.
Паолина покраснела.
– И прошу вас, не надо так пугаться при моем появлении, – предостерег ее сэр Харвей. – Не забывайте, что для всех я – ваш брат, и нет ничего неприличного в том, чтобы принимать собственного брата, когда вы еще в постели.
– Я постараюсь помнить об этом, – медленно произнесла Паолина. – Что именно вы хотели мне сказать?
– Только то, что я нашел для вас идеального мужа, – отозвался сэр Харвей.
У Паолины вдруг возникло странное ощущение – словно на сердце ей положили камень. Но она ничего не ответила и только ее глаза, казавшиеся несоразмерно большими на ее тонком личике, внезапно помрачнели. Сэр Харвей между тем продолжал беззаботным тоном:
– На эту мысль меня навел Альберто, хотя, как оказалось, мне уже приходилось встречаться с этим человеком раньше.
– А почему вы решили, что тот джентльмен, о котором вы говорите, пожелает... жениться на мне? – сделав над собой усилие, спросила Паолина.
– Потому, моя дорогая, что он прибыл в Венецию с тем, чтобы найти себе невесту, – ответил сэр Харвей с видом торжества. – Вот уже много лет шли разговоры о том, что его престарелый дядюшка, который взял его к себе и воспитывал как собственного сына, страстно желал найти ему достойную партию. Но граф Леопольдо Риччи – так его зовут – до сих пор упорно противился брачным узам, потому что для него было гораздо удобнее вести жизнь холостяка. А сегодня утром я узнал, что его дядя скончался и Леопольдо унаследовал его имения, но с одним условием. Он должен жениться не позже, чем через год.
– И почему вы думаете, что он должен остановить свой выбор на мне? – спросила Паолина.
– Как он может остаться к вам равнодушным, увидев вас хотя бы раз? – галантно осведомился сэр Харвей. – Кроме того, Альберто, который хорошо знает Леопольдо Риччи, так как он гостил в прошлом году в замке герцога, утверждает, будто он поклялся, что его невестой может стать только блондинка. Это, конечно, значительно сужает выбор.
– Он... хорош собой? – спросила Паолина после некоторого колебания.
– Он богат, красив и весьма любезен в обращении, – ответил сэр Харвей. – Чего еще вам остается желать? Его имения на юге Италии сказочно богаты. У него есть дворец в Риме и еще один здесь, в Венеции. Обыщи я всю Европу, я не смог бы выбрать для любой женщины более подходящего мужа. Вы должны благодарить судьбу за такую удачу.
– Да... конечно... – пробормотала Паолина.
– Судя по вашему тону, вы не особенно рады, – укоризненно заметил сэр Харвей. – Послушайте, моя дорогая, положение одинокой женщины в этом мире никак нельзя назвать завидным. Как только вы выйдете замуж, вы сможете делать все, что вам нравится, и ходить куда вам угодно. Умная женщина всегда сумеет обвести своего мужа вокруг пальца. Но если вдруг, предположим, под давлением обстоятельств или просто потому, что у меня не останется больше денег, нам придется расстаться, что тогда будет с вами?
– Я уже спрашивала себя об этом, – отозвалась Паолина.
– Замужество для вас сейчас единственный выход, – произнес сэр Харвей, слегка повысив голос, словно она бросала ему вызов. – А можно ли найти более благоприятный случай, чтобы представить вас графу, чем сегодня, когда начинается карнавал?
– Карнавал! – воскликнула Паолина. – Я так много слышала о нем!
– Не тот Большой карнавал, который начинается в октябре и заканчивается на Рождество, но один из тех, которые устраиваются каждый год в честь какого-нибудь святого, годовщины разных исторических событий или. просто потому, что люди хотят от души повеселиться. Никто не знает, почему объявляют о карнавале и никого это не заботит. Но он предоставляет полную свободу для развлечений, которую можно ощутить, только скрыв свое лицо под маской.
– И все носят маски? – осведомилась Паолина.
– Все, – отозвался сэр Харвей. – От дожа до самой последней кухарки. Я уже послал Альберто купить для вас маску самой изящной формы, которую только можно достать в Венеции. Затем нам нужно будет подобрать вам платье и тщательно обдумать наши планы.
– Какие планы? – спросила Паолина немного раздраженно.
– Как лучше представить вас графу Леопольдо, разумеется, – отозвался сэр Харвей. – Вероятнее всего, мы встретим его па Пьяцца Сан-Марко. Сегодня там собирается весь город, так что чем скорее вы оденетесь, тем скорее мы сможем отправиться туда.
Сэр Харвей поднялся с места, но едва он оказался рядом с дверью, голос Паолины остановил его.
– Вы... уверены... – произнесла она, запинаясь, – что этот... граф Леопольдо... добрый, приятный человек?
– В нем есть все, чего только может пожелать женщина, – убежденно ответил сэр Харвей. – Но не забывайте, моя дорогая, что цыплят по осени считают. Вам еще нужно ухитриться заполучить его.
Выпустив эту последнюю парфянскую стрелу, сэр Харвей вышел из комнаты и вскоре туда поспешно вернулись Тереза и парикмахер.
Паолина одевалась в молчании. Тереза передала ей распоряжение сэра Харвея надеть голубое атласное платье, украшенное розами. Девушка не спорила и только безропотно повиновалась приказу, облачившись в то платье, о котором говорила Тереза, и позволив парикмахеру сделать ей прическу по собственному вкусу. Сама она сидела неподвижно, уставившись в зеркало, словно погруженная в задумчивость, из которой ее ничто не могло вывести.
Только когда парикмахер закончил укладывать ее волосы и поместил среди локонов и кружев две розы, Паолина взяла у Терезы маску и надела ее на лицо. Без сомнения, маска преобразила ее облик, придав ему пикантность и некий налет кокетства, которое раньше ей не было присуще. Невозможно было не умилиться при виде ее крошечного, чуть вздернутого носика, выглядывавшего из-под темного бархата, соблазнительных алых губ и глаз, загадочно поблескивавших в разрезе маски, которая подчеркивала безупречную белизну ее кожи.
Глядя на свое отражение в зеркале, Паолина не могла удержаться от улыбки. Затем, подхватив юбки кринолина, она поспешила через анфиладу в поисках сэра Харвея.
Он тоже был в маске, так же как и гондольеры и слуги. Всякий, кто покидал пределы частного владения, надевал маску, чтобы не быть узнанным. На небе ярко светило солнце, и весь окружающий мир казался Паолине прекрасным, как никогда. Повсюду, словно грибы, выросшие за ночь, возвышались ярко расцвеченные шатры и балаганы, скрывавшие в себе множество редкостных и удивительных диковин. Когда она вышла из гондолы, вступив на Пьяцетта Сан-Марко, ей было трудно решить, в какую сторону смотреть и куда пойти в первую очередь из-за шума толпы, звуков музыки и призывных криков торговцев. Здесь, под массивной колоннадой, украшенной геральдическим львом и статуей святого Теодора, можно было встретить великанов из Ирландии и женщин в хорватских национальных костюмах, канареек, которые умели считать до тридцати, собак, одетых как дети, и комедиантов из местной труппы, распевающих куплеты или представлявших пантомиму. А между Дворцом дожей и Древней библиотекой толпы людей кружились в танце или любовались затейливыми маскарадными костюмами на других гуляющих. Здесь были акробаты на ходулях, всадники верхом на деревянном коне, женщины в турецких шароварах, дервиши, клоуны и такое разнообразие Арлекинов, Пульчинелл и Пьеро, какое только было доступно воображению.
Сэр Харвей с трудом протискивался через толпу, пока они не миновали длинный ряд шатров и вышли на Пьяцца Сан-Марко, где предписанные правилами приличия соблюдались в большей мере. Здесь собирались аристократы, которых легко было узнать по элегантным платьям и украшенным великолепной вышивкой камзолам, и хотя тут тоже все были в масках, они словно оставались в пределах некоего воображаемого круга, куда люди ниже их по положению не могли проникнуть.
Сэр Харвей и Паолина присоединились к нарядной толпе. Некоторые из присутствовавших пили вино или шоколад за столиками у кафе, другие просто прогуливались по площади, придирчиво разглядывая друг друга сквозь разрезы масок и пытаясь узнать, кто скрывался за ними, позволяя себе при этом вольности и язвительные замечания, которые в любое другое время могли бы нанести ущерб их репутации.
Какой-то кавалер, которого Паолина никогда не встречала раньше, подошел к ней, поднес руку девушки к своим губам и вручил ей букет цветов.
– Самой прекрасной даме в Венеции, – прошептал он ей на ухо и хотел было поцеловать ее в щеку, но Паолина поспешно отпрянула в сторону.
Кавалер рассмеялся и скрылся в толпе, а смущенная Паолина долго смотрела ему вслед, держа в руках букет изысканных и явно очень дорогих цветов.
Сэр Харвей улыбнулся при виде ее замешательства.
– Это обычный комплимент во время карнавала, – заметил он.
Они сели за один из столиков, установленных рядом с кафе. Паолина обратила внимание на то, что Пьяцца была вымощена мрамором и трахитом, который, как ей уже приходилось слышать, привозили сюда с Юганейских холмов к юго-востоку от Падуи. Однако сэр Харвей не отводил взгляда от веселящейся толпы, внимательно присматриваясь то к одному из ряженых, то к другому, пока он наконец не наклонился и тихим голосом обратился к Паолине:
– Вы видите вон там человека в зеленом камзоле? Это и есть граф.
– Откуда вы знаете? – спросила она удивленно. – Он же в маске.
– Альберто разузнал заранее, во что он сегодня будет одет. Это обошлось мне в немалую сумму, но дело того стоит. Это тот самый человек, которого мы ищем.
– И что же дальше? – спросила Паолина слегка язвительным тоном.
Она тоже заметила человека в зеленом камзоле, медленно бредущего через площадь. Он был один, но, судя по всему, пытался найти кого-то из знакомых, так как постоянно осматривался вокруг себя.
– Пойдемте со мной, – произнес сэр Харвей.
Паолина послушно встала с места и направилась вслед за ним. Они смешались с толпой ряженых, и так как Паолина была меньше ростом, чем большинство присутствовавших, она не могла видеть, куда они шли и что происходило кругом, и только следовала наудачу за сэром Харвеем, понимая, что спорить с ним или даже просить у него объяснений в данных обстоятельствах было бесполезно.
Они устремились вперед, улавливая по пути краешком уха обрывки любовных признаний, веселый смех, произнесенные шепотом слова, полные самой пылкой страсти. Затем Паолина внезапно потеряла из вида сэра Харвея и остановилась в нерешительности, почувствовав испуг. Вдруг кто-то за ее спиной толкнул девушку, она оступилась и непременно упала бы, если бы в последний момент не ухватилась инстинктивно за рукав зеленого камзола.
– Я прошу... прощения, синьор, – с трудом пробормотала она и, подняв глаза, увидела перед собой его сложенные в улыбке губы.
– В самом деле, молодой человек, вам следовало быть осторожнее! – раздался позади нее сердитый голос сэра Харвея, обращавшегося к человеку в зеленом камзоле. – Может быть, мы здесь и на карнавале, но не в распивочной. Моя сестра чуть не упала.
– В таком случае я должен принести вашей сестре тысячу извинений, – вежливо ответил тот. – Но я не думаю, что здесь есть моя вина. Дама просто случайно столкнулась со мною.
– Вы хотите сказать, что я лгу? – гневно выкрикнул сэр Харвей, положив руку на эфес шпаги.
Человек в зеленом камзоле рассмеялся.
– Нет, что вы, ничего подобного, – произнес он. – Если вам угодно драться на дуэли, я охотно дам вам удовлетворение, но уверяю вас, что я готов принести прелестной даме свои самые нижайшие и покорнейшие извинения. Черт возьми, сейчас не время и не место для стычек.
Словно не в силах устоять перед таким добродушием, сэр Харвей рассмеялся в ответ.
– Вы правы, – сказал он. – Но нам только что пришлось протискиваться через эту melee[8], где нас изрядно помяли, и это сделало меня раздражительным. Сожалею о своей несдержанности, сударь.
– Позвольте мне еще раз извиниться перед вами, сударыня, – обратился человек в зеленом камзоле к Паолине, сопровождая свои слова изысканным поклоном. Она в ответ сделала глубокий реверанс, недоумевая, каким образом сэру Харвею удастся продолжить этот разговор, который казался ей исчерпанным. Ей недолго пришлось теряться в догадках. Они уже собирались уйти, как вдруг сэр Харвей спросил:
– Если не ошибаюсь, вы – граф Леопольдо Риччи?
– Да, это мое имя, – ответил человек в зеленом камзоле. – Но я думал, что во время карнавала мы все сохраняем инкогнито.
– Мы вправе на это надеяться, – отозвался сэр Харвей. – Но так получилось, что я должен был вас разыскать. Герцог Феррары, с которым моя сестра и я близко знакомы, попросил меня найти вас, как только мы прибудем в Венецию.
– Вы знаете герцога?! – воскликнул граф в изумлении.
– Да, и очень хорошо, – ответил сэр Харвей. – Он предоставил нам свой корабль, чтобы доставить нас сюда, и поручил мне передать вам несколько важных сообщений.
– В таком случае я непременно должен их выслушать, – произнес граф с улыбкой. – Почему бы нам не зайти в винную лавку и там спокойно посидеть вместе? Для меня будет большой честью выпить с вами по рюмочке вина.
– С удовольствием, – отозвался сэр Харвей.
– Тогда проводите нас, – сказал граф.
Сэр Харвей взял Паолину под руку, и они направились в сторону винной лавки. Девушка почувствовала, как его пальцы крепче сжали ее руку, словно он забавлялся тем, что все вышло именно так, как он рассчитывал. И она тоже не могла сдержать улыбки, видя его дерзость.
Они зашли в лавку, принесли вино, и Паолина заметила, как кто-то под столом слегка наступил ей на ногу, словно сэр Харвей хотел напомнить ей, что в ее же собственных интересах ей следовало быть как можно более любезной с графом.
– Я видела снаружи ваш дворец, сударь, – обратилась она к нему с волнением в голосе. – Он великолепен.
– Мой дед истратил на него целое состояние, – ответил граф. – А где вы остановились?
Сэр Харвей назвал ему адрес, после чего, глядя на Паолину, граф спросил:
Он был почти полностью одет, но вместо камзола на нем был яркий парчовый халат, в котором он почему-то выглядел более франтоватым и добродушным, чем обычно.
Паолина поставила чашку с шоколадом на столик, и так как на ней не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки, инстинктивно прикрылась простыней. Впрочем, ее светлые волосы, ниспадавшие на плечи и разметавшиеся по подушке, сами по себе могли служить прикрытием для ее наготы.
– Доброе утро, сестренка, – обратился к ней сэр Харвей и, щелкнув пальцами, дал знать Терезе и парикмахеру, чтобы те покинули комнату.
Они удалились, а Паолина взглянула на него широко раскрытыми от изумления глазами.
– Известия, которые я вам принес, не могут ждать, – объяснил сэр Харвей. Усевшись на краю кровати, он добавил: – Сегодня утром вы выглядите на редкость красивой.
Паолина покраснела.
– И прошу вас, не надо так пугаться при моем появлении, – предостерег ее сэр Харвей. – Не забывайте, что для всех я – ваш брат, и нет ничего неприличного в том, чтобы принимать собственного брата, когда вы еще в постели.
– Я постараюсь помнить об этом, – медленно произнесла Паолина. – Что именно вы хотели мне сказать?
– Только то, что я нашел для вас идеального мужа, – отозвался сэр Харвей.
У Паолины вдруг возникло странное ощущение – словно на сердце ей положили камень. Но она ничего не ответила и только ее глаза, казавшиеся несоразмерно большими на ее тонком личике, внезапно помрачнели. Сэр Харвей между тем продолжал беззаботным тоном:
– На эту мысль меня навел Альберто, хотя, как оказалось, мне уже приходилось встречаться с этим человеком раньше.
– А почему вы решили, что тот джентльмен, о котором вы говорите, пожелает... жениться на мне? – сделав над собой усилие, спросила Паолина.
– Потому, моя дорогая, что он прибыл в Венецию с тем, чтобы найти себе невесту, – ответил сэр Харвей с видом торжества. – Вот уже много лет шли разговоры о том, что его престарелый дядюшка, который взял его к себе и воспитывал как собственного сына, страстно желал найти ему достойную партию. Но граф Леопольдо Риччи – так его зовут – до сих пор упорно противился брачным узам, потому что для него было гораздо удобнее вести жизнь холостяка. А сегодня утром я узнал, что его дядя скончался и Леопольдо унаследовал его имения, но с одним условием. Он должен жениться не позже, чем через год.
– И почему вы думаете, что он должен остановить свой выбор на мне? – спросила Паолина.
– Как он может остаться к вам равнодушным, увидев вас хотя бы раз? – галантно осведомился сэр Харвей. – Кроме того, Альберто, который хорошо знает Леопольдо Риччи, так как он гостил в прошлом году в замке герцога, утверждает, будто он поклялся, что его невестой может стать только блондинка. Это, конечно, значительно сужает выбор.
– Он... хорош собой? – спросила Паолина после некоторого колебания.
– Он богат, красив и весьма любезен в обращении, – ответил сэр Харвей. – Чего еще вам остается желать? Его имения на юге Италии сказочно богаты. У него есть дворец в Риме и еще один здесь, в Венеции. Обыщи я всю Европу, я не смог бы выбрать для любой женщины более подходящего мужа. Вы должны благодарить судьбу за такую удачу.
– Да... конечно... – пробормотала Паолина.
– Судя по вашему тону, вы не особенно рады, – укоризненно заметил сэр Харвей. – Послушайте, моя дорогая, положение одинокой женщины в этом мире никак нельзя назвать завидным. Как только вы выйдете замуж, вы сможете делать все, что вам нравится, и ходить куда вам угодно. Умная женщина всегда сумеет обвести своего мужа вокруг пальца. Но если вдруг, предположим, под давлением обстоятельств или просто потому, что у меня не останется больше денег, нам придется расстаться, что тогда будет с вами?
– Я уже спрашивала себя об этом, – отозвалась Паолина.
– Замужество для вас сейчас единственный выход, – произнес сэр Харвей, слегка повысив голос, словно она бросала ему вызов. – А можно ли найти более благоприятный случай, чтобы представить вас графу, чем сегодня, когда начинается карнавал?
– Карнавал! – воскликнула Паолина. – Я так много слышала о нем!
– Не тот Большой карнавал, который начинается в октябре и заканчивается на Рождество, но один из тех, которые устраиваются каждый год в честь какого-нибудь святого, годовщины разных исторических событий или. просто потому, что люди хотят от души повеселиться. Никто не знает, почему объявляют о карнавале и никого это не заботит. Но он предоставляет полную свободу для развлечений, которую можно ощутить, только скрыв свое лицо под маской.
– И все носят маски? – осведомилась Паолина.
– Все, – отозвался сэр Харвей. – От дожа до самой последней кухарки. Я уже послал Альберто купить для вас маску самой изящной формы, которую только можно достать в Венеции. Затем нам нужно будет подобрать вам платье и тщательно обдумать наши планы.
– Какие планы? – спросила Паолина немного раздраженно.
– Как лучше представить вас графу Леопольдо, разумеется, – отозвался сэр Харвей. – Вероятнее всего, мы встретим его па Пьяцца Сан-Марко. Сегодня там собирается весь город, так что чем скорее вы оденетесь, тем скорее мы сможем отправиться туда.
Сэр Харвей поднялся с места, но едва он оказался рядом с дверью, голос Паолины остановил его.
– Вы... уверены... – произнесла она, запинаясь, – что этот... граф Леопольдо... добрый, приятный человек?
– В нем есть все, чего только может пожелать женщина, – убежденно ответил сэр Харвей. – Но не забывайте, моя дорогая, что цыплят по осени считают. Вам еще нужно ухитриться заполучить его.
Выпустив эту последнюю парфянскую стрелу, сэр Харвей вышел из комнаты и вскоре туда поспешно вернулись Тереза и парикмахер.
Паолина одевалась в молчании. Тереза передала ей распоряжение сэра Харвея надеть голубое атласное платье, украшенное розами. Девушка не спорила и только безропотно повиновалась приказу, облачившись в то платье, о котором говорила Тереза, и позволив парикмахеру сделать ей прическу по собственному вкусу. Сама она сидела неподвижно, уставившись в зеркало, словно погруженная в задумчивость, из которой ее ничто не могло вывести.
Только когда парикмахер закончил укладывать ее волосы и поместил среди локонов и кружев две розы, Паолина взяла у Терезы маску и надела ее на лицо. Без сомнения, маска преобразила ее облик, придав ему пикантность и некий налет кокетства, которое раньше ей не было присуще. Невозможно было не умилиться при виде ее крошечного, чуть вздернутого носика, выглядывавшего из-под темного бархата, соблазнительных алых губ и глаз, загадочно поблескивавших в разрезе маски, которая подчеркивала безупречную белизну ее кожи.
Глядя на свое отражение в зеркале, Паолина не могла удержаться от улыбки. Затем, подхватив юбки кринолина, она поспешила через анфиладу в поисках сэра Харвея.
Он тоже был в маске, так же как и гондольеры и слуги. Всякий, кто покидал пределы частного владения, надевал маску, чтобы не быть узнанным. На небе ярко светило солнце, и весь окружающий мир казался Паолине прекрасным, как никогда. Повсюду, словно грибы, выросшие за ночь, возвышались ярко расцвеченные шатры и балаганы, скрывавшие в себе множество редкостных и удивительных диковин. Когда она вышла из гондолы, вступив на Пьяцетта Сан-Марко, ей было трудно решить, в какую сторону смотреть и куда пойти в первую очередь из-за шума толпы, звуков музыки и призывных криков торговцев. Здесь, под массивной колоннадой, украшенной геральдическим львом и статуей святого Теодора, можно было встретить великанов из Ирландии и женщин в хорватских национальных костюмах, канареек, которые умели считать до тридцати, собак, одетых как дети, и комедиантов из местной труппы, распевающих куплеты или представлявших пантомиму. А между Дворцом дожей и Древней библиотекой толпы людей кружились в танце или любовались затейливыми маскарадными костюмами на других гуляющих. Здесь были акробаты на ходулях, всадники верхом на деревянном коне, женщины в турецких шароварах, дервиши, клоуны и такое разнообразие Арлекинов, Пульчинелл и Пьеро, какое только было доступно воображению.
Сэр Харвей с трудом протискивался через толпу, пока они не миновали длинный ряд шатров и вышли на Пьяцца Сан-Марко, где предписанные правилами приличия соблюдались в большей мере. Здесь собирались аристократы, которых легко было узнать по элегантным платьям и украшенным великолепной вышивкой камзолам, и хотя тут тоже все были в масках, они словно оставались в пределах некоего воображаемого круга, куда люди ниже их по положению не могли проникнуть.
Сэр Харвей и Паолина присоединились к нарядной толпе. Некоторые из присутствовавших пили вино или шоколад за столиками у кафе, другие просто прогуливались по площади, придирчиво разглядывая друг друга сквозь разрезы масок и пытаясь узнать, кто скрывался за ними, позволяя себе при этом вольности и язвительные замечания, которые в любое другое время могли бы нанести ущерб их репутации.
Какой-то кавалер, которого Паолина никогда не встречала раньше, подошел к ней, поднес руку девушки к своим губам и вручил ей букет цветов.
– Самой прекрасной даме в Венеции, – прошептал он ей на ухо и хотел было поцеловать ее в щеку, но Паолина поспешно отпрянула в сторону.
Кавалер рассмеялся и скрылся в толпе, а смущенная Паолина долго смотрела ему вслед, держа в руках букет изысканных и явно очень дорогих цветов.
Сэр Харвей улыбнулся при виде ее замешательства.
– Это обычный комплимент во время карнавала, – заметил он.
Они сели за один из столиков, установленных рядом с кафе. Паолина обратила внимание на то, что Пьяцца была вымощена мрамором и трахитом, который, как ей уже приходилось слышать, привозили сюда с Юганейских холмов к юго-востоку от Падуи. Однако сэр Харвей не отводил взгляда от веселящейся толпы, внимательно присматриваясь то к одному из ряженых, то к другому, пока он наконец не наклонился и тихим голосом обратился к Паолине:
– Вы видите вон там человека в зеленом камзоле? Это и есть граф.
– Откуда вы знаете? – спросила она удивленно. – Он же в маске.
– Альберто разузнал заранее, во что он сегодня будет одет. Это обошлось мне в немалую сумму, но дело того стоит. Это тот самый человек, которого мы ищем.
– И что же дальше? – спросила Паолина слегка язвительным тоном.
Она тоже заметила человека в зеленом камзоле, медленно бредущего через площадь. Он был один, но, судя по всему, пытался найти кого-то из знакомых, так как постоянно осматривался вокруг себя.
– Пойдемте со мной, – произнес сэр Харвей.
Паолина послушно встала с места и направилась вслед за ним. Они смешались с толпой ряженых, и так как Паолина была меньше ростом, чем большинство присутствовавших, она не могла видеть, куда они шли и что происходило кругом, и только следовала наудачу за сэром Харвеем, понимая, что спорить с ним или даже просить у него объяснений в данных обстоятельствах было бесполезно.
Они устремились вперед, улавливая по пути краешком уха обрывки любовных признаний, веселый смех, произнесенные шепотом слова, полные самой пылкой страсти. Затем Паолина внезапно потеряла из вида сэра Харвея и остановилась в нерешительности, почувствовав испуг. Вдруг кто-то за ее спиной толкнул девушку, она оступилась и непременно упала бы, если бы в последний момент не ухватилась инстинктивно за рукав зеленого камзола.
– Я прошу... прощения, синьор, – с трудом пробормотала она и, подняв глаза, увидела перед собой его сложенные в улыбке губы.
– В самом деле, молодой человек, вам следовало быть осторожнее! – раздался позади нее сердитый голос сэра Харвея, обращавшегося к человеку в зеленом камзоле. – Может быть, мы здесь и на карнавале, но не в распивочной. Моя сестра чуть не упала.
– В таком случае я должен принести вашей сестре тысячу извинений, – вежливо ответил тот. – Но я не думаю, что здесь есть моя вина. Дама просто случайно столкнулась со мною.
– Вы хотите сказать, что я лгу? – гневно выкрикнул сэр Харвей, положив руку на эфес шпаги.
Человек в зеленом камзоле рассмеялся.
– Нет, что вы, ничего подобного, – произнес он. – Если вам угодно драться на дуэли, я охотно дам вам удовлетворение, но уверяю вас, что я готов принести прелестной даме свои самые нижайшие и покорнейшие извинения. Черт возьми, сейчас не время и не место для стычек.
Словно не в силах устоять перед таким добродушием, сэр Харвей рассмеялся в ответ.
– Вы правы, – сказал он. – Но нам только что пришлось протискиваться через эту melee[8], где нас изрядно помяли, и это сделало меня раздражительным. Сожалею о своей несдержанности, сударь.
– Позвольте мне еще раз извиниться перед вами, сударыня, – обратился человек в зеленом камзоле к Паолине, сопровождая свои слова изысканным поклоном. Она в ответ сделала глубокий реверанс, недоумевая, каким образом сэру Харвею удастся продолжить этот разговор, который казался ей исчерпанным. Ей недолго пришлось теряться в догадках. Они уже собирались уйти, как вдруг сэр Харвей спросил:
– Если не ошибаюсь, вы – граф Леопольдо Риччи?
– Да, это мое имя, – ответил человек в зеленом камзоле. – Но я думал, что во время карнавала мы все сохраняем инкогнито.
– Мы вправе на это надеяться, – отозвался сэр Харвей. – Но так получилось, что я должен был вас разыскать. Герцог Феррары, с которым моя сестра и я близко знакомы, попросил меня найти вас, как только мы прибудем в Венецию.
– Вы знаете герцога?! – воскликнул граф в изумлении.
– Да, и очень хорошо, – ответил сэр Харвей. – Он предоставил нам свой корабль, чтобы доставить нас сюда, и поручил мне передать вам несколько важных сообщений.
– В таком случае я непременно должен их выслушать, – произнес граф с улыбкой. – Почему бы нам не зайти в винную лавку и там спокойно посидеть вместе? Для меня будет большой честью выпить с вами по рюмочке вина.
– С удовольствием, – отозвался сэр Харвей.
– Тогда проводите нас, – сказал граф.
Сэр Харвей взял Паолину под руку, и они направились в сторону винной лавки. Девушка почувствовала, как его пальцы крепче сжали ее руку, словно он забавлялся тем, что все вышло именно так, как он рассчитывал. И она тоже не могла сдержать улыбки, видя его дерзость.
Они зашли в лавку, принесли вино, и Паолина заметила, как кто-то под столом слегка наступил ей на ногу, словно сэр Харвей хотел напомнить ей, что в ее же собственных интересах ей следовало быть как можно более любезной с графом.
– Я видела снаружи ваш дворец, сударь, – обратилась она к нему с волнением в голосе. – Он великолепен.
– Мой дед истратил на него целое состояние, – ответил граф. – А где вы остановились?
Сэр Харвей назвал ему адрес, после чего, глядя на Паолину, граф спросил: